Я тыщу планов отнесу
на завтра: ничего не поздно. Мой гроб ещё шумит в лесу. Он – дерево. Он нянчит гнёзда. ©Франтишек Грубин.1956г.
-Ты вообще когда-нибудь садился за руль? -Да что ты начинаешь! Сказал же – сейчас поедем! -Ладно-ладно, шофёр, только газ с тормозом не перепутай. Ну, разумеется, у меня не было прав. Последние 10 лет я, кроме школы, ничего не видел. А папа, казалось, вообще не замечал, что дома у него есть сын. Какие тут права. Но в целом, за рулём я чувствовал себя комфортно. Что не скажешь про Ваню на пассажирском. Хотя он всегда был с юлой в заднице. Так. В общем, сначала выжмем сцепление. Есть. Теперь включим первую. Это тоже есть. Так дальше аккуратно отжимаем муфту.. -Ну двигай ты уже! -Ваня, твою налево! Дай собраться. Значится аккуратно отжимаем сцепление… -Я бабу Шуру недавно видел, она на костылях и то быстрее ходит. Пришлось стукнуть этого недоумка по плечу. -Ай, всё-всё. Молчу… Теперь немного добавляем газку… После нескольких мгновений машина дала ход и успешно покинула гараж. -Вань, закрой ворота, пожалуйста. Я выехал на дорогу во двор. В принципе всё, полноправный участник движения. Пока не встретим милицию, конечно. -Откуда, кстати, у твоего батька новенький «М-1»? На нём же только председатели и председатели председателей катаются. – Ваня с обожанием рассматривал салон машины. -Говорит, подарили. Он же умный у меня. Главным инженером с десяток лет отпахал на самолётном, а недавно в директорах прописался. -Вот оно что. Тогда, Сёмушка, постарайся не угробить батин аппарат. -За это можешь не беспокоится. Мы выехали на главную дорогу. Спустя пару минут перед нами предстала широкая улица Москвы во всей своей летней красе. Машин было не так много, но зато народа- завались. На высоких зданиях красовались плакаты с первомая, которые отчего-то решили не снимать. В парках гуляли ещё недавние школьники, бабушки на скамейках обсуждали серьёзные планы по очистке капусты и правильной её заправке в пирожки, мороженщики торговали желанным пломбиром, который было крайне необходим в плюс 30 с лишним. Июнь, как-никак. Солнце жарило на полную, и отблески его лучей иногда слепили меня через лобовое. -Так, куда ты говорил? К Дорохову? Ну, показывай дорогу. – Я подъехал к перекрёстку с регулировщиком. -Да, Сёмка, щас налево. Ух и пьянка сегодня будет. Уже приметил кого будешь, ну это, ну это самого… Ты понял, короче… Отъехав от надоедливого мужика с полосатой палкой, я ответил, - А по тебе видно, уже приметил, небось, пол класса. Да, Казанова? -А чем чёрт не шутит. Всё, 10 лет школьных парт позади, можно как следует и поразвлечься. Тем более мы скорее всего и не снюхаемся больше. С ними, ну ты понял. Так что, забиваешь кого или нет? -Они что тебе, крупнорогатые чтоли, чтобы их забивать? Поумерь свой пыл. -Да ну тебя. По Вике своей сохнешь до сих пор, так и скажи. -Ой, только давай не будем об этом. -Да что ты мелишь, москаль. Сижу тут читаю тебя, как открытую книгу. -Так, чтец хренов, щас выскочишь отсюда. Ваня был больше меня, даже немного полноватым, так что выскочил он бы врядли. Но это работало. -Напомни мне, а зачем нам к Дороху? -Как зачем, а пить-то мы что будем? Этот патлатый мне ящик водки в карты проиграл. Ну, с его запасами не обеднеет. Тот ещё коммерс. -Коммерс? А если менты? -Да не ссы в штаны раньше времени. Мы же не покупаем. Мы изымаем. Почти как настоящая милиция. Всё дело в образе мышления, Сёмка. В образе мышления. -Образ образом, а два рубля ты мне до сих пор должен, картёжник, - из