Это решаемо

А ведь было все так замечательно, в жизни вообще проблем не было — ни одной. Всегда каждый шаг опускался на ровную дорогу, на сухую, прямую, без каких-либо дурацких поворотов, без случайных препятствий, без неожиданных личностей. Про такую жизнь говорят: как сыр в масле катается. И Чонгук к этому настолько привык, что считал все уже нормой, обыденностью. Ну, просто ему повезло родиться в успешной семье, занимающейся благотворительностью уже несколько поколений, у него два любящих друг друга и его самого родителя, он с детства одаренный на знания, жадный до правил, расчётливый и рассудительный. Любитель перфекционизма, обладает без изъянов прекрасной внешностью, сделал свое тело подтянутым и выточенным усердными спортивными тренировками, не раз брал призовые места на соревнованиях по легкой атлетике в школе и университете. Сейчас уже занимает должность генерального директора в семейной компании. Да за ним до сих пор омеги ухлёстывают толпами, но у него есть два лучших друга, с одним из которых завязалась любовь еще на последнем курсе магистратуры, та, что сначала была платонической, а после переросла в нечто большее, что даже в мыслях появилось сделать предложение, как только омега вернется из очередной командировки в Китай. И да, жизнь была такой замечательной, если бы за то время, пока Сокджина, его прекрасного Джин-и, потрясающего омеги, любимого омеги, горячего и дурманящего парня не было в Сеуле, Чонгук не заметил за собой то, что, кажется, перевернуло его жизнь с ног на голову. А было все как? Как раз перед самым рейсом до Пекина, самолет улетал в одиннадцать ночи, Чонгук решил устроить очередное свидание, потому что своего любимого человека не увидит долгих три недели. Тогда еще был национальный праздник и над акваторией реки Хан запускали сногсшибательные фейерверки, что разлетались по куполу ночного звездного неба, окрашивая его всеми цветами радуги. Все складывалось идеально… Вот они катаются на яхте под взрывы и букеты огней. Вот они целуются долго и вкусно, как любят, прежде чем зайти в кинотеатр в самый обычный зал, потому что публика важна для атмосферы. Вот они под забавную комедию, порекомендованную другом, поглощают пару ведерок попкорна с маслом, любимого попкорна Чонгука, потому что от Джин-и пахнет точно так же — дурманяще, обожаемый аромат, вкуснее только молочный коктейль со вкусом сладкой карамели. Вот они выходят красные от смеха, с дорожками слез на щеках, потому что им правда было весело, потому что весь зал смеялся не столько над шутками, сколько над заразительным смехом Сокджина, которому не надо много юмора, он будет хохотать от души даже над дергающимся мизинчиком. Вот они садятся в машину, где уже ждет огромный чемодан и билет на самолет до Пекина; подъезжают на парковку аэропорта, выгружаются, идут без тени грусти на лице, ибо счастливы здесь и сейчас. Чонгук провожает до пункта досмотра, снова целует, нежно, трепетно, обещает, что когда Джин приедет, того будет ждать небольшой сюрприз, который купил Чонгук еще днем ранее, потому что не мог себе отказать, ну очень понравилось кольцо, а еще он очень сильно любит своего омегу и хочет связать с ним жизнь. Они прощаются, но ненадолго, а всего лишь на три недели, что пролетят со скоростью света, Чонгук завалит себя работой и будет каждый день звонить и часто-часто писать. И да, так и было, пока Джин не присылает свои откровенные фото и видео в объективно сексуальном нижнем белье из ванной в пекинском отеле, потому что соскучился, а Чонгук не выпадает из реальности в самом плохом значении этого выражения. Чон просто стоит посреди кухни, просто залипает на экран телефона и не чувствует ничего… совсем… ноль! Будто смотрит не на своего обожаемого идеального омегу, а на случайные фото и видео с порносайта, какие никогда не возбуждали, ибо чужие. А вот подобного рода контент от Джина стабильно вызывал приступ спермотоксикоза и приходилось расправляться с проблемой долго и упорно всеми подручными средствами, а сейчас… Чонгук смотрит на видео, слышит эти пошлые звуки, стоны, шипение, видит мимику в огромном зеркале ванной, переводит взгляд на свою ширинку, под которой по прежнему тишина, и невольно задается вопросом: — Какого хуя? Джин должен вернуться через пять дней, а Чонгук вдруг страх чувствует каждой клеточкой организма, который, к сожалению, реагирует именно так, а не как подразумевалось после просмотра откровенного домашнего порно контента, да еще и с участием сногсшибательного омеги по ту сторону камеры. Разгоряченного омеги, в ужасно сексуальных черных чулках, что подарил когда-то Чонгук. Он ублажает себя пальцами, выгибается в спине, видно, как по бедрам стекает смазка, как она впитывается в тонкую ткань, как… А Чонгуку никак, только в горле пересохло, но не из-за возбуждения, а из-за страха, противного липкого страха, что выходит наружу вместе с потом, холодным таким, неприятным и замораживающим. Он даже трястись начинает, блокирует телефон, выпуская его на пол, а тот падает прямо на кухонный кафель и разбивается, покрываясь трещинами, как и чонгуково осознание, в котором красными буквами горит неприятное слово, что явно не должно было к нему относится еще как минимум — лет пятьдесят, как максимум — никогда. Он же здоровый, молодой, активный, правильно питается, пьет витамины, по врачам ходит каждый год, у него первая группа здоровья, даже алкоголя пьет мало, в постели с Джином мог марафоны устраивать часами, по несколько заходов. Ключевое слово «мог». В прошедшем времени, с этими ужасными суффиксами, не относящимися к настоящему. Мог. Раньше. А сейчас? А сейчас он падает на пол, не обращая внимания на его твердость. Плевать, нарисовалась проблема посерьезнее, проблема, с которой сложно жить, она своей неожиданностью убивает. Он сидит так минут десять, зарывшись лицом во влажные от холодного пота ладони, хочется заплакать, но плачет он только из-за смеха, слезами радости и счастья. Руки сами тянутся набрать номер врача, но на потрескавшемся экране с черными заплывшими полосками высвечивается входящий звонок от Сокджина. Чонгука снова начинает трясти, но все же пытается принять звонок, заранее прокашливаясь и набирая как можно больше воздуха в легкие, чтобы настроиться и не выдавать голосом свою панику, которая затмевает все здравые мысли. — Алло? — получается хрипло и отстранённо, он сразу же исправляется, — Привет, солнце! — но все равно как-то по-дебильному. — Ты посмотрел уже? — ехидным тоном на той стороне линии, — Мне по праву можно давать наивысшую награду за режиссуру, скажи же? — Ты как всегда потрясающий, — и это правда, только вот тело Чонгука с ним не согласно на этот счет. — Я увидел, что ты посмотрел, а потом куда-то пропал на час… неужто я настолько сильно тебя возбудил? — ах, если бы! Было бы так, у Чона бы дыхание так сильно не спирало, и слова бы слетали со скоростью автоматной очереди, а прямо сейчас он даже не знает, что и сказать, остается только врать? — На целый час? Я потерял счет времени, — ему показалось, что прошло мучительно долгих десять минут, а Джин посмеивается, — Не то слово, я чувствую как отсыхает рука, — а это правда, потому что пальцы чересчур сильно сжимают телефон у уха, еще немного и испорченный гаджет до конца развалится, — А ты там как? Как дела? — Правда хочешь поболтать о делах после того, что увидел? — да, иначе Чонгук себя закопает, — Без тебя тут безумно тоскливо, хочется прямо сейчас укрыться одним одеялом и обвить тебя всеми конечностями, — Чонгук болезненно улыбается, да и голос Джина звучит грустно, — А дела… да все в порядке, через пять дней был бы уже дома, но генеральный директор просит остаться еще на пару дней, потому что планируется какой-то важный корпоратив после окончания проекта… но я так скучаю, что останься еще на лишний час — умру! — Если это важно, то оставайся, — Чонгук не верит самому себе, это вылетает случайно. Возможно, он руководствуется тем, что ему будет дано лишних два дня, чтобы разобраться с проблемой. За семь дней импотенцию вылечить же можно? А может она вообще в нем не существует, может он так заебался на работе, что сегодня сил ни на что больше нет? В голову какие только оправдания не забираются, это вселяет надежду, лишь бы решилось все поскорее. — Ты же не сильно расстроишься, м? — Джин волнуется, по голосу слышно, — Я привезу тебе подарок, тебе должно понравиться, выбирал целый день… — Ты мой самый большой подарок, Джин-и, себя привези целым и невредимым, я тоже очень сильно скучаю, и нет, не расстроюсь… ну может самую малость. Твоя работа важна, так что разберись с корпоративом, с ужасной экологией в Китае и возвращайся ко мне. Буду очень ждать! — Люблю тебя, Гук-и! И, пожалуй, доброй ночи, да? — Доброй ночи, солнце! Люблю. Звонок завершается, как и самообладание Чонгука, потому что внутри гадко, противно. Он никогда еще не умалчивал о своих проблемах, но вот этот экстраординарный казус выбивает всю почву из-под ног, хочется на стенку лезть, но он не лезет, зато улетает в душ, скидывает все вещи, врубает напор горячей воды и просто залезает под него, закрывая глаза и видя в темноте то, что сегодня скинул Джин из номера пекинского отеля. Вспоминает бесчисленное количество проведенных жарких ночей вместе, сплетение ароматов, въевшиеся в рецепторы настолько сильно, что кажется, будто каждый сантиметр квартиры пахнет жаренной кукурузой. Свой запах Чон уже даже не чувствует, только омеги. Но ничего не происходит, вот вообще ничего, пару фрикций рукой на пробу, а состояние не изменяется, все так же мягко, от самого себя мерзко, все это вкупе ужасно. И что теперь делать? Правда импотенция? Вот так вот резко и неожиданно? В возрасте двадцати семи лет? Серьезно? Такое вообще бывает? Идея позвонить врачу не кажется такой абсурдной, но уже поздно, Хосок точно спит. Они, конечно, друзья, но все же врача беспокоить не нужно, для такой профессии сон — это святое. Потому Чонгук вылезает из-под горячего напора, наспех вытирается и уходит в спальню, что все еще хранит едва слышимый аромат омеги, и вот так голышом валится на прохладные белые простыни. Завтра он все же наведается в больницу, вывалит все на Хоби, он последняя надежда на спасение от позора перед Джином. А пока Чонгук проваливается в тревожный сон, где абсолютная тьма, всепоглощающая, бездонная, холодная и колючая. А ведь было все так замечательно, в жизни вообще проблем не было — ни одной! Но в один проклятый день у Чонгука не встал.

***

— Все твои анализы в полном порядке, Чонгук, не трясись ты так! — говорит Хоби, устало потирая глаза под широкими круглыми очками, — Ты полностью здоров! Тебе в космос с таким набором без проблем можно полететь. — Но тогда что со мной? Почему я уже второй день, блять, ничего не могу сделать? — выпаливает агрессивно, Хоби вздыхает, откладывая целую кипу бумажек всевозможных анализов и заключений инструментальной диагностики, чтобы поставить локти на широкий белый стол и сурово посмотреть в глаза своему испуганному другу. — Чонгук, эта проблема, скорее всего, в твоей голове… Что ты делал перед тем, как появились первые симптомы? Когда был последний секс? Чонгук задумывается, перебирая в памяти последние две недели, когда он крутился как белка в колесе и забывал иногда даже нормально поспать, благо ел хорошо, потому что секретарь предусмотрительно приносил еду по расписанию, а то так и изголодаться недалеко, даже витамины напоминал пить, и воду. Времени на мастурбацию не было, да и сил. Хватало их только на разговор по душам с Джином, а потом вчерашнее видео, прилетевшее внезапно. А секс… ну, видимо, за день до поездки Сокджина в Китай. Чонгук все так и говорит, подробно, даже упоминает, что было долго и несколько оргазмов за ночь, а Хосок внимательно слушает, беспристрастно, хотя в другой, более спокойной обстановке вне больничных стен мог не один раз подъебать и восхититься, но сейчас от него веет собранностью и серьезностью, а от этого еще больше не по себе одному Чон Чонгуку, альфе двадцати семи лет. — Хён, скажи что-нибудь, а? — Хоби вздыхает, снова поправляя очки и вытаскивая небольшой листочек из держателя перед монитором, чтобы начиркать быстренько и протянуть Чонгуку, — Что это? — Адрес и номер отличного специалиста по вопросам секса, имя его — Мин Юнги, и не переживай насчет того, что он омега. Я еще раз повторю: отличный специалист, — Чонгук свое лицо не видит, но там абсолютно точно шок и непонимание. Зачем ему нужен такой специалист? Да еще и по вопросам секса, да еще и омега, да еще и знакомый Хосока?.. — Сексолог? Ты серьезно? — Доверься мне, пожалуйста, я тебя разве когда-то подводил? — в голосе Хосока волнения больше, чем следовало бы, потому, наверное, Чонгук забирает листочек и опускает в карман пиджака, заторможенно кивая. — Его клиника работает только по записи, там, конечно, очередь на годы вперед, но если скажешь, что от меня, то тебя примут без вопросов хоть завтра. — Это твоя новая пассия, о которой ты мне хотел рассказать, что ли? — неуверенно спрашивает Гук, а ему в ответ усмехаются, несколько раз кивая, — Теперь понятно, почему он отличный специалист… — Не, дело не только в этом, он многих вытащил из кризиса, так что и тебе поможет, главное ничего не утаивать и рассказать все, как есть, чтобы найти причину и расправиться с ней, ты меня понял? — Да понял я, понял, — Чонгук аж весь поникает. — Отлично, тогда звони и договаривайся, — старший смотрит на часы, — У меня следующий пациент через двадцать минут, можем пока выпить кофе в столовой, я угощаю.

***

      Чонгук чувствует себя откровенным идиотом, потому что приехал на полчаса раньше назначенного времени и просто сидит, облокотившись о руль, смотрит через лобовое стекло на дверь клиники, в которой у него должен пройти сегодня престранный сеанс на тему половой дисфункции и как с этим бороться, и не выходит, зато провожает взглядом каждого человека, вышедшего из этой злосчастной двери, пытаясь понять, с какими проблемами они приходили. Очевидно — с точно такими же, и радости на их лицах нет. Все, как один: богатые, в возрасте, сосредоточенные и хмурые, будто они там не разговаривали, а проходили испытания. — Ну что же, Чон Чонгук, пора и тебе пойти на испытание, — бормочет себе под нос, вздыхает и протягивает руку к рычагу на двери, открывая и ступая на мокрый асфальт, — Все будет нормально, тебе помогут, — убеждает сам себя, блокируя двери автомобиля, — Все будет в порядке… Дверь открывается автоматически, выпуская на улицу приятный аромат благовоний, холл отделан просто, но со вкусом: много белого и глянцевого на стенах вперемешку с деревянными вставками, наполированный светлый мрамор на полу, под потолком точечные светильники, расположенные полукругами от стойки регистрации клиентов, позади которой кричащее название «Клиника Йонхон». Напротив под лестницей, ведущей на второй этаж, еще и зона ожидания с двумя огромными бархатными диванами графитового оттенка. Очень атмосферно, но все равно складывается ощущение, словно находишься в больнице, только не препаратами воняет, а благовониями. — Добрый день, вы по записи? — отвлекает от пребывания в прострации молодой человек в простом черном костюме и белой рубашке. Чонгук промаргивается от ослепляющего яркого света, делая несколько неуверенных шагов к стойке, — К кому вы записаны, мистер… — Чон. — заканчивает альфа, прокашливаясь, потому что голос хрипит, — Чон Чонгук, была запись на прием к директору Мину, — молодой человек кивает, опуская взгляд, должно быть, в экран монитора, наспех клацая по клавиатуре, а спустя мгновение с яркой улыбкой на лице возвращает свое внимание на посетителя, прося следовать за ним. Чонгук не успевает прочитать имя на бейджике, следуя, куда ведут. Кабинет располагается на втором этаже. Минуя узкую лестницу, администратор идет по светлому коридору мимо еще парочки одинаковых дверей с табличками прочих специалистов. Откуда-то раздаются звуки приглушенных разговоров или даже плача, посетителям этого места явно очень плохо от своей проблемы. Вот Чону тоже плакать хочется, но он сильный и независимый альфа… ну почти сильный, особенно в свете последних событий. Поворачивая за угол, Чонгука просят остановиться, администратор стучит пару раз и открывает дверь, заглядывая внутрь и оповещая о новом посетителе, ему ничего не отвечают, но администратор все равно подзывает Чона, а тот почему-то замирает, то ли от очередного испуга, то ли от предвкушения увидеть первого в своей жизни сексолога. — Проходите, мистер Чон, может быть чай или кофе? — предлагает молодой человек, а Чонгук лишь коротко улыбается и отказывается, все же делая шаг вперед, чтобы попасть в кабинет, крайне непохожий интерьером на всю остальную клинику. Здесь огромный шар Земли, дубовый резной рабочий стол, за которым сидит хмурый директор Мин с телефоном у уха, шикарные кресла, выполненные темно-красной кожей в тон шторам, что висят под потолком, прикрывая половину панорамного окна в пол с видом на проезжую часть и многочисленные окна высотки. На стенах картины с изображением античности в широких золоченых рамах. Скорее всего, это какие-то боги. А когда Чонгук поворачивает голову на противоположную стену, то резко жмурит глаза, ибо вырезки из камасутры, конечно, не то, что должно удивлять пациента сексолога, но все равно неловко. Несмотря на этот шикарный помпезный интерьер, все четко гармонирует между собой: аккуратно, чисто, выдержано в строгости, без намека на неухоженность и безвкусицу. Юнги что-то злостное бросает в динамик, а Чонгук из-за чужой экспрессии выныривает из осознания того, где все же оказался не совсем по своей воле. — Как же меня все заебали, Господи… — сетует директор Мин, отшвыривая трубку на столешницу, поправляет беспорядочно лежащие темные волосы на голове и поднимается на ноги, чтобы выйти из-за стола и пригласить посетителя сесть на кресло, что Чонгук и делает, приземляясь напротив омеги в бордовых брюках и сорочке на пару тонов светлее. Кажется, оттенки красного в стиле Мина, — Простите за этот разговор, я обычно матом не ругаюсь, но сегодня прям вынудили. Это, конечно, не ваше дело, но не могли бы мы перенести наш сеанс на пять дней, мистер Чон? — Юнги делает виноватое выражение лица, а Чонгук не понимает просьбу, хмуря брови и делая совершенно глупое выражение лица, словно с ним на инопланетянском разговаривают. — Что, простите?  — Случилось ЧП в пусанском филиале, самолет через два часа, мне срочно надо уехать. Мы можем перенести наш сеанс на пять дней? — Но я не могу через пять дней, это уже поздно… — как-то отстранённо произносится. Чону говорят перенести на пять дней, а через пять дней уже Сокджин прилетает, как так можно? Искать новые выходы и пути борьбы с проблемой, так, что ли? Уже на это времени нет, Юнги был последней спасительной соломинкой, Хосок за него поручился, просил довериться, Чонгук и доверился, а тут его вдруг просят перенести… Какого хуя? Конечно, он понимает, что за неделю такое решить сложно, но хотя бы начать. Понять — стоит игра свеч или на половой жизни можно просто жирный черный крест поставить и уйти в монастырь. А еще нужно попытаться найти какое-нибудь оправдание для Джина, да и для самого себя. Нет, Чонгук не может через пять дней, надо сейчас! — Директор Мин, мне нужна ваша помощь сегодня, пожалуйста, не бросайте мою проблему без внимания, — старается как можно вежливее, но в груди начинает закипать огонь негодования, потому что на него все еще умоляюще и пристыжено смотрят, просят понять, но и Чонгука тоже понять можно. Да в конце-концов, он денег немало отвалил за прием, они должны быть отбиты услугой сексолога! — У меня есть запасной вариант, чтобы начать прямо сегодня… — предлагает директор, а Чонгук готов даже в Пусан уже полететь, терять все равно нечего, — Я тут не самый лучший и опытный специалист, как бы меня не хвалил наш общий друг, — намек на Хосока, омега нервно усмехается, а Чонгуку вот совсем не смешно, — Я готов вас отправить к этому прекрасному сексологу, он поможет даже лучше меня, но придется подождать, потому что у него сейчас последний из запланированных пациентов. — Сколько? — если честно, Чонгуку не особо важно уже, кто именно его выслушает, главное чтобы сдвинулось все это с мертвой точки как можно раньше, а если это еще и лучший специалист с опытом, то почему бы и нет? — Я подожду! — Юнги смотрит на наручные часы, чешет висок, возвращая взгляд на посетителя. — До шести вечера. — Отлично, — теперь Чонгук смотрит на свои часы, что показывают начало пятого, — Почти два часа, ну ничего, я не против. — Тогда мы с вами договорились? — Чонгук кивает, скрещивая руки на груди, а Юнги аж выдыхает облегченно. Директора, конечно, убьют за самодеятельность в расписании, но обстоятельства вынуждают, Мин снова в долгу перед лучшим другом, который еще даже не знает, что на него свалился внеплановый клиент, — Я тогда быстро к нему сбегаю, а вы посидите тут, хорошо? — омега подрывается с дивана, чуть ли не вылетая из кабинета, Чон даже взглядом проследить не успевает, ахуевая с абсурдности ситуации и нервно потирая указательным пальцем переносицу. — Во что я вляпался? — возводя очи горе к потолку, — Жил себе спокойно, а тут… — договорить не успевает, ибо дверь кабинета хлопает, а Юнги ураганом проносится до своего рабочего места, хватает сумку, многострадальный телефон, белый блейзер и тормозит беготню напротив Чонгука, который намеревается встать. — Вы можете подождать здесь, — судорожно тараторит омега, жестом останавливая, — Чимин принесет все необходимое… — должно быть тот самый администратор в черном костюме, — Кофе, чай, еду… Вас примут через час в третьем кабинете, там сегодня раньше закончат, как оказалось, так что можете подождать тут, — Чонгук от чужой сумбурности теряется, поглядывая недоуменно, — Я перед вами в долгу, мистер Чон, — а еще перед специалистом в третьем кабинете он в долгу. Чонгук молча дает уйти, даже не успев попрощаться. Падает обратно в кресло, не понимая, почему вообще не взбесился и не ушел. Если бы в его компании так себя вели: непрофессионально, неуклюже, по-дилетантски, перекладывая свою работу на чужие плечи даже при чрезвычайных происшествиях, да еще и перед высокопоставленным и не последним лицом в этой стране, то Чонгук нахрен бы уволил таких работников. Но тут вроде как Юнги сам директор, это его контора, он вправе делать все, что захочет. Предложил же перенести на пять дней, это только проблема Чона, что надо здесь, сейчас и желательно за один раз. Но панацеи не существует, и лечение с проработкой нестандартной ситуации все равно займет какое-то время, а то и всю жизнь, что аж страшно представить. Может быть и стоило согласиться на перенос, а то Чонгук не знает, каким окажется мистер из третьего кабинета. Он темная лошадка, хоть и опытная. А настрой был к диалогу с Юнги, который, очевидно, на диалог настроен не был. Ладно, это все мелочи, как и мелькало в мыслях ранее — плевать уже, кто именно его выслушает, главное, чтобы сдвинулось все это с мертвой точки. А оно сдвинется, не может не. Чимин заглядывает спустя минут пять после ухода директора Мина с точно таким же предложением, как делал временем ранее до того, как Чонгук зашел в кабинет. И в этот раз посетитель просит самый крепкий кофе с карамельным сиропом и что-нибудь перекусить. Предлагают кимпаб, на что Чонгук кивает и откидывается затылком на спинку кресла, принимая более расслабленную позу и доставая телефон из кармана клетчатых брюк. Открывает диалог с Хосоком, но плюет на печатный текст и записывает голосовое сообщение: — Довериться тебе? Твой омега умотал на пять дней в Пусан буквально десять минут назад, а я сижу в его кабинете, сзади меня картины из камасутры, а спереди Боги, и жду, когда мне принесут чертов кофе с кимпабом, потому что мою важную персону скинули на какого-то другого сексолога из кабинета номер три! А освободится он только через… — смотрит на часы, — … через сорок пять минут, и то не факт. Хосок, ты, конечно, мне друг, но я тебя все равно планирую морально побить, какого хрена это происходит именно со мной, а? Сообщение улетает, как и Чонгук, прикрывая глаза и устраиваясь в кресле еще удобнее, даже нашаривает рукой кнопку, изменяющую положение. И вот он уже лежит, скрестив руки на груди и тяжело затягивая воздух в грудную клетку. Но не успевает до конца уйти в тяжелые думы и принятие проблемы, как раздаётся звук входящего звонка, и Чонгук молится, чтобы это был Хоби, а не Джин, хотя на первого очень зол. И да, звонит именно Хосок. — Бля, прости, чувак, — сразу же пищат в трубку, — Мне Юнги сказал, что у них там разгром устроили, буйный пациент не поделил мнение с психотерапевтом, даже полицию вызвали. — А без директора Мина там никак, да? Век цифровых технологий, вообще-то! — злостно улетает на тот конец линии, — Хоби, ты не понимаешь, какой это стресс… — Прекрасно понимаю, и не такое в своей медицинской практике видел, — он замолкает, и Чонгук тоже не знает, что сказать, а злиться не хочется. Все-таки он пришел сюда не рвать и метать, а искать причину своего состояния. Усугублять агрессией нет никакого желания, а то тоже с «номером три» мнение не поделит, и тогда уже для Чонгука придется вызывать полицию, а тот и не против, посидит за драку в изоляторе, оттянет момент до встречи с Джином. — Я собственноручно удалял матки, Чонгук, даже члены удалял по показаниям, — Чонгук кривится, он эти истории раньше нейтрально переносил, а теперь даже как-то больно, — Представь, каково было узнать пациентам, что всё, они больше не смогут делать ничего связанного с деторождением, а кто-то без детей был! — Не сыпь мне соль на рану, а? Я и так себя ощущаю без всего тобой упомянутого. — Гук, у тебя нет матки… — Просто заткнись, хён! — и Хоби затыкается, издавая что-то наподобие смешка, — А вообще, я уже, кажется, смирился. — Прошло всего два дня… То что говорит Хосок дальше, Чонгук не слышит, потому что подрывается, усаживаясь и переводя внимание на вошедшего с подносом Чимина. По кабинету сразу запах кофе разливается, будоража голодный желудок ароматом, даже слюна скапливается, а когда взгляд падает на нарезанный в тарелке кимпаб, аккуратно поставленный на столик между креслами, в животе предательски урчит. Все же надо было поесть, прежде чем сюда заявляться. — Приятного аппетита, мистер Чон, — напоследок бросает Чимин, уходя обратно за дверь. А Хосок продолжает что-то бубнить обо всем подряд. Как оказывается, сейчас говорит про отсутствие нужных лекарств в жизненно важном перечне фармакопрепаратов, но Чонгук уже просто хочет снова заткнуть друга и поесть в тишине чужого кабинета. — Ты меня вообще слушаешь? — вдруг спрашивает Хосок, а Чонгук жует сочный кусок рисового рулета с курицей и овощами в листке нори, — Гук? — Да-да, что-то про блокаторы феромонов для альф, — это все, что услышал Чон младший. Но хёну этого достаточно, потому что он продолжает разглагольствовать дальше, намереваясь написать доклад на конференцию и найти людей, готовых на исполнение задумки. А Чонгук просто ест, просто краем уха слушает и ест, подгоняя минутную стрелку к пяти часам, чтобы выйти отсюда и вывалить свои собственные терзания на кого-нибудь, кто способен помочь.

