Once a night is enough

      Был поздний вечер. Три четверти часа назад Лена включила лампы дневного освещения. В холодном голубоватом свете лаборатория имела неприветливый вид. Лишь небольшой островок света падал на стол для исследования улик, где восседал Алексей Леонидов, терпеливо замерший в ожидании медицинской помощи.       Лена хотела в одиночку пережить в себе развернувшуюся сегодня драму, но обстоятельства сложились иначе. Когда на пороге лаборатории показалась фигура Алексея, была готова сорвать на нём свою злость в случае, если бы он вздумал потревожить её по пустякам. Но несколько секунд спустя, когда успела рассмотреть его в приглушённом свете ламп, вызвалась подлатать его. Услышав в её голосе непривычные нотки, тот, намеревавшийся в начале попросить лишь йод, бинты и обезболивающее, не решился отказаться от предложения и прошёл дальше.       Она, изведя полфлакона йода на сотни мелких порезов, принялась их мазать. Не без доли мрачного удовлетворения проверяла стоицизм Алексея — жжение, вызванное мазью, вынудило его сцепить зубы, чтобы не закричать.       — Может, дать что-нибудь от боли? — наконец спросила Лена, прикидывая, какие раны лучше зашить, а где можно обойтись и хирургическим пластырем.       — Нет, я в норме, мне ещё не настолько паршиво, спасибо, — отозвался Алексей.       — Не делай так, Леонидов, — с укором сказала она. Тот с удивлением на неё взглянул. — Я же не слепая. Если хочешь прикидываться стоиком, в следующий раз обращайся к Максу.       — Э-э, нет, из Макса швея ещё хуже, чем я, особенно когда он нетрезв, — запротестовал он, тактично решив не напоминать ей о своём изначальном намерении, из-за которого и зашёл сюда. — Только поскорее, ладно? Обещаю, что сюда никто посторонний не сбежится из-за шума.       — Хорошо, — выдохнула она, доставая нить и иголку.       С виска у неё отделилась одна тёмно-каштановая прядь и обессилено, вяло качнулась в сторону. Лена бледной тонкой рукой заложила её за ухо, но та снова выбилась из причёски. Алексей ждал. Он с ленивой, сонной улыбкой смотрел на неё. Но сейчас ей казалось, что его глаза выхватывали каждое движение, даже каждый звук, вбирали их в себя, тут же разделывали и рассматривали. И эти глаза в этот момент как-то странно гармонировали с небрежной усмешкой и ленивыми движениями Алексея. Лена вдруг зло усмехнулась, насмешливо и быстро взглянув на него, и принялась зашивать глубокий порез у него на левой руке.       От него не скрылся и этот взгляд, но он не сказал и слова.       Когда с оставшимися порезами было покончено, Лена знаком дала ему понять, что всё готово и он может встать. Алексей потянулся за своей рубашкой, а она принялась убирать медикаменты в аптечку.       — Макс бы тебе сейчас немного позавидовал, — произнесла Лена, когда он замер у зеркала, чтобы оценить результаты её работы.       — О чём это ты, Лен? — спросил тот, услышав в её голосе насмешку.       — На тебе почти места без шрамов — или порезов — не осталось. Хочешь составить конкуренцию Максу?       — М-м, даже не думал об этом. Не люблю рукопашные драки, — отозвался тот, со вздохом проведя пальцем по неглубокому порезу, наискось тянувшемуся от ключицы, а затем отвернулся от зеркала и взглянул на Лену. — В большинстве случаев для меня это не очень весело заканчивается.       Лена усмехнулась и утвердительно кивнула в ответ. Искусственный свет стер все краски с его лица, и ей показалось, что он теперь похож на волка зимой, злого, голодного, одинокого, которого все прогоняют и боятся. «Как сейчас Макс…» — мелькнуло в её мыслях.       — Ты сегодня какая-то… неуверенная… Словно не в себе… — заговорил Алексей, оставив попытки привести в порядок всклокоченные волосы, не поддававшиеся его усилиям и которые упрямо торчали, как сами хотели.       Действительно, в последнее время привычный порядок в жизни был нарушен, дома ей не сиделось, отношения между ней и Максом, который в последнее время появлялся в компании Кузьмина или Буйнова, стали более напряжёнными. И это сравнение с Алексеем внезапно вызвало в неё усмешку.       — Со мной всё в порядке. Мне очень хорошо-о… — как-то неискренне, чужим голосом отозвалась Лена.       