***
Лавкрафт резко проснулся, его импровизированное сердце болезненно колотилось в груди, а лицо покрыл холодный, липкий пот. Несколько мгновений он смотрел на потолок, в голове метались мысли. Он узнал потолок Моби Дика и жёсткость дорогого, но ужасно неудобного кресла под собой. Это был сон? Лавкрафт нахмурился. Он никогда не видел снов, он даже не думал, что вообще может видеть сны. Сон для него всегда был блаженным отсутствием любых мыслей, чувств или видений. Поэтому он и спал — чтобы избавиться от бед в реальности, а не для того, чтобы видеть галлюцинации. Что бы это ни было, сейчас он чувствовал себя даже более уставшим, чем до того, как заснул. Когда сонность отступила, вернулись воспоминания. Лавкрафт прижал ладони к глазам, пытаясь развеять образ тела Стейнбека перед глазами. Тогда они действительно столкнулись с двумя сотрудниками агентства, а его самого сбил грузовик. Но Стейнбек… — О! Наконец-то ты проснулся! Лавкрафт вздрогнул и повернулся, увидев Стейнбека, вошедшего в комнату с привычной жизнерадостной улыбкой. Он выглядел целым и невредимым, если не считать свежей повязки на шее и царапины на лице. Лавкрафта охватила волна облегчения. Он был жив. — Как спалось? Попасть под грузовик довольно утомительно, могу представить, — спросил он, засунув руки в карманы комбинезона. Лавкрафт сел, стараясь не обращать внимания на раскалывавшуюся голову. «Довольно утомительно» было преуменьшением; он был вымотан. Этот сон выжал из него больше энергии, чем сам грузовик. Однако, чтобы избежать ненужных вопросов, он подавил тревогу и просто кивнул. — Это хорошо. Босс и Луиза ждут на совещание, поэтому я зашёл за тобой… — Стейнбек сделал паузу. — …Эй, ты в порядке? — М? А, да, — пробормотал Лавкрафт, поднимаясь на ноги и не утруждая себя разглаживанием пальто. Если Стейнбек и заметил ложь, то не подал виду и просто улыбнулся ему. — Ну, тогда пойдём. Долг зовёт, — Стейнбек повернулся к выходу, махнув ему, но остановился, когда Лавкрафт положил руку на его плечо. — А ты в порядке? — спросил он. Стейнбек поднял на это бровь, и Лавкрафт вдруг почувствовал себя неловко. Разве это было странно с его стороны — спросить? Стейнбек же только что спросил его о том же самом. — Я? Я в порядке, просто обычные шишки да синяки. Ничего такого, с чем я не мог бы справиться. Не грузовик же меня сбил, в самом деле, — он шутливо толкнул Лавкрафта локтём в бок. Лавкрафт резко кивнул и убрал руку. Конечно, с ним всё в порядке: ещё бы сны меняли реальность. Ты беспокоишься о том, чего нет. Идя по коридору, Лавкрафт посмотрел на своего напарника; разум всё никак не отпускал угасающие картинки сна. Стейнбек, несмотря на повязку на шее, которая уже начала промокать от крови, выглядел так же тепло и приветливо, как и всегда. Светлые волосы (которые не были ни спутанными, ни покрытыми кровью) выбивались из-под по-прежнему надвинутой на глаза шляпы, глаза цвета моря были открыты, а кожа не выглядела холодной и бледной. Лавкрафт сосредоточился и уловил мягкое, ровное биение сердца Стейнбека. Он был жив. Лавкрафт нахмурился. Возможность смерти Стейнбека вдруг сильно обеспокоила его, и он не мог понять, почему. Смерть была чем-то неотъемлемым для каждого человека с самого рождения, люди были не вечны. Что бы они ни делали, смерть рано или поздно настигала их, так какая разница, раньше или позже это случится? Это не должно было его беспокоить, но когда речь заходила о Стейнбеке, мысль о его смерти узлом скручивалась в животе. Как только дверь в зал заседаний открылась, яростный крик Фицджеральда пронзил их уши, не успел Лавкрафт даже до конца погрузиться в сон. После уничтожения грузового корабля и выведения из строя Готорна и Митчелл, которые были, пожалуй, самой сильной линией обороны Гильдии, их босс был особенно на взводе. Напряжённый Фицджеральд был тем ещё зрелищем, и встреча с ним обещала быть сложной, даже если бы Олкотт за невозможное количество времени придумала донельзя продуманную стратегию. Лавкрафт услышал рядом усталый вздох Стейнбека. Он ободряюще похлопал напарника по плечу, прежде чем они оба вошли в комнату.***
