* * *
Да, свобода – одеваться как захочешь, врубать любую музыку, но требование – быть яркой. Да, жизнь совершенно не скучная – но постоянные переезды с места на место, иногда и в другие города, но общение в основном с друзьями и ухажёрами матери, а своих друзей не успеваешь завести. Девятый класс так и не окончен, учёба безнадёжно запущена. И ещё к новому имени приходится привыкать, мама уверяет, что оно и есть настоящее. Что подлинная метрика Анны Геннадьевны Носовой, а на самом деле Юлии Константиновны Подольской, всегда хранилась в надёжном месте, и из неё следует, что девочка Юля рождена в законном браке. Впрочем, маман не только не давала этот документ Ане в руки, но даже и не показала ни разу. А просто уверяла, что у стариков Носовых осталась очень качественная, но – филькина грамота. – Потому что, Юльчик, всегда надо подстраховываться и иметь запасной вариант! Путёвку в такую жизнь, в какую захочется. – Мам, а кто мой отец? Подольский – это же его фамилия? А зовут Константин или Геннадий? – Фамилия его даже слишком известна, но сам он… ничего, заслуживающего внимания. Пустое место. Мать так и отказывалась отвечать на этот вопрос. Целых два года. Только однажды всплеснула руками: – О, это у тебя от него! А всего-то Аня вдруг решила подпеть радио. Песня была старая, из маминой юности, наверно, и по своей воле девочка ни за что бы её не включила, но тем не менее. Как будто внутри неё цыплёнок пробил клювом скорлупу и выбрался наружу. Хотя нет, не цыплёнок, а какая-то певчая птица. Которая поёт, как дышит. Мать постоянно пыталась напевать, но всегда немилосердно фальшивила. А ещё вспоминала сейчас, как маленькая Аня тоже всё время распевала песенки. – Мне так нравилось, котёнок, я хотела даже отдать тебя в хоровой кружок, но дед сказал – только через его труп. Мол, я уже доходилась. Нашу семью музыка не связала, а рассорила навсегда. – Угу. А когда ты меня бросила, я не то что петь… я и разговаривала с трудом. – Прости. Жизнь била меня и учила, и теперь я готова стать матерью. Особенно мне это должно удаться, потому что больше никто не вмешается. Аня-Юля скептически хмыкнула, но говорить ничего не стала. …Следующие два года слились в сплошную полосу безумных приключений. Мать упорно искала хоть завалящего иностранца, чтобы перебраться на ПМЖ за границу, но раз за разом обламывалась. Юля так и не завела друзей, даже виртуальных. Её прежняя личность слишком хорошо усвоила, что зависания в Сети добром не кончаются. Стрёмно. Музыкой всерьёз не занималась, немного увлеклась аниме, экспериментировала с внешностью, научилась у матери сочинять на ходу цветистые небылицы. И только однажды всё-таки набрала в поисковике не название песни, а имя. Два, если быть точным. Геннадиев Подольских нашлось немного, Константинов – побольше, но более-менее известный музыкант среди них только один. Лохматый дядька с глазами побитой собаки, на взгляд Юли – совсем старый. И музыка у него была такая же. Пронафталиненная. Неудивительно, что он давно вышел в тираж…* * *
И вот вдруг всё должно было кардинально перемениться. Опять. Зная маман – может, и не навсегда, но… Она собиралась в Индию с каким-то там своим очередным ухажёром, и в этот раз дочка ей мешала бы категорически. Вот так Юлю и повезли к отцу, который, оказывается, и понятия не имел о её существовании. …В новой жизни поначалу бесило всё. Папаша, который пытался устанавливать правила, будучи сам большим ребёнком ещё хуже маман. Новая школа, бывшая отцовская, от которой не удалось отбиться. Снова, с самого начала, опостылевшая программа девятого класса. Новые лица, местами так похожие на старые, которые рада была бы забыть, да не забудется. Эта школа, почти в центре Москвы, на первый взгляд сильно отличалась от средоточия надежд и страданий Ани Носовой. Тут не курили по углам, не разговаривали матом, тут выпендривались, пытаясь, видимо, дотянуть до какой-то мифической «совсем элиты». И всё равно тут тоже дрались, тоже строили козни… Просто если кого-то, например, выкидывали в мусорный