***

— Господин Чон, — Чимин снова появляется на пороге директорского кабинета как раз в тот момент, когда Чонгук едва ли проваливается в дрему после крепкого сладкого кофе и изнурительного получасового разговора с хёном, — Доктор Ким вас ждет. Все, что делает Чонгук в ответ на просьбу — угукает. Нажимает на кнопку, поднимаясь из уютного мягкого кресла, и потягивается, шагая к выходу из кабинета. До встречи с доктором Кимом буквально несколько метров, и уже даже плевать как-то на то, что потрачен был целый час жизни на ожидание. Куда интересней: что этот доктор может сделать лучше, чем сам директор клиники Мин Юнги? Опыта больше — точно. Но из этого следует другой вопрос: он настолько старый, что знает все на свете? Чимин учтиво улыбается, придерживая дверь кабинета номер три и Чонгук замечает имя на табличке. Теперь он знает, что доктора зовут Ким Тэхён. Но вот когда делается шаг за порог, а взгляд встречается с нечитаемым выражением лица ждущего специалиста в светлом интерьере, как в холле и коридоре, Чонгук понимает насколько сильно ошибался насчет возраста таинственного человека из этого кабинета. Опытным стариком даже не пахнет! Молодой человек, максимум тридцать лет можно дать, с темными каштановыми волосами и укладкой на боковой пробор, блузка в светло-серую и красную клетку откровенно открывает вид на шею и ключицы, поза расслаблена, он сидит в кресле, сложив руки крестом на планшете, и жестом указывает на лежак перед собой. А Чонгук стоит столбом, пытаясь понять кто он по субгендеру, но нос разом закладывает, дышать сложно становится, а сзади уже хлопает дверь, чем и выдергивает из оцепенения. — Не стойте на пороге, мистер Чон, присаживайтесь так, чтобы вам было удобно, — говорит низким своим невозможным голосом, чем еще больше вгоняет Чонгука в смятение. Ноги на автомате двигаются в сторону простого черного диванчика, по форме напоминающего самый настоящий пляжный лежак. Чонгук аккуратно садится, перекидывая ногу на ногу и хватаясь обеими руками за левую коленку, а Тэхён, тем временем, что-то записывает в планшет, но позже пугает своим: — Не нужны нам здесь кресты, вы можете просто поднять спинку дивана, если не хотите ложиться, — а после смотрит на озадаченного клиента, подрываясь с кресла, — Сам подниму, там тугая конструкция, — подходит к изголовью и выполняет какие-то странные манипуляции, приподнимая спинку, и оказывается настолько близко, что аж неловко становится. И до Чонгука медленно, но верно доходит, что в этой клинике все сотрудники омеги, а еще, что именно от этого омеги как-то дурно вдруг становится и голова кругом идет от едва слышимого сладкого аромата, перекрытого духами с чем-то терпким и резким, причем невозможно понять в каком смысле дурно: плохом или хорошем. Должно быть стресс и тревога виноваты, — Так-то лучше, расслабляйтесь! — теперь расслабиться еще сложнее, а доктор Ким снова усаживается в свое кресло, снимая планшет с блокировки и проворачивая стилус в длинных тонких пальцах с многочисленными серебряными кольцами, — Меня не известили, с какой проблемой вы пришли… сказали, что сами поделитесь, так как ситуация была экстренная, — начинает он разговор, а Чонгук все еще молчит, не зная как вообще заговорить с этим молодым доктором, да еще и омегой, потому что к разговору с директором Мином он морально готовился сутки, — Учитывая то, что вы посетили нас, проблема кроется в нарушении половой жизни, я правильно понимаю? — Чонгук лишь кивнуть может, — Отлично, — Ким делает пометку, поднимая снова свои невозможные глаза на Чонгука, уточняя: — Мне наводящими вопросами с вами разговаривать или мы построим диалог? Как вам удобнее? — звучит без наезда, а будто реально волнуется за чужие предпочтения в общении, хотя это его работа, он все же изначально психолог или психиатр, а уж потом сексолог. — Мистер Чон? — Построим диалог, — резко говорит Чонгук, понимая, что завис над обдумыванием на слишком долгий период, а время-то идет, — Просто мне непривычно обращаться к незнакомым людям с такого рода проблемой. Да, я прекрасно знаю, что это ваша работа, но все же неловко. Да и к тому же, на меня это свалилось очень неожиданно, и я до сих пор пребываю в шоке. — Когда вы поняли, что у вас что-то не так? — Позавчера вечером, — от воспоминаний снова не по себе, а Тэхён все сидит в одной позе с идеально ровной спиной и планшетом на коленях, быстро что-то записывает, наблюдая за Чоном, который все не прекращает дергать ногой и теребить пальцы. А когда посетитель заглядывает в экран, доктор Ким его блокирует, убирая гаджет на столик. — Я заполнял вашу карту, — объясняется и кивает в сторону планшета,  — Больше в нем нужды нет, давайте продолжим, — становится даже как-то поспокойнее, Тэхён облокачивается о подлокотник, перенеся вес на правую сторону, — Как вы поняли, что с вами что-то не так? И тут Чонгук рассказывает, начиная со свидания, заканчивая тем видео, что ему прислали одним вечером, а позже упоминает инцидент в душевой кабине и все остальные неудачные попытки, особо подмечая, что раньше с сексом все было в порядке. Сам от себя не ожидал, что сможет говорить так открыто, но, на самом деле, оправдание этому есть — настоящий страх, что все потеряно, а терять нет никакого желания. Тэхен молчит, наверно, минуту после окончания рассказа, Чонгук за это время напридумывал уже все самое ужасное, поникая всем телом. Даже закидывает ноги на диван, откидываясь затылком на спинку, чтобы не видеть чужое задумчивое выражение лица. Будто ждет, что скажут о раковой болезни и что смерть через три месяца от мучительной боли. — Я вас понял, — наконец-то, говорит Тэхён, а Чонгук снова принимает вертикальное положение, обращая внимание на доктора, — Я сталкивался с таким на своем опыте не один раз, в последний на себе прочувствовал, и этому есть логичное объяснение, — Чонгук аж подбирается весь, поглядывая удивленно: «как это на себе?» — мелькает в мыслях. Ким снова берет планшет, что-то вбивая в строке поиска, а когда страница открывается, передает гаджет Чону, предлагая ознакомиться, — Это казуистика в современных реалиях, но в литературе не раз описывали этот феномен. На моем счету три таких пациента, двоим из которых я сумел помочь, а вот третий так и остался с половой дисфункцией. Но ему было уже пятьдесят лет, когда это произошло, так что… — он разводит руки в стороны, слегка улыбаясь, а Чонгук все продолжает бегать взглядом то по тексту статьи, то по лицу доктора, — …он просто смирился и продолжил жить дальше вот с такой вот особенностью. — Звучит правда как сказка, доктор Ким, — скептично бросает Чонгук, передавая планшет обратно, — Разве люди не понимают сразу, что встретились с истинным? — Если честно — не всегда, вы же не поняли, — а теперь Тэхён широко улыбается, будто на что-то намекает, скорее всего на тугодумство Чона, — Но это больше от неосведомленности, потому что никогда над этим вопросом не задумывались. Я вот задумывался и сразу подметил, что внутри что-то перевернулось и стало как-то иначе, но поговорить тогда с нужным человеком не получилось. При чем я даже не знаю, как бы я с ним заговорил, ибо это теперь наша с ним общая проблема. И, должно быть, он абсолютно точно сейчас пребывает в смятении и принятии себя, как дефектного человека, потому что вряд ли знает о таких побочных действиях истинности, — Тэхён говорит очень уверено, а Чонгук на себя примеряет каждое слово, пытаясь понять, где корень зла в его случае, где он встретил своего истинного омегу, из-за которого на других больше тупо не встает, потому что мать природа решила изъебнуться и посмеяться, — Процент истинных пар стремится к нулю, эту связь люди нарушили своими же вредными привычками. Истинность умирает, когда человек начинает прибегать часто к алкоголю, курению, наркотикам, случайным половым связям, насилию, ко всем грехам, в общем-то, — Тэхён замолкает, окидывая взглядом открытую позу Чонгука, останавливаясь на глазах, и этот жест делает нехорошо где-то внутри альфы, слишком откровенно его только что разглядывали и оценивали, — Я так понимаю, вы ведете здоровый образ жизни, и судя по отчетам доктора Чона, что пришли вместе с вашей картой, я прав на все сто процентов, — Чонгук и забыл, что его анализы сюда были пересланы, снова как-то не комфортно. Не хочется с таким омегой, как доктор Ким Тэхён, обсуждать анализы, да и про болячки всякие тоже нет никакого желания говорить, — Потому не удивительно, что внутри вас проснулось это чувство, только вот теперь вам надо найти того самого омегу, иначе проблему никак не решить. — Вы серьезно? — вылетает сдавленно, — У меня есть жених, которого я люблю, как вы себе представляете этот поиск? — ладно, Джин еще не жених, но в перспективе. — Ну, что я могу сказать, — Тэхён тянет задумчиво, перекидывая ногу на ногу, защищается от чужого негодования и собственного неприятного чувства ревности где-то в груди, — Два случая, с которыми я сталкивался, тоже изначально не были одиноки, у одного даже семья была, но вскоре случился развод, потому что природа не ошибается. — Это разрушает жизнь, — отправляет Чон в ответ, тяжело-тяжело вздыхая и зарываясь пальцами в темные волосы, взъерошивая, — Это больно слышать, вы же понимаете? — Если честно, не понимаю, потому что я изначально одинок, а когда понял, что внутри образовалась с кем-то связь, то был счастлив, заинтригован и в предвкушении. — Вы пытались искать? — звучит слишком жалостливо, — Это же как иголку в стоге сена найти, не думаете? — Мне повезло, мой истинный сам ко мне пришел…

***

      Да чтобы еще раз Тэхён пошел на фильм в общий зал, да ни в жизнь! Вместо реплик актеров слышно только смех умирающего тюленя, весь зал угорает больше над этим идиотом, не умеющим держать себя в руках, чем над шутками в фильме. А ведь картину порекомендовали как стоящую внимания. Юнги со своим новым альфой сходил уже и поставил сто из десяти, но Тэхён насладиться не может, потому что из середины зала гиенит на всю округу слишком впечатлительный зритель. Даже затыкать не хочется, больше сил потратится на негатив, а вот встать и уйти — запросто. Что, собственно, Тэ и делает, вставая и грузно спускаясь по ступенькам вниз к выходу, подмечает, от кого именно исходит звук, выругивается сдавленно и слишком громко хлопает дверями, чтобы это недовольство абсолютно точно услышал каждый зритель. Находит мусорку, скидывает недоеденный попкорн и просто садится на диванчик, вздыхая. От нечего делать заходит проверить почту на телефоне, чтобы рассортировать письма, все равно еще ждать Юнги, который пропадает где-то в торговом центре. Самому Тэхёну шопингом заниматься совсем не хочется, на прошлой неделе уже нагулялся. Они с Юнги провели на ногах шесть часов, и вот на этих выходных точно так же, потому и пал выбор Тэхёна на кинотеатр, но как говорится — не повезло, не фортануло. А спустя несколько минут погружения в телефон, мимо до киоска с попкорном пролетает молодой человек во всем черном и с капюшоном на голове, берет одно ведерко и возвращается обратно в зал, из которого до этого вышел Тэхён. А сам омега подвисает, бессознательно вперевшись взглядом в экран и проматывая непрочитанные письма на дисплее. Чувствует, что внутри огнем что-то загорается. По всему телу расходится жар, будто по сосудам лава поплыла, а аромат, что уловили обонятельные рецепторы, бьет по мозгу как в колокол. Терпкий, горький миндаль с нотами мускуса и сандала, легкий и свежий, но отчетливее всего слышен, конечно же, миндаль. У омеги вся уходовая косметика с этим ароматом, свечи по всему дому миндальные стоят, духи… Тэхен помешан на миндале, он его обожает, а тут так отчетливо чувствуется, что аж дурно становится, до зависимости почувствовать снова, потому что мало. Порывается зайти в зал, но понимание, что он будет выглядеть странно, рыская между рядами и пытаясь найти молодого человека в черной толстовке, проносится в голове красной бегущей строкой. Появляется идея — дождаться, когда альфа выйдет. До конца сеанса остается не так много времени, каких-то полчаса, такой шанс терять категорически запрещено! Это повлечет за собой кучу проблем, а они никому не нужны. Пока Тэхён просто рассортирует почту, напишет Юнги, чтобы не торопился с выбором шмоток и обуви, и пойдет возьмет себе кофе с миндальным сиропом, да желательно сразу много, литр, если будет такая емкость в наличии. — Добрый день, миндальный капучино, пожалуйста. — Какой объем? — Тэ смотрит на витрину со стаканами и указывает на самый большой, но не литровый, к сожалению, — Десерты? Батончики? — Нет, спасибо, оплата по карте. Кофе делают быстро, бариста даже красиво оформляет, вырисовывая пенкой причудливые узоры, а Тэхён поскорее хочет получить в руки свой потрясающе пахнущий напиток и сесть снова на диванчик, чтобы случайно не пропустить конец фильма. Юнги, слава Богу, не собирается спешить, зависнув в отделе с нижним бельем, а Тэхён и рад, просто проматывает ленту инстаграмма, где тут и там всплывают его личные фотографии с разных семинаров и вебинаров по сексологии, которые его периодически просят проводить. Но публику он терпеть не может, даже анонимную, потому что предпочтительнее с человеком разговаривать один на один, а не без умолку болтать с тысячей человек, тем более по ту сторону экрана. Вот такой он нелюдимый, но отнюдь не замкнутый в себе, просто не любит делиться своими знаниями с кем попало, даже для поднятия собственного рейтинга как высококвалифицированного специалиста в своей сфере. Но и отказывать не умеет, зная, что многим его личный опыт и наблюдения очень сильно помогают, когда нет возможности прийти на консультацию. Филантроп, если так посудить. …В момент икс, когда из зала понемногу начинают выходить радостные зрители, Тэхён задерживает дыхание, поднимаясь на ноги и отходя ближе к выходу из кинотеатра, настраивает свои глаза на полное внимание, а мозг на сосредоточенность. И спустя десяток вышедших видит его, того самого молодого человека, а рядом с ним идет ржущий, как стеклоочиститель, омега, что не дал нормально досмотреть Тэхёну фильм. Потом альфа целует гиену в щеку, уводя к киоску, они что-то заказывают, а Тэхён всем телом поникает, ибо понимает, что проблемам все же быть. Но лицо альфы запоминается, Тэхён, конечно, сможет смириться с последствиями, но как-то по-злому рад, что страдать отныне будет не один, и что смеяться так счастливо этот омега больше не будет. Злорадство — это грех, но как-то по барабану. Иногда ревность приносит в жизнь много боли, но это тоже чувство, которое не должно заглушаться. Для себя самого — это слишком дорого. Если судьба, то встретятся еще. Такой случай — казуистика, один на миллион, и произошло это именно с Тэхёном, омегой двадцати девяти лет.

***

— … так что, если будете внимательнее, мистер Чон, может быть и ваш омега случайно окажется перед вами. Говорить про то, что вот он здесь, сидит буквально перед самым носом, Тэхён не станет. Во-первых, этика, во-вторых, Чонгук не свободен, в-третьих, проблема на него свалилась неожиданным осознанием временной импотенции. Жестоко, если Ким выпалит: «Я твой, забирай, с тобой все будет нормально, я твое лекарство!» Потому и молчит, наблюдает, дышит через раз, стараясь выровнять ритм бешеного сердца, а еще успокаивает свой организм, ибо чувствует, как внутренний омега умирает от инстинктов. Но Тэхён же профессионал, он каждый свой загон давным-давно уже проработал и умеет контролировать, иначе бы не смог заниматься тем делом, в котором стал лучшим специалистом и помог, если не тысячам, то нескольким сотням точно. Ну просто представьте, если сексолог будет каждый раз краснеть от слов: «оргазм», «член», «не встает» — ну фигня, правда же? А если станет возбуждаться каждый раз, когда будет демонстрировать картинки из камасутры с новыми позами для секса, чтобы помочь подобрать более действенные способы достижения экстаза? Это не сексолог уже, а клоун самый настоящий. Хотя сейчас становится неимоверно тяжело. Тэхён не против стать клоуном. — Чонгук-щи, вы над чем-то задумались? — после затянувшейся тишины, спрашивает Тэхён, мельком поглядывая на часы, что показывают уже половину седьмого вечера, рабочий день закончился полчаса назад, но уходить от этого пациента совсем не хочется. — Чон… — Я не знаю, — в глазах напротив Тэхён видит страдание, а еще жалеет, что сегодня воспользовался духами, тогда бы до этого альфы дошло быстрее, кто перед ним сейчас находится, — Я правда… — Чон вздыхает зарываясь лицом в ладони и усиленно растирая глаза до красноты, — Вы правда думаете, что причина именно в этой казуистической истинности? Может быть дело в чем-то другом? — Тэхён бы и рад сказать, что проблема кроется в ином, но факты говорят сами за себя, тут даже к гадалке не ходи, очевидно как снег зимой. И внутри от осознания того, что его омежью сущность в упор не видят, думая об эфемерном Сокджине, кто должен совсем скоро вернуться из Китая, становится обидно. — Чонгук, послушай, — обращается по имени, неформально, потому что терпеть, на самом деле, сложно. Из-за стресса горький миндаль усиливается в несколько раз, сгущаясь вокруг и приседая на тэхёновы обонятельные рецепторы. Но он вовремя исправляется, продолжая использовать официальный стиль общения: — Когда я говорил, что мой истинный сам ко мне пришел, я буквально именно это и имел в виду, — Чонгук не понимает, а Тэхёна бесит, что он сам заставляет себя ходить вокруг до около, явно никак не направляя чонгуковы мысли на путь истинный, — Давайте поговорим о другом… вы чувствовали в последнее время странные реакции организма? Такие, что не в порядке вещей для вас? — теперь Чон смотрит с интересом, должно быть задумывается, хмурясь, — Дурнота, словно огонь внутри разгорается, жарко становится, дыхание учащается, сердце начинает стучать как бешеное, — неуверенно, но Чон кивает, опасливо поглядывая на доктора Кима, — Что именно? — Это произошло… черт! Я понятия не имею, как сказать, — сказать, что стало до странного не по себе, когда Тэхён подошел к спинке дивана, он не сможет, потому что не уверен в своих ощущениях. А Тэхён видит это смятение, видит как взгляд альфы на спинку дивана переключается, а позже на него самого, и понимает, над чем клиент сейчас размышляет. А в голове уже план строится, коварный, но на войне все средства хороши, к тому же, если этот способ сработает, то Чонгук все сразу поймет и прятаться от правды не станет. — Я сейчас вам кое-что покажу, а вы скажете, что чувствуете. Тэхён, не дожидаясь ответа, встает, подходит к стеллажу с книгами и вытаскивает излюбленный всеми пациентами высокорейтинговый журнал с обнаженкой и рекомендациями по изучению эрогенных зон на теле человека. Придвигает стеклянный столик на колесиках ближе к посетителю, кладет откровенную макулатуру сверху и подставляет свое кресло рядом, чтобы сократить расстояние между ними. — Вы все знаете об эрогенных зонах своего организма? — невозмутимо спрашивает доктор, открывая первый разворот, а Чонгук подвисает над идеальным нагим телом модели, чьего лица не видно, ибо позировал он для этой фотографии спиной. — У многих очень чувствительный позвоночник, но не до всех точек можно достать, если не знаешь, как делать правильно. Вот здесь, здесь и здесь, — Тэхён указывает пальцем на затылок модели, на околопозвоночные линии и на поясничные ямки, а Чонгука еще больше гипнотизируют чужие длинные пальцы, — Могу продемонстрировать, если вы позволите? — все так же холодно предлагает, и Чон понимает, что это всего лишь часть работы сексолога — показать, как можно использовать тело. Но соглашаться на демонстрацию навыков отчего-то боязно, хотя терять уже нечего, все равно ничего не сработает, он на дне и, теперь уже, точно хронический импотент, так как таинственного омегу никогда в жизни не найдет. После согласия, Тэхён встает со своего места и обходит Чона со спины, пару раз хрустнув пальцами, на всякий случай снимает и убирает кольца в карманы брюк, чтобы случайно не причинить дискомфорт. Ким даже как-то по-детски улыбается, будто до сладостей дорвался, и слава Богам, что у альфы на затылке нет глаз, а то было бы неловко. Ладони аккуратно опускаются на плечи, сжимая на пробу, а чонгуковы мышцы машинально напрягаются от неожиданности. — Расслабьтесь, — тихо произносит омега и чувствует, как Чонгук дергается, а шея гусиной кожей покрывается. Это не может не радовать, реакция отменная, но альфа молчит, дышать даже перестает, а спустя мгновение мышцы плеч все же расслабляет, — Дышите, — так же тихо продолжает омега, аккуратно сминая трепецевидную мышцу и подбираясь пальцами к стыку между шеей и основанием черепа, надавливая подушечками и кругами массируя точки, — Как ощущения? — ему в ответ мычат что-то бессвязное, но явно позитивное, потому что глаза альфы прикрываются, а тело окончательно расслабляется, становясь податливым. Тэхёну не особо удобно будет спускаться со своим массажем ниже, но он старается не обозначать этого, поочередно нажимая на корешки нервов около позвоночника. Вид на широкую мускулистую спину вблизи завораживающий, черная шифоновая рубашка кажется лишней, она откровенно мешает, но довольствоваться нужно малым, спасибо, что вообще разрешили прикоснуться. К тому же сейчас омега как нельзя отчетливо слышит аромат терпкого миндаля, и во рту буквально слюна скапливается, а собственное тело на это реагирует однозначно так, как должно было все эти две недели после того похода в кинотеатр. А Чонгук себя не понимает, ему безумно приятно, внутри что-то шатается, разнося странные ощущения по всему организму, никогда такого не было. У доктора Кима абсолютно точно волшебные пальцы, руки, да и вообще мозг волшебный. Теперь Чон верит, что омега правда специалист от Бога. А когда пальцы доходят до поясницы, надавливая на две сильно чувствительные точки, а после ладони гладят всю спину снизу вверх, останавливаясь у шеи и зарываясь пальцами в волосы, Чонгук резко распахивает глаза, ибо волной по всему организму так сильно шандарахнуло, что он аж подскакивает на ноги с ошарашенным взглядом, чем пугает Тэхёна. — Как?.. Что?.. — сбито, сдавлено, с одышкой, будто до этого вовсе не дышал. Собственные руки сами тянутся к шее, чтобы проверить остаточные ощущения и понять почему кожа так сильно вдруг загорелась, словно огнем шлифанули, — Вы… как? — да и воздух вокруг будто поменялся, стало пахнуть чем-то до боли знакомым, сладким и мягким. — Как ощущения? — с ухмылкой спрашивает Тэхён, опускаясь на свое кресло и принимая закрытую, напряженную позу, ведь внутри все трясётся. Он наблюдает за опешившим альфой, не способным сейчас принять тот факт, что не на шутку возбудился от чужих манипуляций, ибо картина на лицо и Тэхён беззастенчиво на это указывает, переводя взгляд. А после откровенно веселится, потому что Чонгук резко разворачивается спиной, бормоча негодования себе под нос. — Блять, как такое может быть? Хуйня какая-то! — Почему же не может быть, доказательства на лицо, остается только принять этот факт, — снова этот невозмутимый тон, хотя у самого омеги в голове сирена орет, оглушая, а Чонгуку рыдать хочется, честное слово. — На этом, пожалуй, наш сеанс закончен, следующее свободное окно, если появится нужда — это понедельник в это же время, — Тэхён поднимается с кресла, хватая журнал и убирая его на место, а Чонгук, наконец-то, поворачивается, наблюдая за чужими передвижениями, — Можете идти, Чонгук-щи. — Не могу, — доктор Ким стопорится, поднимая озадаченный взгляд и планшет со столика, — Не могу я просто так уйти, мне нужны объяснения! — требует альфа, постепенно приходя к здравомыслию и к осознанию того, что все это время имел в виду Тэхён, о каких переворотах внутри организма говорил, когда описывал первую встречу с предначертанным судьбой и природой. — Чонгук-щи… — Ты мой истинный омега? — ошарашено, неформально, в глазах бешеный огонь, видно как челюсть сжимается и разжимается, весь Чонгук сейчас напряжен как натянутая до предела струна, чуть тронь и разорвется к чертям! — Очевидно, да, — вздыхая, все же говорит Ким и засовывает планшет в сумку, — Я ничего не требую, вы не подумайте, Чонгук-щи. Я прекрасно понимаю, что у вас есть жених, что вы друг друга любите, что вы точно справитесь с этим вопросом… — Нет, не справимся, — перебивает, — Ты сам сказал, что либо с тобой… — тыкает в Тэхёна пальцем, активно жестикулируя, — …либо ни с кем, ведь так это работает! — вылетает с агрессией, шутки про полицию и арест уже не кажутся смешными. — Чонгук-щи, — Тэхён трет переносицу, снова оседая на кресло, — Это решаемо… С этим можно бороться, но это выбор каждого, я такой выбор делать не хочу, потому что мне мое здоровье важнее какой-то там половой жизни, никогда за этим не гнался. Помните, что я говорил про то, почему она пропадает? — Чон задумывается, вспоминая начало разговора, — Вредные привычки, беспорядочные сексуальные связи, насилие и тому подобное, но это должно было выполняться еще до роковой встречи. Так же есть альтернатива — очень сильные препараты, они так же влияют на организм, а еще несут за собой целый букет побочных действий, которые в конечном счете сведут в могилу, — нет смысла уже не освещать этот вопрос, по реакции понятно, что альфа на контакт идти не готов, что у него есть свои собственные предпочтения, и какой-то незнакомый омега в эти предпочтения никак не вписывается. Надо было сразу начинать с рекомендации Догмы, — Я выпишу вам рецепт, ваше дело, как этот вопрос решить. Тэхён подрывается к столу, где в отдельном закрытом на ключ ящике лежат розовые бланки для специальных и редких препаратов, которые можно получить только по рецепту врача, потому что это психоблокаторы нового поколения, а Тэхён имеет еще и лицензию психиатра, но пользуется своим положением только в крайних, особо запущенных случаях, как сейчас, например. — Вот, — он протягивает листок молчащему Чонгуку, подмечая, как сильно в этот момент трясется собственная рука, — Адрес аптеки на обратной стороне, — голос ломается, больше Тэхён эмоции разочарования контролировать не может. Он правда ни на что не надеялся, правда понимал, что победителем выйти из этого не сможет. Но надежда — вещь суровая, делает больно в половине случаев, как бы ты не молился на хороший исход, — Берите и уходите, — совсем сдавленно вылетает, даже в глаза смотреть уже страшно, внутри мерзко и обидно, что вот так вот агрессивно отталкивают, не давая и шанса. — Хорошо, — говорит Чон, перенимая рецепт, и делает шаг назад, последний раз оглядывая омегу с ног до головы, разворачивается, уходит к двери, но задерживает пальцы на ручке и шумно выдыхает через нос, чтобы уточнить риски: — Это очень опасный препарат? — Исследования проводились на небольшой группе добровольцев, так что до конца не изучено. Поэтому — да, очень опасный, но это единственный вариант в вашем случае. Больше Чонгук ничего не говорит, вылетает из кабинета, хлопая дверью, а Тэхён аж весь сжимается, обнимая себя руками. Делает шаг к креслу и падает на него, подбирая ноги и скручиваясь до еще меньших размеров. В глубине души он наивно полагал, что рецепт не возьмут, что откажутся. Но суровая реальность бьет с остервенелым энтузиазмом по щекам, выбивая всю мечтательность: никто ради первого встречного не пойдет на жертвы, предварительно все не обдумав, никто! Он сам бы на это не пошел, здравый смысл и понимание правильности все же есть. Верность — редкая нынче штука, Сокджину очень повезло, а вот Тэхён своим существованием портит чужое счастье. Он чувствует из-за этого тяжелый груз вины, но уже сделал все, на что был способен. Пятидесятилетнему пациенту Тэхён тоже предлагал Догму, но тот сразу же отказался, что похвально. Господин Кон выбрал прожить жизнь здоровым и сильным, пусть с небольшой особенностью, но она ему не мешает. К тому же у него есть двое замечательных близнецов — сыновей-омег. Да он до сих пор подарки на день рождения любимого доктора присылает и постоянно предлагает помощь, потому что рад, что понял в чем корень проблемы благодаря осведомлённости и профессионализму Тэхёна. Но Чонгук… он молодой, активный, красивый, он с вероятностью девяносто процентов пойдет и купит этот чертов препарат и медленно, но верно, похерит свое здоровье, зато перед омегой, который будущий муж, будет таким, как того ожидают — сексуально активным и ненасытным. А Тэхён так и останется со своим выбором и импотенцией до конца жизни. Но ничего, все решаемо, ко всему можно привыкнуть, главное не замыкаться и найти альтернативу. Да и есть еще немного времени, пока запах альфы еще витает в кабинете. Все же возбуждение не совсем спало, а это шанс в последний раз почувствовать, что такое оргазм. Это по всем законам этики не правильно, но и Тэхён не ангел.

***

— Не стоит, Чонгук, — в который раз парирует Хосок своим очень сильно захмелевшим голосом, потому что влил в себя как минимум половину бутылки вермута, что завалялся у него в кабинете. Пациенты частенько дарят подобные подарки, а алкоголь, тем более на пару с конфетами — это самый плохой подарок для врача. Кстати, конфеты они тоже открыли, — Гук-и, ты не представляешь какие последствия могут быть, если начнешь принимать непроверенный препарат, даже если он поможет наладить твою сексуальную жизнь. Я, как врач, не советую тебе этого делать. — Блять, Хоби, ты не понимаешь, — скулит Чон, развалившись на стуле для посетителей, в нем тоже немало алкоголя, но значительно меньше чем в хёне, он почти не пьет, а сегодня вынудили, не смог отказаться,  — Я Джину в глаза после этого смотреть не смогу, потому что мое тело на этого Тэхёна среагировало очень неожиданным образом, а единственный выход — чертовы таблетки, — он отшвыривает коробку дальше по столу и она врезается в пустой пластиковый стаканчик Хоби, опрокидывая его. Да, он съездил и купил их на следующий же день, аптека оказалась как раз рядом с местом работы друга, — Почему это происходит со мной? — усиленно трет глаза, — Знаешь, я сейчас даже жалею, что всю жизнь не проебал на беспорядочный секс, наркотики и алкоголь. — Я видел Тэхёна однажды, он очень красивый… — Ты ебанулся? Красивый? Серьезно? — выплевывает агрессивно, но понимает, как это звучало, потому и исправляется, Хоби прав, — Красивый, но… это не меняет ничего! Я все еще с Джином, который, на секундочку, приедет уже через четыре дня, — показывает нужное количество пальцев, а Хоби лишь головой мотает, разливая остатки вермута пополам. — Ты в понедельник пойдешь на второй сеанс? — Хосок, блять! — после экспрессивного ухода из третьего кабинета вчера вечером, Чонгук не то что Тэхёну, он даже Чимину в глаза смотреть боится, потому что снес его на повороте и не извинился за свой чрезмерно импульсивный маневр в перемешку со злостью и матами, когда летел к выходу. — Хосок — да, но вряд ли блядь, — усмехается хён, отпивая немного вермута, — Ты должен рассказать Джину все, как есть, вы должны вместе принять решение. — Решение похерить здоровье или нет — только мое, Джин тут ни при чем, ему не обязательно знать. — Ты не можешь принимать такое решение в одиночку, может быть Джину и не надо всего этого, ты не думал? — Чонгук вскидывает бровь, не понимая к чему ведут, — Джин тебя любит в первую очередь за то, кто ты, а не за то, что ты вытворяешь в постели. Секс — это бонус к отношениям, многие живут и без этого. Просто поговори с ним, если действительно любите друг друга, то обойдетесь без этих таблеток, — он кивает в сторону черной коробки. — Я вообще-то детей хочу, ты об этом забыл подумать? — кидает в ответочку младший, а Хоби лишь нижнюю губу поджимает, цокая, но и на это есть аргумент. — Когда захочешь детей, примешь таблетку, это решаемо. — Это решаемо, это решаемо… — передразнивает, вспоминая еще и вчерашние слова доктора Кима, — Все у вас, врачей, так просто, что пиздец! Один я такой сложный, что не могу нормально даже дышать из-за паники. — Тебе интубацию трахеи сделать? — ржет врач Чон, а в него снова стрелы злости и осуждения летят. — Просто поговори с Джином, я знаю, он поймет. — Через четыре дня поговорю, — бубнит под нос, отворачиваясь к плакатам с неизвестными Чонгуку препаратами на стене, и морщится. О лекарствах даже думать уже противно, — Так как вы познакомились с Юнги? — решает перевести тему, хотя не особо интересно, обычно о таком Чонгук не спрашивает, а балабол-Хоби знает, что с такими темами на уши приседать опасно для жизни. — О, тебе правда интересно или ты сбегаешь от своей проблемы? — хён мысли читает, а Чонгук лишь кивает, забирая последнюю на сегодня порцию вермута и принимаясь слушать долгий рассказ, полившийся бесконечным потоком в уши.

***

— Тэ, привет, срочно скажи мне номер нашей страховой компании, тут какой-то еблан в мою жопу въехал, — рычит в трубку Юнги, выползая на проезжую часть посреди оживленного потока машин, — Кто только таким ебанатам водительские права выдает? — Извините, я не заметил красный, — с улыбкой на лице блеет долговязая особь неизвестного субгендера, хлопая дверью с водительской стороны, — Дико извиняюсь, я заплачу за ремонт вашей малышки. — Тэхён! Срочно номер страховой компании сообщением, мне надо вызвать полицию! — яростно орет в трубку Юнги, выключая звонок и смиряя мужчину в длинном синем пальто самым сильным презрением, на какое только способен. — Воу! Полегче, может все-таки без полиции и страховой? — Слышь, переросток, — выплевывает омега, скрещивая руки на груди, — Глаза тебе для чего даны? Правильно, чтобы по сторонам смотреть! — Милейший, я по-хорошему хочу разрулить происшествие, будьте благосклонны, агрессией делу не поможешь. — По-хорошему рулить надо было раньше, тогда и дел никаких бы не было, — не перестаёт агрессировать Мин, подходя ближе, чтобы сквозь стиснутые зубы порыв ненависти был прочувствован каждой нервной клеточкой, — Имя! — Чон Хосок, — без запинки произносит альфа… да, по виду и древесному запаху понятно, что именно таким является. — Отлично, Хосок-щи, номера вашей машины я уже зафиксировал в своей памяти, — Юнги отходит на пару шагов назад, включает камеру на телефоне и принимается фотографировать аварию со всех сторон. Мерседес альфы, конечно, пострадал больше, чем задний бампер Вольво Юнги, все-таки машины эта компания делает самые крепкие, но все равно обидно. Он из-за этого Чон Хосока теперь опаздывает на работу. — Доказательства есть, если вдруг вздумаете сбежать до приезда полиции! — он набирает номер службы, прикладывая к уху динамик, но телефон выхватывают, отключая вызов и поднимая вверх, а Юнги, охуевши, стоит и не двигается, но спустя секунды три понимает, что: — Ты совсем ебанулся? — орет во все горло, потому что рядом вдруг сильно газует и сигналит проезжающая машина. — Телефон отдай! — Простите меня, пожалуйста, я с ночной смены после нескольких операций. Я заплачу вам за ремонт и сверху за моральный ущерб, просто давайте без звонков в полицию, умоляю, — Хосок даже ладонь к груди прикладывает, чуть ли не слезу пускает, а Юнги возводит очи горе в небо, пока Чон этот, недоделанный, под шумок включает камеру и нажимает на кнопку записи видео, — Меня зовут Чон Хосок, я работаю хирургом-андрологом в больнице Сэджон, случайно въехал на красный свет светофора в задний бампер милашки-омеги, — он поворачивает камеру на аварию, чтобы было видно номера машин, а Юнги в этот момент откровенно в шоке, — Обещаю, что как только мне выставят счет, оплачу в тот же день и накину сверху денег за моральный ущерб. Номер телефона в визитке, которую я передам на всякий случай в двух экземплярах, — улыбается в конце, посылая камере саранхульку, и выключает видео, передавая телефон опешившему хозяину. А когда его забирают, вытаскивает из кармана две визитки и засовывает одну в правый, другую в левый карман миновской куртки и все это время так солнечно улыбается, что Юнги подвисает от всех эмоций разом: гнев на какую-то неожиданную милость сменяется, — В любое время, кроме ночи. Юнги кивает неосознанно. Без слов прощания и гневных тирад, что вдруг исчезли из головы, дает альфе сесть на водительское сидение и покинуть место аварии как ни в чем не бывало. Стоит еще минуту с открытым ртом, а позже нашаривает небольшую картонку, что запихнули в его карман, и вчитывается в записи, наконец-то осознавая, на что он подписался своим молчаливым согласием.

