my wall - your voice

      Иногда его спина ноет так сильно, что невозможно дышать. Традиционная медицина только первые разы снимала болевой синдром, а когда и вовсе перестала помогать, врачи сказали: «Нужна операция». Но знали ли они, сколько денег нужно на неё? И Аянга не знал, пока ему не подсчитали. Такую сумму не сможет ни в жизнь собрать обычный человек, тем более – такой, как он…              Но сейчас – малая доля этой суммы лежит в свинье-копилке над их головами, словно насмешка. «Глядите – кто-то готов платить за ваши жизни и смерти, пока вы не можете расплатиться с долгами!» – кричали деньги в прозрачной оболочке, пока люди, у которых оставалась мораль, голосовали против игр, в которых на кон вставала их жизнь.              Узнав правила первой игры, кто-то хмыкнул: всего лишь не нужно было двигаться, пока кукла смотрела на них бездушными глазами-камерами. Пошевелишься – выбываешь. Детская забава, в которую большинство из них играло во дворе. Правило было одно, простецкое, но никто не сказал, что покинешь игру, получив пулю.              Аянга с детства был знаком со смертью – потеря отца, матери, брата, да и их регулярное питание зависело от того, зарежут сегодня барашка, или нет – кровь и убийство были рядом с ним. И чужие люди, которых он не знал, и которые не поняли смысла игры – все они умерли, приумножив выигрыш.              Но люди голосуют: «Против игры» – против смертей, и против того, чтобы выиграть огромную сумму денег, и Аянга не понимает их. Неужели правда кто-то думал, что им заплатят просто за участие? Неужели никто не догадался, что это всё – лишь постанова для людей, что всегда будут на вершине?              Он голосует за продолжение игр. У него нет родных и близких, которые бы переживали о его смерти. Он сильный, спортивный, и точно знает, чего хочет, и на что может пойти ради денег – всяко лучше, чем работать в забегаловке все часы в сутках, без перерывов, выходных, и надежды на светлое будущее, где он выступает в театре, на сцене со своими песнями, или фотографируется в качестве модели в журнале или рекламе.              Он голосует «За» – и отходит в сторону. И лишь тогда видит в толпе таких же обезумевших, как и он, знакомое лицо.              Чжэн Юньлун. Его бывший одногруппник и сосед по комнате. Самый красивый, прекрасный и светлый человек. Любимый ребёнок в полной семье. Активный в социуме, всегда в центре внимания девушек и парней. Его мама - актриса театра Пекинской оперы, а сам он обладатель сильного и красивого голоса, чувствующий себя на сцене в своей стихии. Так что такой человек мог забыть в этом месте?              ***        – Хотите сыграть в игру?              Он и сейчас считает этот вопрос спасением. Спасением из этой дерьмовой жизни, которую он живет. Кто бы мог подумать, что его мечта стать актером музыкального театра разобьется вдребезги сначала из-за решения более высокого руководства, а потом и из-за самого себя. «В связи с тем, что в качестве выпускной работы выбран мюзикл, противоречащий принципам морали страны и партии, принято решение о роспуске академической группы» – таким было официальное заявление, по которому четыре года в Академии были пущены коту под хвост.              Времени на новую постановку уже не было.              Вот и все. Оказавшись практически на улице, безработный и без образования, один, в Шанхае, со справкой вместо диплома на руках, Юньлун, как и многие его однокурсники не знал куда податься. Спасибо маме, что вошла в положение и пропихнула к знакомым в труппу. На главные роли он конечно не рассчитывал, но зато была работа и место, где можно было переночевать.              Кто же знал, что однажды и такая жизнь закончится…        – У меня нет денег, – откашлявшись, тихо говорит он с хрипом – голосовые связки иногда отказывают ему больше обычного, так, что его слова сложно разобрать даже самым близким. Но мужчине, стоящему прямо перед ним, в чопорном дорогом костюме и с идеальной укладкой, это отчего-то совсем не мешает. – Я помогу вам их заработать, если вы согласитесь, Чжэн Юньлун.       Что ему оставалось? Съедаемый чувством вины перед родителями, уязвленный собственным бессилием, он соглашается, какими бы ни были условия. Стоя лицом перед куклой, видя боковым зрением, как девушка рядом падает от пули, и даже ожидая своей очереди на «голосование» – он не колеблется.              