меня невольно вырвался смешок. -Сейчас сделку провернём, так сказать, и я всё тебе верну. Водкой пойдёт? -Ты меня за дурачка-то не держи. Так, а ну-ка заткнись. Мы проезжали милицейскую машину, которая остановила одного бедолагу. Синий Нами-1 напомнил мне одного знакомца, а вот, это он и был. Остановили дядю Гришу из местной мастерской. -Ну дела, оштрафуют старого. -А куда деваться. Хорошо что не нас. - И то правда. Поддай газку, не нравится мне здесь. Дорога начала выходить за город. Прямо в городе такого видного бутлегера, как Дороха, могли без проблем задержать, поэтому промышлял этот скользкий тип на дедовской даче. Он мне не нравился. Ваня достал из кармана папиросу, и прикурив, вбросил, - было бы неплохо и Санька ещё позвать, да не видел его давно. -Так он же в армии, не? -Вот не сидел бы ты днями в своих учебниках, знал бы об окружающем мире. Пару недель назад вернулся он. Только у Бабы Шуры его не видно. А старушка неважно себя чувствует. Часто заплаканной её вижу, хоть и не сознаётся совсем. Так, ладно об этом. Мы почти приехали. Маршрут Ивана привёл нас к небольшому посёлку. По асфальтированной дороге шагали гуси, а рядом с машинами бабы набирали воду из колодца, тащив их затем к дому на коромыслах. -Вот, вот здесь стопай. -Это его дача? -Да нет. Ты что, совсем дурной машину прямо к месту сделки вести? Дорох недалеко отсюда. -Будь по-твоему. Оставив машину за двумя улицами от места «сделки» мы двинули своим ходом. Ваня привёл меня к солидному домику, рядом с небольшим сараем. Никто нас не встречал. Минув калитку, во дворе мы увидели гусей и собаку на привязи. Собака была большая, а вот цепь… доверия не внушала. -ДОРОХ!!! ТЫ ДОМА? – Громогласно воскликнул Ванёк. Никто не отвечал. Ваня стал стучать по окнам, - ДОРОХ! Етить твою кочерыжку, куда ты делся?! К входной двери послышался неуверенный топот. После чего дверь легонько отворилась, на пару сантиметров, из которых был виден обезумевший глаз и дверная цепь, что была в два раза толще чем та, что на собаке. -Ты чего орёшь, как резанный?! Совсем что ли из ума выжил? – Поприветствовал нас товарищ Дорохов. -Да не шелести ты так. Мы к тебе по делу. Карточный долг свой помнишь? Так вот, пора отдавать. -Ничего я тебе не дам. Шумишь тут на всю республику, все псы режима уже, небось, съехались. -Если ты сейчас же не отдашь мне ящик водки, я Людке твоей всё расскажу. И о Кате расскажу, и о Свете… -Вот же маленький фашист! Ладно, жди здесь. -А ты умеешь найти подход, - одобрительно вкинул я. -Пф, годы практики, дорогой, годы практики. Через пару минут у нас на руках оказался добротной деревянный ящик, который гремел, как надо. -«Столичная»? -Не позорь моё славное имя, молокосос, конечно столичная! -Ладно. Надо нам как-нибудь с тобой ещё сыграться! Доброго тебе дня. Дверь резко закрылась, испугав сонного гуся неподалёку. Сделка была завершена. Когда мы переходили улицу, мимо нас проехало две милицейских каталажки. И остановились в аккурат у дачи Дорохова. Из машин вышли вооружённые, добрейшей души люди, отчего становилось совершенно очевидно, что недавняя сделка с Дороховым – была для него последней. По крайней мере, на ближайшие пять лет точно. -Вот говорил же я ему, - с грустью начал Ваня, - от каждого по способностям, каждому по труду! А он всё, Америка-Америка, капитализм, все дела. И где теперь его капитализм. А, Сём? -Надеюсь, что его капитализм как можно дальше от нашего. По приезду обратно в город, Ваня опять заладил, - Сёмыч, а позови