Ночь наступила не скоро, особенно учитывая сложное изложение плана, представленного Фицджеральдом, которое каким-то образом превратилось в Твена, пытавшегося научить всех играть в джин-рамми в течение целого часа. В конце концов, после того как Люси пригрозила, что отправит Твена прямиком к Энн за то, что он прячет карты в рукавах, все члены гильдии решили закончить разговор и удалились в свои комнаты. Лавкрафт даже не потрудился снять пальто или обувь, прежде чем рухнуть на кровать. После всех сегодняшних событий ему была важна каждая возможная секунда сна. Отдых, несомненно, поможет избавиться от остаточных воспоминаний о том ужасном сне. Он прижал к себе подушку, зарылся в неё лицом и погрузился в сон, представляя успокаивающие волны океана.***
Воспоминания об океане внезапно сменились слишком ярким офисом Фицджеральда, выводя Лавкрафта из расслабленного состояния. Его чувства притупились, будто накрытые одеялом. Глянув в окно, он понял, что уже наступило утро, но не мог вспомнить, как шёл от своей комнаты до кабинета Фицджеральда. В обстановке что-то явно было не так, но как только он напрягался и пытался сосредоточиться, мысли словно кто-то разгонял. — Лавкрафт, вы меня услышали? Голос Фицджеральда заставил его вздрогнуть. Он как-то не заметил, что его босс сидит прямо перед ним, непринуждённо откинувшись в кресле со странно серьёзным выражением лица. — …Нет, — ответил Лавкрафт после довольно неловкой паузы. Разве это не было очевидно? Фицджеральд вздохнул и наклонился вперёд, чтобы опереться локтями на свой стол. Он выглядел вымотанным, даже больше, чем во время собрания — Я сказал, что вам придётся выполнять следующие задания самостоятельно до тех пор, пока мы не найдём вам нового напарника, — Фицджеральд вздохнул. — Я знаю, что в одиночку вы не слишком эффективно работаете, но нам нужно время, чтобы найти другого эспера, который сможет работать с вами. Новый напарник…? В животе Лавкрафта затянулся знакомый узел. — …Я не понимаю, — сказал Лавкрафт. — Зачем мне новый напарник? Стейнбек — мой напарник. Глаза Фицджеральда расширились, и на мгновение на его лице промелькнул страх, прежде чем тот умело скрыл его. — Я думал, что кто-то уже рассказал вам, что произошло. — Очевидно, нет. — Мистер Стейнбек погиб от рук Портовой Мафии прошлой ночью, — напрямую сказал Фицджеральд. Лавкрафт тупо уставился на него. Несомненно, он просто неправильно расслышал; он видел Стейнбека всего за пару минут до того, как все члены Гильдии отправились спать. Однако до ужаса серьёзное выражение лица Фицджеральда ясно говорило о том, что да, всё он правильно расслышал. Лавкрафт попытался сглотнуть внезапно возникшее в горле чувство сдавленности. — Как? — только и сумел спросить он после напряжённого молчания. Фицджеральд сделал паузу, словно подбирая слова. — Стейнбека отправили на задание поздней ночью… — Одного? — …чтобы попытаться устроить засаду на члена мафии, уничтожившего грузовой корабль. План состоял в том, чтобы убрать их козырь, человека, который вывел Митчелл из строя, как можно быстрее, но это… очевидно, прошло неуспешно. — Одного? — повторил Лавкрафт, на этот раз более решительно. — Почему меня не послали с ним? — Эта операция предполагала скрытность, Лавкрафт, — Фицджеральд хмыкнул. — Вы не очень-то подходите для такого. — Он был ранен после схватки с детективами. Вы это знали, — заявил Лавкрафт, внезапно обнаружив, что ему трудно сохранять голос ровным: гнев начал сжимать его ледяной хваткой. Гнев был очень опасной эмоцией для него. Лавкрафт подавил его. — Это должна была быть засада, битва не