Лунная соната

Ковальски на правах раненого досталась единственная кровать, где он тут же и вырубился, накачанный обезболом по самые брови. Роллинс беззлобно ворчал, что при таком состоянии Ковальски отлично выспался бы и сидя, и стоя, и вниз головой, но все же покорно раскатывал спальник на полу. Солдат занял стратегическую позицию напротив окна в той же комнате. Он был вполне доволен местом, где они дожидались эвакуации. Здесь были противомоскитные сетки на оконных рамах, достаточно места, чтобы не сидеть друг у друга на головах, и даже душ. Вода из местных труб текла теплая, даже если выкрутить температуру на минимум — сказывалась жара. Мыла у них был один кусок на всех, да и тот случайно нашелся в ванной, поэтому весь отряд, включая Солдата, возмутительно благоухал розами. Разместились в двух комнатах. Раненому нужен был покой, Солдат всегда устраивался поближе к точкам входа, чтоб первым среагировать в случае опасности, Командир выбирал себе место потише, а что в этом отсеке отщепенцев делал Роллинс — Солдат не знал, но и не особо интересовался. Верно, Командир держал его при себе. В большой комнате долго не затихали, резались в карты, но постепенно звуки сошли на нет. Солдат сидел у стены и дремал. Вне крио сон его был чутким, разве что на долгосрочных миссиях, вымотавшись физически, он проваливался в беспамятство без сновидений, но эта была короткой и несложной. Он проснулся от шорохов и обрывков слов. — Давай, ну чего ты... ломаешься, как девственница... — Брок, ты ёбу дал? Мне, может, пойти при всех трусы снять и нагнуться, чтоб уж точно весь отряд был в курсе? Брок — это Командир. Брок Рамлоу. В окно светила огромная луна, гипотетический противник был бы четким силуэтом в раме, если б надумал влезть этим путем, но вот то, что происходило на полу, оставалось для Солдата неудобно скрытым. Чего Командир хотел от Роллинса? Это неповиновение приказу или то, что Командир называл «расслабься, защитничек, мы просто друг друга подъебываем»? — Да ну тебя, мы же тихонько! Джек... Джеки... Хоть на полшишечки, детка, я сдохну, как яйца звенят! «Детка» здоровенному Роллинсу подходило примерно как доберману — бусики, а звона Солдат не расслышал, как ни прислушивался, но почему-то от всего этого не вполне понятного набора слов Солдата бросило в жар. — Знаю я твое «на полшишечки», ты ж с живого не слезешь! — Ч-ш-ш, все спят. Чего ты паришься? Я ребятам пиво разрешил, они там в отрубе уже после такого дня. — Мы и тут не одни, вообще-то, если ты забыл. — Ковальски колес наглотался, до утра не проснется. — А... этот? «Этот» дышал ровно и не шевелился. Взгляд Командира из темноты был острее ножа. — Ну ты еще отмороженного киборга начни стесняться. Джек, какого хрена! — Ты как течная сучка, когда адреналин в башку дает. — Я тебе сейчас сам в башку дам, ты кого сучкой назвал, выблядок?! По полу перекатилось что-то тяжелое, то ли Командир, то ли Роллинс. Они завозились, но явно не в полную силу — Солдат видел их спарринги, по всем показателям оба были серьезными противниками, но вот это совсем не тянуло даже на отработку захватов. К тому же сбившееся дыхание звучало иначе. Не торопливое и разгоряченное, а какое-то маятное. Прерывистое, с влажным причмокиванием, от которого Солдату стало совсем уж странно. В паху наливалась смутно знакомая тяжесть. — Ты же знаешь, что я не по этой части, — пробормотал Роллинс. — Угу. И в Торонто ты тоже был «не по этой части». И в Мехико. И в Бангкоке. На фоне окна прорисовался силуэт: крепкая, ладно сложенная мужская фигура стаскивала футболку. Командир, судя по прическе. У Роллинса патлы были подлинней, зализанные назад. Командир тряхнул волосами, потерся пахом об тело, на котором сидел. Воздух, и без того душный даже к ночи, раскалился хуже, чем в полдень, дурацкий запах мыла с розовыми лепестками пробирался под кожу. Солдат слизнул испарину над верхней губой. Давление в паху становилось дискомфортным. Он уронил металлическую руку между колен и потер ладонью выпуклость, наметившуюся под штанами. По телу пробежала дрожь. Роллинс тихо выругался. — Что? — спросил Командир. — Только не говори, что ты спустил в трусы, я тебя в бараний рог согну и сам выебу! — Я смотрю, твой киборг не такой отмороженный, как кажется. Солдат замер, перестав даже дышать. Запоздало вспомнил: луна светила прямо на него, как чертов прожектор. Непростительная ошибка для снайпера — упустить такое из виду. Насколько же его вывела из строя эта... эта... дестабилизация! Командир перекинул ногу через Роллинса и оказался очень близко, в личной зоне, куда совались вне спаррингов только медики, нервируя Солдата до агрессии. — Так-так-так, — сказал Командир. В голосе не было угрозы, недовольства, он звучал ниже обычного и как будто даже весело. Хотя чему радоваться, если лучший снайпер Гидры так проебался, Солдат не знал. Против света Солдат едва различал его черты. Командир разглядывал в упор, от него хотелось прятать глаза. Металлическая ладонь прикрывала Солдату пах, и не двигаться там было тяжелее всего — хотелось сжать в горсти, мять, пока... Он не очень помнил, что должно случиться, чтобы это прекратилось, но тело подсказывало, что будет хорошо. Стальная выдержка сковала тело, превратила в статую. — Убери-ка руку, — проворковал Командир, и Солдат послушался. Он не мог не послушаться. И не потому, что это Командир. Иногда на заданиях Солдат зарывался, получал потом пиздюлей, и в этом не было ничего нового или особенного, но сейчас голова шла кругом и хотелось только одного: трогать себя между ног. Он терялся в этом. Даже если Командир решит наказать, так будет лучше, чем плавать в этом неуместном, муторном желании. Командир положил ладонь на освободившееся место. На эту выпуклость в штанах, на его член, обычно без выкрутасов выполнявший свою простую функцию, но сейчас болезненно упругий и тяжелый. Солдат вскрикнул и сам же вздрогнул от звука своего голоса в ночной тишине. Солдата тренировали не сгибаться даже под пытками, но вот это выломало все его защитные механизмы. Он с ужасом понял, насколько на самом деле уязвим — он, привыкший думать о себе как о Железном Кулаке Гидры, об оружии, сформировавшем век! Будь это кто угодно другой — Солдат убил бы как минимум для того, чтобы его тайну не слили врагам организации. — С огнем играешь, — сказал Роллинс. — Завались, — все тем же мягким тоном отозвался Командир. — Позырим хоть, что там за калибр, а то раньше такого не бывало, да, принцесса? Ты же не стеснительная девочка? Покажешь мне? Вопросы не требовали вербальной реакции. Ловкие пальцы расстегнули штаны. Командиру не раз приходилось его раздевать, когда Солдат был ранен, но сейчас все было иначе. Колени безвольно раскинулись, подпуская ближе. Дыхание Командира, частое, будто после пробежки, обжигало щеку. Он выпустил член Солдата из тесного плена одежды и снова накрыл рукой. Горячей влажной кожей к коже. Солдат дернулся всем телом, с размаху впечатал живую ладонь себе в лицо, зажимая рот этой пощечиной, чтобы не вскрикнуть. Не застонать. — Совсем не отмороженный, нет, — прошептал Командир. Он наклонился так близко, что его шепот обдавал ухо жарким дыханием. — Горячий. Нравится смотреть на нас с Джеком? Хочешь поиграть? Давай, я разрешаю. Выебешь меня своей красивой игрушкой? Ты знаешь как? — Ты ебанулся, — простонал Роллинс. — Я готов исполнять, — сказал Солдат, выудив из урагана ошметков мыслей хоть что-то, что машинально всплыло само. — Хороший мальчик. Командир торопливо стянул с себя оставшуюся одежду, прильнул всем телом, окончательно прижимая Солдата к стене. Обычно Солдат не выносил такого, начинал паниковать, но прикосновения к члену переключали, отвлекали, заставляя концентрироваться только на них. Командир плюнул на ладонь, сунул руку себе за спину, потом сел Солдату на бедра — и стало так тесно, так жарко, что Солдат подался навстречу, и именно это нужно было, чтобы хорошо превратилось в охуенно. Командир плавно двигался на его члене. Приподнимался и насаживался, не выпуская из себя. Горячо дышал в висок, пах сигаретами, зубной пастой. На коже его смешивался запах чертовых роз и его родной, пряный аромат пота. Солдат дышал им, стараясь запомнить так, чтобы даже обнулением не смыло. Он сполз спиной на пол, но это было неудобно. Напряг пресс и сел вертикально, прижался к груди Командира всеми застежками и ремнями. Они мешали, жали, наверняка царапали, но Солдат боялся, что кожей к коже просто не выдержит. Его унесет этой волной в открытый океан и там утопит. Подбрасывая бедра навстречу чужому телу, он подобрал под себя ноги и опрокинул Командира на спину. Роллинс дернулся было к ним — боялся, видно, что Солдат слетит с катушек, — но Командир сладко застонал, оплел руками за шею, закинул ноги Солдату на поясницу. Командиру было по