То, что было забыто

      Астарион валялся на кровати, прикрывая глаза рукой от бьющий лучей только взошедшего солнца. Сон стряхивался так не охотно, что эльф с радостью провалялся бы так ещё целый день. Разве может быть что-то лучше, чем спокойное и тихое утро в собственном особняке?       — Просыпайся, соня! — нежный голос заставил его тихо рыкнуть и перевернуться на бок, сильнее натягивая тёплое одеяло. — Нет, ну ты посмотри на него! Уже скоро вторые петухи пропоют, а он все дрыхнет! Ни стыда, ни совести! — она попыталась стянуть с него одеяло, но увы и ах, как оказалось Астарион хотел лежать больше, чем отдавать единственное укрытие от этой бестии.       Большая кровать, сверху украшенная картиной из маслянистых красок, просела под женским весом. Тонкие, слегка грубоватые пальчики прошлись по мраморному лицу, убирая кудряшки за ушко, опаляя своим дыханием щёку, но на такую провокацию он не поведётся так просто.       — Ну же… у меня для тебя сюрприз…       — Если это не лучшее вино и прожаренный молодой кабан…       — Нет, кое-что получше…       Эльф с рыком повернулся к ней, скидывая одеяло и одним рывком прижимая к кровати, наваливаясь сверху.       — Майза… слушанье не начнётся без меня, так что я не вижу смысла подрываться в такую рань, только ради того, чтобы отправить на висельницу очередного убийцу.       Но он невольно залюбовался ей. Такая хрупкая, миниатюрная, рыженькая, с тёмными, изумрудными глазами, похожими на древний лес, с россыпью веснушек на носу и щёчках, с небольшими синяками под глазами от недосыпа. Он живёт с ней в своём особняке уже пол года, и эта маленькая бестия стала его личным проклятием и благословением, ангелом, который в мгновение ока примеряет облик самого дьявола. Начиная с того, что даже сейчас эта бесстыдная девчонка расхаживала по комнате абсолютно нагая! Это приносило своё удовольствие… но ведь кто-то мог её увидеть! Эльф бы не потерпел, если бы на его маленькое чудо глазел кто-то ещё.       — Астр! Ну я же не об этом… — она заёрзала на месте, пытаясь сдуть рыжие пряди с лица, но получалось не очень, и локоны все равно возвращались на прежнее место.       — А о чём?       — Я хочу чтобы ты закончил пораньше! У меня правда есть сюрприз, который ты узнаешь только вечером.       — Почему не сейчас?       Она тяжело вздохнула и театрально задумалась, закусив самый край нижней губы.       — Потому что!       — И почему мне уже страшно?       — Не знаю даже…       Рыженькая довольно засмеялась, слегка приподнимаясь, чтобы оставить лёгкий чмок на его губах. Астарион недовольно отпустил её, заваливаясь обратно на постель, Майза лежала ещё какое-то время в одной позе, сверля взглядом потолок.       — Астарион…       — Слушаю.       — А ты меня любишь?       Какой глупый вопрос! Он любит её больше всего в своей жизни, больше всего в мире! Что за странные сомнения?       — Кажется я уже сотни раз говорил это, но да. Люблю.       — Всегда?       — Что за глупые вопросы?       — Просто я на днях говорила с Руаной…       — Ты решила меня с самого утра запугать, маленький рыжий чертёнок?       — Нет! Просто… она жаловалась на свою дочку, просила сегодня помочь с ней, надеюсь ты будешь не против. Я вернусь вечером.       — Вечером не очень безопасно, я зайду за тобой по дороге.       — Спасибо. — она довольно улыбнулась, а потом резко стала серьёзной, но Астарион почему-то этого не заметил.       — А как бы ты хотел назвать дочь?       — Изабелла. — без задней мысли ответил он, краем глаза покосившись на возлюбленную. — Майза… что за вопросы?       — Просто спросила.       Видимо Майза не хотела проводить это утро с ним, а особенно отвечать на вопросы, а потому резво подскочила, хватая первую рубашку на своём пути.       — Закончи пораньше и все узнаешь… — загадочно закончила она, прежде чем выйти из комнаты.       Чёртова девчонка! Астарион занимал слишком высокое положение, чтобы так просто его могла водить за нос дочь простого, бедного, на минуточку, мельника. Не принеси она свежей выпечки, — что готовит её мать почти для всего города — сейчас мог бы спокойно дальше спать, или проводить время с ещё большей пользой! Но он не жалеет.       