Он пройдет до конца, по головам, перешагивая через трупы, если потребуется… но внезапно осекается видя… Аянгу? Ему не кажется? Прилежный староста, со смешным говором, но все равно так усердно постигающий азы китайского. Всегда аккуратный, серьезный, внимательный Аянга? Но почему он здесь? Он видит, как Аянга голосует за продолжение игры, как отходит в сторону.              И когда приходит его очередь, тоже голосует «за».              ***              Не проходит и недели, как они возвращаются. И в этот раз людей значительно меньше. «Интересно, а…» – он оглядывается. Юньлун здесь. И опять Аянга задается вопросом, почему?              Наблюдая за своим бывшим однокурсником, он невольно окунается в воспоминания об их совместно проведенном времени. Аянга и сам не знает, когда это началось. Когда он перестал смотреть на этого паренька по-особенному? Когда он перестал быть для него больше, чем просто соседом по комнате?       Между ними всегда была стена – сначала это был языковой барьер, потом и социальный. Аянга не мог похвастаться таким же отношением к жизни. Для него всегда была сначала работа, потом личное. Ирония в том, что ни с работой не случилось, ни с личным.              И сейчас, когда многие из игроков с интересом общаются друг с другом, он сидит в одиночестве, без желания заводить новые знакомства. Он видит, как к Юньлуну подходит какой-то мальчишка, совсем еще юный, улыбается, глядя ему в лицо. И Аянга буквально чувствует, как вокруг него вырастает еще одна стена. Стена, за которой навсегда останутся его чувства. Он здесь только ради денег и светлого будущего. Ему никто не нужен. Он справится один.              Оставит всех позади, даже Юньлуна.              Вторая игра была не менее детской и не менее безжалостной, требовала аккуратности и умения взять под контроль нарастающую из-за утекающего времени панику. Аянга не обращал внимания на остальных, абстрагировался от звуков выстрелов, и даже ехидный голос в своей голове, всё насмехающийся: «Неужели так сложно вырезать фигурку из конфеты?» заставил замолкнуть, чтобы не отвлекал от дела.              Он не хотел смотреть, где там Юньлун, правда не хотел, но взгляд то и дело поднимался, пытаясь хоть на мгновение выцепить врезавшийся в память номер, который хотелось бы забыть. Лучше бы этот глупый бывший однокурсник вообще не возвращался в это проклятое Небесами место.              Аянга заканчивает с конфетой и спешит скрыться в общей комнате.              Юньлун тоже вернулся. С одной стороны, надо бы порадоваться, он еще жив и продолжает бороться. А с другой – так горько становится на душе, потому что Аянга знает – живым отсюда уйдет только один. Он ловит на себе изучающий взгляд Юньлуна и позволяет себе посмотреть в ответ. Аянга чудом удерживает себя, чтобы не улыбнуться. Все лицо искажается в болезненной гримасе боли и сожаления. К счастью, он быстро взял себя в руки и отгородился от лишних чувств, надёжно спрятав их в сердце.              Отгородился защитной стеной и преспокойно отвернулся.                     Все понимают, что, для того чтобы выжить, необходимо объединиться. Хотя бы на игру. Чтобы потом с жестокостью рвать глотки голыми руками своим бывшим товарищам на потеху тем, кто смотрит за этим всем. Юньлун наблюдает, как большинство игроков хотят успеть присоединиться к команде одного из самых неприятных – Тун Чжо. Конечно, тут многие готовы подставить ближнего под пулю, чтобы выжить самому, но он… Его следовало опасаться до самого конца.              – Извини, – он чувствует, как его осторожно тянут за рукав. – Ты не против, если мы объединимся?              Юньлун уже был знаком с этим мальчиком, он подошел к нему в первый же день после возвращения в игру. Еще такой малыш, явно с не самой простой судьбой, иначе его бы здесь не было. Иметь такого в команде – определенный риск, тем более, что он и так уже согласился принять одну девушку.              Юньлун знал, кем его компенсировать. Но этот человек упрямо игнорировал его с самого начала, даже если невольно пересекался взглядом.              Однако никто не мог представить, что ночью команда Тун Чжо устроит резню. Многоярусные кровати были разобраны, повсюду была кровь, крики женщин резали слух – это был ад, устроенный кучкой абсолютно обезумевших людей. Когда включился свет, и пришел управляющий с группой солдат, Юньлун беспокойно начал озираться в поисках Аянги. Не мог же он пострадать в этой мясорубке? Ведь он до самого отбоя сидел в одиночестве в своем углу.              