The Clerk and a Wizard

      Юнги стоял в холле первого этажа и ждал, пока хоть один лифт соизволит приехать. Он уже несколько раз нажал на кнопку, буквально вдавливая ее костяшкой пальца, но, очевидно, сегодняшний день не собирался заканчиваться и потому ничего не происходило. «Просто фантастика» — флегматично думал Юнги, останавливая себя от ковыряния пола носком ботинка. Не то, что бы камень в принципе поддавался.       Стрелочный указатель правого лифта, едва подсвеченный древней, как война, лампочкой в табло позади него замер на тринадцатом этаже, отказываясь двигаться куда-либо, а вот его близняшка — бронзовая стрелочка левого, — медленно, но верно начала подниматься от восьмерки к семерке. Это почти вселяло надежду. Почти.       Иногда Юнги казалось, что в его доме живет особо опасный преступник-диверсант (или не менее опасный для общества невоспитанный подросток), который, доезжая до нужного места, после себя прожимает все оставшиеся кнопки, при этом смеясь, как ненормальный. Или какой-нибудь отбитый адепт секты здорового питания и дня ног, у которого горят сроки по новообретенным. А, возможно, это вообще застрявший дух лифтбоя, у которого осталось незавершенное дело.       Каким бы скептиком и реалистом не был Юнги (он не собирался даже в теории думать о подъеме на девятый этаж пешком, упаси господи) и в чем бы там ни было дело, он просто хотел домой и чтобы этот день, наконец-таки, закончился.       К концу недели Юнги даже не помнил, когда мог спокойно вздохнуть между клиентами — казалось, что они все экстренно решили поправить дела, чтобы ничто не отвлекало их от участия в своих сраных шабашах. «Чертовы нелюди», — на протяжении всего дня думал Юнги, со стойкостью мученика открывая одно срочное письмо за другим. К обеду, когда им все еще не было видно конца и края, Сонджин за соседним столом натурально завыл в голос и, кажется, немного заплакал. В тот момент Юнги понимал его, как никогда. Но он не мог сдаться, потому что дома его ждали выходные, холодный ящик пива в холодильнике и купон на два бесплатных блюда при заказе доставки. Юнги просто должен был пережить этот сраный канун Хэллоуина.       Забавно, что Юнги взрослел, а ненависть к Хэллоуину так и не пропадала. Возможно, даже наоборот, пропорционально росла. Ну серьезно, как вообще можно в здравом уме любить праздник, состоящий из одного притворства?.. Все эти чудные костюмы, декорации, атмосфера сопричастности к чему-то древнему, опасному и захватывающему, оказывающемуся обычным выгулом детей и соперничеству взрослых за титул самого странного и нестрашного (безвкусного) костюма… Юнги так не мог. Он предпочитал все или ничего. Даже в отсутствие Санты и Зубной Феи поверить было не так больно, как в то, что Хэллоуин — обычная разводка капитализма, пусть даже и имеющая исторические корни. Юнги был бы не Юнги, если хоть раз в жизни согласился играть по правилам и жить, как все. Указатель подполз к единице и мелодично «тинькнул». Лифт остановился напротив Юнги, после чего вежливо распахнул металлические дверцы. Кажется, он смог. Юнги неспешно зашел в кабину и нажал свой этаж, заметно расслабляясь. Он немного ослабил галстук, который предпочел бы сжечь вместе с осточертевшей шейной лентой корпоративного пропуска, и хотел-было снять пиджак, как замер, подняв голову на звук. — Стоп! — сбоку к дверям подбежал какой-то мужчина, отчаянно вытянувший к порожку и без того длинную ногу в видавшем виды, однажды бывшем белым кроссовке. Юнги приподнял бровь, но промолчал. Эти лифты были настолько старые, что наверняка застали своего изобретателя времен империи, — так что и закрывались они с такой же потрясающей скоростью. Видимо, мужчина этого не знал. Вернее, не мужчина — парень. До того, как тот зашел в лифт, Юнги не мог видеть его со своего места, а потому заведомо прибавил возраста из-за довольно низкого голоса, но, разглядев получше, пришел к выводу, что тот — его ровесник, может быть, даже младше. Только сейчас, когда он