Дневники Семьи Малфой. Скорпиус

Я старался держать достойное лицо во всех оставшихся днях учебного года. Награда за второе место, выводившая меня из себя, простояла на парте несколько дней, затем, я забрал ее домой и сжег в нашем камине. Родители просили меня этого не делать, но я был непреклонен. Я старался смириться с тем, что в этом году первым не стану. Получалось плохо. Я злился. Родители, видимо, наблюдая мое состояние, часто говорили со мной об этой проблеме. Однажды отец сказал, что быть первым по всем предметам — не такая уж большая заслуга, и когда я стану старше, то сам увижу, что быть лучшим абсолютно во всем — невозможно. Лучше выбрать какую-то одну или две сферы и развиваться в них, становясь лидером. Чтобы помочь моему удрученному состоянию, он отступил от первоначального плана и стал обучать меня зельям уже тогда, в мае. Это занятие немного отвлекло меня от горестных мыслей. Когда я рассказывал одноклассникам о зельях, Стив всегда молчал, не показывая мне ничем свою заинтересованность, однако я точно знал, что он внимательно слушает меня, что ему интересно и что он завидует. Осознание этого немного согревало меня изнутри. Мне нравилось внимание, нравилось то, что я не такой как все; и хотя я не первый ученик, у меня есть то, чего нет и не будет у Стива — исключительность. Благодаря своему отцу и тому, что я первый изучаю практическое зельеварение. Однако вскоре мое отношение к происходящему начало меняться. Ближе к концу мая, а с ним и учебного года, мне вдруг стало не так важно производить на всех впечатление. Я сильно увлекся процессом зельеварения и стал меньше обращать внимания на реакцию других. Хотя «увлекся» — это очень слабое описание того, что происходило со мной. Я был полностью захвачен искусством варки зелий. Если вы когда-нибудь обучались у мастера своего дела, вы поймете меня. Однако отец оказался настоящим занудой касательно правил, связанных с зельями, особенно в области техники безопасности. Он каждый раз заставлял меня повторять то, чего ни в коем случае нельзя делать при процессе зельеварения. И даже если мы варили что-то безобидное, он все равно не подпускал меня к процессу без защитных очков и перчаток. Он взял с меня слово, что я не стану варить зелья без него и не попытаюсь проникнуть в лабораторию. Когда я дал слово, он напомнил мне, что слово свое надо держать и что он мне доверяет. Мои одноклассники, с интересом слушавшие меня, часто сами просили рассказать что-нибудь о зельеварении, потому как ни у кого не было родителя-зельевара, да еще такого уровня. Иногда я шел на уступки и рассказывал. Я с удивлением заметил, что у меня действительно больше нет острой нужды утвердить свое положение. Я нашел для себя дело, которым горел, и мое поражение на научной выставке больше не доставляло мне такой боли как прежде. Конечно, все равно было обидно, но уже не так сильно. Поэтому вместо очередного словесного эпатажа, я часто сидел с книгами по зельям или с записями отца. Или общался с Томом и Дэном, но на них мне не нужно было производить впечатление — они были моими друзьями. Однако не только занятия зельями помогло мне по-другому посмотреть на себя и на ситуацию в целом. Мой отец дал мне пищу для размышления и помог морально. Буквально через неделю после моего позорного поражения у нас состоялся довольно любопытный разговор. Я стоял перед зеркалом и отрабатывал одну из своих снисходительных улыбок. Отец зашел ко мне в спальню, застав меня за этим занятием. Он саркастически усмехнулся, увидев, чем именно я занимаюсь. — Готовишься к новому перфомансу? — весело спросил он меня. — Да, готовлюсь, — серьезно ответил я. — У меня хорошо получается. Когда я пришел домой в тот победоносный для меня понедельник и рассказал родителям, как заткнул всех за пояс, мой отец смеялся от души, похвалив меня. — Для тебя все еще подобный эпатаж имеет смысл? — Конечно, пап, а как же иначе? — И как тебе сам процесс? — Это сложно, — ответил я. — Очень сложно, выматывает, но у меня нет другого выхода. — Почему нет? Ты его искал? — А какой здесь выход? Отец странный, вот честное слово. — Вообще-то выход есть. И вообще, в целом, для того, чтобы понять — есть выход или нет, стоит хотя бы