Кровь стекает незаметно, по рукам – брусничным соком, По косе – багряной лентой, алой ниткой на платок. Слева – ряска и трясина, справа – дягиль и осока, У хозяина болота голос ласков – нрав жесток.
Ветер надрывно завывал меж деревьев. Мрачные тучи тяжело нависали над холмами. Окружающий мир будто в одночасье лишился всех своих цветов, становясь унылым, серым и даже мрачным. В отдалении раздался грохот грядущей грозы. В тишине отчетливо было слышно мерное цоканье копыт. На один из холмов поднялся всадник на черном коне. Всадник был юн и весьма красив. Его волосы густой копной развивались за спиной. Его одежды были краснее клёна, а кожа – белее снега. Он раздражённо смахнул смоляные пряди с лица. Всадник хмуро взглянул в даль. Там проходила практически видимая граница: если ближе к всаднику мир был пускай и мрачным, но обычным, то в половине версты от него, казалось, будто начиналась другая реальность: небо было чернильно-чёрным, на нем, вопреки всему, бриллиантами сияли давно забытые звёзды чужих надежд. Трава в их неверном свете казалась созданной из лунного серебра. Деревья тёмно-фиолетовыми стволами стремились к небесам, а листья при малейшем дуновении ветерка начинали звенеть точно колокольчики. Крупные холодные капли барабанили по обнаженной коже, склеивали волосы сосульками, падали в рот, заливали глаза и превращали быстро раскисающую землю в настоящую непролазную топь, но всаднику было плевать на неудобства. Всадник спешился. Раскрыв над головой алый зонт, он хлопнул по крупу лошади, отсылая ее назад. В седельной сумке покоилось послание "От Хуа Чэна ордену...". В ближайшие несколько месяцев это будет последняя весть от него.***
Неделей ранее
Хуа Чэн бессовестно зевал, показательно рассматривая лепнину на потолке. Собрание ордена Чистой Лилии длилось уже который час. Ничего не менялось. Каждый из лордов гнул свою линию, ни в чем не желая уступать другим. Можно было бы подумать, что так они заботятся о своих подопечных, но, увы, Хуа Чэн не был столь наивен. О, он прекрасно знал, что эти... Лордишки заботились лишь о своем благополучии, их давно прогнившим душонкам было глубоко наплевать на остальных. Порой Хуа Чэн задавался вопросом, каким образом ЭТО для окружающих продолжало быть благородным собранием глав ордена Чистой Лилии. Вопрос сложный и требующий тщательного анализа, как раз то, что нужно, что бы занять себя хоть чем-то на этом "интереснейшем" собрании. Не сдержав ещё одного смачного зевка, Хуа Чэн небрежно закинул одну ногу на другую, погружаясь глубже в свои размышления, полностью отрешаясь от окружающего его мира. Собрание всё длилось и длилось. Хуа Чэн закрыл глаза, погружаясь в некое подобие дремоты. — Глава клана Хуа!.. Глава клана Хуа!.. — Хуа Чэн раздражённо приоткрыл глаз. И что этим... этим понадобилось от него? Хуа Чэн невольно поразился, как на нем ещё одежда не загорелась от направленных на него взглядов. Хуа Чэн потянулся и лениво обратил свое внимание на говоривших. — Глава клана Хуа, так какого Ваше мнение по этому вопросу? — ещё раз спросил говоривший. — Не имею ни малейшего понятия, — осклабился Хуа Чэн. — Глава клана Хуа... Мы обсуждали угрозу королевства Сяньле. А также устранение угрозы посредством убийства ее правителя, — пояснил ему глава ордена Чистой Лилии. Хуа не любил этого человека, но уважал. И к тому же его клан пускай и не входил, но подчинялся. —...Мы решили, что Сяньле слишком сильна, и посылать туда армию не логично, крайне затратно и принесет лишь убытки. Так что Вы, глава клана Хуа, отправитесь туда в одиночки с единственной целью – уничтожение сердца этого зла, Императора Сяньле, так же желательно забрать с собой наследника. Несчастное дитя с детства находящееся в этой обители зла... Надеюсь, его душу ещё можно спасти. Хуа Чэн собрался и сосредоточился – к этой миссии надо будет подготовиться.***