входила в план, — голос Фицджеральда звучал спокойно, но Лавкрафт отчётливо видел, как страх начинает просачиваться из-под его профессиональной маски. Он подбирал слова с особой осторожностью. За последний год Лавкрафт очень хорошо узнал Стейнбека. Его способность была мощной; это была буквально сила природы, чем-то похожая на его собственную. Он отказывался верить, что что-то столь незначительное, как один член Портовой Мафии, могло убить его. Возможно, его просто взяли в заложники. Фицджеральд, казалось, прочитал его мысли. — Его тело было найдено, и мы готовимся доставить его семье для захоронения. Олкотт уже связалась с ними и… Лавкрафт хлопнул руками по столу Фицджеральда, отчего тот вздрогнул и тут же потянулся в карман, готовый сражаться любой формой денег, которая была под рукой. Лавкрафт уставился на него холодным взглядом. — Ты убил его, — Лавкрафт сдерживал свой гнев. — Ты убил его… и отказываешься сам рассказать его семье? Семья — всё для него. У Фицджеральда хватило ума не отвечать сразу, и он продолжал пристально смотреть на Лавкрафта. Он был настолько напряжён, что казалось, будто от одного прикосновения может разлететься, как стекло. Если бы Лавкрафт не боролся с желанием наброситься на него, он был бы поражён его самообладанием. — Его больше нет. Мы уже ничего не можем с этим поделать, — тихо сказал Фицджеральд. Лавкрафт моргнул. Его взгляд упал на Фицджеральда, и он медленно засунул руки обратно в карманы пальто. Плечи того едва заметно расслабились. — Мне жаль, Лавкрафт. Мне очень жаль, — сказал Фицджеральд. — Я не знал, что он так много значил для вас. Лавкрафт снова моргнул. Он тоже не знал. Не говоря больше ни слова, он отвернулся и пошёл к двери. Он уже ничего не мог с этим поделать. Он протянул руку и коснулся дверной ручки.***
Лавкрафт распахнул глаза. Он смотрел на потолок своей комнаты, сидя на холодном полу рядом с кроватью, запутавшись в простыни и одеяле. Его неестественное сердце снова болезненно колотилось в груди, и он всё ещё чувствовал, как в груди клокочут остатки ярости. Ещё один сон? Лавкрафт выпутался из одеяльной паутины и, спотыкаясь, поднялся на ноги. Сон, в котором он сражался с опасными эмоциями, не меньше. От мысли, что из-за такой мелочи, как одна смерть, он мог с трудом контролировать эмоции, у Лавкрафта закружилась голова. Мало того, он начал осознавать абсолютную нелепость самого сна. Фицджеральд никогда не поступил бы настолько опрометчиво, послав раненого Стейнбека на одиночное задание только чтобы устроить засаду на члена вражеской организации… … Внезапная паранойя охватила его, и он вылетел из своей комнаты, отпнув зацепившееся за ботинок одеяло. В коридоре была почти кромешная тьма и полная тишина. Даже за окнами, казалось, ещё не рассвело. Лавкрафт, не медля, подошёл к соседней двери и взялся за дверную ручку, однако приостановился; внезапная волна беспокойства грозила захлестнуть его. Что делать, если его там не окажется? Что, если он ушёл? Лавкрафт осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Сквозь темноту он отчётливо видел, что Стейнбек был там, мирно свернувшись калачиком в своей постели с подушкой в обнимку. Одеяло закрывало почти всё его лицо, но Лавкрафт слышал тихий храп, подтверждавший, что его напарник ещё очень даже жив. Он снова осторожно закрыл дверь, рвано вздохнул и почувствовал, как его паранойя начинает потихоньку отступать. Какой нелепый сон. Конечно, Фицджеральд ни за что не послал бы его на такое самоубийственное задание. Он повторил это про себя ещё несколько раз, глядя на дверь Стейнбека. Стейнбек был жив. Он жив. Он жив. — Лавкрафт? На ногах в такой час? О, я определённо сплю. Лавкрафт вздрогнул и повернулся, увидев Твена, появившегося из темноты коридора с бутылкой воды в руке. Его волосы были ещё более взъерошены, чем обычно, и хотя Лавкрафт никогда раньше