***

— И ты оплатил счет? — интересуется Чон, после того как до сухого дна опустошил свой последний стакан с вермутом. — Да, и в тот же день позвал его поужинать и обмыть, так сказать, ремонт. Ну и дальше все как-то завертелось. А через пару дней мы пошли уже в кино на свидание, ну и тот фильм я сам тебе порекомендовал. Кстати, ты так и не сказал: понравилось или нет? — Да, забавный был фильм, нам понравилось. Джин как обычно смеялся до истерики, что аж какой-то парень встал посреди сеанса, ругнулся на нас, проходя мимо, и хлопнул дверью, — смеется Чон, вспоминая. — С Джином опасно ходить на комедии. — Но зато столько эмоций! Хоть как-то скрасило его отлет. — Через четыре дня приедет, — подбадривает Хоби, собирая пустые емкости и убирая в мусорку под столом, а Чонгук как-то болезненно вздыхает. — Кстати, я тогда забыл сказать, но в тот вечер особенно сильно было хреново, — Хоби поднимает свой заплывший взгляд, прося уточнить, что он имеет в виду, — Обычно я нормально отношусь к его командировкам, но в тот день будто кусок из груди вырвали, настроение убийственное было, думал, что заболел, но нет… поэтому себя работой завалил, чтобы хоть как-то отвлечься. Преследовало чувство, что случится что-то непоправимое. Но самолет сел, да и в Пекине у него все было нормально, как обычно, в общем-то. — Ты должен был сказать мне, может правда заболел, — Чон мотает головой. Не настолько было хреново, чтобы Хоби от сна отвлекать, который при работе врача на вес золота, ровно как и время. — В следующий раз говори сразу, даже ночью, хорошо? — Спасибо, хён, твоя поддержка бесценна. — Еще бы ты мои советы принимал, вообще бы все заебись было. — Я принимаю! — протестует Чонгук, — Вообще-то по твоему совету пошел в эту клинику, чтоб ее! Я теперь задумываться буду, ибо не хочу снова узнать, что раком болею, потому что член не встает. — Член не встает, потому что истинностью болеешь. — Ой, все! Пора уже закругляться! — снова убегает от темы, а Хосок уже ничего поделать не может. Но заканчивать правда пора, к тому же, еще кабинет надо проветрить, а то они тут знатно так парами спирта надышали, благо завтра воскресенье, выходной день, до прихода пациентов все успеет испариться.

***

      Почему-то последние два дня Чонгуку неприятно приходить в свою собственную квартиру. Вчера, после сеанса особенно странно было здесь находиться, ибо все напоминает о Джине, о его присутствии в жизни, потому что делят они один дом на двоих уже на протяжении двух лет. Но образы перед глазами теперь не его, и запах, засевший на обонятельных рецепторах тоже не его, хоть и ощущается отдаленными отголосками, когда проходишь мимо шкафа с одеждой или лежишь на простынях. Да Чонгук даже не смог заснуть на кровати, пришлось уйти на диван, ибо в мыслях картинки летают такие, будто он совершил грех — изменил. А на следующее утро вообще поменял постельное белье в общей спальне, на всякий случай убрался в гостевой комнате, чтобы ночевать предстоящие ночи именно там, поехал на работу, а после в аптеку рядом с больницей Хоби за этим злосчастным лекарством, где на него с каким-то сочувствием посмотрел провизор и пробил чек на таблетки, коробку от которых альфа сжимает в руке до хруста прямо сейчас. Хочется все разнести к хуям, хочется вырезать образ доктора Кима из памяти, хочется вообще чтобы не было этой встречи, о которой Чон ни сном ни духом. Когда и где этот омега попался на его глаза? В какой момент он открыл дверь с ноги в его счастливую и беззаботную жизнь со словами: «Вы не ждали, а я приперся!». Чонгук пропустил этот момент, да и пресечь, если честно, не смог бы. Жизнь — штука неожиданная, как не загадывай. Фортуна хоть и любит Чонгука, но явно проебалась и подкинула ненужную удачу совершенно не вовремя. Он себя корит за то, что после разговора с Тэхёном пришлось справляться со стояком подручными средствами прямо в машине, остановившись в какой-то глуши; в машине, в которой на заднем сидении лежит плед Сокджина, а под зеркалом на лобовом стекле висит пузырек с ароматом попкорна, который Чон так любил, а сейчас уже практически не чувствует, потому что неузнаваемый аромат доктора Кима врезался в рецепторы и, кажется, заблокировал их. Сейчас, на полупьяную голову идеи приходят разные, а руки тянутся открыть черную коробку, словно ящик Пандоры, и принять эту чертову таблетку, чтобы не мучаться терзаниями и снова чувствовать себя в своей квартире как дома, а не будто он пришел в чужой, чтобы сеять хаос волнами самобичевания. Даже сейчас садится на диван не как хозяин, а как гость, и снова смотрит на ящик Пандоры в руке, принимая решение: закидываться или нет. Список побочных эффектов внушительный, вплоть до облысения и потери психического равновесия. К сожалению, Чонгук и без этих таблеток полысеет и сляжет в психушку, если за каждым углом не перестанет видеть образ омеги из кабинета номер три. Образ красивый, ничего не сказать. Доктор Ким явно умный и начитанный. Чонгук не спорит, что он еще и профессионал в своем деле, залез вчера в интернет, прочитал кучу статей и пару вебинаров в ускоренном режиме просмотрел, даже открыл видео с какого-то офлайн мероприятия, где Тэхён про эту истинность пресловутую рассказывал в прошлом году. А на вопрос из зала: «что бы сделал он, если бы и с ним такое случилось», ответил с искренней улыбкой и коротко: — Дал бы этому человеку выбор. Вот Чонгук и сидит сейчас с этим выбором: на правом плече ангел кричит и молит, чтобы думал Чон в первую очередь головой, а на левом демон нашептывает выпить таблетку и забыть все к ебеням, проживая остаток жизни с побочными эффектами, зато с любимым человеком. А любимым ли? Не готов он был к такому повороту событий, ой, как сильно не готов. Он сейчас правда задумывается, что с Джином они хоть и вместе два года, а дружат вообще со студенчества, но за все эти два года, когда они действительно были вместе в днях можно насчитать половину одного. У омеги вечно разъезды по странам с проектами по продвижению эко-сообщества и по исследованию местности на промышленную загрязнённость, а Чонгук вечно в офисе пропадает, только по ночам жутко уставший и по воскресеньям ужасно сонный Сокджина видит, опять-таки, когда тот находится в Сеуле. Когда они только начали встречаться, когда их дружба переросла во влюбленность, а там и любовь, они были вместе сутки напролет. Но продолжалось это до того момента, пока их обоих не продвинули по должности. Они, на самом деле, к этому просто привыкли и проживали так, как уготовано судьбой. Но судьба откровенно выёбывается на Чонгука последние несколько дней, а это злит до дрожи в кулаках, которые сжимают коробку еще сильнее, зашвыривая черный картон в сторону горшков с растениями у окна. Их когда-то притащил Джин, чтобы воздух очищать. Чонгук ненавидит себя за то, что приходится об этом всем думать, ненавидит за то, что начинает вспоминать всю прожитую жизнь и искать причины, по которым он любит Джина, и ненавидит, потому что находит их. Добрая дружба без ссор. Они никогда не ссорились, даже бывало Чонгук с Хосоком цапался, и они морды друг другу били. Вечная забота. Джин приносит еду на обед в офис, когда время позволяет, дома ждет ужин, когда Чон уставший приволакивает свое тело на кухню. Волнение. Джин каждый раз во время звонка спрашивает о делах и здоровье, всегда лечит Чонгука, когда тот болеет, хоть это и редко бывает, а сам себя не лечит, может даже с температурой на работу поехать, хоть его и заставляют насильно оставаться дома не только врач Хосок, но и сам Чонгук. Ну и очевидно — секс, помощь при течках и гоне, которого уже не будет, потому что… ну просто не будет. И это все, что он смог вспомнить, не считая внешности и некоторых общих интересов. Это разве любовь? Для нее не должно быть причин, если причина уходит, то и любовь, по условию, тоже должна уходить. Тогда что это? Крепкая дружба с охуенными привилегиями? Привычка? Удобство? — Почему я, блять, вообще об этом думаю, сука! — орет в пустоту гостиной, хватаясь за голову и натягивая волосы с такой силой, словно вместе с ними из мозга можно выдернуть все непрошеные мысли. Но они не выдергиваются, они жужжат противно пчелиным ульем и колют своими жалами, отравляя ядом мышление, которое под действием недавно выпитого вермута бушует не на шутку. Чонгук не знает, что ему делать дальше и как разговаривать с Джином, ибо всю жизнь врать он не сможет, он и так два дня ему уже не звонит, отписываясь только сообщениями с самым стандартным набором ответов на самые простые вопросы, которые ему прилетают, ссылаясь на то, что очень сильно занят в последнее время на работе. Только голова отнюдь не работой порабощена, а другим омегой, его грустными глазами под конец разговора и фразами: «это решаемо», «дам выбор», «ваше дело, как этот вопрос решить» и «берите и уходите». И Чонгук будет корить себя еще очень долго за то, что прямо сейчас открывает сайт клиники Мина, находит номер телефона Тэхёна и нажимает на кнопку вызова, вместо того, чтобы позвонить Джину и спросить как у него продвигается проект, потому что в данный момент в голове засел вопрос, ответ на который должен облегчить самокопание. Но долгие гудки в динамике просят… нет! Они умоляют остановиться, сбросить звонок! Он почти что плюет, но не попадает по красной кнопке и слышит приглушенное «Алло», прикладывая трясущимися руками телефон обратно к уху. — Алл-о-о, кто это? Чонгук прочищает горло, прикрывая глаза, и сразу же задает засевший в голове вопрос: — Где мы с тобой пересеклись впервые? — получается отстраненно, грубо, холодно, незаинтересованно, но так даже лучше. — Просто скажи время и место, я должен знать. — Ах, Чонгук-щи, это вы, — вздыхает в трубку Ким, — Две с половиной недели назад в кинотеатре, я был на фильме «Долбанутые», ушел посреди сеанса. — Так это ты нас истеричками назвал? — уточняет Чон, перекладывая телефон к другому уху. — Ага, я, и дверью хлопнул тоже я, — пропускает смешок Тэхён, чем-то шурша у микрофона, — Это все? Уже поздно. — Я тебя разбудил? — Чон поглядывает на часы, стрелка которых ровно на полуночи, — Извини. — Почти… ничего страшного, — по-доброму отвечает омега и, судя по странному звуку, зевает. — Просто я не нахожу себе места… я должен был извиниться и за свое поведение на сеансе тоже, прости, пожалуйста, Тэхён… Ты не виноват, что над нами решила подшутить сама жизнь. Пожалуйста, пойми меня правильно, и как бы банально это не звучало… — Дело не в тебе, дело во мне… — перебивает со смешинкой в голосе, — … да-да, можешь не продолжать, я все прекрасно понимаю, еще вчера тебе это сказал, не бери в голову, — он замолкает на несколько секунд, а Чонгук не догоняет, почему не хочет прямо сейчас повесить трубку, а хочет чтобы Тэхён еще что-нибудь лениво говорил своим сонным, бархатным, низким голосом, обращаясь неформально, и он говорит, точнее спрашивает: — Ты уже купил таблетки? — Купил, — с какой-то грустью в голосе отвечает альфа, ложась на диване на бок и подкладывая телефон под ухо, глазами испепеляя смятую черную коробку у горшков с комнатными растениями. — Хорошо, — все так же сонно отвечает Ким, снова зевая, — Первые три таблетки не сделают ничего страшного, но как пишут исследователи… — После четвертой развивается привыкание, — заканчивает Чонгук, улыбаясь, потому что они говорят это синхронно, Тэхён тоже смеется, — Я вчера читал статьи. — Тогда ты знаешь, что останавливаться нельзя, со временем дозу надо будет увеличивать. Я выпишу рецепт, только не забудь сказать заранее, чтобы не было хуже. — Хорошо, — не хорошо, потому что, блять, не хорошо это все! Чонгука от выбора этого ломает, он чувствует, что его засасывает в какую-то дробилку, где даже кости превращаются в фарш, бесформенный, истекающий кровью, потому что заживо, а боль эта фантомно ощущается везде, и руки дрожат. — Странно такое говорить, учитывая обстоятельства, но я верю, что у тебя будет все хорошо, Чонгук. Длинная, перманентно серая жизнь без страсти — это тяжело морально, — альфе очень больно такое слышать, перекладывая перспективу на свою собственную, — Я тебя понимаю, сам так живу и не то чтобы мне это нравится, просто я вот такой вот: отстраненный, замкнутый в себе, — и это говорит сексолог, человек, который по определению помогает таким людям, как сам Чонгук справиться с проблемами получения удовольствия, — Но я выбираю эту жизнь, потому что знаю, что кто-то другой проживет ее счастливо, и от всего сердца таким людям желаю добра, честное слово, — адресовано точно Чону, у которого глаза на мокром месте уже, потому что вопреки себе, человек на другом конце линии делает выбор в пользу чужой счастливой жизни, ни на что не претендуя. — Моя работа помогать, я эту работу безумно люблю, мне этого достаточно, поверь. — Спасибо тебе, Тэхён, ты правда потрясающий в своем деле… да и в целом, — последнее вылетает неконтролируемо, но действительно так думается. Что у пьяного в голове, то и на языке. — Ну, это ты, конечно, загнул, но прия-я-ятно-о, — скептично тянет омега, а Чонгук смеется над интонацией и неосознанно шмыгает носом, ибо из глаз самые настоящие слезы скатываются, и это вряд ли уходит от слуха Тэхена, который услышанное никак не комментирует, понимая для себя, что нехотя вызвал такую реакцию, казалось бы, простыми словами и пожеланиями счастья. — Доброй ночи, Чонгук… постарайся меньше думать и все придет в норму. — Доброй ночи, Тэхён, — тихо повторяется альфа, слыша, как звонок сбрасывают, и чувствует, что тишина вокруг стала настолько громкой, что даже не слышно собственного дыхания и тиканья часов, показывающих десять минут первого. Он снова не может уснуть всю ночь, ворочаясь. Встает, делает самый крепкий кофе с горячим карамельным молочным коктейлем, но не пьет, ждет когда немного остынет. Снова заглядывает в интернет, чтобы перечитать все, что только можно про Догму. Ищет альтернативы, но не находит ничего, потому что единственная альтернатива, описанная в источниках — та самая связь между особями разного субгендера. Таблетки уже лежат в закрытом ящике стеллажа, а ключ спрятан под органайзером на рабочем столе. Когда глаза совсем уже слипаются, рука все же тянется к подостывшему напитку. Чонгук делает глоток и выпадает в осадок, осознавая, что слышал этот аромат, чувствовал этот вкус на корне языка пару дней назад, когда был в кабинете номер три, когда Тэхён стоял совсем близко, когда надавливал на точки на затылке, позвоночнике, пояснице, когда обжег горячими пальцами кожу шеи, а Чонгук подскочил от реакции собственного организма, испугавшись, и испугав доктора Кима своей экспрессивностью. И сейчас от стакана с кофе Чон отшатывается как от огня, едва ли не проливая на клавиатуру ноутбука, вовремя затормозив падение и пачкая свои домашние серые штаны. Тэхён. Его голос как тягучая сладость, сам он весь будто из сахара сделанный, глаза карамельного цвета блестели в свете ламп кабинета, когда он пристально следил за каждым жестом недальновидного пациента, кто настолько погряз в своей проблеме, что хоть огромными буквами на лбу напиши, не увидел бы истины в ближнем. Чонгук чувствует себя глупцом, откровенным идиотом, у него не только проблемы с членом, но и с башкой, раз уж на то пошло. Он прямо сейчас отдаленно вспоминает тот день, когда был в кинотеатре вместе с Джином, он вспоминает, как бегал за вторым ведерком попкорна и как случайно уловил яркий аромат от кого-то совсем рядом, но списал это на новую порцию чего-то карамельного в киоске с едой, да того же самого попкорна! И доктор Ким тоже там был, это он назвал их истеричками, пока спускался мимо по лесенкам, надевая на голову берет, он сидел в этом коричневом бархатном берете на диванчике рядом с дверью кинозала, пока Чонгук мельком бросил взгляд на одинокого парня, который залипал в телефон и что-то активно просматривал. Вернувшись к Джину, Чонгук почувствовал, что внутри огнем что-то загорелось, по всему телу разошелся жар, будто по сосудам лава поплыла, но оправдал это тем, что быстро бежал, что Джин его с улыбкой встретил и поцеловал в благодарность, что в зале в принципе жарко было, но все оказалось гораздо сложнее. Ему тогда не из-за отъезда Джина хреново было, вовсе не от него. Кусок из груди вырвали, настроение убийственное было — не из-за болезни, а из-за установившейся связи. Преследовало чувство, что случится что-то непоправимое, а оно и случилось. Истинный омега случился. И сейчас альфа смотрит на этот заляпанный кофейными разводами белый стол, на подсохшие коричневые пятна на серых домашних штанах, на органайзер, под которым лежит ключ от закрытого ящика, и не понимает, каким образом дальше поступать, потому что душу будто отводят от того, что было «до». Теперь вообще все делится на «до» и «после». А такого не должно быть! Это тяжелейшее испытание для человека, который до всего этого был счастлив, а теперь в своем счастье сомневается, потому что знает, что портит жизнь своим существованием кому-то другому, кто вопреки себе делает выбор в чужую пользу. Чонгук запутался, на лице написано жирными красными огромными буквами «пиздец», при чем тотальный. Джин приедет через четыре дня, с ним срочно нужно поговорить, потому что если так продолжится, Чона затопит чувство вины, он все-таки за мораль, за добро, за правду, он против любого вида насилия, против лжи. Против! Себя не жалко, но вот держать в неведении Джина, — да даже умалчивая о существовании тех самых таблеток, — это тяжело, он долго не протянет. Издеваться своим существованием над жизнью Тэхёна он тоже не сможет, он несет ответственность, а она давит на голову. В нем начинается полнейший диссонанс. Ангел на правом плече побеждает, Чонгук действительно сильно загоняется, он допивает кофе, ложится на кровать в гостевой комнате и не спит до самого рассвета, когда в окна уже заглядывают лучи солнца, а белые стены окрашиваются в оттенки розового и оранжевого. Он все это время думает, обмозговывает, репетирует слова, вспоминает каждую секунду своей жизни, вспоминает слова Хосока, Тэхёна. Вспоминает крайнее свидание с Джином, вспоминает все. А позже видит темноту под веками, слышит полнейшую тишину, освобождающую от тяжелых мыслей, не осознавая, что проспит в одном положении на спине до самого вечера воскресенья, потеряет еще один день, а до приезда Джина останется ровно три.

***

— Я не понял, а ты чего такой бодрый с утра пораньше? — Чимин встречает Тэхёна за стойкой регистрации длинным громким зевком, что аж слезы из глаз выступают, — Выспался, что ли? — Доброе утро, Чимин-и, — улыбается Тэхён, падая на диван для посетителей. — Тебе чего-то надо, Тэхён? — бурчит омега, выходит из-за стойки, перебираясь шаркающими ленивыми шагами до дивана, и плюхается рядом. — Можешь отменить сеансы на следующие три дня? — у Чимина сонливость от этой просьбы как рукой снимает, а глаза и рот в идеальные круги распахиваются, — Их не так много, я хочу скататься до родителей в Тэгу. — Меня Юнги, да и тебя тоже, убьет нахер за такую самодеятельность! — Ну Чимин-и, ну пожалуйста! — складывает ладошки друг другу и таким умоляющим взглядом смотрит, что Паку аж не по себе становится, — Я позвоню постоянным клиентам, приму их в выходные дни. Ведь они бизнесмены, этот шанс не упустят, ну пожалуйста, — просит слезно, а Чимин лишь кивает, — Я сам Юнги позвоню, просто ты скажи остальным, скидку там предложи, мне непринципиально, хорошо? — Хорошо, — отстраненно говорит администратор, хмурясь и не понимая чужого внезапного порыва, — С тобой все нормально? — Более чем. Тэхён слишком резко встает на ноги, улыбаясь так счастливо, как только может. Лишь по глазам, скорее всего, видно — эмоция натянутая, не искренняя. Он скрывается на лестнице, а Чимин еще минуту сидит остолбеневшим, но позже тоже встает, вздыхая и направляясь к своему рабочему месту, чтобы открыть расписание доктора Кима и набрать первый номер записавшегося на вторник, вслушиваясь в тяжелые гудки. А Тэхён еще недолго стоит на втором этаже и слушает, что скажет Пак в трубку: — Доброе утро, господин Шин, вас беспокоит клиника Йонхон, вы записывались на вторник… Окончание разговора смысла дослушивать нет. Тэхён топает к своему кабинету, гремя ключами и, открыв дверь, шагает внутрь, переводя воздух. Двух выходных будто не было: он много спал, много ел, смотрел сериалы, а когда надоело, попытался вычистить весь дом от пола до потолка, но тот телефонный разговор так и не мог выкинуть из головы, ничего не помогало. Тэхён понятия не имеет, откуда вытащили его телефон, просто факт — Чонгук его нашел. Но это не самое пугающее, Чонгук купил таблетки, он изучал их, и у Тэхёна уже просто нет выхода, кроме как смириться с чужим выбором. Он раньше наивно полагал, что его это не пошатнет, что человек сможет адаптироваться к чему угодно, но очень сильно заблуждался. Природа не может совершить ошибку, он это чувствует как никогда раньше. Ему будто конечности отрубают, делая инвалидом, недееспособным. Тэхён сильно завидует силе господина Кона, он смог противостоять этой природе, бросил ей вызов и живет себе припеваючи. Дома его каждый день ждут дети и любящий муж, а Тэхёна такими темпами никто ждать не будет. Только родители в Тэгу, к которым он так сильно рвется, чтобы высказаться. Ведь психологам, психиатрам, сексологам тоже надо кому-то рассказывать о своих проблемах, иначе молчание и переваривание всего в одиночку выльется во что-то похуже, во что-то опасное для жизни. Тэхён не компьютер с программой генерации советов и решений, он живой человек, ему тоже бывает больно и тревожно. И единственные люди, кто может дать пинка под зад и которым он доверяет — это родители. Потому он набирает номер Юнги, выслушивает для начала новости из пусанского филиала — ситуацию удаётся более менее мирным способом разрулить без суда и следствия. Желает терпения и невзначай напоминает Юнги о его долгах, за которые хочет получить оплату в виде разрешения съездить до Тэгу. А директор всеми руками «за», даже радуется, хотя это не удивительно, всё же отпуски Тэхён редко берет, только по праздникам и то ради одной и той же причины — навестить семью. Таким вот образом он и врывается в понедельник. До первого клиента покупает билеты на автобус, потому что обожает добираться до Тэгу именно на этом транспорте, заказывает в интернет магазине наборы специй, которые очень любит папа, оформляет доставку на вечер, проводит первый сеанс, второй, третий. После четвертого идет на поздний обед с Чимином и еще одним коллегой. Играет роль абсолютного спокойствия и отгоняет всевозможные мысли, связанные с Чонгуком, которые, слава Богу, перестают его преследовать весь оставшийся день. После работы Тэхён уже с искренней улыбкой на лице выходит из клиники. Его порадовал последний пациент своими успехами и желанием закончить терапию, потому что нужды в этом больше нет. Целый год сеансов, наконец-то, принес плоды, и посетитель не поскупился на благодарность, притащил огромную корзину фруктов, которую Тэхён планирует забрать в Тэгу. До квартиры он добирается без пробок, чемодан не собирает, а берёт лишь уходовую косметику, пару особо нужных вещей, пакет со специями и фрукты. Автобус едет ровно в полночь, чтобы успеть добраться до автовокзала, выйти нужно через пару часов. Он на всякий случай ставит таймер, садится за кухонный стол и просто открывает ноутбук, чтобы без мыслей полазить по просторам интернета. Но спустя полчаса такого незатейливого времяпровождения слышит звонок в дверь и подпрыгивает на месте, ибо гостей совсем не ждал, к тому же на автобус выходить совсем скоро, а тут настойчиво трезвонят, что аж хочется пойти и выругаться, а позже отключить звонок. — Кого принесла нелегкая, — бубнит омега, шаркая своими цветастыми красными носками по паркету в образе самого настоящего путешественника, сидящего на чемоданах. И остановившись у двери, смотрит в глазок, недоуменно вскидывая бровь, — Ты чего? — спрашивает Ким, открывая дверь и приглашая вечернего гостя внутрь, — Я же сказал, что уезжаю сегодня в полночь. — Я не дождался бы три дня, а ты по телефону базарить не особо любишь, — запыхавшись, отвечает Чимин, попутно скидывая кроссовки и проходя вглубь квартиры сразу на кухню, чтобы сбросить пакеты с чаньджаньмёном на стол у включенного ноутбука, — Так что у тебя есть как раз пара часов, чтобы объяснить мне, что с тобой случилось, и потом я сам отвезу тебя на вокзал. — Чимин, может быть не стоит? — Тэ, кто, если не я тебя выслушает, а? — с прищуром спрашивает Пак, опускаясь на стул, на котором до этого уютно расположился сам хозяин квартиры, — Я же знаю, что потом ты все равно не выдержишь и расскажешь. Сколько раз ты сбегал в Тэгу, а после приходил ко мне со слезами на глазах и просил с тобой пить горячий шоколад, потому что вино ты терпеть не можешь? — Три? — Шесть! — выпаливает Пак, — И это для тебя… — он тыкает указательным пальцем в Тэхёна, — …очень много, потому что ты в принципе спокойный и уравновешенный, в отличии от нас с Юнги. — Чимин, я правда в порядке, — почти что, но об этом друзьям рано рассказывать. Тэ сам в себе не разобрался еще. И по Чимину видно — не верит, скептично смотрит, цокает даже и принимается вытаскивать контейнеры с едой на стол, отодвигая соседний стул и хлопая по сидушке, чтобы Ким сел. — Я видел, как Чонгук в пятницу вылетел из твоего кабинета, он меня снес своей экспрессией, что у вас произошло? — Тэхён принимает палочки и открывает аппетитно пахнущую лапшу с черной бобовой пастой, перемешивая. Он не знает: стоит ли все вываливать на друга или все же стоит его держать в неведении какое-то время. Зная Пака, тот первый пойдет морды бить нарушителям спокойствия, так было шесть раз до этого. — Последний раз, когда ты был в таком подавленном состоянии и строил из себя радость и непринужденность, я на следующий день сидел в полиции за порчу имущества того самого пациента, кто к тебе подкатывал прямо на сеансе, нарушая личные границы. Чонгук тоже… — Нет! — резко выкрикивает Тэ, даже руки вперед вылетают, прося остановиться и не продолжать, — Нет, он не приставал, все нормально, просто… — Тэ вздыхает, опуская взгляд в тарелку и хватая палочками порцию пшеничной лапши. — Просто… что? — У меня временная импотенция, — получается тихо, но до слуха друга все же долетает, Чимин аж палочки роняет и прикрывает рот обеими ладонями, чтобы не заорать в голос, а Тэхён взгляд отводит, морщась, — Да, больше всех кричал, что истинность — это волшебно и прекрасно, что надо людям выбор давать, что буду готов к этому, если вдруг столкнусь… Но реальность такова, что хочется купить чертову Догму и начать принимать эти психоблокаторы, не думая ни о чем. Романтизация — это плохо… — Это из-за этого Чонгука ты тогда неделю отлеживался? — Тэхён кивает, — Ёбушки-воробушки, вот это, конечно, сюрприз! Я думал, что ты просто заболел! — шокировано выплевывает Чимин, набивая полный рот лапши и становясь похожим на бурундука, — Ебать, не встать! Почему раньше не сказал? Таблетки зря только таскал. — Они лежат нетронутые, можешь забрать, — тихо говорит Ким, указывая куда-то на шкафы. Чимин мотает головой, ему не нужны эти лекарства, желудок все переваривает как машина, а Тэ продолжает говорить: — Не хотел ни тебя тревожить, ни Юнги, но тот сразу догадался, что со мной случилось. — Чимину немного обидно, но он понимает, что друг о себе не любит говорить, особенно ненавидит с проблемами на уши присаживаться. Все сам, все своими руками и мозгом, за это Тэхёна все и уважают: умный, сильный и независимый омега, — В перспективе я даже резиновым членом пользоваться больше не смогу, если, опять-таки, не начну принимать Догму, это единственные таблетки, что могли бы помочь еще тогда, — с долей агрессии парирует Ким, злится на жизнь, и уже, кажется, на свой выбор. — Зато течки перестанут причинять боль, хоть за это ты должен быть благодарен временной импотенции. — Чимин, блять! Прекращай! — А что Чимин? Что? Тебе почти тридцатник, а за это время течку с альфой ты сколько раз проводил, м? — Два? — задумчиво тянет, пожимая плечами. Партнеров у Тэхёна было не так много, хоть о сексе он знает все и даже больше, чем следовало бы, — Ты же знаешь, мне это неинтересно. — У всех уже дети есть к этому возрасту, а ты до сих пор холостяк. — Кто бы говорил! У тебя тоже детей нет. — Я их искренне терпеть не могу! — о да, Тэ прекрасно помнит чиминово нытье о том, что дети — это истерически рыдающие беспомощные личинки, за которыми нужно постоянно следить и на которых нужно тратить неимоверное количество нервов, денег и времени. Не раз подобное выслушивал и нет никакого желания слушать снова. И спасибо, что Чимину сейчас тоже не хочется поднимать эту тему, но то, что он спрашивает дальше, Тэхён обсуждать тоже не хочет. — Он не свободен, да? — Он помолвлен с неким Ким Сокджином, — Чимин понимающе кивает, — Так что давай мы не будем об этом говорить и просто поедим. Скоро уже выходить на ав… — Он тебе понравился? — перебивает Пак, заглядывая в тэхёновы глаза с какой-то вселенской грустью, скорбью и печалью, будто это ему, Чимину, пару дней назад дали тотальный отворот-поворот. — Мягко сказано, — вздыхает Тэ, все же откладывая палочки и невольно вспоминая пятничный сеанс с истинным альфой и тот ночной разговор по телефону, — Природа не ошибается, — грустно улыбается, — Это тяга на каком-то клеточном уровне, только вот я ему нахуй не сдался… он купил Догму, Чим, он купил препарат и скорее всего уже начал принимать. — Мне жаль, — Пак кладет на плечо друга свою небольшую ладонь, аккуратно сжимая, и замечает, как тэхёново лицо искривляется, а на щеках появляются две тонкие мокрые дорожки. На сегодня он уже исчерпал свой лимит сдержанности, — Хей, ТэТэ, ты чего? — он тянется вытереть, но друг отворачивается, шмыгая носом и поворачивается обратно с натянутой улыбкой, что ломается моментально как только их взгляды встречаются. Весь Тэхён теперь дрожит как осиновый лист на холодном ветру, из-за чего Пак подбирается ближе и просто обнимает, слыша краем уха приглушённые всхлипы, чувствуя, как толстовка намокает. А Тэхён крепче обхватывает друга за тонкую талию, зарываясь носом в шею, откуда успокаивающее пахнет какао, что так сильно любит Тэхён в Чимине, и понимание без слов он тоже в нем любит. Чимин медленно гладит спину, позволяя выплакаться. Они знакомы кучу лет, но таким Тэхён предстает впервые: откровенно сломленный, неуверенный в себе, вешающий на себя ярлык безысходности, плачущий, опускающий руки. Тэхён очень редко проявляет подобные эмоции, он всегда сдержан, всегда в здравом уме, он чаще может злиться, чем плакать, и такие моменты — по-особенному сокровенные. Чимин не знает его чувств до конца, не знает, о чем Тэхён думал до этого и думает прямо сейчас. Но благодарен, что может принять на себя часть чужих страданий, подставить свое дружеское плечо, дать такую сейчас нужную молчаливую поддержку и просто быть рядом в период черной полосы. И Ким успокаивается, утирает глаза, улыбается не так болезненно, снова берет палочки в руки, наматывает на них разбухшую лапшу и рассказывает о планах в Тэгу, о родителях, которые очень ждут, о любви к дорогам и автобусам, о которой Чимин, конечно же, знает не понаслышке. Однажды они уже ездили в путешествие по всей Южной Корее, правда Чимин плевался на затекшие ноги и спину, но горящие счастьем глаза Тэхёна давали сил преодолеть запланированный маршрут. И по окончании из автобуса даже выходить не хотелось, а просто ехать, ехать, ехать… Есть своя романтика в таком дорожном приключении, оно прямо коррелирует с самой жизнью, где пункт назначения — это определённая цель, а дорога до этой цели, чаще всего, намного приятнее, чем то, что ждет на финише. Чувство предвкушения, ожидание, интрига — в этом вся прелесть. И благодаря Тэхёну Чимин это прекрасно знает, на себе прочувствовал. Но целью нельзя ставить конкретного человека, дорога до него сделает больно душе, особенно, когда этот человек недосягаем, занят, не заинтересован. А вариться в своих мечтах и ожиданиях — тяжелейшее испытание. Чимин не хочет такого для Тэхёна, а Тэхён и сам все прекрасно понимает, потому принимает советы, благодарит за ужин, вручает корзинку с фруктами Паку, и они покидают квартиру, садясь в машину и уезжая под приглушенно работающее радио без разговоров до вокзала, чтобы там крепко обняться и пообещать звонить друг другу, как только появится время и желание. Тэ правда очень сильно благодарен за то, что к нему пришли, за поддержку и понимание без слов, они дружат уже очень долго и Чимин снова напоминает, что Тэхён всегда может прийти, чтобы высказаться, если к такому располагает ситуация, а Тэ соглашается на этот раз. Ведь психологам, психиатрам, сексологам, да любому человеку любой профессии надо кому-то рассказывать о своих проблемах, иначе молчание и переваривание всего в одиночку выльется во что-то похуже, во что-то опасное для жизни. Выглядывая через стекло автобуса, Тэ видит, как ему машет Чимин и как сильно блестят его глаза, потому что переживает за друга, потому что тоже до слез обидно. И Тэхён очень надеется, что Чимин оставит свое негодование и не пойдет выяснять отношения с Чонгуком, потому что станет только хуже, а к такому Тэхён не готов. Автобус трогается с места, уезжая в тишину ночного города, тут и там горят фонари, а с черного неба ярко светит огромная круглая луна. Звезд столько, что можно даже различить созвездия. Редко мелькают фары автомобилей, гул мотора успокаивает, расслабляет, на лице омеги появляется умиротворенная улыбка, глаза прикрываются — очень атмосферно и уютно. Сидения комфортные, спинку можно опустить, что Тэхён и делает, накрываясь автобусным пледом, подкладывая под голову подушку и устраиваясь поудобнее. Он не отрывает взгляда от ночных городских пейзажей, постепенно сменяющихся на лесистую местность трассы, ведущей прямиком в Тэгу, где родной дом, любящие родители и очередная порция поддержки, которая необходима как никогда раньше.