Хуа Чэн с удовольствием воспользовался предоставленным доступом в библиотеку ордена, включая и ее секретные залы. Возможно, он случайно заглянет в несколько свитков с интересными секретными техниками, совершенно ненамеренно, точно. Впрочем, сначала надо будет собрать максимум информации о его задании. Что ж... Конкретики было мало. В основном это были пустые домыслы, да слухи. Исходя из них, следовало то, что Сяньле это страна беспроглядного мрака и хаоса. Принято считать, что людей там нет, а если кто и выглядит человеком, то им точно не является. Империя до основания пропитана эманациями тьмы и зла. Она пропитала даже души жителей Сяньле, деформируя их. Говорят, абсолютно каждый в империи обладает магией. Точных карт империи Сяньле нет. Опять же, только устные рассказы тех, кто сумел вернуться. Они же утверждали, что империя – это как другой мир. Там все дожди кислотны, а туманы ядовиты. Все животные агрессивны и стремятся уничтожить всё и вся. Отдельное внимание стоит уделить правителю Сяньле. Личность это воистину занимательная. Достоверной информации о нем ещё меньше, чем о его империи. Слухов же... О, их хватит что бы заполнить ими всю библиотеку. Хуа Чэн мрачно вздохнул, задумчиво потирая подбородок. Сколько времени ему потребовалось чтобы отыскать всю полезную информацию о Империи Сяньле? Отсеять крупицы полезной информации от всей той кучи шлака? Несколько часов. А по ощущениям, он тут не меньше сотни лет. Хуа Чэн ещё раз тяжело вздохнул. Кажется, на одной из полок было что-то ещё. Хуа Чэн потянулся за новым свитком. Император Сяньле, как правило, не упоминался всуе. Чаще всего его упоминали вместо проклятия. Его имя никто не знал, поэтому его звали либо императором, либо... Либо Белой катастрофой. Безликим бедствием. Говорят император Сяньле настолько уродлив, что прячет свое лицо под двуликой маской. Или лица у императора вообще нет. Он величайший чародей, его воле подчиняется хаос и тьма, мрачной тенью он прячется в углах. При его шагах будто сама земля стонет, умирая. Несёт он только смерть и разрушения. Никто никогда его не видел. Точнее, не было никого живого, чтобы рассказать об этом. Если встретишь его, то исход лишь один – смерть. И его Хуа Чэн должен был убить?.. С другой стороны от Белой катастрофы находился его ребенок. Нет точной информации о том дочь или сын у него. Скорее всего сын, исходя из всей известной Хуа Чэну информации. Наследный принц был воистину прекрасным и невинным цветком, каким-то чудом выросший на проклятой земле империи. Наследный принц прекрасен и чист лицом, своею красотой он затмевал Луну и звёзды. Этот юноша обладал кротким нравом, он был благороден, всегда стремился помогать людям. Кажется, он был полной противоположностью своего отца-императора. Столь прекрасный юноша, вырос в столь ужасном, темном и мрачном месте. Но, не смотря на это, остался чистым и светлым. Ходят слухи, что Император Сяньле, Безликое бедствие, безмерно любит его, и столь же безмерно ненавидит. Он считает свое единственное дитя истинной драгоценностью, чистейшей жемчужиной света, которую требовалось всячески защищать и оберегать. Ненавидел же его император ровно за тоже, свет принца противоречил самой сути императора, поэтому Владыка Сяньле всячески стремился сломать и извратить душу наследного принца, запятнать ее тьмой. Император стремился сделать из наследника свою копию. Пока ему это не удавалось. А Хуа Чэн должен в принципе не допустить этого. Ему нужно выкрасть принца и убить Императора до этого момента. Хуа Чэн вздохнул. И стал планировать свои действия.***