кайфу. Командира все устраивало. Жар внутри нарастал. Тяжесть в яйцах подгоняла, и Солдат вбивался все яростнее в жесткое, сильное, но теперь такое податливое тело под ним. Слышал, как срываются с губ Командира вздохи, стоны и бессвязные слова — от «ебаный ты в рот» до «господи боже». Наконец тот стиснул зубы, зашипел, сжался на члене, а потом обмяк, будто потерял сознание, и Солдат притормозил, испугавшись, что натворил дел. — Ты гребаный монстр, — сказал Командир, гладя его по щеке, и голос у него был хриплый и сытый, как будто это была похвала. — Я уж и не помню, когда вообще кончал вот так, от одной долбежки. Он поерзал под Солдатом, лег как-то вкривь, погладил по заднице. Смотрел в упор, в лунном свете глаза его казались темными, нечеловеческими. Скользнул пальцами в ложбинку между ягодицами, щекоча. Солдат не возражал. Пока Командир не пытался слезть с его члена, было пофиг на весь окружающий мир. Лениво подумалось — вот если сейчас в окно сунутся враги, они ж всех положат. Включая Солдата. Неудивительно, что вот это вот, «поиграть», Солдату не давали. Хваленое оружие Гидры. Сдох бы, не успев даже штаны подтянуть. Командир всунул палец в отверстие, которое до сих пор Солдат тоже считал чисто техническим — но, видимо, зря. Ночь удивительных открытий! Второй палец входил туговато, Солдат тихонько заскулил Командиру в шею, и тот убрал руку, мазнул себе по животу — и когда пальцы вернулись в непривычное место, они оказались скользкими. Так было лучше, Солдат благодарно потерся щекой. — Нравится? — спросил Командир. Солдат кивнул. — Хочешь еще? Солдат хотел. Не очень понимал, чего конкретно, но Командир успешно соображал за него. Пока не промахивался. Командир позвал: — Джек. — И Солдат понял, что начисто забыл о человеке за спиной. Он, для начала, вообще кого-то пустил за спину. А потом забыл. Он обернулся. Роллинс двигал рукой по своему члену, сидя рядом. Смотрел. — Джек, — простонал Командир, — давай, выеби его. — Я не самоубийца, — хрипло отозвался Роллинс. — Он не тронет, — выдохнул Командир между толчками, — да, детка? Дашь Джеку присунуть тебе немножко? Солдат неуверенно кивнул. Спиной ощутил, что чужое тело приблизилось вплотную. Туда, где были пальцы Командира, вдавилось что-то куда крупнее, раздвигая внутри непривычно и неприятно. Он дернулся было, но Командир обнял за шею, прижал к себе, притянул и не пускал. Шептал какую-то чушь на ухо про то, какой он хороший мальчик, какой горячий, страстный и что будет хорошо, будет лучше, и Солдат держался, пока действительно не стало лучше. Командир поцеловал его, вылизал губы, зубы, потом небо, просочившись через все преграды. Голова шла кругом. Роллинс вдвигался в него сзади и снова выходил, раз за разом, и Солдат расслабился, позволяя этим движениям толкать его в Командира. Мерно, плавно покачиваясь. — Так и знал, что все кончится оргией, — пробормотал Роллинс и положил ладонь Солдату на бок, поверх куртки. Он не искал контакта так, как Командир, не прижимался, не терся всем телом. Только двигал бедрами, входя раз за разом все глубже, пока не всунул целиком, на всю длину. Тогда навалился тяжело на спину, рыкнул в шею. Приподнял, закидывая ему на плечи ноги Командира. — Вот так он любит больше всего, — шепнул и снова навалился, складывая Командира пополам и втрахивая его в пол Солдатом. Командир зажал себе рот и почти выл в сгиб локтя. Солдат летел куда-то без тормозов, не успевая отслеживать ощущения. Сжатый спереди, раскрытый сзади. Всего становилось слишком много, мир дрогнул... Солдат кончал бесконечно долго, мучительно содрогаясь всем телом. Он всхлипывал от переполнявших его чувств, от этого удовольствия, и Командир прижимал его голову к своему плечу, трепал по волосам. Едва слышно смеялся, шептал: «Тише, тише!» Потом Роллинс ушел в душ, задница после него была такая мягкая и, ну, пустая. Солдат остался лежать на Командире, на — и в. Командир гладил, и гладил, и гладил, и Солдат уплывал в сон, где качалась лодка на зеленой прозрачной воде, рябили блики света. Ему так давно не снились сны. Он даже не проснулся, когда его спихнули, обтерли мокрым полотенцем и запаковали обратно в штаны. Сквозь сон пробивались голоса, Роллинс ворчал: — Супера и то укатал… Говорю ж, с живого не слезешь… А Командир только смеялся тихонько совсем рядом, на расстоянии вздоха, и Солдату было уютно и спокойно, как не было уже много, много лет.