Они посмотрели друг на друга. Голубые, полуприкрытые глаза Лены поблескивали причудливыми огоньками. Казалось, погаси свет — и, наверное, у неё бы глаза светились фосфором. Бледное лицо из-за искусственного освещения казалось ему бледнее обычного. Что-то необычное было в ней в этот вечер. Что-то нехорошее померещилось ему в её улыбке.       — Подай-ка мне зеркало, будь добр, — вдруг приказала она, показав на шкаф.       Алексей лениво подал ей зеркало и, чтобы не отвлекать её, принялся ходить по комнате. Лена тем временем пристально рассматривала своё изображение. Ей казалось, что после сегодняшнего потрясения, когда брутальным образом растоптали её иллюзии и грёзы, она будет бледной, как полотно, но нет — ниже глаз горели два небольших пятнышка, словно кто-то сильно ущипнул её за щёки.       — Скверно, — со вздохом сказала она, подойдя к шкафу и ставя зеркало обратно на место. — Ладно… Тебе уже пора идти… Хватит на сегодня.       Алексей молча посмотрел на неё, когда она мимо него прошелестела с зеркалом.       — Да, действительно… До свидания, — пробормотал Алексей и робко улыбнулся.       Появление этого человека растревожило её мысли. Глубокая обида закралась в её душу. Впервые она столкнулась с таким проявлением двуличия и предательства от Макса, человека, которого, как полагала, знала, как облупленного. Ей не хотелось слышать ни слов утешения, ни советов. На ум пришёл Гнездилов, который бахвалился всем желающим его слушать о своих любовных приключениях, когда ещё он не встретил Клавдию. Многие сходились во мнении, что он был способен влюбляться до смерти по три раза за день и которого от трагической любви спасало лишь то, что на следующий день ему попадалась на глаза девушка ещё красивее.       В этот момент Лена подумала, что она может попытаться влюбиться в Алексея. Несмотря на скрытность, попытки показать безразличие, почти все в отделе, за исключением, пожалуй, её отца и Макса, знали о том, что он неравнодушен к ней. Из-за тщетности своей любви к ней молодой человек стал чувствовать утеху от такого унижения. Он не мог её не раздражать, но сейчас был добровольным козлом отпущения для плохого настроения Лены и одновременно огромным подарком. Ей было приятно, что по крайней мере у одного человека из друзей мужа она не вызывала интерес как своеобразное, очень приятное развлечение, как вещь, которую хочется заполучить.       И если она сумела найти подход и очаровать Макса — грозного и мрачного с виду тихоню, то аналогичная задача относительно Алексея казалась легко выполнимой. Грех было не воспользоваться такой ситуацией.       Эти размышления заняли у неё пару секунд. Едва Алексей успел коснуться дверной ручки, как она его окликнула:       — Леонидов! Я хотела ещё сказать напоследок: я скоро ухожу из отдела. Может, это последний вечер…       — Что?! — воскликнул он, не дав договорить Лене, но секунду спустя не удержался от соблазна, чтобы не спросить: — Ты вправду собираешься уходить или это только мысли вслух?       — Может, и вправду… Как покажут обстоятельства, — уклончиво ответила Лена, нарочно разжигая в нём любопытство.       — Что же это за обстоятельства? — спросил Алексей, сделав шаг в её сторону.       — Разные.       — Это из-за Макса, да? — предположил он и посмотрел на неё.       — Да, и из-за него тоже, — скривилась Лена, словно от зубной боли.       — Есть ещё кое-что?       — Так… Парочка причин…       Он остановился и пристально взглянул на неё, сунув одну руку в карман, а другой забавляясь с незастёгнутой пуговицей на пиджаке. На губах Лены вновь расцвела усмешка. Она окинула взглядом его фигуру и, раскрасневшись, поспешно расположилась в кресле.       — Чего ты так смотришь? — спросил Алексей, замерев в полушаге от нее.       — Любуюсь… Очень уж ты… м-м… заразителен.       — Ну, полно… Не от чего… — пробормотал он, задаваясь вопросом, не подсмеивается ли над ним Лена. — Лучше скажи, что это за «парочка причин»?       — Па-а-рочка… — почти нараспев произнесла она, не смотря в его сторону.       — Надеюсь, я не вхожу в эту парочку причин?       — Возможно, нет…       После таких односложных ответов Лена внезапно взяла его за руку и легонько пожала.       — Не надо волнений. Я же не собираюсь тебя загрызть, — негромко произнесла она, хотя и видела, что Алексей не спешит отдернуть руку. — Мне же так лучше. Да и тебе…       Он секунду спустя расположился на подлокотнике её кресла, неловко прижался к ней и обнял за плечи рукой, осторожно сжав пальцами её запястье. Лена смотрела на него полузакрытыми глазами, размышляя над следующим шагом. Красные пятна под глазами сделались ещё более яркими.       — Что тебе нужно? Чего ты хочешь? — негромко спросил Алексей.       — Ничего. Только, чтобы ты был честен с собой и со мной.       Она вдруг начала его легонько с долей нерешительности, которую быстро заступил цинизм, щекотать. Он взглянул на неё, и в его глазах проявилось что-то и вызывающее, и виноватое, и яростное.       Лена, прислушиваясь к его неровному дыханию, ощущала, как он её рассматривает. Она поймала его взгляд.       — Печально, что ты решила уйти… Серьезно! — вдруг сказал Алексей, на пару секунд ослабив хватку.       — Разве? — звучал возле его уха её голос. — Попроси — и я не уйду.       — Одна беда — я не уверен, что я тот человек, к чьему мнению ты бы прислушалась в таком случае.       — Это сейчас не имеет значения. Стоило бы попробовать. Возможно, твоя просьба была бы приравнена к просьбе Макса или папы.       — Какая ты хитрая! Нет, серьёзно, Лен, почему собираешься уходить?       — Надо, Лёша, — тихо произнесла она, потупив глаза и впервые за вечер обратившись к нему по имени. — Возникла такая необходимость.       — Вздор! Зачем тебе врать?       Лена лукаво прищурила глаза и приблизила к нему голову. У Алексея сверкнули глаза, но он ни на миллиметр не пошевелился.       — Какая причина? Скажи.       — Не скажу, — с усмешкой проговорила та.       — Я никому не расскажу, обещаю. Может быть, когда расскажешь мне, и уходить никуда не придётся?       С лукавинкой взглянула ему в глаза. Она лишь сильнее пожала ему руки, но не проронила ни слова.       — Не скажешь? — секунду спустя спросил он. — Догадаться хоть можно?       — Можно…       Алексей, прищурив глаза, вновь и вновь поглядывал на лицо Лены, словно хотел проникнуть в её мысли, а сам рылся в своей памяти.       Последние полгода прошли весьма насыщенно для него, впрочем, на рутину и до этого он мог редко пожаловаться. После отставки руководителя столичной полиции вслед за ним ушёл и генерал Гнездилов. Его племянник, головная боль и бич всего отдела, лишившись поддержки и протекции своего когда-то высокопоставленного родственника, начал плести сомнительные интриги, сосредоточив основные усилия на попытках дискредитировать Макса. Насколько небезуспешно у того это получилось, Алексею было сказать трудно — полтора месяца он провёл в больнице после стычки с местными хулиганами, а когда наконец вернулся в отдел, не мог не заметить изменения в поведении Макса.       Формально тот был в полном порядке — успешно расследовал дела, нередко устраивал словесные пикировки с Гнездиловым — в общем поддерживал образ самого лучшего сыщика отдела. Но даже для него, Алексея, флегматика по темпераменту и, как посмеивался Макс, профана в сфере чувств, не остались незамеченными ссоры между Леной и Максом, которые вспыхивали всё чаще и, как он подозревал, из-за последнего. Попытка помочь разобраться и примирить их была почти сразу пресечена, и ему пришлось довольствоваться ролью лучшего друга двух людей, которые, казалось, никогда больше не заговорят друг с другом без колкостей и шпилек.       Список причин, которые могли бы подтолкнуть Лену к увольнению и уходу из отдела, был немалым, вернее, тех, которые были у многих на слуху. Никто не усомнится, что к этому непосредственное отношение имеет Макс, но что именно он натворил? Алексей хотел, чтобы Лена сама озвучила ответ. Поэтому спустя полминуты с ноткой жалобы протянул:       — Что-то я сегодня недогадливый… Скажи сама. Пожалуйста.       — Говорить?       Хоть Алексей и слышал отчётливо глум в её голосе, не мог не усмехнуться.       — Да, — упрямо сказал он.       Алексей несильно сжал её плечо, когда она приблизила к нему голову. Чудная дрожь на секунду охватила его. Не владея собой, он хотел поцеловать Лену, но она оказалась более ловкой — быстро отвернув голову, та позволила лишь поцелуй в щеку. Откинувшись на спинку кресла, лукаво и довольно глядела на него, словно ребёнок.       — Я уже успела забыть, о чём меня спрашивали, — позволила она себе легкомысленный ответ.       