развернулся и встал напротив него, кое-как дотянувшись пальцами до кнопки тринадцатого этажа, что находилась в самом низу панели управления, Юнги понял причину того странного движения. Этот чудаковатый парень с гнездом на голове, одетый непонятно во что …держал в руках больше дюжины баночек с разноцветной жидкостью. Какие-то были больше, какие-то меньше, некоторые из них вообще светились, но все они были плотно закупорены и обвязаны бирками. И еще столько же, если не больше, лежало у него в доверху заполненной сумке через плечо, которая опасно позвякивала при каждом движении. Двери лифта закрылись, отчего Юнги устало вздохнул и отошел назад, к углу. Парень даже не взглянул на него, отходя к противоположному углу — все его внимание было приковано к странным разноцветным баночкам, будто они были волшебные. Он улыбался им с материнской нежностью, полностью игнорируя присутствие Юнги рядом. Может быть, он успел о нем позабыть. Поэтому Юнги продолжил пялиться исподтишка. За все три года, что он жил в этом многоквартирном комплексе, он никогда его не встречал. Конечно, Юнги не особенно обращает на людей вокруг внимание — он узнал соседей в лицо только когда прошлой зимой вырубилось электричество — но такой экземпляр он бы не проглядел. Парень был одет странно: обыкновенная косуха, казалось, была накинута на совсем голое тело, но, зацепившись взглядом за рваный воротник-стойку, Юнги понял, что у того под курткой практически полностью прозрачная, белая шифоновая, мать ее, сорочка. «И где он только ее откопал?» — Юнги действительно был поражен его прикидом. Это тебе не Харли с Джокерами, которых уже как собак нерезаных. Возможно, он готовился подражать моделям авангарда и привыкает к образу жертвы маньяка-модельера. Когда Юнги уже вдоволь насмотрелся на жертву-очевидно-не-такой-уж-высокой-моды (хоть штаны у него были нормальные — обычные рваные джинсы) и от скуки начал разглядывать лифт, постепенно уходя в свои мысли, тот приглушенно захихикал. «Не жертва» — абсолютно точно решил про себя Юнги, старавшийся не пялиться на чудика рядом в открытую и держать ровное лицо, — «Он и есть маньяк». «Еще и ехать с ним» Время в лифте тянулось ужасно медленно — они едва минули шестой этаж, а Юнги чувствовал, что начинает настораживаться. И вот опять. Странный парень снова хихикнул, растягивая губы в квадратной улыбке. Юнги в очередной раз впился в него взглядом. Напрягает. Что-то в нем было не так, но обычно точный и безупречный аналитик и эксперт по человеческому поведению в голове Юнги внезапно растерялся. Этот чудик не подходил в рамки ни одного шаблона — все эти стереотипы, вроде «качок», «ловелас», «эмо-художник», «книжный червь» … все это было абсолютно мимо. В другое время Юнги бы обрадовался такому сложению обстоятельств — он обожал загадки с практическим применением в дальнейшем, но. Откуда-то исходила опасность, заставляя мышцы Юнги напрягаться в ожидании, он это чувствовал. И ему это совсем не нравилось. Да что за хрень, черт возьми. Внезапно парень дернулся. Юнги на автомате выпрямился, не зная, чего ожидать, но парень просто почесал щиколотку носком кроссовка. Юнги выдохнул, только чтобы подскочить мгновением позже вместе с чудиком от неожиданно зазвонившего телефона. В полной тишине лифта мелодия звонка его телефона смешалась со звоном пары выскользнувших и разбившихся баночек. — Твою мать, — безрадостно заключил чудик. Они вместе наблюдали за тем, как на полу между ними разливается огромная, странно пахнущая чем-то кислым и одновременно горьким, лужа — кислотно-зеленая жижа поглотила фиолетовую, оставляя от нее лишь крохотные блекло-сиреневые завихрения на поверхности. Юнги не знал, стоило ли ему извиняться или как-то комментировать произошедшее, поэтому он просто вытащил телефон из кармана пиджака и посмотрел на экран. Звонил Чхве Енджун из соседнего отдела, и у Юнги аж зазудело нажать на «отклонить». Он больше не на работе. Но нет. Енджун, если захочет, мертвого поднимет, не то, что