BANKS — You Should Know Where I'm Coming From
— Ты уже подружился с кем-нибудь в школе? Неловкая попытка матери разрушить гнетущую тишину отозвалась в Чонгуке глухим раздражением где-то в области желудка. Он подцепил кусочек яичницы, неприятно скрипнув вилкой по тарелке, и тяжело вздохнул. — Мама, мне шестнадцать. Хватит задавать глупые вопросы, — устало попросил он. — Это вовсе не глупый вопрос, — возразила женщина. Если вглядеться в ее глаза, можно было заметить в них сожаление и вину. Чонгук не вглядывался. — Тебе давно пора завести друзей. Чонгук недоверчиво вскинул брови, не зная, как реагировать на эти слова. Захотелось рассмеяться. Или вскочить, откинув стул, и устроить истерику. Он не мог себе это позволить. Мама старалась, даже если ее старания были глупыми и ненужными, и он пытался это ценить, несмотря на то, что порой это было очень сложно. — Я бы завел, если бы не твое острое желание переезжать из города в город каждые три месяца. Он смотрел в свою тарелку, поэтому только по резкому свистящему вдоху понял, что лицо матери исказилось от боли после его замечания. Чонгук знал, что она сожалела. Ему от этого не было ни горячо ни холодно. Ее сожаление было таким же бесполезным, как и их переезды. Отцу давно не было до них дела. Он наверняка уже завел себе молоденькую любовницу и развлекался тем, что избивал ее вечерами, как когда-то избивал его и мать. Но она все равно боялась. Каждый раз, когда во входную дверь раздавался стук, она вздрагивала и бледнела. Каждый раз. В каком бы городе они ни находились. Чонгук подозревал, что ей нужна психологическая помощь, но не пытался на это намекнуть. Его матери нравилось тонуть в безысходности, даже если вокруг нее было множество выходов, и, наверное, в этом был смысл ее жизни. Чонгук не хотел даже представлять, какой она станет, лишившись этого смысла. Мать никак не ответила на его резкие слова. Вместо этого она сказала: — Тут… думаю, тут мы задержимся, — она прозвучала неуверенно, будто задавала вопрос, и Чонгук с силой сжал вилку в руке. Сглотнув комок в горле, он поднял на нее разочарованный взгляд. — Из всех городов, где мы были, ты решила остаться в этом дерьмовом месте? — выпалил он. — Чонгук! — охнула женщина. — Я понимаю, тебе уже шестнадцать, ты взрослый мальчик, но ни в каком возрасте я не позволю тебе ругаться за столом! — Ну и ладно, — Чонгук встал, резко отодвинув стул, деревянные ножки с душераздирающим скрипом проехались по паркету. Он не мог понять, что именно его так злило. Наверное, все сразу. Так бывает, когда ты подросток, да? — Это хороший городок, — вяло оправдывалась мать. — Он тихий, и о нем… о нем мало кто знает. Закончила она едва слышно. Чонгук сжимал и разжимал кулаки, считая в уме до десяти и обратно на французском, который он изучал еще несколько лет назад и из которого не помнил ничего, кроме названия цифр. — Я пойду в школу, — наконец выдохнул он. Мать смотрела на него снизу вверх, будто ожидала еще чего-то, того, что облегчило бы груз ее вины, но Чонгук не собирался его облегчать. Она была виновата в том, что его жизнь похожа на долбанный цирк, и он и так никогда ни на что ей не жаловался. Они жили в небольшом двухэтажном доме: снимали две комнаты на верхнем этаже. К ним присоединялась ванная и маленькая кухня на первом; отдельная входная дверь разделяла их половину от половины хозяина. Это не мешало последнему совать нос в их дела с завидной частотой. Чонгук распахнул дверь, едва не столкнувшись с ним на пороге, и пробурчал не особо вежливое приветствие в ответ на дружелюбную улыбку. — Сынок, сегодня Хэллоуин! — прокричала мама ему вслед. — Постарайся повеселиться! Махнув ей рукой и сбежав по крыльцу вниз, он обошел дом и вышел к дороге, ведущей в школу. Насколько он успел понять, в этом городе была всего одна центральная дорога — она проходила от одного конца к другому, как бы деля его на две половины. Поперек нее пролегали другие дороги, меньше и уже. Из-за этого город был похож на скелет огромного животного. Об этом городке Чонгук раньше никогда не слышал, — и подозревал, что