Любовь божественному противоестественна

      Куинни всегда была согласной — она с детства знала, чем должна заниматься и на большее не претендовала. Это казалось правильным и безопасным. Есть хобби — развлекайся. Есть должность — иди и работай. Тем более работа была несложной, разве что скучной временами, однако Куинни не жаловалась. Даже наоборот. Это её появление всегда освещало коридоры конгресса и поднимало людям настроение. Она была словно соткана из яркого летнего дня: от пшеничных волос, сияющих в солнечных лучах, до открытых честных глаз, наполненных зеленью лугов. Как не верить такому человеку? Как не улыбнуться в ответ? Даже тем, кто был осведомлён о её даре.       Потому что Куинни всегда была хорошей. И дар, который был у неё с рождения, никогда не использовался ею в каких-то по-настоящему корыстных целях. Хотя многие бы не устояли перед таким большим искушением. Когда все мысли человека — желания, страхи, тайны и помыслы — буквально проносится перед тобою, будто в каком-то причудливом калейдоскопе. Всё, что она позволяла себе, это сделать парочку вполне себе невинных намёков в присутствии коллег, чтобы, например, получить желанную премию или отпуск. При этом она знала, что никогда бы не пошла дальше. Не использовала бы это действительно, не прибегла бы к манипулированию.       Она могла шутить над Тиной, говоря вслух буквально всё, что она думала. Сестра раздражённо морщилась, говорила перестать и даже прикрикнуть пыталась, но Куинни только смеялась громче и продолжала с ещё большим удовольствием. Это было лёгкой забавой. Но потом в один день забавы кончаются. Солнце спряталось за тяжёлыми тучами и ему не пробиться, дождь хлещет стеной, а девушка даже не пытается спастись магией, потому что шторм в душе так усмирить не удастся. Куинни чувствует, что теряет всё: от любви и друзей до сестры. Она теряет себя.       А Гриндевальд её находит. Причём во всех смыслах этого слова. И шагая сквозь синее пламя навстречу его протянутой ладони, почти не слыша голосов вокруг, Куинни точно знает, что назад дороги нет. Она оставляет всё привычное, всё тысячу раз осточертевшее. Остальные наверняка не поймут и осудят: Якоб теперь точно ни за что не женится на ней, Тина может ещё попытаться образумить, а поняв, что это невозможно, отречется. Но Куинни так надоело быть удобной и делать то, что должно. Действовать по шаблону, улыбаться, заученно растягивая губы и хлопая ресницами. Она знает — всегда знала — как о ней думают, какой считают. Это было ясно даже без легиллименции. Но Гриндевальд видит в ней намного большее, чем кто-либо другой. И это позволяет Куинни самой увидеть большее.       Замок в Нурменгарде большой и холодный — настоящая каменная крепость. Куинни занимает достаточно большую комнату, обставляет всё, как ей угодно, от полога кровати до столика с зеркалом в винтажной раме. И всё равно чувствует себя неуютно. Она соткана из солнечных лучей и сама привыкла к теплу, а здесь оно не пробирается сквозь толстые каменные плиты и не может согреть её ни днём, ни ночью. Нет сестры, с которой можно поговорить по душам, над которой можно пошутить. И в голове проскальзывает предательская мысль, точно ли она приняла верное решение. Но мысль эта тает как воск пылающей свечи, стоит только Гриндевальду оказаться рядом. Он появляется и всё, что она когда-либо считала важным и достойным внимания, исчезает, становится бессмысленным и пустым. Зато смысл обретает другое.       Куинни не может прочесть его мысли — там стоит такая защита, пробить которую не то что невозможно, но уж точно очень сложно и сделать незаметно не выйдет. И, честно признаться, для неё это облегчение. Как хорошо наконец, когда в присутствии кого-то в голове только собственные мысли. Проникнуть в его разум можно только с его молчаливого разрешения, когда она касается сознания легко, будто пером, и завеса приоткрывается, потому что он позволяет. Остальные же смотрят на неё со смесью страха и зависти, когда Куинни шагает по правую руку от Гриндевальду. Они знают, что она может. Она знает каждую их мысль. Она пока ещё чиста и не чувствует удовольствия от их страха, но вот от этой зависти что-то есть. Не так уж много людей маг подпускает к себе так близко, как её. Куинни ходит с ним везде и всегда. Она видит, что он делает и если сначала желание отвернуться и закрыть уши пересиливает, то со временем, постепенно приходит понимание — некоторые просто не понимают иначе. Некоторым невдомек, что они здесь все ради большего, лучшего и высшего, а они при достаточной сумме галеонов готовы продать любого. Куинни противны такие люди. И смотря на то, что с ними делают, она больше не отворачивается. Идеология Гриндевальда проникает ей под кожу, бурлит в крови и побуждает выполнять свои обязанности хорошо. Нельзя допустить предательства.

