аквилон

Гу Юнь обычно приходит туда, где его никто не ждёт – не потому что хочет, напротив, ему бы сбежать из этой чёртовой Империи, не видеть её и не слышать никогда. Но выбора нет. Настолько верных цепных псов у Ли Фэна нет. И никогда не будет – Гу Юнь единственный во всей империи человек, который смог бы выполнить его запросы и выдержать его самого. А Ли Фэн, наверное, единственный во всём мире человек, который сумел научиться контролировать абсолютно неподдающегося никому Аньдинхоу. Сказать по правде, они терпеть друг друга не могут – настолько, что стабильно пару раз в месяц пытаются убить. Но выхода у обоих нет, да и за столько-то лет пришлось друг к другу притереться. – Цзыси, ты опоздал, – потирая ноющие виски, привычно уколол Гу Юня император. – Однажды мне и правда придётся ввести наказание за опоздания. Гу Юнь, нисколько не напуганный, поддержав тон, в ответ ему хмыкнул: – Надеюсь, что наказанием станет моя отставка. Ближе к делу. Действительно. Дело. Ли Фэн хотел бы не вспоминать о нём. Он бы хотел запереть этого невыносимого главнокомандующего в одиночной камере и никогда оттуда не выпускать. Чтобы глаза не мозолил. Ни ему, ни кому-то другому – особенно. – Северо-западная граница, – бросает Ли Фэн. Бросает и не думает. Ни о том, что он этими двумя словами делает с Гу Юнем. Ни о том, что сейчас тот может устроить ему. Тем более, он не думает, насколько жестоко поступает, раздирая незажившие раны, которые с каждым днём кровоточат только сильнее. Гу Юнь дёргается и даже не старается скрыть своего гнева и недовольства. А затем – молча разворачивается и прямо на ходу снимает с себя лёгкую броню, с отчётливым звуком отбрасывая её прямо к ногам Ли Фэна. Раздаётся хлопок двери. Ли Фэн остаётся один. Он знает, что завтра же, в срочном порядке, Гу Юнь отправится на Северо-западную границу. По правде говоря, существует человек, обладающий куда большим влиянием на «никем не обузданного маршала». Если Ли Фэн при желании может заставить его собирать собачье дерьмо, то другой – одним своим существованием мог бы заставить Гу Юня низвергнуть с небес всех известных Богов, а затем, следом за ними, отправиться вариться в Адский котелок, чтобы по итогу подать всё это ему на ужин. Чан Гэн. Ахиллесова пята Аньдинхоу. Один маленький (большой) секрет Гу Юня. Тот, кто может убить, воскресить, а затем вознести его на небеса. Тот, кто Гу Юня больше не помнит. И никогда не вспомнит. «Я чувствую себя каким-то неполноценным, ифу», – выдал ему как-то Чан Гэн. Потом он говорил о том, как иногда хочет сделать что-то странное, необъяснимое; о том, что порой его мышечная память творит странные вещи; о том, как чудесно сегодня на улице кипарис источает свой особый запах. Гу Юнь тогда на это только вымученно улыбнулся, потрепал того по голове и сказал, что всё это глупости. И кипарис пахнет совершенно обычно. Далеко не чудесно. Подходя к захолустному домишке на самой окраине северной границы, Гу Юнь яростно потёр щёки, избавляя себя от остатков кровавого дождя, который он сам же и устроил. Успевшая засохнуть кровь мерзотно слиплась и превратилась в коричневый неприятно пахнущий комок, который Гу Юнь раздражённо оставил на первом попавшемся дереве. – Сука, – процедил сквозь зубы Гу Юнь, когда получил сдачи в виде прилетевшей ему в лицо ветки этого самого дерева. – Ифу? – Послышался искренне удивлённый голос со стороны. Лёгкие Гу Юня на секунду прекратили свою деятельность, и тому показалось, будто вот прямо сейчас он и задохнётся здесь. Голос Чан Гэна. Господи. Чан Гэн. Гу Юнь не готов повернуться к нему лицом и самостоятельно прописать себе искуснейший способ самоуничтожения, выраженный в том, чтобы посмотреть на любимого человека, который не помнит твои чувства. Который не помнит настоящего тебя. – Чан Гэн, – выдохнул Гу Юнь и натянул на лицо улыбку, раскинув руки в стороны. Тот, ни секунды не раздумывая, ринулся прямо ему в объятия. Гу Юнь всем своим телом моментально ощутил тепло, исходящее от Чан Гэна в эту июльскую ночь. Он прикрыл глаза и позволил себе раствориться в этих объятиях, своим существом стараясь не надумывать себе лишнего и не возвращаться во времена, когда он в этих руках стабильно просыпался и засыпал. Всё. Финиш. Их время действительно прошло. Самое страшное и смешное во всём этом, наверное, то, что Чан Гэн помнит его самого. Вот только кто-то будто лишил его чувств к нему, заблокировал сердце, которое так сильно разрывалось от любви. Гу Юнь старается не думать о вероятности того, что Чан Гэн не выдержал и сделал это с собой сам – позволил и не сопротивлялся. Чан Гэн бы не посмел. Он однозначно противился этому до самого конца. Гу Юнь отстраняется первый, взлохмачивая его волосы. Чан Гэн нахмурился от этого действия, но ничего против не сказал. – Цао Нянцзы заскучал по тебе, – с ноткой недовольства сказал он спустя пару секунд неловкого молчания. – Заладил уже спрашивать меня, когда же ты вернёшься. Будто я сам могу это контролировать. Гу Юнь засмеялся теперь почти искренне, осознавая, что Чан Гэн практически не изменился. Они не виделись уже год. Как это много. Гу Юнь не знает, как теперь прожить без его голоса и секунду. Как ему удавалось держаться до этих пор? Он хочет сбежать. Никогда не отпускать. Бежать далеко – далеко за пределы Великой Лян. Прижаться, приклеиться, прицепиться, при-при-при. А Чан Гэн смотрит и странно улыбается. Будто читает все его мысли. Будто знает, как сейчас разрывается его сердце. Будто… да кто его знает, что там за будто такое, но Гу Юню от этого становится не по себе. И без того нездоровое сердце заходится в бешеной лихорадке. Чёрт бы побрал этого Ли Фэна и его запросы. Чёрт бы побрал это проклятье. Вот только чёрт этот почему-то не слышит его совсем будто – берёт только его нервную систему, испытывая своими выходками. Гу Юнь шарится в у себя в сумке как-то нервно, что наверняка не убегает от взгляда Чан Гэна. Зачем он только пошёл сюда? Ли Фэн знал. Этот подонок обо всём знал. Гу Юнь всучивает снисходительно на него смотрящему Чан Гэну небольшой мешочек, что-то нервно бурчит о том, чтобы он передал это Цао Нянцзы и, ссылаясь на неотложные дела, разворачивается, чтобы навсегда отсюда уйти. – Мой маленький ифу, – шепчет Чан Гэн ему вслед. – Я обязательно вернусь к тебе. А ты обязательно меня дождёшься. На полпути Гу Юнь останавливается, чувствуя, как его сердце разрывается от предчувствия того, что надвигается что-то страшное. В лицо ему прилетает сильный поток воздуха. Гу Юнь морщится. Ветер меняет своё направление.