Пропорция уязвимости

— Давай живее, — прорычал голос с верхнего лестничного пролета. Слова эхом отразились от стен и застряли в затхлой тишине.       Прикрывая напарнику спину, Леон поднялся по ступенькам убогого подъезда. У входных дверей были свалены мешки с мусором. За окнами с зубьями торчащими осколками стекла свисали паутины кабелей и проводов. Обшарпанные стены стали холстами для художеств местных хулиганов. Это богом забытое место, но человеку, который не хочет привлекать лишнего внимания, такая обстановка только на руку — люди, живущие здесь, не станут задавать лишних вопросов; всем плевать, кто ты и чем занимаешься, пока живешь тихо. А, если верить данным Ханниган, половина квартир и вовсе пустует.       Агенты с целью ареста искали хакера по прозвищу Ирландец, чьим хлебом была продажа ценных данных о биооружии террористам и преступникам. Тихая и нелюдимая, но чрезвычайно важная фигура. Он кочевал с места на место, и последний раз его видели в соседнем квартале. Потом след привел сюда и оборвался.       Когда Леон поднялся на нужный этаж, напарник с пистолетом наготове, ожидающий у облупленной двери, раздраженно цыкнул, как бы говоря: «Наконец-то!»       В напарники Леону на этот раз достался некто Роберт Эшби — плотно сбитый немногословный человек чуть за пятьдесят с грубым лицом и черными кустистыми бровями. За долгую службу он успел прославиться вопиющими беспринципностью и жестокостью. Эшби не гнушался пытками и манипуляциями — консерватор, до сих пор работавший по канонам KUBARK. Настоящий цепной пес. О нем мало кто не слышал, а наверху на его методы закрывали глаза из-за приносимой пользы. Леону он не понравился с первых минут знакомства: в его взгляде была зловещая, жестокая чернота.       Эшби жестом призвал приготовиться и, когда Леон кивнул и покрепче сжал пистолет, ногой снес дверь с хлипких проржавевших петель.       Вместе с грохотом от удара, должно быть, развеялась и иллюзия безопасности, порожденная уверенностью Ирландца в секретности своего пристанища. Все равно что поселиться в чаще леса в доме, огороженном хилым частоколом, и надеяться, что ограда спасет от хищников.       Внутри квартиры было минимум мебели и так же грязно, как и на лестничном пролете. Войдя следом за напарником, Леон едва успел повернуться, когда рядом раздался выстрел. Его оглушило, по стене напротив брызгами рассыпались следы от пуль. Предупреждающий выстрел. Ирландец знал, что по его душу явятся, но сильно нервничал. Разборки с оружием — не его сфера.       Ирландец отступил вглубь квартиры, пытаясь выиграть время, чтобы перезарядить двустволку. Эшби с пистолетом в вытянутой руке двинулся прямо на него, Леон тоже.       — Положи оружие, — приказал Леон, но оказалось слишком поздно.       Эшби высадил в Ирландца половину обоймы прежде, чем тот успел вскинуть заряженное ружье, и продолжил стрелять, когда он замертво повалился на пол.       Опомнившись от увиденного, Леон схватил напарника за руку, в которой тот держал пистолет, и крепко сжал ее пальцами.       — Хватит, — прошипел он. — Он уже мертв. Достаточно.       Смерив Леона раздраженным взглядом, Эшби неохотно снял палец со спуска.       — Мы должны были его арестовать, а не делать из него месиво, — призвав на помощь всю свою выдержку, продолжил Леон.       Не говоря уже о том, что он лишь одно звено в разрушительной цепочке.       — Шваль нужно истреблять. Или тебе его жалко? — холодно спросил Эшби. — Проверь кухню, я осмотрю спальню и ванную.       Леон пошевелил пальцами, сжал руки в кулаки. Когда Эшби скрылся за дверью, ведущей в коридор, Леон, обойдя изрешеченное пулями тело, двинулся к кухне.       Из-за странной планировки квартиры из предполагаемой гостиной, в которой случилась перепалка, можно было попасть прямо на кухню. Возле двери валялась открытая спортивная сумка — видимо, их хакер собирался уйти, но не успел и пришлось отбиваться, — и стоял массивный шкаф с чуть приоткрытой дверцей.       Перед тем как пройти на кухню, Леон на всякий случай пригляделся к щели меж створок шкафа и замер. Из темноты на него смотрели поблескивающие от слез, полные страха глаза. Детские глаза. Он моргнул несколько раз, чтобы убедиться, что ему не привиделось. Глаза никуда не исчезли.       