***

      У Гриндевальда есть правило — не превозносить кого-то из своих приспешников, чтобы не порождать ненужное и опасное соперничество. Ни к чему лишние расприи между ними. Но оставаясь один и задаваясь вопросом, кто же из них самый ценный, он знает ответ. Имя из шести букв со звонким острым началом и мягким окончанием на кончике языка. Та, что вступила в их ряды не из желания мести или власти, подобно остальным. Та, которой совсем не место во мрачном замке с гуляющим по коридорам сквозняком. Играть с теми, кто подвержен тьме, может быть очень интересно. Делать предположения, каким будет следующий ход, какое решение будет принято и бить в ответ. Манипулировать теми, кто думает, будто они достаточно сильны, может быть весело. Как своеобразная тренировка для поддержания себя в тонусе.       Но ничто из этого не сравнится с наслаждением, когда ты наполняешь тьмой нечто совершенно чистое и невинное. Причём делаешь это медленно, капля за каплей, словно чернила на бумагу или яд в кровь. Гриндевальд просчитывает всё, скрупулезно подбирая каждое слово, будто в головоломке. И он с упоением наблюдает как малахитовые глаза напротив наполняются чуть ли не благоговением. Он не хочет ломать Куинни, хотя мог бы, и это было бы легко. Слишком легко, на самом деле. У него же задача иная, может, сложнее и на её выполнение уйдёт больше времени, но оно тысячу раз того стоит. Он хочет, чтобы зелень её глаз наполнилась тьмой, подобно ночному лесу, прячущему в своей глубине чудовищ.       Он хочет, чтобы проникновение в чужой разум было не только следствием стремления угодить ему, а потому что она сама будет делать это. Потому что её саму будет манить возможность использовать чужие страхи и тайны против человека. И чтобы она не желала забывать то, что видела, а сама уверенно поднимала палочку и наказывала предателя, затесавшегося в их ряды. Видеть, как из неё исчезает последняя наивность. Быть уверенным, что при встрече с кем-то из прошлых друзей, Куинни не колеблясь будет атаковать, потому что для неё в приоритете теперь будет он и то, за что они борются. Да, Гриндевальд хочет быть у неё в приоритете. Одно дело — видеть ужас и восхищение остальных. Другое — благоговение от неё. Её желание показать ему, что не была зря выбрана. Он и так знает, что не зря.       Куинни печёт лимонный пирог и в голове даже мельком не всплывает мысль о Якобе. Хотя ещё пару месяцев назад ассоциации были прочными и, как ей казалось, вечными. Но люди склонны преувеличивать вещи, которые в действительности ничтожны. Он останавливается у двери, наблюдая за ней, и думает, что она единственная из всех, кто здесь обитает, может решить пойти печь пирог. Единственная, которая видя его улыбается не раболепно, не пытаясь скрыть страх, а так просто, хоть и смущённо. А позже вечером, когда они выяснят, что один из парней продал информацию об их планах, Гриндевальд повернётся к ней, открывая своё сознание. И там она увидит, чего он хочет. И не зажмурится, не закроет уши, не пожелает сбежать. А просто поднимет палочку и молча сделает необходимое. Потому что Куинни также хороша и в невербальной магии — способная и гораздо более сильная, чем предполагала. Чем думали все остальные. Кроме него. Солнечная девочка гаснет.