Хуа Чэн вырвался из тумана воспоминаний, возвращаясь в реальность. Он остановился недалеко между обычным миром и Империей Сяньле. Беззвучно прошептав заклинание, Хуа Чэн безразлично наблюдал в кривом отражении лужи, как черты его лица поплыли, делаясь ещё более юными и тонкими, рубиново-алый глаз также подёрнулся рябью, чернея и становясь точной копией другого глаза. Юноша мягко соскользнул по мокрому от дождя склону холма к дороге. Эта была старая, даже древняя дорога, мощённая чернильно-чёрным камнем, она петляла меж холмами, подходила к границе и уходила дальше за нее, прямиком в неизвестность. На расстоянии пятидесяти шагов друг от друга на обочине дороги стояли каменные стелы с изображениями древних божеств, которые сжимали в своих узловатых пальцах фонари. Чем ближе они были к границе, тем ярче становился неверный призрачный огонь в них. Хуа Чэн осторожно ступил на дорогу. Едва вторая нога коснулась чёрного булыжника, Хуа Чэну в спину врезался мощный порыв ледяного ветра, который, казалось, пробирал до костей. Он был настолько силён, что Хуа Чэн пошатнулся, едва не упав. Юноша с трудом удержал равновесие. Стоило ему сделать шаг в сторону, границы его настиг ещё один порыв ветра, который был ещё сильнее чем предыдущий. Ветер немилосердно вцеплялся своими леденящими пальцами в Хуа Чэна, змеями пробирался под развивающиеся одежды, жестоко кусал своими морозными клыками открытую кожу. Этот порыв ветра никак не желал прекращаться, он всё сильнее и сильнее налегал на Хуа Чэна. Потоки ветра были столь плотными, что Хуа Чэн едва ли мог что-то разглядеть вокруг себя. А леденящий душу вой ветра не давал что-либо услышать. Хуа Чэн с трудом стоял на месте, противостоя разбушевавшейся вокруг него стихии. Последний порыв ветра был настолько силён, что Хуа Чэн оступился. Бушующий вокруг него ветер радостно взвыл, празднуя свою победу над непокорным человечком. Резко закружив вокруг Хуа Чэна, ветер вцепился в него, пробираясь невидимыми когтями под кожу, хватаясь за кости юноши. Хуа Чэна что-то***
Тяжело выдохнув, Хуа Чэн с трудом поднялся на подрагивающие ноги. Ужасающих порывов как небывало. Вокруг гулял лишь лёгкий, невинный ветерок. Впрочем, доверять ему Хуа Чэн не собирался. Юноша напрягся. Он был не там, где должен был. Вокруг стояла гробовая тишина. Хуа Чэн всё ещё стоял на той самой чёрной древней дороге. Но определённо не в том месте, где был изначально. Над головой Хуа Чэна раскинулось бескрайнее небо, оно казалось черным провалом в Ничто, на нём не было даже звёзд: ни привычных Хуа Чэну, ни тех, что он видел стоя у границы. Что-то подсказывало Хуа Чэну, что границу он уже пересёк. Хуа Чэн внимательно осмотрелся: дорога начиналась и уходила в никуда, фонари по обочине едва освещали на пару шагов вокруг себя. Всё остальное скрывал туман, который казался плотным и, подобно студню, наползал на дорогу, уничтожая жалкие остатки видимости. За спиной Хуа Чэна раздался тихий скрип. Хуа Чэн резко обернулся и невольно вздрогнул. В первое мгновение его сковал страх – на него пустыми глазницами жутко пялилось старческое лицо, в котором едва ли узнавалось что-то человеческое. В следующее же мгновение Хуа Чэн понял, что это была лишь одна из тех жутких