entangled in web

      Арахниды-служки украшают стены изящно сотканной паутиной — тонкими и мягкими жемчужными нитями, растягивают их пологом над тахтой, укладывают цветастые подушки и устанавливают подсвечники. Сафия наблюдает за ними, хлещет себя хвостом по бокам, мечется по пещере. Сафия нервничает. Рявкает: — Неровно! Не так! Правее! Служки подчиняются, переставляют, поправляют, ткут паутину дальше, нанизывая на неё бусины. Сафия взбивает подушки ещё раз сама — любая мелочь должна быть идеальна, ведь не каждый день она справляет свою собственную свадьбу!.. Но её взгляд цепляют провисшую ниже других белесую паутинную нитку, и она злится. Тянется поправить, игнорируя предостерегающее шиканье вокруг, машинально ведёт крыльями и... Запутывается. Поворачиваясь, смотрит, как паутина оплетает перья, и недовольно шипит: одно резкое движение, и всё насмарку. Служки начинают беспокойно суетиться, но внезапно прозвучавший с порога голос Анкхиры заставляет их машинально замереть: — Что здесь происходит? В этой интонации нет ни раздражения, ни надменной строгости, только тёплое любопытство. Сафия жадно ловит это тепло, чуть успокаивая тревогу и смущённо шевеля кончиком хвоста. — Я попыталась помочь, и, кажется, всё испортила. Анкхира смотрит на свою наречённую, и абрис мягкой улыбки рождается в уголках её губ. Подходит ближе, обхватывает горячими ладонями лицо — золотые браслеты тихонько звякают — укладывает виском на грудь. Сафия жмурится, облизывает губы и бормочет: — Мне кажется, что наша спальня не достаточно подготовлена, у нас ведь всё должно быть безупречно, и я... — Тшш, — Анкхира щекочет дыханием ухо, ловкими пальцами выпутывая крылья Сафии из паутины, — нет нужды в треволнениях. Наше гнёздышко и без того самое лучшее. Сафия ластится под её руки, ласково лижет языком её смуглую кожу над воротом туники — она готова вечность вот так лежать на груди Анкхиры, слушать чужое мерное дыхание и не чувствовать своего бесконечно счастливого, любящего сердца. Не чувствовать боли, тяжести бремени опальной королевы и усталости от погони. Не чувствовать гнева от предательства, ибо все предатели давно мертвы. Анкхира гулко, бархатисто смеётся. Последние нити устилают пол у их ног. — Пора, — говорит негромко, — провести церемонию. Нарядите мою будущую жену как подобает. *** Служки закутывают Сафию в золото и белые цветы: по цветку на оба запястья и каждую лапу, небольшой венок на голову, цепочки на шею, плечи и пояс. Кланяются и с почтительным «да пребудет этому союзу бесконечная благодать» провожают её до выхода из паучьих пещер. Сафия делает шаг в пустыню, подёрнутую сумерками. Толпа арахнид, завидев её, расступается плавно, будто морская волна отхлынивает от берега. Перед ней осталась последняя, самая короткая и самая волнительная дорога. И Сафия, кивая им, направляется вперёд. Тусклое рыжее зарево, которое она замечает за скалами, где должен пройти обряд, пробуждает любопытство и нетерпение. Страшных сил стоит не сорваться на бег. Но она справляется, и наградой становится чудесное зрелище: Анкхира, ожидающая её в свете круглых красных фонариков, висящих рядами над пятачком утоптанного песка. Сафия сглатывает и преодолевает теперь действительно последнюю дюжину шагов. Анкхира, в полупрозрачном платье, тонких подвесках с драгоценными камнями и такими же белыми цветами в волосах, выглядит как восхитительный сон. В полоске чёрных ночных небес над её головой, как диадема, висит далёкий перевёрнутый полумесяц. Сафия не может отвести взгляд. Анкхира улыбается, на этот раз ещё мягче, кунает два пальца в миску с рубиново-красным густым соком — пахнет кисловато дикими ягодами, нежно касается лба, носа, щёк Сафии, чертит узоры рун. — Повторяй за мной, душа моя, — хрипло рокочет она. Сафия осторожно ведёт по её лицу карминовые линии, стараясь не царапнуть когтем даже слегка. Обводит губы, рисует штрихи под глазами, мажет щедро между бровей. Когда сока остаётся на донышке, Анкхира просит: — Дай мне руку. Сафия протягивает ей ладонь, и Анкхира парой движений наносит на короткую тёмную шерсть круг — символ вечно сияющего солнца. Потом меняются, складывают изрисованные ладони, переплетая пальцы, прижимаются лбами. — Отныне и впредь, пока смерть не разлучит нас, — одновременно выдыхают они сначала шёпотом, затем криком: — Отныне и впредь, пока смерть не разлучит нас! Ночь озаряется кострами, разражается гулом барабанов и радостным, диким празднеством. В самом разгаре Анкхира кормит Сафию тонкими ломтиками сырого мяса, перемежая их с поцелуями. Так звучит и выглядит их новое начало, и оно — лучшее.