Философская жизнь Феди

      – Питер – это самый лучший город на Земле, – каждый день говорил Федя. На работе, в театре, у себя дома – везде. Главное то, что это самая настоящая правда и с этим сложно было не согласиться.              Федя считал, что если кто-то нелестно отзовётся о его любимом городе, то тому надо выписать «кругленький» штраф и полгода общественных работ в придачу. А если такое скажет какой-нибудь петербуржец, то тут надо будет подумать о тюремном заключении, минимум на два года. Вот настолько он любил его.              Лет пятнадцать назад казалось, что лучше родной Уфы в мире нет ничего. Но, получается, есть – только выйдя на Невский проспект, он понял – это любовь с первого взгляда. Потому что когда ты весь день ходишь с раскрытым ртом и прыгаешь от счастья, наблюдая за рождением жёлтого света фонарей вечером, то иначе быть просто не может. И уже тогда Федя искренне завидовал каждому, кто живёт здесь.              Хотя, если честно, есть исключение по имени Митя.              Нет, в целом он очень ему завидовал – не потому что Митя как-то круто живёт, а потому что это просто Митя. Очень классный Митя, который влюбом душевном состоянии может поржать с Федей над актёрами малого театра. За всю свою жизнь Федя много с кем ржал над актёрами малого театра, однако именно Митя это делал лучше всех. Заразительно, приятно и как-то окрыляемо. А его смех был чем-то отдельным – его хотелось похитить и показывать в музее. Федя однажды всерьез подумал открыть аудио-музей и поставить запись со смехом Мити на пьедестал. И подписать: «Любимый звук Фёдора Сергеевича Александрова, основателя сего аудио-музея».              Но вот Федю немного расстраивало, что его друг нигде кроме Питера и деревни у бабушки не был. Его вообще всегда расстраивало, когда люди к тридцати годам не видели особую палитру красок жизни хотя бы соседнего крупного города. Он всегда думал, что Петербуржцам и так нормально – он сам мечтал всю жизнь прожить в таком чудесном городе. Но когда Митя сказал что хотел бы хоть раз съездить на море, да денег у него нет, Федя сразу же заявил, что обязательно свезёт его хотя бы в Сочи. Ну, или на Балтику. А потом показать ему Уфу и познакомить его с родителями.              И действительно – он начал копить деньги на поездку с Митей. Даже в баночку эти деньги кидал, а потом подписал её именем «Митя». А когда один раз в гости зашла их компания и Машка нашла эту банку, то она ещё весь вечер смотрела на Федю так, будто познала смысл жизни.              Подошла поговорить она только в следующий раз, сразу после того, как Митя на всю квартиру крикнул:              – Федь, дай, пожалуйста, карточку свою, очень надо!              Федя не заметил, когда их отношения перешли на уровень «я себе перекину деньги с твоей карточки, код не говори – я знаю наизусть», поэтому он сказал лишь:              – Бери.              Паша тогда не обратил внимания, пытаясь найти недавно увиденный мем. Но Маша завела его в другой угол комнаты и прошептала:              – Федь, ты врезался в мужика. Это не лечится, Федь.              В ответ он лишь подавился и сказал «Марусь, ты…».       И хотя Маша никому не разрешала называть себя Марусей, Федя был исключением, как очень хороший друг. Они могли бы встречаться и по-настоящему любить друг друга, если бы она уже не былазанята Пашей – ей нравились плохие парни (больше на главного идиота группы смахивает, думал Федя). К тому же, чисто из принципа, она не хочет, чтобы её считали девушкой с панели, ведь с Митей у неё тоже были отношения, ещё до того, как Федя появился в их компании. И, как считал сам Федя, именно поэтому она на протяжении нескольких недель так волнуется насчёт их отношений.              Он хотел расспросить Марусю об этом, но так и слышал в своей голове, как она отвечает: «А что, хочешь узнать про наш секс?» и сразу отмёл эту идею. Феде было не в привычку прятать раскрасневшееся лицо в шарф как девчонка какая-то, так что она сразу поняла, что тут всё серьезно.              – Ты просто святая невинность, – прокомментировала она очередную его игру в прятки. В этот раз напуганный взгляд Федя скрывал за своими ладонями, – От таких долго надо ждать признаний в любви, ты в курсе?              – В курсе, – твердо ответил осмелевший Федя, – Но он ведь не ждёт от меня признаний, это же просто отвратительно.              – Откуда ты знаешь, отвратительно или нет?              – Предлагаешь у него спросить, а? «Митя, ты случайно не гей? А то я тоже, может, не будем терять время?».              – Может и так. Мне кажется, это решает много проблем. Если бы люди научились разговаривать друг с другом, быть может, и в женских романах поубавилось бы воды, – задумчиво протянула Маруся.       После секундного раздумья Федя в глубине души всё же согласился, но вида не подал. Потому что понимал, что у него всё равно не получиться поговорить, как бы он не пытался.              И он пытался, правда. Но каждый раз, когда он хотел заговорить с Митей, то от его взгляда внутри всё скручивалось, а в лёгких заканчивался воздух. И он сразу же переводил тему на что-то, о чём Митя мог болтать бесконечно, только чтобы слышать его голос дольше. Тогда и родился его не самый хитрый и очень наивный план: он знал, что Митя болтает больше, когда пьян. А ещё если Федя и пил, то только яблочный сок.              Кульминация первого акта их комедии положений; сцена номер счёт-Федя-не-вёл: Фёдор сидит в квартире своего лучшего друга и спаивает Дмитрия дешёвым виски.              Для Феди это было злобным и бессовестным упоением - наблюдать, как его лучший друг (влюбленность, объект воздыханий, «краш» (нужное подчеркнуть)) напивается до потери памяти, разговаривая на философские темы. Он слушал пламенные тирады Мити только для того чтобы улучить момент и перевести тему на что-то более личное. Хотя, это было проблематично ввиду того, как красиво Митя растягивает слова своим хмельным тоном. Впрочем, вот и одна из причин, почему Федя не пьёт – будучи нетрезвым, он бы точно забыл о своём плане, вслушиваясь в голос друга.              – А жизнь в итоге – просто маленькая капелька. Как вот у меня в стакане. Ха! Жизнь надо менять, – Митя взял бутылку и подлил виски себе в стакан, – Жизнь какая-то у нас… философская. Да, Федь?              Федя на глазах оживился – его вынули из размышлений и дали слово. Однако он вдруг забыл, что можно сказать в такой ситуации. На лбу выступил пот, а дыхание участилось.       – Д-да? Наверное,… ну, то есть, да! А ты, – Федя прокашлялся, – Ты только сейчас заметил что жизнь – философская?              Митя посмотрел мутным взглядом на Федю (кажется, у него на секунду остановилось сердце), и кивнул.              – Не совсем. У меня были подозрения, на этот счёт, но вот смотрю на тебя – и вижу философскую душу.              Федя состроил расстроенную гримасу.              – А мне мама говорила, что я буду отличным актёром…              – Ты будешь верить каждому башкиру в своей философской жинзи?              – У меня нет в роду башкиров, Мить. А хотя, если и есть, то я имею право на встречный вопрос: сам то ты мне веришь, – он выдержал паузу и продолжил, – Всвоей философской жизни?              Федя совершенно не понимал что несёт, но, похоже, Мите этот разговор казался осмысленным.              На лицо Мити проскользнула тень раздумий. Он взял бутылку колы и добавил её в свой стакан. Затем поднёс ко рту, просмаковал коктейль и наконец, ответил:              – Думаю, достаточно, чтобы философская жизнь не делилась на «мою» и «твою». Я… Я надеюсь, что буду твоим единственным другом с которым можно философствовать. Без всякого гейства, если что.              Федя, до этого сидевший будто на иголках, на несколько мгновений монолога Мити будто летал в облаках, пока не прозвучало последнее предложение. «Без всякого гейства» отозвалось в голове слоганом его отношений с Митей. В нём не было ни грамма алкоголя, но его начало тошнить.              – Хотя, тут я загнул. Ты парень неплохой, может что-то у нас и получится, – добавил Митя с ухмылкой.              Федя точно не знал, издевается ли он над ним или говорит всерьёз, но ему стало немного легче, и внутри остался маленький хвостик надежды, несмотря на то, что его всё ещё тошнило.              – Я, – начал Федя и перевёл дыхание. Митя терпеливо ждал, – Я пойду спать. Прости, Мить.              Взял с дивана плед и направился в спальню, которую Митя любезно предложил ему занять, на случай если они засидятся допоздна. С чувством того, что в этом раунде, похоже, ничья, Федя крепко заснул.              Фёдор облажался. Конец. Занавес. Антракт. Зайдите в буфет – там вкусные эклеры.              

