Жвачка со вкусом мяты.

Своё шестнадцатилетие Шотмен решил отметить в шумной компании друзей и знакомых. Бабушка и дедушка разрешили устроить внуку вечеринку. Ведь шестнадцать бывает только раз в жизни. На празднике были любимые одноклассники и один нелюбимый родственник — кузен Арни. Они так и не научились нормально общаться. Арнольд старался всегда быть вежливым, хотя ему приходилось зачастую терпеть занудство Арни (к счастью Шотмена, тот приезжал к нему крайне редко — раз или два в год). Пока все танцевали под хиты 90-х на крыше, кузен сидел в комнате Арнольда, рассматривая книги. Цветы и статуэтки тоже привлекали его внимание. Что очень удивило Арни, так это то, что он не обнаружил пыли. Странно, обычно подобного рода предметы оказываются главными пылесборниками… Кстати, о пыли. Арни по-прежнему собирал катышки со свитеров, завалявшихся в шкафу и подъеденных молью, и по-прежнему настораживал сверстников. Друзьями он так и не обзавёлся. Но, в принципе, его это не беспокоило. Вообще не беспокоило. Ни капли. Кто ж мог подумать, что у этого, мягко говоря, странного юноши есть неистовая поклонница? Тихая и вежливая Лайла Сойер все эти годы не обращала внимания на своих ровесников, ради одного мальчишки по имени Арни, живущего в Богом забытой деревушке. «Зачем?» — спросите Вы. Да это, если хотите, первая осознанная влюблённость! Кстати, о Лайле. Она тоже была приглашена и в этот момент пыталась придумать предлог, чтобы пойти в комнату Арнольда, к Арни. То, что у неё там вещи, Сойер вспомнила только тогда, когда решила, что в комнату ей нужно, чтобы посмотреть на часы. Легко и непринуждённо, гордо подняв подбородок, девушка засеменила во внутрь. Но каких усилий ей стоило хотя бы открыть дверь… Арни даже не дёрнулся. Его беспокоила интереснейшая находка — флакон одеколона. Он судорожно пытался разнюхать и с помощью обоняния установить, чем он пахнет. — О, Арни, привет! — восторженно произнесла Лайла. — Привет… Л..Лейла? Сойер не смутило то, что юноша почти забыл её имя. Она аккуратно его поправила. — Как дела? Надолго приехал? — Да я… Пахнет лимоном, — Арни протянул девушке флакон: — На, понюхай. Лайла удивлённо посмотрела на юношу. Он всё также стоял с протянутой рукой. Сойер аккуратно наклонилась и понюхала. Действительно. Лимоном. Наблюдая за ним в тот момент, сложно представить, что в следующую же секунду резко вскочит и направится прямо к Лайле и, схватив её за руку, потянет к выходу на крышу. И, странное дело, эти резкие движения были из-за медленного танца, объявленного Оскаром, временным диджеем. Он, мистер Хьюн и Эрни успели поссориться за это место: всем хотелось вспомнить недавнюю молодость и поставить ту музыку, которую хотелось бы слышать. Но они пришли к компромиссу. Каждые пять композиций они менялись. Арни вовсе не приглашал Лайлу. Даже не спросив разрешения, он приобнял её и стал двигаться не совсем в такт музыке. Но её это не смутило. Её глаза светились, как два прожектора, находящихся на крыше в тот момент и освещавших всю улицу, на которой и был пансион. Сердце билось, словно метроном. И всё было хорошо, нет, не хорошо — просто отлично, пока Лайла не последила за своим партнёром. Он вовсе не смотрел на ту, с которой танцует; его взгляд ревниво преследовал пару, танцующую в центре — Арнольда и Хельгу. Но идеалистка Сойер хотела верить, что это только её воображение или (что вероятнее) ревность. За своими размышлениями она не заметила, как Арни резко повернул голову в её сторону и уставился прямо на неё. Потом он быстрым движением притянул Лайлу к себе и поцеловал. Он плотно прижался к её рту, неумело целуя вокруг