стел, которые освещали эту дорогу. Хуа Чэн ещё раз обернулся вокруг собственной оси, но всё равно ничего интересного не заметил. Разве что... Вон те сиреневые искорки в тумане выглядели подозрительными, да и, вспоминая прочитанное в библиотеке, сам этот туман скорее всего ядовит. Или проклят. Или и то, и другое. В общем, лучше в него не соваться. Хуа Чэн подошёл к краю дороги. Раздался гул и перед ним появилась полупрозрачная стена зелёного пламени. Гул нарастал. Глаза стел древних божеств засветились призрачным зелёным, их рты раскрылись, издавая этот низкий гул. От глаз по всем обелискам стали расползаться светящиеся узоры, которые, переплетаясь между собой, складывались в запутанные печати. Этот же свет стал спускаться и на дорогу. Сначала он разлился между плитами с которыми была вымощена дорога. После чего свет стал пробиваться и из самих плит. Из плиты под ногами Хуа Чэна вытянулись призрачные костлявые руки, которые попытались схватить юношу. Хуа Чэн подпрыгнул, приземляясь в середине дороги. В руках в мгновение ока оказалась верная сабля. В этот же миг всё прекратилось. На дорогу опустилась прежняя мёртвая тишина, свечение пропало. Глазницы изображённых на стелах божеств вновь опустели, а рты закрылись. Казалось будто тут ничего не происходило, и это была самая обычная дорога. Хуа Чэн оставался в полной боевой готовности. Внимательно осматриваясь, он вновь подошёл к краю дороги. Как только ему остался шаг до того, как покинуть её пределы, божества вновь раскрыли рты, их глазницы засветились, а перед Хуа Чэном появилось зелёное пламя. Он стал дожидаться, когда его вновь попытаются схватить и сделал пару шагов назад. Пламя исчезло, а стелы стояли, как ни в чем ни бывало, и прикидывались самым обычным булыжниками. Хуа внимательно присмотрелся к краю дороги, желая проверить свою теорию. И действительно – по краю дороги шла незаметная для простого человека зелёная полоса. При столкновении с ней туман отскакивал назад и на саму дорогу не заходил. "Значит, это заклятие не только не даёт мне выйти за пределы дороги, но и не даёт проникнуть сюда ничему извне... " — рассуждал Хуа Чэн — "Пока придётся идти по этой дороге".***
Хуа Чэн шёл не издавая низ звука где-то около двух часов, судя по ощущениям. Ничего не менялось. Изображения божеств на стелах всё также безучастно наблюдали за ним пустыми провалами глазниц, туман клубился по границам дороги, а тьма пожирала всё, что находилось дальше, чем в десяти шагах от него. Тишина уже стала порядком давить на нервы. Она явно не предвещала ничего хорошего для Хуа Чэна. Тишина на пару с тьмой окутывали его ватным покрывалом, удушая. Не было даже ветерка, Хуа Чэну начинало казаться, что он топчется на месте. В конце концов Хуа Чэн решил опуститься на привал. Он подошёл к одной из стел и, внимательно оглядываясь, опустился на землю. Судя по внутренним часам, Хуа Чэн был в пути уже довольно давно. Не удержавшись, он на секунду прикрыл глаза...***
Тишину разорвал тихий свист. Хуа Чэн дёрнулся и распахнул глаза. В руке мгновенно появился кинжал. Гибкой кошкой юноша оказался на ногах. Глаза забегали по окружающему пространству. Вокруг по прежнему было темно и тихо. За пределами дороги шуршал туман (чем он это делал?). Определить сколько времени он пробыл в забытьи решительно не удавалось. Ничего не происходило. Хуа Чэн даже засомневался, не показался ли ему свист. Воин уже собирался обратно опуститься на землю, как тот свист зазвучал вновь. Он резко дёрнулся к источнику звука. Небеса пронзила стрела красного света, распускаясь алым цветком в небесах. Следом взлетела зелёная вспышка... Золотая... Где-то запускали салюты. Хуа Чэн завороженно смотрел, как в небе распускаются прекрасные цветы. Что ж, теперь он знал, куда следует двигаться.***