Он все никак не находился, кругом мельтешили эти отвратительные розовые костюмы. Юньлун глянул на табло – их осталось чуть больше половины из тех, кто выиграл во второй игре. В толпе было сложно определить, кто остался в живых: вот он наткнулся на Цайцая, который сидел рядом с поваленными кроватями и прикрывал голову руками. Девушка из его команды тоже была жива, но ранена.              Тц, как не вовремя.              Юньлун продолжал скользить взглядом, пока не увидел Аянгу, который прижался к стене. Цел. Вроде даже не ранен. Он облегчённо выдохнул с шумным клокотанием из-за повреждённых связок, обещая себе всё-таки подойти к нему утром и пригласить объединиться.                     Аянга знал, что такое человеческая жестокость, знал, что значит попасть под раздачу обезумевшей толпы – и всё же когда на его глазах начинается самая настоящая грызня, он спешит скрыться в самом темном углу.              Да, он мог бы воспользоваться преимуществом – мог бы перерезать с десяток, или даже больше, людей, словно молодых глупых барашков. Мог собственноручно сократить количество участвующих в этих играх на выживание, чтобы дальше было проще.              Он не стал бы лишний раз двигаться – он предпочитал беречь силы, пусть здесь и кормили даже лучше, чем он питался раньше, и спали они на кровати с матрасом, а не продуваемом всеми ветрами полу, но его спина всё равно временами напоминала о себе ноющей болью. Ещё не такой, от которой хотелось вывернуться любым способом, лишь бы облегчить эту пытку – но предвестием её.              Да и не смог.              Даже обезумевшие от жажды денег на собственные нужды, но люди – не животные, и убивать их вот так просто было… неправильно. Аянга мысленно рассмеялся над собственными рассуждениями. Тусклый ночной свет потух, и густая опасная тьма накрыла общий зал. Однако она не могла заглушить яростные крики убийц и предсмертные хрипы жертв.              Все прекратилось, когда появились эти в розовом. Мысли о том, что надо найти Юньлуна и убедиться, что он жив, не было. Желания спать тоже. Он сидел, прислонившись к холодной стене, и это помогало сохранить самообладание и некое подобие спокойствия, даже если знал, что всего через пару часов спина ему спасибо не скажет.              Утром во время завтрака он увидел, как в его сторону идет Юньлун. Один. С минуты на минуту должны были объявить начало новой игры, так что Аянга понимал, зачем он идет.              – Зачем я тебе? Он опередил его, сразу задавая вопрос в лоб. Благодаря стене было удобно оставаться в стороне, наблюдая, но он никогда не думал, что произойдет, когда тот, от того была эта ограда, подойдет так близко.       – Эм, ну… – он откашлялся, но его голос проскрежетал, как ржавый металл и воронье карканье, заставив Аянгу на миг замереть от внезапного осознания, что Юньлун, этот молодой человек с чистым и приятным голосом, потерял свой дар. – Я вспомнил, что староста Аянга всегда был достаточно сильным и самым спортивным на нашем потоке, так что.. Слушай, чем бы не была следующая игра, я точно уверен, ты – самый правильный вариант для моей команды.              – Нет, – Аянга прямо смотрит на этого глупого человека. Может, ему немного жаль, что всё так сложилось, но у Юньлуна за спиной всегда были родители с большими связями, и они могли устроить своё чадо на какую-нибудь офисную должность. Так что, если он здесь, значит сам не захотел расставаться с наивной мечтой. – Ты и сам знаешь, что из всех останется только один победитель. Зачем нам объединяться?              – Но…              – Далун, – этот строгий тон всегда действовал отрезвляюще, но в этот раз бывший одногруппник не стал отступать:              – Гацзы, – Юньлун упрямо нахмурился. – До этого момента еще нужно дожить. Если мы будем держаться вместе у нас будет больше шансов дойти до финала.               Перетягивание каната – вот чем была следующая игра. Они в ужасе смотрят, как команда Тун Чжо, собранная заново из крепких мужиков, будто они заранее знали что будет, скидывает с высоты своих противников. Остальные команды, особенно боявшиеся Тун Чжо, успели выдохнуть, однако когда послышался мерзкий звук тел, разбивающихся об пол, вздрогнули. Когда пришла очередь команды Юньлуна участвовать, он молча оглядел всех. У него был план, но был не уверен, что он сработает. Из всех них, насколько он знал и помнил, только Аянга мог похвастаться силой. И пусть их группа достаточно слаженно работает, победа дается нелегко – соперники тоже сильны. Когда кажется, что прямо сейчас они рухнут вниз и их черепа будут размозжены, а кости переломаны, Аянга