***

             Федя не мог свести задумчивый взгляд со строчек «Взамен отсутствующего стыда усвойте выдуманную стыдливость», хотя это была даже не его реплика. Возможно, он просто задумался, а возможно нашёл в ней совет для себя, хотя и был уверен, что в этой пьесе есть что более полезное. Но точно не из уст его персонажа со второго плана.              В отличие от Шекспира, комедию о его жизни явно писал какой-то дилетант. Потому что в комедии все должны быть счастливы и глупо смеяться в конце. По крайней мере, главные герои. Федя себя успокаивал тем, что в хорошем сценарии всегда должно быть место страданиям главного героя, а иначе, зачем тогда всё это? Как бы там ни было, второй акт уже начался и ему надо будет сделать шаг вперед, чтобы получить хороший или плохой конец. Иначе на смену комедии придёт рефлексия.              – Федя, очнись уже!              Федя оторвал взгляд от листа бумаги и посмотрел на партнёра по сцене, не понимая, что от него хотят. Вдруг его как будто облили холодной водой:              – О, прости! – Он перевернул страницу и быстро проговорил текст, – «Гамлет, Гамлет!»              – Сосредоточься уже, чёрт возьми! От твоего персонажа остались полторы сцены!       Маруся, скучающая без реплик, бросила на коллегу угрожающий взгляд:              – Отстань от Феди, сделай милость. Ему не только от здешнего кофе тошно, но и от тебя. А ты, – она посмотрела на Федю, – Попытайся хотя бы на сцене притвориться, что у вас с ним есть химия.              В который раз он убеждался, что к своему хобби Маша относится серьёзней, чем сам Федя. С такой рассеянностью он точно останется на втором плане, пока Маруся с большим энтузиазмом будет играть заглавных персонажей.              Было крайне трудно отвлечься от мыслей и дочитать уже последнюю сцену своего героя. Когда он закончил, оставался ещё целый акт и Федя уже собирался вернуться к своим мыслям. Пока не перевел взгляд на Марусю. Она смотрела на него с укором, чего Федя понял не сразу. Затем она перевела взгляд на его телефон.              Федя недовольно простонал, провёл некоторые операции в телефоне и продемонстрировал Марусе чат с Митей. Маруся кивнула, но глаз не отводила. Поняв, что она не отстанет, он начал раздумывать над сообщением. Вздохнув, он всё же написал:              «Мить, я могу завтра вечером к тебе зайти? Подарок хочу сделать»              Митя в такое время обычно уже дома, –вернулся с работы, – поэтому долго ждать ответа не потребовалось. Федя снова посмотрел на Марусю, вопросительно подняв брови. Но прежде чем кто-то из них заговорил, он почувствовал вибрацию на кончиках пальцев и снова опустил взгляд в телефон.              «Это ты неожиданно. Вроде у меня день рождения только в июле. Если я, конечно, только что не проснулся от сна длинною в месяц» – ответил Митя.              «Нетушки» уже напечатал Федя, но покачал головой и стёр сообщение. Не заставляя друга ждать, он написал новое:              «Мы позавчера выпивали вместе, не волнуйся, ты не спал. Эй, почему я не могу просто так сделать подарок?»              «Тогда тебе нужно готовить второй на мой день рождения, одного мне не хватит. Конечно заходи, я не занят!»              От Маруси не скрылась довольная улыбка Феди, и от этого у неё стало теплей на душе. Казалось, что все эти несколько солнечных Питерских дней его преследовали тёмные тучи.              Создавалось ощущение, что эти дни тянулись, как карамель в двух кусочках батончика. Невероятно мрачные, настолько, что Федя впервые за долгое время спокойного сна, начал просыпаться посреди ночи. Однако в эту ночь он спал спокойно, без ярких снов.              День был длинным, но он был насыщенным – сначала выспался, потом сходил в театр обсуждать костюмы, пообедал в Макдональдсе (Федя питал слабость к вредной пище, а Митя активно его поддерживал) и побродил по солнечному городу. И дальше планировалось ещё лучше – он подарит Мите деньги и, возможно, признается, а потом они пойдут в бар с друзьями. Или забьют на друзей, останутся дома смотреть фильмы и спать до полудня в обнимку.              В Феде было столько энергии, что он поднялся на 10 этаж весело и вприпрыжку, размахивая сокровенной банкой с деньгами. В какой-то момент он остановился, когда чуть не уронил её на пол. Добравшись, наконец-то, до нужной двери, он нажал дверной замок. На той стороне послышалась мелодия, будто кто-то постукивает по помытым бокалам, и быстрые шаги. Затем открылась дверь, и Федя застыл на месте.              Очень милая девушка. Очень. Блондинка с круглым лицом, в зелёном комбинезоне с невероятно стройными ногами. По лицу – сама невинность. Вполне по вкусу Мити. Она вопросительно подняла подчёркнутые карандашом брови и что-то спросила красивыми розовыми губами.              Федя не слышал ничего кроме звона в ушах, не таких красивых как у неё. Потом улыбнулся ужасно страшными тонкими губами, кивнул, вручил ей банку и побежал вниз. В какой-то момент он споткнулся и растянулся по полу, наверное, в том же месте что и в прошлый раз. Но потом он быстро встал и побежал дальше. Опомнился он уже на улице.              Развязка второго акта. Фёдор всё же идёт в бар, на час раньше запланированного.       

