Ne cede malls

Когда ночью по неосторожности по всей кухне разлетается соль, Чонин лишь пожимает плечами - он, в общем-то, не верит в приметы. Бред это все, глупые лишние сказки. Просыпанная соль означает лишь то, что теперь ее придется собирать. Ну и возможно еще предвещает звонок Сехуна, ибо он раздается мгновением позже. На том конце провода тишина вечернего города и голос, вобравший в себя усталость за пару десятков жизней. Парень невнятно извиняется (очень не кстати подводит сеть) и говорит, что завтра перебирается в Европу насовсем. Чонин зачем-то рассеяно кивает, будто собеседник находится акурат напротив него, но не может произнести ни слова. В голове лишь дурацкая приставка "рас" липнет ко всем словам. Рас-стояния, рас-ставания, да и сам он рас-строен. В начале лета, пока соль разъедает кожу рук, Чонин теряет Сехуна навсегда. / У Сехуна вечно что-то не так. То горло болит, то связки в лодыжке потянул в очередной раз, то не выспался просто, потому что опять до утра читал статьи про города будущего, мечтая в них побывать. Он никогда не говорил о своем плохом настроении, но как только Чонин замечал, что уголки его губ чуть опущены вниз, то честно обещал смотать с ним в Гонконг сразу после сессии. Было что-то очаровательное в таких фразах, они ведь знакомы-то всего пару недель, если не меньше. И Сехун верил, искренне верил незнакомому человеку. Но вообще он хороший очень. Совсем не наивный и вовсе не неуклюжий, просто маленький еще, хотя старше Чонин всего на год с хвостиком. Разница не чувствуется, потому что учатся они на одном курсе, только здания факультетов через дорогу. Чонин на архитектурном, а он на скучной до невозможности психологии. Но именно она и свела их, если обобщать. Сехун часто прогуливал пары, просто потому что было лень искать аудиторию, а в огромном новом корпусе он всегда терялся, если ходил один. Так и бродил по территории колледжа до начала второй пары, которая проходила стабильно в центральной поточной аудитории. Чонина он встретил в глубинке сада, на лавке между деревьев. У того с собой ничего кроме альбома и мягкого карандаша не было. Ни вещей, ни учебников. Сехун, подойдя ближе, увидел в его эскизах дома. Иногда полноценные, с прорисованными деталями, иногда лишь окна, крыши и витиеватые украшения, очертания. Он никогда не видел таких зданий своими глазами, больше увлекаясь небоскребами да стеклянными постройками. - Расскажи мне о них? - Сехун опускается рядом. Чонину на глаза падает челка, а вместо удивления на его лице появляется теплая улыбка. - Ну...как тебе такой факт, что у них есть душа? Если спросить Сехуна, когда он влюбился в Чонина, то он бы назвал именно этот момент. С первого взгляда. Если же этот же вопрос задать старшему, он начнет колебаться. Возможно это произошло в тот момент, когда через пару дней они случайно столкнулись в метро, и щеки Сехуна от смущения покрылись заметным румянцем. Или же, когда они на вечернем автобусе ехали по домам (Сехуну выходить всего на несколько станций раньше) и слушали одну и ту же песню на повторе через наушники Чонина, подпевая одинаковые строчки не сговариваясь. Одно он знает точно. В тот момент, когда он, ожидая Сехуна возле его корпуса, вымок до нитки и вышел из себя не на шутку, он уже любил его. Иначе как тогда объяснить рванный ритм сердца, когда вместо извинений Сехун прижался своими теплыми губами к его ледяным, нежно целуя. После очередного разговора по душам Сехун от досады поджимает губы. - Нам бы специальностями поменяться, - выдает он на выдохе, и, замечая вопросительный взгляд Чонина, продолжает, - ты так хорошо раскладываешь мои проблемы, а слишком сильно люблю здания. Меняемся? Чонин треплет его по яркой челке и притягивает как можно ближе. Он кажется таким домашним в дурацкой растянутой футболке и длинных штанах, а еще с теплым, но немного грустным (как всегда) взглядом. - Все на своих местах, малыш, даже не думай. На утро в его тетради с лекциями