Имея цель и зная, что дорога не ведёт в никуда, Хуа Чэн стал идти гораздо быстрее. Пейзаж оставался неизменным, разве что в дали то и дело вспыхивали созвездия салютов. Через некоторое время до Хуа Чэна стал доноситься шум развесёлой толпы. Немного подумав, Юноша спрятал кинжал в потайное крепление на руке, которое было скрыто рукавами его алых одежд. Через пару поворотов дороги перед взором Хуа Чэна забрезжил силуэт города. Он придирчиво осмотрел свой вид: поправил золотые тесёмки, отряхнул подол, разгладил воротник. Гордо выпрямив спину, Хуа Чэн шагнул в расписные ворота.***
Судя по всему, в городе проходило какое-то празднование. Повод для торжества явно был значимым, город весь сиял. Меж домами были перекинуты гирлянды из светящихся цветов, которые Хуа Чэн до этого никогда не видел. На стенах змеились тускло мерцающие узоры. По всей улице в хаотичном порядке парили странные сферы. Подойдя к одной из них, Хуа Чэн с удивлением понял, что это нечто вроде коробочки хлопка. Пройдя немного вперёд, Хуа Чэн понял, что он скорее всего на главной улице – вокруг него развернулась прекрасная ярмарка. Звучала музыка, а зычные голоса созывали на танцы. Хуа Чэн порадовался, что выбрал именно эти одежды – в них он идеально вписывался в окружение. По ногам Хуа Чэна внезапно скользнуло что-то холодное. Он вздрогнул. — Прос-с-стите, — раздалось со стороны. Обернувшись, Хуа Чэн столкнулся взглядом с... человеком? Змеёй? Чем-то средним. У представшего перед ним... Существа был человеческий торс, но вместо ног виднелся длинный змеиный хвост, который как раз нечаянно и коснулся Хуа Чэна. Также у незнакомца были змеиные глаза, а кожа в некоторых местах сменялась чешуей. — Почему Вы не прис-с-соединяетесь к празднику? —полузмей неловко улыбнулся, наблюдая за шумной толпой. — Я только недавно прибыл... — Ох, вы из дальних мес-с-ст? Как жаль, что вы пропус-с-стили начало празднования дня рождения нас-с-следника... — Действительно... — Что ж, тогда позвольте этому недос-с-стойному пос-с-советовать вам отправиться вон в ту с-с-сторону, — змей махнул рукой, — Там прос-с-сто чудес-с-сные маньтоу. Поблагодарив, Хуа Чэн отправился в указанном направлении.***
Люди и прочие окружающие Хуа Чэна существа гуляли так, будто делали это в последний раз в жизни. Повсюду мелькали кувшины и чаши с вином, на камнях раскаленной печи запекались новые и новые пироги. Шум, казалось, шел даже от обычно безмолвных стен (хотя...мало ли какие тут стены? Вдруг, здесь они не молчат?). Все пространство заполняли собой голоса и музыка. Каждый музыкант наигрывал свою собственную мелодию, но по непонятным причинам эта какофония не оглушала, а сливалась в единую реку, состоящую из праздничных звуков. Хуа Чэн аккуратно пробирался сквозь разномастную толпу, думая, где бы найти подходящую таверну или игорный дом, чтобы узнать некоторую информацию.***