      ***

             Опустошенный взгляд Феди был сосредоточен на глади яблочного сока. На протяжении 10 минут он пристально смотрел на мутную жидкость, от которой у Маруси сводило зубы. Она где-то читала, что вода воспринимает эмоции людей и начала задаваться вопросом, работает ли это на других жидкостях. Возможно, ей казалось, но сладкий запах яблок выветрился и начал отдавать кислятиной. Маруся нахмурилась – Федя сейчас вогнал в тяжелую депрессию целый стакан яблочного сока!              Она тяжело вздохнула и нарушила молчание:              – Ты серьёзно взял и убежал? Даже не узнал что это за девушка? Слушай, это может быть кто угодно – дальняя родственница, свидетельница Иеговы, доставщица цветов на крайняк!              – Красивая доставщица цветов, – подал голос Федя, – Открывает двери за хозяина, подарки принимает…              – Какие подарки? – прервала его Маруся.              Федя вдруг встрепенулся и посмотрел на подругу.              – Я отдал ей банку с деньгами! Ох, он же потратит все деньги и не съездит в Сочи!              – Или она их себе забрала, – предположила Маруся.              Федя обиженно вздохнул.              – Или она его подруга и они поделят деньги на двоих.              – Конечно же, поделят, – согласилась Маруся, – Конечно. Он нашёл себе подругу не тебе назло, Федь. А просто, потому что он даже не в курсе о том, что ты в него влюблен. Ты молчишь, а потом обижаешься, что он тебе изменяет. Ты – ревнивый придурок, Федя.              У Феди округлились глаза. Он снова застыл, не смея издать звука.              – Сегодня же ты с ним поговоришь. И какая к черту разница, как он отреагирует?! Ты слышишь меня, Федя? – Она щёлкнула пальцами перед его лицом, – Поговоришь сегодня же!              Федя кивнул и пару раз моргнул глазами. Потом он снова начал дышать.              – Хорошо. Сегодня же.              И он залпом осушил стакан, скривившись. Видимо, сок и вправду скис.              – Только не пей сегодня, а то тебя развезёт.              – Я не буду пить. Обещаю.              Федя повторял это после первой рюмки, и второй, и пятой. И Маруся забывала о взятом обещании с каждым новым выпитым бокалом.              Он не пил, потому что так и не научился пить, и на следующее утро ему всегда было плохо. Но каждый новый крепкий напиток уносил его далеко от Мити, и даже когда предмет его воздыханий пришёл в бар, Федя лишь хмыкнул.              И это было последнее, что он чётко запомнил в тот вечер. Потом всё перешло в смутные образы ругани на холодной улице и вонь курева, которая забилась Феде в ноздри, вызывая новый приступ тошноты. Вот тогда ему и начало становиться плохо.              Когда он проснулся, то единственная волнующая его вещь была сухостью во рту. Федя с трудом поднялся с кровати и поплёлся в гостиную. Только когда он её увидел, то понял, что это была не его квартира, и ночью он спал на кровати Мити.              В памяти понемногу начали проясняться события прошлой ночи. Как он смеялся на весь бар, и как изливал свои чувства на улице, встречаясь с насмешливыми взглядами. И как он, спотыкаясь, побрёл за угол, и как его тогда рвало. А ещё тёплые руки, в которых он утопал и человека, которому он шептал сначала слабую брань, а потом нежности:              «Я ненавижу тебя. Ты бросил меня. Ты хоть знаешь, как я тебя люблю?».              «Знаю, Федя. Тебе надо поспать», отвечали тогда ему.              Феде стало тошно от своих действий.              – Федь, иди сюда.              Он перевёл взгляд на Митю, держащего в руках кружку с кофе. По комнате разлился приятный запах, ради которого Федя мог,не сходя с места продать душу дьяволу.              Ноги совершенно не слушались, поэтому Митя сам подошёл к Феде, протянул ему кружку и держал за плечо, чтоб он не упал. Кажется, он даже что-то приговаривал, но Федя был занят этим божественным напитком. Когда он закончил, то встретился взглядом со своим спасителем. После сегодняшней ночи, он ожидал увидеть что угодно, но уж точно не заботу и беспокойство.              