кричит: «Делаем шаг вперёд!» – и как бы это не звучало, Юньлун привык слушать своего старосту. И они делают. Секундное замешательство и вот уже их противники падают в пропасть, а они – опрокидываются назад. Их мышцы дрожат от усталости, а опьяняющее чувство победы пересиливает вину за отнятые жизни. Ещё на шаг приблизились к огромному количеству денег, что светились золотом над головами в общей комнате. Своими собственными окровавленными руками приумножили безумную и вожделенную сумму. Спускаясь на лифте вниз, они переглядываются друг с другом. Немного трудно поверить в то, что даже спустя несколько лет они снова будут вот так бок о бок делать что-то вместе. Даже если это – участие в детских играх со смертельным исходом. Так привычно снова видеть друг друга, даже если они уже совсем не те, какими были в годы учебы. Аянга в порыве обнимает Юньлуна и не понимает, почему он его не отталкивает, а лишь крепче прижимает к себе своими сильными руками – одной за поясницу, второй за затылок. Притягивает еще ближе, словно... И целует. В губы, на глазах у всех. Целует так, как мог бы целовать свою возлюбленную, пойди всё по иному пути и не окажись они здесь, где могут умереть в любой момент. Целует, как в последний раз. Аянга не отвечает, но буквально чувствует, как возведенная им стена, что сдерживает его многолетнее желание, хрустит от этих крепких объятий, покрывается трещинами, готовая вот-вот рухнуть. Но в последний момент он отталкивает Юньлуна и выходит из лифта первым, даже если хочется, чтобы это никогда не заканчивалось. К счастью, у него всё ещё есть разум, который напоминает, что рано или поздно они умрут здесь. Может быть, даже от рук друг друга. Дальше вместе никак нельзя. Если ему придётся собственноручно убить Далуна, он сделает это без жалости. Он должен сделать это. Ему нечего терять. И не о чем сожалеть. Ночью его спина ноет так, что он до побелевших пальцев цепляется за железный остов кровати, глуша болезненный скулеж подушкой. Приступ мучает его до самого утра, напоминая о том, почему он здесь. И что если спина откажет ему раньше, чем он получит деньги, его без жалости пристрелят как бездомную псину. Он сжимает зубы так, что кажется будто они начнут крошиться. Он не может стать овощем раньше, чем выиграет деньги.                     Даже если Аянга не произносит этого вслух, но Далун, или обиженный его резким отказом, или просто негласно соглашается с тем, что им не надо быть в паре друг с другом. Поэтому Юньлун выбирает себе Цайцая – этого милого наивного парнишку. Аянга видел, как они тесно общались друг с другом, и внутри каждый раз что-то неприятно переворачивалось.              Он уверял себя – это просто старые чувства, что проросли в его каменном сердце и никак не хотели выкорчевываться. Что после того поцелуя что-то внутри стало еще сильнее тянуться к Юньлуну. «Нельзя давать им волю», – повторяет он себе, как молитву безмолвному Небу. Они обречены, их любовь обречена.              Один из них всё равно умрёт.       И умрет прямо в этой игре. Для Аянги нет проблем в том, чтобы развести своего оппонента и выйти победителем. Он не знает, от какого исхода игры Юньлуна с Цайцаем ему было бы легче. Так или иначе, что-то в его душе упорно верит в то, что Юньлун остается жив. И он понимает, что стена рушится, затапливая его чувствами, которые он так долго сдерживал.              Он легко обставил какого-то мужчину в этой глупой игре. Заполучить себе десять камешков своего противника любым способом – разве можно было придумать что-то более банальное и не ограниченное никакими правилами, кроме как креативностью самих игроков? Здесь все борются за свою жизнь, за деньги в этой чертовой свинье, за свое будущее, поэтому ясно одно - из этой игры выйдут победителями самые отчаявшиеся.              Аянга не сожалеет ни о чём, когда за его спиной раздаётся выстрел, и то что было головой живого человека взрывается, словно спелый арбуз, а кровавые кусочки мозга влажно сползают по декоративной стене. Он не сожалеет, когда слышит номера выбывающих один за другим игроков. Он внимательно вслушивается в цифры, которые произносит механический голос, надеясь не услышать тот самый.              Среди них есть номер Цайцая.              