отпускного. Принять. Пока Юнги отвлекся на разговор, который абсолютно точно не может подождать понедельника, парень закусил губу, бубня себе под нос какие-то формулы. Он максимально аккуратно присел на одно колено, не касаясь лужи — ниже опуститься не давала сумка — и склонил голову вбок, жадно изучая непонятную субстанцию. — Охренеть, никогда такого не видел, — пробормотал он, не сумев отвести от нее восторженный взгляд. — Хотя, я такого и не мешал раньше. Индикатор лифта обозначил остановку на девятом этаже. — Ладно, Енджун-ши, я вас понял. Да, я посмотрю форму. — Юнги зачем-то кивал, как болванчик, хотя этот зануда в трубке даже его не видел. Он сделал шаг вперед, не зная, как нормально обойти лужу. — Да- Я не могу больше разговаривать, Енджун-ши, я все по… Едва Юнги занес ногу, чтобы сделать еще шаг, как чудик вскочил на ноги, заверещав «не-не-не-не-не» не своим голосом и, бросив остававшиеся на руках баночки, тут же полетевшие на пол к своим собратьям, впечатал оторопевшего Юнги в стенку лифта. Его телефон выскользнул из ладони и полетел ровно туда же, к остальной куче, вниз экраном. — Что за… Юнги в шоке смотрел, как жижа уже неопределяемого кислотного цвета медленно поглощает его черный матовый корпус. Из-за новых брошенных банок она еще и завоняла хуже, чем пахли подносы для практики на химии, когда тот учился. Юнги никогда не думал, что что-то вообще может пахнуть хуже. — Какого черта ты творишь? — сердито спросил парень, продолжая прижимать его к стене и стоя на носочках у самой лужи, чтобы не встать в нее. Двери лифта закрылись. Отлично, теперь он ехал на тринадцатый. Юнги зашипел, словно разъяренная гадюка, еле сдерживаясь от того, чтобы обматерить придурка, на чем свет стоит и вытереть им лужу, а после и телефон. Усилием воли он сложил из сплошных матерных слов вполне человеческое предложение. — Это какого черта ты творишь?! — он скосил глаза на руку у своего запястья. — Руки убрал, долбоеб. Если ты мне телефон разбил, оплатишь весь ремонт. Парень, казалось, не слышал, о чем он только что сказал, потому что он даже не двинулся. Он был чем-то встревожен, но явно не вероятностью скорой расправы. От этого Юнги разозлился еще больше. — Так не должно было случиться… — он нахмурился, явно раздумывая над чем-то своим, — там тот же топсин, тогда почему?.. Чудик окинул взглядом остатки стекла и те бирки, которые мог прочитать. — А заблокировало что? Не морий, точно не хильба, ее здесь минимум… — морщинка меж бровей слегка разгладилась, он явно был доволен бредом, который нес. — неужели- неужели бузина и сафлоры? — Ты глухой или тупой? — Юнги сжал руки в кулаки, примеряясь, куда будет бить. С каждой секундой он становился все злее, что было чревато переломами. В лучшем случае. — Посмотри еще раз. И лучше быстрее. — спохватившись, парень добавил, смотря Юнги в лицо без капли страха. — И не дыши так часто, плохо станет. Парень прикрыл нос и кивнул в сторону лужи, чуть ослабив хватку — ему пришлось еще отодвинуться. Лужа разрасталась. Юнги посмотрел на свой телефон и его брови спрятались под челкой — телефон, а скорее, то, что от него осталось, стремительно разъедала жижа, от удушливого запаха которой спирало дыхание. Осталось нетронутым только битое стекло, которое эта участь почему-то миновала. — Че за нахрен… — Поэтому лучше не наступать. И извини, ну, за телефон. — парень неловко улыбнулся. По шее Юнги, от самой линии роста волос вдруг скатилась капля холодного пота, неприятно собирая влагу аж до самого воротника рубашки. Юнги вздрогнул, освобождая руки из захвата и ослабляя удавку галстука, стягивая тот до груди. Одним богам известно, как он ненавидит эти поводки сатаны. — Пиздец. Юнги аккуратно подступил ближе к панели управления лифта. Он хотел нажать на кнопку открытия дверей, но понял, что дела не так хороши, когда все, что он увидел перед глазами — появляющиеся и исчезающие черные квадраты и кружки с разноцветными линиями. Свет лампы на потолке только путал его