Цветные одежды и смеющиеся лица мелькали и тут же исчезали, в толпу ныряли карманники, надеявшиеся на большой куш в такой день. Посередине ярмарочной площади, где обычно находился рынок, выделили пространство для танцев. Музыканты старались изо всех сил. Сегодня хорошая музыка — громкая музыка, и шума здесь достаточно. И люди благодарили за этот шум громкими криками одобрения и быстрыми танцами. Хуа Чэн планировал обойти эту толпу и свернуть куда-нибудь, где будет чуть посвободнее, но не успел, его спину врезалось странное оленеподобное существо, толкая его в толпу, а мгновением позже в рукав его одежд вцепилась чья-то крепкая рука и в один момент затянула в самую середину танцующих. — Не согласится ли добрый друг потанцевать со мной? — Перед глазами мелькнуло юношеское лицо с очаровательной улыбкой. Поток танцующих, подобно речной волне, подхватил Хуа Чэна и его внезапного спутника, сделав частью этой общей реки. Они кружились, держась за руки, незнакомец, втянувший его в танец, мягко смеялся, щуря свои необыкновенные золотые глаза. От его прикосновений к коже все внутри будто бы пылало, хотя ладони, вцепившиеся в Хуа Чэна были холодными (Хуа Чэну определённо не захотелось в тайне согреть их своим дыханием). Но душу буквально разрывало на части все время, пока длился этот танец. Незнакомец и сам походил на хрустальную реку, он двигался уверено, не напирал, двигался больше назад, чем вперёд и ни разу не задел никого из танцующих рядом, а ведь на площадке было тесно. Это напоминало приглашение в гости, но как только ты ступаешь ногой на порог, дверь захлопывается перед носом. Вынырнули из речной глубины они вместе, выскочив в образовавшийся на миг свободный проход. Незнакомец смеялся, прикрывая улыбку длинными рукавами и щуря глаза за прорезями витой маски. — И что это было? — Господин выглядел так, будто очень хочет танцевать, но не с кем. А я тоже пришел на праздник один, вот и решил… — он продолжал тихо говорить, так до конца и не отсмеявшись. Теперь у Хуа Чэна хотя бы перед глазами все не кружилось и можно было рассмотреть спутника. Красивые белые летящие одежды, с тонкими золотыми узорами. Часть волос собрана в пучок белой лентой. Верхнюю половину лица скрывает резная золотая маска. — Прошу, не гневайся, добрый друг. Мне показалось, что ты столь одинок в этой толпе... Не согласишься ли продолжить празднование со мной?... Предлагаю пройтись до тех артистов! Подходящий момент для того, чтобы развернуться и уйти, был упущен. Артисты волокли за собой огромного волка на цепи, молодой мужчина под благодушные аплодисменты жонглировал чуть ли не десятком яблок. И миниатюрная девушка, такая тонкая, что ее можно было сравнить с веткой бамбука, балансировала на верёвке над толпой под восхищённые вздохи. Вот она прыгнула на середину, сделала разворот на одной ноге и поклонилась, устремив взор ввысь. Внезапный спутник Хуа Чэна следил за ее движениями и в один момент резко вздрогнул. — Она же сейчас упадет! Девушка, танцующая на тонкой верёвке так, будто летала по воздуху без меча и крыльев, вдруг пошатнулась и взмахнула руками в попытке зацепиться хоть за что-нибудь. Но нет. Она упадет прямо на землю, переломавшись насмерть. Мгновение, чтобы перекинуться взглядами, ещё одно на то, чтобы тенью метнуться под натянутую верёвку. Толпа ахнула, когда бродячая артистка приземлилась прямо на подставленные ей четыре руки. Целая и невредимая. Незнакомец аккуратно помог девушке встать на землю. Удрученно качая головой, он произнес: — Молодая госпожа должна быть осторожнее, ведь у неё нет крыльев, чтобы летать... Девушка распахнула свои глаза в немом шоке. Однако, в следующее мгновение шок от своего спасение сменился на удивленный, даже пораженный. В глазах смешалось неверие на пополам с благоговением. Человек в маске, который поймал ее, улыбнулся немного странной и печальной улыбкой в ответ. А затем, внезапно, заговорщицки подмигнул. Красавица, только открывшая рот, сразу его закрыла и быстро кивнула. Хуа Чэна не могли не насторожить эти переглядки, однако пока что он решил держать свои подозрения при себе. Ровно до тех пор, покуда ему нужен проводник в этом месте. Юноша в маске опустил танцовщицу на землю и вернул свое внимание к Хуа Чэну. — Молодой господин, всё-таки этот должен признать, что наше знакомство было весьма своеобразным и скоротечным, так что позвольте мне исправиться и пригласить вас отужинать? Хуа Чэн только кивнул***