свою Вику сегодня к нам! Как-никак в одной школе же учились. -Она не моя. -Ладно, не твоя. А ты возьми и позвони. Че тебе, дуб на голову упадёт? -Она не возьмёт. – Я был сконцентрирован на дороге. Или делал вид. -А ты уже всё за неё решил, да? Значит так, дружочек, или ты ей звонишь, или я. -Ваня, не беси меня! -Как хочешь, наберу сам. -Так всё. Даже не смей этого делать! Вот сейчас до будки доедем и я ей позвоню. Слышишь? Возьму и позвоню. Вот так. -Вот это уже совсем другой разговор, амиго. Так и надо. Ты же в конце концов мужик. -Всё, заткнись. Одинокая телефонная будка приветственно махала мне дверцей. Ваня из машины одобрительно кивал головой, хотя по его лицу было видно, что этот недалёкого ума человек вот-вот выпрыгнет из штанов от смеха. Тем не менее, жребий был уже брошен, а отступать некуда. Левая рука немного тряслась. Я поместил монетку в приёмник и набрал на круглом циферблате её домашний. Трубку долго не брали. Да лучше бы и не брали. -Алло. – Раздался серьёзный, басистый мужской голос. Это был её отец, Владимир. Я немного осел. Стало как-то и неловко и страшно одновременно. Но надменная рожа Ивана не давала мне выбора. -Алло, да, можно Вику к телефону? – Неуверенно начал я. -А кто спрашивает? – всё так же по мужски и басисто продолжал голос. -Я Сёма, эм, тоесть Семён Баландин. Я её одноклассник. Можно её к телефону? -Баландин, говоришь? А по какому вопросу? – Вот же неумолимый тип. -Мне нужно её спросить. По поводу… по поводу аттестатов наших, да. А то не отдали их сразу. -Так в школу позвони, Баландин. Что тревожишь попусту. -Да не берут школьный. – тут моя нервная система окончательно вышла из строя, - Дядь Вов, ну будь человеком, ну дай трубку. -Ладно… Чёрт с тобой, - сменил гнев на милость дядя Вова, - ВИКА! Тут тебя. Минутная пауза. В театре начался антракт. -Я слушаю. -Привет. Это я, Семён. Можешь, пожалуйста, не охать не восклицать и не суетится – если твой батя поймёт, он же меня повесит. В трубке раздался невероятный длины выдох. Так обычно выдыхают перед выстрелом. -Чего тебе? – холодно выстрелила она. -Я ээм. Как дела, вообще? -Как дела? Серьёзно? Как дела? Семён… да как ты смееш.. -Тише-тише-тише. Да-да, дурак, да пропал, да, не звонил не писал. Я всё знаю. -Так Семён, у меня нет на это времени. – Тут я понял, что просто так взять и позвать её на сомнительное мероприятие будет слишком. Надо поделикатней. -Стой, стой, стой! Не вешай трубку. Вика, я хочу встретиться, слышишь? Давай встретимся! -Что? С тобой? Да никогда в жизни! -Вика, всё, это будет мой последний шанс. Что тебе стоит-то? Я уверен, ты меня много раз и очень неправильно поняла. Последовал ещё один антракт. Тот, что в окончании спектакля. -Так. Ладно. Во сколько? -В пять у площади, что рядом со школой. Идёт? -Ладно, я приду. Она повесила трубку. Я упёрся об стенку и дал Ваньку сигнал, что всё прошло успешно. Через некоторое время мы подъехали к дому Вани. Так как планы были связаны с его дачей, то и ящик мы решили оставить у него. -Пошли со мной, заодно и долг верну. Поднявшись на третий этаж, Ваня отдал мне мои честные два рубля и мы с ним распрощались. До вечера. Подходя к лестнице, я услышал рядом всхлипы, доносящиеся из соседней двери. Я знал, что в ней живёт баба Шура. Та, у которой внук куда-то делся. «Семён. У тебя уже есть планы. Но не надо тебе туда лезть, слышишь?» - говорил я себе. Баба Шура была тесно связана с моим ранним детством. Да и Саня мне был почти как старший брат. Поэтому я в который раз