Она слишком сильно засела ему в голову, сердце и оставила отпечаток в душе. Даже если бы захотел, он бы не смог её оставить, не смог бы даже дня прожит без её яркой улыбки и этих рыжих волос, что разбросаны по всему дому, особенно на подушке, несмотря на уборку. Маленький, яркий лучик в его жизни, наполняющий все вокруг себя радостью, эльф даже улыбнулся от этих мыслей. Он уже давно задумывался о том, чтобы жениться на ней, убедить её родителей, и свою, вечно недовольную жизнью, мать в правильности его действий.       Родители Майзы не взлюбили Астариона с самого первого дня, как увидели, особенно её мать, что твердила о тьме в душе молодого судьи. Какая тьма? Даже если она есть, то их дочь — единственное, что способна её развеять.       Может так же думал отец? Погиб он не так давно, но не сказать, что Астариону вообще было дело до старика, что жил со своей молодой любовницей в дали. Он даже денег не получил в наследство, только та странная девчушка, которая годилась ему в дочери, как бы даже не младше. Было даже не обидно, это «традиция» их семьи — никогда не обращать внимание на другого.       Но в его жизни теперь есть лучик света, и терять он его не намерен. Что же, раз этот рыжий бесёнок попросил вернуться раньше, то он так и сделает.       Астарион медленно поднялся с кровати, облачаясь в любимый чёрный дуплет, с золотой росписью. Его сделали специально для эльфа, под заказ, ещё пару недель назад. Хорошая, приятная ткань должна была прослужить довольно долго, интересно насколько? Вряд-ли ответ на этот вопрос действительно интересовал кого-то…        В спальне разнёсся приятный запах еды, от чего живот неприятно скрутило, в ожидании завтрака. Вот чего было не отнять у Майзы — навыка готовки. Астарион не любил готовить сам, это ему не давалось ещё с детства, когда это за него в целом делал повар, но с началом самостоятельности всему пришлось учиться.       Майза облачилась в белую рубаху, большую на неё размеров так минимум на две. «Опять она забирает мои вещи.» — тяжело вздохнув подумал он, ничего не сказал, только легонько чмокнул в затылок. Девчушка только рыкнула что-то не внятное, едва не порезавшись, пока нарезала маленькие кусочки мяса, но Астарион уже не слушал, просто сел за стол, чтобы не мешать больше.       Врата Балдура… город развивался стремительно, и он наблюдал за этим с каждым новым днём. Не сказать, что бомжей и бродяг на улице стало меньше, или они хотя бы стали выглядеть лучше, но зато в округе всегда стоял звук работы.        Кто-то что-то колотил, кто-то жутко ругался, где-то летал запах выпечки или новых пряностей, вместе с фруктами, что привезли ровно на днях. В кабаках звучали возгласы тех, кто решил отдохнуть или пропить последние гроши, в надежде, что какой-то из представителей высшего света лично примет его на работу, мечты, мечты. Это в какой-то мере его бесило — люди надеялись, что чудо само упадёт им в руки, а судьба лично будет их целовать во все возможные места. Дальше по улице — куртизанки. Астарион проводил там довольно много времени, до появления Майзы, конечно же, но сейчас это место стало выглядеть ещё хуже. Доски кабака местами прогнили и нуждались в срочном ремонте из-за недавней высокой влажности и сильного, зимнего мороза.       Суд. Не сказать, что Астарион любил свою работу, но ему нравилась сама суть того, что он может вершить над ними правосудие, и никто ничего ему не скажет. Не нравится подонок? В тюрьму или на казнь, и никаких разглагольств. Судьбы этих людей зависели от него, до чего приятная власть! А главное — весьма прибыльная. О да, умение все считать деньгами. В этом городе только так! Либо ты умеешь считать и писать, либо ты один из бездарей, что ошивается в канаве.       У Астариона хоть и было образование, но после ухода отца всего пришлось добиваться самому. Изучение права, постоянные скандалы с матерью, которая обвиняла сына во всех грехах его дурного отца. Тогда Астарион научился играть, играть так, как не умел никогда. Его мало кто хотел слушать. Просто мальчик с простыми мыслями и мечтами! Но теперь Астарион выше чем они, теперь у него та власть, о которой отец и мать могли только мечтать.       