не видел его в пижаме, он без труда догадался, что это именно она: старая майка с выцветшей надписью «Sun's Out Guns Out» и трусы-боксеры. Видимо, он забыл ответить (привычная ошибка), потому что Твен неловко двинулся, прежде чем снова заговорить. — Я имею в виду, если ты хочешь следить за Стейнбеком, пока он спит, я не против, но ты будто прямиком из фильма ужасов вышел, особенно, если смотреть с конца коридора, — Твен рассмеялся, и Лавкрафт почувствовал, как волна смущения чуть не сбила его с ног. — Я за ним не слежу, — Лавкрафт отошёл от двери, засунув руки в карманы и смерив Твена взглядом. — Не волнуйся, я не проболтаюсь. Когда мне скучно, я люблю подглядывать за людьми на пляже через прицел своего ружья, так что ты не один такой, — Твен одарил его зубастой ухмылкой. Лавкрафт нахмурился. — …Ты издеваешься надо мной. — Разве? — Твен усмехнулся и сделал глоток из бутылки. — Если ты не шпионишь за ним, тогда что ты делаешь? — Просто проверяю его, — Лавкрафт уткнул глаза в пол. Твен поднял бровь — А? Его травмы настолько серьёзны? На собрании он выглядел нормально. Достаточно хорошо, чтобы чуть не бросить стул в босса, когда тот отвернулся. — Нет, он в порядке. — Тогда…? Лавкрафт старался сдерживать свою досаду. Из всех людей, которые могли застать его сейчас, почему именно Твен? Любой другой уже выбросил бы это из головы и лёг спать, но Марк, казалось, всегда требовал объяснений всему, что делал Лавкрафт. Это ужасно раздражало. И он был уверен, что Твен знает об этом. — Мне приснился сон, что он погиб, — сказал Лавкрафт, — Поэтому я убедился, что он всё ещё здесь. — Пфф, боже, я знал, что ты влюбился в парня, но я не думал, что всё настолько плохо, — Ответ Твена был настолько мгновенным, что Лавкрафту потребовалось несколько мгновений, чтобы его осмыслить. — …Я сделал что? — Ну знаешь, влюбился. — Что это? — Эт… Что? Ну, это… — Твен уже смеялся, и Лавкрафт в замешательстве начал беспокоиться, что этот раздражающе эксцентричный человек разбудит Стейнбека. Ему и так было неловко объяснять Твену, почему он заглядывает в комнату напарника в такое время, а повторять это Стейнбеку не хотелось вовсе. — Слушай, — Твен провёл рукой по своим и так взъерошенным волосам, — если тебе снится, что кто-то умирает, то, возможно, это твоё подсознание говорит тебе, что ты боишься его потерять. Но, опять же, я понятия не имею, как работают твои сны. — Странно, что ты так осведомлён об этом, — сказал Лавкрафт. — Хах, правда? Нам, смертным, приходится много думать об этом, знаешь ли, — Твен подавил зевок тыльной стороной ладони. — Ну, я позволю тебе вернуться к твоим поползновениям. Некоторым нужно рано вставать, знаешь ли. — Я думал, у тебя завтра выходной. — Ладно, тут ты меня подловил, — Твен крепко похлопал Лавкрафта по плечу. — Только не позволяй плохим снам брать над тобой верх, ладно? Ночи! — с этими словами Твен оставил Лавкрафта наедине с дверью Стейнбека. Возможно, это твоё подсознание говорит тебе, что ты боишься его потерять. Этой ночью он не собирался больше спать.***
Стейнбек, вечно идя на поводу у своих биологических часов, просыпался на рассвете. Хотя он и не считал себя жаворонком (это звание принадлежало Рути), по утрам он был гораздо бодрее большинства членов Гильдии. Однако, придя на кухню Моби Дика, он обнаружил, что этим утром встал не раньше всех. Лавкрафт сидел за столом, лицом к нему, и медленно ел большую порцию шоколадного мороженого. Судя по окружавшим его пустым картонным коробкам, он занимался этим уже некоторое время. — Лавкрафт? Я никогда не видел, чтобы ты вставал так рано. Голос Стейнбека, казалось, заставил его выронить от испуга ложку, с громким стуком ударившуюся о стол. — Я… проголодался, — натянуто ответил Лавкрафт. Стейнбек усмехнулся и пошёл наливать себе кофе. — Ты всегда голоден, но никогда не настолько, чтобы не