Your lonely calls to me / Твое одиночество зовет меня

      Она не должна была даже видеть его.       Предполагалось, что это будет обычный визит в Азкабан; волонтерские медицинские осмотры - хорошая практика для целителя-стажера. Гермиону и еще троих проводили в медицинскую клинику, когда ее внимание привлек коридор с дверью без опознавательных знаков в конце.       Что-то в мрачной двери взывало к Гермионе; ощущение, что она не должна была этого заметить, что должна была проигнорировать ее, чувство, которое все больше и больше усиливало ее решимость узнать, что за ней скрывается.       Она отстала от остальных добровольцев и отступила. Обнаружив, что дверь была едва приоткрыта, она заглянула внутрь. Воздух, подувший на ее лицо, был ледяным, а коридор за дверью был черным как смоль. Она распахнула дверь пошире, пытаясь заглянуть внутрь, и обнаружила… Малфоя.       Драко Малфой стоял один в решетчатой камере, скрытый в ледяной тьме тюрьмы. Едва одет. Покрытый шрамами, явно оставленными на самозаживление.       Ее охватило чувство ужаса, когда она осознала, что сделали с человеком, стоявшим перед ней.       После войны Малфой предстал перед судом и был приговорен к двум годам заключения в Азкабане. По одному за каждый год, проведенный на службе Волдеморту.       Было много возмущений и протестов, что приговор был слишком мягким, недостаточным для Пожирателя Смерти. В конце концов, все, кто носил метку, были приговорены к поцелую дементора, Малфой заслужил более двух лет.       Приговор был оставлен в силе. Он был несовершеннолетним, получил метку под принуждением, поэтому двух лет было достаточно; Малфой отправился в Азкабан вместе со всеми сторонниками Волан-де-Морта, которые не носили метку.       Не прошло и шести месяцев.       Гермиона стояла и смотрела на него в ужасе.       Она считала, что Азкабан стал лучше. Были приложены усилия по его реформированию. С заключенными на недолгий срок обращались иначе, их больше не содержали в одиночных камерах. Они не должны были больше подвергаться воздействию дементоров, но ледяное отчаяние, исходившее из дальнего конца коридора, могло быть связано только с одним.       Даже заключенных, отбывающих длительный срок, нельзя оставлять замерзшими и голодными, в толпе.       Похоже, он даже не узнал ее. Его голова медленно повернулась, больше к свету, чем к ней, и холодный зимний свет отразился в плоской серости его глаз. Ее грудь сжалась, когда она поняла, что его могли поцеловать дементоры.       Она подошла ближе, проскользнув в дверной проем. Пытаясь вызвать реакцию. Пытаясь понять, остался ли еще Малфой.       –Малфой.       Ничего.       –Малфой…       Он был больше похож на сломанную оболочку существа, которое когда-то было живым.       –Драко?– попыталась она еще раз, подходя ближе к решетке.       Он моргнул, услышав свое имя, и его глаза сфокусировались, направив на нее поток облегчения. Его голова едва наклонилась, а глаза сузились. Он посмотрел на нее. Осталась лишь очень слабая искра жизни.       –Грейнджер. – Воздух был таким холодным, что она видела, как ее имени вылетает из его губ с дыханием как дым.       Она продолжала смотреть, потеряв дар речи и широко раскрыв глаза от ужаса.       –Я…,– запнулась она.       Она что? Что она должна была сказать? Извини?       Девушка снова оглядела его с головы до ног, заметив шрамы на лице. Один из них был расположен так близко, что было удивительно, что он не потерял глаз. А затем она спустилась вниз и с ужасом увидела мириады более глубоких шрамов, покрывающих все его тело.       – Я вытащу тебя, – сказала она.Слова вылетели еще до того, как она успела сообразить. Никакой паузы, чтобы подумать, возможно ли это вообще.       Она просто сказала это. Пообещала.       Его глаза, казалось, сверкнули на долю секунды, прежде чем погаснуть, и он отступил назад, пока почти не скрылся в тени.       –Нет, не сможешь, – сказал он тем же приглушенным голосом, что и раньше.       Она открыла рот, чтобы ответить, но прежде чем она успела, послышались тяжелые шаги, и надвигающаяся тень закрыла свет дверного проема позади нее. Она повернулась и увидела стража Азкабана с палочкой наготове.       –Эта зона предназначена только для персонала, – сказал охранник, явно раздраженный тем, что нашел ее там.       Она расправила плечи, не двигаясь.       –Почему он здесь?       Охранник взглянул на тени, в которых Малфой теперь полностью исчез, и насмешливо фыркнул.       –Его здесь не слишком любят. Многие заключенные обвиняют его и его мать в проигрыше в войне. Папочка не слишком много разговаривает с тех пор, как его поцеловал дементор. Красавчик раньше был веселее.       Гермиона в ужасе оглянулась, когда охранник подтолкнул ее к двери.       –Надо держать его в одиночестве ради его же безопасности, –охранник провел ее из комнаты, захлопнув дверь и оставляя Малфоя в темноте.       Горло Гермионы сжалось.       –А шрамы?       Охранник жестоко улыбнулся, проводя ее в комнату, где находились остальные ученики целителей.       – Ну, вы знаете, новые правила гласят, что краткосрочные заключенные остаются вместе. Пришлось попытаться им следовать. Мы не знали, насколько сильно он им не нравится.       – Да. Совершенно очевидно, насколько вы заботитесь обо всех новых правилах, – сказала она, отступая от охранника к ближайшему заключенному, который ждал своей очереди.       Она почти не помнила заключенных или их болезни, которые лечила в тот день. Ее разум был занят другими вещами.       Она должна вытащить Малфоя из Азкабана. Даже если он был Малфоем. Даже если, несмотря на все оскорбления, он оставался таким же жестоким хулиганом, с которым она ходила в школу, его нельзя было оставлять в Азкабане. Только не в тех условиях.       Это было просто вопросом совести.       В ярости она пошла прямиком к Кингсли, чтобы погрязнуть в бесконечной бумажной волоките. Она отправляла форму за формой, и всевозможные жалобы о злоупотреблениях против Азкабана и Департамента магического правопорядка. Но все это было бесполезно, пока она не вынудила Гарри вмешаться. Затем, неохотно, было решено, что Малфою гипотетически можно смягчить приговор, учитывая, что содержание в Азкабане подвергало его опасности.       Домашний арест. Но не в его доме.       Под присмотром. Но не с родственником или кем-либо, кто потенциально может сочувствовать Пожирателям Смерти.       Учитывая, что все чистокровные и полукровки в Великобритании каким-то образом связаны между собой, оставался только один вариант.       – Я заберу его, – сказала она ровным голосом. – Я предполагаю, что никто не думает, что я питаю симпатии к Пожирателям смерти.       Видимо, никто не ожидал, что она говорила серьёзно.       Она предполагала, что через два месяца он станет еще более исхудавшим и будет в еще худшем состоянии.       Но она не ожидала, что он будет настолько худым.       Она стояла и смотрела на Малфоя, который стоял с пустым лицом, измождённый. Стараясь не показать своего ужаса, она поняла, что ее жалобы все же достигли Азкабана, но не так, как она предполагала.       Прежде чем заговорить, ей пришлось несколько раз сглотнуть.       – Вы забыли покормить его? – наконец сказала она, пытаясь сдержать дрожащую ярость при мысли, что они еще больше морили его голодом.       Смотритель только усмехнулся над ней.       – Азкабан – это не благотворительная организация.       Ее грудь сжалась. Она хотела огрызнуться, но, учитывая, сколько раз ее суждения подвергались сомнениям за последние два месяца, она не хотела иметь дело с потенциальными последствиями удара по лицу Стражу Азкабана. Не тогда, когда она была так близко.       Она выдавила улыбку.       – Я все подписала. Я могу его забирать?       Страж кивнул и вытащил кольцо с десятками рунных дисков, пролистывая их, проверяя вырезанные на поверхности руны, пока не нашел нужный.       –Он весь твой. –Он бросил диск ей в руку. –Не волнуйся, он не может его коснуться. Если он будет доставлять тебе неприятности, просто сожми диск, и он больше не будет.       Смотритель рассмеялся, и Малфой вздрогнул, впервые с тех пор, как его втащили внутрь и оставили стоять на другом конце комнаты.       Горло Гермионы сжалось, когда она осторожно сунула диск в карман.       –Я уверена, что в этом нет необходимости.       Она медленно подошла к Малфою. Его серые глаза были тусклыми. По крайней мере, он был одет больше, чем когда она видела его в последний раз. У него была рубашка, хотя она была такой жесткой от грязи, что она сомневалась, что она действительно хоть как-то помогала.       –Ма… –она запнулась. –Драко, я вернулась. Я же сказала тебе, что вытащу тебя отсюда. Я отвезу тебя к себе домой.       На этот раз ничего. Он даже не двинулся с места, когда они аппарировали в ее квартиру.       Без холодного, затхлого тюремный воздуха, в нос ударил запах. Ошеломляющий запах грязи и запущенности наполнил теплую маленькую квартиру Гермионы, и она наложила заклинание, чтобы очистить его, и открыла ближайшее окно.       Это не вина Драко. Ему едва разрешали мыться.       