Это обязан был быть мучительный день. Мало того, что Майза его заинтриговала, так ещё все дела были до жути скучными. Бродяги, убийцы и мелкий пацан, что украл булочку из ларька. Скука смертная! Бумаги, бумаги, бумаги, бумаги! Он скоро сможет утонуть в них с головой и не вынырнет обратно. На дела уходило мало времени, но от этого было не лучше. Особенно с учётом странных вопросов утром, но стоило ему только задуматься о них, как приносили новую пачку пергамента, с которой надо разобраться.       Ох, иногда такие дни могли сводить с ума монотонностью и скукой, но что поделать.       Астарион перебирал пергаменты с делом, не особо вчитываясь в содержимое. Вроде как охотник, гур, если быть точным. Не самые приятные ребята, так ещё и бинго! Убийство, удивительно как семья жертвы ещё сама с ним не расправилась по правилу кровавой мести. Но видимо его друзья созвали обратиться к честному суду, в надежде, что правосудие сможет уровнять чашу весов. Зря думали.        Эльф ненавидел таких бродяг, довольно уж они были мерзкими, от нищих и бездомных их отличало только оружие, да ужасное зловоние, что они разносили за собой.       Эльф отбросил пергамент, не желая дальше продолжать. Приговор вынесет сегодня, а завтра непутёвый охотник уже будет в петле на площади, пусть публика порадуется.       Гур орал что-то невнятное, когда Астарион вынес приговор, но боги, ему уже не было до этого никакого дела. Это только раздражало, какая разница, как он умрёт? Но его друзья выглядели озлобленно, явно не довольные подобным вердиктом. Угрозы полетели в него, но Боги, как же ему было плевать! Он на день сотню раз слышит проклятия и унижения! Удивительно, как ему ещё под ноги на улице не плюют. Для каждого в этом городе была своя справедливость.       Наконец-то рабочий день закончен! Это как спасительный глоток почти свежего воздуха.       Астарион довольно быстро вышагивал по узковатым улочкам, все ближе подбираясь к дому их с Майзой знакомой. Остался всего один квартал, всего немного и они пойдут домой. Жутко хотелось принять ванную, и смыть с себя весь сегодняшний день, хорошо хоть завтра выходной и он сможет не выпускать любимую из постели.        Эльф даже особо не смотрел по сторонам, увлечённый своими мыслями. Рядом шумели люди — таверна. С деревянной вывеской, побитым порогом и жутким смрадом, коим веяло аж на улицу. Под ногами грязь, свойственная для такой области города. Тут в основе рабочие и бедные торговцы, элита живёт чуть выше, подальше от всего этого, в милых, ухоженных домиках, путь к которым украшен каменной кладкой.       Но тут была своя особенность — всем плевать кто ты и насколько много у тебя денег. Можешь заплатить — отлично! Не можешь — катись к чертям.       Свернув за угол Астарион почувствовал, как его дёрнули за руку, втаскивая в тёмный переулок, сильно приложив чем-то по голове, что перед глазами заплясали звёздочки.       Они что-то кричали, но эльф не понимал, что именно, будучи не знакомым с таким языком, или от гула в ушах, не позволяя в целом разбирать всё происходящее.       Следующие, что он почувствовал ‐ удар в живот. Астарион почти свалился на грязную землю, если бы кто-то не схватил его сильными, мозолистыми руками за волосы.       — Вот он какой, сука!       — Уверен, что этот?!       — Да! Я видел эту гнидятину за тем столом, когда он Карла на висельницу отправил.       Астарион не мог разобрать сколько их было, кто говорит, и кто держит, перед глазами все ещё рябило. Но видимо эти люди были не настоенны на разговор. Его бросили в грязь и принялись колотить ногами, куда только попадали. Астариону пришлось приложить уйму усилий, чтобы выпрямиться и зарядить одному из нападающий в ногу.       Тот что-то крикнул, но этого хватило, чтобы эльф сделал перекат, хоть как-то поднимаясь на ноги. Гуры. Ожидаемо, что эти ублюдки будут мстить за своего дружка! Астарион мысленно корил себя, что позволил так просто поймать себя, так ещё и следить! А если бы они шли до самого его дома? Это могло бы подставить под удар Майзу.       