***

— Да, я вас понял! Хорошо, сделаем в лучшем свете! — с позитивом и вежливостью говорит Чонгук в трубку, прощается с заказчиком и опускается на кресло за рабочим столом, переводя дыхание после изнурительной беседы. На него снова свалилась работа, но в этот раз он ей даже рад. Подумаешь, снова дома появляться не будет, это какой-никакой — плюс. Поступил заказ на организацию благотворительного эко-форума через неделю, хотят собрать деньги на озеленение территории города в самых неблагоприятных районах с экологической точки зрения, причем с просьбой обратилась достаточно известная в Сеуле компания. Джин работает на конкурентов, но скорее всего, Чонгук более чем уверен, омеге понравится, что именно Чон будет этим заниматься. К тому же, есть у кого попросить помощи и проконсультироваться, кого именно стоит приглашать на будущее мероприятие. Джин как раз через два дня уже должен приехать, а сам благотворительный вечер выпадает на следующий понедельник. И почему-то Чонгук уже не боится встречи с омегой, он все воскресенье проспал, и так хорошо выспался, что еще всю ночь до утра работал над мелкими отчетами за квартал и пошел на работу бодрым после бессонной ночи. Сбил режим, зато кроме работы больше ни о чем не думал. Даже сейчас под вечер его не клонит в сон, какой-то странный порыв активности преследует его целый день, хочется горы сворачивать. С этой мыслью он и остается допоздна, отпускает всех работников и сильно переживающего секретаря Бана, который позаботился и почистил кофейный автомат, закупился молоком и ушел с тяжелой душой из-за того, что босс снова засиживается. Но Чон его успокоил и чуть ли пинками не выпроводил за порог офиса, оставаясь наедине со своими мыслями и планами. План нужно обязательно начать составлять прямо сейчас в вечер понедельника, пока работа идет и голова настроена на продуктивность, пока ничего не отвлекает, а рефлексия над все еще присутствующей проблемой снова не заполняет все мысли и не топит в омуте самобичевания. В полночь он уже спит на своем офисном диване, укрывшись Сокджиновым пледом из машины, но спустя пару часов безмятежного сна, его вырывает обратно в реальность раздавшаяся трель входящего звонка, а телефон оказывается, как ни кстати, на столе в нескольких метрах. Чонгук медленно загружается, потирая слипшиеся глаза, и тяжелыми шагами подходит к кричащей трубке, еле как вчитываясь в имя звонящего: — Алло, ты чего так поздно? — хрипло, после слов Чонгук глушит зевок, возвращаясь снова на диван, — Джин, ты чего звонишь? — Чонгук, Господи, тут такое дело… — его голос звучит обеспокоенным, на заднем фоне какой-то шум, голоса, — … Я уже через три часа буду в Сеуле, можешь забрать меня? — Чонгук аж подскакивает на ноги от этой просьбы, получается слишком резко, голова вдруг кругом идет. — Ты же послезавтра должен был вернуться? — тупой вопрос, учитывая то, что его просят приехать в аэропорт уже через три часа, — Что-то случилось? — Случилось… — едва слышно скулит омега в трубку, и Чонгук понимает, что Джин сейчас на грани истерики, точно весь в слезах, потому что всхлипы слышны так отчетливо, что в груди становится больно, — Приезжай пожалуйста, Гук-и, — просит омега, а Чонгук мельком бросает взгляд на настенные часы, во тьме пытаясь различить сколько времени. Два часа ночи. — Да, конечно, я приеду… во сколько самолет? — Я уже иду по трапу, взлет через десять минут, — уже более спокойно отвечает, слышно, что шум с периферии постепенно стихает. — Хорошо, встретимся через три часа. — Спасибо, Гук-и, прости, что так неожиданно. — Хей, солнце, ты чего извиняешься? — мягко говорит альфа, стараясь расслабиться, но плохо с этим справляется, потому что переживает, — Я бы даже в Пекин прилетел, если бы ты вдруг позвал, не извиняйся. — Мне нужно было это услышать, — голос Джина все равно очень подавленный, грусть нагоняет и еще большее волнение. — Все, давай устраивайся поудобнее, а я пойду собираться. — Хорошо… увидимся. Звонок сбрасывается, а альфа еще минут пять стоит на ногах, но позже все равно присаживается на край дивана, думая: поспать еще час в кабинете или поехать до дома, чтобы принять душ, переодеться и вовремя быть в аэропорту? Незнание причины, из-за которой Джин в таком состоянии — сводит с ума. На корпоратив он, получается, не остался. Но что же могло произойти? Если бы омега просто сказал, что не останется на празднование и вернется, как было обговорено изначально, Чонгук бы понял. Но Джин в таком расклеенном состоянии… страшно представить, что могло вдруг поменять его планы. Мысли самые ужасные в голову лезут, но Чон их отгоняет. Он все же хватает все свои вещи, запирает кабинет и спускается на подземную парковку, где уже стоит заведённый черный мерседес. Запрыгивает на водительское и сразу трогается с места, выруливая по узким дорожкам на пустую автомагистраль. Благо живет он не так далеко от офиса. Через полчаса уже залетает в душ, наспех ополаскиваясь, сушит голову феном, замечая в зеркале заплывшие красным глаза и какой-то болезненно бледный вид кожи. Все-таки организм со сном не может бороться вечно, и лишь бы в таком состоянии не заснуть за рулем по дороге до аэропорта. Но адреналин из-за волнения за омегу все же спасет от засыпания, да и крепкий двойной эспрессо без сахара и какого-либо сиропа должен сделать свое дело и еще как минимум на пару часов прибавить бодрости в крови. Ехать до аэропорта примерно час, но Чонгук все равно выдвигается с запасом, на всякий случай собирает еду в контейнер и наливает кофе в термос для Джина, проверяет время, одевается потеплее и выбегает на лестничную клетку, слишком громко хлопая дверью.

***

      Три часа, чтобы поспать, — слишком мало, особенно, когда глаза опухли от слез, а единственные свободные места были в жутко тесном и неудобном эконом классе. Надо было оформлять обратные билеты заранее либо ждать, когда компания их выделит, но ждать Джин просто-напросто не мог. Ему плохо, просто ужасно, кошмарно и все эти неприятные негативные эпитеты. Он в такой ситуации никогда не был, он себя не понимает, ему страшно. Он уже хочет увидеть Чонгука и почувствовать себя в безопасности и комфорте, поговорить с близким человеком и узнать с помощью Хосока, почему здоровье так сильно шатается, что каждый час разрывает на части изнутри и невозможно найти себе место. Джин даже два теста на беременность сделал, но они оба были отрицательными или, скорее всего, ложноотрицательными, что больше похоже на правду, иначе не объяснить симптоматику, которая преследует его последние два дня. Все было замечательно: вот он приходит на очередную конференцию, вот он выступает, ему задают вопросы, на которые он с легкостью дает ответы. Один из организаторов — приятный альфа, причем кореец, услужливо провожает его везде, рассказывает о работе фонда, приглашает на летнюю стажировку. А после конференции Джин сидит в обнимку с унитазом, его тело горит изнутри, мысли в кучу. Даже позвонить не мог какому-нибудь администратору, чтобы вызвали врача, зато мог сухо отвечать на сообщения Гуку, из-за чего чувствовал себя еще отвратительнее. Сейчас ему уже получше, все же противорвотные препараты кое-как, но помогли. Джин это списывал на пищевое отравление, вот только в тот день он ничего не успел поесть, бутилированную воду только пил да яблоки ел, потому и не связано это паршивое состояние с едой. Самолет хочется посадить быстрее, но мучаться Джину еще как минимум полчаса, а новый приступ тошноты не за горами, постепенно дает о себе знать. Он продержался рекордное время — пять часов с последней эксцессии. Ладно, он берет себя в руки, просит у стюарда стакан воды, запивает таблетку и припадает лбом к иллюминатору, где уже видны огни Сеула вдалеке и постепенно светлеющее небо раннего утра. Совсем скоро он окажется в родных объятиях, совсем скоро ему помогут, все будет хорошо, Хосок тоже обязательно приедет и вылечит, остается только потерпеть несколько минут и все будет в порядке. Рядом с Чонгуком Джин будет в порядке, он в это искренне верит, с нетерпением ждет встречи. Он завязывает внутри узлы всеми способами, чтобы не сорваться, но когда выходит из трапа и видит ближайшую дверь туалета, бежит вперед, ибо терпеть нет никаких сил, а без того пустой желудок выворачивает так, что скорее всего можно было бы уже полностью вывернуть. Горечь неприятно жжет горло, подбирается рефлекторный кашель, на глазах снова слезы. Он подходит к зеркалу и просто не верит, что видит в нем себя: вспотевший, зеленый весь, с ужасными мешками под глазами, с такого же размера синяками, глаза красные, они блестят нездоровым блеском, губы сухие, словно он последний раз воду пил несколько суток назад. Но да, он определенно умирает от обезвоживания, потому и ополаскивает лицо, тяжело выдыхая и делая так еще несколько раз подряд, умываясь ледяной водой, чтобы хоть как-то прийти в себя. Телефон трезвонит в заднем кармане джинсов, и омега знает, от кого идет вызов. Он, не глядя, смахивает кнопку принятия и слышит на другом конце обеспокоенный голос Чонгука, который уже давно ждет и очень сильно нервничает. Джин говорит своим ужасно хриплым голосом, что заберет багаж и сразу же выйдет. Чонгук просит поторопиться, а омега и рад бы, только пока что боится выходить из туалета, ибо велика вероятность, что погонит снова, а страдать над мусоркой где-то в зоне выдачи багажа нет никакого желания. Просидев еще минут десять на закрытом унитазе, в голове и внутри появляется небольшая ясность, а это золотое время, чтобы добежать до пункта выдачи, схватить свой огромный зеленый чемодан, который одиноко катается на ленте, и вылететь из коридора, ища суетливым взглядом знакомое, родное и так сильно любимое лицо. Чонгук видит Джина сразу, шокировано распахивая рот, потому что омега, солнечный и прекрасный Джин, сам на себя не похож. Его будто пытали с агрессивным усердием, он весь осунувшийся, сливается с серыми стенами, выглядит растерянным и каким-то неживым. — Джин! — кричит Чонгук, подбегая к омеге с левой стороны и сгребая в осторожные объятия, а позже слышит всхлип, второй… Джин начинает тихо рыдать, обессиленными руками выпуская сумку на пол и обхватывая чонгукову талию, крепче прижимаясь к теплу. — Господи, что случилось? — Позвони… — он не может выговорить, ибо все, конечная, энергия разом покинула организм, он держался до этого момента, а сейчас больше не может, — … позвони Хоби. — Да, конечно, солнце, — Чон отстраняется, вытирая своими теплыми пальцами соленые дорожки с щек, которые уже, должно быть, обжигают раздраженную кожу, тихо спрашивая: — Идти сможешь? — Джин кивает, наклоняясь взять сумку, но альфа подбирает ее раньше, закидывая на плечо, и хватает чемодан, придерживая омегу, чтобы дать опору, пока они покидают здание аэропорта и выходят в прохладу раннего утра.

***

— Чонгук, нужно поговорить, — тихо просит Хоби, чтобы не потревожить и без того беспокойный сон уснувшего на кровати омеги. Чонгук кивает, выходя из комнаты, прикрывает дверь и тихо следует за врачом на кухню. — Я выпишу вам направление на обследования, — достает из дипломата бланки, потирая сонные глаза, все-таки его вырвали слишком рано, а уже почти девять часов утра, — Кровь я у него взял, результаты будут готовы после обеда, нужно сделать еще пару инструментальных обследований, чтобы убедиться, что проблем с желудком нет и что он не беременный, — на последнем предположении Чонгук аж замирает, шокировано распахнув глаза, — Гук, отомри, на беременность я думаю в последнюю очередь, — легче не стало, ибо аргументы не веские. — А о чем тогда ты сначала подумал? — Есть пара предположений, но нужно проконсультироваться с кое-кем, — младший безмолвно просит сказать с кем, но Хоби лишь головой мотает, отказываясь что-либо еще комментировать, не хочется волновать сильнее, — Как будет что-то более-менее известно, я сразу скажу, договорились? — Гук сдается, кивает лишь, он слишком вымотан, чтобы перечить и докапываться, просто доверяет своему другу, просто будет делать то, что говорят, — Твоя задача — проследить, когда капельница закончится, и вытащить иглу, а когда он проснётся — накормить чем-нибудь простым, например: бульон… Справишься? — Справлюсь, — шепотом отвечает. — Отлично, если что, сразу звони, а я на работу поехал, договорились? — Спасибо, хён, не знаю, что бы мы без тебя делали, — грустно парирует Гук, провожая Хосока до входной двери, и снимает с плечиков его пиджак, помогая одеться. — В неотложке бы сейчас в очереди сидели, — совершено серьезно говорит, но краем губ все равно улыбается, принимаясь обуваться. — Ты тоже поспи, выглядишь как зомби, все с Джином будет в порядке. — Капельница же еще. — Она закончится через полчаса, обязательно поспи, Гук. — Хорошо. — Все, я ушел. Хён уходит, оставляя после себя шлейф неопределенности. Чонгук остается в одиночестве, наедине со всеми своими ужасными предположениями, касающимися состояния омеги, который спит с иглой в руке. А до этого Джин рыдал в машине, не пускал в туалет, потому что рвало, а после снова рыдал, хоть и слез не было, просто-напросто вода в организме закончилась, нечем больше плакать. Разговор с Хосоком хоть как-то помог успокоиться. Джин рассказал ему все: от момента первых симптомов, до приезда домой, только Чонгук этого ничего не слышал, его выгнали, ибо такое ради его же спокойствия слышать нельзя. Но они поступили, откровенно говоря, жестоко, потому что неведение делает хуже, чем знание с чем борется Джин в настоящий момент. Сокджину стыдно за свое состояние — это было заметно по неловкости в словах и действиях, когда они ехали в машине из аэропорта, когда Чон гнал на полной скорости, чтобы побыстрее оказаться дома. Ким всегда старался не акцентировать внимание на своем здоровье, лечился втихаря, зато Чонгука опекал и запрещал куда-либо ходить даже с обычным насморком или легкой головной болью. Чон злился из-за этого, потому что здоровье омеги самое важное, что может быть в жизни любого альфы. Хосок, кстати, тоже постоянно за это Джина ругает, нельзя ходить с любым проявлением болезни куда-либо, переносить ее на ногах, да еще и работать с какой-нибудь жутко высокой температурой. Уж тем более нельзя было лететь из другой страны в самолете с симптоматикой интоксикации, когда тебя рвет через каждые два часа и ты в принципе на ногах не можешь стоять. Он должен был эти два дня лежать под капельницами и пристальным присмотром, потому что усугубить ситуацию ничего не стоит. Чонгук заходит в комнату, бесшумно усаживаясь на край кровати со стороны капельницы, и аккуратно берет холодную сокджинову ладонь в свою, сжимая, рассматривает умиротворенное лицо, слышит размеренное глубокое дыхание. Чонгук надеется, что омеге снится что-то легкое и волшебное, отличное от реальности, что там он хоть немного счастлив, не чувствует страданий и боли. Сидит он так минут двадцать, и когда раствор в пакете, наконец-то, заканчивается, аккуратно перекрывает поток, убирает из вены иглу, заклеивает локтевой изгиб пластырем и отодвигает вешалку подальше от кровати, ставя в туго соображающей голове пометку, что надо будет всю эту конструкцию правильно утилизировать. За окном уже светит солнце, шторы не помогают скрыться от его лучей, но это не страшно, альфа за эти двое суток так сильно устал, что даже на твердом полу уснет, но это опрометчивое сравнение. Он все равно ложится на свою, но такую теперь чужую, сторону кровати, боясь пододвинуться ближе, боясь потревожить чужой сон. Очень хочется обнять и крепко прижать к себе, но он продержится еще, будет время. Они не виделись ровно три недели, оба скучали. С обоими произошла катастрофа, но все будет хорошо, они справятся и с этим тоже. Со всем справятся, вместе любую проблему решат. Чонгук свою тоже решит, хоть сомневается немного, решит и все на этом. Сокджин приехал, он скоро поправится, Чон искренне верит в его силу воли и навыки врачевания своего друга. Все будет в порядке, надо только пережить.

***

— Хоби, ты же понимаешь, что это немного неэтично рассказывать о проблемах здоровья своего пациента кому попало? — Юнги прилетел из Пусана пару часов назад, но даже домой заехать не успел, потому что взволнованный состоянием друга Чон Хосок вдруг решил вырвать Мина на ужин, и сидит сейчас всю подноготную Сокджина рассказывает, не понимая, что с ним делать, потому что исследования не выявили никакой патологии. Даже инфекции не были установлены, а это единственное, что хотел бы увидеть Хосок и смог бы вылечить. — Понимаю, но ты не кто попало… — выдерживает паузу, стараясь подобрать слова, но выходит, откровенно говоря — не очень: — Юнги, скажи мне, что это не то, о чем мы оба можем подумать, зная специфику твоей работы. — Я совру, — спокойно говорит директор Мин, допивая свой чай, с едой они давно уже разделались, — Я Тэхёна тогда тоже по врачам отправлял, но он не пошел, потому что прекрасно знал, что с ним, а потом и мне объяснил, как это происходит у омег. — Блять… да как? — Многие истинность романтизируют, мол: волшебство, судьбоносная встреча, многозначительная, наиважнейшее событие в жизни, любовь бьет через край… но… по факту — это тяжелейшая перестройка организма. Ибо созданные когда-то друг для друга в момент первой встречи преобразуются в единое целое, сливаясь на клеточном уровне и настраиваясь на одну волну. Такие пары мысли друг друга могут чувствовать. Понимают, когда что-то не так с их родственной душой, даже если находятся в разных точках земного шара. Природа не ошибается, Хоби, такая правда, — Юнги тяжело вздыхает, переставая теребить пальцами пустую кружку из-под чая, а Хосок просто сидит, вперившись взглядом в столешницу и пытаясь хоть что-то понять, но учитывая все обстоятельства, Юнги прав на сто из десяти. — Так… — альфа откашливается после долгого молчания, голос от напряжения хрипит, — Так получается Тэхён через все это тоже проходил? — Юнги кивает, — Сокджин не отравился? — снова кивок, — Где он встретился со своим истинным? — Серьезно? Ты это у меня спрашиваешь? — Действительно, прости, я уже не знаю, что думать… Сначала к Хосоку Чонгук с истерикой приперся и заставил проводить ненужные никому обследования, хотя старшему надо было лишь немного подумать и все же поднять историческую справку, для того чтобы дифференцировать казуистику на вселенском уровне от обычной органической импотенции. А теперь Джин вляпался в подобное, да и умудрился сделать это будучи в чужой стране. Хосок со своими друзьями так до старости не доживет, нервный тик себе схватит и поседеет раньше времени. Эту истинность уже бояться надо, ведь с Юнги они не являются таковыми, как показывает практика. Случайно узнать, что кто-то «заболел» этой чертовой предназначенностью в их паре Хосок не хочет, в страшных снах теперь это видит. Не дай Бог и с ними такое произойдёт. Не дай Бог! Домой, по объективным причинам, Хоби сегодня не едет, будет теперь со своим омегой проводить каждую секунду свободного времени, а Юнги и не против, вообще, сам предложил к себе поехать, чему Чон очень сильно рад. Чуть меньше пяти дней не виделись, но тоска все равно накрывала с активной периодичностью. Уже в миновском доме Хоби морально настраивается на телефонный разговор с Чонгуком, который все не перестает написывать сообщения и просить внести ясность в ситуацию. Пишет, что Джин чувствует себя немного лучше, но стали беспокоить головные боли и отсутствие аппетита. Юнги вызывается сам поговорить, но Хоби отказывается, все же набирает друга и даже не успевает услышать первый гудок, как вызов принимают. Чонгук своим обеспокоенным голосом неведомый страх нагоняет. Пациентам всегда сложно рассказывать об их болезнях, но Джин не простой пациент, он близкий друг! Хоби за него тоже очень сильно переживает и может представить шок на лице, когда Гук пойдет рассказывать о том, о чем узнал из короткого рассказа. — Все будет в порядке, не переживай, Хо, они справятся, — обнимая со спины, шепотом говорит Юнги на ухо, когда Чон старший завершает звонок и тяжело выдыхает, опуская голову на скрещенные на столе локти, потому что диалог был крайне напряженный, — Это решаемо. — Я переживаю, что они оба начнут принимать Догму, а этот препарат, как ты знаешь, ничего хорошего за собой не принесет в их жизнь, — Юнги понимающе мычит, но по своему опыту знает, что каким бы не было искушение, умные люди пойдут на все, чтобы как можно дольше сохранить свое здоровье. Тэхёна же не искусила перспектива быть независимым, Чонгука тоже не искусила… пока что. А вот насчет Джина не понятно, он может и психануть.