поспать. Что-то случилось? — …Нет. — Лжец из тебя не очень хороший, Говард, — Лавкрафт мило нахмурился, что делал всякий раз, когда он называл его по имени. — Я просто не могу заснуть, — пробормотал он, взяв ложку и запихнув в рот ещё мороженого. — Знаешь, на моей памяти от тебя я такое слышу впервые, — сказал Стейнбек, делая глоток кофе. — Если тебя что-то беспокоит, ты можешь рассказать мне. Лавкрафт сделал небольшую паузу. Если Стейнбек чему и научился за несколько лет работы в качестве напарника Лавкрафта, так это тому, что он никогда не торопился с ответом. По правде говоря, Джон восхищался этим. — …Тебе нравится работать на Гильдию? — спросил Лавкрафт. Стейнбек чуть не поперхнулся кофе. — Что? Это довольно необычно, почему ты спрашиваешь? Лавкрафт не ответил, но вместо этого уставился на свою ложку так, будто она вдруг стала самой интересной вещью в мире. Стейнбек вздохнул. — Конечно, нет. Но нравится мне это или нет, не имеет значения; эта работа кормит мою семью, и это главное. — Но ты всегда можешь найти другую работу. Что-нибудь менее опасное. И поближе к семье, — Лавкрафт продолжал разглядывать ложку. У Стейнбека возникло резкое желание выбросить её в ближайший иллюминатор. — Проще сказать, чем сделать, — нахмурился Стейнбек, — Но я не понимаю, поч— — Что, если ты погибнешь, работая на Гильдию? Стейнбек вздрогнул. За всё время их совместной работы Лавкрафт ещё никогда так не обрывал его. Раздражение начинало закипать внутри. Не самый приятный разговор с утра пораньше. — Я не какой-то засыхающий цветочек, Лавкрафт, я вполне могу за себя постоять. — Ты мог погибнуть вчера. — Но я не погиб. — Но ты мог. Стейнбек поставил кружку с кофе на стойку рядом с собой и сложил руки на груди. — Ну, если ты так беспокоишься обо мне, тогда, может быть, ты мог бы помочь мне справиться с теми детективами, а не дрыхнуть на земле. Может быть, тогда бы нас не сбил чёртов грузовик, — Лавкрафт ничего не ответил на это, и Стейнбек тут же почувствовал укол вины. — Слушай… прости, что так сказал, но я не хрустальный, Лавкрафт. Я занимаюсь этим уже много лет, и более чем способен выжить. У меня нет выбора, кроме как выживать ради семьи. Я не слабак. — …Я не считаю тебя слабаком, — Лавкрафт наконец поднял на него глаза, нахмурившись. Стейнбек покраснел и быстро отвёл взгляд, почувствовав, что его уши горят. Он снова взял свой кофе и сделал неуверенный глоток. Лавкрафт забросил в рот последний кусочек мороженого и поднялся на ноги. Поставив миску и ложку в раковину, он неловко кивнул Стейнбеку и вышел из кухни. Стейнбек вздохнул и провёл рукой по волосам. Что, чёрт возьми, на него нашло? Он никогда не беспокоился ни о чём, кроме мороженого или домов из искусственного дерева. А уж о нём и подавно. Джон не считал себя достойным беспокойства, особенно со стороны такого, как Лавкрафт. Стейнбек выпил остатки кофе и сразу же налил себе ещё. Грядёт тяжёлый день, он был уверен в этом.***
Выйдя из кухни, Лавкрафт принялся бесцельно бродить. Тот разговор со Стейнбеком мог бы пройти… лучше… Ему всегда было трудно доносить свои мысли так, чтобы они были понятны людям. Проблемой были и те моменты, когда он сам не понимал свои мысли. Он не понимал, почему мысль о смерти Стейнбека почти вызвала у него панику. Он не понимал, почему Стейнбек сам не беспокоится об этом больше. Разве большинство людей не боится смерти? Разве у большинства людей нет инстинкта самосохранения? Стейнбек заботился только о благополучии своей семьи, но никак не о своём собственном. Он бродил почти час, и с каждой минутой его ноги тяжелели всё больше и больше. В конце концов, он наткнулся на пустой конференц-зал. По сравнению с пышным убранством остальных помещений Моби Дика, он не был впечатляющим: здесь стоял лишь простой круглый стол и офисные стулья, но Лавкрафт решил, что сейчас это самое подходящее