_______________________
Давным-давно в одном царстве, коего уже нет на лице земли, жил да был царь и было у него два сына. Того, что постарше, звали Каин, того, что помладше – Кэйя. Однако горе поселилось в жизни царя: старший сын, его наследник, в юные годы попал в плен к заморскому королю, и пока не исполнилось бы Каину двадцать лет отроду, должен был он томиться в неволе. Утешением царю стал его младший сын, который как две капли воды был похож на первого, любимого сына царя, ибо рождены они были близнецами. Принялся царь воспитывать своего меньшо́го подобно первенцу. Окружили младшего сына самые славные рыцари и ученые того царства и обучали его, как если бы ему было уготовано становиться царем. Кэйя был по своей природе послушен, а сердце его преисполнено любовью к родителю, посему выполнял он волю царя и был для него первенцем, коим он не являлся в действительности. Пришел срок двадцатилетия старшего сына царя, и, как было обещано, он вернулся в родные земли. Долгие годы в чужих землях изменили Каина, и не узнавали его ни царь, отец его, ни младший сын, брат его. Говорил он вещи, им непонятные, обращался свободно к ним и открывал заморцам двери. Не нравилось это царю; не доверял он чужакам и никак не мог найти себе покоя в собственных землях. Глядя на своего младшего сына, задумал царь немыслимое, и одной поздней безлунной ночью призвал к себе Кэйю. — Мой милый сын, тебе известно, как сильно я люблю нашу землю, и я знаю, что ты тоже любишь ее, ибо был воспитан мною, — говорил царь из тени. — Однако я не могу сказать того же о твоем брате Каине. Его воспитанием занимались те, кому незнакома любовь к нашим землям; те, кто проливал кровь наших предков; те, кто не знает наших законов. И хоть я вижу отметину своей крови в его облике и силе характера, в своих повадках и поступках он мне чужд. Я страшусь грядущего, что наступит после моего ухода, когда Каин примет на себя царство. Он растопчет нашу землю, ибо не ведает к ней любви; он не пощадит наших подданных, ибо так поступали его учителя; он нарушит свои обязательства, ибо никто не подготовил его к ним. В отличие от тебя, мой милый сын. Ты являешь собой более достойного наследника. Младший сын, который был с Каином ближе, чем царь, устрашился сих слов. — Мой царь, уж не подговариваете ли вы меня к преступлению? Пусть он и чужак, но мы делим одну кровь, и это неоспоримо. Никто не усомнится в нашей кровной связи, ведь он и я подобны отражению друг друга, — сказал Кэйя. — Это будет исполнено не нашими руками, — был ответ царя. — Но по нашему дозволению. Впервые за долгие годы высказанное несогласие Кэйи разгневало царя. — Твой брат разрушит все, что строили и защищали наши предки! Он воззвал к ним, и они потребовали от него платы. И плата сия – наши земли, наши люди. Испокон веков они соблазняли нас своей силой и богатствами, а взамен требовали с нас бессилия и упадка. Твой брат принес в наши края их глаза и уши, пряча те под своей повязкой на правом глазу. Я не могу позволить ему царствовать, иначе предам кровь своего отца и отца моего отца! На этот раз Кэйя не нашел в себе сил возразить, ибо по своей природе был послушен и любил своего родителя. Во служении царя находился рыцарь Дайнслейф, на крови поклявшийся в верности только царям той земли. Лишь ему царь мог поручить столь темное дело, и Кэйя знал об этом. Поэтому в следующую ночь после сего разговора младший сын явился в покои рыцаря крови с тяжелой ношей просьбы на плечах. — Учитель, мне ведомо о данном вам моим отцом поручении, — сказал младший сын. — Мое сердце содрогается от его замысла, как, уверен, и ваше. Мой старший брат, его сын, ваш будущий царь… это преступление против крови и престола. Мой отец совершает ошибку и втягивает в нее меня и вас. Если бы только можно было– — Вы просчитались, сочтя, что сможете убедить меня отказаться от задания, мой принц, — прервал его рыцарь крови. — Вам не удалось противостоять своему отцу, ибо вы страшитесь его, и сейчас, когда решение уже принято, пришли ко мне просить оступиться в моей клятве нашему царю, ибо во мне вы видите человека. Вы совершили неправильный выбор, мой принц. В порыве отчаяния младший сын припал на колени пред Дайнслейфом. — Ах, прошу вас, учитель! Мы с ним одной крови, мы сродни отражению на водной глади. Погибнет он – погибну и я. Просите все, что хотите, только, прошу, не убивайте его! Для моего отца главное, чтобы он не стал царем… может, с ним можно поговорить и попросить его покинуть наши земли или отказаться от престола. Он поймет. Рыцарю крови было тяжко смотреть на страдания Кэйи – своего ученика – и осел он на пол напротив него. — Вам так и не удалось обрести волю первенца, — не спрашивая, сказал Дайнслейф, и голос был его наполнен лаской. — Я не был рожден им, мне никогда не удастся быть тем, кем я не являюсь в действительности, — ответил Кэйя, не поднимая глаз. — Но мой брат… он был рожден им. Ему до́лжно царствовать. — Верно, и ваш брат вернулся, чтобы царствовать. Поэтому никакие разговоры или просьбы не заставят его отвернуться от того, что принадлежит ему по праву. Хоть ваши облики и являют собой отражение, но в своей сути вы абсолютно разные. Помните об этом, мой принц. Кэйя решился поднять взгляд на рыцаря крови. — И все же, даже невзирая на законы престола, в нас одна кровь. Я не могу допустить, чтобы ее пролили с моего бездействия. Должен быть иной путь. Я знаю, что вы тоже находите это неправильным. — Боюсь, я ничего не могу сделать, мой принц, — с грустью сказал Дайнслейф, поднялся с колен и помог подняться Кэйе. — Чтобы как-то облегчить вашу ношу, попробуйте внять вразумлениям вашего отца. Он желает сохранить наши края такими, какими выстроили их наши предки. Настолько сильно желает исполнить свой долг, что готов пойти на преступление против крови, дабы защитить кровь бо́льшую. Ваш брат… он этого не понимает, ибо был воспитан ими, кои презирают кровные законы. Он– — Закон семи! — не выслушав Дайнслефа, воскликнул Кэйя. — Мы можем воспользоваться законом семи! Если вам не удастся совершить