***
Боль застилает глаза, чугунным шаром прокатывается от виска к виску, ломая кости, давя мозг. Она невыносима. Крик царапает горло, но этого мало, слишком мало, чтобы выпустить на волю всю черноту, что скопилась под тлеющей оболочкой. Стальной трензель рвёт иссеченные в кровь губы, разрывает тонкую чувствительную поверхность щек, выбивает ноющие зубы. Каин чувствует, как по щекам катятся жгучие слёзы, разрезая воспаленную плоть. Когда-нибудь, однажды, рано или поздно все это закончится. Так ему хочется думать в коротких перерывах между пытками, но думать он может только о боли. Где-то слева стоит его палач — красивая, жестокая Мейзикин. В ее руках пытка превращается в искусство, и Каин невольно отмечает её мастерство. — Мейз… Остановись… — шепчет Каин, падая на колени. Даже в этом есть пытка, ибо кожа содрана и валяется пустыми чулком на окровавленном полу. Каждое движение отзывается агонией умирающего и вновь воскресающего тела. А есть ли тело? Кажется, Люцифер в свой последний визит что-то говорил о душе, что пытается воссоздать свою оболочку. Или ему только кажется, что говорил? И был ли вообще Люцифер? Мейзикин усмехается, осматривая результат своей работы. Тело Каина скрипит, стонет, хрустит в ее руках. — Каин… Как тебя звали во времена Римского Легиона? — вдруг интересуется Мейзикин, припоминая виденную ей по интернету картинку. Кровавый орел. Стоит испробовать… Поудобнее перехватив клинок, она, не слушая криков жертвы, рассекает ребра на спине Каина вдоль позвоночника. Кости с хрустом ломаются, обнажая розовые вздрагивающие лёгкие. Немного медлит, наблюдая за тем, как трепещут эти меха. И продолжает, ворча что-то себе под нос. Боль внезапно отступает, гаснет вместе со светом: на разум падает тёмная пелена. Тело устало страдать и просто отключило рассудок от физических пыток. В благодатной тишине Каин видит себя со стороны. Тело, за которое он когда-то так держался, давно истлело в земле. То тело, что терзает сейчас Мейзикин, выглядит словно тряпичная кукла. Кукла кричит, вырывается, пытаясь прекратить издевательства. Забавно дёргается на цепях, размахивая вывалившимися лёгкими. Розоватые мешки влажно шмякают его по обнаженным ягодицам, повисая на вытянувшейся трахее. Еще миг — и тело задыхается. Мейзикин пинает неподвижный мешок костей и мяса, звавшийся некогда Каином. Маркусом Пирсом. Эдвардом Холлоувеем. Гюнтером Граубве. И еще бесконечным списком меняющихся из эпохи в эпоху имен. Забавно, а что будет, если.? Каин с удовольствием ощущает растущий в воздухе страх. Нет, не страх, а ужас. Он словно плотный аромат лилий разносится окрест, возвещая о свежем букете. К собственному смертному крику примешивается еще чей-то. Высокий, визжащий… Интересно, кто так визжит? Темные, мрачные стены окрашивает брызжущая во все стороны горячая кровь. От нее тяжело пахнет металлом и страхом. Забавно, а говорят, что демоны ничего не боятся. Каин тяжело вздыхает, приходя в себя на грязном, залитом кровью полу. Боль по прежнему пульсирует во всем разбитом, изуродованном теле, но она больше не пугает. Каин прикрывает глаза, безумно улыбаясь. Боль стала частью его самого ровно на столько, что удивить его чем-то будет ох как не просто. Где-то рядом раздается тяжелый вздох. Он пытается увидеть источник, но кровавая завеса вместе с куском сорванного скальпа мешают. Поводя головой из стороны в сторону, он видит стоящую неподалёку Мейзикин. Она, мгновение помолчав, изучает лицо Вечного. И уходит, оставив его один на один с самим собой.***
Такая тишина здесь впервые. Обычно Лимб шумит не хуже восточного базара в пятницу утром: крики, стоны, смех, болтовня. Ничто не указывает на ту гнетущую атмосферу, что царит этажом ниже. Люцифер непонимающе распахивает резные высокие врата. За ними его взору предстает почти ничем не отличающийся от Ада мир, с той лишь разницей, что тут никого не пытают. В Лимбе пусто, скучно и практически нечем заняться, кроме как ждать. Ну, или, окажись он в этом месте — спать. Люцифер озирается, пытаясь понять, как ему найти в этом не систематизированном аду душу Линды. — Надо же… Какой неожиданный сюрприз! — раздаётся знакомый голос. Люцифер спешно поворачивается на звук. Кажется, система ориентирования в Лимбе работает как-то иначе, чем в Аду. Линда во плоти, или ему так кажется, стоит, улыбаясь. — Люцифер, я думала, что ты можешь странствовать лишь по Аду и земле? — Здравствуйте, доктор! Я и сам удивлен не меньше вашего, — благодушно улыбаясь, Люцифер подхватывает Линду под локоть. — И что же тебя привело сюда? Вернее, кто? — О, исключительно моё любопытство, Вы же знаете, доктор. — Люцифер, это совершенно лишнее. Мы ведь оба понимаем, где находимся. — Да, но всё же без Вашего профессионального совета мне не обойтись… — Как профессионал я, увы, вряд ли помогу, но как друг могу дать совет, — Линда улыбается, глядя на высокого стройного мужчину снизу вверх. Люцифер выглядит озабоченным, даже расстроенным, и это не ускользает от ее взгляда. Темные, черные и бездонные глаза властителя Ада