Любовь, как хворь,
Только боль
Она душе способна причинять,
И лекарства от неё мне не достать...
Песня «Marutsuke».
«Та-а-ак... И почему мы в Йокогаме, в Минато-Мирай?» — подумал Уэнояма, а Мафую стоял с открытым ртом, смотря по сторонам. Внезапно он сорвался с места и побежал к морю. — Эй, Мафую, стой! — закричал Рицка и ринулся за ним. Горло гитариста словно сдавливали сотни стеблей цветов, хотя, так оно и было. Парень болел Ханахаки. — Мафую, блин, не смей прыгать в море! — но Сато добежал до перил, остановился, и Уэнояма тоже застыл. Рыжеволосый обернулся на него, улыбаясь, закрыв глаза. Да, на его лице была улыбка, но казалось, что ещё немного, и он заплачет. Словно эта улыбка, полная боли, заменяла ему слёзы. Рицка подошёл ближе, остановился, упёршись в перила. А затем закашлялся, чувствуя привкус крови. Прямо в море полетели маленькие голубые лепестки. К счастью или нет, но Мафую этого не заметил, так как смотрел вдаль. — Я впервые здесь. — сказал он, не смотря на Уэнояму. — А... Я бывал здесь раньше... Школьные поездки. — ответил последний. Он вздохнул, поднял голову и просто смотрел на воду. — А здесь, похоже, местечко для свиданий. — заметил Сато. Уэнояма застыл. «Он что, понял?!» — подумал гитарист. Вдруг он почувствовал, как рыжеволосый кладёт голову ему на плечо и услышал его тихий голос. — Уэнояма... Рицка сглотнул, набрался сил и выдавил из себя: — Д-да? Голос предательски дрогнул, а брюнет покраснел. Мафую был, пожалуй, слишком близко. — Ты мне нравишься, Уэнояма-кун. —произнёс вокалист. — Эм... Т-ты... Ты имеешь в виду, что я тебе нравлюсь, как друг? — спросил Уэнояма. Он ведь даже не надеялся на взаимность своих чувств. — Нет... Ты мне нравишься, как парень. — Мафую поднял голову, в упор глядя на гитариста. На его щеках играл лёгкий румянец. В этот момент Уэнояма почувствовал себя так, словно кто-то убрал с его горла руки, душащие его так давно. Словно кто-то выдернул все цветы, сжимающие внутренности: и лёгкие, и сердце. Но от этого стало только тяжелее дышать. Парень закашлялся, на губах были капельки крови, а вниз летели цветы. Однако он понимал, что таким способом, пусть и не очень приятным, он освободится. — Уэнояма? — рыжеволосый обеспокоенно позвал его, положив руки на плечи Рицки. — Уэнояма, ты в порядке? Гитарист поднял голову. В уголках глаз скопились слёзы, на подбородке и губах кровь. — Как никогда в порядке, Мафую! — воскликнул он. Слёзы брызнули из глаз, стекая по лицу вместе с кровью. Было больно, но в то же время так легко... Будто вся боль, скопившаяся в нём, теперь летела в море вместе с голубыми цветами. Мафую тоже резко кашлянул. Небольшой цветочек упал на асфальт, рядом с его ногами. Рядом с ним виднелись несколько красных капелек. Он рассмеялся. — Удивительно... — протянул он. — Больно, но так хорошо... Чувствую себя мазохистом. Уэнояма тоже засмеялся, сквозь слёзы. — Мафую, я люблю тебя! Сато улыбнулся, снова кашлянув. — Тебе нравятся ромашки, Уэнояма-кун? — спросил он, глядя на падающие на землю белые лепестки. — А тебе, видимо, васильки... — заметил гитарист, усмехнувшись. За всё время болезни он успел полюбить эти цветы и возненавидеть их одновременно. Интересно, Мафую чувствовал себя так же?.. — Вот такая вот любовь... В форме болезни. — рыжеволосый усмехнулся. Затем снова закашлялся. — Кха, да когда уже отпустит? Уэнояма, смеясь, притянул парня к себе. Хотел просто обнять, но Мафую резко поднял голову, и губы музыкантов почти соприкоснулись. Рицка ощутил слабый запах ромашек от губ вокалиста. Он залился краской. — Мы на улице, Мафую... Тут люди... Нас могут увидеть... — Тогда, за сценой, это тебя не тревожило. Да и вообще, какое людям дело, а? Уэнояма отвёл взгляд. — Слушай, ты всё это время заставлял меня медленно умирать... Теперь же сделай меня живым, Уэнояма-кун! Гитарист вздохнул. Приблизился своими губами к губам рыжеволосого. Мягко коснулся, от этого мимолётного нежного прикосновения по телу словно прошёл электрический заряд. Затем Рицка положил руку на талию парня, притянул его ещё ближе к себе и поцеловал, но теперь уже более смело. Он уже пару раз услышал недовольное фырканье прохожих в их сторону, но было всё равно. Муки закончились, цветы лежали на земле. Крови больше не будет. А раз так, значит уже всё равно, что о них подумают другие. Уэнояма любит Мафую, а Мафую его. И по-другому не будет. Потому что оба наконец счастливы, и «по-другому» им не нужно.