свое задание семь раз, то, значит, ему не до́лжно быть свершенным. Однако рыцарь крови не разделял восторга младшего сына. — Мой принц, надеюсь, вы понимаете, что это не будет просто, — с предупреждением в голосе сказал он. — Я не буду вам поддаваться, ибо моя клятва непоколебима. Мой меч никогда не знавал промаха, ибо в нем заключена кровь падших от него врагов. Мне ведомы тысячи и тысячи путей отобрать человеческую жизнь, ибо таково мое ремесло. Предотвратить даже один раз мой удар достойно подвигу, однако вы говорите о семи. — Если это единственный способ сохранить вашу верность и жизнь моего брата, то я сделаю это или умру, пытаясь, — пылко сказал Кэйя. Сраженный храбростью своего ученика, рыцарь крови не нашел в себе слов отказа, и лишь в знак признания оставил свое последнее наставление: — Знайте, мой принц, что с каждым моим промахом, я буду бить сильнее. Будьте готовы и в решающий момент покажите ваши отвагу и ум. На этом и договорились: отврати младший сын гибель своего брата семь раз, сложит верный рыцарь свое оружие. Покидал младший сын покои рыцаря в смятении. Хоть он и хотел всем сердцем спасти своего старшего брата, он не понаслышке знал о силе рыцаря крови, и нутро его, против воли, сжималось в страхе перед грядущим. Сперва-наперво младший сын взялся наблюдать за своим братом: его повадки и расписание, с какими людьми он ведет беседы, с какими – дела, что ест и пьет, к чему тянется и чего избегает. Их родство играло Кэйе на руку: в свете они проводили друг с другом много времени, решая государственные дела, охотясь, пируя, тренируясь и принимая гостей. В остальное время Кэйя получал известия о делах Каина от слуг, которые находили в том заморца, в отличие от младшего сына, чье взросление они свидетельствовали собственными глазами. Кэйя предполагал, что рыцарь крови намеревался исполнить свое задание, подстроив несчастный случай, чтобы никто не усомнился в непричастности царя. Поэтому теперь он всегда выбирался со своим братом на охоту, которую ранее, бывало, пропускал по своей нелюбви к убийству и грязи. — Я полагал, что охота тебе не по нутру, — сказал Каин, когда Кэйя уже третий раз кряду присоединялся к нему. — Так и есть, но по моему уразумению, нам бы не помешало лучше узнать друг друга, коли мы братья. Старший сын улыбнулся на эти слова, ударил белую лошадь в бока, пуская ту в шаг, и сказал, не оборачиваясь: — Тогда держись поближе ко мне, братец. Уже давно ищущий повода оставаться во время охоты со своими братом, Кэйя тоже подстегнул лошадь и последовал за Каином. — А чего же ты никогда свою гончую не пускаешь в погоню? — спросил старший сын, кивнув на собаку Кэйи, которую тот всегда держал при себе во время охоты. — Она мой талисман на успешную охоту. Стоит мне пустить ее, я всегда возвращаюсь с пустыми руками, — ответил Кэйя. — Кому нужна такая псина, раз она не умеет загонять добычу, — рассмеялся Каин. Кэйя вежливо улыбнулся да не сказал ничего более. Однажды на очередной охоте, когда младший и старший сыновья выжидали в лесу, раздался рог загонщиков. Каин вынул копье, пустил лошадь в галоп и помчался на звук рога, Кэйя повторил за ним, нагоняя брата. Но сколько ни бежали они по лесу, не было слышно ни дичи, ни загонщиков. Насторожился младший сын, памятуя о рыцаре крови, обернулся к своей собаке, что всегда следовала за ним, и отдал ей команду. Рванула та с места и побежала в гущу леса. Не оглядываясь на брата, помчался Кэйя за ней и вскоре увидел меж столов деревьев бегущего медведя. Кинулась на него собака, кусая его ноги и царапая брюхо. Медведь не стал это долго терпеть: встал на задние лапы да обрушился на собаку. Кэйя, воспользовавшись промедлением животного, настиг его и придавил копьем лапу. Взвыл медведь, сначала по-звериному, а потом совсем по-человечески; вздыбился его мех и сделался как не-свой, а в следующее мгновение вышел из-под медвежьей шкуры рыцарь крови. Поднялся он на ноги, поглядел на придавленное к земле копьем чучело, на мертвую собаку, затем на Кэйю. — Надрессировали пса на мой запах. Умно, мой принц, но, к сожалению, более он вам не поможет. Впереди вас поджидает еще шесть испытаний. Не расслабляйтесь, ибо одна победа ничего не значит, если проиграете хоть однажды. Так младший сын спас своего брата от первой смерти. Заслышав из глубин леса зов своего брата, Кэйя молчаливо кивнул рыцарю крови и помчался обратно. — Вот ты где, — сказал Каин, когда они нашли друг друга. — Гляжу, ты так ничего и не поймал. Видимо, твоя гончая и вправду приносит неудачу при загоне. Где она, кстати? — Свалилась в овраг и переломала себе все лапы. Пришлось покончить с ее страданиями, — солгал Кэйя. — Мы найдем тебе лучшую замену. В свое свободное от обязанностей время старший сын предпочитал проводить в библиотеке царского замка. Однако вопреки чаяниям царя изучал он там вовсе не обычаи своих родных земель, в коих ему предначертано было править, а ремесленные науки. — Это удивительно! Вы используете предметы и возводите постройки, о которых в других землях не могут помыслить, — восторгался Каин. — Сколько ни поднимаю я вверх голову к крышам замка, все никак не могу понять, как он еще не обрушился вниз. — А какие замки в других землях? — спросил сидящий напротив Кэйя. — Увидь ты их воочию, ты бы вряд ли назвал их замками. Они вполовину ниже этого замка, и стоят они не дольше века, разрушаясь от времени. Этот же замок, как мне сказал отец, стоит уже тысячу лет. — При постройке главное правильно определить центры тяжести. Тогда можно построить замок чуть ли не любой высоты, покуда хватит материалов, — пояснил младший сын. — Центры… тяжести? Кэйя в смятении нахмурился. Иногда его брат говорил поистине удивительные вещи, а иногда проявлял невежество в естественных для Кэйи вещах. — У всякого предмета, кой обладает тяжестью, есть особое место, где сосредотачивается его тяжесть. И если это место подпереть другим предметом, то он не будет двигаться, обретя равновесие. Такое место мы называем центром тяжести, — Кэйя взял один из свитков папируса со стола и