не стал себя слушать. И постучал в дверь. Через некоторое время старушка мне открыла. Огромные синяки под ресницами, над которыми искрились два красных от слёз глаза. -Сёмушка. Здравствуй, Дорогой. -Привет баб Шур. Я это, что постучал-то. У тебя всё хорошо? -Да, милый, всё хорошо. Зайдёшь ко мне? Я тут пирожков напекла, Саша вот-вот должен вернуться. «Сёма, ненадо, ненадо, ненадо. Сёма, тебе надо идти. Скажи, что тебе надо идти». -С удовольствием. Я зашёл внутрь и закрыл за собой дверь. Жила баба Шура небогато. Старая мебель, облезлые стены, которые давно требовали ремонта. Детей у неё не было, остался только внук. Зато запах в её квартире был совсем такой же приятный сердцу, как и в детстве. И пирожки её были самые вкусные. -Очень вкусно баб Шур. Большое спасибо! – это и правда было очень вкусно. -Да не за что, ты кушай-кушай. Я ещё Сашеньке напеку. -Баб Шур, а где он? – я отхлебнул немного чая. -Да знала бы, сказала тебе. Вернулся вот с армии и начал шарится, то тут, то там. А бабке ничего, конечно, не говорит. Но он вернётся, обязательно вернётся. Я знал что его нет уже две недели. Но говорить об этом не стал. -В последний свой уход он пришёл весь какой-то на нервах, будто сам не свой, ей богу, только оставил конверт на столе и убежал. Сказал только «я всё объясню, скоро всё объясню, бабуль». Я вся перепугалась, но на вопросы он не отвечал. Кинул конверт и убежал. Сказал, на первое время тебе хватит, а потом ещё пришлю. -В этом конверте, баб Шур?- за тарелкой с пирожками я заметил грязный пустой конверт, весь в пятнах и саже. И он немного попахивал машинным маслом. -Да, в этот. Я уж не стала выбрасывать. Может, пригодится ему ещё. «Сёма, етитьтвою налево, но уж этого не говори ей. Зачем, зачем? К Вике опоздаешь»! Но я не слушал себя и сейчас. Я видел только бедную бабушку и конверт её внука, от которого разило машинным маслом. Кажется, я знаю, где его искать. -Бабушка, а знаешь, что. Я найду его! Я найду его и приведу к тебе! -Да как же ты найдёшь, милый мой дитё? -А я хорошенько поищу. Поспрашиваю. Бабушка, я знаю, у кого спросить! -Да как же так! – Она обрадовалась, - как же так! -А вот так. Спасибо большое за обед! Мне нужно идти. -Сёмушка, стой, стой дорогой! Она вскочила из-за стола и убежала в другую комнату. Тем временем Спустя минуту она вернулась с небольшим крестиком на серебряной цепочке. Возможно единственной вещью, которая представляла в её доме хоть какую-то ценность. -Вот. Встретишь его, передай, пожалуйста! Он забыл его, когда в последний раз убегал. -Да как же так, бабушка. А если он вернётся раньше меня? -Я жду его каждый вечер. Ей богу жду. Но подсказывает моё старое сердце, что ты его найдёшь. А крестик и тебе удачу принесёт. -Ладно. Я обязательно ему передам. Всего тебе доброго! Я крепко обнял её и выскочил в коридор. Время не ждёт. Два картёжных рубля остались лежать рядом с конвертом на столе. Выйдя из подъезда, я заметил, как возле моего М-1 трётся милиция. Дело пахло плохо. Машину увозили на штраф стоянку. Теперь я или славный житель обезъянника без водительских прав, или пешеход. Выбор был очевиден. Я что есть силы выскочил из двери, что ведёт в задний двор. Минуя препятствия, я выбежал к дороге, по которой уже катил к остановке нужный мне троллейбус. «К дяде Грише! В автомастерскую!» - машинально произнёс себе я и двинул к остановке. В последний момент удача настигла меня, и я прыгнул уже на тронувшийся троллейбус. Что-то подсказывало мне, что времени совсем нет. Я прошёл