Она изучила стандарты ухода в Азкабане во время своего последнего визита. Раз в месяц заключенных раздевали и поливали водой. Она подозревала, что его не мыли с тех пор, как она в последний раз видела его.       Как бы она ни хотела его искупать, она знала, что еда ему нужна гораздо больше.       Она провела его на кухню и протянула ему тарелку супа, который приготовила специально. Он был простым, не слишком ароматным, но нежным для истощенного желудка. Малфой машинально ел, не говоря ни слова.       Она стояла возле раковины и с тревогой наблюдала за ним, время от времени накладывая чары, чтобы воздух оставался свежим. Азкабан больше не позволял дементорам свободно править, но Малфой проявлял видимые и серьезные признаки их чрезмерного воздействия. Камера, в которой она его видела, была ледяной. Если Малфой был основным источником пищи для… сколько бы дементоров все еще не оставалось в Азкабане, это объясняло, почему он не реагировал.       Когда тарелка опустела, Малфой просто остановился и сидел неподвижно.       –Как насчет ванны? –мягко спросила она, в попытке не напугать его.       До ванной было всего несколько шагов по коридору. Она провела его, открыла краны, разложила мочалки, полотенца и одежду, которую подобрала накануне в безумной спешке, чтобы подготовиться к его приезду.       –Я дам тебе побыть наедине, –сказала она, выскользнув из ванной и быстро вздохнув от виноватого прилива облегчения, которое она испытала. Ее сердце тревожно колотилось, и она прижалась ладонями к груди в тщетной попытке замедлить его.       Все было нормально. Все было нормально. Все шло нормально.       Она заставила себя закрыть глаза и медленно вдохнуть.       У нее не было времени полностью осознать реальность того, что Малфой переехал к ней. Она была так сосредоточена на попытках получить дополнительные постельные принадлежности и мужскую одежду, читая о том, в каком психическом и физическом состоянии он может находиться, изучая эффекты, вызываемые дементорами. У нее не было и минуты, чтобы остановиться и обдумать собственное потрясение, которое будет вызвано тем, что Малфой будет жить с ней.       С ней. В ее доме.       Она действительно казалась сумасшедшей.       Сейчас Малфой был травмированным и почти не соображал, вполне возможно, он даже не подозревал, что его отпустили из Азкабана.       В будущем возможно…       Ухмыляющееся лицо Малфоя, когда он выплевывал «Грязнокровка», промелькнуло перед ее глазами.       Она вздрогнула и покачала головой, медленно выдохнув.       То, что она делала, было правильным. Даже если Малфой остался тем же человеком, которым был, он не заслужил того, что с ним сделали в Азкабане. Это было бесчеловечно, и кто-то должен был это сделать. Она найдет способ справиться со всем, если это будет необходимо.       Она глубоко вздохнула и посмотрела на часы. Вода в ванне все еще текла, но больше не было ни звука. Она приоткрыла дверь.       –Малфой? Ты… –она попыталась прикрыть глаза, но все же достаточно заглянула внутрь, чтобы увидеть, что он не забрался в ванну.       Он стоял именно там, где она его оставила. Тюремная одежда все еще была на нем. Ванна почти переполнена.       Она бросилась вперед и выключила воду, прежде чем повернуться к нему.       –Разве ты не хочешь принять ванну? У меня есть чистая одежда, и тогда ты можешь лечь спать. Или что хочешь? Я могу показать тебе здесь все, не то, чтобы показать особо много, квартира на самом деле не очень большая .       Сложилось ощущение, будто Малфоя там даже не было. Она привела домой его тело, но внутри него ничего не осталось.       Гермиона смотрела в его безжизненные серые глаза, ожидая какой-либо реакции, но он просто стоял там.       Она медленно вдохнула.       –Я… –она облизнула губы, –я сниму с тебя одежду и помогу искупаться. –Она подтянула рукава, чтобы они не промокли. –Если тебе что-то не нравится, скажи мне. Хорошо?       Она и раньше видела тела. Быть целителем, конечно, означало, что она видела множество тел, хотя обычно это были не тела людей, которых она знала. Существовали заклинания, чтобы раздеть его быстрее, но что-то подсказывало ей, что использование магии, возможно, не лучшая идея, что ему нужна предсказуемость. Если бы она сделала что-то, чего он не хотел, у него было бы больше времени для реакции.       Она медленно расстегнула его рубашку, давая ему время среагировать, морщась от шрамов, которые были более заметны в ярком свете ее ванной. Она, не глядя, спустила его брюки вниз по бедрам и повела к ванне. Он не возражал. Она потянулась вниз, пристально глядя в потолок, и нащупала заднюю часть его колена, приподняв ее, пока его нога не оказалась в ванне, затем она повторила это с другой ногой, толкнула его вниз, пока он почти не скрылся под пузырями.       –Все хорошо, сейчас мы тебя искупаем, а потом ты пойдешь спать. Ты пережил много эмоциональных потрясений, поэтому я уверена, что ты устал…– Девушка обнаружила, что бубнит себе под нос в слабой попытке нарушить постоянную тишину.       Не то, чтобы она ожидала, что завяжется беседа, но его безразличие было жутким.       Он дернулся, когда она начала его мыть. Не резко, но как будто это была автоматическая реакция на любое прикосновение, его тело напряглось и сжалось, по нему беззвучно пробегала дрожь.       Сначала она начала мыть его плечи, как можно осторожнее, просто кладя мокрую тряпку на его спину, пока грязь не размокала, и она могла стереть ее. Он вздрогнул, и она попыталась его успокоить.       –Я просто мою тебя. Я не причиню тебе вреда. –По-прежнему ничего, но по мере того, как она продолжала, его вздрагивания были, по крайней мере, не такими сильными.       Чем больше грязи она смывала, тем больше становилось видно его шрамы. Длинные разрезы по рукам и крест-накрест на груди и спине. Жестоко и умышленно.       Она сосредоточилась на том, чтобы омыть те части, которые не были погружены в пену. Она слила воду, отведя глаза, когда та стала коричневой, и снова наполнила ее.       Малфой просто сидел с безразличным выражением лица. Она продолжала пытаться поймать его взгляд и посмотреть, есть ли там какая-нибудь искра, но его глаза были тусклыми и расфокусированными. Вероятно, он даже не знал, что был с ней.       Она осторожно взяла его правую руку, положила его ладонь на свою и нежно протерла его суставы мочалкой, осторожно вытирая между пальцами, пока не проявилась чистая кожа.       –У тебя красивые руки, –сказала она после еще одной долгой паузы. –Хорошие пальцы для чародейства. Я помню, ты хорошо учился в школе.       Когда она помыла его ноги, руки и все части его тела над водой, она, наконец, приступила к его шеи. Ей было странно неудобно прикасаться к его лицу.       Плечи, руки и колени – она могла притвориться, что они принадлежат кому угодно, какому-нибудь пациенту в больнице Святого Мунго, но умыв его лицо, стало очевидно, что это был Малфой. Что она не была на работе, она стояла на коленях на полу ванной в своей квартире с задирой из ее детства.       Было что-то интимное в том, чтобы увидеть его таким; мыть его и стараться не сосредотачиваться на исходящей от него уязвимости или на том, как он защищался от контакта. Она пыталась не задаваться вопросом, почему именно вздрагивание было для него такой инстинктивной реакцией, в любом случае она знала это. Потому что шрамы, покрывающие его тело, сказали ей.       Но за этой интимностью скрывалось извивающееся чувство сомнения по отношению к себе, что она будет чувствовать хоть какой-то уровень близости к человеку, который, казалось, даже не подозревал, что она здесь.       Драко Малфой, каким она его когда-либо знала, не хотел бы, чтобы она видела его таким. Он возненавидел бы, если бы кто-либо увидел его таким.       Она делала это не потому, что надеялась, что они станут друзьями. Она делала это, потому что кто-то должен был, и она была единственным человеком, который захотел.       Это не делало их друзьями.       Она сосредоточилась на этой мысли, ее взгляд, движения и мысли были тщательно продуманными.       Она медленно поднялась к его шее и обнаружила тюремную татуировку под грязью, руны и числа чуть ниже челюсти. Азкабан был жестокой отметкой, которую заключенные были вынуждены носить всю жизнь.       Она осторожно вытерла его щеку, стараясь держать руку снизу.       Прямо на его лице был шрам, который начинался от челюсти и проходил через переносицу, а затем разрезал другую щеку. Она осторожно смыла всю грязь, пока лицо не стало настолько чистым, насколько это возможно без сильного трения.       –Вот и ты снова, Драко Малфой, –сказала она легким голосом, проводя тряпкой по другой стороне его шеи.       Она подняла глаза и обнаружила, что он смотрит на нее. Видит ее. Его глаза медленно скользили по ее лицу.       –Грейнджер ...       Последовала пауза, его брови нахмурились, и он медленно потянулся к ней. Вода стекала с его руки, пока его пальцы не коснулись тыльной стороны ее левой руки, лежащей на краю ванны. Его пальцы медленно скользили по ее суставам.       –Это правда? –почти прошептал он.       Она нерешительно взяла его за правую руку.       – Да.