уравновесил его на одном пальце. — Например, у этого свитка центр тяжести находится посередине. — Но как найти это место? Устыдился младший сын этого вопроса, поскольку наука чисел всегда давалась ему с огромным трудом. — Мои извинения, дорогой брат, но я не могу дать вам точного ответа. Я не слишком хорошо сведущ в науке чисел. — Чисел? Как деньги помогают определить центр тяжести? — Числа нужны не только для измерения денег. С их помощью измеряют размеры и тяжесть предметов, и от размеров и тяжести зависит конструкция зданий, — ответил Кэйя. Глаза старшего сына загорелись, и начал он говорить вещи, его брату чуждые: — Поистине удивительно, боги все предусмотрели, создали законы предметов, чтобы мы, люди, могли возводить столь прекрасные строения; дали нам разнообразные вещества, чтобы мы, смешав их, делали папирус и хранили в нем память умерших; разделили холодное и горячее, чтобы мы смогли обращать морские воды в пресные. Все благодаря богам, создавших все нас окружающее и наделивших нас, презренных в своем бессилии, сознанием, чтобы мы могли познать толику их великих деяний. — Да, они создали все сущее, без них не было бы жизни, но не недооценивайте вклад человека в это дело. Без физического и умственного труда человека нас бы окружала знойная пустыня, коей изначально являлась наша земля. Нам никто не раскрывал законов предметов и не являл всеобъемлющую истину, которая бы позволила творить ранее невоображаемое. Человек сам раскрыл сию правду и сам придумал способ ее применения во благо улучшения своего существования. Жить можно, и не зная науки чисел или прочих истин. Такими они нас создали – незнающими. И лишь противясь своему незнанию, мы достигли того, что вы лицезрите. Высказанные слова очень не понравились старшему сыну – увидел это Кэйя по его нескрытому повязкой глазу. Грозный блеск промелькнул в них, отчего нутро младшего сына содрогнулось от испуга, как оно содрогалось всякий раз при недовольстве отца. Вот уж действительно – истинный наследник царя. — Простите меня, мой дорогой брат, — поспешил извиниться Кэйя. — Если вы сочли мои слова оскорбительными, то это произошло по моему невежеству. Я бы никогда по собственной воле не стал бы вредить вашей чести. Прошу, простите меня. Лицо Каина смягчилось. — Если ты действительно раскаиваешься в своих словах, я тебя прощаю, братец. Но с этого момента знай, коли оскорбишь при мне замысел божественный вторично, я сочту твои сегодняшние извинения ложью, — с улыбкой на лице сказал он. Между братьями повисло молчание. Кэйя вспомнил слова царя о том, что Каин разрушит все, что выстроили их предки. И сейчас, улицезрев, насколько его брат превозносил их в делах, касающихся их лишь по статусу создателей сущего, младший сын чуть лучше уразумел опасения отца. Но… Каин все еще оставался его братом, причем близнецом. Они делили одну кровь и один облик. Кэйя никогда не пойдет против крови. Размышления напомнили ему о его миссии, о законе семи, и что его все еще поджидало шесть испытаний. Взглянув на папирус с чертежом, младший сын спросил: — Желаете послушать об акведуках и трубах для передачи воды? Отец говорит, что чистота воды очень важна для здоровья подданных. Каин заинтересовался, и Кэйя поведал ему, как воду в замок доставляли по акведукам с гор на востоке, как вода очищалась песком, которого было в избытке в том царстве, и как по глиняным трубам текла она по всему замку. Ему удалось приободрить Каина после нанесенного ему оскорбления, и Кэйя остался сим доволен. Вскоре после этого в один из вечеров старший сын задремал в библиотеке за свитками и не заметил, как по чужой воле упала свеча на полку. Занялся огонь. Когда жар коснулся лица Каина, он проснулся и обнаружил себя в ловушке – двери библиотеки были перекрыты горящим убранством, а окон в библиотеке не имелось, ибо солнце вредило папирусу. Осознав, что бежать было некуда, вспомнил он рассказ своего брата об акведуках и трубах, и как тот указывал на одну стен библиотеки, говоря, что за ней, совсем близко к поверхности, находились керамические трубы, по которым текла вода. «Одного удара кинжалом достаточно, чтобы разбить их» — так он говорил. И ринулся к той стене Каин и, прислушавшись, услышал журчание воды. Выхватив кинжал, который он всегда носил с собой, начал он бить его острием стену, облицовка которой сыпалась подобно мелу. За ее слоями он обнаружил три глиняные трубы и также разбил их кинжалом. Те треснули, и хлынула из них вода, туша огонь. Так младший сын спас своего брата от второй смерти. Знал младший сын, что рыцарь крови был сведущ в ядах, и посему перед каждой трапезой являлся на кухню и лично пробовал все яства для царского стола. Знал он также, что рыцарь крови никогда не пойдет против него, и посему без страха вкушал пищу, там самым отгоняя Дайнслейфа прочь от затеи яда в блюдах, покуда Кэйя лично проверял их. И однажды за этим застал его Каин. — Что ты делаешь, братец? — спросил он, и хоть на лице его была улыбка, нескрытый повязкой глаз источал холод. — Я лишь проверяю ваши яства, мой дорогой брат. Вы будущий царь, и ваша безопасность – моя обязанность, как младшего сына царя, — ответил Кэйя. — Ох, брат мой, я польщен твоей заботой! Ты рискуешь ради меня своей жизнью, я это ценю, — сменившись в лице, сказал Каин. — Позволь мне облегчить твою ношу и сохранить твое время. Садись по правую руку от меня за общим столом и пробуй мои блюда там. Нет нужды тратить на походы на кухню свои силы. Польщен был младший сын предложением места по правую руку от своего брата, да и порядком он устал от каждодневного спуска на кухню и согласился. Пошли сыновья на трапезу вместе и сели плечом друг к другу. Была у Каина привычка: всякий раз перед приемом пищи доставал старший сын из-под одежд висящий крест на цепочке, прикладывал его к губам и что-то тихо шептал. Раньше Кэйя не мог разобрать слов, но теперь, сидя по правую руку от своего брата, он узнал, что тот благодарил их за пищу. Не понимал этого младший сын, ибо сию пищу приготовили кухарки, а не они, но он помнил предостережение