Дочь. Он спрятал ее, когда понял, что дело дрянь.       Она свидетель, и ее либо тоже ждет смерть, либо до боли знакомый Леону разговор — иллюзорно справедливая сделка. Словом, они купят ее молчание, предложив выгодные на первый взгляд условия, а когда девочка опомнится, будет уже поздно. Сразу и не скажешь, какой вариант хуже. В любом случае, она не виновата в грехах отца и не заслужила ни того, ни другого.       Рукой подтолкнув дверь, Леон заглянул в крохотную кухню. Там никого не оказалось, как он и ожидал.       — Ну, что там у тебя? — крикнул Эшби из другого конца квартиры. До Леона донеслись его грузные приближающиеся шаги.       Леон снова бросил взгляд на шкаф и успел повернуться к нему спиной как раз, когда вернулся напарник.       — Чисто, — твердо сказал он, убрав пистолет в кобуру.       — Чисто, — согласился Эшби. Впервые за время их совместной работы в его глазах промелькнуло нечто, отдаленно смахивающее на профессиональное уважение. А может, подонок просто был доволен собой.       Леон собрался сделать шаг вперед, но оцепенел, услышав за спиной глухой кашель.       — Чисто, говоришь? — прорычал Эшби, направляясь к шкафу.       В этот миг дверца распахнулась, и наружу вывалилась девочка лет шестнадцати на вид с всклокоченными рыжими волосами и заплаканным веснушчатым лицом. Она попыталась было удрать на кухню, но Эшби схватил ее за волосы и дернул к себе с такой силой, что та вскрикнула от боли.       Он с ней церемониться не станет.       Рывком приблизившись к напарнику сзади, Леон зажал ему шею предплечьем и ударил по внутренней стороне колена, выигрывая для девочки время. Ей удалось вырваться, но она тут же оступилась, споткнувшись о сумку, и упала.       Эшби был на полголовы выше и в два раза шире Леона, поэтому, приложив небольшое усилие, сбросил его с себя, дав локтем в нос и лягнув в живот. На секунду Леон потерял ориентацию в пространстве, переносица у него загорелась, где-то в грудной клетке застрял вдох.       — Так тут двое отбросов! А ты, значит, все видела, — вскричал Эшби, наставив пистолет на перепуганную девочку. Его лицо исказила гримаса ярости.       Времени на раздумья не осталось. Леон машинально бросился доставать пистолет из кобуры, но вовремя остановился и, вместо этого, молниеносно поднял с пола двустволку.       Раздался выстрел и детский вскрик. Эшби с кровавой раной на спине повалился на пол. Прокряхтев что-то невнятное, он дернулся и умолк навсегда.       Леон бросил ружье, усилием воли подавив всплеск адреналина. Он почти не колеблясь убил напарника, и теперь ему придется нести это в себе, но уверенность в правильности принятого решения перевешивала прочие эмоции. Ничем, кроме интуиции, объяснить этот порыв Леон не мог. Оправдывая риск наточенным за годы работы чутьем, он не задумывался, что, в сущности, последнее слово всегда оставалось за сердцем. В отличие от Эшби, Леон не мог, отринув чувства, полагаться лишь на холодный расчет и безотказно следовать безликой инструкции, точно робот. Он руководствовался логикой и принципами, но отнюдь не стремился подобно напарнику в погоне за результатом выжигать из себя все человеческое. От природы наделенный человеколюбием, Леон протягивал руку помощи по велению души, причем зачастую неосознанно. Сейчас у Леона не было гарантий, что девочка не расскажет о произошедшем и что его действия уберегут ее от отцовской участи, но он знал – нужно именно так. Это верно.       Девочка отползла от тела в кухню, потом поднялась на четвереньки и, встав на ноги, понеслась к шкафчикам. Леон пошел следом.       — Не подходи! Не приближайся! — закричала она, вытянув руку с ножом в направлении Леона. За пеленой страха в ее глазах мелькнуло сомнение. То ли она осознала, что глупо защищаться ножом от человека с пистолетом, то ли начала понимать, что Леон ей не враг.       Остановившись в паре метров, Леон вскинул руки перед собой, демонстрируя пустые ладони.       — Я тебя не трону, — тихо сказал он. — Пожалуйста, положи нож.       — У тебя пистолет там. На бедре.       — Справедливо.       