***

— Джин-и, ты как? — Чонгук заходит в комнату с кружкой горячего ромашкового чая с мёдом и видит на кровати свернувшегося калачиком омегу, перелистывающего каналы в телевизоре. — Голова болит, а так нормально. Уже меньше тошнит, как ты мог заметить, — с грустной улыбкой говорит Ким, поднимается и устраивается у спинки кровати, подбирая ноги к себе, — Я слышал, что ты с кем-то разговаривал, это Хосок? — альфа кивает, опуская чашку на тумбу и присаживаясь на край кровати, переводит воздух, но слова на языке не появляются. Он сам обескуражен теорией возникновения сокджиновой болезни, а еще сам таким же страдает сейчас и еще не успел об этом рассказать, ибо возможности не предоставлялось. Да и рассказывать нужно в нормальной, спокойной и здоровой обстановке, а не когда Джин только-только более-менее пришел в себя и уже не сгибается пополам на коврике в туалете из-за позывов. Стоит ли говорить, что Чонгук сам в эту истинность вляпался? Или стоит просто умолчать и сказать позже? Это эгоистично, но так Джин отреагирует менее болезненно. Хотя он может не поверить вообще в существование такого рода связи между представителями разного субгендера, ну потому что сказка это какая-то! Чонгук же не поверил Тэхёну, даже статье из достоверного источника не поверил, пока сам это не прочувствовал. Кстати о статье, начать можно с нее. Чонгук вытаскивает телефон из кармана толстовки, вбивает в поиске ключевые слова и ищет тот сайт, на котором прочитал информацию еще в кабинете номер три на прошлой неделе. Находит, но не сразу, дрожащими руками передает телефон Джину, который не менее обеспокоенным сейчас выглядит, и кивает, чтобы обратил внимание. Джин хмурится, но телефон перенимает, начинает читать, а Чонгук максимально напрягается всем телом, дожидаясь реакции, которая не заставляет себя долго ждать: — Хуйня какая-то, — все еще хмурится омега, передавая телефон обратно, — Такого давно уже нет, причем тут я? — К сожалению, есть, — на выдохе произносит альфа, но не расслабляется, потому что сейчас начнется самое сложное — объяснение того, что Чон сам не до конца понимает, — Как сказал Хосок, у омег это происходит так: сначала жар во всем теле, потом усталость, сонливость, на следующий день тошнит и… — он не произносит, потому что видит, как болезненно Джин искривляется от воспоминаний, — После головные боли, постепенно сходящие на нет, а дальше то, что окажется неопровержимым доказательством того, что болезнь эта — истинность. — Чонгук подсаживается ближе, берет теплую руку Кима, аккуратно переплетая пальцы, а омега молчит, хмурится, слушает и ждет, когда ему уже все по полочкам разложат, — Все твои анализы в полном порядке, Джин-и, в физическом плане ты здоров, хоть в космос завтра лететь можно, — Чонгук улыбается, но выражение лица напротив в полном недоумении, — Знаешь, как проверить, что это именно то, что Хосок и я имеем в виду? — Как? — подает голос омега, подползая чуть ближе. Чонгук может убедиться только одним единственным способом, который и ему, и Джину сделает больно, а боли стоит пугаться, особенно душевной, которая никакими препаратами не сможет купироваться, которая перерастет из острой в хроническую, а та и разума может лишить. И Чон сам себя не узнает, потому что при любом удобном случае смог бы с легкостью сгрести в объятия и зацеловать до потери кислорода. А сейчас между ними будто железобетонная стена с колючей проволокой сверху, страшно через неё перелазить, страшно даже попытаться. Но разумом он понимает, что зря этот страх впускается внутрь, что это попрежнему его любимый человек, его омега, больше шести лет знакомы… нечего ведь бояться. Вот как так произошло и почему именно с ними? Было же все так замечательно, в жизни вообще проблем не было — ни одной! Всегда каждый шаг опускался на ровную дорогу, на сухую, прямую, без каких-либо дурацких поворотов, без случайных препятствий, без стекла под подошвой, которое они теперь жрут с остервенелым энтузиазмом, раздирая горло в кровь, и заполняются эти раны тугим комом из чувств несправедливости, вины, обиды на природу и стечение обстоятельств. Но никто не виноват, если так подумать, они вообще это предугадать не смогли бы. А что теперь остается? Смириться? Принять правду и пойти на поводу? Или бороться, херя и себя, и причастных к этому нелегкому пути. Ни Тэхен, ни кто бы то там ни был со стороны Джина не виноваты, что дороги вдруг решили пересечься под острым углом и впечататься в чужой путь. Не виноваты! Значит… все же смириться? — Что ты чувствуешь? — спрашивает Чон, пододвигаясь еще ближе и обхватывая вторую свободную ладонь омеги своей, — Что ты чувствуешь, когда я рядом? — уточняет, опуская один короткий поцелуй на костяшки сокджиновой руки. А Джин тушуется, просто следит за действиями, просто смотрит, как альфа коротко целует каждый сантиметр на тыльной стороне руки, и не понимает себя и вообще ничего не понимает. Чонгук миллион раз так делал, это всегда было очень приятно, до дрожи в коленках, а сейчас… Из-за головной боли сложно что-либо ощутить, все тело просит покоя. Чонгуковы поцелуи всегда успокаивали, даже когда было особенно грустно и обидно, такие вот незамысловатые касания чужими губами дарили покой и умиротворение. А сейчас они только напрягают, рука выдергивается из-под очередного поцелуя, дыхание сбивается, будто сердце запустили бежать марафон, хоть Джин и сидит на месте. Запах горького миндаля чувствуется настолько горьким, что хочется выплюнуть его. Джин непонимающе бегает по серьезному выражению лица напротив, чувствуя, как паника накатывает волнами, а кровь вдруг вскипает в сосудах до покраснения кожи на лице. — Чонгук?.. — названный тихонечко мычит, опуская руку на колено Джина, как обычно это делал, когда хотелось немного ласки и нежности, мягко массирует оголенную кожу, подбираясь пальцами под ткань пижамных шорт. А у Джина кожа неметь начинает, будто замораживают, будто ожидание, что сейчас сделают что-то больное, чувство, что нанесут удар, а ты к нему готовишься, ибо знаешь, что нанесут, и группируешься неосознанно, чтобы обезопасить себя как можно сильнее. Чонгук бить не собирается, Джин это отчётливо знает, но фантомное ощущение опасности резко появляется в голове и воет сиреной. Так никогда не было, такого не могло случиться. На щеках появляются слезы, потому что омега вынужден откинуть чужие руки и отползти подальше от него, словно загнанный в тупик беззащитный зверек перед хищником. — Мне страшно, я боюсь тебя, Чонгук — вот что я чувствую, — сквозь всхлипы и накатывающие слезы тихо произносит омега, хватая одеяло и укрывая те места, к которым прикасался альфа, — Что со мной? — Ты где-то нашел своего истинного альфу, из-за чего твой организм начал перестраиваться, Джин, — слова даются с трудом, ком в горле с еще большей силой разрастается, доводя до удушья своей тяжестью. У Чона тоже глаза на мокром месте от вида дрожащего Джина и осознания всех тех слов, что он сказал и скажет еще. — Я для тебя теперь опасен, твое тело и душа рвутся именно к нему и отгоняют от себя потенциальных конкурентов, — он указывает на себя. На самом деле, нечто подобное и сам ощущает, когда прикасается к «чужому», будто реально хочется спрятаться, уйти подальше и найти свое родное, укрыться в других родных объятиях… это страшно. Надо было все-таки выпить первую таблетку… или нет? — Ты не сможешь с кем-то кроме него существовать рядом, мы не сможем делать вместе все то, что делали раньше, — имеется в виду сексуальная связь, произнести вслух сложно, но он это делает: — Это еще называют временной импотенцией… так работает предназначенность к кому-либо, — Джин продолжает пускать слезы, шмыгая носом, а Чонгук уже просто хочет договорить, хуже все равно не станет, и так все идет по пизде. Слезы — это то, чего альфа не хотел увидеть, ибо сам может не сдержаться от осознания всего говна, что выпало на их долю. — Истинность можно убрать двумя способами: до встречи с истинным — вести разгульный и вредоносный образ жизни, так эта связь пропадает; после встречи — таблетки, которые точно так же похерят здоровье, чтобы убрать эту связь. — Откуда ты столько об этом знаешь? И что за временная импотенция? — тихо и всхлипывая спрашивает Джин, но Чонгук все равно дёргается, потому что напряжен не на шутку. Искры электричества не видно, но они знатно сжигают нервы, которые за последнюю неделю и без того ни к черту. — Прочитал в интернете и посмотрел вебинары одного психиатра, ну то есть сексолога, — дурацкий ответ, но по сути так и было, — Случайно наткнулся, — а вот это зря вырвалось, ибо на такое случайно наткнуться очень сложно: в трендах о таком не кричат, сейчас подобное редкость, о таблетках вообще написано на одном единственном сайте, что указан в аннотации, и разбор клинических наблюдений на нем же выложен — просто так невозможно найти. А еще лежат эти таблетки в закрытом ящике стола, ключ от которых Чонгук спрятал получше, понятия не имея почему. Он, в общем-то, сам себе яму роет, потому что Джин хоть и заплаканный, но на этой случайности зацикливается, вскидывает бровь и переспрашивает: — Случайно? — Временная импотенция — это… — решает ответить на другой вопрос, ибо такими темпами он сам себя в тупик загонит, потому что сказать-то в оправдание нечего, только правду, а она больно колет сердце, — … когда пропадает сексуальное возбуждение к кому-либо кроме предназначенного. — Что? — вскрикивает, и глаза Джина округляются, на лице удивление в перемешку с очередной порцией непонимания, слез уже нет, они успели высохнуть, но Чонгук и без них чувствует себя насквозь пропитанным, но только ложью. Еще чуть-чуть и последним выходом останется игнорирование ситуации, но Ким это так просто не оставит, продолжит допытываться. Джин хватает чонгуков телефон, спрашивая: — Это ты из вебинаров и статей узнал? — альфа кивает, но не до конца помнит, рассказывал ли Тэхён о таблетках на камеру, и было ли это где-то прописано в статьях, — Найди мне все! — командует омега, впихивая телефон и поторапливая, а Чонгуку ничего не остается, как выполнить просьбу, открыть тот самый канал с видео на целый час и отдать свой телефон обратно. — Могу я с тобой тут посидеть? — как-то жалостливо получается, Чон указывает на место рядом, ведь эта комната теперь полностью в распоряжении омеги, его личное пространство на период болезни. Да и вообще потому, что Чон просто не может физически находиться рядом, живет себе одиноко в гостевой комнате, терзает себя своими же ужасными мыслями обо всем сразу. Это страшно. Джин смотрит исподлобья недоверчиво, будто оценивает риски, хотя на все сто процентов уверен, что ничего плохого Чонгук не сделает, потому и кивает, разрешая сесть рядом, и ставит телефон на подушку, чтобы видно было обоим. Видео снимается с паузы, как и самообладание Чонгука. Он аж сглатывает вязкую слюну и жмурится, пытаясь встряхнуться от наваждения, потому что снова смотрит на доктора Кима, чей стоп-кадр завис в плеере из-за плохого интернета, но вот оно возобновляется, а голос… В последний раз Чонгук слышал Тэхёна поздней ночью в субботу, а сейчас от его голоса становится как-то непривычно комфортно, словно он не говорит о научном подходе к исследованию истинной связи между представителями разных субгендеров, а успокаивает напряженного альфу после тяжелого разговора, хотя по сути так оно и есть. Тэхён какое-то спокойствие на душу насылает, хоть и говорит заумные словечки на своем медицинском. Почему-то достаточно слышать вот этот вот бархатный, низкий, глубокий голос, видеть мелькающую на лице улыбку и глаза, горящие любовью к делу. Внутри тепло становится, приятно. Раньше альфа этого не замечал, но сейчас дает себе отчет, что правда тянет к нему, что правда хочется быть ближе, что природа не ошибается, что это действительно та истина, которую он боялся принять, потому что присутствовал страх потерять Джина. На двадцатой минуте тэхёнова монолога, Чонгук уже не может просто спокойно смотреть на экран. Вдруг стало жизненно необходимо увидеть воочию. А еще Джин близко сидит, хоть их разделяет одеяло, и становится вдруг неловко, ибо чувствуется «чужое». С любым другим человеком так же — сложно впустить в личное пространство, это проблема всегда преследовала Чона, он дистанцируется от каждого человека как может. От Хосока тоже дистанцируется, и вот теперь Джин встаёт в тот же самый ряд. От этого грустно, но таковы его предпочтения, которые совсем не вовремя дают о себе знать. Приходится отползти подальше, даже слезть с кровати. Становится невыносимо. — Я налью чай, будешь? — осторожно предлагает, пятясь к двери, — Налью новый, — констатирует, выходя спешным шагом. Чон оставляет Джина наедине с появившимися вопросами по поводу резкой смены поведения, но они быстро испаряются, потому что доктор Ким начинает рассказывать о побочных действиях и что общедоступного способа с ними бороться нет, но есть один вариант, который он может раскрыть только на личной консультации. Оставляет адрес и телефон клиники, отвечает на еще какие-то прилетающие в чат вопросы и завершает трансляцию пожеланиями счастья и легкого подъёма на следующий день. Должно быть, снимал этот вебинар вечером или ночью. Чонгук тоже упомянул какие-то препараты, Джин может сложить два и два, догадываясь, что этот способ доктор Ким и имел виду под вторым вариантом. А еще появилось желание записаться на прием к этому сексологу-психиатру и поговорить лично, чтобы до конца убедиться в правдивости всех слов, догадок и предчувствий. Оставлять странную и загадочную болезнь без должного внимания нельзя. А если он в итоге умрет? Отставить слезы, он их утирает краем пижамной рубашки, отставить самокопание, в смену заступает рациональное мышление и стратегический подход к поиску ответов и вариантов. Начнет с малого, позвонит в клинику Йонхон, запишется на прием к тому самому доктору Киму в ближайшее время, какое только будет. Да, определенно, так и поступит, а Чонгук ни в чем не виноват, сокджинова проблема, что он вляпался в это, потому и разберется. Сам! Так проще! А придет уже с возможным решением или результатом. Все до конца не изучено и не проверено, но нет такой задачи, решение на которую невозможно найти. Скорее всего в точных науках есть, но не в жизни, в жизни все решаемо. И Джин настраивает себя на принятие того факта, что в ближайшем будущем будет занят именно этим. А Чонгук на кухне принимает решение дать время, дать больше свободного пространства. Дистанцироваться в другой комнате тяжело, потому поселится на работе на пару дней. Он и так два дня прогуливал, переживал за Джина и, что сильнее всего расстраивает, за Тэхёна, кто прошел когда-то через точно такое же испытание, точно так же загибался от болей, слабости и приступов тошноты. И он хочет верить в то, что в этот период Тэхён был не один, что ему помогали и его поддерживали. Чонгук правда пытался вести переговоры и организовывать все из дома, но это совершенное не удобно, слишком много мыслей и негативных эмоций, к тому же благотворительный вечер ждать не будет, а подводить людей своей рассеянностью и нежеланием работать в виду более важных причин он не может.

***

— Да ладно! Какие люди? — Чимин подскакивает со стула так резко, что аж щемит где-то в пояснице, но скоро забывает про дискомфорт, потому что в клинику наконец-то явился блудный доктор. И плевать, что сейчас утро, а десять минут назад он заливал в себя вторую чашку крепкого кофе, чтобы взбодриться. Появление Тэхёна сонливость отбило одним мощным ударом. И вот они уже стоят обнимаются, когда до первого клиента остается не так много времени, — Тэ, я вообще-то соскучился, ты мне звонил всего два раза! — причитает Пак, когда Тэхён начинает отстраняться, а вторую попытку объятий останавливает. — Мы только вчера с тобой три часа базарили ни о чем по видеосвязи, когда ты успел? — Всегда скучаю! Друг ты мне или кто? — пожимая плечами, говорит Чимин, уходя обратно к стойке регистрации, — Кофе или чай? Первый и, кстати, новый клиент записан на девять, материалы уже на твоей корпоративной почте, — Тэхён кивает, уходя к лестнице. — Можешь притащить кофе с… — Он закончился, — перебивает Пак, виновато улыбаясь, а Тэхён глаза распахивает, ибо этот сироп сам покупал, и не то чтобы кто-то часто его брал, чтобы подсластить напиток. — Юнги вдруг потянуло на сладкое и на огромное количество кофеина, он положил на твой сироп глаз, я уже заказал новый, но неизвестно, когда привезут. — Окей, тогда просто с молоком и без сахара. Чимин обещает принести в течение нескольких минут и уходит в комнату рядом со стойкой регистрации, а Тэхён ступает на лестницу, поникая и обреченно вздыхая, потому что утро было таким добрым, пока не эта вот новость. Кстати, о Юнги. Директор наконец-то вернулся и стоит его посетить, заодно и узнать о деле пусанского бунтаря, но насколько Ким понял из сообщений, все в порядке и переживать не о чем. Он идет мимо своего кабинета сразу в директорский, тихо стуча дверь, и после негромкого и ленивого «войдите» заходит внутрь, улыбаясь уже широко, потому что приятно видеть Мина на своем привычном месте. Тэхён скучал, и по радостному выражению лица друга видно, что он тоже. Юнги не налетает с объятиями, как это делает Чимин, но улыбается, приглашая присесть на кресло, и хватает в руки какую-то папку, передавая и прося ознакомиться в ближайшее время, которое наступает прямо сейчас. — Я смотрю три выходных пошли тебе на пользу, ты прям светишься весь, — подмечает Мин, опускаясь на свое широкое кресло напротив, — Родители вкусно накормили, напоили макколи и выслушали? — Ага… Я тебе, кстати, привез пару бутылок. Как будешь мимо меня проезжать, зайди, забери, потом напишешь моему папе письмо с благодарностью, — Юнги от этой новости аж еще больше светиться начинает, чуть ли в ладоши не хлопает, порываясь все же накинуться с объятиями, но сдерживается, благодаря на словах, — Это кто организовывает? — Ким перелистывает первые страницы, не понимая, зачем ему вообще дали это почитать. — Благотворительный фонд устраивает мероприятия по поводу сбора средств, которые пойдут на озеленение неблагоприятных районов Сеула. Меня Хосок пригласил, а я не хочу туда идти один, поэтому ты и Чимин пойдете со мной. Возражения не принимаются, — Тэхён на это вскидывает бровь недоуменно, потому что врач Чон, их клиника и экология — понятия не то чтобы коррелирующие. Но задавать вопросы — лишнее. Просят, значит придется пойти, хотя бы для того, чтобы не оставлять Юнги наедине со светскими акулами, так сказать, быть группой поддержки. Тэхён давно не был на массовых мероприятиях, можно и выйти в свет, это не проблема. — Уже в понедельник? — Да! — радостно выкрикивает Юнги, но в Тэхёне не так много энтузиазма, — Завтра пойдем выбирать нам костюмы, насчет этого возражения тоже не принимаются, Чимину я уже сказал. — Ты платишь, — констатирует Ким, захлопывая папку и поднимаясь с кресла, потому что сидеть здесь долго и лясы точить не может, Чимин кофе должен принести, еще клиент ждать не будет, а Юнги ведь и не отказывается, кивает, тоже поднимаясь на ноги, — Завтра в двенадцать в нашем торговом центре? — Да, но только выбирать буду я, да? — Ладно уж, но поменьше красного, договорились? — он указывает на бордовый костюм Юнги, что сейчас на нем, на шторы и кресла, а Мин улыбается, соглашаясь на это условие, и забирает папку, — Слишком ярко для меня. — Хорошо-хорошо, я тебя понял, — хохочет директор, провожая своего друга до коридора, где уже, как оказывается, подпирая стенку напротив третьего кабинета, стоит Чимин, скрестив руки на груди, — Чимин-и, зайдешь ко мне через полчаса? — Зачем опять? — недовольно выпаливает омега, дожидаясь, когда Тэхен откроет свой кабинет. — У меня будет просьба, просто приди-и-и, — тянет, как капризный ребенок, притаптывая на месте, это так мило выглядит, словно разъяренный маленький мальчик злится, когда его прихоть не выполняют. — Хорошо-хорошо. Директор довольно хмыкает, исчезая за дверью, а Тэхён наконец-то открывает свою, впуская Чимина и потрясающий запах ободряющего напитка. — Тэхён, там клиент пришел чуть-чуть раньше, мне впустить? Или ты пока кофе выпьешь? — Тэ задумчиво трет висок, смотря на напиток на столе, подходит, берет кружку, быстро опустошает, морщась от терпкости, но слава Богу он не такой горячий, как ожидалось. — Впускай, — командует хрипло, отдавая опешившему администратору пустую чашку и включая компьютер на рабочем столе, чтобы быстро пробежаться взглядом по делу, которое ему предстоит решить. Но когда видит имя, понимает, что быстро решить не получится, глаза на лоб лезут, а брови под кромку волос взлетают. И спустя несколько минут в кабинет стучится неожиданный гость, который вряд ли должен тут вообще быть. Но судя по профайлу ситуация нетипичная, точнее даже удивительная. Как такое вообще возможно, чтобы за последние семь дней две одинаковые ситуации свалились на практику одного доктора Ким Тэхёна, который убеждал, что подобное случается крайне редко — один случай на миллион? — Доброе утро, доктор Ким, — омега заходит неторопливо, осторожно, будто боится чего-то, а Тэхён глаза распахивает, да и рот. Понимает теперь, почему Чонгук боялся своего состояния, когда узнал, что жизнь повернулась под другим углом, почему боялся потерять его. Джин — потрясающий омега, безумно красивый, словно сошедшая с подиума модель самого дорогого бренда в мире. Он хоть и робко ступает, но все равно уверенность рассеивает по воздуху, весь такой манерный, опрятный, утонченный. Тэхён аж подбирается, напрягаясь, когда понимает, что на непозволительное долгое время завис, следя за чужими передвижениями. Откашливается, вытаскивая из сумки планшет, здоровается, суетливо подрываясь с одного кресла, чтобы пересесть на другое привычное, откуда ведет беседу с клиентом. И приглашает Сокджина присесть на диванчик, рекомендуя устраиваться поудобнее, а Джин сразу же принимает более горизонтальное положение, тяжело вздыхая и потирая лицо руками. От него совсем немного напряжением веет, выглядит неспокойным, а это не удивительно, в первый раз все приходят загнанными в тупик, здесь исключений нет, иначе бы за помощью не обращались. А еще Тэхёну интересно, почему этот омега пришел именно к нему, неужели Чонгук рассказал? А еще интересно, как он смог записаться, ведь свободных окон на пятницу не было, но это не самое важное, об этом можно даже не думать — пришел и ладно. — Доктор Ким, у меня есть куча вопросов, ответы на которые я не смог найти в ваших вебинарах и прочих статьях. — Что вас беспокоит? — Тэхён открывает профайл на планшете, принимаясь записывать тезисы, а Джин поворачивается на правый бок, подкладывая руки под голову и опуская уголоки губ, уныние не скрывает. — Я понял, что истинность существует, но не могу до конца в это поверить, хоть факты налицо, — он затихает на пару секунду, — Все, что вы говорили, произошло со мной… я имею в виду перестройку организма, все эти странные симптомы, будто отравился, но ничего такого не было. До сих пор голова болит, а прошло уже три дня с момента периода разгара, как вы сказали в своем видео. Мне не тяжело, уже не тяжело, но мне страшно, что я не могу ничего с этим поделать, потому что даже не знаю, где и когда я его встретил, — Сегодня Тэхён все записывает, потому что волнуется сильнее обычного, изредка поглядывая и изучая мимику: Джин не смотрит в глаза, он смотрит мимо. А доктор Ким замечает за собой, что сидит со скрещенными ногами, защищаясь, боится раскрыть свою уязвимость, не знает ведь, что именно сказал Чонгук своему будущему мужу и сказал ли вообще, — Я не понимаю как поступать дальше. Мне проболтались, что есть какие-то таблетки, но о них нигде ничего не написано, я перерыл всевозможные справочники медицинских препаратов, а там столько всего, но вы знаете же, да? — Так вы узнали о препарате? — осторожно спрашивает Тэхен, явно тупя, и ловя на себе озадаченный взгляд. Чонгук проболтался о существовании таблеток? — Насколько помню, я нигде об этом не упоминал, и да, о них действительно практически нигде не написано. — Мне лишь сказали, что это сильный препарат и что сокращает жизнь. Но я уже не знаю, что с этим делать, у меня ничего не получается, я несколько раз пробовал сам, да и с молодым человеком, но эта временная… — он спотыкается на словах, поднимая смущенный взгляд на доктора, который старается держаться спокойно, но внутри все огнем от ревности гореть начинает. Он же профессионал, столько раз себя убеждал быть холодным ко всему, но сейчас просто насильно завязывает канаты, чтобы не потерять самообладание и не зарыдать горькими слезами, — Я ведь могу называть вещи своими именами? — Конечно, иначе зачем вы в кабинете сексолога? — с вымученной улыбкой произносит риторический вопрос, а Джин кивает, поднимаясь и усаживаясь на диване. Поза — точно такая же, как была у Чонгука в прошлую пятницу: скрещённые ноги и захваченная пальцами коленка. Много схожих моментов проскакивает в их поведении, и это делает слишком больно. — Временная импотенция, я про нее говорю, — омега аж весь краснеет, ему неловко, — А еще я боюсь своего альфу, но осознаю, что это не от разума исходит, а будто от инстинктов каких-то внутренних, они не дают мне ничего сделать, — Тэхён сглатывает в сухое горло воздух — больно, — Расскажите про этот препарат, могу я его принимать? Какие есть противопоказания и побочные эффекты? Можно ли их отменить позже? Повлияют ли они каким-то образом на репродуктивную функцию? — «он хочет детей от Чонгука» — мелькает в голове Тэхёна, а это снова больно бьет в сердце, — Как их можно получить? — Это правда очень опасный препарат. Вы говорили про эту ситуацию с вашим молодым человеком? — Да, конечно, это он мне все рассказал. Понятия не имею, с чего вдруг он это все знает, но благодаря ему я уже меньше переживаю. Из всего сказанного Тэхён понимает одно — Чонгук Джину ничего не сказал про себя, он скрывает по непонятно какой причине. — Сокджин-щи, прежде чем я расскажу вам про таблетки, ответьте на один вопрос, — Джин переводит внимание на доктора, смотря прямо в глаза, а Тэ тушуется, смелости вдруг поубавилось от такого пристального взгляда. Но он прочищает горло, стараясь звучать как можно расслабленнее, все же не на каторге находится, хотя здесь как посмотреть, может быть и на ней, — Вы действительно любите своего альфу, чтобы пожертвовать часть своей жизни на существование именно рядом с ним? Не спешите, я дам вам время подумать, — Джин принимает вопрос, поджимает губы и действительно задумывается, потому что понимает, просто так такое не задают. Проходит не больше трех минут тишины, как в кабинет стучат. На пороге появляется запыхавшийся Чимин, дышит загнанно и через раз, нагоняя суету и на доктора, и на пациента. — Простите, Сокджин-щи, я выйду, а вы пока подумайте. Тэхён откладывает планшет на кресло, выбегает за Чимином, который сразу хватает за руку, тянет в сторону небольшого конференц зала и запихивает прямо в него, ничего больше не говоря. Но и слов тут не надо. Ким, не глядя, понимает, кто находится внутри, и абсолютно точно ошарашен незапланированным визитом человека, которого не должно здесь быть. — Зачем?.. — Прости, что так вырвал, — Чонгук подлетает, весь он как одно сплошное волнение в перемешку с неловкостью, судорожные движения неугомонными руками выдают с потрохами, — Я знаю, что Джин сейчас в твоем кабинете, и знаю, что он хочет эти чертовы таблетки… Тэхён, прошу… нет, даже не так — умоляю! Не выписывай ему их, отговори их принимать, пожалуйста. — Что? — Я не смог его убедить, иначе пришлось бы и о себе сказать, а еще раскрыть тот факт, что они у нас дома лежат, он бы сразу их принял, только вот я не хочу их принимать, понимаешь? — нет, он нихуя не понимает, потому так и говорит, — Просто отговори, Тэхён, ему это не надо, я… я… — он спотыкается на словах и в мыслях, потому что слишком уж сильно нервничает и причина невроза — омега, который настолько близко, что хочется прикоснуться, но это по всем моральным аспектам не правильно, потому держится, хоть и хочется сгрести в объятия, как того требуют инстинкты. — Я не могу умолчать от пациента, что есть лекарство от «болезни», Чонгук, — названный аж замирает весь, смотрит затравлено, а позже обреченно выдыхает, — Я ему расскажу о каждом пункте в аннотации, он сам должен сделать выбор: хочет такое лечение или нет. Если ты против, вы просто должны это обсудить, к консенсусу приходят путем обсуждения, тебе ли не знать! — Он откажется. — Это его право, он хочет быть счастливым и полноценным рядом с любимым человеком! Это его законное желание, никто не имеет право ущемлять и осуждать! — Чонгук возводит отчаянный взгляд в потолок, выдыхая так тяжко, что тяжко становится Тэхёну, потому что чувствует насколько хреново сейчас альфе, чувствует, как он мечется меж двух огней, что бесспорно льстит, но все же расстраивает. Тэхён хочет, но не может ничего сделать, не имеет право. — Хорошо, расскажи, а потом я ему все расскажу, потому что молчать уже не могу, — чуть ли не рычит, злится, а Тэхён аж вздрагивает, отшатываясь назад, — Не могу больше молчать, понимаешь! — Не кричи, тут стены не такие толстые, — сурово парирует Ким, а Чонгук сразу же успокаивается, будто на поводу идет, и это странно, очень странно ощущается. Тэхён продолжает спокойнее, стараясь больше не смотреть на альфу: — Я постараюсь его убедить, но ничего не обещаю, твоя задача рассказать о себе, меня только не приплетай, ладно? — Почему? — омега стреляет укоризненным взглядом, а Чон понимает всю глупость заданного вопроса. — Потому что! — такой же дебильный ответ, но он дополняется: — Будет очень неловко, когда Джин узнает, что сексолог, консультирующий его, связан чертовой судьбой с его будущим мужем, — Чонгук на последних словах фыркает, опуская взгляд в пол и потирая переносицу. — Будущим мужем, — произносит вслух, пробуя примерить роль, но получается так себе, усмешка сама рвется наружу, — Хорошо, не буду приплетать тебя. Тэхён уходит, не прощаясь, на слишком долгое время задержался. Возвращается в кабинет, находит Джина стоящим у стены с рамочками и тэхёновыми дипломами. Пациент поворачивается на звук захлопнувшейся двери, подходит к диванчику и опускается на него. Сокджиново лицо ничего не выражает, до этого хоть смятение читалось, а сейчас отстранённость какая-то, Тэхён напрягается еще сильнее, хотя казалось бы — куда еще больше? — Что-то пришло в голову? — Джин кивает, перекидывая ногу на ногу и обхватывая правую коленку в замок из ладоней — снова эта поза. — Знаете, любовь — штука странная, для нее не должно быть причин, если причина уходит, то и любовь, по условию, тоже должна уходить. У нас была, да и до сих пор добрая очень крепкая дружба без ссор… — ухмыляется, — Пару дней назад только покричал на него, ибо был не в себе и ошарашен свалившимися на голову новостями, а до этого никогда ничего подобного не было. Постоянно волнуемся и заботимся друг о друге, это уже вошло в привычку, происходит методично и как-то неосознанно. Ну и очевидно — секс, помощь при течках и гоне. Секса уже не будет, как я понял, потому что поймал себя на мысли, что рядом с ним уже даже возбудиться не могу. А простых ласк и нежностей, что до этого были в порядке вещей, боюсь как огня, хотя понимаю, что это все навязчивая мысль. Странная у нас любовь, больше похоже на дружбу с привилегиями, — он улыбается, Тэхён видит эту грустную улыбку, понимает, что даже в таком озадаченном и напряженном состоянии этот омега исключительно прекрасен. — Кажется, я вспомнил тот момент, когда понял, что внутри что-то загорелось… это было вечером субботы, когда посещал конференцию. Меня сопровождал один молодой человек, я тогда еще почувствовал, что он кажется очень знакомым, будто виделись в далеком прошлом… Он накормил меня вкусными яблоками, — снова улыбается, но уже как-то тепло и мечтательно, а Тэхён внимательно слушает, стараясь не выдать свой шок, — Ну знаете, такие вяленые яблоки колечками, продающиеся в отделе правильного питания в вакуумной упаковке, — он рисует в воздухе пальцами, пытаясь показать форму, но не это интересно, плевать на яблоки, ближе к сути надо, — Только он сам их делал и пах точно так же — приятно, освежающе, терпко. Позднее стало плохо, думал, из-за этих яблок, но как оказалось после — совершенно не из-за них. Я не запомнил его имя, но он представился мистером Кимом, мы еще посмеялись, что фамилии одинаковые, а встретились вообще в другой стране. Странное совпадение, но теперь я уже не уверен, что совпадение. — Природа не ошибается, — тихо произносит Тэхён, кажется, это его новая фраза-паразит за последний месяц. — Скорее всего так и есть. — Хотели бы вы снова с ним встретиться? — Возможно, — пожимает плечами, — Но не думаю, что найду способ, контактов никаких нет, да и не факт, что это именно он, ну… тот самый, — Джин усмехается, но Тэхёну вот вообще не смешно, потому что внутри зарождается нечто, похожее на надежду, на ту, что приносит за собой только разочарование и разрушение, и только в половине случаев — чувство счастья. — Мне стоит рассказать об этом Чонгуку, но я понятия не имею как это сделать, он меня возненавидит. — Это спорный вопрос. Вы сами сказали, что никогда с ним не ссорились, просто дайте ему шанс, это не сложно, я уверен, он сможет понять. — Так говорите, будто знаете все на свете, — упрекает Джин, но беззлобно, Тэхёну неловко, потому что про Чонгука правда знает, буквально несколько минут назад говорил с ним и понял самое главное: Чонгук очень хочет, чтобы Сокджин не опускал руки и принял свою судьбу такой, в каком виде она перед ним явилась, чтобы он поборолся за нее. — А насчет таблеток, — доктор Ким смотрит в упор, умоляя сказать то, что хочется услышать, и ведь Джин говорит, не понятно как пришел к этому, но говорит заветные слова: — Если они правда настолько опасны, что аж жизнь сокращают, то я лучше поищу мистера Кима и поговорю с Чонгуком насчет всего этого. Жизнь дана нам одна и прожить ее надо максимально долго. — И счастливо. — И счастливо, — подтверждает, поднимаясь с дивана, — Спасибо вам, доктор Ким, желаю не вляпаться в подобное, быть счастливым и здоровым. — Оу, ну с этим вы уже опоздали, — вырывается наружу, а Джин недоуменно смотрит. Тэхён даже не успевает понять, вслух ли он сказал или в голове промелькнуло, — Имею в виду то… — сразу же пытается исправиться, — … что уже относительно счастлив и все еще здоров, — омега тянет понимающее «а», улыбаясь, и направляется к выходу из кабинета, — Разговоры решают любую проблему, просто знайте это и пользуйтесь. Иногда молчание приводит к чему-то похуже, стресс никогда никому пользы не приносил. — Буду всегда помнить этот совет… — мнется на пороге еще пару секунд, бросая напоследок: — Спасибо еще раз… и я, пожалуй, пойду. — До свидания, Сокджин-щи. Омега уходит, а Тэхён тяжелым грузом валится в кресло, пораженно смотря в одну точку на полу и перебирая в мыслях сегодняшнее утро, которое было сначала добрым, потому что вернулся на любимую работу, потом неожиданным, потому что пришел Джин, позже ужасным, потому что пришел взволнованный Чонгук, а сейчас каким-то туманным становится, потому что собрать в голове все то, что было сказано, нет никаких сил. Этот час высосал всю энергию, которой должно было, по идее, хватить до последнего пациента и до вечера. Но по факту — только десять утра, а ресурс исчерпан, ибо ситуация самым прямым образом касается самого Тэхёна, который строит в своей голове всевозможные варианты развития событий, но напрочь отметает те, что могут как-то положительно повлиять на состояние. Ну просто он реалист, просто он понимает поведение людей, как никто другой, и в большинстве случаев они разочаровывают. Поэтому лучше не строить воздушный замок, в который однажды придет принц с улыбкой на лице в сверкающих доспехах и освободит пленника от демонов — такое бывает только в сказках. А еще рушатся эти замки чертовски громко и разносят пыль на километры вокруг, что оседает неприятным осадком в каждом незримом уголке, неся за собой шлейф страданий. Тэхён не хочет чувствовать это, потому и думает сразу о нейтральном, не возлагает надежды. И ждать у моря погоды тоже не станет, просто продолжит в своем духе, как привык, прорабатывая проблему с точки зрения реалий настоящего времени и своих ощущений, впоследствии абстрагируясь. Будь, что будет — так проще.