своего брата о них и ничего не говорил. Однажды за столом Каин сказал: — Кажется, я оставил распятие в своих покоях. И начал подниматься со стула. Заподозрил Кэйя неладное, ибо его брат почти никогда не снимал своего распятия, перехватил его за плечо и сказал: — Позвольте мне сходить за ним, мой дорогой брат. Лучше останьтесь с нашими гостями, вы более достойный для них собеседник, нежели я. Старший сын не стал противиться, согласно кивнул и обратил свой взор к гостям. Младший ушел в покои Каина и нашел там висящее на ширме распятие. Осторожно взял его младший сын через платок и окунул в финиковый уксус. Распятие покрылось черной коркой, жидкость зашипела и окрасилась в ярко-алый цвет. Яд был на распятии, ибо иначе серебру ничего не сделалось бы, а жидкость не поменяла бы цвета. Очистил младший сын распятие да сбрызнул его ароматическим маслом, чтобы отбить уксусный запах, и воротился к царскому столу, где передал распятие Каину. Поблагодарил его старший, надел распятие и более не прикасался к нему до конца трапезы. Так младший сын спас своего брата от третьей смерти. Еще четыре испытания поджидали младшего сына – каждое сложнее предыдущего. Знал это он, боялся да не мог отступить, ибо все больше сыновья узнавали друг друга, и все больше Кэйя уверялся в своем желании спасти Каина. Однажды отдыхали сыновья после тяжелого дня на берегу моря. И тут старший, глядя за горизонт, сказал: — Вот бы он был здесь… Он бы сразу понял что к чему. — Он? — растерявшись, переспросил Кэйя. — Мой учитель. Вздрогнул младший, ибо вспомнил, что были у них разные учителя и разное детство, хоть и были они одной крови, и сделалось ему печально. — Вы, верно, тоскуете по Тейвату? В конце концов, вы там выросли, — произнес Кэйя. — Равно как я скучал по тебе, брат мой, и нашему дому. — Жизнь для вас здесь была лишь мгновением по сравнению с жизнью, проведенной за морем. Не отрицайте, я же вижу, что вам здесь одиноко. Вы здесь никого не знаете, никто не знает вас, и даже мое общество не в состоянии скрасить вашей грусти. И нет, не извиняйтесь, прошу вас, я не обижаюсь. Вы не виноваты в том, что взращены мы были по-отдельности. На лице Каина появилась теплая улыбка, и он опустил руку на плечо Кэйи. — И все же, брат мой, изволь принять мои слова серьезно. Нам с тобою уготовано быть самыми близкими людьми друг другу, ибо рождены мы близнецами. И пусть хоть тысячи тысячей солнц сядут и взойдут, хоть между нами распрострется океан, ничто не перечеркнет нашего с тобой родства, ибо мы– — –отражения друг друга, — довершил младший. — Да, верно. Старший сын убрал руку с плеча брата и прикоснулся к своему распятию, напомнив Кэйе, что пусть они и похожи были на отражения, все-таки кое в чем они отличались. — Мой дорогой брат, не исполните ли вы одну мою просьбу? Не сможете ли вы раздобыть для меня крест подобный вашему? Обещаю вам, я не буду его носить, ибо знаю, что без надлежащего ритуала то оскорбит их. — Тогда зачем он тебе? — спросил Каин. — Хочу понять вас лучше. Старший сын кивнул, и пока они продолжали гулять вдоль берега, теплая улыбка не сходила с его губ. Будучи наследником, Каин должен был присутствовать на судилище, наблюдать за царской справедливостью и учиться чуждым для него законам. Всякий люд приходил туда: от бедняка до вельможи, от дальней крови до ближней, от земляка до заморца; всякий видел заседающего наследного сына и всякий мог с ним поздороваться. Кэйя, будучи воспитываемым как наследник, тоже должен был присутствовать там, занимать стасидию по правую руку от брата. И вместе с тем бдеть за ним, чтобы предупредить направленный на него удар. Царь вел свою справедливость над заморским купцом. Каин в любопытстве взирал на купца, уличив в нем знакомого, и никак не мог усидеть на месте, желая поговорить с человеком из земель его юности. И когда имущественный спор был улажен, а купец освобожден, старший сын поднялся со своей стасидии и позвал: — Мистер Коннор! Прошу минуту вашего времени! Вы узнали меня? Мы виделись при дворе Лоуренсов. Купец остановился, повернул к ним голову и спустя мгновение смятения направился к ним, распознав Каина. Присмотрелся внимательно к купцу Кэйя, ибо ныне ко всем незнакомцам был осторожен, и опознал обман. Не было на шее купца цепочки с распятием, а ведь пришел он из земель, где их почитали превыше прочего. Выхватил Кэйя из своего кармана крест, подаренный ему по его же просьбе братом, коснулся им лба купца, прежде чем тот успел пожать руку брату, и вымолвил: — Отбрось имя свое неродное! И исчезла магия с купца, и обрел тот вновь ясную мысль, ибо крест являл собой отказ и был инструментом против всякой магии. Так младший сын спас своего брата от четвертой смерти. Однако на этот раз старший сын стал свидетелем сего спасения и не смолчал: — Что ты сделал? Что ты натворил? Отвечай! — Ничего плохого, мой дорогой брат. Я лишь очистил его имя, — послушно ответил Кэйя, убоявшись властного тона брата. — Кто-то подчинил его себе с помощью магии, и я восстановил порядок. Каин не поверил его словам, но не спешил обвинять во лжи. Вместо этого он обратился к купцу: — Мистер Коннор, расскажите нам, что с вами произошло? — Я… я не знаю, последнее, что я помню... я стоял перед дверьми на судилище. А сейчас я уже… внутри и… кажется, суд уже прошел, — ответил купец, разглядывая свиток с восковой печатью царя в своих руках. Убедился Каин, что его брат не солгал ему, отпустил купца своей дорогою и вновь спросил своего брата: — Как ты понял, что на нем была магия? — На нем не было креста, хотя он пришел с земель по ту сторону моря, где все носят кресты. — Почему распятие подействовало в твоих руках? Оно не отвечает тем, кто не верит богам. — Я, право, не знаю ответа, мой дорогой брат. Я крайне недалек в столь сложных вопросах. Я просто знал, что крест снимет магию, ибо так меня учили. — Тогда зачем ты высматривал в купце недоброжелателя? — холодно спросил Каин. — Потому что моя обязанность защищать вас, мой дорогой брат. — Утаивание истины сродни лжи! Кэйя понял, что более скрывать правду от своего