ящик, это сходило за шуточки в гламурной облипке. И тут было исчезающе мало душевных людей. Или, по крайней мере, Юля не сразу их разглядела. Первое время ей и директриса Быстрова казалась тираншей, заставляла ностальгически вздохнуть о Мурзенко. И набивавшаяся в друзья Маша-Мэлони выбесила, напомнила сразу и Ахмаметьеву (подозрительно милую, жалкую, да и кто любит вспоминать тех, с кем поступил по-свински?), и Меланью – своим идиотским ником. Но всё же, подумала вскоре Юля, такая подруга лучше, чем никакой. И в итоге не прогадала. Кстати, были у Юли подозрения, что половина болячек Мэлони – внушённые. Иногда не очень хорошо, когда у тебя оба родителя – психиатры, да ещё и не сходятся во взглядах на методы лечения. Отсюда у ребёнка неврозы. И уж прежняя Юля знала всё о том, как кормят баснями о слабом здоровье. Помалу она доводила эти мысли до Мэлони. Чтобы та хоть помалу, но раскрепощалась. Кто бесил стабильно – так это Кристина. Та же Будилова, только гламурная. И умеющая подлизываться к учителям. А так – тоже мечтала продаться подороже, а пока пробовала себя в манипуляциях. Чуть ли не все парни готовы были бежать за ней по свистку, а Юля только и ждала от Строгановой подлянки. А с другой стороны – Кристина внезапно оказалась стимулом. Не будь её – Юля не выступила бы с этой отчаянной инициативой создать группу. А группа создавалась буквально из ничего. Говоря культурно, из веток и надежд (впрочем, это был девиз всей нынешней Юлиной жизни). Кто в лес, кто по дрова, кто вообще ничего не умел, но горел энтузиазмом, кто не мог не подкалывать ближнего… И откуда только бралось у Юли нахальство командовать? Может быть, всё-таки дело было в Сантьяго. Он показал ей некоторые пути. Был глотком свежего воздуха, воплощением авантюрного духа. И ещё… это как если бы Илюха Епифанов обратил на Аню Носову достаточно внимания и со временем понял, что она ему правда нравится. Только – ну почему всё и всегда случается так невовремя? Когда уже ну не то что не надо, а как-то поздно. Когда глупое сердце уже захотело чего-то другого. Потому что Юлю угораздило влюбиться в самого противного и самого популярного парня в школе. В Маевского. Никита, отца его за ногу, Маевский (матушку его Юля никогда не видела и зазря обзывать не хотела), кажется, не имел аналогов в её старой школе. Там не водилось настолько наглых мажоров, которые ещё и были бы заодно звёздами на местном небосклоне. Ко всему, они с Юлей оказались соперниками, а ещё она в первый же день ему врезала, и… Ничего хорошего, в общем. И правду говорил дед (не новообретённый, полковник, а тот, с которым Юля выросла): первый раз история творится в виде трагедии, а второй – в виде фарса. Как ещё назвать новую попытку наглотаться таблеток? В кустах и с дешёвым пафосом. Под чужие, изменившие всё, рыдания.* * *
…Что, и Кристина может быть человеком? Тогда они с Юлей вместе прогуляли школу, отменно провели время и даже придумали коварный план по «низведению» Маевского. Хотя реализовать оказалось совсем не так весело, даже осадок какой-то поганенький остался. То ли сердцем Юля протестовала против унижения Никиты, то ли подсознательно ждала какой-нибудь подставы от Строгановой. А та ещё заявила, манерничая, мол, не думай, что мы станем подругами, не бывать тому никогда. На что Юля ответила – ну ясное дело, тебе нужен кто-то, перед кем выделываться. Официальный враг. А вот потом чёрт дёрнул Юлю добавить: – Дружить – и правда исключено, но, знаешь, хейт-секс мог бы пойти и на пользу! Впоследствии она много раз говорила себе, что слишком много смотрела аниме, читала мангу и фанфики. Из-за этого, наверно, начала думать в странных направлениях. Ну, может, ещё из-за шуточек в старой школе. Вон, ещё когда, решив наврать Мэлони, что ни разу в жизни не целовалась (хотя не такое и враньё, ну который из поцелуев, перепавших Ане Носовой, заслуживал хороших воспоминаний?), так вот, Юля услышала от подруги: «Ну можно же и попрактиковаться перед съёмками клипа!» – и тут же домыслила продолжение: на