— Возможно, это место покажется тебе не слишком презентабельным, но все же нигде нельзя распробовать местную кухню лучше, чем здесь, — юноша игнорировал лежащее перед ним меню, пока сам Хуа Чэн, наоборот всматривался в картонку, пытаясь выцепить из названий блюд хотя бы что-то. Впрочем, на самом деле хуа чэн был занят оговоркой юноши о местной кухне, Хуа Чэн не мог понять, была ли это случайная фраза или его спутник оказался излишне прозорлив. — Ах, тут все довольно специфическое, — юноша выдохнул и, заметив вопрос в чужих глазах, продолжил. — Не знаю, что выбрать. Все выглядит... необычным. — Тогда позволь мне сделать выбор, — спутник Хуа Чена, который уже успел представиться Се Лянем, получив в ответ "Сань Лан", мягко улыбнулся. Пока Се Лянь делал заказ, состоящий из названий блюд, которые Хуа Чэн слышал впервые в жизни, Хуа Чэн в это время без энтузиазма глядел по сторонам. Вдалеке от них горела зажжёнными ночными фонарями торговая площадь. Гуляющие там существа громко переговаривались между собой, смеялись, и , казалось, жили самой обычной жизнью самых обычных людей — Как тебе Сяньле? — невероятно светло и тепло улыбнулся Се Лянь. — Всегда интересно узнать, как выглядит город глазами иностранцев. Хуа Чэн напрягся. Значит ему не показалось. Его спутник догадался о том, что он не из Сяньле. Устранить Се Ляня явно не выход. При таком количестве народа провернуть такое трудно, да и... Хуа Чэн не уверен, что смог бы... вопрос лишь в том, что именно Се Лянь будет делать с этим знанием. И как он, Хуа Чэн, мог так опростоволоситься, если его подловил какой-то вчерашний подросток? Только если это не обычный подросток , а… Последняя теория Хуа Чэна о том, кем является Се Лянь была излишне жизнеспособна, что не давало Хуа Чэну увериться в том, что от Се Ляня можно в случае чего избавиться без проблем. Особенности выговора, интонации, манеры, все это выдавало в Се Ляне не простого чело... существо, — Исправился Хуа чэн, — С учетом внешности и того, как тот к нему относится, Хуа Чэн был готов поспорить, что Се Ляня он и должен "спасти". Атмосфера резко похолодела на несколько градусов как минимум. Се Лянь, проигнорировав возникшее напряжение, мягко рассмеялся и прищурил свои удивительные янтарные глаза за маской: — Не стоит беспокоиться, Сань Лан, никто кроме меня и... моего... родственника? Никто не сможет понять, что ты не отсюда... нет ничего плохого в том, что ты не отсюда, все-таки не ты первый, не ты последний бежал сюда из-за границы. И все же, что ты думаешь? Хуа Чэн задумался. Не говорить же ему, что Хуа Чэну все равно на империю Сяньле, ему нужно лишь его чёртово задание... Постойте... НЕ первый сбежавший? О чем это он? Кто-то добровольно уходил сюда? Хуа Чэн постарался не выпустить ни одну из своих мыслей наружу, все-таки он не настолько сошел с ума, чтобы так безосновательно доверять едва знакомому Се Ляню.Хуа Чэн допустил критическую ошибку, не заметив, как губы Се Ляня растянулись в странной улыбке, словно тот догадывался, что случайно брошенная им ранее фраза обратилась первыми семенами сомнения в разуме Хуа Чэна, осталось лишь правильно их взрастить.