брата он не сможет и пришло время тому рассказать. К тому же, оставшиеся три испытания обещали быть поистине сложными, а две головы лучше, чем одна. Посему договорились они встретиться в ночи наедине, и младший сын поведал Каину все, что мог, не раскрывая личностей недругов его брата. Но старший сын был не дурак и сразу догадался, чьи имена пытался сохранить в тайне младший. Кэйя тоже это понимал, поэтому взял со старшего обещание не вредить им. Так и раскрылась правда, и младшему сделалось легче, ибо он мог разделить свою ношу с дорогим ему человеком. Стали сыновья думать, куда придется пятый удар рыцаря крови, да терялись в догадках. Тысячу способов они выдумали, и тысячекратно способов знал Дайнслейф. Отчаяние подступало к их душам, но пока еще держались они за надежду. — Тебе лучше временно уехать. Не сто́ит престол твоей жизни, — сказал Кэйя. — Моя жизнь и есть престол, таково мое предназначение, и без него она ничего не значит, — отвечал на это Каин. — Если я покину наши земли, то к моему возвращению у меня появится только больше врагов, ибо кому нужен царь, которого никто из подданных не знает. К тому же, три испытания никуда не денутся даже при моем отбытии. На пути обратно в Тейват, вдали от людей и близких, сразить меня будет проще. Ты поступал правильно, брат мой, выискивая неприятеля в повседневности, ибо выбивающееся из нее цепляет глаз чаще. — Позвольте напомнить, что каждое испытание становится все опаснее. До этого момента все нападения происходили чужими руками и средствами, но рано или поздно ваш недоброжелатель выйдет лицом к лицу и, при всем уважении к вашим боевым навыкам, сразить его почти невозможно. На лице Каина отразились его мысли: «все было бы проще, если бы мы могли нанести ответный удар», но он так и не озвучил их, ибо дал Кэйе обещание. — В неизведанной обстановке, коя всегда складывается в путешествии, мой недоброжелатель сориентируется быстрее меня, раз я, по твоим словам, уступаю ему во всем. Посему я останусь здесь, — твердо сказал старший сын, и младший не нашел что возразить. — Будь по-вашему, мой дорогой брат. Тогда в первую очередь нам следует защитить вас, когда вы уязвимее всего, и для этого можно воспользоваться преимуществом перед вашим недоброжелателем. Он не может навредить мне, а мы с вами близнецы, и если я надену повязку на глаз подобно вашей, то нас будет сложно различить, особенно во тьме. Каин с тревогой взглянул на младшего. — Ты хочешь сказать, что…. — Да, мы можем с вами притворяться друг другом в наиболее уязвимые моменты. Когда вы молитесь с утра и перед сном, когда вы принимаете ванну или когда спите, — сказал Кэйя. — Исключено. Ты ставишь себя в опасное положение, брат мой. Пусть ты и говоришь, что мой недоброжелатель не причинит тебе вреда, но если мы будем притворяться друг другом, то он не узнает, когда ты это я, а я это ты, и навредит тебе, прежде чем сам поймет правду. — Тогда надо заставить его сомневаться, чтобы перед ударом он проверил, кто перед ним. — Я знаю способ, — сказал Каин. И договорились сыновья сменять друг друга публично и непублично, чтобы увидел рыцарь крови, что притворяются они друг другом, и чтобы перед ударом своим засомневался. Когда они подменяли друг друга публично, они нарочито совершали ошибки, чтобы знающий их человек осознал, что они не те, кем себя выдавали, а в непубличное время суток вели себя осторожно и всячески старались не выдавать подмены. Однажды ночью, когда Кэйя притворялся Каином, вошел в покои рыцарь крови с преступными намерениями. Не слышал его младший, ибо погружен был в сон, но как только Дайнслейф проверил скрытый под повязкой глаз, убеждаясь в подмене, разбудил он младшего сына и предстал перед ним во тьме в полный рост, отчего испугался его Кэйя спросонья и затараторил: — Я не он, я не старший. — Мне это известно, ибо я уже снимал вашу повязку с глаза, мой принц, а вы даже не пошевелились, не проснулись и так бы умерли, ничего не ведая, — с разочарованием сказал Дайнслейф. — Я знал, что вы решите убедиться дважды, учитель, ведь меньше всего вы желаете причинить мне вред, — и, уличив в своих словах нечто ужасное, он добавил: — Прошу, простите меня за то, что я использую ваши слабости против вас, но я, и вправду, боюсь вашей силы и знаю, что в честной схватке мне не совладать с вами. Простите меня, учитель. Разочарование в лице рыцаря крови никуда не делось. — Вы правильно поступаете, пользуясь слабостью своего противника и не щадя его, ведь сила заключается не только в тяжести кулака, опыте или ведовстве. Смекалка и трудолюбие при должном их применении становятся опаснее всякого меча, и это честно. Мне отрадно видеть, что вы вняли моим урокам. Однако…, — Дайнслейф схватил Кэйю за плечо, — …ваши эмоции и любовь к брату застилают вам взор. Разве бы стал тот, кто вас любит, подставлять вас под удар? Разве бы стал тот, кто ценит вашу верность, раз за разом меняться с вами местами? Я вас предупреждал, мой принц, что хоть ваши облики и являют собой отражение, но в своей сути вы абсолютно разные. Вы помогаете своему брату из чувства любви, он же терпит вас из опасений, ибо считает вас одним из своих недоброжелателей. Неужели вы не поняли, зачем на охоте он всегда держит вас при себе? Он боится, что вы метнете в него копье из тьмы леса. Или зачем он разрешает вам пробовать его еду, но в его присутствии? Он опасается, что будучи на кухне вы подсыплете в пищу яд. Или почему он не прикоснулся к очищенному вами кресту, хотя до этого всегда без исключений касался его губами? Он счел, что вы отравили его. Или почему, когда вы очистили имя купца на судилище, он не поверил вашим словам, пока не услышал ответ едва знакомого ему человека? Он ожидает от вас зла. Или почему сейчас он столь легко согласился поменяться с вами местами? Он хочет убить двух зайцев, избавившись от своей замены, ведь в случае вашей гибели, у вашего отца не останется наследников кроме него. Неужели вы этого не понимаете, мой принц? Рыцарь крови сокрушенно замолчал. Кэйя видел в его взгляде тоску и любовь и ничего