мне, мол. Дерзай. По-правдашнему Мэлони, в своём духе, сказала «на помидорах», но Юле почему-то долго вспоминался её взгляд. Хотя, наверно, всё показалось сквозь толстые стёкла подружкиных очков. Вот и сейчас что-то… показалось, никто же Юлю за язык не тянул. А Строганова даже не переспросила, только бросила «фирменный» взгляд из-под ресниц, от которого плавился каждый второй парень в школе. Так неуместно – или вообще на автомате? – Подольская, ты, наверно, великий эксперт в области секса, не иначе. – Просто ну а что с тобой ещё можно делать, Кристиночка. – Хотела бы я посмотреть на то, как ты сделаешь хоть что-нибудь. В конце-то концов, раз на нас обеих плюнул один и тот же парень… – Кристина загадочно улыбнулась и быстро пошла прочь.* * *
Ну почему всё так сложно? Маевского не забудешь, в Сантьяго по щелчку пальцев не влюбишься, теперь ещё это. И не посоветуешься же ни с кем. К своему папе-чудику Юля привязывалась всё больше, но он был последним человеком на земле, к кому она пошла бы говорить о личном. Он и так переживал из-за того, что его дочка целовалась с двумя разными парнями, и неизвестно что себе дальше мыслит (вот уж да!), и тому была куча свидетелей, так что Юлина жизнь просто превращалась в мыльный сериал. В итоге не нашла она ничего лучшего, чем поговорить с Мэлони. – Слушай… Твои родители никогда не высказывались про то, насколько нормально, если одна девушка… думает о другой? – Ой, они однажды на эту тему жутко поругались. Даже забыли, что я слушаю. Мама кричала, что это грязь, гадость и не более чем мужские фантазии… потому что папа говорил… я не всё поняла, но запомнила: гадость – это когда мужчины с мужчинами, это эволюционный сбой, а вот для женщин это, наоборот, специальный механизм, чтобы не бросаться на кого попало и не рожать от кого попало. Мол, когда сильно хочется, а мужчины нормального рядом нет, всегда можно сбросить напряжение с подругой и жить дальше. Юль, я, правда, не очень-то понимаю, как это может помочь… – Тебе и не надо, Мэл, я даже надеюсь, что тебе ещё долго… настолько не захочется. А вот у Строгановой, значит, чешется, спасибо, буду знать. – Что-что? – Забудь. Или ей так фигово одной, или это подстава. А про себя Юля подумала: «Это кому ещё тут фигово». Дальше всё шло как всегда. Во всяком случае, на личном фронте. Так-то много всякого случалось и мотало всем нервы. Может, поэтому Сантьяго не напоминал Юле о своих чувствах. А Маевский с Кристиной меж тем вроде бы помирились и оставались королём и королевой школы. Тем больше было удивление Юли, когда с другого конца класса ей передали розовую открытку. Приглашение на вечеринку к Строгановой. На одно, как говорится, лицо. И вот заподозрить бы что, спросить бы кого, насторожиться бы, что весь класс не гудит о предстоящем событии… Да ещё и время в открытке значилось очень позднее. Но тут ко всему так совпало, что папа тогда уехал участвовать в реалити-шоу, а Юлю препоручил этой своей почти-бывшей Нине, которая, кажется, ещё надеялась его окрутить. А сделать назло Нине – это было святое. Ради одного этого стоило явиться за полночь. А то и вообще ночевать не прийти. Так что не по себе Юле стало только когда за ней уже захлопнулась дверь строгановской квартиры. А точнее – когда стало ясно: музыка-то гремит, но гостей, кроме Подольской, нет и, судя по всему, не было. Подстава. Бежать надо, спасаться. А Кристина смеётся, хватает за руки: – Ну что, Юлечка, вот и твой шанс что-то доказать и сделать! Что ты там хотела? Вцепиться, трясти? Повалить? А Юля была в ступоре, а Юля уже и не Юлей была, это Аня вернулась в тот холодный день, когда кругом хохот, и под спиной чернеющий снег, и девчоночьи руки стаскивают с неё одежду, а она ничего не может сделать… И сейчас тоже не сделает. И только с трудом доходят до сознания чужие слова: – Размазня ты, Подольская, просто сползла по стенке, а ведь ты это начала! Эй, ты меня слышишь? Эй!* * *
