Зыбь: Проклятый Тракт

Осень — самое лучшее время для урожая, вот только в туесок попадут отнюдь не ягоды и грибы. Череда бесконечных унылых дождей, разлинеевших жизнь на до и после солнечных дней, настоящий разгул для тех, о ком предпочитают не рассказывать за плотно задернутыми шторами. Впрочем, разве помогут даже хорошо завешенные занавесками окна тем, кто приходит в ночи? Кто не звонит и не стучит, однако приход его не услышишь даже, почувствуешь. И тогда точно не скроешься и не спрячешься от Не-отбрасывающих тени. Такого мнения придерживалась почти вся реальная гимназия. Высокое здание из красноватого кирпича было старинным и возвышалось на фоне других домов, жавшихся к друг другу. С высокими потолками, словно бы уходящими в никуда, бесчисленными колоннами загадочной конструкции — молодежь решительно не понимала, зачем в современном мире подобные колонны и старалась обходить их стороной. А местные жители стремились обходить стороной саму гимназию, потому как обросло здание давно дурной славой. Главным образом из-за того, что прямо за узорчатым забором с каменными статуями львов начинались болота. Сколько легенд они получили за свой тяжелый туманный чад, и не счесть. Такое мрачное соседство и породило дурную славу да разнесло ее по округе далеко за витражные окна. Одним из самых закоренелых скептиков негласно считался старшекурсник Михаил, как его прозвали Миха. Непонятно за что уж. Но предпочитали к парню обращаться именно так. Миха имел обыкновение неотвечать подолгу, как бы не пытались к молодому человеку достучаться. Пока что-то не заставляло вздрогнуть его широкие плечи и только тогда мог он обернуться на зов. За такое поведение товарищи считали его странным и косились подозрительно — мало ли что кроется в такой голове. Особенно в связи с последними событиями, когда начало пропадать немало гимназистов в тамошних илистых путях. Или трясине, как ее стали звать между собой. Трясине, между прочим, удалось утащить в потусторонний мир немало людей, о чем она нисколько не раскаивалась. Гиблое место начиналось сразу же за гимназией, оставалось только пройти полузаросшим трактом и свернуть чуть налево, к каменистому оврагу. И если другие старались не влезать не в свои дела и порой испуганно молчать, то Миха жалел, что пока не может туда выбраться и самолично разобраться, какого болота повадились утаскивать живые души. Именно так он и сказал собравшимся, на что те лишь уважительно-боязливо расступились, опасения насчет Михиного душевного состояния только подтвердились. Знали бы друзья, как скоро их опасения опровергнутся и Михаил предстанет совсем в ином свете. Оставалось подождать, еще совсем чуть-чуть. В тот день особенно сильно дождило, а ближе к вечеру все напрочь затянуло туманом. Все вокруг откровенно говорили, что погода неспроста разбушевалась и что быть беде, помяните наши слова. Все, но только не Миша. Путешественник, на удивление, проявил недюжинную выдержку, хоть именно ему и предстоял наиболее длинный путь, как раз через проклятый тракт. Некоторые даже уговаривали не испытывать судьбу и выбрать безопасную дорогу, но гимназист лишь презрительно фвркнул — за кого, мол, принимаете меня, трусить еще. Решение принялось под общее молчание и ноги сами понесли к тому богом забытому бездорожью, будь оно неладно. Состоящее сплошь из веток и камней, оно давно обросло скверной репутацией водить за нос путника туда-сюда, что твой леший. Очень немногим удавалось не заблудиться среди пустоши и выбраться целыми. Но Михаил не был бы Михаилом, если бы не вознамерился во что бы то ни стало вытащить себя из заколдованного круга — или, как он эту всю бесовщину звал, ведьминого круга. Ведьмин круг сперва выглядел очень даже мирно — затянутое молочно-белой массой местность, иногда освещаемая блеклым светом огней. Откуда исходил свет, Миха не мог видеть в силу нелучшего зрения, поэтому лишь близоруко морщился, силясь осмотреть получше. Но куда там, путь только сильнее заволакивало непроходимым вязким туманом и становилось ясно одно — парень терял след. Неизвестно, сколько бы продолжался ступор заблудившегося скитальца, но из оцепенения вывел его тихий вкрадчивый голос, доносящийся словно из глубины сознания: — Сюда… Молодой странник вздрогнул. Его словно все больше запутывали, уводили за собой в неизведанную илистую глушь. Завертел головой, пытаясь уловить источник, но как и следовало ожидать, ничего не заметил. Однако голос зазвучал снова, теперь уже настойчивее и четче: — Сюда, парень. Следуй за мной. Потерявшийся бродяга напрягся. Он решительно не любил, когда что-то непонятно, а здесь непонятно было абсолютно все. Начиная от проклятой болотистой местности и заканчивая странным спасителем — и спасителем ли. Но ничего не попишешь, выбираться необходимо, как и необходимо довериться призрачному голосу, так и зовущему за собой из колдовской вязи. За мной, скиталец, следуй за мной, я выведу тебя. Уж я-то выведу. Ты только не переживай, не сжимайся, иди смело. Ступай по камням, только под ноги не смотри — там увидишь то, что может затянуть тебя в трясину на веки вечные. Гимназист не понимал, слова исходили из его собственного помутненного сознания или жили самостоятельной жизнью. Скорее всего похоже на второе, хотя фразы как обволакивали и впитывались кожей — до того казался осторожным и вкрадчивым Голос. Но постепенно становился все напористее и жестче, все дальше уводил от знакомых очертаний. Вот уже и ни зги не видно, только черные вязкие болота, подбирающиеся к щиколоткам и грозящиеся утащить в свою мрачную воду. Грозящееся, пока… …Внезапный и непонятный отблеск света выхватил черты заостренного лица. Миха сперва даже не поверил, что здесь может еще быть человек, такой же как и он. Лицо это находилось совсем близко, прямо напротив него и смотрело прямо в упор. Блеснули несколько суженые глаза и — Миха отшатнулся. До такой степени шарахнулся, что плюхнулся прямо на мшистый осторовок, хорошо, что не в жижу. Прямо на него сверлил взглядом… он сам. Только «тот» Михаил оказался темным двойником из болотного мира, с рук его стекала тина и бог весть еще что. К ужасу заблудившегося, потусторонний Миха так и продолжал протягивать ему руку, с которой струились капли неизвестного чего — того, что Миха даже не хотел и знать. Глаз у существа не наблюдалось — вместо них зияли черные глазницы, в которых, кажется, даже что-то шевелилось. — Сюда, парень. Следуй за мной. Я выведу тебя из болот. А во тьме, знаешь, и гнилушка светит. И гнилушка эта — я. Но Михаил вовсе не собирался сдавать своб ладонь в бледное сплетение пальцев туманного призрака. Затерявшийся путник отшатнулся. Но существо проявило настойчивость, как и тогда, шепча ему зазывные слова. И сделало шаг навстречу к бедолаге. — Куда же ты, дружок? Неужто хочешь сгинуть в ползучей трясине? А она к тому же еще и живая, представь, что в ней может быть? Улавливаешь? Ну так что же ты медлишь, я все еще здесь и готов помочь. Вернулся гимназист Михаил другим. С побледневшим напрочь лицом, как будто из него высосали всю жизнь и темными глазами, которые навсегда остались пустыми. Но никто не знал, что к ночи его блеклые и ставшие от этого безжизненными глаза преображались и мерцали болотным цветом — отблеском гнилушки, которая светит и во тьме. Верно?