Леон медленно вытащил пистолет из кобуры, бросил на пол и ногой отодвинул подальше от себя. То же он проделал и с армейским ножом в поясном чехле.       Секунду помедлив, девочка опустила нож на маленький обеденный столик.       — Как тебя зовут? — спросил Леон.       — Дарвени.       — Хорошо, Дарвени. Меня зовут Леон. Ты понимаешь, что происходит?       Всхлипнув, девочка утерла веснушчатый нос и кивнула. Первоначальный шок отступил, к ней постепенно возвращалась способность трезво мыслить. Как и доля напористости.       — Зачем спас? Мог бы дать ему меня пристрелить.       Теперь была очередь Леона медлить — ему было трудно объяснить мотив.       — Из личных побуждений. И я не хочу, чтобы ты расплачивалась за отца, — честно признался он.       — За отчима, — с неприязнью поправила Дарвени, передернув плечами.       Она отрешенно поглядела Леону за спину, на дверной проем в гостиную, словно прокручивая в мозгу какие-то тяжелые воспоминания. Видно, Дарвени не питала иллюзий насчет своего опекуна и порядком устала от его жизни.       — Тебе за это ничего не будет? Ты же своего убил.       — Это моя проблема, тебя она не касается, — отрезал Леон.       — Ладно. Что дальше?       Леон отметил, что для своего возраста она мыслила очень взросло и не растерялась в критической ситуации. Видимо, обстоятельства вынудили ее повзрослеть раньше времени.       — Кто-нибудь кроме отчима знает, что ты здесь?       — Нет, — отозвалась Дарвени.       — А другие родные у тебя есть? Мать? Кто-то более… — Леон сделал паузу, подбирая подходящее слово. — Стабильный. Кто будет готов тебя принять.       Дарвени перевела задумчивый взгляд на окно, за которым сгущались сумерки.       — Есть тетя в Орегоне. Она отчима терпеть не может, но… Стоит попробовать.       — Добраться сможешь?       — Ага. Да, думаю, да.       Дарвени заверила Леона, что деньги у нее есть, и их должно хватить на автобусный билет — надо только разворошить опекунскую заначку. Она отправилась в спальню собирать рюкзак. По гостиной она прошла слепо, закрывая глаза ладошкой, чтобы не видеть лежащих на полу тел.       Леон стоял в коридоре перед приоткрытой дверью в спальню. Оставшись в одиночестве, он планировал связаться с Ханниган, вкратце изложить ей свою версию произошедшего и только потом уйти.       — Готово, — произнесла Дарвени, выйдя из комнаты. С плеча у нее свисал черный рюкзак, на лицо был надвинут капюшон толстовки.       Они встретились взглядами. Зеленые глаза Дарвени смотрели с благодарностью. Леону вспомнилась маленькая Шерри, в трудный час нашедшая помощь и поддержку у них с Клэр. В груди защемило от навеянной воспоминаниями тоски.       — Ты как, нормально? — спросил Леон.       — Вроде бы. Слушай, — тихо сказала Дарвени. — Спасибо. И я… Никому не скажу, если ты об этом волнуешься.       — Не волнуюсь. — Он качнул головой. — Что-то мне подсказывает, что ты не пропадешь, но все равно — осторожнее.       На слова Леона она закатила глаза и, кажется, даже слабо улыбнулась.       — Бывай, — смущенно буркнула она и, махнув рукой на прощание, выскользнула за дверь на лестничную клетку.       Слушая эхо спускающихся шагов, Леон надеялся, что, уехав из этого грязного гиблого места, Дарвени обретет хотя бы крохотный шанс на нормальную жизнь.       Когда ночная тишина поглотила последние звуки, Леон уселся на скрипучий стул в коридоре и связался с Ханниган:       — Все пошло не так, как мы планировали. Эшби без предупреждения вошел в квартиру, пока я осматривался на лестнице. Ирландец выскочил и уложил его из ружья, в упор, прямо в спину. — Он почувствовал укол совести за свое вранье не только коллеге, но и близкой подруге. — Потом дернулся в мою сторону. Пришлось убрать.       — Господи, Леон, — воскликнула Ханниган. — Ты сам-то цел? Он не успел тебя задеть?       — Я в порядке. Позже поговорим, ладно?       — Хорошо. Возвращайся.       Когда голос Ингрид затих, Леон вытащил наушник из уха и закрыл глаза, позволив себе на минуту расслабиться. Он надеялся, что отчет с его ложью со временем затеряется где-нибудь в архиве, но в противном случае был готов к последствиям.       Сегодня он по велению сердца отнял одну жизнь и приложил руку к спасению другой. Что сделано, то сделано.