Такие мелочи

И маленький камешек может сдвинуть лавину...

Качели взлетали все выше и выше. Петунья сжимала губы — так высоко, так опасно, но разве сестра послушает? Вот почему она родилась раньше? Была бы младше, родители бы Лили выговаривали, чтобы та за ней присматривала, а не наоборот. Но Петунья была старшей, а значит, должна быть ответственной… умной… правильно себя вести. Она тяжело вздохнула. Вот почему так? Она изо всех сил старается вести себя так, как ждут от нее мама с папой, выполнять все, что они просят, помогать по дому, а Лили, кажется, совершенно все равно, что ей каждое утро говорят, чтобы она слушалась старшую сестру. А ведь она плохого никогда не посоветует! И мама говорит, что она, Петунья, совсем взрослая. Но если быть взрослой — это вот так… она бы предпочла быть младше. И чтобы на ее месте была Лили, хоть узнала бы, каково это. Но Лили продолжала раскачиваться, счастливо и солнечно улыбаясь в ответ на покачивание головой и явное волнение сестры — ей нравилось то чувство полета, ей хотелось его продлить — оно было таким восхитительным, таким… Особенно когда качелька замирала в верхней точке перед тем, как лететь вниз. Да и сам полет — ух! Ну почему Пет такая скучная, она ведь тоже может раскачаться сильно-пресильно, это же здорово! — Лили! — Петунья не выдержала, когда качелька поднялась так высоко, что ей показалось: еще чуть-чуть, и сестра с нее свалится, соскользнет, а сердце заколотилось как сумасшедшее, но, слава богу, ничего страшного не произошло. Только сестра наконец перестала махать ногами, раскачиваясь дальше, и повернулась к ней, прислонившись щекой к подвесу качели. — Это так здорово, Пет, почему ты так не качаешься? Или ты трусиха? И Петунья оттолкнулась ногами посильней. — Молодец, Пет! Давай вместе, кто выше! Вот уж об этом она не мечтала! Петунья только делала вид, что пытается раскачаться сильней, а Лили, кажется, о ней окончательно забыла в своей неистовой тяге… куда? В небеса? Если свалиться головой, вполне реально там очутиться. — Лили, не делай так! Но возглас Петуньи услышан не был. Лили чувствовала, как внутри нее разрастается удивительная легкость. Кажется, она сейчас просто разлетится на кусочки от… или взлетит — ах, как же это здорово! Ее пальцы разжались сами — и она действительно полетела — мягко и плавно, как пушинка на ветру, и так же плавно опустилась на землю. Восхитительно. Это было восхитительно! Счастливо смеясь, она обернулась к сестре. Петунья сидела на остановившихся качелях бледная, как мел. — Эй, Пет, ты что? Пети-и-и? Сестра не сразу смогла разомкнуть губы, но потом на Лили обрушился поток обвинений, которые она не очень поняла, зато прекрасно осознала самые последние слова: — Как ты это сделала? И тут же взлетела на качели: показывать. — Нет! Не надо! Скажи словами! — Не знаю, — рассмеялась Лили. — Я правда не знаю, как, но это просто… просто… нет слов, понимаешь? Смотри-и-и! — Лили, ты можешь разбиться! — Я могу лета-а-ать! — Чертова сестрица, — пробормотала Петунья под нос, снова с испугом глядя на летающую туда-сюда Лили. — Дура! — крикнула она, уже ни на что особо не надеясь. — Если что с тобой случится, меня же родители… Но сестра не услышала ее всхлипа, которым оборвалась фраза — она снова отпустила качельку и слетела с нее, как — ей казалось, как птица, хотя скорей это было похоже на планирование бумажного самолетика. Потом она «летала» еще и еще, не видя, как кусает губы сестра — разве ей было дело до того, что вокруг? Это же полет! Тем более ей пару раз удалось вообще зависнуть высоко в воздухе — и хотелось еще и еще. Выше. Дальше. И дольше. Ей казалось, что это немного получалось. Ей было восемь с половиной лет. За эту прогулку Петунья Эванс устала так, как никогда в жизни не уставала, даже когда помогала маме делать уборку в доме. * * * Петунья не знала, что ей делать. Конечно, она должна все рассказать маме, но в