еще больше, почему-то вместо светло-желтого крася кабинку в оранжевый. Полный пиздец. Юнги еще осторожнее вернулся на свое место у стены и уже самостоятельно откинул голову назад и прикрыл глаза, промаргиваясь от разноцветных фигур. Кажись, он и правда успел надышаться этой дрянью. Ноги чуть дрожали, а на ладонях проступил холодный, липкий пот. Продвигаясь рукой на ощупь, больше не доверяя глазам, Юнги расстегнул верхние пуговицы рубашки. А потом, окончательно забив на парня рядом, еще одну, до груди. Ему было очень, очень душно. — Эй, ты в порядке? Еще и застрял в лифте с террористом-долбоебом. Просто фантастика. — Я не террорист. — он услышал, как парень улыбнулся. Он сказал это вслух? Терять было нечего и Юнги решил поболтать. Может, хоть глупая беседа поможет ему продержаться в сознании, потому что отрубаться было вообще не вариант. — Ага. В тоне Юнги было столько неприкрытого скепсиса, что он бы забеспокоился о мировых запасах оного, если бы они существовали. Но парня это, очевидно, совсем не задело. — Никаких бомб, только яды. Ну может, еще ядовитые растения, но, по сути, это одно и то же, так что… эй! Юнги переставали держать ноги, и он уперся в стену изо всех сил, немного сползая вниз. Такой слабости он не чувствовал со школьных лет, когда готовился к экзаменам, как проклятый. — Эй-эй-эй, стоп! — голос появился совсем близко. — Давай, держись, нам осталось совсем чуть-чуть. Чужие руки обхватили его поперек, разделяя вес со стеной. Юнги дышал и пытался не отключиться. Он попробовал открыть глаза, но лучше не стало — все плыло и будто рассеивалось на рамки и силуэты разного цвета. Внезапно сильно запахло лавандой и хвоей. Юнги на мгновение показалось, что слабость начинает отпускать — но нет, ощущая вместо уже привычной дрожи воздушную негу, он отрешенно понял, что его отпускает не слабость, а сознание. Он плохо чувствовал тело, но постарался вцепиться в чужое тело сильнее. Парень глухо рассмеялся Юнги куда-то в затылок. Несмотря на это его голос звучал не очень весело. — Надо же, сонное все-таки не растворилось. Пиздец. Пареньку явно стало тяжелее стоять на ногах, но, так или иначе, он продолжал держал — и себя, и Юнги. Наконец лифт приехал на тринадцатый этаж. От звука индикатора, оповещающего о прибытии, Юнги встрепенулся в чужих руках, почти вырубившийся от такого успокаивающего травного запаха, пропитавшего весь лифт. Он открыл глаза и тут же об этом пожалел. Кабинка представляла собой скачущее сразу во все стороны пространство, а вместо странного, но вполне человекоподобного шатена в косухе и дранине Юнги притягивал к себе какой-то непонятный монстр с сиреневыми буграми пузырившейся кожи. Бугры вскрылись — это оказались глаза и рты с узкими рядами острых, как шипы, зубов. Монстр низким, нечеловеческим голосом-рыком будто подзывал его к себе, все усиливая хватку на груди. Юнги не мог кричать — его легкие горели и будто сузились от той дряни, которой он надышался, не давая даже продохнуть. Непрекращающийся звон в голове не давал думать. Испугавшись приближающейся к лицу самой большой пасти монстра, Юнги рванул от него из последних сил, оттолкнувшись руками от его мерзкого тела. Юнги вырвался из слабой хватки-поддержки не ожидавшего этого парня, который уже собирался вытолкнуть того на пол холла, чтобы вылезти самому, и упал руками и головой прямо в лужу, отключаясь. — Блять! Ты чего?! — высоким, не своим от страха голосом, завопил шатен. Он тут же его поднял, обхватывая бессознательное тело посильнее и, кое-как выпрыгнув из лифта на этаж, рывками, что оставалось сил, потащил к себе в апартаменты. Юнги не подавал никаких признаков жизни — венки в местах, на которые попала жижа, почернели, что должно было приносить адскую боль, но он даже не хрипел, безвольно телепаясь тряпичной куклой. — Кажется, я его убил, вот дерьмо, — пробормотал шатен, сбито дыша. Он провернул ключ в замке, открывая дверь, и пинком снес ее в сторону, освобождая себе дорогу. Он еще надеялся успеть.