Не/живой

***

Пальцы соскочили с края сырой могилы, отворившейся подобно дверям из тёмной, покойной Преисподней — туда, в ливень. И оскальзываясь по земле, он задохнулся, взрезав холодным воздухом лёгкие. Белая рубашка, в которой его похоронили, липла к телу. Ливень шёл стеной, точно все ангелы Господа пролили слёзы по восставшему из мёртвых Бену Соло. И, посмотрев на родное надгробие по левую сторону от собственного серого камня, врытого в почву (здесь покоится Рей Скайуокер), он ощутил, как напрягаются мышцы сведённых предплечий. Раскрыл рот в немом крике, выросшем в истошный вопль — и рухнул локтями и коленями на землю, выползая из могилы, в которой он ожил. Сердце его не билось. Пульс не стучал мерным ритмом на запястьях. Чёрные мокрые волосы вились бесом и льнули к бледным щекам. Губы его дрожали, пальцы скребли по коже, когда он обжал себя руками, вздрагивая от холода. И пар таял в воздухе. Вспышкой пришло первое воспоминание. Он кружил её за руку по их чердаку, ласково улыбаясь в весёлое лицо Рей — его Рей. Волосы у неё летели крыльями за спиной, она звонко смеялась, совсем как маленькая, и когда угодила в его объятия, брыкнулась. Бен нежно коснулся губами её шеи, откинув прямую прядь, и вжал её в свою грудь лопатками. Целовал. Любил. Она любила тоже. Он сжался, согнулся, свился в узел, задыхаясь, и его судорогу прервало громкое карканье ворона. Веки сморгнули заливающий глаза дождь, синие от холода губы — губы мертвеца — поджались. Он поднял глаза на чёрную птицу, замершую на корявой, узловатой ветви старого кладбищенского вяза, и насилу встал. Ворон полетел прочь с кладбища, где пока что Бену Соло было не место. Он повёл его по чёрному, ночному городу накануне Хэллоуина — покойника по покойницким улицам, выжидающим беды, затаившимся в предчувствии очередной дьявольской ночи, полной смертей и горя. И Бен, едва поспевая за птицей, прыгнул следом за вороном через ограду, побежал по мокрому асфальту, умытому ливнем, и по захлёбывающимся проулкам, чтобы там, взбираясь по крышам, не потерять из виду своего проводника. Он стащил с плеч рваную, пахнущую землёй и гробом белую рубашку. Тонкие, не предназначенные для бега туфли он заменил на крепкие байкерские ботинки, которые Ворон нашёл ему в помойке. Порывшись в баке, он отыскал кожаные штаны, оказавшиеся впору. И, дивясь такому совпадению, Бен переоделся прямо там, голый, дрожащий, отчаянно швырнувший в мусор свои мертвецкие одежды. Когда Ворон привёл его, оступающегося и уставшего, к старому дому, где они жили с ней, Бен остановился и осмотрел вылизанный пламенем дом. Кирпичное здание заколотили досками, перетянули жёлтыми полицейскими лентами. Сил в его мышцах хватило, чтобы убрать преграду и, обдирая спину и плечо, нырнуть в узкую брешь между досками. По обнажённому торсу точно слёзы скатывались дождевые капли. Ливень рыдал и пытался сделать так, чтобы этот дьявольский город утонул в скорби по Бену Соло, совсем как год назад, в день его смерти. В точно такой же дождь он, встряхивая влажные волнистые волосы по плечи, с улыбкой шёл к своей невесте. По лестнице взбежал быстро, предчувствуя, как подхватит её за талию и, нежно целуя, наконец избавится от сырой кожаной куртки. И как она накроет его голову полотенцем, седлая Бена, и примется вытирать его, целуя в нос. Но этого не случилось… Этот дом был теперь пуст и холоден. Огонь давно погас в мраморном огромном камине, возле которого на тёплых досках они так часто с Рей занимались любовью. Ветер задул это пламя в тот момент, как