До этого Феде было холодно. Но сейчас, точно электричество, по его телу проходило тепло и собиралось где-то в районе солнечного сплетения. Это чувство не сильно отрезвляло, но было очень приятным.              – Ну? – Спросил Митя.              Федя тяжело вздохнул:              – Вкусный кофе, спасибо.              Качаясь, он подошёл к дивану и упал на него, больно ударив зад. Хорошо хоть диван не сломал. Митя сел рядом.              – Федь, та банка с деньгами, – начал Митя.              Федя совсем забыл про эту несчастную банку. Когда она и все события, связанные с ней, пронеслись в голове, он сказал:              – Ох, да, банка. Я хотел, чтобы ты куда-нибудь съездил. Можешь один, можешь с этой девушкой.              Митя усмехнулся и посмотрел в стену:              – Настя с филфака. Хорошая девушка. Дала мне рецепт американскихпанкейков, а когда ты убежал – передала мне банку и рассказала о тебе.              – М, Настя с филфака. Слышал что-то, – сухо ответил Федя.              – Федь, это просто девушка на одну ночь. Милая, красивая, но просто мимолетное увлечение.              Казалось, что Митя оправдывается. Федя прокашлялся, но при всех своих неприятных мыслях сохранил спокойный вид.              – Все остались довольными?              Митя вздохнул.              – Федя, харэ строить из себя обиженку. Я же не знал, что ты так ко мне относишься.              Федя вспомнил слова Маруси и понял, что он зря обижается. Обижаться надо на себя, ведь он ревнует человека, который ему не принадлежит. И вряд ли будет. Он закрыл лицо ладонями и с тяжелым надрывом вздохнул. Комедия положений. Со сценаристом-садистом.              – Митя, если бы я не был таким придурком, то не растрындел бы это тогда всем. Может, и забылось бы. Митя, я не хочу тебя терять, честно. Ты мне очень дорог. Я иногда чувствую себя так одиноко, но когда вижу тебя, то сразу забываю о себе и начинаю думать, например, хочешь ли ты куда-нибудь съездить. Можешь осуждать меня, материть, бить. Мне лучше уже не станет.              Митя пододвинулся ближе к Феде и убрал его руки с лица.              – Эй, успокойся. Не буду я тебя материть, тебе и так хреново. И тебе было бы хреновее, если бы ты не растрындел всё и не говорил, по своему опыту сужу. Дерьмо это полное – держать свои переживания в себе. У тебя ж сейчас есть я и Машка, чтобы поговорить спокойно, а у меня таких людей в своё время не было. Мне говорили «чой-та ты плачешь, не мужик что ли?». А знаешь, как хотелось, хотя бы на пару часов побыть одному и спокойно поплакать? У меня эти часы были, но после всего того что мне наговорили,… хотелось плакать от своей беспомощности. Так что… поплачь, если тебе надо, пожалуйста.              Феде не хотелось плакать, но пропало желание прятаться. Захотелось узнать, о чём переживает Митя и что тогда произошло, пропустить это через себя, чтобы им обоим не было так одиноко. Не смотря на то, что они лучшие друзья, они ещё многого друг о друге не знали.              И вдруг стало легче. Понимая, что все карты раскрыты, Федя начал успокаиваться и чувствовать зарождение хорошей погоды где-то в груди.              – Спасибо тебе, Мить.              Митя сразу же повеселел и похлопал его по плечу.              – Обращайся.              Рука Мити продолжала лежать на плече Феди. Они ни о чем не разговаривали, просто смотрели в никуда некоторое время, полностью поглощенные своими мыслями.              Они редко сидели в полной тишине. Обычно у них было много тем для разговора, и тишина создавала неприятное впечатление, будто они устали друг от друга, хотя это было абсолютной неправдой – они, казалось, могли болтать вечно. Они всегда хотели как можно больше быть вместе.              