внутрь, расплатился, и занял место у окошка. А город всё так же жил и дышал! Всё так же отовсюду слышались голоса, разговоры, смех и ругань. Детвора на площади каталась на велосипедах, а рядом со статуей дедушки Ленина (хороший был вождь) играла виниловая пластинка. Всё как будто застыло в моменте. Будто великий художник, одним своим щелчком, остановил весь мир в моменте, чтобы запечатлеть его в своей бурлящей повседневности. Смотря на этот мир из окна троллейбуса, я чётко понимал, что это всего лишь момент, счастливый солнечный момент для всех деток, играющих на площади. Они наслаждались этим моментом сполна, и брали от него всё. И, наверное, только так можно по -настоящему им наслаждаться. Мой отец, кажется, всю свою жизнь отдал ради великой цели. Завтра, завтра, через год, в будущем, будущем. И ради чего? Ради меня, которого он не замечает? Ради большого шикарного дома, в котором, после смерти матери, мы живём только вдвоём? Может ради шикарной машины, которая в данную секунду опечатают и отправят на штраф-стоянку? Но, возможно, иначе быть и не может. Возможно, иначе бывает только в детстве, когда у тебя из собственности только маленький велосипед. Мне это было решительно неясно, и чёрт его знает, что вообще навлекло меня на эти мысли. Стоит мне сделать что-то не то, вырывающее меня из потока, как на меня сразу же наплывают такие мысли. Я прибыл на место. Не так далеко от остановки располагалась нужная мне мастерская. Рядом с мусорным баком, в метрах 10-ти от входа, я заметил нищего. Старого нищего без одной ноги. Отчего-то мне стало так его жаль, что я подошёл к нему и бросил в опрокинутую фуражку помятый рубль. Там лежали сущие копейки. -Вооооот. Буржуууй… - пьяным голосом описал меня старик, - и за таких, как вы… -Хлеба себе купите… -ЫЫЫЫк… И за таких как вы, чистеньких, опрятненьких мы всё и отдали… Тьфу на вас, сучье отродье. Я искренне его не понимал. Но мне казалось, что и он себя не понимал. -Дедушка, так красные победили… -Красные.. белые.. мне то кой чёрт разница. На моих глазах… погибали лучшие люди этой проклятой страны! И за что? Он схватил меня за руку. Крепко вцепился. -За что? Скажи мне на милость? Я испугался. Он сильно и больно сжал мне запястье. Я изо всех сил пытался выбраться. Когда я понял, что вырываться без отпора не вариант, я что есть мочи ударил старика ногой в грудь. Он отстал. -Буржууии… сучье отродье… В мастерской было пусто, как никогда. Дядя Гриша занимался здесь также и сборкой машин, поэтому тут раньше стояли специальные станки. Он их очень любил. А теперь здесь было пусто, как в церкви. -Дядь, Гриш? А где станки? -Нету их теперь тут. Скоро новые будут. Чего тебе? -Ты Сашу не видел? -Сашу? Видел. А что такое? -Бабушка его ищет. Он ушёл и ничего ей не сказал. -Ну, скажи, что теперь нескоро её внучок вернётся. -Что, в смысле? -Поверь, вам с ней пока лучше не знать. Живи себе и живи спокойно. Не лезь, малой, куда не просят. Я не знал, что ему ответить. Но ответ пришёл само собой. -Она просила передать это, - я достал из кармана крестик, - Саше передать. -Вот те раз… - он замер и его глаза начали наливаться жидкостью. -Дядь Гриш, она очень волнуется. Он встал из-за стола. Вытер смолянистые руки об полотенце и обтряхнул штаны. Постояв немного в раздумье, он ответил, - Ладно, малой, время ещё есть, по коням. Дядя Гриша повёл меня на выход. Буквально через несколько минут мы прибыли на железнодорожный вокзал. По мере приближения к перронам, нам всё чаще начал слышаться