***

      Джин наконец-то звонит генеральному директору Сяо, от которого сбежал, так и не оставшись на корпоратив. Объясняет всю ситуацию, а позже столько взволнованных пожеланий поправляться слышит, что откровенно стремно становится за свое поведение, за побег без прощальных слов и вообще каких-либо оправданий. Директор Сяо не в обиде, а это самое главное, рассказывает, как они весело потусили в каком-то супер дорогом ресторане, что поддерживает экологию страны и старается минимализировать пищевые и бытовые отходы, подбивая конкурентов и партнеров на те же самые действия. Рассказывает о планах на проект Джина, что они прорабатывали все три недели и даже радует, что нашел какого-то инвестора, чей номер и данные прикрепил в письме, отправленном на почту. Джин загорается от радости и благодарности, сидит с улыбкой и вообще забывает зачем изначально звонил. Вспоминает только, когда уже трубку убирает и терроризирует взглядом время, в течение которого они болтали — двадцать минут. Директор Сяо сбил с мысли, Джин хотел же спросить о команде организаторов субботней конференции, а перезвонить уже не получается, электрический голос в трубке приносит извинения, говорит, что на другой линии болтают. — Только что же со мной разговаривал, — вздыхая, бурчит под нос Джин, уходя на кухню, чтобы налить себе чего-нибудь попить. Пока идет, заходит на почту и проверяет входящие письма, открывает предпоследнее от директора, где висит в прикрепленных файлах договор с условиями, а ниже имя инвестора, предлагающего свои услуги, написанное черным, но перед глазами омеги горит красным предупредительным сигналом, ибо звучит очень знакомо: — Ким Намджун… — пробует произнести, осознавая, что не просто знакомо, пиздец как сильно знакомо. Даже образ того молодого человека, кто сопровождал на конференции, перед глазами всплывает, улыбка его солнечная, да ямочки на щеках, графитового цвета короткая стрижка и самый обычный черный костюм с галстуком. Джин думал, что он часть команды организаторов, а оказывается — инвестор, человек, который хочет продвинуть проект, потому, скорее всего, и предлагал как-нибудь летом приехать на стажировку. А лето совсем скоро, месяц подождать и июнь. Джин обескуражен новостью, стоит над включенной кофеваркой и тупит, наблюдая за струей, совершенно не слыша как входная дверь хлопает, и сзади подкрадывается Чонгук. — Ты на пятерых кофе готовишь? — спрашивает альфа, озадачено поглядывая на застывшего, все же выключая машину и доставая два стакана, — Земля вызывает Джин-и, ау! — стукает керамикой друг о друга, чтобы привлечь внимание, успешно справляясь, потому что взгляд переводят, но такой стеклянный и испуганный, будто призрака увидел минуту назад, — Все в порядке? — Эм… кхм… да, — нервно откашливается и достает кувшин, принимаясь разливать темную жидкость, — Действительно на пятерых. — Ты чего застыл? — Я?.. Да задумался, — улыбается слегка, добавляя в стакан щедрую порцию подогретого молока, и отдает Чону, параллельно придумывая, что бы сказать и тем самым разрядить напряженное молчание, — Я не успел подарить тебе подарок, помнишь, говорил, что долго выбирал? Конечно, Чонгук помнит. Это был роковой для него день, черный праздник осознания того, что он стал недееспособным в определённых аспектах жизни. Джин бросает короткое «подожди», оставляет стакан на столике у дивана и убегает в комнату. Чонгуку очень интересно наблюдать за суетой, но мыслями он уплывает в закрытый ящик стола, отчетливо видя там бархатную коробочку с кольцом и блистеры Догмы, морщась от того, что ни то, ни другое использовать по назначению так и не сможет. Причины веские и для себя он их уже полностью принял. Не станет. Не стоит. Понятно даже дураку — дороги разные. Шли параллельно, пересекаясь в определенных точках, но дальше они будут только отдаляться из-за обстоятельств и слияний с другими, в случае Чонгука — из-за слияния с дорогой Ким Тэхёна, омеги двадцати девяти лет. Джин выходит из комнаты с небольшой плоской коробкой красного цвета, передает Чону в руки, а тот берет опасливо, но улыбается, все-таки для него долго это выбирали, и уже не терпится посмотреть. Он поднимает крышку, разворачивая упаковочный пергамент и внимательно осматривая ткань шелка карамельного цвета, на которой вышиты замысловатые вензеля узоров. Заинтересованно щупает, ощущая мягкость изделия, вытаскивает полностью, понимая, что это длинный шелковый халат с рисунком черного китайского дракона на задней части. — Вау, потрясающе! — не может сдержать возглас восхищения, ибо правда выглядит как очередное произведение искусства от умелого мастера, — Безумно мягкий и приятный, цвет очень красивый. — Знал, что тебе понравится, — довольно урчит омега, совсем забыв про свой кофе, — Себе купил такой же, зеленый. Джин покупал с мыслью о том, что будут как самая настоящая парочка ходить по дому, навевать друг на друга комфорт, а позже медленно развязывать пояс, снимать и… Думать о таком странно, словно они в один момент стали чужими, сексуальные фантазии даже в голове не могут уже сформироваться. Очень непривычно, но такова их суровая реальность. Чонгук разворачивает халат, осматривая, а Джин сидит спокойно, смотрит, улыбается, а потом спокойно спрашивает, но Чона вопрос током аж прошибает:  — Давай расстанемся? Альфа на секунду верит, что ему послышалось, но нет, отчетливо слышно было именно то, что имелось в виду. Хочется и выдохнуть облегченно, и завалить вопросами по типу: зачем? почему? с чего вдруг? ты уверен? Но по удушающему спокойствию омеги и так все понятно — более чем. Но как ответить на этот вопрос правильно — нет никакого понятия. А вообще, есть ли правильный ответ? Его нет. Сейчас главную роль играет здравая оценка ситуации с точки зрения всех тех чувств, что варились в одном огромном чане, называемым мозгом, на протяжении недели. И Чонгук правда считает, что положительный ответ принесет какое-никакое, но расслабление, освободит от взвешивания всех «за» и «против», перебирания всех возможных выходов из положения, и в результате будет более-менее хорошо, без напряга, свободно. Но всегда есть «но». И в данном случае оно относится к Чонгуку, который так и не рассказал, что сам зависим от природного насмехательства, потому и решает, что сейчас то самое время, чтобы сказать все как есть, без утайки, все равно Джин просит расстаться, хуже вряд ли будет. Конечно, терять доброго друга, с которым знакомы хренову тучу лет, с которым провел последние два года тесно, вместе и в какой-никакой любви — нет желания. Но это уже не чонгуков выбор, он просто должен быть максимально честным, каким всегда был. — Прежде чем ты услышишь ответ на свой вопрос, я хочу рассказать тебе, что сам вляпался в такую же историю, — начинает тихо, сворачивая халат и аккуратно складывая в коробку обратно, Джин следит за ним абсолютно нейтрально, дает высказаться, — Я узнал, что со мной что-то не так, когда ты отправил мне те видео, а у меня никакой реакции на них не было… не встал, — уточняет на всякий случай, — Тогда пришлось обратиться к Хоби, а он отправил меня в клинику к сексологам, — а вот на это омега удивляется, распахивая глаза, — Там я узнал, что есть такая шутка природы, как предназначенность кому-либо. — Так ты не из интернета вычитал, случайно наткнувшись, а сам на себе все прочувствовал? — задается, но теперь абсолютно точно понимает, что так оно и было, а Чон подтверждающем кивает, — Почему сразу не сказал? — Потому что видел твой шок, а усугублять не хотелось, — поджимая губы, говорит тихо и смотрит так виновато, что Джину не по себе становится, — Много раз порывался, но времени подходящего не было, ты выглядел очень подавленным, да и болел долго, просто я переживал и не хотел делать еще больнее. — Иногда молчание приводит к чему-то более плохому, чем сказанная вслух правда, — вспоминает совет доктора Кима, мимолетно улыбаясь, — Ничего страшного, главное, что вообще рассказал. — Прости, я не властен над этим, сам не в восторге от перспективы связать жизнь с кем-то одним. — Ты знаешь, кто он? — пожалуй, это самый интересующий вопрос из всех возможных. — К сожалению, да, — безрадостно, потому что и говорить, и слышать такое в их случае неприятно, — Мне выписали препарат, вот откуда я знаю про таблетки. Я правда хотел начать их принимать, купил даже. А потом ты звонишь посреди ночи, просишь тебя забрать из аэропорта, на следующий день мы узнаем, что твоя проблема такая же, как и у меня. Я растерялся, понятия не имел как быть дальше, — голос срывается, уголки губ опускается, как и голова, все это время Чонгук смотрел на остывший кофе, боясь посмотреть омеге в глаза, потому что стыдно, неловко, чувствует вину. — Ладно я бы свое здоровье похерил — это одно, но ты не должен из-за этого сокращать свою жизнь, ты должен быть здоровым! Я не знаю, что еще сказать… — Кто он? — Ты правда хочешь это узнать? — Я нашел своего альфу, кажется. Джин достает телефон из кармана толстовки, открывает гугл и вбивает имя Ким Намджуна в поисковой строке, надеясь, что фотографии появятся. И вот они появляются, омега даже глаза распахивает, потому что это точно он, точно тот самый альфа-организатор, который учтиво сопровождал всю конференцию и заговаривал зубы. Сердце омеги пропускает удар, и Чонгук видит этот ступор на чужом лице, все прекрасно понимает. Должно быть, он точно также выглядел, когда смотрел вебинары Тэхёна. Поразительное сходство. — Покажешь? — вырывает из прострации, по-доброму улыбаясь, ведь интересно, кто украл сердце этого потрясающего омеги и чей путь пересекся с сокджиновым. — Его зовут Ким Намджун, мы встретились до моего возвращения в Сеул, а теперь он хочет инвестировать в мой проект, что я разрабатывал на протяжении трех недель, — дает краткую справку, передавая телефон альфе, который продолжает улыбаться, — Никогда бы не подумал, что подобное может произойти, какие-то шаманские фокусы, а не жизнь, честное слово. — Я его знаю, Джин, сам лично отправлял приглашение на благотворительный вечер в понедельник. — Что? — недоверчиво. — Это партнёр нашего фонда, он работает в Шанхае и налаживает отношения с иностранными компаниями, включая нас. Я никогда с ним лично не виделся, мы только пару раз общались по телефону, а в остальное время поддерживали связь через посредников, но он точно должен приехать в понедельник. Вы сможете с ним встретиться, — уверяет, дарит надежду, а Джин аж светится весь, глазами хлопает. — Дыши, задохнешься же! — смеется Гук, блокируя телефон и откладывая на столик к стаканам с кофе, все же забирая свой напиток и делая пару глотков, холодным пить тоже не плохо. — И ты так спокойно об этом говоришь? — Я же люблю тебя, а еще желаю счастья, мне будет спокойно, если ты будешь здоровым, полноценным, если будешь чувствовать себя комфортно, а не замкнуто и обездоленно. Все твердят, что секс в отношениях неважен, но это ключевой момент в их укреплении и развитии. А еще ты хочешь детей, я с этим уже помочь не смогу, — звучит грустно, но по факту так и есть. Джин пускает слезу, потому что слишком много понимания, слишком много добра, просто слишком. — Ты невозможный, — шепчет, шмыгая носом, не старается заглушить истерику. Чувствует себя странно, словно через слезы все негативные мысли выходят, а после них приходит благодарность и чувство легкости. — Но я существую и такой, какой есть… иди сюда, — Чонгук пододвигается ближе, раскрывает свои объятия, приглашая, а Джин льнет, зарывается лицом в свои ладони и лбом упирается в плечо, тихонечко всхлипывает. И кажется этот жест самым поддерживающим, самым успокаивающим, самым дружеским, таким сейчас нужным, — А моего омегу зовут Ким Тэхён, и с ним ты уже сегодня виделся, — бормочет на ухо альфа, и Джин не заставляет себя долго ждать, отстраняется, утирая и нос и глаза от мокроты, смотря растеряно. — Ебать, не встать, с какого такого перепугу тебе так невъебически повезло? — выдает Ким. От грусти и следа не осталось. Чонгук прыскает, но смеяться боится, невзначай может прилететь кулаком в глаз, — Он слишком хорош для тебя, это ошибка, такого быть не может! — Джин оценивающе бегает взглядом по Гуку, который пошел сегодня на работу в черных самых обычных брюках и белой рубашке, а пиджак оставил где-то в прихожей, — Ну хотя-я… — тянет многозначительно, скептически щурясь. Омега откровенно стебёт, а это хороший знак, прикладывает палец к сморщенному подбородку, постукивая, — Ладно, думаю ты его потянешь. — Ты сейчас серьезно? — Ты его вообще видел? — всплескивая руками, чуть ли не кричит восхищенно, — Да он божественное существо с безумно сексуальным мозгом, у него докторская степень по психиатрии и сексологии, ты вообще знал об этом? — да, Джин прочитал все дипломы, сертификаты и благодарности, висящие на стене в кабинете, — Он ездит на дорогой тачке и носит сумку от Луи Витон, да он же идеальный! — Не идеализируй, идеалов не существуют. — Чонгук, он сказал, что даст выбор человеку, если сам с таким столкнется, он тебе выбор дал, понимаешь? — конечно, он это понимает, — Он думает о чувствах других людей, а это редкость в современном мире! — слишком восторженно Джин перебирает каждый факт, который успел узнать, активно жестикулирует и голос повышает, кричит, словно вдолбить гвозди осознания пытается в деревянную голову альфы напротив, — Гук-и, не глупи, забирай себе, ты ахуеешь от счастья, я тебя уверяю! — Ты уверяешь? — дразнится, забавляясь с реакции, потому что выражение лица вдруг опасно сменилось с восхищения на скрытую агрессию. — Я тебя щас тресну! — угрожает, но гнев сменяется на милость, и омега выдает такое, что выбивает весь кислород из легких: — Природа не ошибается, Гук-и! Тебе Тэхён, мне Намджун, мы будем счастливы, но только если сможем справиться с этапом принятия и начнем действовать в своих интересах и интересах людей, неожиданно связавшихся с нами. Так что повторяю свой вопрос… точнее утверждаю! И возражения не принимаются! — строго парирует, подрываясь на ноги и выпаливая напоследок: — Чон Чонгук, мы официально расстаёмся. И уносится в спальню, не забыв подхватить свой телефон и стакан с кофе. А Чонгук откровенно в ахуе пребывает последующие несколько минут, принимая всю реальность до последнего сказанного слова, думая, с чего вообще начать какие-либо действия и за какие заслуги на него вдруг все это свалилось. Вряд ли в прошлой жизни он спас какого-то президента.

***

Ходить с Юнги по магазинам — утомительно, особенно, если это растягивается на все выходные. В первый день они не смогли найти ничего подходящего, так как народу было много и вдруг неожиданно в их любимом торговом центре начались дикие распродажи, что понесли за собой отсутствие нужных размеров и в принципе сокращали выбор. А Мин ведь херню выбирать не станет, ибо сам платит, Тэхён и Чимин, впрочем, тоже. Все должно сидеть идеально, но даже в самых, казалось бы, дорогих и брендовых бутиках они ничего найти не смогли, зря потратили целый день. Потому и было принято решение собраться в воскресенье на Итэвоне и прошерстить каждый фешенебельный бутик, чтобы подобрать три костюма, идеально подходящих для трех сногсшибательных омег из клиники Йонхон, лучшей клиники сексологов и психологов во всем Сеуле. — Я уже подхожу, ты чего такой нервный? — раздраженно бурчит Тэхён в трубку, слишком медленно перебирая ногами, слышно как Юнги вздыхает, спрашивая, почему нельзя было выехать раньше, — Да я рано выехал! Мне пришлось припарковаться за два квартала отсюда, потому что дорога перекрыта, через сто метров уже буду около вас. — Шевели булками, а мы пока зайдем внутрь. Звонок завершается, а Тэхён выдыхает, оглядываясь по сторонам. Еще десять часов утра, магазины и заведения только открываются, народу вокруг мало, можно пересчитать по пальцам. После субботней ночи никто из здоровых и умных людей так рано не подорвется, чтобы пойти на шоппинг, никто, кроме их трио. Тэхён даже не думает спешить, все же на улице достаточно тепло для весны, а он как некстати напялил на себя серую водолазку с шерстяным пиджаком в крупную клетку поверх. Чуть больше действий и насквозь пропотеет, из узкой водолазки не вылезет. У самого входа в первый по списку бутик, Тэхён стопорится. Черт его дернул глянуть влево, потому что глаза не хотели бы видеть эту улыбающуюся сладкую парочку незнакомцев, забегающую в другой магазин, расположенный через несколько метров. Снова мысли заполняют голову, Тэ себя долго успокаивал в пятницу, да и вчера вроде как удалось отвлечься от существующей проблемы, но вот опять напоминают, как на зло. Чонгук и Сокджин выглядят идеальной парой, они словно созданы друг для друга… да, в голове Тэхёна очень иронично звучит, потому что не созданы, отнюдь. Интересно, а они поговорили? А что решили? Записался ли Джин снова на прием, чтобы в итоге получить рецепт на Догму? Стоит спросить у Чимина, но для себя дороже — узнать заранее, а потом снова думать и думать. Лучше, конечно, не знать и разочароваться по факту. Он фыркает на свои мысли, дергает ручку двери и под звук колокольчика заходит внутрь, где уже с кучей вешалок в руках стоит Чимин, а Юнги роется в ассортименте. Ким на всякий случай напяливает на лицо дежурную улыбку, подходит ближе и шлепает Мина по ягодице, оповещая тем самым о своем прибытии. — Эй, блять, какого… — Юнги поворачивается, готовый вмазать ответно, но увидев Тэхёна, лишь усмехается, потирая место шлепка и возвращаясь к выбору костюмов, — Идите с Чимином в примерочную, там для вас есть уже парочка вариантов, я пока себе подберу. Тэхён смотрит на закатывающего глаза Чимина, который стоит с десятком вешалок, и качает головой, потому что явно не парочку им сегодня придется примерить, а это только первый магазин. Ну, в общем-то получив еще три рубашки сверху, они уходят в сторону уютных раздевалок под сочувствующий взгляд персонала и оккупируют две и единственные комнаты, выбирая кому и что стоит примерить для начала. Тэхён берет то, что цвета мокко, холодный оттенок очень сильно привлекает на первый взгляд. Остальная куча костюмов: два изумрудных, разного фасона, бежевый, лимонный, классический черный, фиолетовый и бордовый — не то, что хочется, поэтому мокко. И когда Тэхён полностью переодевается, понимает, что будто на него специально сшили. Приталенный удлиненный пиджак с атласными вставками на воротнике, четыре пуговицы спереди, под ним белоснежная блуза с клиновидным вырезом на груди, самая простая, но такая элегантная и подчеркивающая острые ключицы, что Ким взял хотя бы ее, но прямо сейчас. Брюки по размеру, ткань плотная, посадка завышенная — комфортно. Выглядит дорого, соблазнительно, хотя кого этим обвораживать? Правильно — некого. Но для себя любимого выглядеть горячо — то, что вдруг крайне необходимо. Тэхёну определенно нравится этот костюм. Он выходит из комнаты к большому зеркалу и видит на диване Юнги, ждущего показ. — Я его беру, — констатирует Ким, поправляя манжеты и распрямляя и без того идеально ровную ткань, а Юнги смотрит вопросительно: — Это же первый… — Мне он в душу запал. Если что-то нравится с первого взгляда, то надо брать без каких-либо сомнений. — О, вау, Тэ… — это Чимин выныривает из примерочной в фиолетовых брюках с широким поясом, обтягивающих идеальные изгибы ног и ягодиц, в такого же тона рубашке без стойки, и накидывает на себя укороченный жакет, зачесывая блондинистые волосы назад, — Он тебе идет, но брюки я бы выбрал поуже. — Конечно, ты бы выбрал поуже, но мне вот именно в таких комфортно, — не соглашается Ким, он будет отстаивать сегодня свой выбор, а еще ему правда очень хочется именно этот костюм, потому и говорит: — Сам заплачу, прибереги корпоративные деньги на черный день, Юнги. Директор Мин аж надувается весь, но слова против не говорит больше, ибо Тэхёну правда хорошо в том, что он выбрал. Чимин крутится у зеркала, разглядывая каждый сантиметр одежды в более ярком свете, переспрашивая, все ли по размеру и как он смотрится со стороны. Двое друзей кричат в один голос — надо брать. А Чимин хочет померить еще такой же, но бордового цвета, что и делает, пока Тэхён идет переодеваться в свои вещи и освобождать примерочную для Юнги, который снова в своем репертуаре и набрал кучу красного. Хоть Тэ и выбирает быстро, даже оплачивает, но все равно вынужденно ждет еще как минимум два часа на диванчике, дает свою оценку каждому луку, в которых проходится, словно модель по подиуму, Мин Юнги. Все костюмы в одной цветовой гамме, но такие разные и выглядят на нем шикарно. Чимин не устает охать и ахать, когда перед ними появляется новый красный или бордовый образ. Сам он все же остановился на фиолетовом, поддержал Тэхёна, так сказать, купив то, что надевал первым. И вот, спустя два с половиной часа, они выходят на более оживленный Итэвон с кучей пакетов в руках, чтобы пройти еще несколько метров и завалиться в кафешку. Голод подкрался незаметно, стоит перекусить, прежде чем тащиться до машин и ехать домой. Тэхён, да и Чимин тоже, очень рад, что не пришлось обходить все магазины на этой улице, несказанно рад, потому что энтузиазма в нем сегодня не так много, как было вчера. Юнги сохранил в своей памяти местоположение этого бутика, магазин будто специально для него открывался, ибо практически все там оказалось в его вкусе и стиле, он не ограничился одним костюмом, а взял еще три на будущее. — Мне капучино и миндальный круассан, — говорит официанту Тэхён, не глядя в меню. Они выбрали столик у широкого окна, сложив все покупки в одну кучу на третий пустой диванчик рядом. — А мне шоколадный чизкейк и американо со льдом, Чимин, ты чего будешь? — Юнги смотрит на Пака, который подвис на картинках в меню, и аккуратно хлопает по бедру. — А есть у вас что-то диетическое? — обращается омега к официанту, — Чтобы поменьше калорий было… — Есть веганское суфле с лесными ягодами, так же есть… — Давайте его, — не дает договорить весь ассортимент, захлопывая буклет и передавая официанту, — И еще американо со льдом, спасибо, — официант вежливо улыбается, делает поклон и уходит готовить заказ, а на Чимина сразу же две пары глаз испытывающе смотрят, изучают мимику, — Что? — не выдерживает, вскидывая бровь, — Чего вы так пялитесь? — Ты опять за свое? — первым задает вопрос Тэхён, складывая руки на груди и делая взгляд настолько суровым, насколько это вообще возможно, а Чимин уточняет, что именно имелось в виду под этими словами, — Ты и так худой, куда еще худеть? — Тебе напомнить, чем в прошлый раз закончилась твоя диета, Мини? — а это Юнги вступает в напряженный разговор, потому что тоже беспокоится за своего друга. — Все под контролем, ребята, — вскидывая руки вперед, парирует Пак, — Такого больше не повторится, просто я посижу на дефиците калорий какое-то время, мне это нужно, у меня скулы пропали, — он трет свои очаровательные щечки ладошками, хмурясь. — Но у тебя такие милые щечки, ты вообще очень милый и нежный, Чим! — Хорошо, но если ты снова окажешься в больнице, мы с Юнги тебя там на всю жизнь поселим, — угрожает Тэ, продолжая строго: — Чтобы тебя там хорошо откормили, понял? — Чим, ты идеальный, тебе не нужно насиловать себя диетами, ты вообще видел себя в новом костюме? — Юнги кивает в сторону пакетов, — А мы с Тэ видели, и ты потрясающе выглядишь, не загоняйся снова, это совершенно ни к чему. — Тогда почему на меня никто не смотрит? — совсем тихо спрашивает, стыдливо отводя взгляд в широкое окно, — Почему я уже несколько лет одиночка, а? Почему? — вот вроде бы сам работает с сексологами, а по совместительству психологами, уже на протяжении нескольких лет, но никогда не обращался за помощью с подобными вопросами. Боялся? Возможно. Стеснялся? Скорее всего. Но это правда гложет не по-детски. Сколько он уже один? Года три? Это грустно, очень грустно, чувствуется какая-то несостоятельность внутри, появляются комплексы неполноценности. — Так ты дома сидишь целыми днями, на работу только ходишь, а к нам в основном альфы в возрасте записываются с имеющимися мужем и детьми, — приводит аргументы Юнги, — Вместо того, чтобы к нам с Тэхёном в гости заглядывать, зови лучше куда-нибудь потусить. На Итэвоне клубов, что ли, мало? — Не люблю шумные тусовки, — морщится Чимин, больше ничего не слыша в контратаку, потому что к ним как раз подходит официант с готовыми заказами, перебивая нравоучения. Но они не начинают есть сразу, ибо Тэхён с Юнги натурально переживают за своего друга, который однажды ворвался в их коллектив, когда они только планировали открываться, да сразу запал в душу, будучи выпускником факультета менеджмента в Сеульском национальном. То что он на должности администратора-менеджера, не значит, что ниже по рангу, просто он единственный, кто способен вообще организовать продуктивную работу клиники Йонхон в Сеуле, пусанский филиал — это тоже его инициатива. И он единственный, кто шарит за документы и бухгалтерский учет. Он даже в доле вместе с Кимом и Мином, получает зарплату наравне. Они как три отца-основателя, держат все в своих хрупких омежьих руках и работают как единый механизм. Их коллектив, в общем-то, небольшой: администратор Пак Чимин, директор Мин Юнги, главный сексолог-психиатр Ким Тэхён и еще трое омег с кандидатскими степенями по психологии и квалификациями сексологов. Всего шесть человек, но работают они, вкладывая душу в свое дело. Потому клинику и назвали Йонхон — «душа», ведь если в порядке она, то и тело чувствует себя превосходно. Поэтому да, они безумно переживают за незаменимую часть своей души, коим является Пак Чимин, омега двадцати девяти лет, лучший друг, потрясающий специалист и просто прекрасный и добрый парень. — Мы тебя любим, желаем только счастья, — спустя минуту тишины говорит Тэ, — Нам не все равно на твои проблемы, и ты не должен их скрывать, делая комфортно всем вокруг, но не себе. Ты должен просить помощи, если она тебе нужна, ты сам мне это вдалбливаешь постоянно! И мы никогда не откажем, всегда поможем, чем сможем, друзья мы или кто? — у Чимина наворачиваются слезы на глазах, честное слово, он не любит говорить о себе, прям как Тэхён, но менее сдержанный на эмоции. А еще он любит слушать, считает себя отличным слушателем, но иногда загоны переполняют, а прорабатывать их не всегда есть возможность, да и желания нет. Потому и рыдает часто. — Ну ты чего, лучик, не реви, — Юнги вытаскивает салфетку и тянется промокнуть, ибо Чимин не сдерживается. И где тот парень, который лез с кулаками на всех обидчиков своих друзей? Вот здесь, сидит, заплывает слезами и соплями, — Найдем мы тебе шикарного альфу, он сам тебя найдет, потому что ты стоишь того, чтобы тебя добивались и любили, — урчит Мин, притягивая согнувшегося пополам друга в свои объятия и давая тихонечко поплакать в салфетку, — Иногда ожидание того стоит. — Ты вообще Хосока встретил спустя сколько лет воздержания? Два года? Да и ворвался он в твою жизнь, помяв задницу твоей малышки, — обращается Тэхён к Юнги, чтобы отвлечь Чимина от тяжелых дум, — Я вообще поражаюсь, как ты сдержался тогда и не вмазал ему со всей дури. — Я нутром чувствовал, что он отлично будет мою задницу мять, я бы ничего не поменял, даже если бы мне это стоило всей машины целиком, — посмеивается Мин и чувствует, как Чимин тихонько хихикает, шмыгая носом и вроде как успокаиваясь, — Не, ну, а чего? Мы, конечно, не истинные, но он мне очень нравится, — Юнги говорит, не подумав, и когда переводит взгляд на Тэ, понимает, что только что спизданул, — Боже, Тэхён, я еблан, прости… — Ничего, я уже более-менее в себе, — Ким притворно улыбается, дотягиваясь до своего напитка, — Может быть не будем это продолжать и поедим, м? — специально переводит тему, продолжать нет никакого смысла, иначе плакать будет уже сам Тэхён. — Да… давайте поедим, — выныривает из миновских объятий Пак, высмаркиваясь в новую салфетку, — Официант! — неожиданно для остальных выкрикивает Чимин, поднимая руку и привлекая внимание того молодого парнишки, кто обслуживал их столик, — Принесите еще один шоколадный чизкейк, — продолжает, а Юнги с Тэхёном немного подвисают, но позже получают объяснения этому порыву: — Нахуй эту диету с дефицитом калорий, я буду есть все, что захочу. — А вот это правильно!