не мог с этим поделать, ибо считал, что Дайнслейф ошибался. Каин никогда бы не поступил так, и если он поставил жизнь Кэйи под удар, то только под уговорами самого Кэйи. Да, Каин не почитал законы крови, кои почитали рыцарь крови и Кэйя, но он почитал их, а они тоже должны были считать братоубийство преступлением, ведь нет ничего ближе родича-близнеца. — Вы ошибаетесь, учитель, — ответил младший сын. Дайнслейф тяжело выдохнул, убрал руку с плеча своего ученика и отстраненно сказал: — Вам удалось спасти своего брата от пятой смерти. Впереди у вас еще два испытания, однако следующее может стать последним. Знайте, что впредь я рассматриваю вашего брата, как своего врага, ибо вижу я его планы и мысли и ни одни из них не радуют меня. Доброй ночи, мой принц, и, надеюсь, не прощаемся. И ушел рыцарь крови, оставив младшего сына в одиночестве. — Его самое опасное оружие – его меч, — говорил младший сын старшему. — Он никогда не знает промаха и с каждой пролитой кровью становится сильнее и острее. Если он выйдет к вам в открытом бою с этим мечом, то ничто не отведет его удара. Посему нам нужно избегать прямых столкновений, однако, боюсь, это невозможно. Он определенно выйдет к вам с этим мечом в качестве оставшихся испытаний. — Тогда мы заберем у него этот меч, — объявил Каин. Так они и поступили. Поздней ночью прокрались сыновья в покои рыцаря крови и выкрали его меч. С запозданием Кэйя понял, что, лишив Дайнслейфа оружия, они лишь заставят того придумать новое испытание, и что тому придет в голову – оставалось только гадать. А если же останется меч при нем да незаметно поврежденный – смогут они противостоять его удару. Озвучил свои мысли младший сын старшему. Тот похвалил его за догадку и предложил подменить меч рыцаря крови на один из мечей из царской оружейной. Направились они туда и давай искать среди коллекции мечей схожий по размеру и весу, а как нашли – упрятали его в ножны Дайнслейфа, предварительно оставив скол на лезвии, ибо рыцарь крови был опасен и с простым мечом. Вернули подмененный меч в покои рыцаря крови, а настоящий спрятали в простецкие ножны и оставили в царской оружейной. И однажды в поздний вечер, когда возвращался Каин из библиотеки, вышел к нему навстречу рыцарь крови, и понял Каин, что сейчас будет бой. Остановились они друг напротив друга, и сказал старший сын: — Коли вышел ко мне, чтобы сразить меня, верный рыцарь моего отца, то доставай меч из ножен и убей меня, как то планировал, если осмелишься. В молчании вынул Дайнслейф из ножен меч да сразу понял обман. Швырнул он простой меч на пол, и тот раскололся надвое от нанесенного сыновьями скола. — Вор, — холодно бросил он. — Убийца, — вернул старший сын. — Я засчитываю вам и вашему брату это испытание, впереди вас поджидает последнее, седьмое испытание, и коли пройдете его, откажусь я от своего задания. В свое последнее испытание я не буду таиться, все пройдет в открытую, и это погубит вас, ваше Высочество. Нахмурился Каин, не понимая, что было на уме рыцаря крови, и будь рядом с ним его брат или знай бы старший законами царства, которым вознамерился править – он бы стали ясны намерения рыцаря крови и было бы сделано все возможное, чтобы предотвратить последовавшие слова: — Я, верноподданный его Величества, рыцарь крови и хранитель ветви, сэр Дайнслейф, бросаю вызов вам, ваше Высочество Каин Альберих, принц Кхаэнрийский и владыка земель по западную сторону от Рэйна, на дуэль, дабы оспорить ваше право на престол Кхаэнрии. И свидетелем сего вызова становятся рыцари царской гвардии Скельд и Хиглак. Покажитесь! — велел рыцарь крови. Двое названных мужчин вышли из тени, и один из них сказал: — Сэр Скельд засвительствовал вызов сэра Дайнслейфа на дуэль с его Высочеством Каином Альберихом! — Сэр Хиглак подтверждает! — вторил другой мужчина. — Что это значит? — сурово спросил старший сын, осознавая, что происходило нечто более серьезное, чем вызов на бой. — Это значит, что завтра в полдень я прилюдно сражусь с вами на царском поле. Если победа достанется вам, вы останетесь наследником царя, если победа достанется мне, то вы умрете, лишенный перед смертью всех ваших регалий. До завтра, ваше Высочество. Рыцарь крови удалился в сопровождении рыцарей Скельда и Хиглака, а старший сын в растерянности вернулся в свои покои, где сейчас, притворяясь им, находился его брат. Заметив задумчивый вид Каина, Кэйя поспешил к нему. — С вами все хорошо, мой дорогой брат? Вы бледны. — Я прошел шестое испытание, — ответил тот, но не успел Кэйя обрадоваться, как он продолжил: — Рыцарь крови бросил мне вызов на дуэль при двух свидетелях. Охнул младший сын, ибо понял безвыходность положения своего брата. Дуэль являла собой древний сакральный ритуал чести. Всякий мог бросить вызов всякому, хоть самому царю, однако необходимо было соблюсти три условия: во-первых, бросающий вызов должен лично обратиться к своему противнику; во-вторых, вызов должен был быть засвидетельствован как минимум двумя участниками, исключающих самих дуэлянтов; в-третьих, выдвигаемое требование должно было укладываться в рамки человеческих возможностей. Обладая такой огромной властью, дуэль была по-настоящему суровым испытанием для бросающего вызов. Независимо от исхода дуэли, бросающий вызов и двое первых свидетелей лишались жизни по окончанию дуэли. То есть вызов до́лжно было бросать с полным осознанием, что за этим последует неминуемая смерть; что дело сие стоило жизней. А свидетели, которых тянул в свой смертельный омут бросающий вызов, выступали в качестве соратников, таким образом демонстрируя, что не только бросающий вызов придерживался сего мнения или требования. Что же до противника, которому бросили вызов на дуэль, он мог выйти на бой сам или вывести своего бойца. Что противник, что его боец сохраняли жизнь в трех случаях: при неявке на дуэль, при победе в дуэли, или если бросивший вызов счел нужным пощадить его жизнь. Но неявка на дуэль была эквивалентна проигрышу, так что противник обязался выполнить условия как проигравшая сторона. Бывали случаи, когда бросившая