Это значит… Когда Далун возвращается в общую комнату, что-то внутри в один момент разбивается. Это стена, которую так долго и тщательно возводил, поддерживал. Наконец она рушится от осознания того, что у них двоих ведь есть только здесь и сейчас – в любой игре их жизни могут оборваться, только одного или обоих сразу. Чувства переполняют его, они такие сильные, что он ничего не может с собой поделать. В голове только одна мысль, что он – дурак, который вот так просто мог упустить шанс побыть вместе последние мгновения жизни и быть счастливым. Аянга решается. Он встаёт со своей кровати и идёт прямиком к нему. – Пойдём со мной, – говорит он и крепко целует его, не обращая внимания ни на камеры, ни на других людей. Все они здесь умрут, так какая разница? – Пожалуйста, Далун, пойдём. Он не называл его так со времён университета, и в глазах Юньлуна он видит растерянность. Но затем Далун решается – хватает за руку, и порывисто кивает, произнеся тихим сломанным хрипом: – Пойдём.              Не надо объяснять куда они идут и зачем. Им так хочется сейчас просто быть вдвоем, так хочется быть ближе, чувствовать друг друга и любить. Наверстать все упущенное за то время, когда они были двумя упрямыми дураками, не видящими дальше собственного носа.              В тесной туалетной кабинке неудобно, холодно, приходится вжиматься спиной в тонкую стенку, когда парни сталкиваются ртами и шарят по телам друг друга, торопливо помогая раздеться. Им некогда изучать друг друга, им не хочется отрываться друг от друга хотя бы на секунду. Сначала надо утолить тот голод, что не давал покоя им обоим. Для Юньлуна тоже было непросто держать дистанцию, делать вид, что они незнакомы.              Теперь, когда можно все, когда все барьеры рухнули, можно наслаждаться друг другом.              И все же Аянга отрывается от Юньлуна, теперь его Юньлуна, чтобы посмотреть, какой он раскрасневшийся, какой красивый. Даже сидя на крышке унитаза в туалете, за дверями которых стоит рабочий, в месте, где они вынуждены убивать. Даже худой, бледный и осунувшийся, Юньлун для него самый желанный человек. И он снова прижимается к нему, целуя шею, ключицы, трогает тело, чувствует, как быстро бьется его сердце. Он хочет вылизать его всего, почувствовать целиком.              Он словно сходит с ума от этой близости.              – Аянга, тише.. Ах! – Юньлун гладит его по волосам, пытаясь отстранить, и лишь судорожно вздыхает, когда Аянга прикусывает его нежную кожу на груди.              – Гацзы. Зови меня Гацзы.              – Хорошо, Гацзы, – со скрежетом выдыхает он, потому что голосовые связки подводят его снова и так не вовремя.              Аянга от этого делает такое лицо, словно вот-вот расплачется. Поэтому Юньлун лишь обхватывает своими большими ладонями его лицо и отстраняет от себя, чтобы крепко поцеловать. Он прекрасно понимает, что Аянга сейчас чувствует.              – Ты не против, если я… – Аянга тянет руки к резинке его спортивных штанов.              Конечно, он совсем не против. Даже помогает, чтобы было удобно. Он зачарованно наблюдает, как и сам Аянга стаскивает с себя брюки, оставляя только нижнее белье. Удивительно, что ни один не испытывает неловкости, словно все правильно, словно они всю жизнь занимались этим. Но на секунду щеки Юньлуна вспыхивают, когда Аянга берет в руку его вставший член и медленно двигает по длине, обнажая головку.              Так приятно.              В голову приходит запоздалая, но такая сладкая мысль о том, что он тоже хочет прикоснуться с Гацзы. Прикоснуться везде, почувствовать его жар. Ему крайне везет, что Аянга сидит у него на коленях, поэтому так удобно трогать его. Он видит, как член натягивает ткань трусов, видит это темное пятно от предэякулята, буквально чувствует его возбуждение              И вот он сам вместе с Аянгой забывает как дышать, когда впервые касается его члена. Он такой горячий, немного короче его собственного, но толще. Не то чтобы ему приходилось часто оценивать чужие члены, а уж держать в руке тем более. Но от того, что это был именно Гацзы, а не посторонний человек, ему хотелось сделать все как можно более приятно.              Облизав ладонь, Юньлун обхватил член Аянги, ощущая твердость и бархат кожи. Все же смущаясь, он смотрит, как головка то показывается, то скрывается у него в кулаке. И это такое странное чувство. Он не мог похвастаться богатым сексуальным опытом, да и мыслей у него таких не возникало из-за того образа жизни, который он вел, но он себе точно представлял, как именно это происходит между мужчинами.              Возможно, если бы судьба распорядилась по-другому и не было бы всего этого кошмара, то… было бы между ними что-то такое?              