его поискать. — Ну, а что тут еще можно сделать? — проворчал я, понимая, куда клонит отец, но не понимая, зачем он просит меня искать альтернативу, когда и так все ясно. Я внимательно посмотрел на него. Он улыбался свойственной только ему улыбкой. — Зачем мне что-то там искать, когда я и так знаю, что здесь нет иного способа? Он смотрел на меня и я видел, как в его глазах пляшут ироничные искорки. — Откуда ты знаешь, что нет иного способа? Опять за свое! — Ну, пап, ну а какой еще выход? Я проиграл, я должен держать лицо и разыгрывать комедию, иначе я буду жалким. Какой еще выход я могу найти? — Например, ты можешь посмотреть на ситуацию под другим углом, в другой перспективе. — Как это? — Попробовать думать в несвойственной для тебя манере, — спокойно сказал он. — Все люди думают абсолютно по-разному и если посмотреть на ситуацию с другого бока, то так может и выход найдется. Дурить других людей — это, конечно, весело и забавно. И ты молодец, ты отлично справился. Но есть одно «но». Нельзя прибегать к этому методу постоянно. — Почему? — недоуменно спросил я. — Подобные представления крадут слишком много душевных сил. И я бы посоветовал тебе другой подход к подобным проблемам. — Какой? — Воспитать в себе невосприимчивость к чужому мнению о себе. Это я как раз назвал бы другой перспективой. Сразу оно, конечно, не получится, но как любой навык — со временем приобретается. И ты, возможно, не всегда будешь находить на что опереться. Сейчас у тебя есть на что, то есть твой отец-зельевар, но впоследствии такой опоры может и не быть. Да и, кроме того, нельзя все время быть озабоченным мнением других о тебе. — Я не озабочен, мне плевать, — заспорил я. — Да что ты? — иронично изогнув левую бровь, возразил папа. — Прости, сын, но по тебе этого совсем не скажешь. Я вздохнул. Спорить с ним было бы бесполезно, он слишком хорошо меня знал. — Но разве это не нормально заботиться о том, как ты выглядишь в глазах окружающих? — Да, но без крайностей. А у тебя как раз острая стадия. Ты переживаешь, тратишь много своих внутренних сил на поддержание спектакля. Навык, конечно, хороший, иногда может сослужить хорошую службу, но нельзя все время так жить. У тебя могут начаться психологические проблемы. Знаешь, было бы гораздо лучше, если бы ты просто научился действительно плевать на мнение окружающих о тебе. Так ты будешь счастливее и сохранишь здоровье. Я молчал. — Скорпиус, я серьезно, — строго сказал отец. — Ты можешь заболеть! — Я не заболею. — Ты много переживаешь, это плохо. — Пап, ты просто не понимаешь, — разочарованно протянул я. Он усмехнулся, а в глазах мелькнул странный огонек. — Как раз я отлично понимаю. Ты думаешь, у меня не было подобной проблемы? Еще как была! Когда я был чуть старше тебя, — мне тогда было двенадцать, — я стал играть в школьной команде по квиддичу — это спорт такой, я тебе потом покажу. В нашей школе было четыре команды, по одной на факультет. Так вот, у нас в школе был парень, которому каким-то образом вечно удавалось обставлять меня в моей же игре. Это меня так бесило, ты бы знал. — Вообще-то — знаю, — с интересом вставил я. — Рассказывай дальше. — Этот парень круто летал, и каждый раз побеждал меня в воздухе… — А потом ты победил его? — перебил я. — Увы — нет. Мне ни разу этого удалось. Я думаю, победы не случилось потому, что я сильно злился, когда выходил на поле. Если бы я отпустил злость и сосредоточился на игре, то уверен, мне удалось бы пару раз побить его. Но не вышло. — Жаль, — проговорил я. — Поражение — это ужасно. — Да, это отвратительно и больно. Но это еще не все. Этот парень был в любимчиках у учителей, хотя не обладал никакими особенными талантами. Он плохо учился, но директор школы, да и другие учителя, постоянно превозносили его. — Но как такое может быть? — поразился я. — Чтобы парня, который учился плохо, все хвалили? — Он был любимчиком директора, несмотря на то, что сам являлся тупицей и лентяем. — Дурацкая у тебя была школа. — Совершенно согласен, — улыбнулся отец. — Но моя главная проблема была в том, что я не мог отпустить эту ситуацию, когда должен был хотя бы попытаться это сделать. Даже не смотря на то, что происходящее было до крайности несправедливым. А я