Осознание ударило как разрядом молнии в голову, почти сглаживая все ушибленные места. Он смог подняться на ноги до того, как один из гуров подошёл к нему. Лёгкий перехват и удар локтем в челюсть. Но ему досталось сильнее, прямо в печень от другого. Их было 4, теперь он видел и судя по всему — в стороне оставалось ещё 2. Он не справится один. Один вытащил нож, вытирая кровь, что струилась из сломанного носа. Ну просто прелесть!       На Астариона впервые так давил страх, ему было жутко от самой мысли, что он подохнет тут, в грязи, от жалких разбойников! Он может больше не увидеть Майзу… Нет! Нет и ещё раз нет, он так просто не даст убить себя.       Эльф скептически оценил ситуацию, быстро дёргаясь в сторону, по переулку, в надежде найти хоть кого-то! Всё тело ныло, от чего бежать было неимоверно тяжело, но он продолжал, задыхаясь и цепляясь за стену, лишь бы хоть кто-то смог их отвлечь. Гуры не спешат, эльф в ловушке и только вопрос времени, когда они его догонят. Но он упёрто сворачивал с одной улицы на другую.       Астарион кажется увидел своё спасение. Мужчина, эльф, медленно шёл вперёд, будто совершенно не замечая ничего, насвистывая странную мелодию, на которую Астарион даже не хотел заостряться.       Чёрные волосы и красные глаза. Астарион никогда таких раньше не видел, они вселяли ужас. Он вселял ужас. «То что нужно!». Ситуация критическая, и либо он сейчас спасётся, либо это конец!       — Пожалуйста, помогите! — крикну Астарион, чувствуя, как быстро ушли силы, и он почти завалился на землю. Кровь почти заливала глаза, так что приходилось её постоянно вытирать, чтобы смотреть на единственного, как ему казалось, кто может его спасти.       Гуры уже были рядом, он слышал их, маты отбивались в ушах слишком громко.       — Попал в передрягу? — у незнакомца был странный голос, будто с акцентом, указывающим, что он не местный. «Может тогда он не знает меня и сможет помочь…».       — Да… — кратко ответил он, стараясь уже хотя бы находится в сознании.       — Так и быть! Помогу. — тот хлопнул в ладоши, расплываясь в каком-то хищном оскале. Астариону стало жутко. Ещё хуже, чем с охотниками, кажется уже лучше будут они, чем этот таинственный эльф.       — Богов ради! Сделаете хоть что-то, плевать что… я хочу вернуться к невесте.       Последние слова были ошибкой, но он понял это слишком поздно. Слова гуров не стихали, будто они обходили как хищные звери улицу, чтобы Астарион больше не убежал.       — Ты…       — Плевать! Делайте со мной что хотите, только спасите от этих!       Он уже срывался на крик. Его все это жутко злило, неужели сказать потом нельзя?! У него не было сил, не было желания бежать, только попасть домой.       В следующие секунды все стихло. Шум гуров стих, а незнакомец просто исчез, будто его тут никогда не было. Первый крик заполнил пространство, почти оглушая. Второй, третий. Астарион прекратил считать, только тихо отползая к стене, придерживая бок.       Боги! Ему и правда помогли, но кого же столь могущественного он мог молить о спасение. Страх вновь сдавил горло, хотя, может ему хватит просто золота? «Надеюсь».       Незнакомец вернулся, весь в крови, с неимоверно довольным оскалом, что его глаза горели настоящим огнём. На место страху пришло… восхищение! Кто бы он ни был — сил хватило наверняка, чтобы уничтожить войско, может и больше…       — Кто ты… такой?       — Моё имя Касадор Зарр.       — Что ты? — пояснил свой вопрос Астарион.       — Вампир, мой мальчик, ни больше, ни меньше. Тебя заинтересовала моя сила? Можешь даже не отвечать, я вижу, что да. Хочешь, могу поделиться?       Астарион знал о вампирах слишком мало, но если он сможет так же?       — Хочу.       Сначала приятный холод разлился по телу, разве вампиры могут исцелять? Видимо да. Боли больше не было, кроме одной — адского укуса. В шею будто впился стальной хваткой волк, не желая отпускать. В глазах бледнело, а дальний свет перестал существовать. Мир потерял краски, а сердце — пульс.