вызов сторона выдвигала требование смерти своему противнику, и тогда, неявившийся на дуэль, законом приговаривался к смерти. Если же в дуэли побеждал тот, кому бросили вызов, то он освобождался от всякого исполнения требования бросившего вызов. Так что, если Каин желал получить престол, он должен был выйти завтра в полдень на царское поле и сразить рыцаря крови. И у Кэйи не было причин полагать, что его брат сможет выиграть бой. — Я выйду вместо вас, притворюсь вами, — дрожащим голосом сказал он, несмотря на противоправность такого решения и несмотря на свой страх. Он ведь дал обещание самому себе. — Нет, нельзя. Это прилюдный поединок чести. Если станет известно, что на поле боя вступил не я или мой официальный представитель, то мое имя будет на веки посрамлено. Я должен стать тем, кто примет бой, — непреклонно сказал старший сын. — Вы погибнете, — охваченный болью, выдохнул младший. — Ты недооцениваешь меня, брат мой. У меня тоже есть преимущество, которого нет ни у тебя, ни у кого бы то ни было здесь. Меня оберегают боги, и они обязательно защитят меня. А теперь, прошу, оставь меня. Мне нужно помолиться. Вздохнул Кэйя, предчувствуя беду, ибо они несли погибель. Но что бы он ни сказал о них – не внемлет ему Каин и разозлится – и послушно покинул младший сын чужие покои. Полночи взывал Каин к богам, и велели те ему вырвать правый глаз, подаренный ему его учителем, и оставить его у восточного окна. Сделал старший сын, как было указано, а когда проснулся на рассвете – вместо подаренного ему глаза лежал на подоконнике переливающийся оловом подобно лаве из недр вулкана меч, способный выстоять против могучего меча рыцаря крови. И пока Каин разглядывал свой меч накануне дуэли, в его покои пожаловал Кэйя. — Здравствуйте, мой дорогой брат. Что это за чудной меч? — спросил младший сын. — Подарок от моего учителя, который, по его словам, выстоит перед ударами рыцаря крови. Он также сказал, что будет наблюдать за мной. Я не должен его подвести, — ответил Каин и поднял взгляд на Кэйю. — Прости меня, брат мой, но я не знаю, получится ли у меня сохранить данное тебе обещание не забирать жизнь твоего учителя. Я... — Ничего страшного. Когда я просил с вас это обещание, я не предполагал, что все так обернется. Я отзываю с вас это обязательство, поступайте, как сочтете нужным. — Спасибо. И… еще раз прости, что из-за меня погибнет твой учитель. Младший тяжело выдохнул. — Мой учитель знал, на что идет, бросая вызов на дуэль. Жалеть о его решении все равно что подвергать сомнению его выдающиеся навыки и ум. И я также не хочу сомневаться в ваших способностях и дарованной вам от них силе, мой дорогой брат, поэтому, прошу вас, одержите победу. Сим докажете вы прилюдно свое право зваться царем, и никто более не посмеет поднять против вас меча. — Не волнуйся, брат мой, я вырву победу зубами, если потребуется, ибо такова воля богов. А пока… храни при себе в знак моей признательности и в знак своей веры в меня мою любимую глазную повязку. Для меня она словно символ нашего различия, отчего мне порой становится тяжело на сердце. Но когда мы оба носим ее, мы становимся едины подобно одной душе. Кэйя с чаянием принял ее и надел ее на правый глаз с гордостью подобной ношению рыцарской регалии и сказал: — Обещаю, я сохраню ее. С этим сопроводил младший сын Каина на царское поле, где собралось уже ползамка в ожидании мрачного торжества дуэли. Рыцарь крови тоже был там. Дуэлянты дождались зенита солнца, затем вынули свои мечи: рыцарь крови – свой могучий меч, возвращенный обратно, старший сын – лавовый меч, дарованный ему учителем; и схлестнулись в схватке. Поразились все присутствующие, когда старший смог парировать удар рыцаря крови, зашептались друг с другом в изумлении. Один лишь рыцарь крови нисколько не удивился, так как знал, что воспользуется старший их силой, ибо манит она всякого жаждущего могущества. Да вот только их дара было недостаточно Каину, потому что сила измерялась не только величием меча, но и рукою его держащей. Не хватало Каину опыта, коего у Дайнслейфа была вся жизнь. Ударами и выпадами оттеснял он старшего сына все ближе к краю поля. И когда всем стало ясно – вот он, решающий удар – вздрогнул Каин, сорвал свою глазную повязку и воскликнул: — Нет, учитель! Я не он, я не старший! Поверил ему рыцарь крови, ибо под повязкой той скрывался глаз цвета пасмурного неба, неотличимый от левого, а не огненное божественное око, кое скрывал Каин под своей повязкой. Ринулся Дайнслейф к другому сыну царя, ведь не хотел он вредить своему ученику и хотел лишь принести погибель старшему сыну. Однако не знал рыцарь крови, что попал в путы обмана. Ведь сын, на которого он надвигался со смертоносной стремительностью, и был его учеником, младшим сыном царя. Вспомнил Кэйя, как перед боем Каин дал ему свою повязку и какие слова произнес при этом, и сделалось ему горько. Брат-близнец предал его. Прав был Дайнслейф – хоть их облики и являли собой отражение, но в своей сути сыновья абсолютно разные. Увидел младший сын сию правду, вот только уже поздно было. Не спастись ему. Но горьче ему было не от своей участи, а от участи рыцаря крови, который пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти своего глупого ученика от его старшего брата, да сам в обмане убьет его. Этого Кэйя никогда не простит своему брату. И в мыслях взмолился он: — Боги! Демоны! Кто угодно, не имеет значения! Взываю я к вам, создатели, в миг погибели своей! Да исполните волю мою вместо меня, ибо не доживу я до своего следующего вздоха по вине предателя! Замерло время, поглотила младшего сына чернота, и раздался чужой, нечеловеческий голос внутри его естества: — Слеп и глух ты был, вот и поплатился, принц-дурак~ — Он мой брат, мой близнец, крови и облика мы одного! Как я мог не доверять ему, если кого-либо ближе его мне не дано узнать! — взмолился Кэйя беспомощно глядя в черноту. — Как видишь, брат твой другого мнения. Уверен он праведной решимостью, что твой долг – его защищать и пожертвовать собой, коли ему будет того угодно. Разве неправ он?