все время был на нервах, исходился злобой и постоянно беспокоился. Мне, как и тебе, было важно быть лучшим, тем более, что я был очень умен и среди своего круга общения выделялся начитанностью и интеллектом. Я был звездой среди моих сверстников, с которыми общался до поступления в школу. Да и окружавшие меня взрослые постоянно хвалили, говорили какой я умный и стану очень сильным волшебником. К сожалению, никто из них не сказал мне, что иногда важно наплевать на некоторые вещи и просто жить. Если бы я пошел этим путем, то был бы намного счастливее в свои школьные годы. В этом мире случаются несправедливости, и иногда нужно просто плевать на них, двигаться в своем направлении и стараться радоваться жизни. — Так ты стал сильным волшебником? — спросил я, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос. — Разумеется, — ухмыльнулся отец, затем снова продолжил: — Если ты научишься мыслить вне формальных заслуг, то тебе будет легче и проще жить. — Да, но как же совсем без побед? — нерешительно спросил я. — Ты прав. Совсем без формальных показателей тоже нельзя обойтись, так уж мы люди устроены. И нужно, конечно, добиваться успеха в том, в чем ты хочешь быть успешным. Но я хочу до тебя донести, что иногда к ним не стоит относиться так серьезно, как ты это делаешь. Пойми меня правильно, сынок: есть такие ситуации в жизни, когда стоит надеть на себя маску и задрать повыше нос. Как это было, когда ты пришел в школу после конкурса. Но постоянно так делать не стоит, это истощит тебя. И в любом случае, всегда нужно быть спокойным, не беспокоиться о том, что подумают другие. — То есть я стану слабым в глазах окружающих! — возмутился я. — Как раз наоборот! Если тебе станет наплевать, что о тебе думают одноклассники и прочие левые ребята — это сделает тебя очень сильным. Ты будешь независим от их мнения, тебе не нужно будет всегда «выглядеть правильно». И, кстати, ты не обязан всегда, каждую минуту быть самым умным, успешным и заметным. Иногда можно и глупцом побыть, — улыбнулся он. — Это тоже весело. Ты имеешь огромную ценность сам по себе, без твоих успехов в учебе или побед в конкурсах. — Я имею большую ценность для вас с мамой? — Для нас с мамой ты бесценен, — ответил отец, улыбнувшись нежной улыбкой. — Но дело не только в нас. Ты в принципе имеешь большую ценность. Для этого мира. — Потому что я умен? — Нет, потому что ты — это ты. Я улыбнулся. Его слова о ценности меня как такового порадовали. Однако я решил сказать еще кое-что. — Меня злило, когда вы с мамой как заведенные твердили, что и так любите меня, — признался я. — Знаю, — со вздохом ответил мне отец. — Но мы хотели до тебя донести именно это. То, что ты хорош сам по себе. Я думал, что ты из-за нас так стараешься. Но мы с мамой не хотим, чтобы ты был задротом, который кроме книг ничего в жизни не видит. Жизнь не состоит только из учебной гонки. Она существует еще просто сама по себе. И поверь, она прекрасна. Я вздохнул. Может быть, мой отец в чем-то прав. Пока я пытался обогнать Стива и остервенело занимался своей мельницей, я не ходил в гости к друзьям и сам их не приглашал, хотя мне хотелось пообщаться с ними. — Знаешь, я бы хотел, чтобы ты был доволен собой вне зависимости от того, победил ты в конкурсе или нет, — сказал отец. — Но это тоже важно. — Важно, — согласился он. — Но, дорогой сын, я не хочу, чтобы ты изводил себя, если вдруг по какой-то причине проиграешь конкурс или первенство. Это неприятно, но это — не конец света. — Я подумаю над твоими словами, — со вздохом сказал я. — Подумай, — тепло улыбнулся отец. А затем он встал, взлохматил мои волосы и удалился из комнаты. А я стал обдумывать его слова. Конечно, я все равно был полон решимости стать лучшим в следующем учебном году. Но в словах отца что-то было, может быть, и правда, стоит научиться посылать к черту окружающих и их мнение обо мне. Кроме того, впереди были летние каникулы, и я решил пока не думать об учебе. А вот что было интересно, так это услышать о школьных годах отца. Я очень хотел узнать что-нибудь еще об этом периоде его жизни. Надо будет как-нибудь расспросить его, он крайне редко что-то рассказывает, а мама — вообще ничего не рассказывает. Интересно, почему?