место для отдыха. Он сел на ближайший стул и опустил голову на стол. На тебя жалко смотреть. Ты позволяешь себе вмешиваться в дела людей. Ты здесь только из-за контракта, не более, решительно подумал он. Однако этого было недостаточно, чтобы успокоить узел, скручивающийся в животе. Он так устал. Он хотел бы просто заснуть, чтобы избавиться от этого чувства неопределённости, но и рисковать, чтобы в итоге получить ещё один сон, подобный предыдущим, от которых он только больше уставал, тоже не хотелось. Тиканье часов, висевших неподалеку, громким эхом отдавалось в его голове. Он так устал. Он попытался представить океанские волны. Может, если он на миг закроет глаза…***
Он был в океане. Ещё даже не открыв глаза, он почувствовал это. Прохладные потоки, тяжесть воды, одеялом окутывающей его, неподвижная, первозданная тишина, которой ему всегда не хватало на суше. Он больше не был в своём искусственном облике, в тесных рамках своей человекоподобной формы. Он чувствовал, как его настоящее тело свободно двигалось, расслаблялось, растягивалось, как перед ним расстилалось всё свободное пространство мира. Он открыл глаза. Было так темно; синева перед ним была такой глубокой, что казалась почти чёрной. Его вселенская усталость исчезла, и всё, что он чувствовал, — мир и тишина. Вдалеке виднелось маленькое пятнышко. Почти незаметное. Рыба, скорее всего. Боже, как ему не хватало простого наблюдения за рыбами, лениво проплывающими мимо. Лавкрафт сдвинулся и начал медленно плыть к пятнышку. Казалось, что он вообще не двигается. Он начал задаваться вопросом, зачем вообще согласился вернуться на сушу. Однако, когда пятнышко приблизилось, оказалось, что оно не похоже ни на одну из рыб, которых он когда-либо видел. Оно определённо было человекоподобным. Утопленник? Для Лавкрафта они не были чем-то непривычным, но вот только одно тело было странным: обычно они появлялись группами с затонувшего корабля или упавшего самолёта. В теле было и ещё кое-что необычное. Оно двигалось. Когда Лавкрафт приблизился, голова трупа приподнялась, словно тот внезапно ожил. Несколько шальных лучей света с поверхности осветили тело достаточно, чтобы Лавкрафт заметил знакомый блеск светлых волос. Тело неуклюже повернулось лицом к нему. Слова Лавкрафта отражались в воде миллионы раз, не на английском и не на японском, а на гортанном, древнем языке, который, он был уверен, не понял бы ни один человек. Стейнбек открыл рот, чтобы закричать, но всё, что из него вышло, — это струя пузырьков из опустошавшихся лёгких. Он начал задыхаться и барахтаться в воде, будто попал в неё только что. В этом не было смысла. Как он оказался здесь? Это была вина Лавкрафта, он слишком расслабился. Он потянулся к утопающему одним щупальцем; нужно было вытащить его на поверхность. Как далеко была поверхность? Сколько времени у него есть? Стейнбек отчаянно пытался увернуться от тянущегося к нему щупальца. Лавкрафт почувствовал боль: Стейнбек знал, кто он такой, знал, что он такое. Он видел эту форму множество раз, почему же сейчас так испугался? Он обвил щупальца вокруг талии Стейнбека, но, когда начал тащить его к поверхности, то, что должно было быть осторожной хваткой, внезапно сжалось, как тиски. Из лёгких Стейнбека вырвалось ещё больше драгоценных пузырьков, и Лавкрафт почувствовал, как внутри нарастает паника. Что он делал? Люди хрупки. Он пытался быть аккуратным! Он слишком расслабился. Лавкрафт изо всех сил пытался разжать хватку. Он не понимал, почему не мог сделать этого. Он чувствовал себя медленным и вялым, несмотря на то, что всего несколько мгновений назад был таким непринуждённым и спокойным. Поверхность была слишком далеко. Глаза Стейнбека начали закатываться, пока последний воздух из его лёгких бешено нёсся ввысь. Горе заполнило его.***