***

      За окном льет как из ведра, хотя сегодня прогноз погоды дождь не обещал, всего лишь пасмурное небо, незначительное падение температуры и порывы ветра. Чонгук стоит перед стеклянными дверями, собранный визажистом и парикмахером, и не может придумать как дойти до своей машины, которая припаркована не так далеко от салона, чтобы не похерить чужой труд и выглядеть прилично. Зонта, к сожалению, ни у кого из персонала не нашлось, никто не готовился к резкой смене погоды, вот и Чон тоже. При любом другом случае, он даже не подумал бы прикрываться, пошел бы под леденящими тело каплями, подставляя лицо небу, но сегодня важный день. Он снимает пиджак, перехватывает над головой и шагает на улицу с мыслями, что правильно сделал, поехав сегодня на работу не в том, в чем планировал пойти на вечернее мероприятие фонда. Специально рассчитал время, чтобы успеть переодеться. Ну и в данный момент просто обязан уже, ибо чувствует, как насквозь промокают ботинки, брюки и импровизированный навес, пока он шлепает по лужам, предвкушая, как неприятно будет ехать пару кварталов до своего жилого комплекса. Все-таки не Чонгук сегодня на своей машине поедет в выставочный центр, где намечается благотворительный вечер, а Джин на своей их повезет. Не обрадует омегу эта идея, ибо тот любитель светских бесед под бокал шампанского, но если встанет такой вопрос, то Чонгук с радостью отвезет их обратно, потому что сам за трезвый образ жизни и ясную голову. Дождь все не прекращает стучать по корпусу, звук смешивается с урчанием мотора и ласкает уши, расслабляет, только вот сырость напрочь отбивает всю любовь к пасмурной погоде. На подземной парковке прохладно, сырая одежда прилипает к телу, в ботинках немного хлюпает вода, но зато с прической все нормально. Чонгук убеждается, когда смотрит в зеркало лифта, поднимаясь на свой этаж. Джин на пороге встречает с потрясенным и озадаченным выражением лица, он то весь уже готов, а вот Чонгук ни капли. Зато эти капли с пиджака на пол падают и образуют лужу. Альфа передает пиджак Джину, на ходу снимает ботинки и рубашку, скрывается в душевой комнате рядом с гардеробом, хлопая дверью. Рубашка летит куда-то на столешницу с раковиной, брюки туда же. Избавившись от мокрого, Чонгук облегченно выдыхает и забирается в душевую кабинку, предусмотрительно проверяя рычаги, чтобы на всякий случай сверху ничего не полилось. Включает слабый теплый напор, быстренько ополаскивается, согреваясь немного, обтирается полотенцем, проверяет прическу, которая все так же в идеальном состоянии, накидывает халат и выходит в гардеробную, чтобы переодеться. Не альфа выбирал этот прикид, дело рук Джина, который сказал, что так Чон будет выглядеть огненно и сексуально, потому что внимание истинного омеги надо привлечь и сразить наповал. Чонгук, конечно же, доверился. А все бы ничего, вот только зауженные черные брюки, бархатный блейзер, расшитый кристаллами, и тонкая белая полупрозрачная рубашка из шифона под ним — не внушают доверия. Чонгук думает, что все же выглядит гротескно и слишком уж ярко, а когда показывается перед Джином, поправляя воротник рубашки, то вообще жалеет, что пошел на поводу, ибо омега как-то криво улыбается, оглядывая с ног до головы и обратно. — Ты сам это выбрал, что не так? — Гук-и, ты бы еще галстук себе завязал! — укоризненно бросает омега, подходя ближе и цокая, прежде чем потянуться к верхним пуговицам и расстегнуть их, освобождая шею, — Вроде бы самим тобой ясно было сказано, что вечер неформальный, чего как монашка на все пуговицы закрылся? — Привычка, не осуждай, я вообще-то забегался сегодня. — Надо было дома собираться, а не ехать к Лиханю в салон, — продолжает бурчать Джин и уходит в коридор, чтобы залезть в белые кроссовки. Сегодня на нем свободного кроя пепельно-розовый костюм, воздушный, как и сам омега, потому и обувь была выбрана такая же легкая, — Будто я бы тебя собрать не смог. — Было полпути, да и ты сам себя собрать должен был… Кстати, ты за рулем. Чонгук кидает связку сокджиновых ключей, получая в ответ возмущенный взгляд, но ни слова больше, потому что Ким видел, в каком виде явился альфа, подозревает, что с его водительским сидением. Они выходят молча, только в машине переговариваются о планах на сегодняшний вечер, и планы их очень сильно совпадают. Остается только верить и молиться, приложить все силы, чтобы было прилично и ненавязчиво, а там дальше будь, что будет, но желательно в положительном контексте. Негатива им на годы вперед хватило, черная полоса же должна когда-то закончиться. Когда подъезжают к выставочному центру, удобно расположившемуся на территории парка, где летом будет не протолкнуться из-за наплыва туристов, желающих сфотографироваться с каждым произведением современного искусства, дождь наконец-то прекращает лить, оставляя после себя лужи на асфальтированной парковке. Сегодня она вся забита машинами бизнес-класса, ко входу парочками тянутся гости. Вроде бы приглашений было немного, но ощущение, словно тот самый наплыв туристов в разгар летнего сезона, только вот каждый человек одет исключительно, с иголочки, подстать мероприятию, которое организовал фонд Чонгука. До начала еще есть немного времени, и Джин с Чонгуком тратят его не так, как планировали. Приходится общаться со всеми подряд, здороваться, руки пожимать, бесконечные поклоны делать, выслушивать слова всякие-разные. Гости восхищаются помпезностью, все же банкет в окружении экспозиций современного искусства — это впечатляющее зрелище. Благодарят за приглашение, ведь здесь собрались все сливки сеульского общества, и некоторым, особо назойливым личностям, жизненно необходимо покрутиться рядом, чтобы заметили, связи так налаживают. Ну и, конечно же, не обходится без каверзных вопросов: когда у Чона и Кима будет свадьба? и будет ли она превосходить по шикарности такое простое благотворительное мероприятие? И это слышать, на самом деле, больно, потому что не будет свадьбы, но они лишь мило улыбаются и уходят прочь, увидев знакомые лица, до которых еще добраться надо, ибо постоянно останавливают и начинают зубы заговаривать. …Юнги с Хосоком искренне надеялись, что тут будет мало народу, но вот они стоят посреди просторного зала, рядом с непонятной вычурной статуей из металических прутьев, в которой едва ли можно различить силуэт бабочки, но только с определенного ракурса, и ищут взглядом среди толпы размеренно болтающих альф и омег с бокалами игристого хоть кого-то, кто мало-мальски знаком. — А где Тэхён и Чимин? — задается Хоби, перенимая у официанта пару бокалов шампанского и передавая один омеге. — Они уже едут, должны явиться с минуты на минуту, — Юнги проверяет время в телефоне, прикидывая, что до начала официальной части мероприятия осталось пять минут, и уже как-то не уверен в своих словах: — Наверное… — добавляет и заглядывает за плечо своего альфы, который за сегодняшний день очень сильно постарался и привел себя в божеский вид, посетив не только парикмахера, но и визажиста. Ему закрасили вечные серые пятна под глазами, оказавшиеся там из-за периодических ночных дежурств, и укладку сделали. Юнги видит, что к ним подходит Чонгук с Сокджином, одёргивает своего мужчину, указывая на сладкую парочку вдалеке. Мин наслышан об этом омеге, но вот сейчас видит воочию, тот улыбается и мертвой хваткой держится за руку своего альфы. Хочется фыркнуть, но он сегодня элегантный и светский молодой человек в красном, так что просто надевает на себя маску перманентного спокойствия и вежливости, приподнимая уголки губ, когда Чонгук с ними здоровается: — Добрый вечер, Хосок, Юнги, — делает поклон головой поочередно, продолжая: — Джин, знакомься, это омега Хосока, Мин Юнги, потрясающий психолог и директор клиники Йонхон. — О, так вы тот самый популярный сексолог в Сеуле? — с каким-то нездоровым энтузиазмом лепечет Сокджин, распахивая глаза, — Был у вас однажды, не удалось встретиться, — о, да, Юнги помнит тот визит и профилактические беседы с Тэхёном, которыми он пытался растормошить друга, чтобы прекратил загоняться по поводу и без и прекратил считать себя самым низшим и недостойным этого мира существом. Юнги не психолог, если не смог бы справиться, вот он и справился, результат на лицо. Только вот видеть этого Джина воочию сейчас очень неожиданно. Он правда слишком шикарный, Тэхён не скупился на описание, ожидание с реальностью полностью совпадает. — А вы чем занимаетесь, Сокджин-щи? — Я эколог, занимаюсь всякими разными проектами в Корее и за ее пределами, налаживаю связь с природой. Эколог на собрании за экологию — не должно удивлять, но удивляет. Хосок говорил, что вечер устраивает Чонгук, но забыл упомянуть про Джина, хотя логично было полагать, что где Чонгук, там и Джин. — А где доктор Ким? — интересуется, опять-таки, Сокджин, и теперь Мин столбом стоит, потому что «Схуя ли его это ебёт?» — Доктор Ким, он… — взгляд Мина упирается на входные двери, где появляются двое недостающих ему сейчас людей. Двое прекрасных омег уверенно сканируют помещение и даже берут пару бокалов, обращая на себя внимание если не всех, то большинства присутствующих. И Юнги улыбается широко-широко и искренне, потому что несказанно рад с каким пафосом они зашли и насколько оба идеальные и красивые. Гордость вдруг внутри играет, что это именно его лучшие друзья и по совместительству — коллеги, да куда уж там, они братья по духу и никто этого не отнимет. Юнги прокашливается и в упор смотрит теперь на молчащего все это время Чонгука, чтобы скривиться в ухмылке и произнести надменно: — А вот и Тэхён с Чимином, — кивает в сторону молодых людей, увидевших их небольшую компанию и прибавивших шаг на встречу. А этот момент буквально можно воспринимать, как замедленный кадр из фильма под самое эффектное музыкальное сопровождение, ибо шагают они в ногу синхронно и уверенно, на лицах ничего, кроме холодного безразличия, в бокале жидкость даже не колышется, настолько невесомо, но стремительно их передвижение. Чонгук откровенно подвисает, наблюдая, а Джин весь от чего-то радостью горит, что немного подозрительно. А когда Тэхён с Чимином оказываются совсем рядом и приветствуют собравшихся в небольшой кружок, Джин буквально еле себя сдерживает, чтобы не рвануть с объятиями, которые ввиду их общей ситуации не к месту и вообще: «какого хрена он такой веселый и счастливый?» — О, доктор Ким, я так рад, что вы сегодня пришли! — верещит Джин, — Чимин-щи, выглядите потрясающе, этот цвет вам очень к лицу! — не прекращает заваливать комплиментами, и получает за это благодарность сконфуженного Чимина, — Вы вовремя, скоро уже начало! — хихикает Джин, а все остальные как стоят в недоумении так и стоят, один Чонгук завис взглядом на профиле Тэхёна и не двигается, — Мне пора на сцену, а вы пока поболтайте, да? — Джин тормошит Чонгука и тот вроде как в себя приходит, но словно не дышит, — Чонгук, я пошел, хорошо? Пора начинать. — Да, конечно, иди… я подойду после, — голос его хрипит, и давит он из себя безмятежность уж как-то через силу. Никто из присутствующих, хотя про Хосока неизвестно, не понимают такое поведение. И Сокджин уходит, а вместе с ним и напряжение испаряется. Проводив взглядом до небольшой сцены, первым не выдерживает Юнги: — Какого-такого хера только что произошло? — задает вопрос Хосоку, так тихо, чтобы Чонгук не услышал, а Хоби плечами пожимает, под шумок и бурные овации отводит Чонгука подальше от своей любимой фурии, чтобы Юнги вдруг неожиданно ничего не сказал и ему тоже. Они остаются втроем. — Я думал, Джина не будет, — выдает Чимин, поглядывая на Тэ, — Ты как? — Порядок, — сухо проговаривает Ким, переводя взгляд на сцену, где начинает вещать Джин, — Как пели в холодном сердце: «Отпусти и забудь»? — Ты сейчас серьезно вспоминаешь этот мультик? — возмущенно выпаливает Юнги, выхватывая у официанта бокал и выпивая залпом, — Ты совсем? — А что мне еще остается? Слушают они чужую речь незаинтересованно, все проходит мимо ушей. Тэхён больше всех впадает в прострацию и просто прокручивает в руке бокал, терроризируя взглядом огромную железную бабочку. Очень много мыслей сразу же заполняют голову, ведь бабочка — это так символично. Она олицетворяет способность к превращениям, проходит множество метаморфозов, а еще она напрямую связана с душой, что с греческого переводится как «психея», прям как название их клиники. Была такая Богиня — Психея, на долю которой выпало немало испытаний, прежде чем она смогла быть рядом со своим возлюбленным, Богом любви Эросом, кто олицетворяет любовное влечения и обеспечивает продолжительность жизни. Испытаний было несколько, и они оказались сложны в своей реализации, практически невыполнимы, но она справилась и доказала, что достойна своего любимого Бога. Только союз души и любви может породить настоящее наслаждение, настоящее счастье. Тэхён, до того как узнал о существовании истинной связи в современных реалиях, часто читал мифы и легенды, очень многие помогали дойти до сути проблемы и решить их, ведь придуманы сказки не просто так, в каждой есть доля правды. А когда к нему пришел первый пациент с истинностью, он вспомнил о бабочке, которая должна пройти все процессы трансформации заложенные природой, прежде чем раскрыть свои потрясающие крылья и взлететь. Вспомнил о Психее, которую отождествляют с этим прекрасным насекомым, ведь она боролась за свои чувства, терпела каждое испытание, стирала стопы в кровь, чтобы дойти до конечной цели и иметь возможность прикоснуться к любимому, потому что показала, что она заслуживающий весь мир человек. И Тэхён даже обрадовался, когда прочувствовал на себе всю эту трансформацию, предвкушал испытания, только вот счастья они ему не принесли и не принесут, крылья так и не смогут раскрыться. Его Бог давно занят. Омега так и останется в своем коконе в форме беззащитной гусеницы без права на освобождение, без права прикоснуться к тому, кто так сильно запал в сердце и подарен природой. Он смотрит сейчас на Джина на сцене и сдается, это испытание ему не пройти. Насильно мил не будешь, разбивать идеальную пару нет никакого желания. Да, это больно, но с этим можно жить. У него все еще есть работа, которую он любит всем сердцем, у него есть потрясающие друзья, которые поддерживают в плохие периоды жизни и дарят радость. У него есть все, что нужно, чтобы быть относительно счастливым, и грех жаловаться на такое. Так что да, он принимает свою участь, он останется в своем коконе, и просто в очередной раз призывает себя абстрагироваться. Время, оно ведь лечит? Да и на крайний случай возьмет эти дьявольские таблетки Догмы и найдет себе кого-нибудь, если уж совсем все плохо будет. Он оптимист и главное его правило по жизни: — Это решаемо, — проговаривает одними губами, улыбается слегка и подносит бокал шампанского ко рту, чтобы сделать один неспешный глоток. Но спустя еще пару мотивационных предложений от Джина, Тэхён краем глаза видит, что в его сторону идут. Нос улавливает яркий запах миндаля, а на плечо падает рука, слегка сжимая и заставляя вздрогнуть всем телом от неожиданности жеста. — Мы можем поговорить? — шепчет Чонгук у самого уха, на них сразу оборачиваются Юнги с Чимином. Тэхён растерянным взглядом бегает по лицам друзей, будто помощи просит, а Чон продолжает просить: — Это ненадолго. Ким кивает, отдает свой бокал Чимину и предупреждает, что отойдет на несколько минут, а друзья провожают с подозрительным прищуром. Тэхён сконфужен, но послушно следует за альфой, идет в неизвестном направлении, минуя гостей и столы с закусками, скрывается в узком коридоре на противоположном конце зала, подмечая, что Чонгук ни разу не обернулся. От альфы веет напряжением, а еще метаниями какими-то, будто не поговорить позвал, а лично Тэхёну в руки вкладывает орудие пыток и готовится к боли. Эта немая паника перекочёвывает и в омегу, но тот отгоняет от себя все негативные мысли и как можно быстрее старается вернуться в состояние спокойствия, какое было, пока он стоял в центре зала и разглядывал бабочку. Чонгук открывает первую попавшуюся дверь, безмолвно прося проходить внутрь. Тэхён с опаской, но заходит. Помещение такое же просторное, как все в этом выставочном комплексе. Похоже, что это чей-то кабинет, ибо тут есть широкий стол, несколько шкафов с книгами, пара кресел у огромного панорамного окна с видом на вечерний парк с ярко горящими желтыми фонарями и картины на стенах в стиле абстрактного экспрессионизма. Чонгук волнение свое не скрывает, подходит к этому самому окну, зачесывает идеальную укладку на голове пальцами по привычке, плюя на то, что навел теперь там беспорядок, и тяжело вздыхает, снова поворачиваясь к Тэхёну, который с интересом разглядывает одну из картин. — Тэхён… — начинает было, но голос подводит, приходится нервно прокашляться, — Тэ… — Вы идеально смотритесь вместе, — перебивает омега, с вымученной улыбкой переводя взгляд на альфу, но потом снова возвращается к картине, скрещивая руки на груди, чтобы хоть как-то усмирить дрожь, — Иногда стоит бороться за то, во что веришь, и за то, что всем сердцем любишь. Только вам не надо бороться, я даже не планировал встревать, я все прекрасно понимаю… — Помолчи, пожалуйста, — не дает договорить, — Просто послушай, что скажу, хорошо? — омега хмурится, но просьбу все же выполняет, ничего от этого не потеряет. Аккуратно садится на одно из кресел, давая понять, что весь внимание. Чонгука начинает потряхивать от такого напускного спокойствия, но он видит все эти кресты в позе омеги, прекрасно чувствует, что тому неуютно и тревожно, он так защищает себя, закрывается, но указывать на это не будет. После пиздюлей Хосока, — который посвящен в проблему с самого начала и который знает, что Джин сам горит встречей со своим истинным альфой и поддерживает своего, теперь уже, бывшего, — смелости прибавилось, но недостаточно, чтобы выложить все как на духу. Потому и мнётся, снова теребит беспорядок на голове и дышит через раз, ибо сладкий, терпкий карамельный запах, смешанный со свежестью легкого одеколона, выносит все мысли и слова из головы, давая зеленый свет природным инстинктам, что не перестают орать в рупор: «забрать себе и не отдавать!» — Все было замечательно, в жизни вообще проблем не было — ни одной. Всегда каждый шаг опускался на ровную дорогу, на сухую, прямую, без каких-либо дурацких поворотов, без случайных препятствий и потрясений. Про такую жизнь говорят: как сыр в масле катается. И я к этому настолько привык, что считал все уже нормой, обыденностью, — он затихает на несколько секунд, до этого говорил в окно, теперь на Тэхёна смотрит, а в глазах читается страдание. Чон поджимает губы, медленно подходит ко второму креслу, опускаясь, и продолжает, не отрывая глаз от омеги: — А потом я споткнулся, с самого начала даже не понял обо что… ругался, истерил, что пришлось упасть и содрать углы тела в кровь. Но я почувствовал то, что никогда до этого не чувствовал, эта боль принесла за собой осознание, что все бывает по-другому. После этого жизнь поделилась на «до» и «после». Совру, если скажу, что не испугался, что не думал каждый день, как от этого избавиться. Думал. Очень много. А теперь жалею, что вообще такие мысли допустил у себя в голове. Природа не ошибается — эту правду я боялся принять, но когда принял, начал думать еще больше, потому что понимал, что являюсь преградой для твоего «долго и счастливо». — Чонгук… — тихо зовет омега, когда видит, что чужие глаза начинают блестеть. — Подожди, я еще не договорил, — Чон трет глаза, натянуто улыбаясь, наворачиваются предательские слезы. У Тэхёна они тоже невольно наворачивается, ибо мучения чувствуются на ментальном уровне, — Прости меня за все те страдания, на которые я тебя обрек. Своими глазами видел, через что ты однажды прошел, — намек на Джина, — Это убивало изнутри, я не находил себе места. Ты так восторженно об этой истинности говорил на разных конференциях, что любой поверит в то, что это волшебство. Но это не оно, отнюдь… это тяжелейшее испытание для организма, и хотел бы я быть тогда рядом и разделить всю эту боль и тягость, которые на тебя свалились. — Ты не знал и не мог, — тихо говорит Тэхён, больше не в силах смотреть на альфу. — Я привык к Джину, это уже даже не любовь была, для нее не должно быть причин, а я их нашел, представляешь? — снова в голове крутятся воспоминания минувших тяжелых ночей, заполненных самотерзаниями, — И поговорив, мы обоюдно решили закончить все это, дав шанс природе и самим себе, ни на что не надеясь… уже нечего терять, не так ли? — омега инстинктивно кивает, постепенно приходя к осознанию, к чему весь этот разговор, — Тэхён, прости за наше отвратительное знакомство, прости, что тебе пришлось через все это пройти. Я всем сердцем хочу, чтобы ты был счастлив, потому что ты заслуживаешь того, чтобы быть жизнерадостным, здоровым и ценным для кого-то. Ты уже ценность, по-крайней мере для меня, ведь благодаря тебе я понял, как сильно ошибался насчет многих вещей в мире. Мы можем… — Чонгук смотрит на Тэхена в упор, в очередной раз подмечая, какой все-таки он изящный и пленительный, как приятно и волнующе от него тянет сладкой карамелью и как хочется прикоснуться к идеальной коже на запястье, чтобы крепко схватить, забрать и никому не отдавать, ведь это свое, родное, подарок от самой природы, — Мы можем начать все сначала? Ты дашь мне второй шанс? — Тэхён переводит растерянный взгляд на альфу, гулко сглатывая, ибо он не ожидал чего-то подобного. Все слова прошли через призму «он меня успокаивает, чтобы окончательно оттолкнуть». Но это не так! Выставленная вперед ладонь, искреннее желание в глазах, замершее в ожидании дыхание — все говорит об одном. Чонгук правда хочет получить второй шанс, ни разу не лукавит. Тэхёново подсознание громко кричит о достоверности и подталкивает вложить свою ладонь в чужую. А после альфа едва слышимо облегченно выдыхает, сжимает мягкую ладонь омеги в своей, чувствуя тепло, а спустя несколько мгновений выбивает почву из-под ног окончательно: — Привет, меня зовут Чон Чонгук, а ты мой истинный омега, могу я дарить тебе много счастья каждый день до конца жизни? — Тэхёна трясёт с двойной силой, но он силится и на выдохе говорит в той же манере, полностью понимая, для чего его сюда привели: — Привет, меня зовут Ким Тэхён, и я ждал этого момента непозволительно долго! Чонгук резко встает на ноги, утягивая и Тэхёна наверх, сгребает в свои объятия и крепко прижимает к себе, как хотел бессчетное количество раз, чувствует этот упоительный, нежный карамельный аромат и вдыхает так глубоко, насколько позволяет грудная клетка, чтобы запомнить надолго, но, кажется, этого всегда будет катастрофически мало. В этих крепких руках, омеге комфортно и по-особенному тепло, его все еще потряхивает, но это уже от переполняющих все нутро эмоций, которые не удерживаются и каплями стекают по щекам, впитываясь в бархатную ткань чонгукового пиджака, от которой так приятно и успокаивающе тянет идеальным по всем аспектам запахом терпкого миндаля. Так выглядят слезы счастья, и Ким не против их лить по такому поводу, ведь он делает огромный шаг вперед в своих испытаниях. Он теперь может прикоснуться к своему Богу, больше не останется в своем коконе одиноким, изолированным от всего мира. Для того, чтобы расправить крылья, потребуется время, но оно точно наступит, потому что шанс дарован, причем для обоих. Будь, что будет? Выполняется лучше любых ожиданий. Чонгук медленно расслабляет объятия, когда слышит тихое шмыганье, открывает для себя картину расчувствовавшегося омеги, который сразу уводит взгляд в сторону, утирая мокрые дорожки под глазами. Альфа не может сдержать улыбку, вытаскивает из нагрудного кармана небольшой черный платок, приподнимает тэхёнов подбородок и старается аккуратно промокнуть, ничего не испортив на очаровательном лице. Даже когда Тэхён плачет, он не теряет своей красоты, воистину удивительный человек. — Я обещал дарить счастье, а ты рыдаешь… непорядок! Только начал, а уже не справляюсь, — нежно лепечет Чон, продолжая промакивать влагу, но Тэхён забирает платок, отстраняясь и делая пару шагов назад, — Прости… — Это ты меня прости за излишнюю сентиментальность, — говорит сквозь улыбку, благо не грустную, — Просто накопилось, я обычно не реву, — чего уж там говорить, у альфы тоже глаза на мокром месте. — Наверное, стоит вернуться в зал, — разворачивается спиной, вздыхая тяжело, — Думаю, нас уже заждались, — он снова делает шаг к двери, но ему не дают уйти дальше, обхватывая сзади. — Не хочу в зал… — шепчет альфа прямо у уха, шумно вдыхая воздух у самой ярко пахнущей точки, а Тэхён глаза распахивает, ибо это слишком, — Давай еще так постоим? Тэхен замирает, слышит в ушах бой пульса, чувствует за спиной чужое ударившееся в бега сердцебиение, мыслей в голове вдруг никаких нет, но появилось определенное желание. Хочется и все, потому делается. Омега разворачивается в кольце рук, укладывая ладонь на часто вздымающуюся грудь, и заглядывает в омуты черных глаз напротив, где радужки совсем не видно, потому что зрачки расширены настолько, словно альфа закинулся самым настоящим наркотиком. Факт, что запрещенное вещество сам Тэхён, неимоверно льстит. У Кима, должно быть, глаза такие же сейчас, а еще язык невольно пробегается по губам, когда взгляд падает на чонгуковы, сухие и покусанные, но такие манящие, что бессознательный порыв застает врасплох обоих. Волнение разом охватывает организм, словно пламя, сжигающее удерживающие металлические прутья. Оковы расплавляются под накалом критических температур, и теперь за спиной самые настоящие крылья расправляются, что вознесут к небу. Тэхён целует мягко, без языка. Но одни лишь касания к истинному разносят по всему телу бешеные электрические импульсы и будоражат сознание: «Вот оно, дорвался-таки!». Чонгук даже не догадывался, что способен испытывать в такие моменты подобные чувства. Никогда прежде такого не происходило, это несравнимо ни с чем, все что было когда-то давно меркнет на фоне того, что происходит здесь и сейчас — это самое настоящее волшебство. Внутри разгорается нежность, благодарность, трепет. Ладони блуждают по спине, по мягкой ткани пиджака, изгибам тэхенового тела, притягивая ближе, потому что мало прикосновений, хочется слиться воедино. Невозможно во всё это поверить, природа правда не ошибается. И единственным верным решением был Тэхён, изначально лекарством был он, а не какие-то там чертовы таблетки Догмы. Чонгук осознает это в полной мере, у него второе дыхание открывается, ведь они идеально подходят друг другу, они созданы друг для друга, они истинная пара, та, что одна на миллионы и казуистика в современном обществе. Чонгук нехотя, но прерывает поцелуй, потому что еще немного и не сможет уже остановиться, ведь он настолько в любви, что кажется, будто нет никаких границ. Но они есть, пока что они есть. — Ты потрясающий, я буду говорить это каждый раз, — шепчет в губы Чонгук, обхватывая острые скулы омеги ладонями, и забивает на вечность в памяти его зацелованный образ. Тэхён настолько сильно от всего этого сейчас смущается, что невольно веселит, — Я думал, сексологам не бывает неловко, — хихикает альфа, чмокая надутые губы, ибо этот комментарий явно заставляет Кима еще больше покраснеть. — Я та еще стесняшка, — парирует омега, усмехаясь со своих же слов, — И я сейчас не на работе, когда я там, меня можно сравнить с камнем. — О, да, я помню… — действительно, на первом приеме, когда Чонгук был убит горем и своей импотенцией, которая, к слову, вылечилась, и это сейчас чувствуется крайне остро, но торопить события никто не собирается, доктор Ким правда казался каменной статуей и беспристрастным специалистом. Он настолько профессионал, что даже рядом с истинной парой вел себя отчужденно. Чон аплодирует стоя. — В сдерживании себя у тебя нет равных, доктор Ким, — после этих слов альфа лукаво улыбается, поглядывая на чужие губы, — Но вот я этим похвастаться не могу, так что нам правда стоит вернуться к друзьям. — Еще бы, — подначивает омега, коварно ухмыляясь, — Сколько ты уже сдерживаешься, месяц? — Чон делает вид, что задумался, считая в голове сколько времени прошло. — Ну, примерно месяц, да, ты прав. — А я уже месяцев пятнадцать, если не больше, — ошарашивает неожиданным фактом, наблюдая за резкой сменой чонгуковых эмоций, и невольно начинает хохотать в голос, припадая к плечу, чтобы слышно было не так громко. И Чонгуку очень нравится этот смех, а еще открытость, ведь говорят очень любопытные вещи. Но они еще успеют узнать друг друга поближе, времени вагон и маленькая тележка. — Так что да, — продолжает, успокоившись, — Пошли в зал, иначе от этого кабинета ничего не останется, а картины тут красивые, портить не хочется. Намек прозрачнее воздуха, и как бы не хотелось побыть наедине, они должны вернуться обратно. Их уже давно с нетерпением ждут не только Чимин, Юнги и Хосок, но и ошарашенный Джин. Он наконец-то смог встретиться лично с опоздавшим на мероприятие главным спонсором проекта по озеленению неблагоприятных районов в Сеуле Ким Намджуном. Который своего омегу сразу увидел и сразу высказал все, что кипело в его голове, пока альфа боролся с побочными действиями истинности, просматривая все те же вебинары и конференции одного доктора Кима, самого известного сексолога во всей Южной Корее и, теперь уже, во всем Китае.