* * *

Наступление летних каникул было желанным для меня потому, что в этот год мы собирались в отпуск всей семьей. Обычно наша семья летом отправлялась на Гавайи. Исключением стало прошлое лето, когда в мае родился Морти. Но в это лето мы все же намеревались провести отпуск на этих дивных островах. Я прекрасно помнил каким изумительным было наше пребывание там: пальмы, яркое солнце, песок, лазурное море и много вкусных детских коктейлей. Я купался в океане, научился плавать, даже общался с другими детьми. И тогда перед отправкой, я радовался, что снова окажусь там. Буду носить ожерелья из цветов и пить кокосовое молоко прямо из самих кокосов. Я чуть ли не пел от предвкушения радости. Мои родители закупали все необходимое для поездки; и когда во время одного из шопингов, я стал капризничать, просить маму поскорее вернуться домой и махнуть рукой на покупку крема от загара, она сделала недоуменное лицо и сказала: «Когда солнце начнет печь твою бледную кожу, скажешь спасибо своей маме за то, что она не слезает как шкурка змеи». Я глубоко вздохнул и не мог не признать ее правоту. Моя кожа и, правда, была чувствительной к яркому палящему солнцу. Хотя в целом сборы в отпуск отдаленно напоминали мне ожидания Рождества. Радостное и легкое предвкушение праздника.

* * *

Мы прибыли на один из гавайских островов и разместились в арендованном нашей семьей двухэтажном доме. С нами отправились два эльфа, которые помогали приглядывать за Морти и Кассией. Рядом отдыхали только волшебники, которые также прибыли со своими эльфами. Я вдыхал теплый влажный воздух, купался в океане и пил сладкие напитки. Чувствуя себя донельзя взрослым, я наотрез отказался от помощи матери в нанесении того самого крема от загара. Здесь я полностью забыл про свой провал в школе и про все невзгоды — до того все было прекрасно. Владельцы отеля и всех арендованных домов не редко устраивали развлекательные вечера и конкурсы для детей, в которых я, к своей великой радости, всегда побеждал. Кроме того, во время отдыха мне разрешалось ложиться спать позже, что тоже мне очень нравилось. Однажды поздно вечером или, вернее, темной, опьяняющей ночью, томный воздух которой наполнен разными и порой противоричивыми запахами, мы с отцом шли по пляжу. Он внезапно посмотрел наверх в темное ночное небо, а затем восторженно заговорил: — Ты только посмотри на эти звезды! Я посмотрел. — Да, они красивые. Отец фыркнул. — Ты хоть в курсе, что тебя назвали в честь даже не одного, а сразу двух созвездий? — Почему? — Это традиция семьи бабушки. Бабушка говорила мне, что Блэки — ее род, называли своих детей в честь звезд и созвездий, потому что считали, что отпрыски дома Блэк как звезды: прекрасные, сверкающие и всегда выше всех, — я услышал ироничный смешок, когда мой отец произносил последние слова. — Ну, я не самый сверкающий, — буркнул я, вдруг вспомнив свой школьный провал. — Почему это? — изумился отец. — По-моему, как раз ты самый лучший. У меня на душе потеплело от его слов, и внезапно возникшая грусть также внезапно ушла. — Так ты говоришь, в семье бабушки называли всех детей в честь созвездий? — спросил я. — Да, я, например, получил свое имя в честь созвездия Дракона. — Это