Юля очнулась головой на мягкой подушке, в постели, уютной, как гнёздышко, вся закутанная в одеяло, будто ролл какой-то. А прямо на неё смотрела Кристина, тоже завёрнутая в одеяло, только мелькали розовые кружева на плечах. Смотрела очень обеспокоенно, сразу посунулась к Юле: – Нормально всё? Ты меня реально напугала! – Это ты меня напугала, психованная! Заманила в ловушку и… – Ну, признаться, Юлечка, была у меня мысль раздеть тебя и наделать фотографий, чтобы как-нибудь пустить их в ход. Но… погоди замахиваться, и только не в лицо ногтями! Да погоди же! Ты тут такого наговорила, пока была без сознания, что я просто рыдала. И правда, Строганова выглядела совсем не безупречно, глаза покраснели, тушь потекла, а ей словно бы и дела до этого не было. Как в тот день, когда она собиралась напиться лака для волос. – И что же я несла? – спросила Юля, замирая. – Целый роман. Тебя и зовут, оказывается, по-другому, и ты на пару лет старше нас, и тебя держали в заточении, и ты почти себя убила, и тебя предавал каждый первый… Ужас, ужас просто, ещё и мама у тебя фрукт, да и все фрукты… Кстати, об этом, – Кристина спохватилась, на время перешла на деловой тон, – тебе звонила твоя как-бы-мачеха, уж извини, я ответила, сказала, что мы засиделись, немножко выпили и ты остаёшься с ночёвкой. – Хм, а она что? – Я была столь убедительна, что она просто приняла к сведению. Она даже не услышала, что я плачу. – Ладно. И сколько же я бредила, и неужто же ты меня на себе в постель оттащила? – Почти оттащила, как-то ты всё-таки шла. И сейчас два часа ночи, и я ни минутки не спала, ждала, пока ты придёшь в себя. – И я должна верить, что ты не пустишь мои откровения в ход? Как пустила бы мои голые фотки? – Не хочешь – не верь, но не пущу, – Кристина снова шмыгнула носом, не заботясь о том, до чего это негламурно. – Про голые фотки ты тоже кое-что говорила. Очень больная тема. В общем, я хочу извиниться за всё, что я наговорила и сделала, и давно, и прямо сегодня. Прости, если сможешь. Ты, оказывается, очень крутая. Почти всегда весёлая, лицо держишь, командуешь, в отрыв зовёшь народ, а сама такое пережила. Ты прямо как Риварес. А я тогда, если позволишь, если поверишь мне, – я твой Рене Мартель. – Строганова, что ты куришь, это вообще кто такие? – Очень долгая история, я проще тебе дам книгу почитать. Когда выспимся. Правда, самое главное там во втором романе. – Ну скажи только – фэнтези? – Нет, историческое, считай, классика. Но зевать не спеши, мне самой это посоветовали-то в фанатских кругах. Юль, ты никогда не задумывалась, почему у меня нет подруг? Даже таких, чтобы меня оттеняли? – Потому что ты ужас какая стерва? – Потому что лучше красивого парня могут быть только два красивых парня вместе. А среди девчонок ты реально за всю мою жизнь первая, кто совсем не оставляет меня равнодушной. Гордись и давай спать. – Ну давай. Если ты вдруг пишешь фанфики – потом поделись.* * *
Выслушав отчёт Нины, Костя Подольский долго недоумевал. Несколько раз переспросил: мол, подругу точно Кристиной зовут? Он ведь ещё не настолько спятил, чтобы не помнить: Мэлони в миру звать Машей, а единственная известная ему Кристина его дочери далеко не друг. То ли Нина путает, то ли Юля что-то задумала и навешала ей лапши. Надо будет расспросить дочку осторожненько, как только сам придёт в себя после злоключений на съёмках. …Только вот Юля почему-то долго не выходила из своей комнаты, пришлось постучаться, и настойчиво. – Ой, пап, прости, – выглянула и никак не могла перестать тереть глаза. – Зачиталась. В другой руке у неё и правда была книжка. Новое издание, непривычная, со странными лицами, картинка на обложке – но знакомое название. «Овод» и «Овод в изгнании» в одном томе. – Юль, ты что, плачешь? Или просто глаза устали? Слушай, оно того не стоит, лично я так ненавижу эту книжку! – А вот это всего лишь твоё мнение, но я всё же спрошу – а почему? – Потому что, начать с этого, нельзя любить то, что в тебя впихивают на уроках литературы. Очередная тягомотина про революцию, тогда это было ещё в струе… как вы говорите, в тренде. Но читать всё же пришлось, и тут я понял, что революция – она у каждого своя и