губ. Шокированные ребята остановили свои танцы. Арни отпустил Лайлу также, как и схватил — резко. Девушка не успела осознать то, что с ней сейчас произошло. Чувство чудом привалившего счастья и просто щенячьего восторга заполоняло сердце. Может, это сон? Как обидно, если сон. Лайла хотела прыгнуть вверх, в небо, коснуться звёзд, едва появившихся на небе, и поблагодарить за исполнение её девичьих грёз. Было желание взвизгнуть так, чтобы все услышали. Она замечталась настолько, что очень удивилась, когда открыла глаза и увидела голубую стену. Она уже была в комнате Арнольда. Рядом стоял Арни. Его лицо сначала не выражало никаких эмоций. Он стоял неподвижно. — Арни? Без ответа. Но Арни, словно выйдя из транса, посмотрел на крышу и коварно улыбнулся. — Да! Я сделал это! — Лайла не поняла. И она ждала пояснения. — Что ты сделал? — Она ещё пожалеет, что выбрала не меня. Когда мы танцевали, я видел, как она завистливо смотрела! Видел! Вряд ли братец так же целуется! Лайла потускнела. Это было не воображение и не — Боже, упаси — ревность. Он наблюдал за Хельгой. — … А когда я поцеловал тебя… Я всех удивил! Они все увидели, насколько я решителен! Я добьюсь своего! Она будет моей! Как свирепо горели глаза Арни. Лайла даже испугалась, но испуг вскоре испарился. Она начала осознавать произошедшее. Она побледнела. Даже веснушки поменяли цвет, вместо своего рыжего, они стали чёрными. — Как ты мог… Ты воспользовался мной! — ком подкатил к горлу, но Лайла решила, что не заплачет в его присутствии. — Ох…Правда… Извини… От тебя, кстати, жвачкой пахло. Вишнёвой? Жвачкой? Вишнёвой? Да он издевается? — Подавись! — Лайла бросила в Арни бумажку с одной единственной оставшейся жвачкой и решительно зашагала к двери, хлопнув дверью так, что слышно было в соседнем квартале. Счастье — очень хрупкое чувство. Оно было и его нет. В одночасье. Оно, как вспышка молнии. А было ли это счастьем, или же кратковременная вспышка радости? Лайла брела по тёмным улицам, словно забыв дорогу домой. Ей вроде хотелось поделиться с кем-нибудь, обычно, она рассказывала всё отцу. Но сейчас ей не хотелось впутывать папу. Её терзали разные мысли. Тысячами они мелькали в голове. Лайла не могла понять, за что он так с ней, почему он поступил так жестоко. Арни (сам того не поняв) воспользовался девушкой весьма странным образом. Другая более страшная мысль посетила Лайлу, когда она вышла к огромному перекрёстку. Ведь скоро, наверняка, все узнают, что Сойер поцеловали не по любви, и будут сплетничать. Скорее всего, она будет опозорена, и все знакомые посчитают её доступной. От этой мысли Лайле хотелось провалиться куда-нибудь. А может, лучше умереть? Лайла остановилась. А ведь правда. Она будет опозорена, но уже об этом не узнает. Как там пишется в предсмертных записках: «Прошу в гибели никого не винить, мне было слишком сложно, поэтому покидаю сей мир, рано или поздно все увидимся. Прощайте». Все придут, даже Арни. Его загрызёт совесть, и слёзы будут душить, не переставая, до тех пор, пока чувство вины не умолкнет. Хотя кто знает, может, он даже не придёт, посчитав нужным не приходить. Интересно, что сложнее: броситься с моста или наглотаться таблеток? .. Сквозь свои мысли Сойер ощутила чью-то руку на своём плече. Сильно вздрогнув, она испугала владельца руки. — Ты чего, Сойер? Это же я, Сидни! — Лайла поняла, что сейчас ощутила маленькую смерть. Большой больше не хотелось. — Фух. Сид. Ты меня напугал… —, а сейчас Лайла корила себя за мысль о суициде. Как она не подумала об отце? о друзьях? Как бы она посмотрела им в глаза на том свете? — А ты чего ушла с вечеринки? — Сид