~ — Неправ! Не царь он мне еще, чтобы решать, что я должен делать ради него! И поступает он недостойно наследнику царя: прилюдно порочит свою честь, обманывает сильнейшего рыцаря всего царства и идет против кровных законов, поганя все, что должно быть дорого царю. Он не достоин победы в дуэли чести! — И что дальше, принц-дурак?~ Хочешь убить его? Своего брата, кровь свою? — смеясь, спросил голос из черноты, а затем гневно сгустилась чернота и схватила младшего сына за горло. — Ты взмолился ко мне, прося об исполнении желания, и я пришел к тебе, однако это не делает тебя избранным или лучше твоего брата. Кто ж не просит о последней милости перед своей гибелью? Я пришел к тебе лишь из праздного любопытства. Почему некто из гордого рода кхаэнрийского нарушил наставления своих предков и воззвал ко мне? Что за сила заставила его отбросить свою человечность и предложить обмен? И что я вижу? Нарушая свой собственный обет, ты воззвал ко мне, чтобы нарушить еще один. Гнев и обида руководят тобой, порожденные твоей слепой верой в брата; в миг последнего данного каждому человеку испытания, ты теряешь свое собственное лицо, — хватка на горле младшего сына ослабла, и голос из черноты добавил: — Думай, принц-дурак. Озвучишь желание, кое мне не понравится – покину тебя, а брата твоего осыплю дарами, коих он недостоин. Озвучишь желание, кое придется мне по нутру – исполню его и заберу свою плату за его исполнение. Не возразил ничего младший сын, ибо узрел в его словах зерна истины. По горечи предательства и по скорби над своим учителем, возжелал он смерти своему брату, тем самым перечеркивая свое обещание помочь ему и свою непреклонность в совершении преступления против родной крови. Неправильно это. Подумал младший сын и, найдя ответ, обратился к голосу в черноте: — Решил я, создатель, чего мне надобно. Не убивать своего брата хочу я, а дать ему то, чего он хочет. Благо, своими словами он обнаружил мне свое желание. Раз он хочет быть мной – пусть все, что мне уготовано, станет его. Раз он хочет, чтобы я стал им – пусть все, что ему уготовано, станет моим. Вот моя последняя воля, создатель. Замерла чернота в своем холодном движении и долго-долго всматривалась в Кэйю, пока Кэйя всматривался в нее, а затем она сказала: — Беру свои слова назад. Ты не дурак, принц Кэйя. Я исполню твое желание, но плата будет высока. Взамен отобрано будет все, что уготовано тебе, твоему брату, твоему отцу и твоему учителю. Убоялась душа младшего сына, да не дрогнула, ведь знал он, что оступились все четверо, и наказание было неумолимо. — Да будет так, — ответил он, и пожали они друг другу руки. Вновь двинулись стрелки часов. Меч рыцаря крови пронзил грудь царского сына. Охнула толпа и замолкла, ибо поднялся с трона царь. Глядя на своего умирающего сына, он спустился с трибун к полю и остановился подле рыцаря крови, придерживающего покидающее жизнь тело. Убрал царь повязку с глаза сына своего, чтобы убедиться в правильности свершенного, как вдруг яркая вспышка света поглотила поле. Загорелся необжигающим огнем лавовый меч в руках живого сына. Испугался тот и бросил меч на землю, а в следующий миг из его лавового лезвия вышел черный силуэт на фоне пламени, а под ногами его распростерлась лава. — Не потерплю я алчности! Не потерплю я предательства! Не потерплю я обмана! Не потерплю я убийства! Сим проклинаю я царя кхаэнрийского за преступление против крови. Проклинаю я старшего царского сына за вероломство. Проклинаю я младшего царского сына за нарушение клятвы. Проклинаю я царского рыцаря крови за лишение меня моего слуги. Отобрано у вас будет все, что вам было уготовано, и настигнет вас моя кара даже за тридевять земель. Первым под удар ступающего по лаве попали престол и корона, расплавившись под огнем. Так лишили старшего сына символов власти. Вторым под удар попало тело рыцаря крови и стало нетленным, закалившись от жара. Так лишили рыцаря крови покоя. Третьим под удар попал облик одного из сыновей, покрылась его кожа ожогами, потемнев, светлые волосы почернели от сажи, и теперь никто бы не сказал, что сыновья были родичами. Так лишили младшего сына ценной связи с братом. Последний удар был самым мощным, пришелся он на все царство, поглотило земли пламя, выжигая все на своем пути. Так лишили царя его земель и подданных. А пока пламя не охватило все, чего касался взгляд, пришлось бежать живому сыну – нет ему отныне места здесь, ибо нарушил закон своих земель; теперь он был их слугой. И когда он уже всходил на шлюпку, что доставит его на ту сторону моря, нагнал его рыцарь крови, схватил за руку, не давая уйти, и спросил с отчаянием: — Кто ты? Каин или Кэйя? Когда мой царь поднял повязку у сраженного сына, его правый глаз был цел, как и твой. Так кто же ты? Сомнения терзают меня, ибо уловил я перед смертельным ударом запахи ни на что непохожие, холодные как из глубин земли и чистые как роса на листве. Ощущались они лишь миг, но так отчетливо. Два компонента магии, их магии… Хоть и говорил ступающий по лаве о слуге, да не знаю, кто его слуга, ибо мог быть призван как и Каином, так и Кэйей. На какого бы из сыновей я не направлял свой меч, воззвал он к ним да произвел обмен. Что сделал он? Спасся или другого спас? Кто пал от моего меча, кого я вижу пред собой? Долго молчал живой сын, взглянул на пылающий огнем замок за спиной рыцаря крови, посмотрел на свои обожженные посмуглевшие ладони и, наконец, ответил: — По желанию Каина и воле Кэйи обменялись мы телами и судьбою. И предначертано теперь Кэйе царствовать, а Каину служить ему. Тот, кому должно было умереть – выжил, тот кому должно было жить – умер. Но все это прах, ибо по договору отобрано будет и это. А теперь, прощайте, учитель! Оттолкнулся он веслом от берега и отчалил прочь из того края, поглощенного огнем возмездия. Знал он, что его путь еще не окончен, ведь у него не было отобрано все ему уготованное. И раз они так хотят забрать у него все, он не будет сопротивляться, когда придет час, но пока не настанет тот час – сдаваться он не собирается._______________________