каждый сам её проживает. У меня тогда как раз разгорался мой собственный конфликт с отцом, а тут вот это, с высоты прожитых лет понимаешь, что «назло папе отморожу уши» – не лучший вариант, а тогда воспринималось как руководство к действию. И потом долго в мозгу сидело гвоздём, что папа с сыном так и не помирились… а вот как помириться, я понятия не имел. – Ну, дедушка Уллен Михайлович, к счастью, не кардинал и не тряпка, и он с этой ситуацией разобрался сам… А книжка, по-моему, не об этом одном. А о том, как жить, когда тебя предают снова и снова и когда ты не можешь никому верить. – Ты что-то очень страшное говоришь, дочь, и до ужаса взрослое. – Меня один человек просит ему поверить. Ей. Но какой ей смысл набиваться ко мне в подруги? – Кто знает. Я так знаю очень мало о том, что вокруг тебя творится, и сам в этом не силён, но могу только посоветовать быть осторожнее.* * *
Из файла, присланного Кристиной Юле вместе с фанфиками и озаглавленного «Читать после всего». «Прошу, запомни, если ты Риварес, которому удаётся выжить, то я Рене, который не станет оставлять всё так. Я не позволю тебе просто меня игнорировать. Даже если мы обе будем с кем-то… а я буду с Маевским, хоть он и ничтожество, просто потому что Маевский – предмет статусного потребления, а ты, возможно, будешь с Сантьяго, потому что он тоже под твоим обаянием и тоже так просто не отстанет… так вот даже если мы повыходим замуж и нарожаем детей… запомни, Подольская, я не ведьма, но я знаю, ты ни с кем не найдёшь удовлетворения, пока снова не придёшь ко мне». Этот файл Юля отправила обратно с припиской: «Ты ненормальная, но талантливо пишешь, я не хочу с тобой дружить, потому что стрёмно, я была бы рада больше не общаться с тобой лично, но и столь же рада была бы переписываться. Про любимых героев и всё около этого». Особо много времени у них на это не было, жизнь вокруг менялась, как узоры в калейдоскопе. Кто знает, что уж там было у Строгановой, но Юля успела вдрызг разругаться с отцом. Пожить снова у матери, едва не уехать с ней за границу к новому выгодному жениху. В очень неподходящий момент выслушать признание в любви от Сантьяго. С помощью его и друзей вытащить папу из идиотской, но очень опасной ситуации и понять, как соскучилась. Выяснить, что с бумагами маман сама себя обхитрила и они с отцом до сих пор юридически муж и жена. Доказать миру песней, где ей, Юле Подольской, лучше и где её место. Позакатывать глаза на застолье по поводу родительского развода – и покричать там: – Если вы так и будете себя вести как дети малые – клянусь, я завтра же забеременею… или сбегу с Зизитопом… или обнаружусь где-нибудь в Европе и там назову своей женой Кристину! На родителей, надо сказать, подействовало. Маман бросилась в новый поиск, и Юля сомневалась, что в случае успеха её опять потащат за собой. Зажила с отцом… и тут поняла, что прогнозы Строгановой уже дают сбой. Никита Маевский в одночасье перестал быть элитой. Отец бросил их с матерью без объяснения причин и не то что без обеспечения – даже без подачек. И мало того что парню пришлось искать подработки – он оказался в вакууме, все дружки живо переметнулись, и Кристина тоже его бросила. Юля тогда написала ей, откидывая на время в сторону их общение «в образах»: «Ну и где теперь будешь искать статусное потребление?» «Я подумаю. Хочешь подобрать этого погорельца? Ну, не стану возражать. Скажу только, что как мужчина он очень не очень». «Я тоже подумаю». Юля и правда пока считала бесспорным только одно: Никите надо посочувствовать, чисто по-человечески, по-дружески, и ещё попробовать не ранить при этом его гордость. Он из тех, похоже, кого жалость унижает.* * *