мало кто слышал, — поэтому мать была так воодушевлена переездом сюда. Как она вообще нашла эту дыру, интересно? Казалось, тут жителей всего тысяч десять, не больше. И за все эти две недели солнце ни разу не выглянуло из-за туч. Чонгук был в шаге от того, чтобы пойти в лес, обрамляющий город как своеобразная ограда, и искать там особняк Калленов. Он чувствовал себя просто ужасно. Иногда он винил мать за то, что она обрекла их на такую судьбу, а иногда, вроде, понимал. Отец бил его в два раза слабее и реже, чем ее. Она правда боялась — за себя, за Чонгука. Отец занимал важную должность в полиции, и они жили в столице. Чувство, что он гонится за ними, преследовало ее всегда после того, как они сбежали. Но прошло уже три года с того момента. Чонгук знал, что они не настолько ему нужны. В школе было слишком шумно — Чонгук был новеньким, а новенькие тут появлялись очень редко, поэтому он постоянно был окружен вниманием, и это раздражало. Со временем, наверное, это пройдет, и он перестанет казаться всем таким интересным. Если, конечно, мама не решит сорваться с места до того, как это случится. Но ее замечание о том, что тут они, возможно, задержатся, не выходило у него из головы, и сегодня он даже отвечал менее односложно, чем обычно, когда к нему обращались. Видимо, его одноклассников это тоже приободрило, потому что перед последним уроком несколько человек, пошептавшись о чем-то, повернулись к нему. — Эй, новенький! Чонгук поднял взгляд, и одна из девушек улыбнулась. — Мы сегодня собираемся у Сохи, хотим Хэллоуин отметить. Будет много пиццы, Хансоль, может, даже пиво сможет принести! Пойдешь с нами? — предложила она. Ребята замолчали, с интересом ожидая его ответа, и когда это молчание затянулось, девушка добавила: — Еще будем местного Бугимэна вызывать. Чонгук вскинул брови. — Хорошо, я пойду. Согласиться его заставил, конечно, не бугимэн — он в такую чушь не верил и не был уверен, что ребята не прикалываются. Просто мать сказала «повеселиться», а возвращаться домой раньше и сидеть в ее компании, разделяя груз вины, который она несла на себе, ему не очень хотелось. Ребята радостно заголосили, переглядываясь друг с другом и улыбаясь ему. Чонгук несмело улыбнулся в ответ. Последний урок пролетел быстро, и группа одноклассников — всего их было пять человек — ждала Чонгука у входа в кабинет. Он не чувствовал себя неловко, несмотря на то, что почти не был с ними знаком, потому что привык быть в окружении незнакомых людей. — Мы каждый год собираемся вместе на Хэллоуин и пробуем кого-нибудь вызывать, — поделился с ним Чимин, когда они шли вверх по улице к ближайшему — и единственному — гипермаркету. — Получалось? — Что? — Вызвать кого-нибудь. — А, ну… — Чимин рассмеялся, подтолкнул идущую рядом Черен. — Получалось у нас? — Слава богу, нет, — закатила глаза девушка, выглядывая из-за Чимина, чтобы посмотреть на Чонгука. — Мне вообще не нравится вся эта затея с вызыванием. А вдруг однажды действительно кто-нибудь придет? В ее голосе послышался неподдельный страх, и Чонгук едва сдержался, чтобы не спросить, зачем она тогда вообще проводит Хэллоуин со всеми. Вместо этого он решил задать другой вопрос. — Что значит «местный Бугимэн»? Ребята, которые шли впереди, услышали вопрос и обернулись. Смех постепенно стих, и их окутала напряженная тишина. Чонгук переводил недоуменный взгляд с одного на другого, пытаясь понять, что сказал не так. Молчание прервал Санен. — Припасем эту историю на вечер, — предложил он. — Крипи-паста для Хэллоуина! Недружный хор голосов остальных его поддержал, и Чонгук пожал плечами — позже так позже. Он не мог сказать, что ему было очень уж любопытно. Они зашли в гипермаркет, и все рассыпались по рядам, как недружные муравьи. Чимин, тем не менее, не отходил от него, продолжая болтать обо всем на свете: об учебе, об их городе, об одноклассниках. Он пытался задавать Чонгуку личные вопросы поначалу, но Чонгук не особо двусмысленно их игнорировал, и Чимин понял намек. Чимин взял несколько пачек фруктовых чипсов, большую бутылку фанты и мармелад. Чонгук