Лавкрафт вскрикнул, упав со стула и больно ударившись плечом. Две его конечности заметались вокруг него клубком бледно-зелёных щупалец, отбрасывая стулья и стол в стороны. На лбу выступил холодный пот, Лавкрафт вжался спиной в стену, отчаянно пытаясь отдышаться. Этот сон был короче, но он был самым страшным. В этот раз в смерти Стейнбека виноват был он. Лавкрафт заставил хаотичную массу щупалец превратиться обратно в руку и ногу, которыми они должны были быть, и схватился за голову, умоляя пульсирующую боль в голове утихнуть. Он так устал. Он… так невероятно устал. Звук приближающихся шагов не слишком помог избавиться от боли, однако Лавкрафт сразу узнал тяжёлые шаги поношенных кожаных ботинок Стейнбека. Он зарылся лицом в ладони. Лавкрафт не знал, сможет ли выдержать встречу с ним после того, как увидел, как жизнь покидает Стейнбека по его вине, даже если это был всего лишь сон. — Лавкрафт?! Ты в порядке? — голос Стейнбека что-то пробудил в нём. Тревога? Что-то очень похожее, что-то, что завязывалось неприятным узлом в животе. Он услышал, как шаги Стейнбека остановились рядом с ним. Его сердцебиение значительно ускорилось. Был ли он напуган? — Лавкрафт? Скажи мне, что происходит. Ты ведешь себя странно, страннее, чем обычно, — голос Стейнбека звучал мягко и нежно. Лавкрафт задался вопросом, так ли он звучал дома, когда тот разговаривал с Рути. Лавкрафт опустил руки и медленно поднял взгляд на человека, присевшего перед ним. На его шее была свежая повязка, а в воздухе вокруг него всё ещё витал запах кофе. Его глаза, ярко-голубые, были полны беспокойства. — Я… — Лавкрафт запнулся. Ему не нравилось, что кто-то так беспокоится о нём. Хотя, может, он просто не привык к этому. — Это не то, о чём тебе стоит волноваться. Стейнбек нахмурился, а затем упрямо сел скрестив ноги на полу перед ним и сложил руки на груди. — Я твой напарник, Говард. Ты расскажешь мне, что с тобой происходит, или я не позволю тебе сдвинуться с места. Упрямый, как и всегда. Лавкрафт, однако, знал, что он не блефует. Стейнбек был не из тех, кто блефует. Он легко мог представить, как тот будет удерживать его прямо на этом месте с помощью лоз, пока он не заговорит. Лавкрафт вздохнул и провёл рукой по волосам. — Мне…снятся плохие сны… Я не могу заснуть, — лицо Лавкрафта слегка скривилось. Он понятия не имел, как объяснить это всё. Получится ли отделаться этим? — Ты имеешь в виду кошмары? О чём они? Если говорить о них, это может помочь. Будь ты проклят, Стейнбек. Будь проклят ты и твоя любопытная, заботливая натура. — Аргх… я… — Лавкрафт снова почувствовал узел в животе. Тот самый, который не был похож на тревогу. На этот раз он ощущался сильнее. — О тебе. — Обо мне? — Я постоянно вижу сны о том, что ты погиб… Это… нервирует, — сказал Лавкрафт, глядя на свои руки. — У меня никогда раньше не было снов, Джон. И уж точно подобных снов. Я не думал, что вообще могу видеть сны. Сколько веков я спал, и только сейчас… Расширившиеся глаза Стейнбека пристально смотрели на него. — И они обо… мне? Я погибаю? Как? Лавкрафт пересказал ему сны, все их мельчайшие подробности, которые смог вспомнить. О другом исходе инцидента с грузовиком, о том, как Фицджеральд отправил его на самоубийство, и, с большой неохотой, о последнем сне, в котором Джон тонул, а он, пытаясь спасти его, только ускорил его смерть, задушив. Стейнбек не произнёс ни слова за всё время, пока он говорил, но слушал крайне сосредоточенно, подперев подбородок рукой. Когда Лавкрафт закончил, Стейнбек выпрямился, сложил руки и слегка вздохнул. — Так вот почему ты так суетился сегодня утром, — сказал Стейнбек. Лавкрафт отвернулся, молча кивнув. Выражение лица Джона смягчилось, и он пересел к напарнику, отодвинув опрокинутый стул. — Ты мог просто сказать мне, знаешь, — Стейнбек слегка усмехнулся. — А я-то думал, что ты просто злишься из-за того, как прошло последнее задание. Думал, что наконец-то