так интересно, — высказал я накатившее на меня любопытство. — А расскажи что-нибудь еще, — тут же попросил я его. — Что именно? — Ну, что-нибудь о твоих предках или о предках мамы, о ее семье. Какие традиции существовали в ее семействе? — Э-э-э… — замешкался отец. — Может, у нее спросишь? — Последний раз, когда я спрашивал, она перевела разговор на другую тему. Она всегда так делает, — недовольно пробурчал я. — Ну, может, и рассказывать-то особенно нечего, — предположил отец. — Но как же нечего? Это просто дикость какая-то. Почему я не могу узнать о своих предках? Вот Дэн знает все о своих, у него даже фамильное древо в доме есть. И Том тоже знает. А почему я не могу узнать? — А что тебе даст знание о своих предках? — спросил отец. — Как это что? Мне это даст понимание того, кто жил до меня. Да и вообще, это же интересно. Вот, например, кем был мой дедушка? Может, он построил что-нибудь классное? Прадед Дэна построил железную дорогу. Ты мне совсем не рассказываешь о своем отце. Кем он был? Как его звали? Почему я ничего не знаю? — Ну, ладно, давай расскажу, что знаю о семье мамы, — нехотя выдавил отец, проигнорировав мои последние слова. — Что ты хочешь узнать? — Почему ей дали такое имя? — Насколько я знаю, твоим бабушке и дедушке просто нравилось имя Гермиона… — Что вы тут обсуждаете? — спросила внезапно подошедшая мать. В ночи я увидел, как она обняла отца сзади, прильнув к нему. — Имена, — вздохнул он, поворачивая голову, чтобы поцеловать ее. — Скорпиус спрашивает, почему тебя назвали так, как назвали? — Просто имя классное, вот и все, — весело отозвалась она, оставив на щеке отца короткий поцелуй. — Пойдемте в дом, нас ужин ждет, — сказала она и протянула мне руку. — Да, идемте, — согласился отец. — Кстати, дома есть телескоп, можем посмотреть в него на звезды. И мы пошли домой. — А знаете, — вдруг сказала мама, когда мы уже подходили к дому. — Здесь ведь есть обсерватория, она одна из крупнейших в мире. Может, сходим туда, посмотрим на звезды и планеты? — Да, отличная мысль! Мы с мамой там были, — сказал он, обращаясь ко мне. — Это великолепное зрелище. — Хорошо, — согласился я. — Только тебе, молодой человек, придется прикинуться магглом. Не завалишь экзамен? — весело спросила меня мама, на что я ответил миной оскорбленного достоинства. Она рассмеялась, и мы вошли в дом. После ужина отец настроил телескоп, и мы рассматривали созвездия. Я лег спать. Но думал я не о предстоящем походе в обсерваторию, а о том, что все эти тайны — просто кошмар. Меня раздражало то, что я не могу узнать о ближайших родственниках. Почему отец и мать мне ничего не рассказывают? Ведь не может же быть такого, чтобы они не знали. Уж имя моего деда в любом случае им известно. Эта тайна не давала мне покоя. Я не мог смириться с тем, что чего-то не знаю. И мне было не понятно, почему родители так охраняют ее. Все эти вопросы роились у меня в голове, и моя душа яростно требовала ответа на них, во что бы то ни стало. И я видел, что родители не расскажут мне ничего. Осознание этого выводило меня из себя. Я ненавидел тайны, ненавидел чего-то не знать. На следующий день мы посетили обсерваторию Кека, которая подарила мне яркие впечатления.