Из мыслей его вырвало особенно сильное и приятное ощущение соприкосновения. Гацзы, чуть болезненно сморщившись, придвинулся теснее так, чтобы обхватить оба члена. Юньлун, последовав этому порыву, обхватил со своей стороны. Ему было удобнее, так его руки были больше, и он мог помочь им вместе достигнуть пика. Чем больше и сильнее он двигал рукой, тем больше понимал, насколько близко он сейчас находится к концу. Но только почувствовав горячие капли спермы на своей ладони, он смог отпустить и себя, кончая следом, прижимаясь мокрым лбом к плечу Аянги.              Уже обтирая друг друга бумагой, они медленно целовались, не желая теперь хоть на мгновение оторваться друг от друга.              – Мой хороший, мой Далун, – тихо шептал Аянга, мягко прикасаясь губами к губам Юньлуна.              – Твой, – также тихо и сипло отвечал ему Юньлун.                     Если спина Аянги и ныла после этого – то эта боль была хотя бы желанной.              В один момент произошедшее меж ними меняет вообще всё. Они больше не стараются меньше пересекаться и контактировать – теперь, когда у них осталось вместе так мало часов до следующей безжалостной игры, они не отлипают друг от друга ни на секунду.              Тун Чжо со своей шайкой презрительно посмеивается и тыкает в них пальцем, но им обоим плевать. Они держатся за руки, сидят так близко, почти вжимаясь телами, и обмениваются поцелуями полностью игнорируя остальных.              Пока громкоговоритель радостно не оповещает о начале следующей игры. Мост со стеклянными платформами, протянутый над пропастью. Шаг на обычное стекло – и человек летит с осколками вниз, а его предсмертный, холодящий кровь крик, мгновенно обрывается где-то там в темноте.              Аянга, Юньлун и Тун Чжо – они идут самыми последними, и очень скоро понимают, что именно они дойдут до конца. Все, кто шли перед ними, стали принесенными в жертву, чтобы оставшиеся могли идти дальше. И одного из людей, внезапно опустившегося на колени и принявшего молиться, Тун Чжо собственноручно отправил вниз.              Его душераздирающий вопль и последующий мягкий шлепок останется отпечатанным в их сознаниях до самой смерти.              Наконец оказавшись на твердом полу игровой комнаты, никто из них троих даже не оглядывается. Все осталось позади. Осталась только завтрашняя финальная игра, победителем из которой выйдет только один.              Сразу после игры их встретил рабочий и выдал по большой коробке – внутри был костюм. Очередная игра? Или что? Аянга вообще не помнит, когда последний раз он надевал что-то подобное. Кажется, это была примерка парадных костюмов для выпускного, но ничего тогда не случилось, так что такие вещи стали для него ненужной роскошью.              Они понимают, что происходит, только когда их приводят в большой зал, где накрыт стол на троих – это их последний ужин. Самый торжественный, самый плотный и вероятно вкусный за все то время, что они провели здесь. Им подают мясо, конечно не такое, как мог бы приготовить сам Аянга, какое он бы хотел приготовить своему Далуну. То, что они едят кажется им безвкусным, по крайней мере им двоим.              Судя по аппетиту Тун Чжо, его все устраивает.              Как последний подарок, им оставляют эти праздничные костюмы. В качестве насмешки, или кто-то наверху действительно рассчитывал приободрить их. Это была их последняя ночь в общей комнате. Осталось всего три кровати и несколько часов до начала игры.              Аянга не может унять беспокойство, поэтому боится придвинуться к Юньлуну. По обыкновению они были вместе, стараясь урвать эту возможно последнюю минуту счастья для них двоих. Оглядываясь назад, Аянга действительно понимал, что все вот это – результат огромного количества смертей. Победа – его, Юньлуна или Тун Чжо, чьи руки были по локоть в крови – лишь их собственная безжалостность и стремление к этим проклятым деньгам.              Мерзкая свинья насмешливо висела над их головами, почти полная деньгами – жизнями других, таких же отчаявшихся, оказавшихся за бортом, людей.              Аянга поворачивается и смотрит на Юньлуна. Даже болезненно бледный и худой, он все равно самый красивый для него. Тот свет, за которым он когда-то шел. Так же думал и Юньлун. Если бы их жизнь сложилась иначе, были бы они вместе? После выпуска и потом, спустя десяток лет? Стояли бы одной сцене, пели дуэтом, делили на двоих все дни этой жизни?              Это осталось в фантазиях. Сейчас они лишь жалкие, сводящие концы с концами, одинокие люди.              