задумался, нужно ли ему тоже что-то купить, чтобы не выглядеть так, как будто он собирался просто поесть за чужой счет, не вложившись. Его взгляд упал на упаковку пирожных в виде смешных пузатых привидений. Он взял две и положил в корзину. Чимин увидел и одобрительно кивнул. — Сохи их обожает, она будет рада. Они бесцельно побродили по рядам еще некоторое время, и спустя минут пятнадцать пошли к кассам, у которых уже собрались остальные ребята. Каждый взял что-то, кроме Санена и Хансоля. Они стояли на выходе, Хансоль разглядывал какую-то вывеску, а Санен разговаривал с кем-то по телефону. — С них сегодня пицца и пиво, — пояснил Чимин, пока они расплачивались. Нагруженные пакетами, они дружно вывалились из дверей гипермаркета, и где-то на пути к дому Сохи Хансоль отделился. Чонгук догадался, что он пошел за алкоголем. У Сохи был довольно большой коттедж — в разы больше дома, в котором они с матерью снимали комнаты. — Ее отец владеет сетью автозаправочных станций, — пояснил Чимин, хотя Чонгук не задавал никаких вопросов. Видимо, ему просто нравилось говорить. — Они одна из самых состоятельных семей в нашем городе. Отец Чонгука был в несколько раз богаче — у них была огромная квартира в самом центре Сеула, которая, наверное, стоила больше, чем все автозаправочные станции семьи Сохи. Может, именно поэтому Чонгук не любил богатых людей. Они напоминали об отце. — Родители уехали на все выходные, — торжественно объявила Сохи, пропуская их внутрь. — Складывайте все на кухню. Они гуськом прошли к просторной кухне, сваливая все пакеты на стол в центре. Оживленные разговоры наполнили пустующий дом, свет из кухни делал коридор еще темнее, будто отделяя их от мира. Они принялись потрошить пакеты, разбирать купленное и раскладывать все по тарелкам. Спустя какое-то время к ним присоединился Хансоль, притащивший ящик пива, а чуть позже подоспела пицца, и они переместились на пол гостиной, разложив еду на низком журнальном столике и диване. Сохи включила телевизор, поставив фоном какой-то ужастик, и они, голодные после школы, набросились на пиццу. Насытившись, они, как довольные пиявки, откинулись кто куда. Сохи потушила верхний свет, включив несколько настольных ламп, расставленных тут и там. Атмосфера сразу изменилась в неясном полумраке, и Чонгук почувствовал, как по рукам поползли мурашки, вызванные жутковатым волнением. — Итак, — начал Санен, его приятный низкий голос разрезал тишину. — Ты хотел знать о… местном Бугимэне. Краем глаза Чонгук увидел, как Черен прижалась ближе к Чимину. — С мистикой эта история, конечно, не имеет ничего общего, — добавил он. — Ну, не знаю, — с сомнением протянул Хансоль, отхлебывая пиво из своей бутылки. — Я до сих пор сомневаюсь, что в этом отморозке было хоть что-то человеческое. Бутылка Чонгука стояла закрытая рядом с ним — он не был уверен, что хочет пить сегодня. — В любом случае, просто расскажи ее и закончим с этим, — не выдержал Чимин. Он был немного бледен, и теперь уже Чонгук почувствовал любопытство — что такого было в этой истории, что все так ее опасались? — Все произошло, когда наши родители еще были школьниками, — тихо начал Санен, и будто в такт ему за окном протяжно завыл ветер. Черен издала какой-то неясный звук, обняв руку Чимина и спрятав лицо на его плече. — Наверное, ты уже понял, что наш город довольно тихий — даже ваше появление тут вызвало небывалый ажиотаж. У местной полиции самая большая забота — это снять кота с дерева. Чонгук невольно вздрогнул на слове «полиция», но все были слишком погружены в рассказ Санена, чтобы обратить на это внимание. Помимо его тихого, напряженного голоса не слышно было ничего — только завывания ветра на улице, как будто погода старалась внести свою лепту в атмосферу. — Поэтому ты можешь представить, какой поднялся шум, когда на опушке леса нашли первый труп. Это был ребенок. Первоклассник. Знаешь, что в нем было особенного? Труп был полый. Его глаза были открыты, а рот искривлен, словно он кричал, и на его щеке была вырезана буква V. Ходили слухи, что внутренности из него доставали, пока он