лежат эскизы Чонина, на которых изображены целые улицы, а то и города. В этот же день за итоговый экзамен Сехун получает высший балл, чему безумно радуется. Когда у Чонина все из рук вон плохо, Сехун старается быть рядом. Вцепляется, что есть силы и держит подобно опоре, спасая от прорывов ветра истерии. Не дает рвать рисунки, жмет к себе ближе, не давая себе навредить, и заваривает черный чай с тремя ложками сахара. Но всегда, абсолютно всегда молчит. Не потому что не знает, что сказать, а потому что все и так ясно - без лишних громких высказываний. Ему хватает сил успокоить Чонина из раза в раз, хоть и видно, как тяжело это дается. Сехун - слишком терпеливый человек, если не дойдет до крайностей. А пока он тихо-тихо, неслышно почти, шепчет на ухо это магическое "потерпи, все снова будет на своих местах." Так до конца и не ясно, кто к кому переехал, но май начинается с вещей младшего в шкафу Чонина и чашек с горячим какао на балконе квартиры Сехуна. Они много смеются, тратят время на фильмы вместо подготовки к экзаменам, валяются на кровати, сцепив ладони. Они просто любят, хоть и не спешат говорить об этом вслух. (Скорее всего Чонин просто перенял это красноречивое молчание Сехуна). Это и так ясно, когда в ночь на субботу Кай чуть более настойчиво целует Сехуна, лежащего рядом, и не встречает сопротивления. Руки скользят по хрупкому телу, изводя истомой под ребрами, а губы чутко ласкают шею, сливаясь с безумным ритмом сердца Сехуна. Все кажется необходимым, неисправно правильным, неизбежным. Младший задыхается, тонет, угасает, чтобы с новым прикосновением разгореться вновь. - Мы с тобой все-таки вместе? Кай молчит, сомневается. - Просто все так, как и должно быть. Сехун даже не замечает, как проваливается в сон, уткнувшись носом в стену, а не в привычный изгиб шеи Чонина. И совсем без сновидений. / Чонин распахивает окно на кухне настежь. На улице отвратительный мелкий дождь, такой только летом бывает. Но ему все равно. Он, собирая остатки самообладания в кулак, находит в кармане пайты пачку сигарет и спешно закуривает. Поверить в действительность - невозможно. Успеть сделать хоть что-то нереально. Когда Чонин подносит сигарету к губам, остается мерзкий привкус соли. Спустя пять минут он сам идет заваривать себе черный чай с тремя ложками сахара, чтобы хоть как-то успокоить себя. Все, что остается от Сехуна - толстовка в шкафу. Чонин как-то не заметил, как младший забрал все свои остальные вещи. Самое ужасное - дальше как-то нужно идти самостоятельно. Без опоры это оказывается куда сложнее, чем говорят. Все лето, включая густо-темные последние ночи августа, Чонин видит один и тот же сон. Все вокруг цвета мрамора и густое, как молоко. Вокруг нет ничего, но и пустого места не отыскать. Он водит руками туда сюда, что-то ищет, а отравленный пустотой воздух постепенно наполняет легкие до отказа. Когда из грудной клетки рвутся последние хрипы, Чонин просыпается в своей постели совершенно разбитый. А на следующую ночь все повторяется заново. На пути домой гаснут все фонари - очередная примета. Чонин уже начал было в них верить, да только все равно каждая из них кажется слишком фальшивой. Да и устал он настолько, что сил едва хватит до квартиры подняться. - Чонин, - окликает его знакомый голос сзади. Оборачиваться страшно, потому что в последнее время слишком участились слуховые галлюцинации, а это может быть одна из них. - Чонин, - более нежно тянет знакомый голос, - посмотри на меня. Его образ слишком четкий. Цветная челка, грустные глаза при лучезарной улыбке, все как обычно. Сехун тянет руку навстречу, сцепляя их пальцы. Через мгновение Чонин снова сможет ощутить тепло его тела, но вместо этого просыпается. На календаре первое сентября. В почтовом ящике на утро Чонин находит открытку. На фотографии дома точь-в-точь такие, как он рисовал в альбоме. А сзади ни обратного адреса, ни подписи. Лишь: "Ищи и выход всегда найдется. Я всегда в тебя верю".