Они пытаются устроиться удобнее и подремать, и уже сквозь пелену Аянга ощущает чье-то присутствие. Его Юньлун лежит рядом, неужели…              – Ага, проснулся все-таки, – Тун Чжо стоял рядом с их кроватью. В его руке был зажат нож, тот самый, которым они резали мясо на сегодняшнем ужине. – Жалкие педики, неужели вы правда думали, что сможете дойти до финала?              Какая идея, убить их обоих, пока они отдыхают. Аянга благодарит судьбу за то, что он чутко спит. Он чувствует, как просыпается Юньлун, и понимает, что надо действовать, пока никто не пострадал. Он давно не дрался, но точно знал, куда надо ударить, чтобы вырубить противника.              Он готов принять удар Тун Чжо и контратаковать, но хитрый крысёныш обманом проскальзывает мимо, целясь в еще сонного, медлительного Далуна, намереваясь всадить нож ему в глотку.              Аянга теряет мгновение, видя как острие словно в замедлении приближается к беззащитному парню. Его разум застилает безумная ярость на того, кто посмел посягнуть на жизнь этого человека.              А затем он приходит в себя от хруста шейных позвонков. В его руках – голова Тун Чжо, развёрнутая чуть ли не на пол-оборота. Так, как живой человек не смог бы повернуть. Из поспешно стекленеющих глаз утекает жизнь, а затем его обмякшее тело с глухим стуком опускается на землю, а нож, со звоном отскочив от пола, оказывается прямо у ног Аянги.              Он поднимает взгляд и сталкивается с тщательно скрываемым страхом в глазах Далуна. Они остались только вдвоём. Кому-то из них нужно сделать выбор. И он делает: поднимает оружие и кладёт в карман. Механический голос задорно объявляет номер выбывшего, а в свинью-копилку с веселой мелодией падают деньги за очередную жизнь.              А затем…              – Финалистам приготовиться! Начинается новая игра! Пожалуйста, проследуйте за сопровождающими на игровую площадку!              Они двигаются по пустым и тёмным коридорам, и теперь даже яркий розовый цвет, преломляясь в сознании, был похож на кровь. Аянга почти надеется, что Далун не станет упрямиться, как делал прежде, что сейчас они действительно просто сыграют в игру и решат всё честно, но стоит им выйти на простую площадку, где проводилась первая игра, как Юньлун внезапно останавливается, хватает его за руку и поспешно спрашивает у сопровождающих:              – Если большинство будет против, то игра будет остановлена, ведь так?              – …верно, – с задержкой отвечает розовый с квадратом, не сразу разобрав его болезненный хрип.              Далун сглатывает и поворачивается к Аянге, и тот уже знает, что он хочет сказать.              – Нет! – парень отшатывается назад, вырывая руку из его хватки. – Я не откажусь от игры! Мы уже дошли до финала – какой смысл бросить всё сейчас? Кровь с наших рук уже не сотрется!              – Ты сошёл с ума, – неверящим тоном произносит Юньлун, и голос его хрипит сильнее обычного. – Семьи погибших получат крупную сумму, а мы с тобой оба вернемся домой, и…              – И что? – Аянга хмыкает и хладнокровно вытаскивает нож из кармана. Утренние сумерки отдают сыростью, и от холода его измученная диетой, напряжением и физической активностью спина снова начинает разгораться тупой болью вдоль позвоночника. Именно эта боль, которая буквально за считанные минуты из тупой ноющей превратится в сокрушающе невыносимую, заставляет его идти до конца. – Тебе нужно восстановить голосовые связки и вернуться на сцену, перестать быть обузой для своих родителей. А мне нужна операция, чтобы я не превратился в овощ в ближайшее время, когда моя спина откажет. Ты правда хочешь закончить всё это прямо сейчас?              – Да! – уверенно скрежещет Юньлун, и в глазах его столько болезненной надежды и веры в чудо, что… – Мама устроит меня в офис, я соберу для тебя нужную сумму, я буду о тебе заботиться! Я…              Пока он не наговорил слишком много, Аянга бросается вперёд, выставив руку с ножом.              Звёзды в глазах Юньлуна гаснут. Он отшатывается назад, спотыкается и опрокидывается навзничь – только это спасает его от блеснувшего лезвия в опасной близости от его тела. Аянга зверем прыгает на него сверху, вжимает своим болезненно костлявым телом в холодный и влажный песок.              Медленно начинает накрапывать мутный дождь.              – Прости, Далун, – качает головой Гацзы. Тот самый человек, что взял его сердце себе, и своими собственными руками вырвет, горячее и живое, из той груди, что недавно покрывал поцелуями. – Но ты и сам понимаешь, что даже если будешь честно работать, тебе не успеть вовремя собрать деньги. Я останусь инвалидом, не способным даже кормить самого себя, и ты будешь сожалеть всю свою жизнь, что не убил меня здесь и сейчас ради собственного благополучия.              Он заносит над ним нож. Смотрит прямо в тёмные глаза человека, от которого так долго пытался отгородиться, и не справился со своими чувствами. Видит в его взгляде боль, а затем…              Далун нежно улыбается ему своими красивыми, всё ещё пухлыми и розовыми от отчаянных поцелуев губами – в свой последний раз – и закрывает глаза, в которых есть только принятие собственной судьбы.              – Если моя смерть позволит тебе жить дальше так, как ты хочешь – я рад подарить тебе свою жизнь, – шепчет он своим сломанным голосом.              Нож падает в песок, и Аянга с силой хватает этого глупого человека за грудки, хорошенько встряхивая:              – Какого хрена ты не сопротивляешься?! – в отчаянии кричит он, тряся его за лацканы пиджака. – Не смей так просто отдавать свою жизнь мне! Тебе тоже нужен этот выигрыш! Встань и дерись со мной!              Глаза Юньлуна темнеют, а лицо вмиг изменяется до неузнаваемости, становится решительным и злым, когда он поднимает руку и с силой прописывает Аянге в челюсть. Так, что на миг он видит звёзды, а затем приходит в себя от следующего удара.              И ещё от одного – Юньлун яростно отшвыривает его от себя, опрокидывая на лопатки, а затем сам садится сверху, начиная что-то кричать о том, что Гацзы тупой ублюдок и упрямейший баран, не желающий сдаваться – но все эти слова доходили до сознания как сквозь толстый слой ваты.              Холодные капли падают ему на лицо, смешиваясь с текущей из разбитого носа кровью. Пошел дождь, или это были слезы? На их руках кровь других людей, уже нельзя отступать. Бессмысленно и некуда – они оба были нищими, в ужасном положении, им обоим нужна была операция и деньги на неё.              – Пожалуйста, давай уйдём! – почти кричит Далун и грубо хватает его за плечи, начиная трясти с безумной силой. – Гацзы, я не хочу убивать тебя! Я же тебя...              Аянга не хочет объяснять ему снова, и не хочет знать продолжение его слов. Он поднимает ослабевшую руку, перемазанную в грязи, и закрывает его рот ладонью.              – Далун, – горло сжимается от страха, и то, что он собирается сделать, требует собрать всё мужество и решительность, чтобы переступить черту. – Сделай себе голос. Вернись на сцену и выступай, как мечтал. Продолжай быть примерным сыном и гордостью родителей. Забудь обо всём, что было. И обо мне.              И прежде, чем его наивный возлюбленный соображает, что значат его слова, он свободной рукой хватает нож, что лежит так близко к голове и, больше не давая себе сомневаться, вгоняет лезвие себе в глотку.              Острая боль пронзает его с головы до ног, и в глазах мутнеет. Он чувствует, как с каждым толчком крови из сонной артерии немеют конечности, как паника от осознания скорой гибели заполняет его, и на миг обострившееся сознание начинает угасать.              Аянга концентрируется на осунувшемся за считанные дни лице Далуна: в нём непонимание и дикий ужас. Аянге жаль – правда ужасно жаль, что не дал им двоим больше времени. Если бы он знал, что этот ребёнок испытывал к нему те же чувства, он бы решился на признание раньше, когда не было ещё ни этих проклятых игр, ни боли.              – Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив, – он заставляет себя растянутся в нежной, предсмертной улыбке, и поднимает руки, чтобы вытереть Далуну слёзы, смешанные с дождём, кровью и грязью. – Прости, что не сказал раньше.              Он хочет сказать больше, но язык больше не шевелится. Чёткость зрения всё падает, и он чувствует, как темнота зовёт его в свою глубину, забирает боль физическую и душевную.              Ему так хочется запомнить лицо Далуна, чтобы в следующей жизни – если она будет – найти его снова.              Но прежде, чем его сознание угаснет, а свет в глазах окончательно потухнет, он чувствует, что Юньлун вытаскивает нож из его шеи. Так странно чувствовать медленно выскальзывающее из собственной плоти лезвие. А затем видеть, как человек, ради благополучия которого он пошёл на этот шаг, с силой вгоняет его себе прямо в сердце.       Чужое горячее тело накрывает сверху, и кровь возлюбленного смешивается с его собственной.              Их сердца, заполошно бьющиеся в унисон, затихают одновременно.