      И больше нечего. Только тьма. Он ничего не видел, ничего не чувствовал. Осталось только пустота, которая поглощала все, в том числе и его.

      Это стало началом конца. Астарион и правда стал сильнее, но с силой проснулся голод, который он не мог утолить. Кости будто выламывало от жажды… крови. Он понял это когда сидя в темнице слушал, как бьётся сердце маленькой крысы. Он ненавидел этих мерзких животных, но как же ему хотелось прокусить это мохнатую шкурку и почувствовать хоть каплю горячей крови на языке, какой бы мерзкой она не была. Хоть каплю…       С ним были и другие, их тоже ломала жажда. Кто-то выглядел совсем плохо — почти мёртвые, исхудавшие, со странными ожогами на пол тела и пустыми глазами, смотрящие только в потолок.        Он слышал слишком много, видел слишком много. Каждое сердце, как кровь ходит в венах, это сводило с ума. Но хуже всего был Касадор. Ныне — хозяин. Астарион не мог ему противится, слова против нельзя было сказать! Тело само реагировало на приказы, будто больше не подчинялось разуму. Он был чужим в своём же теле. Как же это было мерзко. Ужасно… больно. Каждая рана заживала сама, но от того хозяину было интереснее ломать свои игрушки. Он был не первым и будет не последним. Идиот, который захотел силы…       Астарион засыпал каждое утро, не в силах противиться, просто веки слипались сами собой. Но страшнее всего было солнце. Астарион никогда не думал, что будет НАСТОЛЬКО боятся солнечных лучей. Как сказали остальные — будешь на солнце — ты труп.       Ад, в самом настоящем его проявление.       Каждый вечер он просыпался почти с криком и каждый раз — о Майзе. Он словно стал одержимым, жаждал увидеть её. Не мог думать ни о чём другом. Даже приказы хозяина проходили мимо ушей и выполнялись на автомате. Он все же думал, как она? Что с ней? Она нашла другого?! Она хоть жива? Сколько он тут уже сидел?       И в один день хозяин ответил ему на вопрос. Год. Его не было дома всего год. Касадор будто читал мысли своего отродья, расплываясь в самой жуткой улыбке из тех, которые он видел.       Астарион жадно смотрел на плачущею в углу Майзу. Она закрывала рот рукой, стараясь не кричать слишком сильно от страха. Её любимый больше был не её. Касадор стоял рядом, с диким удовольствием наблюдал, как Астариона ломает по крови, он готов выпить её всю, дай только разрешение. Животная натура брала своё, желала прокусить мягкую кожу, почувствовать жар, залить все кровью, и плевать на все! Он был так голоден…        Но эльф не мог без неё жить. Не мог смотреть на эти изумрудные, заплаканные глаза. Они когда-то дарили ему свет, а теперь…       — Ты ведь хотел чтобы малышка была твоя, так вот она! Её сердце только в твоих руках, только забери его. Вырви сердце из её маленькой груди, пусть она навеки останется твоей.       Он говорил гипнотически, словно дьявол шептал на ухо, будто все, что делал Астарион — его собственный выбор. Как же это было омерзительно!       Астариону захотелось заплакать, нет взвыть, молить богов от бессилия. Тело его не слушало, только в разуме билось отчаяние.        Ему нужно было убить единственное, что он любил в своей жизни. Он чувствовал каждый шаг в её сторону. Сумасшедший стук сердца, и как она плачет. Он ничего не мог, сознание заперто, а борьба ничего не даст. Он послушная марионетка в руках господина. «Только не её!» — но словам никогда не вырваться из горла. Нельзя.       — Астарион, пожалуйста, не надо… прошу…       Но ничего не возымело эффекта. Астарион хотел закрыть глаза, не видеть этого, не слышать её слёз, её мольбы отбивались в голове. «Убейте меня кто-нибудь.» — он проклинал тот день, когда убежал от гуров, лучше бы они его убили! Да, самой жестокой смертью, лишь бы он не видел ужаса на любимом лице. Боги… за что ему это.        