Он не сомневался: если повторит свой вопрос, вновь получит на него односложный ответ — что-то в духе «Так надо». Размышляя, к чему такая излишняя осторожность, решил попробовать зайти из другой стороны.       — Я не хочу, чтобы ты покидала наш отдел. Слышишь меня?       — То есть ты приказываешь мне никуда не уходить?       — Да, именно так! Не смей уходить!       Лена полусерьёзным взглядом смотрела на него. Сложившаяся ситуация начала забавлять её. Прижатая к нему, она приблизила, как кошка, свою голову и немного насмешливо улыбалась, ожидая, что он будет говорить дальше.       — Глупость ты совершаешь, Лен, скажу я тебе, — наконец произнёс Алексей, почти сдавшись. Её рука слишком сильно вцепилась в его предплечье, там, где был порез; дёрнувшись от слабой боли, вскочил с кресла. — Зачем уходить? Может, если попрошу, ты останешься?       — Хорошо попросишь?       — Очень хорошо.       — Возможно, останусь и никуда не уйду.       — Не верю, что ты вдруг захотела прислушаться к моим словам…       — А я подскажу правильные слова…       Лена поднялась из кресла и вплотную подошла к Алексею. Она обошлась с ним грубо, и из-за этого она хотела, чтобы он остался здесь. Какая ведь ей сейчас разница? Ночью все кошки серые, верно? Вспомнилась полузабытая поговорка: «Король — всегда король, а рыцарю и одного раза достаточно».       Алексей тихо, осторожно обнял её левой рукой. Лена вся содрогнулась от его прикосновения, но пока что ничего не сказала. Глаза её смотрели вверх, на него. В его взгляде можно было прочесть отчаяние, ожидание и надежду. Когда он вплотную наклонился к её лицу, произнесла:       — Повторяй за мной, хорошо?       — Ладно. — Слабая улыбка тронула его губы.       — «Любимая»… Ну, же! Давай!       Казалось, целую вечность они смотрели друг другу в глаза. Алексей немного заколебался, испытав острое желание сбежать из лаборатории, но вместо этого, ощущал, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Она произнесла слова спокойно и тем тоном, который всегда в его собственных глазах делал его ниже её, который вызывал дрожь и против которого не находил сил сопротивляться. И наконец он всё же решился:       — Любимая…       — «Не уходи»…       — Не уходи…       — «Я ничего не хочу от тебя»…       — Я ничего не хочу от тебя…       — «Но буду послушен твоему слову»…       Лена внезапно быстро обняла обеими руками его шею и, наклонив к себе, впилась долгим, влажным поцелуем ему в губы. Алексею стало больно от наклона головы и от её рук, надавившими на ушибы, но он сразу же забыл и о боли, и обо всём остальном — что-то горячее, густое ударило ему в голову и всё тело охватила сладкая истома.       Лена, оборвав поцелуй, но не убирая с шеи рук, что-то шептала, близко-близко смотря в его глаза. Он что-то машинально прошептал, обхватывая её и рывком притягивая к себе. Она вся подалась вперёд и почти повисла ему на шее. Он обхватил её обеими руками, поднял, сбросил охапкой на руки и отнёс к кушетке, не сводя взгляда с её побледневшего лица, что едва усмехалось знакомой ему усмешкой.       Когда Алексей неуклюже начал раздевать Лену, она сама помогала ему, продолжая усмехаться и не скрывая усмешки от него. Потому что в этом состоянии он бы заметил её так же, как заметил бы ухмылку охотника, обезумевший из голода волк, набросившийся на ловушку. Ему теперь можно смеяться в лицо, кричать в ухо тайны, говорить о причинах, на него это произведёт впечатление, как на летящий сверху булыжник.       Тем временем скрытый от их взора беспристрастно, чуть-чуть приоткрыв дверь, наблюдал за переплетением двух дико-напряженных тел Гнездилов. Нельзя сказать, что он с возмущением, отвращением, оторвался от щёлочки в двери и ушёл восвояси. Нет, он стоял и смотрел. Лишь когда на какое-то время в лаборатории наступила тишина, а потом Алексей, подхватив Лену на руки, унёс её в душевую, Гнездилов, посчитав, что увидел достаточно, неслышно прикрыл дверь и почти на цыпочках ушёл прочь по коридору, злорадно потирая руки. Уже зная, что Жаров через полгода-год собирается уйти на пенсию, принял для себя решение пока что никого не ставить в известность о том, что увидел. Немного времени — и он с триумфом будет наблюдать за падением Максимова и как на всё отреагирует Жаров. Болезненный удар по самолюбию Максимова уже был нанесён.