Из публикаций в прессе в течение ближайших нескольких лет. «– Кристина, почему вы решили в последний момент заменить песню, с которой вышли на конкурс? Ведь с вами работали профессионалы и всё было распланировано. – Считайте, что ко мне постучалось вдохновение. Стихи я написала сама, и мелодию придумала тоже. – И записались непрофессионально, и… Почему вдруг обратились к радикально-политической тематике? – Да где вы в моей песне политику увидели? Я спела о дружбе и любви, об очень личном. Если хотите – это было послание конкретному человеку. – Ради которого вы готовы рискнуть всем? – Именно так. – Но иносказания вы выбрали очень странные. Старшее поколение считывает совсем другой смысл. – Не думала, что старшее поколение слушает певичек вроде меня. (Смеётся). Одно имя «Риварес» – ещё, знаете ли, не политика». «Юное дарование проверят на экстремизм». «Кристина Строганова спела на митинге объединённых левых сил». «Один из солистов молодой группы «А-Пять» Александр Бондаренко (Сантьяго) заявил, что группа обязана поддержать протестные настроения». «Стало известно о том, что певица Кристина Строганова встречается с одним из лидеров «обновлённого комсомола», по совместительству депутатом Мосгордумы Павлом Замышляевым-Державец. Пара планирует вскоре пожениться». «Во время концерта в Сыктывкаре солистка группы «А-Пять» Юлия Подольская неудачно спрыгнула со сцены, внезапно захотев спуститься в зал к фанатам. В настоящее время певица госпитализирована с переломом ноги». «Стало известно, что в Республике Коми находится на заработках бывший одноклассник Юлии Подольской, по семейным обстоятельствам бросивший школу после девятого класса. В скором времени молодой человек будет призван на военную службу». «Кристина Строганова выпустила новый альбом «Хождение в народ», уже получивший, собственно, в народе ряд нелестных прозвищ. Самое приличное из них – «Блондинка на баррикадах». Музыкальные критики отмечают глубокую вторичность всех композиций, кроме первой, которая является визитной карточкой Кристины ещё с пятнадцати лет – «Сотый расстрел Феличе Ривареса». «Идёт проверка на экстремизм нового альбома группы «А-Пять», а конкретно некоторых текстов авторства Сантьяго. Параллельно ходят упорные слухи о том, что группа на пороге распада по личным причинам». «Юлия Подольская выходит замуж. Сообщила, что чувства проверялись долго и она дождалась жениха из армии. Также опровергает слухи о распаде группы». «Сантьяго и Мэлони из группы «А-Пять» объявили, что встречаются». «Кристина Строганова закатила скандал Юлии Подольской во время концерта, посвящённого дню семьи, любви и верности. Инцидент произошёл после того, как известная лихими внеплановыми импровизациями солистка «А-Пять», нежно глядя в глаза своему супругу Никите Маевскому, завершила свежесочинённый рэп о своей свадьбе прямой цитатой из главного хита Строгановой: «Из моря, из леса, из гроба – всегда и вовек возвращаясь, хромая, но не сгибаясь, хромая, но не сдаваясь, иди же ко мне навстречу – Риварес!» С воплем: «Хромаешь-то ты, Юлечка, а когда это Маевский дотянет, подумаешь – в армию с дебилами сходить!» – Кристина попыталась вцепиться Подольской в лицо и была оттеснена её супругом. Потом кричала ещё: «Тебе же шрама не хватает!» – обзывала Юлию козой, воровкой и самозванкой, грозилась публикацией некоего компромата и в итоге была выведена из зала охраной. Последнее, что от неё было услышано, расшифровывалось предположительно как «до чего же тебя любил Рене Мартель!». «Сценическая карьера Кристины Строгановой завершена. Прошёл слух, что она в положении и муж порекомендовал ей перебраться на жительство в загородный дом». И с одного из крупнейших сайтов, посвящённых фанатскому творчеству: «Дорогие читатели и авторы, призываю всех поддержать нашу соратницу Renée_Martel в тяжёлые для неё времена. Её не понимают, осуждают, перетолковывают её самовыражение среди унылых цивилов. Её реальная жизнь вообще под вопросом. Злые люди везде пишут, мол, но ведь возлюбленную Ривареса звали Джеммой, а не Рене! И даже здесь у нас такие находятся, стыдитесь, люди! Рене, мы с тобой, можешь, если что, бросить своего функционера и сбежать к нам!»* * *
– Юль, – лениво поинтересовался Никита, лежа рядом с молодой женой и гладя её по спине, – я не ревную, так, для информации: кто такой Рене Мартель и когда он успел в тебя влюбиться? Когда мать тебя за границу таскала?