женский плач. Старики уводили детей от путей к остановке, я выискивал нужный мне поезд. -Вот он, Семён. Вон видишь. Охтыж, кажись, трогается. Надеюсь, старик не ошибся. Из граммофона, по всему вокзалу, бездушно доносилось о том, что я опоздал… Или нет. Не опоздал. Я выпрыгнул из машины на ходу. Настигнув автобус, я беспамятно кричал: «Саша! Саша Крылов! Саша Крылов!» Поезд начал ускорятся. И в одно мгновение, когда силы начали покидать меня, я увидел голову Сашки, торчащей из форточки. Успел. Я успел. У меня открылось второе дыхание. Я на лету доставал крестик, в душе понимая, что Саша и правда не скоро увидится с бабушкой. Я протянул руку, крича: «От бабушки! Ты забыл, забыл его!». Саша, понятное дело, ничерта не понимал, что происходит. Но в одно мгновение ему всё-таки удалось подцепить крестик из моих обессиленных рук. Кажется, цепочка порвалась, но крест уже был у него в руках. Краем глаза, передавая ему пропажу, я заметил, что куртка у Саньки отдавала чем-то зеленоватым. И когда я об этом подумал, тут же без сил плюхнулся на землю. Дело было сделано. Через пару минут ко мне подошёл дядя Гриша, - Вставай, малой. Отвезу тебя домой. Вскоре я уже был дома. Понимая, что я успел. И всё-таки я опоздал. На часах было далеко за семь. И звонить Вике было как никогда стыдно. Не поверит. Не поймёт. Ну, я хотя бы попытался. Потихоньку собравшись с мыслями, я начал собираться и на дачу к Ване. Все уже скоро должны быть там. Натягивая правый носок, я услышал звонок в дверь. Сосед что-ли? Что ему надо так поздно? Или Ваня ко мне заехал, чтобы не скучать в дороге. Да уж, Ванёк, мог бы и позвонить. Я открыл дверь. На пороге стояла она. Пустой взгляд, который ненавидел. И пронзал меня насквозь. -Вика, я… -Для тебя я Виктория Владимировна! Ничего не хочешь мне сказать? -Вик.. Понимаешь.. это непросто объяснить… -Да? А ты уж постарайся! Я не знал , что ей сказать. Я просто стоял и смотрел, чётко осознавая, что всё упустил. Такое нельзя простить. Такое не прощают. -А я ждала тебя, знаешь? Я ждала тебя там, на площади… - Её строгость выдавала потёкшая тушь. И очень красивое голубое платьишко. Цвета весеннего неба. -Так и будешь стоять и молчать, Баландин? Я всё так же стоял без ума. На ум приходило только одно. -Я хотел прийти. Но всё случилось так быстро. Неожиданно. Я сам не понял до сих пор, если честно… -Неожиданно?! Сам не понял?! Ну сейчас ты у меня, подлец, всё поймёшь! Она начала отхаживать меня своим платком. Так больно и обидно, но обидно было ей. А больно мне. Она переступила порог и, давясь криками и слезами, продолжала: «НУ ЧТО, ТЕПЕРЬ ПОНЯТНЕЙ? АХ ТЫ СВОЛОЧЬ, ДА КАК Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ». В какой-то момент она оступилась, её балетка подломилась, и она упала ко мне в руки. Такая нежная, хрупкая. Её падение максимально приблизило меня к ней. Мягко поникнув, она замолчала. Мы оба молчали. Я не нашёл ничего лучше, как… поцеловать её. Когда я приблизился к ней, она одарила меня хлёсткой пощёчиной.. А потом, без слов, ответила мне тем же. В сторону полетел платок, рубашка, платье. Балетки начали сами гулять по дому. Казалось, сейчас нет важней ничего, кроме меня и её. Даже безумолку трезвонящий телефон, на другом конце которого был явно Ваня, нас не касался. Волею великого художника, остановился весь мир. Только в спальне, на стене, в полумраке, я приметил небольшой календарь. А потом полностью отдался в её объятья. На дворе было 21 июня 1941 года. И моя жизнь только начинается.