Дневники Семьи Малфой. Скорпиус

Что бы понять кто я, вам стоит услышать мою историю. Пожалуй, мне стоит начать сначала и рассказать все порядку. Я родился в Нью-Йорке. И когда я появился на свет, моей матери было двадцать шесть, а отцу двадцать пять. В некотором роде, большинство из того, что я сейчас имею – это моя жизнь в Нью-Йорке, так как моя «английская» история только начинает писаться. Длинная она или короткая, я пока не знаю. В детстве, я был уверен, что рос совершенно обычным ребенком, с отцом и матерью, младшим братом и сестрой. Мои, хотя и обрывочные, воспоминания начинаются лет с пяти. Я помню, как любил резвиться в ванне, наполненной пеной. Как отец или мать заворачивали меня в пушистое полотенце. Как они укладывали меня спать, читая или рассказывая сказку на ночь, и всегда целуя меня в голову. Я помню, как я не хотел погружаться в сон, потому что мне всегда было интересно, чем все кончится. Сказки, которые они мне рассказывались, повествовали о запутавшихся принцах, которые были горделивыми, злыми и грубыми, но столкнувшись со сложностями, стали меняться в лучшую сторону, сделав выбор в сторону добра. А потом, и вовсе, встретили прекрасную леди, которая сделала их счастливыми. Иногда, некоторые из этих принцев по сюжету сидели в темнице, похожей на дворец и гордились этим. Хотя, в действительности, являлись пленниками злого колдуна, намеревавшегося принести их в жертву. Но принцы чудом оставались живы. Были так же сказки о принцессе, которой пользовались окружающие, некоторые из которых притворялись ее друзьями. Она не была счастлива, но не понимала этого. Однако, в один прекрасный момент все осознала, перестала помогать тем, кто того не стоит и тоже стала счастливой. Изредка это были сказки о добром рыцаре в белых доспехах, которого все считали героем. Он должен был убить чудовище, что он и сделал. Но затем, что-то случилось, и он плохо обошелся со своим другом, став серым и злым. - А что же было с тем другом? – стал спрашивать я. С рыцарем-то все понятно. А вот с другом что? - С ним все хорошо, дорогой, - улыбалась мне мама, одаривая меня теплым взглядом. – Он немного погоревал, но потом продолжил жить дальше. У него был очень сильный дух. Сидящий рядом отец, улыбнулся легкой улыбкой, накрыв лежащую на моей кровати руку матери, своей. Они нежно посмотрели друг на друга, затем перевели взгляды на меня. А я задал свой следующий вопрос: - Что такое, сильный дух? - Это способность находить счастье внутри себя, милый, - сказала мама. - Тогда, ни одна свалившаяся на тебя беда не будет властна над твоей жизнью. Как и в случае с нашим героем. - Да? Так он был счастлив? - Да, - рассмеялась она. – Но, знаешь, нашему герою еще помогла его вторая половина. - А кто это? - Человек, которого любил друг рыцаря. - Ого! – только и смог сказать я. - Уже поздно, сын, тебе пора спать, - напомнил отец, и они с матерью поочередно поцеловали меня в лоб, прежде чем укрыть одеялом. *** Надо заметить, что сказки были не единственными, что мне читалось. Родители также не пренебрегали познавательной литературой. Я рос любознательным ребенком и постоянно о чем-нибудь спрашивал их. В пять лет, я сам научился читать. Правда, я все равно просил родителей почитать мне что-нибудь. Мне нравилось, когда они читали мне. Нравилось слушать их голоса. Мягкий альт матери и бархатистый баритон отца, будто скатывающийся с вершины горы, почти всегда отдающий нотками иронии. Его глаза всегда были теплыми. По этой причине, я долгое время считал серый цвет теплым, цветом радости и умиротворения. И когда мой первый преподаватель рисования задала вопрос, какие цвета считаются холодными, а какие теплыми, я долго отстаивал мнение, что серый – на самом деле теплый, счастливый цвет. Когда мне исполнилось восемь, иногда я задавал отцу какой-либо вопрос, желая получить ответ. Он улыбался в своей манере, которую я позже окрестил, как добродушно-ироничную – подобная улыбка была адресована только матери и нам, детям; а затем папа задавал встречный вопрос. - А что ты сам думаешь об этом? - часто звучало из его уст. - Да я ничего не думаю, я тебя спрашиваю. - А все-таки, - не унимался отец. – Неужели нет никаких своих мыслей? В этот момент он смотрел на меня глазами, полными любопытства и очевидно ждал, скажу я что-нибудь или нет. Вначале это было для меня чем-то непривычным, но затем я быстро втянулся. Иногда, мы вместе искали ответ на мой вопрос, когда дело касалось чего-то менее очевидного и более сложного. *** Я узнал Любовь еще до того, как что-то прочел о ней. В свои пять лет, я уже сам одевался и умывался по пробуждении. Потом, я всегда спускался на первый этаж – моя спальня была на втором – и заходил в кухню. У нас была столовая, где мы обедали и ужинали, но завтракали всегда в кухне. И не смотря на то, что у нас была эльфийка-повар, завтрак очень часто готовили родители. Не