еще был жив. Сохи справа от него с шумом втянула воздух, и Чонгук прекрасно ее понимал — у него самого волоски на руках встали дыбом. — Жители были в панике, семья мальчика — в трауре, но, несмотря на то, как много следов должно было оставить подобное убийство, полиция ничего не нашла. Ни единой зацепки. Но потом наступило затишье на целых два месяца. Кто-то все еще был на взводе, но в основном все вздохнули с облегчением. А через два месяца убийство повторилось. Чонгук подтянул колени к груди, невольно проникаясь историей, прежний скептицизм ушел. Чимин рядом напряженно хрустел фруктовыми чипсами. — Все то же самое, только это была девочка, и она была постарше. Труп был полый, глаза открыты. Девочка была сиротой, но это только сильнее обеспокоило людей. Следующей была взрослая девушка, снова через два месяца. Потом срок начал уменьшаться. Тела появлялись каждый месяц, каждые две недели. Мужчины, женщины, старики, дети. Между ними не было совершенно ничего общего кроме способа, которым они были убиты. Было ясно, что убийства совершены одним человеком — его так и прозвали, Ви. Но по какому принципу он выбирал жертв? Это оставалось загадкой. Поэтому никто не чувствовал себя в безопасности. — Я ненадолго прерву Санена, — вдруг встрепенулась Сохи, — и расскажу другую историю. Чонгук перевел взгляд на нее, но не замечал ее лица. Вместо него перед глазами стояла картина изуродованного трупа маленькой девочки. Он представлял ее одетой в нежное розовое платьице, представлял по-детски трогательные черты, перекошенные от ужаса и страха. Что такого она видела перед смертью, что заставило ее держать глаза открытыми, несмотря на пытки, которым она подверглась? — …старшеклассник, — неожиданно громко произнесла Сохи, и Чонгук вздрогнул. — Он учился вместе с нашими родителями и был… — она пощелкала пальцами, пытаясь подобрать слова. Даже ветер на улице стих, будто тоже вслушиваясь в ее повествование. — Невероятным. Очень умным, добрым. Потрясающе красивым. Он даже занимался благотворительностью — был волонтером в местном доме престарелых. Мама рассказывала, — всего однажды, потому что не любит говорить об этом, — что они все считали, что ему не место в этом гниющем городке. Но он сам никогда не сетовал на судьбу. Все ждали, что после школы он уедет и построит карьеру в столице. Он мог бы стать кем угодно: актером, моделью, ученым, бизнесменом, он был и вправду очень хорош во всем. Но он, казалось, и не планировал покидать город. Чонгук невольно ощутил укол скорби, потому что понимал, что история этого парня не закончилась ничем хорошим. Что, если он узнал, кто был убийцей, но не успел об этом рассказать? Чонгук так яростно хотел, чтобы с ним все было в порядке, несмотря на то, что даже не видел его, и… — Он пропал, — безжалостно продолжала Сохи, и Чонгук содрогнулся. — И после его пропажи убийства прекратились. Но его тело так и не смогли найти. Вместо этого при обыске его комнаты полиция обнаружила дневник. Дневник, в котором было подробно описано каждое из совершенных убийств. Чонгук почувствовал, как все внутри похолодело, будто внутренности вынули из него. Черен всхлипнула, накрывая лицо ладонями, но от остальных не донеслось ни звука. — Некоторые настолько не верили в то, что он способен на такое, что думали, будто он одержим. Или у него раздвоение личности, — добавил Чимин неуверенно. — Знаете, что пугает меня больше всего? — едва слышно прошептала Черен. Темнота дома словно оживала — неясные звуки и скрипы подбирались ближе, и они сгрудились вокруг островка света, надеясь, что он их спасет от того, что могло скрываться во мраке. — То, что его тело так и не нашли. То, что Ви может вернуться в любой момент. И тут Чонгук вынырнул из своего страха, очнувшись и оглядев ребят другим взглядом. — Вы разве не собирались его призывать? Хансоль расхохотался, откинувшись на диван и одним глотком допив пиво, и это мгновенно разрядило атмосферу, будто все, что скрывалось в темноте и хотело навредить им, испугалось их смеха и пропало. — Это все просто детские сказки! То есть, конечно, убийства