надоел тебе в качестве напарника. — Вовсе нет. Даже наоборот, на самом деле. Ты замечательный напарник. Наверное, именно поэтому я… так боялся… твоей смерти. Я так привык к твоей компании, что не знаю, что бы делал, если бы тебя вдруг не стало. Это пугает меня, — Лавкрафт сжал большой палец левой ладонью, пытаясь заставить узел в животе исчезнуть. Стейнбек покраснел. Он на мгновение отвернулся и слегка поправил шляпу — привычка, которую Лавкрафт перенял вскоре после их знакомства; он делал это, только когда нервничал. — Это… м… Тебе не стоит переживать за меня, Говард, правда, я никуда не денусь. Но мне очень лестно, что ты так за меня беспокоишься. Я… — Стейнбек оглянулся на него. — Я тоже не знаю, что бы без тебя делал. На мгновение воцарилось молчание. Лавкрафт почувствовал, что воздух будто бы потяжелел, как если бы Стейнбек хотел сказать что-то ещё, но не решался. Человеческие эмоции ему было трудно понять, а ещё труднее почувствовать, поэтому он не знал, что делать с этим узлом в животе, который никак не хотел исчезать. Он посмотрел вниз на руки Стейнбека. Они выглядели грубыми, испещрёнными шрамами, и довольно крепко держались за джинсовую ткань его комбинезона. Лавкрафт, не задумываясь, протянул руку и осторожно взял его за кисть. Она была тёплой и крепкой, в противовес его собственным липким, худым рукам. Узел в животе немного успокоился. Лавкрафт поднял глаза, и Стейнбек уставился на него со лёгким шоком на лице. Он сделал что-то странное? Прежде чем он успел придумать, что сказать, Стейнбек внезапно преодолел эту пропасть между ними. Лавкрафт, признаться, никогда прежде не испытывал поцелуя, но губы Стейнбека были приятно мягкими, в противовес его собственным, и всё ещё пахли кофе. Он ненадолго закрыл глаза и услышал, как сильно трепещет сердце Стейнбека. Стейнбек отстранился так же внезапно, как это произошло, и Лавкрафт уже оплакивал потерю этого момента. Это был самый совершенный покой, который он чувствовал за последние дни, даже недели, месяцы. — Мне… мне так жаль… это было… я не хотел… — Стейнбек заикался, его лицо было ярко-красным, сердце бешено колотилось. Он хотел отдёрнуть руку, но Лавкрафт слегка сжал её, призывая остаться. — Нет, всё в порядке, — мягко сказал он. — Это было мило. Мне понравилось. Узел в его животе развязался, оставив после себя ощущение спокойствия и тепла, что-то похожее на то, что он чувствовал, когда был дома. — А… я… хах, — Стейнбек закрыл лицо свободной рукой, — Я знаю, это, должно быть, странно, когда кто-то вроде меня чувствует к тебе такое. — Это совсем не странно. Ты лучше, чем думаешь, Джон, — сердце Стейнбека странно заколотилось, и он сжал руку Лавкрафта. — Хах… Адское утречко. Но, эм, ты чувствуешь себя лучше? По поводу снов, я имею в виду? Конечно, пока я не запорол всё, — спросил он. Лавкрафт кивнул. — Да, спасибо. Я… чувствую себя немного уставшим, но… — он запнулся. Честно говоря, ему было страшно. Он боялся, что ему приснится ещё один сон, в котором он потеряет Стейнбека. Особенно после этого, после того тепла, которое он сейчас чувствовал. Он не хотел потерять это. Стейнбек коротко посмеялся и похлопал по своим коленям — Вздремни. Я буду рядом, так что у тебя не будет кошмаров. Я не могу умереть, если я здесь, а? Хороший план, правда? Он не мог не рассмеяться. Это был надёжный план. Лавкрафт почувствовал, как на него нахлынула усталость последних нескольких дней, когда он положил голову на колени Стейнбека. Ему было тепло, а колени были удивительно мягкими. Джон провёл пальцами по его волосам, напевая ту тихую мелодию, которую часто вспоминал в дороге. Наверное, это было странно — заснуть на коленях у Стейнбека, когда в комнате вокруг них царил полный беспорядок. Но он не возражал. На этот раз не было никаких сновидений. Только успокаивающее, нежное тепло и тихое мурлыканье Стейнбека.