по-прежнему стоял за спиной девушки. — Да так, — после паузы сказала Лайла. Она повернулась к собеседнику. Осенний вечер. Темнело рано. Вот время детское — всего 10 часов вечера. А уже черным-черно, будто в школьной кладовой. — Что-то случилось? Расскажи, тебе точно станет легче, — Сид жестом указал на лавочку. Лайла согласилась. Ей нужно с кем-то поделиться. И почему-то ей показалось, что именно этот юноша сохранит её рассказ в секрете. Она говорила. Плакала. Истерически и безнадёжно хохотала. Резко и угловато жестикулировала. Она открывала всё: рассказывала о том, как она впервые увидела Арни, как поняла, что безнадёжно влюбилась. Она упоминала сны. Радужные сны, где вместе со своим возлюбленным она пасёт овец, где она лежит в сарае, смотря в огромную дырку в крыше, сквозь которую видны звёзды, а рядом лежит он. Описывала то тёплое чувство, когда ещё не всё потеряно. И в реальной жизни так может быть. Потом Лайла перешла непосредственно к произошедшему. Она ярко описала эмоции во время танца и поцелуя. В этот момент Гифальди фыркнул и сказал: — Ну ты даёшь. Разве с ним можно танцевать? Как ты вообще пережила то, что он тебя поцеловал? — В состоянии лёгкого забытья, — грустно констатировала Лайла, шмыгнув носом. И теперь она пыталась передать реплики Арни после произошедшего, в которых он был уверен, что покорит-таки Хельгу Патаки. Сид подавил смешок: — Она едва не продинамила Шотмена… А этот, на что он вообще надеется? Я думаю, он не жилец, если скажет подобное Патаки. Тут Лайла рассказала про последнюю реплику, которая вывела её из себя. — «От тебя вкусно пахло вишней, бла-бла-бла», а я возьми и зашвырни в него последней жвачкой. Ненавижу теперь вишнёвую! — Вот урод! — это самое цензурное, что произнёс Сид после рассказа. Когда вся брань вышла, наступило молчание. Лайле действительно полегчало. Ей бы хотелось тоже уметь так лаконично высказаться, но это неприлично. Подул тёплый, кажется, юго-восточный ветер. Зашелестели листья деревьев. На тёмном асфальте появлялись всё новые тени, которые отбрасывали ветки. — Хочешь, я набью ему морду? — А ты сможешь? — простодушно спросила Лайла. — Вряд ли смогу, но попробую, — Сид раньше никого не бил открыто, «по морде». Но на тот момент ему показалось, что он смог бы. Лайла посмотрела на часы, но тут же забыв про узнанное время, перевела взгляд на Сида. Чёрные взъерошенные волосы свисали на глаза. Задумчивое выражение лица. Куртка из серой джинсовой ткани, потрёпанные штаны. Оболтус, одним словом. Мальчишка, которому чужды всякие любовные заморочки. Типичный пофигист и трус. Хотя он выглядел по-старому, Лайла открыла для себя нового Сида, которого ранее не видела. Когда он стал собеседником, умеющим сострадать? Всё-таки, несмотря на неряшливость, Сид очень даже хороший человек. — А знаешь, Лайла, когда ты только-только перешла в нашу школу, все пацаны из нашего тогдашнего класса втюрились в тебя. И к тому же каждый хотел тебе предложить встречаться. Ну, когда время подойдёт. — И ты? — И я… Пока Лайла разглядывала юношу и переваривала завуалированный комплимент, Сид лазил по карманам куртки и что-то искал. — Возьми, — протянул Сид Лайле. — Жвачка? — Не волнуйся, не вишнёвая. Ты же любишь мятную? Лайла лишь смущённо улыбнулась и поблагодарила. Этот жест окончательно убедил Сойер в том, что теперь она точно не любит Арни. Неизвестно, сколько бы они ещё просидели, если бы не отец Лайлы, возвращавшийся с работы на машине. — Поехали с нами, — предложил он. — Ды я дойду, мне тут только дорогу перейти. Спасибо, — Сид улыбнулся. — Кто это, Лайла? Лайла промолчала. Действительно, кто же он для неё?