***

— Нет, это ты меня послушай, трусиха, — Юнги откровенно кипит, еще и подвыпил неплохо так, пока ждал новостей от Тэхёна и охуевал с Хосоком на пару от воссоединения Сокджина и Намджуна. Потому его и вымораживает чужая замкнутость, которая совершенно не к месту и не ко времени. — Ты сейчас же берешь себя в руки и соглашаешься на встречу с тем альфой, потому что он все еще поглядывает на тебя и выглядит ужасно грустным. — Чимин-щи, он очень хороший человек, заботливый и ответственный. Работает в компании не один год, моя правая рука, без него не было бы этого вечера… и чтобы подойти к кому-то, секретарю Бану нужно очень много смелости, — а это чересчур радостный Чонгук встревает в разговор, приобнимая одной рукой за талию не менее счастливого Тэхена. Весь их кружок — это три странные парочки влюбленных голубков и один Пак Чимин. Стоит такой, не пришей кобыле хвост, и мнётся, потому что предложение сходить на свидание от некого Бан Чана, секретаря Чон Чонгука, было немного, то есть очень много, неожиданным. — Чимин-и, просто дай ему шанс, — вставляет свои пять копеек Тэхён, а названный омега готов уже сквозь землю провалиться, потому что шесть взрослых солидных людей его уговаривают сходить на свидание с альфой. Пак, должно быть, уже красный как помидор, но закатив глаза, тяжело выдыхает и все-таки кивает, безмолвно уговаривая самого себя. Берет с соседнего стола новую порцию шампанского, выпивает залпом, хотя не уверен, что ему это поможет. За весь вечер перемусолил не один бокал, а тут вот захотелось накидаться еще больше для смелости, потому что ее у него — абсолютный ноль. Пузырьки неприятно щиплют нос, он морщится, подхватывая еще один, но выпить ему не дают, останавливая новый порыв. И на Юнги Чимин будет зол еще очень долго после сегодняшнего дня, ибо этот несносный омега хватает его за руку и тащит в сторону другого банкетного стола прямиком к тому самому Бан Чану, лукаво улыбаясь оставшейся позади компании. — Мистер Бан, я вам тут привел одного стесняшку, можете забирать, думаю, вам есть, что обсудить, — слишком приторно Мин это проговаривает, и по лицу альфы видно, что таким выпадом его не только сконфузили, но и в тупик загнали. А Чимин боится посмотреть на мужчину, ведь он настолько шикарный, что невольно стыдно за самого себя, ибо комплексы неполноценности в Паке есть и пропадать никуда не собираются, пока что. — Оставлю вас, — Юнги подталкивает друга ближе, а тот даже дыхание задерживает, едва ли не налетая на альфу, но вовремя подставляет дрожащую ногу, чтобы удержать равновесие. — Простите моего друга за это, он несносен периодами, — со смущенной улыбкой выдавливает из себя Пак, уводя взгляд куда только можно, но только чтобы в упор не смотреть на этого высокого русоволосого альфу в костюме точно такого же глубокого фиолетового цвета, в каком сейчас и сам Чимин. — Вы меня правда смутили своим предложением, а я по глупости и от страха не смог и слова вымолвить, — на это заявление Бан Чан улыбается так солнечно, что один Пак Чимин, омега двадцати девяти лет, неосознанно залипает, теряя удары сердца и дыхание. — Можно просто Чан, и давай на «ты», я же не старик какой-то, — бесспорно, чужое стеснение льстит, но альфа сам не меньше сейчас смущается, потому что ему тоже нужно много сил, чтобы сделать хоть что-то по отношению к тому, кто понравился с первого взгляда, — Чимин, верно? — омега кивает, — Так что, Чимин, пойдешь со мной на три свидания? — Конечно, пойду! — получается слишком резко, и он наконец-то смотрит прямо в эти холодного оттенка серые радужки глаз напротив, в которых мелькают искры. Вокруг них этих искр, наверно, очень много, но они не видны, зато отчетливо ощутимы, ибо мурашки по всему телу так и устраивают набеги от головы и до пяток, — Хоть прямо сейчас. …Вся шестерка стоит чуть поодаль и наблюдает за переговорами новоиспеченной парочки. От тех неловкостью за километр тянет. Но вот секретарь Бан протягивает руку, что-то тихо говорит, Чимин хватается, а потом они просто разворачиваются к выходу и спешно покидают зал. Юнги с Тэхёном удивленно переглядываются, Чонгук не может подавить смешок от всей ситуации в целом, Джин с Намджуном вообще где-то далеко и о чем-то заинтересованно перешептываются в метре от них. Один Хосок стоит столбом и потягивает виски из бокала, потому что шампанское надоело. Но не успевает допить, как его хватают за край пиджака и утягивают туда же к выходу. — Тэхён, может быть тоже сбежим отсюда? — провожая спины друзей взглядом, тихо спрашивает Чонгук, а Тэхён на это громко смеется, они буквально одни посреди толпы еще не могут решиться на какие-то дальнейшие действия. — Тоже сбежим, — соглашается омега, берясь за чонгукову руку и заглядывая в глаза, где вдруг черти отплясывать игривое ча-ча-ча начинают, — Только куда? — Ты на машине? — Тэ отрицательно мотает головой, вспоминая, что сегодня планировал напиться бесплатным алкоголем, но не судьба, пригубил всего ничего, можно было и на машине приехать. Чонгук утягивает к выходу на парковку, — Тогда ко мне, — шепотом на ухо, что по идее своей должно смутить и бросить в краску, но Тэхён стойкий. Он себя уже запрограммировал быть беспристрастным еще после поцелуя, а то неловко бы вышло. И спасибо всем зримым и незримым Богам, что Юнги его ни о чем спрашивать не стал, даже когда увидел Тэхёна, идущего под ручку с Чоном. Чонгук, прежде чем покинуть здание, останавливает второго главного организатора, делегируя полномочия завершить этот вечер самому, из-за чего на него ошарашено смотрят, но в глубине души ликуют, что надзирательство закончилось. Не то, чтобы директор Чон прям очень сильно следит, просто все работники привыкли к идеализму и выполнению каждого шага в плане, а тут самодеятельностью одаривают, можно и порадоваться. И только когда они оказываются на улице под козырьком, слыша глухую музыку позади, что смешивается с шумом проливного дождя, решившего прямо сейчас полить с неимоверной силой, Тэхён осознает, что Чон позвал его к себе. В свой дом, в место, где они с Сокджином жили не один год рядом, спали на одной кровати, готовили еду, смотрели фильмы, принимали одну ванну на двоих… Он не может поехать к нему домой. — А куда поедет… — Джин? — перебивает альфа, поглядывая с улыбкой на лице, будто это самый простой вопрос на свете, только вот Тэхён себя уже успел в своей голове расстроить и вообще уже не хочет никуда ехать. Да и в свою квартиру нельзя Чонгука приводить, там ужасный бардак после сегодняшних сборов с Чимином. А если вспомнить сколько коробок из доставки валяется в каждом углу… Ужас! — Он вряд ли сегодня вернется, не переживай. — А что будем делать с дождем? — да, это тоже проблема, Тэ ненавидит мокнуть, потому так и говорит, заставляя Чонгука своим возмущением на явление природы засмеяться. — Ничего не будем делать, просто побежим к такси, — Чонгук крепко сжимает тэхёнову руку, уводя прямо под холодные капли, но Тэ сопротивляется, пытаясь вырваться, — Давай же! — Ни за что! — Не чувствуешь себя обновлённым, когда попадаешь под дождь? — Чувствую себя некомфортно и мокро, — не отступает омега, а Чонгук ведь сильный, тянет на себя, сам уже получает первую порцию воды на правой половине тела, пока Тэхен запоминает чувство сухости и тепла. — Просто отпусти все и почувствуй каково это… — чонгуковы волосы полностью промокают, капли дорожками стекают по лицу, он пытается перекричать шум дождя, не переставая улыбаться, — В жизни ты обязательно столкнёшься с неожиданной ситуацией. Даже если у тебя есть зонт, в итоге ты все равно промокнешь, — эти слова трогают за больное, ибо неожиданная ситуация в жизни — это и есть Чонгук, — Просто подними руки вверх и поприветствуй дождь, это не страшно, это правда освобождает голову, ну же, Тэ, доверься! — и омега доверяет, шагает вперед на свой страх и риск, оказываясь притянутым в объятия, которые на контрасте температур кажутся спасительным огнем, что однажды украл Прометей у Гефеста, согревающим каждую клетку огнем, где только есть телесный контакт, — А теперь бежим. Они срываются с места, убегая, куда глаза могут глядеть, потому что ливень идет сплошной стеной. Вся одежда насквозь мокрая, обувь хлюпает, но они бегут и смеются в голос, переговариваясь и думая, как объяснить свой вид таксисту, который вряд ли будет рад таким детским забавам двух взрослых и адекватных людей. Впрочем, таксист над ними лишь ржет и включает обогрев на полную, расспрашивая, откуда такие счастливые они выбежали, и радуется, что это последний на сегодня заказ, как раз успеет посушить салон для предстоящего рабочего дня. Доезжают они быстро, на дорогах в это время хоть и пробки, но аджосси за рулем ехал более длинными и пустыми улицами. Чонгук не скупится на чаевые, за что получает ворох благодарности. На улицу они выходят под точно такой же ливень, что был и в районе выставочного комплекса. В холле Тэхён начинает крупно дрожать, пока они идут к лифту, и не понятно: от сырости и холода или от страха, что он заходит в лифт в доме Чонгука и держит его за руку так крепко, будто могут забрать. — Ты пока в душ сходи, погрейся, а я сделаю нам чай, лишь бы тебе не заболеть, — инструктирует Чон, открывая дверь в квартиру и показывая направление куда идти, — Вещи можешь оставить на раковине, там есть… — Пошли со мной, — предлагает омега, пытаясь выбраться из мокрых туфлей, а Чонгук аж замирает согнувшись в три погибели, потому что шнурки на ботинках не поддаются, поднимая ошарашенный взгляд и переспрашивая еще раз, — Просто пошли со мной греться, забудь про чай. Чонгуку очень хочется просто отрезать эти мокрые неподдающиеся пальцам шнурки, но прикладывает столько усилий, чтобы их развязать, зачем-то тянет время и ничего не отвечает, пока Тэхён просто стоит рядом, трясется от холода в сырой одежде, неприятно липнущей к коже, и наблюдает за скрюченным альфой. А спустя неудачные попытки Чонгук больше не может сдерживать маты: — Да, блять! Заебали! Тэхён смеется, мотая головой, присаживается на корточки и на удивление Чона быстро расправляется даже трясущимися руками с морским узлом на ботинках. А тот подвисает, откровенно залипает на омегу, слышит его быстрое дыхание и чувствует сладкий карамельный аромат, что так ярко сейчас чувствуется, заполняя каждый уголок огромной прихожей. — Готово, теперь ты свободен! — улыбается Тэхён, выпрямляясь, а Чонгук наконец-то скидывает мокрую обувь в угол, пристально смотрит на омегу, который решается снять пиджак, потому что сил никаких нет уже чувствовать эту сырость, но не успевает вытащить руки из рукавов, как оказывается прижатым к стене и вовлеченный в стремительный, голодный, нетерпеливый поцелуй, — Я же всего лишь развязал шнурки, — шепчет Ким, задыхаясь и все же освобождая руки, чтобы обхватить Чонгука за пылающие жаром щеки и снова поцеловать, глубоко, так, как давно хотелось, не сдерживаясь, возбуждаясь и возбуждая. — Ты развязал меня, а не шнурки… Что ты там говорил про «греться вместе»? Спать мы сегодня не будем, походу дела! — предупреждает или угрожает? Но Тэ и не против, он всеми руками «за». И когда его подхватывают на руки, унося в неизвестном направлении, не переставая выцеловывать дрожащие губы, он всеми конечностями крепко хватается, ощущая наконец-то то, чего так долго был лишен. Ощущая чужие крепкие ладони, сжимающие ягодицы под мокрой брючной тканью, хватаясь крепче и массируя плечи, с которых хочется скинуть мокрый бархатный пиджак со странными стразами, и заползает пальцами под тонкую ткань шифоновой рубашки, расстёгнутой на несколько пуговиц сверху, чтобы почувствовать, как сильно горит чонгукова кожа и как приятно перекатываются мышцы, когда он перехватывает омегу на руках и открывает дверь в просторную комнату, которая точно не ванная. Альфа аккуратно укладывает на свою кровать, где живет уже без году неделю, нависая сверху, глядит точно в затуманенные возбуждением глаза, изучая в полумраке небрежно раскинутые по простыне волосы, острые черты лица и едва заметные родинки. Чонгук смотрит на него внимательно, облизывается, проводит пальцами по губам, переносице и вискам, поглаживая, запоминая. А Тэхён дышит часто, пытаясь зачем-то внюхаться в посторонние запахи, но здесь только один единственный, опьяняющий терпкий миндаль. Ему уже не холодно, он везде горит, будто его, обнаженного, уложили на красные раскалённые угли. Потому что никто никогда в жизни так на него не смотрел. Сердце в груди заходится в бешеном ритме, Чонгук смотрит хоть с вожделением, но и с нежностью, трепетностью, благодарностью какой-то. — Это так странно, — шепчет ему Чонгук, на что Тэхен заторможенно вскидывает бровь, дотрагиваясь до родинки под губой альфы. — Я такого еще никогда не чувствовал… — терпение, на самом деле, на исходе, проснувшееся возбуждение неприятно давит, напоминает о своем существовании, напоминает о том, что все это чистейшей воды правда, что единственным лекарством для полнейшего здоровья и единственным рецептом для счастья был вот этот вот потрясающий омега напротив, так идеально вписывающийся во всю обстановку, да и в жизнь в целом. Прочувствовать этот момент, все что будет дальше, хочется как можно медленнее, растянуть до такой степени, чтобы запомнить навсегда, — Ты правда подарок судьбы, Тэ… Я так благодарен. — Спасибо в карман не положишь, — ехидничает еще, в таком-то положении, едва ощутимо получая пальцем по кончику носа и широкую улыбку. — И что ты хочешь? — Тебя! — омега тянется вверх, попадая точно в губы своими, перехватывает Чона и заваливает на спину, меняя их положение, — Но для начала сними этот отвратительный пиджак, ибо твои стразы мне все руки уже исцарапали, — Чонгук не может подавить усмешку, истинный омега явно не оценил выбор сегодняшнего огненного прикида. — Мне сказали, что тебя в этом можно закадрить, — оправдывается, выпутываясь из мокрой одежды и сразу же снимая рубашку через голову, потому что с мелкими пуговицам бороться нет желания, — А тебе не понравилось? — с какой-то досадой говорит последнее, снова укладываясь на спину и позволяя Тэхёну сесть на свои бедра обратно. А тот подвисает, изучающим взглядом бегает по голому торсу, мягко касается очертаний мышц и смотрит так восторженно, что Чонгук не может не высказать свои мысли, — Лучше бы я пришел в таком виде, да? — Тэхён едва заметно заторможенно кивает, он полностью поглощён изучением, но Чонгук вырывает его из прострации, крепко схватившись за ягодицы, и получает за это неконтролируемо вылетевший стон, а позже и сам ахреневает, потому что омега слишком уж удачно дергается, неосознанно стимулируя то, что твердо стоит и требует внимания, — Господи, блять, Тэ, я так кончу раньше времени, — рычит, не ожидая от самого себя таких выкидонов. На этом, пожалуй, терпение обоих катится в ебеня, по-другому не скажешь. Блузка омеги летит на пол, брюки куда-то туда же, сам он расплавляется не то от взгляда, не то от касаний, которые буквально везде, поцелуи вообще дыры в коже прожигают. Чонгук не контролирует себя, как хотел изначально, кусается, пробует карамельную кожу на вкус, упивается насыщенным переплетением их ароматов, заполнивших всю гостевую комнату. Они так потрясающе сочетаются, что хочется материализовать его и съесть, всего Тэхёна хочется съесть без остатка, никому больше не отдавать. Омега крепко жмурится и тяжело дышит, а еще чувствует, как твердеющий член уже ощутимо упирается в его тонкую ткань боксеров, и боится представить себе, что с ним будет дальше, если он уже так сильно возбужден. Стараясь подстроиться под движения Чонгука, Тэхен даже невольно ощущает себя беспомощным девственником, которого нужно учить вообще абсолютно всему с самого начала, хотя имеет космический стаж работы в сфере напрямую связанную с сексом. Но с Чонгуком все настолько иначе, что он никак не может до конца поверить в то, что все происходит именно с ним. С ними. Губы жжет от непрекращающихся касаний, глубокие поцелуи сводят с ума. Чонгук проводит пальцами по груди, задевая вставшие соски, давит на живот, сминает кожу бедра, не перестаёт рассыпать засосы на шее, ключицах, спускается ниже. Тэхён зарывается в волосы на затылке, когда с него зубами начинают стаскивать насквозь мокрое нижнее белье, освобождая член. Выдох облегчения сам вырывается наружу. Чонгук упорно продолжает исследовать Тэхена уже языком, заставляя мычать и ерзать от нетерпения. — Это слишком медленно. — Так не терпится? — усмехается альфа, а потом у Тэ все в мозгу замыкает, ибо Чонгук плотно обхватывает губами головку члена, глубже вбирая в рот. — Просто трахни меня уже, я долго не продержусь, — скулит омега, выгибаясь дугой и оттягивая длинные прядки чонгуковых волос, чтобы отстранить. — И это просит сексолог, — усмехается Чон, оставляя терзания и перемещаясь обратно к губам, чтобы испытывающее близко подобраться, но оставаясь в миллиметре, — Какая ваша любимая поза, доктор Ким? — Миссионерская, — вообще не долго думает, просто выпаливает, в голове кроме этого нет больше ничего. Просто хочется видеть Чонгука, чувствовать его в себе, слышать дыхание, целовать, ловить стоны и выдохи. Просто это классика, а она всегда лучше всего подходит на любой случай. Сейчас, не исключение. Но несмотря на все свое нетерпение, Тэхён испытывает чувство невероятного удовлетворения. Потому что слишком хорошо. И у него поджимаются пальцы на ногах, когда изучающие пальцы альфы наконец-то проскальзывают без особых усилий прямо в истекающую смазкой дырочку. От любых касаний Чонгука все тэхеново тело становится невероятно отзывчивым, словно превращается в пластилин, из которого умелый мастер лепит очередное произведение искусства. Громкий стон оглушает, когда спустя долгих несколько минут пальцы попадают по чувствительной точке. — Боже, ты так сладко звучишь, не сдерживайся. Чонгук повторяет фрикции, хотя уже можно не продолжать, и после очередного громкого стона, Чон ловит себя на мысли, что от наблюдения тоже можно кончить, даже с минимальной стимуляцией. К моменту, когда Чонгук наконец сгибает тэхёновы ноги в коленях, открывая себе доступ к колечку мышц, Тэхен не соображает от слова совсем. Если наркотики действуют так, то он пожизненный наркоман, перед глазами все плывет, и он едва понимает, где находится. Ему кажется, что все его органы давным-давно стянулись в один плотный узел. Но он моментально замирает и весь подбирается, когда Чонгук разводит в стороны его ноги и широко проходится языком по его щели… слишком мокро. Все это слишком! — Блять, ты меня так убьешь! —  кричит Тэхен. — Расслабься, сладкий, — Чонгук несильно шлепает его по ягодице, вызывая новый приступ стонов. — Сейчас. Он так старается над омегой, что самому теперь кажется, будто все его тело превратилось в одну сплошную эрогенную зону, так что любое небрежное Тэхёново касание отдается тянущей болью в его каменном члене. С него сходит миллион потов, и вот теперь Чон точно уверен, что больше не переживет ни секунды. Потому подхватывает его под коленки, немного приподнимая над смятыми в клубок простынями для более удобного проникновения, и плотно прижимается членом ко входу. У Тэхена, раскрасневшегося, в ответ на это по лицу наконец растекается блаженная усталая улыбка. Все, о чем омега может думать — благодарность и какое-то извращённое чувство облегчения, а еще слезы, которые теперь стекают по его лицу, пока Чонгук продолжал аккуратно проталкиваться в него. И чувствовать Чонгука в себе — это в сто раз восхитительней растяжки, которой омега мог сам себя обеспечить. Сейчас он позволяет себе распластываться по смятому постельному белью, постепенно сливаясь с ним, и прижимать разгоряченного и вспотевшего альфу как можно ближе, в то время как Чонгук медленно начинает двигаться. И Тэхен, которого подкидывает к краю от каждого толчка, почти готов бесконечно благодарить за то, что Чон наверняка сознательно игнорирует его простату. Прикосновения к ней он бы сейчас точно не пережил, а такое удовольствие хочется растянуть на подольше, этого стоило ждать, хоть и хотелось получить член истинного в себе как можно скорее. — Детка, ты такой узкий, я так долго не смогу, — с придыханием говорит Чонгук, и ведь правда не сможет, столько факторов сейчас воздействуют на него, столько чувств бурлит внутри, так прекрасно и звонко стонет омега под ним, так отчаянно цепляется руками и притягивает ближе, чтобы смазано поцеловать. И после очередного толчка, который теперь прицельно попадает по чувствительной простате, Тэхён громко вскрикивает и выгибается дугой, потому что импульсами прошибает от пяток до макушки. И не только омегу прошибает, но и самого исполнителя процесса. — Я тоже скоро, Гук-и, я тоже… Чонгук вкладывает все силы, чтобы не закончить раньше Тэхёна, потому что без латекса, да еще и с целым букетом стимулирующих факторов, он был готов сделать это в самом начале. И старания не проходят даром — омега бурно кончает, сотрясает стены своим крайним стоном и сжимается так сильно, что Чон едва ли успевает выйти наружу, завершая процесс рукой. Требуется буквально пара фрикций и вот он валится на постель рядом, синхронно тяжело дыша и переваривая все произошедшее в голове, ибо умом постичь весь спектр чувств, эмоций и послеоргазменных ощущений нет никакой возможности. Волшебство, не иначе, и ради такой запрещённой магии хочется горы сворачивать и прыгать до потолка от счастья. Ввязаться в эту авантюру изначально было безумно страшно, а теперь Чонгуку кажется, что он сделал абсолютно правильный и единственно верный выбор. Это его омега, идеально подходящий по всем аспектам. Пусть знакомы они не очень хорошо, но все еще впереди, вся жизнь впереди. И что-то подсказывает, что бед в ней никогда не будет, что понимать они будут друг друга без слов, что за эту магию стоило бороться изначально и искать ее тоже стоило. И спасибо Судьбе за подарок, за истинного омегу, который жмётся под бок, аккуратно укладывая голову на плечо и закидывая ногу Чонгуку на живот, чтобы быть максимально близко, тесно, быть рядом. — Я не могу передать словами, как много всего во мне срывается с цепей, когда ты находишься рядом, Тэ. Ты словно личный катализатор для всевозможных химических реакций, скрытых в моем теле и в мыслях. — А в источниках говорят, что истинные умеют еще мысли друг друга угадывать, — зевая, бормочет омега, утыкаясь носом в чонгукову шею. — И о чем я думаю? — О том, что хочешь кушать, но больше спать, — и не успевает альфа заржать в голос от нелепости предположений, как его со всеми потрохами выдает урчащий желудок. А когда Тэ снова зевает, Чонгук подхватывает волну, принимая догадку за правду, и напрягаясь всем телом, ибо непривычно, когда на подсознательном уровне тебя чувствуют так, как ты самого себя не чувствуешь, — Кушать или спать? — Спать, — шепотом произносит альфа, потому что сам понимает, что на стыке дремы и бодрствования, Тэхёна клонит именно в сон. Он чмокает омегу в лоб и накидывает на них скомканную простынь, под которой он спал все это время, ибо одеяло в пододеяльник было лень засовывать, да и дома не холодно, за окном совсем скоро лето. А ведь угрожал, что спать сегодня они не будут, но не всегда же всему идти по плану, да?

***

      Дождь не переставал лить всю ночь, разнося мелкие удары капель в тишине предрассветной комнаты. Сквозь задернутые шторы пробивается едва заметный серый поток света, придавая атмосфере еще более удручающий оттенок, от которого совершенно не хочется пробуждаться. Тэхен разлепляет глаза, к счастью, ничто их не раздражает, и видит вокруг незнакомую обстановку спальной комнаты, которую вчера он так и не рассмотрел как следует. В полумраке виднеются очертания рабочего стола с ноутбуком, широкого белоснежного комода у противоположной стены, на котором стоят горшки с цветами, на стене выше висят часы, стрелка которых остановилась на цифре пять, а звук тиканья не слышно. Неизвестно сколько сейчас времени, а телефон, должно быть, остался в пиджаке, который он где снял, там и бросил — в прихожей. Губы ноют приятной усталостью от вечернего сумбура, расцветая яркой улыбкой на лице. Как только он слышит шевеление за спиной и мягко крадущуюся под одеялом руку, окольцовывающую талию, кожа покрывается всполохом мурашек. — Доброе утро, — раздается сонно рядом с затылком, завершаясь нежным поцелуем на плече. — Доброе… Часы не работают? Чонгук отрицательно мычит, шумно вздыхая, затягивает носом теплый воздух и прижимается еще ближе, сокращая ничтожные миллиметры между ними. — Не мог уснуть из-за тиканья, пришлось вытащить батарейки. Тэхён поворачивается на другой бок, оказываясь лицом к лицу с продолжающим дремать альфой, вытаскивает руку, чтобы пальцами убрать спавшие на глаза темные длинные прядки и мягко провести по небольшим следам на щеке, оказавшихся там благодаря смятой подушке, и получает в ответ на свои неторопливые движения улыбку. — И как узнать сколько сейчас времени? — Часов семь утра, — бурчит Чонгук, жмурясь еще сильнее, и зевает, — А если нет, то мы опоздали на работу. — У меня на сегодня запись после двенадцати, так что могу еще поспать. — Повезло тебе, — смеется Чонгук, чмокая омегу в губы, и выпутывается из одеяла, поздно вспоминая, что вообще-то голый спал. Но видит валяющийся у пиджака телефон и как ни в чем не бывало в нагом виде продолжает попытку поднять себя на ноги и подхватить вещичку с пола, чтобы глянуть на время. Всем телом чувствует, как его прожигают взглядом, а потом это присвистывание заигрывающее слышит, разворачиваясь и демонстрируя себя во всей красе, — Нравится? — играя бровями, мышцами на груди и нервами Тэхена, получая в ответ: — Действительно, мне очень сильно повезло. Тэхён спихивает простыню подальше, за два шага налетает на Чонгука, перехватывая телефон, и понимает — времени предостаточно. Не хочет на этом останавливаться, сливаясь губами в несдержанном поцелуе, что доводит их прямо в ванную комнату, до которой они вчера так и не смогли дойти. Зато сегодня пользуются ей так, как Тэхёном и подразумевалось, греются вместе, тратят литры горячей воды, разогреваясь стремительно и остервенело. Вместе с водой уходит вся утренняя сонливость и тяжелое возбуждение, тело обретает легкость, заполняется живой, чистейшей энергией. Вот так надо врываться в напряженный рабочий вторник, и они оба сделают все, чтобы как можно чаще чувствовать этот прилив бодрости и счастья, что так редко бывает по утрам. — Ты волшебный, Тэ, я не перестану это говорить, — накидывая на омегу белое махровое полотенце, шепчет Чонгук, снова целуя эти невозможные раскрасневшиеся губы, — Я настолько в любви, что не могу передать словами, как сейчас потрясающе себя чувствую. — Ни к чему слова, я чувствую то же самое, вот здесь особенно ярко, — Тэхён опускает ладонь на вздымающуюся чонгукову грудь, ощущая, как от мягкого касания по всему телу и у него, и у Чона волны мурашек расходятся, а сердце снова пропускает удары. — А еще, мы оба хотим кушать, у тебя в холодильнике еда какая-нибудь есть? — альфа прыскает от неожиданности сказанного, но полностью согласен с навязчивой мыслью, запоздалый сигнал доходит до голодного желудка. Они накидывают халаты и наконец-то идут до кухни. Находят пару пачек рамена, куриные яйца и зеленый лук, что никуда не годен, потому что завял. Рамен они отправляют в кипящую воду, а лук летит в мусорное ведро. Фоном включают новостной канал, где как раз-таки вещают о погоде на сегодняшний день и обещают солнышко, а за окном почти прекращается дождь. Под веселые разговоры ни о чем, Чонгук проливает часть бульона на плиту, потому что Тэхёну вдруг жизненно необходимо было подойти к нему со спины и сжать в тиски. Благо потери невесомые и у них получаются две полноценные тарелки, которые они ставят на барную стойку и садятся напротив друг друга. Но не успевают начать есть, как краем уха слышат хлопок двери, а после суету и спешный шаг. Тэхён даже сгруппироваться не успевает и запахнуть халат потуже, как мимо них на полной скорости проносится Джин, прикрывая ладонью глаза и крича весело впопыхах: — Доброе утро! Я ничего не вижу. Я быстро. Продолжайте! Приятного аппетита! — скрывается за дверью, ведущей в комнату Джина, где Тэхён еще не был. — Какого хуя?.. — Ты говорил, он не придет? — шепотом спрашивает Тэ, переводя недоуменный взгляд на не менее удивленного Гука. — Он сказал, что не придет, — пожимая плечами, отвечает альфа, всасывая первую порцию немного остывшей лапши, — Хорошо, что он пришел, когда мы едим, было бы неловко, — и лыбится ведь лукаво, а Тэхёну неловко даже сейчас, когда он более менее одет и, казалось бы, просто сидит за стойкой и пытается начать есть рамен. С голыми ногами правда и голой открытой грудью, на которой виднеется ворох засосов. — Что-то пошло не по плану? — Понятия не имею, нужно узнать, только давай сначала поедим, хорошо? Тэхён кивает, на всякий случай потуже запахивает халат, завязывая на два узла, и вновь берет в руки палочки, а Чонгук за этим наблюдает, пытается сдержаться и не заржать в голос. А потом оба слышат грохот, подскакивая на стульях, Тэ даже поперхивается от неожиданности, распахивая глаза и вопросительно поглядывая на альфу, который резко подрывается с места и уносится к двери, чтобы проверить, что там так шумно упало. — Ты с кем тут воюешь? — с порога кричит Чонгук, слишком резко распахивая дверь, — Что ты делаешь? — Да блин, я не знал, что эти коробки пустые и такие легкие, упали вот, — объясняется Джин. Любопытный Тэхён тоже слезает со стула и подходит ближе к двери, чтобы увидеть два огромных чемодана посреди комнаты, кучу раскиданных по кровати вещей, те самые упавшие коробки с верхних полок в гардеробной, совмещенной с этой спальной и, кажется, с коридором напротив той комнаты, где спали сегодня они. — Я уезжаю обратно в Пекин, мне там работу предлагают, я тебе рассказывал, помнишь? — Джин обращается к Чонгуку, продолжая суетливо и быстро складывать разбросанную одежду в чемоданы, — Джун-и позвал меня полететь вместе с ним, самолет сегодня вечером, я основные вещи заберу, а остальное ты мне вышлешь международной доставкой, хорошо? — Ты надолго? — как-то ошарашенно вылетает, а Тэхён тоже подвисает, пытаясь догнать до конца, что сейчас происходит. — Как пойдет… но в планах полгода примерно, не знаю, — Чонгук на это кивает несколько раз, а спустя несколько сокджиновых порывов беготни от гардеробной до чемоданов до него доходит и потому переспрашивает еще более удивленно: — Полгода? — Да, такие вот дела. — Ты отцу то сказал? — Нет еще, и ты пока не говори, я потом как-нибудь позвоню, скажу, — Чонгук мотает головой неверяще. Ладно уж, Намджун вроде лицо, внушающее доверие, и о его работе Гук наслышан, не страшно в такие руки друга отдавать. Да и Джин чересчур радостный и воодушевленный, будто свежего воздуха глотнул. Они стоят с Тэхеном в дверях, наблюдая за суетой Джина. А тот резко тормозит, как-то потрясенно смотря на доктора Кима в халате, вскидывает палец вверх и убегает к шкафам, снова чем-то гремя. После пары секунд тишины появляется с красной коробкой в руках и протягивает опешившему Тэхёну, улыбаясь во все тридцать два, — Вот, это подарок небольшой, выбирал себе, но думаю вам, доктор Ким, этот цвет больше подойдет, — Джин кивает на коробку, Тэхён с опаской, но берет, а Чонгуку знакома вещица, у него самого такая же лежит в тумбочке рядом с кроватью в гостевой комнате. Джин жестом просит открыть, чтобы посмотреть на реакцию, а позже объяснить, что это такое, и Тэ открывает. Приподнимает крышку, аккуратно перекладывая под низ, шелестит красным пергаментом и видит изумрудно зеленую шелковую ткань, расшитую белыми нитями. Вышивка отдаленно напоминает того самого китайского дракона, что парит в небе извивающимся величественным змеем. — Это шелковый китайский халат, Чонгуку я подарил такой же, — с какой-то небывалой мягкостью говорит Сокджин, а Тэхён рот распахивает, — Это небольшой прощальный подарок в знак благодарности за все, что вы для нас сделали, доктор Ким, — Джин улыбается, а Тэхён не знает что вообще сказать, одним «спасибо» обойтись тут сложно. — Это очень неожиданно, Сокджин-щи, я не знаю, что сказать. Мне неловко здесь находиться, а вы еще и подарки дарите… — Доктор Ким… — Джин прокашливается, делая шаг ближе и берясь за свободную руку омеги, — Тэхён, ты чудесный специалист и человек. Ты так сильно нам… мне помог, — Тэ смотрит в огромные глаза Сокджина, в которых читается благодарность и искренность, а внутри от чужих слов бурлит странное чувство, что-то похожее на волнение и трепет. Любые отзывы пациентов словно вручают самую ценную в мире награду, тогда ты понимаешь, что действительно кому-то помог, что сделал человека на толику счастливее, — Тебе не должно быть неловко, здесь твое место по праву… да, Гук-и? — Тэхён слышит совсем рядом резкий выдох альфы, а то как он улыбается, как безмолвно проговаривает губами короткое и то самое «спасибо» за добрые и такие сейчас нужные слова от Джина, не видит, но ему еще повторят, — Так что пусть каждый будет на своих местах, рядом со своими людьми, да? Природа не ошибается, так ты мне сказал на нашем сеансе, а я всей душой и телом это прочувствовал и верю, что в жизни правда все решаемо, что единственным и верным был сделан тот шаг, что привел нас в этот момент. Спасибо тебе, что дал пинка, Тэхён! — у названного слезы на глазах, как, собственно, и у Джина. Оба синхронно тянутся обниматься, не сдерживают порывы, а Чонгук стоит поодаль да только коробку с китайским шелком успевает из рук выхватить, чтобы дать двум омегам свободно и удобно мочить друг друга слезами и скулить что-то бессвязное в полголоса. Он оставляет их наедине и уходит на кухню доедать свой остывший разбухший рамен. А ведь сейчас все так замечательно, в жизни вообще теперь проблем нет — ни одной. Каждый шаг опускается на правильную дорогу, да, иногда сырую, да, иногда бугристую… но без каких-либо дурацких поворотов, без случайных препятствий, без неожиданных людей жить совсем скучно и не интересно! Про такую жизнь говорят: искать приключения на задницу. И Чонгук нашел то самое приключение, которое перевернуло его жизнь с ног на голову и разделило на «до» и «после». Все те испытания, что выпали на его долю, и которые он уже разделил на пару с Тэхёном, в конечном итоге привели его в настоящий момент, где он безмерно счастлив и благодарен судьбе, что наконец-то решила встряхнуть все привычное мироустройство и добавить ярких красок и остроты. Природа соединила две души, наделила их чувствами, той самой трепетной любовью, что можно увидеть за километр даже в дождливый хмурый день, потому что улыбки освещают все вокруг, потому что такие улыбки — одни на миллион, и они смогут вместе породить настоящее наслаждение, настоящее счастье. Любовь приходит неожиданно — та истина, которую желают постичь каждому человеку на этой не такой уж и большой планете. Все решаемо, и это только вопрос времени, когда ответ на, казалось бы, сложную задачу появится в голове.