— Ну-у-у, — протянул Хуа Чэн, постаравшись натянуть на себя самую из очаровательных улыбок, — Очень… колоритно. Но, если честно, я ожидал, что здесь люди не настолько человечны, или что-то типа того. Се Лянь посмотрел на Хуа Чэна самым серьезным взглядом и, вдруг рассмеялся: — И что, везде во вне гуляет такое мнение? — Нет, — Хуа Чэн неожиданно смутился и поспешил перевести тему. — Здесь очень атмосферно. И всё такое непривычное. — Вот оно что, — Се Лянь подпёр лицо ладонью, — Боюсь представить, какое могло сложиться первое впечатление. Черт. Се Лянь каким-то образом читает его, как открытую книгу. Хуа Чэн, к собственному шоку, занервничал. Неужели он так плохо скрывает эмоции? Какой же из него тогда глава клана? — Сяньле – место необъятное, — Продолжил юноша в маске, — Здесь у каждого угла есть своя история, отличающаяся от других. Возможно, здесь кажется всё не таким мягким и приятным, как оно есть на самом деле, все-таки Империя действительно сильно отличается от других мест, но все же, не стоит судить о книге по ее обложке. Здесь на все надо смотреть под правильным углом. Юноша осмотрелся. Нет, все оставалось таким же, как и было мгновение назад. На секунду хуа Чэну показалось, что к поворачивание головы его подтолкнул***
Наконец-то выйдя из ресторана, Се Лянь в очередной раз одарил Хуа Чэна невероятно теплой улыбкой и мягко протянул ему руку: — Сань Лан, прошу, позволь мне помочь тебе. Ты говорил, что хочешь подводиться во дворец, как наёмник, ищущий место в страже. Однако, ты понимаешь, что это будет невероятно сложно? Я вижу, что ты хороший человек, не замышляющий зла, а у меня есть определенная возможность помочь тебе. Не волнуйся, моя помощь будет заключаться лишь в том, что я могу подтвердить искренность твоих намерений. Так что, Сань Лан? Услышав это, Хуа Чэн впал в странно задумчивое состояние. Одна его часть говорила, что если его предположения, что Се Лянь наследный при... не последний человек в Сяньле, верны, то согласие на это предложение решит сразу массу вопросов. Изначально согласиться на ужин оказалось не просто хорошей идеей, а даже отличной. Мало того, что сам Се Лянь был невероятно милым и приятным в общении, оказался крайне эрудированным человеком, он ещё неволей приблизил его к продвижению миссии. Неохотно признавать, беседы с ним были невероятно интересными. Хуа был уверен, что за вечер он узнал вдвое, а то и втрое больше, чем мог бы вызнать за целый день у местных жителей. Другая же его часть, внезапно скооперировавшись с совестью, настойчиво просила подождать и обдумать все. Всё-таки уж очень странными были интонации Се Ляня в этом диалоге. За этим определенно что-то скрывалось. Вот только… была ли это наивная светлость Се Ляня или гениальный хитрый план для поимки Хуа Чэна? Он не знал, что и думать. Тем временем пауза затягивалась, Се Лянь все также стоял с протянутой рукой. Ситуация становилась все более неловкой. Хуа Чэн сделал глубокий вдох. И пожал руку. Едва коснувшись поразительно ледяной, особенно на контрасте с жаром кожи его самого, руки Се Ляня, Хуа Чену послышался грохот тяжёлых цепей вокруг него.***
Хуа Чэн стоял перед массивными дверями из чёрного дерева. Как Се Лянь и обещал, у Хуа Чэна не было проблем ни с удостоверением его личности, ни с подтверждением благонадежности; с испытаниями Хуа Чэн спокойно справился без чужой помощи (