Осенние чары

1990-й год. Человек, который станет папой Эмеритусом I, торопливо шел по длинным сводчатым коридорам церкви. У него была характерная походка человека, который желает поскорее добраться до нужного места, но при этом не хочет показаться слишком взволнованным. Если вы можете представить себе пожилого мужчину в черном стихаре, который быстро шагает по древнему сатанинскому храму с каменными сводами, сжимая в руках сверток в яркой обертке, будто это самая важная в мире вещь, то вы прекрасно представляете эту сцену. Кроме его ботинок. На нем другая обувь. Нет. Нет. Н… ладно, хорошо, давайте двигаться дальше. Человек — для краткости мы будем называть его Примо, — остановился перед определенной дверью. На двери висела приклеенная скотчем записка, выведенная словно бы когтистой рукой и гласившая: КОПИА ЖЫВАДЫХАЕТ НЕ. БЕСПОКОИТЬ! СПОСЕБО… Не обращая внимания на это оскорбление грамматики и синтаксиса, Примо поднял руку и осторожно постучал в дверь костяшками пальцев. — Ди… Копиа, ты жив? Склонив набок лысую голову, Примо повернулся слышащим ухом к двери. Он сумел разобрать шорохи и бормотание. Дверь приоткрылась, и упырь уставился на Примо широко раскрытыми черными глазами. — Э, здрасьте, читать умеете? — упырь указал когтистым пальцем на записку. Примо взглянул на нее и сорвал с двери. Упырь взвизгнул, когда Примо протиснулся мимо него. — Научись писать и помни свое место, зверь, — пригрозил ему Примо. — Он просто беспокоится за меня, отец, — вздохнул Копиа. Он лежал в постели, укрытый одеялами. Его голова была забинтована. Упырь уселся в изножье кровати, словно огромный гибрид кошки со стервятником, и уставился на Копиа. Примо поежился. Упырей создавали не в качестве друзей. То, как непринужденно Копиа называл его отцом, заставило старика устыдиться, что он до сих пор не мог произнести слово «сын». В течение тридцати лет они поддерживали отношения по принципу «Думаю, что я твой отец, но не уверен, как это подтвердить, потому просто буду за тобой присматривать». Но за все это время Примо ни разу не назвал Копиа своим сыном. Примо отодвинул от заваленного книгами рабочего стола Копиа старый, погрызенный крысами стул и поставил его рядом с кроватью. — Ты выжил, и ты разговариваешь. Это хороший знак. Копиа попытался пожать плечами: — Оз… то есть, Особенный Упырь… тоже так сказал. Он оберегает меня с тех пор, как в прошлом году я упал и сломал ногу. Оказывается, упыри не понимают, насколько люди хрупкие… Примо бросил суровый взгляд на упыря — так называемого «Особенного». Тот совершенно не по-упыриному вилял хвостом. Примо вздохнул. У него в голове не укладывалось, что Копиа мало того, что подружился с упырем, так этот самый упырь был еще и дефективным. — Сколько времени понадобилось, чтобы у тебя исчезли галлюцинации, отец? — Они так и не исчезли до конца, — Примо похлопал Копиа по бледной руке. — В этом суть ритуала Синестрос — показать то, что ты продвигаешь здесь, на Земле. Копиа сел в постели и стал возиться с бинтами. Примо помог ему убрать их с правого глаза — на левом следовало носить повязку еще несколько недель. Примо улыбнулся при виде булавочного зрачка, окруженного мутно-зеленой радужкой — это означало, что зрачок левого глаза полностью открылся, а радужка была выбелена черным светом самого Ада. Это был жестокий ритуал, и не все кандидаты могли его пережить. Одни теряли в процессе оба глаза. Другие позже ослепляли себя сами. Некоторые оказывались настолько истощены как физически, так и эмоционально, что умирали на месте. Немногие возвращались обратно, обмотанные бинтами, как Копиа. Только они навсегда утрачивали зрение и дар речи. Примо был в восторге от того, что Копиа не только выжил, но и снова мог говорить. Это было чудо. Зрячим глазом Копиа заметил сверток, лежавший на коленях Примо. — Ты принес мне подарок? — удивленно выдохнул он. Примо усмехнулся и протянул ему сверток. — Просто небольшой подарок в честь того, что ты выжил. Я хотел купить открытку, но клянусь Темным Владыкой, эти современные открытки… — он вздохнул. — Их слишком много, но найти подходящую невозможно. Копиа разорвал обертку, и его глаз расширился. В простой картонной коробке лежала изящная деревянная кукла с блестящими рыжими волосами. Вместо глаз у нее были ярко-зеленые самоцветы, а одета она была в ведьминский наряд, украшенный сложной вышивкой. Все в церкви знали, что Примо коллекционировал одержимых кукол. Он перекрашивал их и обновлял волосы, зашивал порванную одежду, находил для них новые руки или ноги и менял набивку. Духи, обитавшие в куклах, могли уйти, но многие предпочитали остаться в своих отремонтированных сосудах. Копиа бережно вынул куклу из коробки и поднял ее повыше, чтобы упырь тоже мог посмотреть. — Это одна из твоих, эээ, друзей? — тихо спросил он, держа куклу так, словно это была самая ценная в мире вещь. — Ты хотел сказать, одна из моих одержимых кукол? — улыбнулся Примо. — Верно, — он откинулся на спинку стула и сложил руки на коленях. — Когда я закончил ремонт и заменил ей волосы, обитавший в ней дух решил уйти. Так что можешь не волноваться, что ему не понравится обстановка или что он будет бросать книги на пол. — Как странно, — заметил упырь. — Вы починили сосуд, а дух покинул его. Копиа аккуратно положил куклу обратно в коробку и погладил ее по волосам. — Твое мастерство невероятно. Ты должен делать одежду для духовенства. Примо схватился за сердце в притворном ужасе. — О нет, не желай мне такого! Я бы забыл, что такое покой! Люди рассмеялись. Особенный протянул было руку к кукле, но нервно отдернул пальцы, стоило Примо взглянуть на него. Копиа посмотрел сначала на Особенного, потом на Примо. — Особенный мой, эээ, друг. Тебе нужно принять это. Примо закатил глаза, перекрестился и пробормотал: «Неисповедимы пути Люцифера». Потом он кивнул, разрешая упырю прикоснуться к его работе. Глаза Примо расширились, когда упырь снова протянул руку. Тусклая черная кожа стала персиковой, крепкие изогнутые когти втянулись и превратились в плоские ногти. Упырь изменил руку, чтобы взять куклу, и держал ее так, словно чувствовал, что на него смотрят. — Очень красивая, блестящая, — тихо сказал упырь. Он вернул куклу Копиа, чтобы тот положил ее обратно в коробку, а потом взглянул на Примо: — Будь я духом, я бы счел за честь обитать в этой вещи. — Э, спасибо, уп… Особенный, — нехотя сказал Примо. Упырь завилял хвостом так, что бумаги на столе Копиа зашелестели от ветра. Примо поднялся на ноги и поставил стул на место. Он помог Копиа снова лечь на подушки и с трудом сдержался, чтобы не поцеловать его по-отечески в лоб. В конце концов, они оба были уже взрослыми людьми. Так что подарка было достаточно. Примо поставил куклу на захламленную полку и направился было к двери, но остановился. — Отдыхай, сын, — мягко сказал он лежавшему в постели Копиа. — А ты… — он строго посмотрел на упыря, все еще сидевшего в ногах кровати, — поработай над своим почерком.