глубине души ей тоже хотелось попробовать, как сестра, хотя было и страшновато. И даже не столько сильно раскачаться — уж на это ее смелости хватит! — сколько неудачи. Вдруг у нее ничего не получится? И Лили будет смеяться, вот точно, а что может быть обиднее? Она и так не считает старшую сестру авторитетом, а тут станет совсем плохо. Ведь Петунья всегда знала и умела больше, чем Лили. И если она чего-то не сможет… Петунье это казалось крахом ее репутации как старшей, но не попробовать она не могла. Выбрать время, когда Лили будет чем-то занята, оказалось очень трудно — то маме надо было на кухне помочь, то уроки, то еще что-нибудь. Петунья гордилась своей «взрослостью», но она все больше и больше начинала мешать. Наконец ее послали в магазин — одну, потому что тот был почти совсем рядом. Как раз за той самой игровой площадкой, где были столь любимые ее сестрой качели. Раскачалась она сильно — словно для того, чтобы самой себе отрезать дорогу к отступлению. Осталось отпустить — и спрыгнуть. Сердце колотилось как сумасшедшее, но девочка зажмурилась и разжала пальцы. Удар был таким, что выбил из нее весь воздух. Петунья упала плашмя, и ей очень повезло, что почти все ее худенькое тельце долетело до травы — все мягче. Яркая вспышка в голове — а потом помутнение, словно она смотрит сквозь бабушкины очки и хватает воздух ртом, словно забыла, как дышать. Боль, казалась, была в каждой клеточке, но быстро уменьшалась. И тут она услышала смех. Ей не нужно было поднимать застланных слезами глаз, чтобы понять, кто это… — Пети, ты такая смешная, — Лили присела рядом. — Вставай, мама меня послала за тобой, чтобы мы еще зашли в кондитерскую. И деньги дала. Вот. Петунья смотрела на ладошку сестры, в которой лежало несколько смятых фунтов, и сжимала зубы, чтобы не разреветься. Нет. Ни за что. Она не будет смешной и тем более слабой! Где-то внутри вдруг появился холодный ком, который почти совсем погасил боль, и она повернулась на бок, подтянула колени и оперлась на них, а потом села, переводя дух. Ей казалось чудом одно то, что она может дышать. — Ну что же ты? Вставай! — Лили потянула ее за руку и снова хихикнула. — Не думала я, что ты тоже можешь так здорово раскачаться! Надо же, оказывается, ты все-таки смелая. Ой… а за платье тебе достанется… Петунья не слушала, о чем там щебечет сестра — была проблема поважней. Платье действительно было испорчено — она увидела это как только встала — подол и часть лифа — все было в пятнах травы, и идти в таком виде дальше было нельзя. Пришлось возвращаться домой, где не обошлось без восхищенных комментариев Лили о том, что «Пети качается совсем как я» и «она смелая», в результате чего Петунья получила выволочку не только за платье, но и за свое поведение — немного позже, потому что мама в результате пошла в магазин сама. «Ты же уже большая», — как же ей это все надоело! Но она умела сдерживаться. Она даже там, на площадке, не плакала — потому что «это некрасиво и недостойно», и… потому что правда она — старшая. — Никогда не буду большой, — задумчиво выдала Лили, глядя на раздосадованную сестру. И вот тут Петунья едва смолчала, хотя ей хотелось сказать так много! Но она просто ушла в свою комнату и закрыла дверь перед носом сестры. Впервые в жизни. А когда та все-таки распахнула дверь, не понимая, что ее тут, мягко говоря, не ждут, сказала, как отрезала. — Я тебя не звала. Убирайся. Зеленые глаза наполнились слезами. — Но почему, Пети? — Тебе непонятно, что я сказала? Пойди прочь. Это моя комната. Холодный ком внутри рос… И Петунья обрадовалась, когда сестра, шмыгнув носом, нырнула обратно за дверь. А потом встала и защелкнула задвижку — впервые в жизни. В висках стучало… «Ты уже большая», «так не бывает», «я никогда так не смогу»… Сейчас бы упасть лицом в подушку и разреветься… Петунья и упала. Вот только слез почему-то не было — был только ледяной ком внутри, колючий и злой.