* * *

По возвращении в Нью-Йорк, я чувствовал себя отдохнувшим, набравшимся физических и моральных сил. И я сразу засел за учебу. Я был готов показать Тайлеру, кто в школе главный. Я взял программу и стал выполнять домашнее задание, а затем прошелся по тому, что мы будем изучать в новом году. Чтобы блистать на уроках, я начитал много дополнительной информации и сделал краткий конспект по тем темам, которые мы затронем на уроках. Однако было еще кое-что, что волновало меня. Я был полон решимости выяснить хоть что-то о моем дедушке и других членах семейства. Лежа ночами в постели, я пытался составить план, как мне узнать необходимую информацию. Не придумав ничего стоящего, я впадал в досаду и уныние. Утром я учился: занимался зельеварением с отцом, готовился к школе, читал. Я решил, что непременно выясню все, что мне нужно, но сначала верну себе звание лучшего ученика. И я старался идти к этому, как мог. Не могу сказать, что я не уставал, пока учился. И, видимо, заметив это, мама однажды сказала: — Дорогой, отдохни немного, ты же не встаешь от своих книг. — Мам, ну ты что, в этом году я должен стать лучшим! — запротестовал я. — Тебе нужен отдых, нельзя так, — обеспокоенно ответила она. — Уверенна, ты и так будешь лучшим. — А если нет? Ты сама-то как училась в школе? Она мягко улыбнулась мне. — Я училась так же, как ты. И уверяю тебя — в этом нет ничего хорошего. Мозгу нужно давать отдых, если хочешь, чтобы он не подвел тебя. Я вздохнул. — Я хотел использовать каждую свободную минуту для занятий. — Я знаю. Но ты и так все время учишься. С папой занимаетесь зальями, потом ты самостоятельно читаешь. Ты молодец и это просто замечательно, но и отдыхать надо. Идем, родной, сыграем во что-нибудь, — сказала она, поцеловав меня в щеку. — Ладно, — ответил я, закрывая очередной учебник. Я вздохнул, встал из-за стола и пошел с ней. Мы поиграли всей семьей в одну из настольных игр. Было весело. И надо признаться, тогда вечером я согласился с мамой, что отдыхать нужно. Проведенное с родными время подарило мне радость. Однако я всерьез задумался о новом школьном годе. Мне определенно нужно много времени, чтобы успевать делать уроки лучше, чем мог бы сделать ребенок моего возраста. Но на мне еще висела музыкальная школа, которая тоже отнимала время и силы. И тогда я решился бросить обучение музыке. Если я хочу достичь своей цели, я должен посвятить этому больше времени и не распыляться. Музыка, конечно, прекрасна, но я хочу быть первым в своей школе. И сейчас это важнее всего. За ужином я объявил о своем решении бросить музыкальную школу. Я объяснил, почему и как я пришел к такому выводу. Родители выслушали меня спокойно, лишь спросив, не пожалею ли я о принятом решении. На что я утвердительно ответил, что нет, не пожалею. Они попросили меня подумать еще неделю или две, и я согласился, прекрасно осознавая, что не передумаю.

* * *

Через три с половиной месяца после начала учебного года, я с гордостью мог отметить, что снова стал лучшим учеником среди своего звена. Стив отстал, немного, но все-таки отстал, что не могло не радовать меня. Тогда-то я и решил, что пора. Пора заняться той тайной, которая будоражила и манила меня, не давая покоя. И которую родители не собирались мне, по всей видимости, открывать. Однако моим поискам предшествовал один разговор с друзьями в нашей уютной и наполненной солнцем библиотеке. Я листал учебник по истории и был в тот день не в духе. — Везет вам, парни, — пробубнил я, внезапно нарушая тишину. На прошлых выходных Дэн вместе со своим дедом ходил смотреть игру «Янкиз»<note>Знаменитая бейсбольная команда Высшей лиги, представляющая район Манхэттен в Нью-Йорке</note>, что живо напомнило мне о том, что у меня нет ни одного дедушки, в то время как у него — целых два. — В чем именно, чувак? — тут же спросил меня Дэн — Здорово, когда есть дедушка, — грустно вздохнул я. — У меня вот нет. Мой дед умер. И хуже всего, что я даже ничего о нем не знаю, отец совсем не говорит о нем. — Наверное, ему тяжело говорить, — предположил Том, оторвав свою руку от тетради и понимающе посмотрев