всегда казались ей загадочными и пугающими одновременно. Сейчас же в них плещется недоумение. — Что ж… Совета друга мне тоже не хватало. Где мы можем поговорить? — осматриваясь, уточняет Люцифер. Отчего-то внешность Линды и мрачная серость Лимба в его голове никак не умещаются. Неужели Аменадиель не смог придумать для своей возлюбленной чего-то получше, чем Пустошь? Или так как она спала с Люцифером, а потом и с Ангелом Божиим каким-то непостижимым образом повлияло на ее дальнейшее существование? Люцифер впервые задумывается над тем, каково это — влиять на жизнь окружающих. — Люцифер, мы в Лимбе. Тут нет моего кабинета. Нет и стульев вообще, чтобы можно было присесть и поговорить, — Линда грустно улыбается. Кажется, ей явно не хватает привычного антуража рабочего кабинета. Люцифер согласно кивает, разглядывая маленькую женщину с высоты своего роста. — Итак? — Доктор, Вы всегда помогали мне принять правильное решение… И сейчас я надеюсь, что Вы натолкнете меня на нужную мысль, — начинает издалека Люцифер, озвучить беспокоящие его мысли нелегко, как и раньше. — Я живу уже не одно тысячелетие. Но на земле я провел очень мало времени, по собственным меркам. И буквально недавно я понял, что никак не могу повлиять на происходящее вокруг меня. В Аду, дорогой доктор, я могу всё. Менять пространство, время, условия… Все что захочу — мне подвластно. На земле же… Линда смотрит молча, слегка опираясь на его крепкий острый локоть, как всегда затянутый в безупречный, с иголочки костюм. Любовь Дьявола к дорогим брендовым вещам сохраняется даже в загробном мире. Интересно, каково ему было, окажись он во времена Древней Греции? Линда отмахивается от мысли, сосредотачиваясь на словах Люцифера, но всё же его образ в тоге закрепляется в воображении. — Я чувствую себя беспомощным. Впервые, пожалуй… — Впервые? И что же заставило тебя ощутить беспомощность? — уже догадываясь об источнике тревоги Дьявола, мягко уточняет Линда. Они, взяв друг друга под локти, шагают по воображаемой дорожке вдоль высоких серых стен. Легкий туман с привкусом цветов и дыма витает над местностью. — Даже не знаю. Мы сидели с детективом Деккер в нашей гостиной, и в какой-то момент она заговорила о Трикси. То есть… О Беатрис. Сейчас она живёт отдельно, я оплатил ее обучение в одном из лучших университетов страны… Но всё идёт как-то… В общем, доктор. — Ты всё ещё зовешь Хлою детективом? — Конечно! А как иначе? — Интересно, — усмехается Линда, сосредотачивая свое внимание на этой детали. Люцифер непонимающе нахмуривается. Широкие, аккуратно уложенные брови ломаются над гладкой переносицей, прорезая на холеном лбу глубокие морщины. — Я не понимаю, доктор… — Для тебя, Люцифер, время идёт иначе, если вообще идёт. Для тебя время не имеет значения, не так ли? Когда говорят, что Дьявол умеет ждать, подразумевают, что он, то есть ты, в прямом смысле ждешь чего-то или кого-то. Но ты ведь этого не делаешь на самом-то деле. Ты даже не замечаешь разницы между вчера и сегодня. Между тем, что происходит сейчас, и что было тысячу дней назад, не так ли? — Время в моем случае всего-лишь метафора. — Об этом и речь. А недавно ты ощутил его течение? — останавливаясь, спрашивает прямо Линда, Люцифер на миг замирает, вслушиваясь в свои ощущения, и, наконец, согласно кивает. — И теперь ты не знаешь, что с этим делать, не так ли? — Совершенно очевидно, что я ничего не могу с этим поделать. Так как время никогда не было в моей власти, в отличие от моего брата. Но даже это не уберегло Вас, доктор, от его окончания. Линда многозначительно молчит, наблюдая, как меняется в лице Люцифер. Много раз она видела, как на лице пациентов возникало вот это выражение, стоило им добраться до причины собственного беспокойства. — Вы, дорогой мой доктор, хотите сказать, что я волнуюсь из-за течения времени? Не для себя, разумеется. — Люцифер, ты до сих пор зовешь Хлою детективом, хотя она уже много лет таковой не является. Ты будто отказываешься замечать очевидные вещи, что мир вокруг тебя стареет, а ты — нет. — Я не… Я… Тут есть над чем подумать, мой дорогой доктор. — Время для людей скоротечно, и конечно, в итоге. От того наша земная жизнь кажется нам ценностью. От того мы и стремимся наказывать преступников, лишающих нас её, — Линда горько улыбается, припоминая свою прошлую и скоротечную жизнь, оборвавшуюся внезапно — даже Аменадиель не смог ничего изменить, хотя искренне пытался. — Кстати, о преступниках… — вдруг нащупывает некий ответ для себя Люцифер. В его воображении рисуются мрачные стены Ада, толстые цепи, коими увиты двери особых заключённых в стенах его казематов. На миг он слышит их звон и истошные крики над бездной. — Кажется, мне стоит заглянуть в одну из своих камер. Снова. Спасибо, доктор! — Надеюсь, что смогла тебе помочь, Люцифер! Рада была тебя увидеть… — бормочет Линда, чувствуя, как рука Дьявола буквально растворяется в воздухе. Люцифер спешит к Воротам из Лимба. Бывший доктор-психоаналитик Линда Мартин провожает своего последнего пациента долгим прощальным взглядом.