Сейчас тишина не была неприятной, нет. Сейчас всё было совершенно по-другому – им не надо было говорить, им надо было подумать. Тишина в этот раз не напрягала. Всё было нормально. Они точно не устали друг от друга.              – Знаешь, я, - начал Митя и задумался на некоторое время, а потом продолжил: – Я не знаю, как все эти чувства проявляются, и не знаю что я, ну, собственно, чувствую. Мне нужно больше времени подумать над этим, понимаешь? А потом, кто знает. Мы можем поговорить об этом, если хочешь.              Федя кивнул.              – Да, можно поговорить.              Митя убрал руку с плеча Феди. Он еле сдержался чтобы не запротестовать – на плече пару секунд оставалось тепло чужой руки.              – Когда ты это понял?              – Если насчёт тебя, то, может, год назад. Само как-то появилось. А если в принципе, то ещё когда подростком был.              – И тебе не с кем было об этом поговорить?              – Почему же не с кем? Маруся была…              С громким «капец» Митя откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками.              – Мне, пожалуйста, водку с мартини, смешать, но не взбалтывать, я это не вынесу! – послышался наигранный возглас из под рук.              – Фу, Мить, гадость какая, – скривился Федя, – Обойдёшься.              – Эх, Федя, как всегда прав.              Комната залилась смехом.              – Федь, – обратился к другу Митя, – Ты какие-нибудь пословицы башкирские знаешь?              – Митя, я не Публичка, – возмутился Федя, а потом выдал: – «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке».              Митя щёлкнул пальцами и уважительно закивал головой.              – Хорошая пословица, про жизнь.              Конец, поклон, занавес.              

***

      На горлышке бутылки оставались капли от вина. Утро было холодным и туманным, и Маша только и могла, что кутаться в куртку поверх бадлона. Не стоило приносить вино в сад, но умением вовремя прятать бутылку в сумку девушка владела давно.              Сейчас и Маша, и Паша были увлечены телефонами. Маша – пыталась достучаться до Феди, Паша – что-то читал, не переставая довольно улыбаться.              Через некоторое время парень оторвался от телефона и посмотрел на свою спутницу:              – Маш, утро субботы, ну мало ли что они там делают.              Девушка не переставала читать переписку.              – Скажешь это, когда его объявят в розыск, – устало проговорила она.              Паша вздохнул, достал из сумки бутылку вина и отпил. Заметив протянутую руку Маши, он передал бутылку ей и девушка, оторвавшись от телефона, повторила действие любовника.              – Ты сама видела как его Митька в такси забрал.              – Я была пьяная.              – Вряд ли таксист вывез их в лес.              Маша прижалась к парню и заглянула в его телефон, на открытую вкладку в ютубе. Её глаза широко распахнулись.              – Паш, ты дебил?! – Возмутилась Маша, – Нахер это в ютуб выкладывать, хоть бы у Феди сначала спросил! Удали это!              – Эй, я тоже был в не совсем трезвом состоянии, когда это выкладывал, –парировал Паша, – А теперь посмотри сколько просмотров! Это уже никуда не денется, все, что было в интернете – останется в интернете навсегда. А перед Федей я извинюсь, уже думал об этом. Когда сможет с нами говорить, точно извинюсь.              Маша, кажется, немного успокоилась и глотнула ещё вязкого напитка. Потом положила бутылку обратно в сумку, тяжело вздохнула и устроила голову на плече Паши.              – Пить надо бросать, – пробормотала она, – Хорошо ещё, что туда не попал момент как он орал о своей любви.              – Телефон сел, – объяснил Паша и приобнял девушку за плечи, – Так бы я всё равно это вырезал, не придурок же какой-нибудь. Ничего – заживём, перейдём на Федин сок, новую жизнь начнём.              – Дурак ты, – усмехнулась Маша.              – Какой есть.              Воздух начинал теплеть.