на меня. — Моя мама говорит, что перенести потерю близких нелегко. И если твой дед умер, то… — Да, но я даже не знаю, как он выглядит! — раздраженно заметил я, прервав Тома. — Они ни разу не показали мне его фото. Его будто и не было. Но это чушь собачья! Если я здесь сижу перед вами, то мой дед уж точно жил на этом свете! — Ну, как знать! — хохотнул Дэн, сверкнув глазами. — Может, тебя сюда прислали с Криптона. — Чего? — в один голос спросили мы с Томом. — А, не парьтесь! — отмахнулся Дэн. — Я до смерти хочу узнать хоть что-то о своих предках. — Ты давно разговаривал с родителями о них? — почему-то спросил Дэн. — На каникулах я просил отца рассказать, но он не стал. Это вообще странно. Он мне все рассказывает. Но тут они с мамой будто сговорились. — А может, и нет, — внезапно посерьезневшим голосом ответил Дэн. — Может, здесь не все так просто. — Что ты имеешь ввиду? — спросил я. — Может быть, твой отец просто сильно поссорился с твоим дедом, поэтому не рассказывает тебе о нем. Том метнул на Дэна укоризненный взгляд. — А что? — спросил тот, как бы отвечая на немой укор Тома. — У моей мамы есть друг детства, который поссорился с отцом и не говорил с ним двадцать лет. — Да, но круг общения твоей семьи… Дэн громко фыркнул. — А ты думаешь, твоя семья, что ли, шибко беднее? — Ну, мы не бедны, но не думаю… — Ты серьезно? — рассмеялся Дэн. — Ты о чем? — Скорп, чувак, ты живешь в большом доме в Верхнем Вест-сайде и еще раздумываешь — много у вас денег или нет? — Да, но мой отец успешный зельевар, а мама — преподаватель в Университете. Они просто умеют зарабатывать деньги. — Возможно, — не унимался Дэн. — Но я видел твою маму. Сапфиры, которые она носит — очень дорогие, они стоят кучу денег. — Откуда тебе знать? — спросил Том. — Мой отец научил меня разбираться в драгоценных камнях. Могу ошибаться, но твоя семья, скорее всего, очень богата. Я пожал плечами. — Да и вообще, — продолжал говорить Дэн. — Причем тут материальное положение? Кто угодно может сильно поссориться со своим отцом. — Но мой дед мертв, — запротестовал я. — И что? — пожал плечами Дэн. — Может, твой отец не простил его даже после смерти. — И мама тоже, — с досадой сказал я, и, заметив вопрошающие взгляды друзей, тут же добавил: — Она тоже ничего мне не говорит про своих родителей. — А вот это уже странно, — протянул Дэн. — Семьи твоих родителей что — Монтеки и Капулетти? — Не знаю, — горько сказал я. — Я ничего не знаю! На каникулах я говорил с отцом о предках, и знаете, что он сказал мне? Мои друзья выжидательно посмотрели на меня, красноречиво побуждая меня продолжать. — Он спросил, что мне даст это знание? — Ну, теоретически это действительно ничего не дает, — согласился Дэн. — Но ведь ты про свою семью все знаешь. Дэн рассмеялся, услышав такое. — Я бы не стал утверждать, что прямо уж знаю все о своей семье. Но да, мой прапрадед построил железную дорогу. Но знаешь, Скорп, это знание конкретно мне ничем не помогает. Это просто знание и все. — Но мне нужно знать! — Чувак, не кипятись, мы поняли, тебе нужно знать. — И мы очень сочувствуем тебе, — сказал Том. Я благодарно посмотрел на него. Потом вздохнул и продолжил свою работу. Я вернулся домой в подавленно-раздраженном настроении. И никак не мог заснуть ночью. У меня не получалось избавиться от горького чувства досады за то, что я не знаю чего-то, что очень хочу знать, что мне столь важно знать. Я ворочался с боку на бок, и проклинал эту тайну. Я понимал, что бесполезно просить родителей или наседать на них — они не расскажут. Они также уйдут от темы, как сделали это на Гавайях и в более раннее время, когда я был совсем мал. И тут меня осенило. Я даже резко сел от внезапно пришедшей мне в голову сумасшедшей идеи. Придя на следующий день в школу, я был полон задора и решительности. Я сразу же подошел к друзьям и выдал, что мне нужно поговорить с ними, как только будет возможность. Время до урока у нас еще было, и Дэн вывел нас троих в коридор. — Парни, я принял решение! — взволнованно сказал я. — Я сам все выясню. Не знаю как, но я раскопаю информацию. Вы поможете мне?