Он взглянул на неё своими алыми глазами, в надежде, что она услышит его мысли, убежит, сделает что угодно, хоть кол в сердце! Астарион не знал, если ли в доме ещё кто-то, Касадор запретил слушать. Но умолял, чтобы сейчас выбежал кто-то и остановил его, скинул морок, позволил успокоить её, прижать к себе и почувствовать жар родного тела. Да уж там… хотя бы убежать подальше, чтобы ей не грозила опасность. Только не такая…       Эльф поднял возлюбленную за шею, желая отрубить себе эту руку. Тонкие пальчики вцепились в его руку и она захрипела, повторяла, мол она любит только его, в надежде на спасение… Такое приятное тепло… её тепло. Холодное сердце почти забилось вновь. Но это был конец. Отродье не может ослушаться приказа.       Один удар, резкий, без сожалений. И он больше не слышит стука её сердца. Он не слышит больше ничего. Она обмякла в его руке, а после и вовсе упала на пол. На щеках все те же горячие слёзы, а на лице — гримаса вечной боли.       В руке вампира было её сердце. Сердце, которое когда-то его любило и согревало своим теплом. Майза бы даже приняла эту тьму, живущую в нём! Приняла бы все, потому, что она любила этим самым сердцем. Горячим… любимым… желанным.       — Брось его Астарион, оно все равно больше тебе не принадлежало. Только послушай.       Он послушно бросил сердце на пол, и прислушался. В соседней комнате и правда тихо билось чьё-то сердце. Маленькое, такое тихое. Он взмолил, чтобы это был зверёк.       Власть сильно ослабла, и теперь он мог заплакать, мог чувствовать, как горят на коже холодные слёзы. Как же не хотелось знать кто там, просто остаться тут, рядом с ней, и плевать, что её кровь заливает половицы.       — Можешь посмотреть.       Эльф все равно кинулся в комнату, господи, ожидая увидеть любовника! Да плевать кого, хоть черепашку! Но нет.       В их спальне, в маленькой колыбельке, прямо около кровати, спал ребёнок, на которого падали редкие лучики луны. Астарион подошёл так тихо, что даже сам не слышал своих шагов.       Малютка крепко спала, видимо потому Майза не кричала. Она хотела, чтобы ребёнок не проснулся и не привлёк их внимание. От этого стало ещё хуже.       Пазл начал медленно складываться. Вот что это был за сюрприз и к чему были те вопросы. Она хотела сказать о беременности. В тот вечер он должен был быть рад. Сделать ей предложение, и наплевать на мнение её семьи… Семьи… Её мать была права. Любовь Астариона погубила все, что только было можно.        Его как раз не было год, если верить словам Касадора. И сейчас, это маленькое чудо с белыми кудряшками — его ребёнок, которого он только что лишил матери. Он, или она так тихо сопели, что вампир даже дышать боялся, лишь бы не разбудить, лишь бы эта кроха не увидела своего отца в крови матери, с красными, горящими глазами.       Но слёзы все равно упрямо капали вниз, попадая на одеяльце. Рядом с ребёнком лежала рубашка, его, в которой так любила ходить Майза, чтобы хоть как-то прикрыть наготу.       — Как иронично. Малышка не могла спать без упоминания об отце. — спокойно сказал Касадор. Ему показалось, или хозяин даже не смеялся сейчас над ним. — Как же зовут… — он театрально задумался, опираясь о косяк двери. — А, точно! Изабелла. Славное имя, да? Так ведь ты хотел назвать дочь?       Его слова резали как ножом по сердцу, с каждым словом все хуже и хуже.       Малышка открыла глаза слишком резко, но кричать не начала. Только хлопала большими, голубыми глазками, изучая горящие глаза над собой.       — Она почти твоя копия! Только глянь… — не унимался вампир, но Астарион почти не слушал, изучал дочь. Но чёрт, как же он хотел есть. Запах крови Майзы разлетался по всему дому, и просто сводил с ума. Но все остатки человека в нём вопили, чтобы он ушёл. Прямо сейчас прыгнул в окно, но он не мог отвести глаз от девочки.       — Ах, дети… знаешь, а если она когда-то вырастет? Этот ребёнок хотел забрать любовь твоей женщины, разве это не ужасно?       — Пожалуйста, нет…       Эльф понял, чего хочет хозяин, когда почувствовал давление на себя. Такое сильное, что он больше не сможет даже вдохнуть без приказа. Внутри зародилась ярость к этому маленькому, невинному созданию. Касадор влиял даже на его эмоции.       Он не понимал, что делал, не чувствовал свои руки, своё тело, только крик маленького ребёнка, который понял, что папа не вернулся. Умная девочка махала ручками, брыкалась, будто понимала, чего хочет тварь, управляющая её отцом.       И больше ничего. Касадор отпустил его, когда крик окончательно стих, как и стук маленького сердечка.       За мгновеннее его охватила такая печаль и ярость на вампира, что все это уже не умещалось в одном теле, желая уничтожить все, всех!       Хозяин ушёл. Оставил его одного в горе. Сказал вернуться до рассвета. Но Астарион не хотел, лучше уж сгореть на солнце.       Он медленно сполз по крою люльки и просто закричал от бессилия. Своими руками лишил себя всего. Своего счастья, жизни всего, что было ему дорого. Свой свет он уничтожил, и теперь во тьме он был один, он и его жестокий хозяин, которого все это забавляло. Крик сменился истерикой, слезами. Эмоции росли слишком быстро, повинуясь самой его натуре. Его руки были в крови любимой женщины, и он не смел слизать крови. Ему осталось только искоса смотреть на ручку маленькой дочери, и безжизненные зелёные глаза в другой комнате, что едва закрывали огненно-рыжие волосы.       Астарион еле поднялся на ноги. Все тело била крупная дрожь, а воздуха критические не хватало, как будто вообще ему нужен! Он осторожно, сложно пушинку взял на руки Изабеллу, крепко прижимая к груди ещё тёплое тело, и сел на кровать, внимательно изучая мирное личико.       — Малышка, открой глазки… — он не слышал ничего, но голова отказывалась принимать, что они мертвы. — давай, красавица, просыпайся, потом разбудим твою маму! И все будет хорошо, обещаю. Только, пожалуйста, проснись, умоляю… моя… маленькая Изабелла… моя милая Майза… Боги… за что… Что я сделал не так в этом жизни?!       Горе сжирало его, уничтожало, с каждым новым днём принося все больше ненависти и боли. Разве монстры вроде него способен испытывать такое горе?!       — За что… ? — тихо спрашивал Астарион, сидя на каменному полу сквера хозяина, в его голосе не было жизни, не было ничего.       — Мальчик мой, неужели неясно? В первый день нашего знакомства ты хотел вернуться к невесте! Тебе было плевать на жизнь, ты хотел, чтобы жила она. Она была твоим смыслом, причиной по которой ты просыпался утром. А теперь её нет! Теперь, только со мной ты сможешь забыть о ней! Не думать о милой Майзе. Её имя больше ничего не будет значить, а в мире больше никто не будет тебя ждать.       И он правда решил забыть. О Майзе, о дочери. Обо всём. Он не помнил ничего кроме работы и тех, кто загнал его в ловушку. Эта память приносила ему боль, неимоверную, но не такую, какую должна была. Он винил Касадора в том, что у него отняли свободу, даже не вспоминая, что он отнял у него ВСЁ.       Каждая рыжая девушка, которую он видел напоминала ему о любимой, пока они не стали лишь частью жизни. Бесконечно долгой жизни. И только глядя в зелёные глаза он всегда пытался найти там счастье, которое у него отобрали, вновь вернутся в мир, где он тонул в отражении глаз другого.