прозвучал оглушающий выстрел, отдавшись громом в ушах его и её. Ветер из круглого, разбитого в осколки чердачного окна, в которое его, Бена Соло, музыканта из группы «The Knights», выкинули с простреленным животом. А Рей? Уже не дождь скатился с ресниц. Это были слёзы. Он подошёл к ширме, истрёпанной непогодой, ворвавшейся с улицы в некогда уютный, райский уголок двух любящих душ. Отставил её в сторону. Застыл. Упал на колени. На деревянном манекене он увидел печальнейшее зрелище из всего, что доводилось ему видеть. Прекрасное свадебное платье с искусной вышивкой. Простое. Такое, как понравилось бы его Рей. Платье, которое никогда не наденет невеста. Платье, которое никогда не скользнёт шёлком по её обнажённой коже, когда он снимет его в первую супружескую ночь. Платье, которое было напоминанием всех их погибшим надеждам и мечтам. Ворон глухо каркнул, сидя на потолочной балке, и тело Бена пронзила острая дрожь. Боль, которую ощущала его Рей, когда бандиты ворвались к ней в дом… Тук-тук-тук, открывайте, это технические службы. Нам срочно нужно войти. Ну же, мисс Скайуокер! Мы знаем, что вы дома!!! Бен закричал, когда его грудь и шею опалило огнём. Он схватился за бока, взрезанные болезненным приступом… и на миг увидел её глазами лица тех, кто насиловал и убивал вчетвером. И услышал как со стороны собственный тревожный стук в дверь. Сердце зашлось птицей. Ворон захлопал крыльями. — Открывай, Рей! Рей?! Милая? — Бен, беги отсюда!!! Убегай! Он не успел. Дверь открыли, он ворвался, ударил в лицо одного, разбив до крови ему нос, и набросился на того, кто держал девушку в чёрном платье, уродливо порванном на худеньком теле… когда вскинули червлёный холод пистолета, и пуля прошила его живот насквозь, застряла в позвонке и заставила всхлипнуть и взглянуть на закричавшую невесту в последний раз. Он был ошарашен и оглушён болью тогда. Он был сломлен и растоптан сейчас. Упав как и в последний миг жизни на ладони, в пустом, разворошённом любовном гнёздышке нечто невидимое проволокло его до окна и едва не выкинуло туда снова… — БЕН!!! — эхом прозвучал родной голос. … в осколках и свободном падении… но Бен ухватился за раму, взрезая ладонь до крови торчащим стеклом, и ловко кувыркнулся, падая на колено. Тяжело выдыхая холод из мёртвых лёгких. Рана на руке затянулась, и он ошарашено смотрел на это, понимая — так затянутся и другие. Ведь он теперь неживой. Ворон каркнул, опустившись на мускулистое плечо, и ласково поворошил чёрные кудри клювом. Он был с Беном, когда тот прошёл до трюмо и устало сел перед зеркалом… чтобы закричать от боли и разбить кулаком собственное треснувшее отражение. У него не осталось любви. У него не осталось будущего. У него отобрали надежду. Но месть отобрать не смогут. Он растёр на пальцах белый грим, а чёрной помадой, которой Рей красилась на Хэллоуин (потом она целовала его взахлёб и жадно, осеняя чёрными отпечатками литое бледное тело), покрыл губы и подвёл глаза. Штрих над бровями. Чёрная черта — на щёку. Он будет безмолвно плакать глазами грустного мима до тех пор, пока не отомстит, и улыбаться, потому что безумец напьётся крови. У него есть лишь одна ночь. И в эту ночь свершится правосудие. Ворон переступил чёрными лапками по столешнице трюмо, глухо каркнул. — Будь спокойна, Рей, — тихо сказал Бен, погладив кончиками пальцев, испачканных в белом гриме, улыбчивое лицо любимой на фотографии. Там они обнимали друг друга за талии, и Рей жалась щекой к его груди, слушая сердце. — Я скоро вернусь к тебе в постель.