знаю, с чем это было связанно, просто так было и все. Подходя к кухне, я нередко видел, как мои родители обнимались и целовались. Видел, как отец гладит волосы моей матери, и как она смеялась, когда он что-то тихо говорит ей на ухо. Их сияющие, восторженные глаза. Короткие или долгие поцелуи – все это я наблюдал, спрятавшись за открытой дверью. Именно тогда я узнал, что целовать можно не только в щеки, лоб или губы, но и в шею, например. Я не хотел смутить их. Не знаю почему, но мне было понятно, что сейчас между ними происходит нечто такое, чему лучше не мешать. И если я обнаружу свое присутствие, то разрушу это волшебство между ними. Потому, я терпеливо ждал, а иногда и вовсе уходил в гостиную, находясь там какое-то время. Но не только утренние объятия и поцелуи выдавали с головой отношения матери и отца между собой. Даже в присутствие людей, они не были холодными или отстраненными друг с другом, или же с нами. Они не стеснялись дарить друг другу быстрые поцелуи, держаться за руки. Но самым главным и удивительным было то неуловимое и приватное нечто, возникающее между ними. Взгляды или улыбки, понятные только им. *** Как я уже говорил, моя мама с большим трепетом относилась к не волшебным фотографиям. Весь наш дом был завешан фото, большая часть из которых были не волшебными. Она любила сама фотографировать, и для этой цели у нее было целых две камеры, обе маггловские. Одна старая, массивная камера, семидесятых годов, с пленкой, которую необходимо было проявлять в комнате при свете красной лампы. И новая дорогая камера для профессиональной съемки, которую мама называла «зеркалкой». Я помню, как однажды, в погожий солнечный день, мы сидели за столом в нашей большой библиотеке и рассматривали только-только напечатанные новые фотографии. - Мама, почему тебе нравятся фото, которые совсем не двигаются? – спросил я ее. – Те, что двигаются, они же веселее. - Может быть, дорогой, они и веселее, но они никогда не передадут в полноте тот момент, который запечатлели. Я озадаченно посмотрел на нее. Этот разговор происходил, когда мне было семь и для своих лет, я был вдумчивым ребенком. - Почему? – спросил я ее. Вместо ответа, она открыла один из своих больших альбомов и выудила оттуда очередное фото. Оно было не новым, и я его раньше не видел. Но как только посмотрел, то оно сразу заинтересовало меня. На нем были изображены мои родители. Они были очень молоды и смотрели друг на друга так, что волна какого-то странного чувства поднималась в груди. - Вы такие красивые, - не смог сдержаться я. - Да, и мы даже не знали, что нас тогда фотографируют. А если бы знали, то не получились бы такими естественными и настоящими. А теперь представь себе дорогой, если бы фото было волшебным. Несомненно, мы с твоим отцом строили бы рожи друг другу. И оно уже не було бы таким красивым. Она хотела сказать что-то еще, но тут в библиотеку вошел отец, и мама непроизвольно посмотрела на него. - Ну как, заснула? – спросила она. Речь шла о моей младшей сестре Кассии, которой в то время было четыре года и ее все еще укладывали спать после обеда, в отличие от меня. Чем я очень гордился, считая себя уже очень взрослым. - Да, заснула, - подтвердил отец, присаживаясь к нам. – А что вы смотрите? Вместо ответа, мама протянула ему тот снимок, что только что показывала мне. Отец изменился в лице и с недоумением посмотрел на нее. - Давно его не видел, - задумчиво проговорил он. - Думаю, повесить его где-нибудь, - сказала мама. – Это хорошее фото. - Даже не знаю, - с сомнением протянул отец. – Оно, правда, так нужно тебе? - Да, почему бы и нет. Пусть будет что-то связанное с Хогвартсом. Тогда я впервые услышал о Хогвартсе. - Что такое Хогвартс? – быстро спросил я. - Хогвартс – это школа для волшебников в Англии, в которой мы с папой учились, - пояснила мама. - Там было интересно? – спросил я. Не понятно почему, но мой такой простой и обыденный вопрос – я их десятками задавал – вызвал у отца горький смешок. - Иногда, даже слишком, - со своей обычной иронией ответил он. - Мы ведь с мамой родились и выросли не здесь в Америке, а в Англии. Так что и учились мы тоже там. - А на что похож Хогвартс? Там красиво? - Здание школы расположено в древнем замке, - сказала мама. - Ого, - протянул я. – А почему на вас разные галстуки? - Это школьная форма, сын, - сказал отец. – В Хогвартсе четыре факультета, у каждого есть своя эмблема и свои цвета. Студенты носят галстуки цветов своего факультета. - А какой факультет самый лучший? – снова спросил я. - Слизерин, - без колебаний ответил отец. Мама промолчала. Не понятно, по какой причине, но тогда мне захотелось узнать о Хогвартсе и его факультетах больше. И я решил попросить родителей купить мне книгу о нем. Книгу они в итоге мне купили, и я даже прочел ее, совершенно не подозревая, что уже через несколько лет, я выберу это место в качестве обучения.