были, и жестокость была бесчеловечной, но все-таки ничего мистического в этом не было, — спокойно сказал Санен. — Мы каждый год кого-нибудь «призываем», — повторил Чимин то, что говорил днем, изобразив пальцами кавычки. — Это наша традиция. Просто никто тут особо не празднует Хэллоуин, а это очень в духе праздника. Чонгук закатил глаза, а ребята рассмеялись. Не то чтобы он верил во всякие паранормальные вещи, но не отрицал их существования, а потому предпочитал не шутить с этим. Но он был не один, и ему не хотелось выпадать из компании, в которую он только попал. Спустя какое-то время Сохи принесла свечу и зажгла ее, поставив в центр между ними, пока Черен выключала лампы. Они собрались в кружок, взявшись за руки, и в окутавшей их тишине завывания и скрипы с улицы стали еще яснее. Чонгук хотел было спросить, как они вообще будут вызывать того, кто, возможно, даже не мертв, но Хансоль заговорил раньше. — Как всегда — три раза произносим имя и говорим «приди»! Что ж, подумал Чонгук, процедура была настолько проста, что смешно становилось. Но когда они начали, было уже не до смеха. Их голоса звучали громко и четко, и, стоило им смолкнуть, как темнота подбиралась все ближе. Чонгук сглотнул, чувствуя, как пересохли губы, когда им осталось позвать Ви в последний раз. Они переглянулись, глаза жутковато блестели в тусклом свете свечи. — Ви, приди! Окно в гостиной распахнулось, не выдержав напора ветра, и свеча тут же потухла. Все завизжали, бросились друг на друга, и Чонгук попытался отползти, наткнувшись на свечу и обжегшись воском. Немыслимым образом он умудрился вылезти из образовавшегося переполоха, нащупал на стене выключатель и включил свет. Черен лежала вся зареванная, Сохи кричала, колотя по спине Хансоля, Санен и Чимин крепко обнялись. Но все замерли, когда свет зажегся, и повернулись к нему. Чонгук прижал ладонь к груди, успокаивая разбушевавшееся сердце, и почувствовал внезапную усталость. — Я домой, — объявил он, и Чимин тут же вскочил. Он все еще был бледен, и его глаза подозрительно блестели. Кажется, вовремя распахнувшееся окно оказало на всех очень сильное влияние. — В смысле? Ты не останешься? Уже так поздно, и… неужели тебе не страшно? — дрожащим голосом спросил он, но Чонгуку уже не было страшно. Это какой-то бред. — Домой хочу, — пожал плечами он. — Пока всем. Они все вышли в коридор его провожать, глядя на него ошарашенно, словно не могли поверить, что он в такой час готов покинуть помещение. Но Чонгук вдруг ясно осознал, насколько это все выглядело глупо, и ему уже просто хотелось поскорее вернуться домой и лечь в свою постель. Улицы были пустыми — ребята не шутили, когда говорили, что тут почти никто не празднует Хэллоуин. Он воткнул наушники в уши, подстраивая ритм шагов под биты, и глубоко вдохнул холодный воздух. Ветер беспощадно трепал волосы и гонял листву по обочинам. Из головы Чонгука не выходила история Ви. Ему очень хотелось узнать больше. Действительно ли обычный старшеклассник совершал все эти убийства? Как у него хватило сил вскрывать людей, пока они еще живы, и вырезать их внутренности? Насколько он был умен, если столько лет не оставлял следов? Почему его тело так и не нашли? Мертв ли он вообще? Подойдя к дому, он увидел фигуру у их двери. Незнакомец — это точно был мужчина — был выше и стройнее хозяина, поэтому это не мог быть он. Чонгук остановился, вынимая наушники, и задумался, почему они до сих пор не повесили на крыльце светильник. Разглядеть незнакомца не представлялось возможным. — Прошу прощения, — прокричал Чонгук, не рискуя подходить ближе. — Вы кого-то ищете? Мужчина повернулся, а в следующую секунду сбежал по крыльцу и скрылся в темноте быстрее, чем Чонгук успел сделать вдох. Он почувствовал, как мурашки рассыпались по его спине, но списал это на очередной порыв по-зимнему холодного ветра. Мама уже спала, поэтому он, быстро сполоснувшись в душе, тоже сразу лег в постель. Ветки дерева, которое росло слишком близко к дому, скреблись в окно, но Чонгуку не было страшно. Ведь бояться было нечего, правда? Ночью ему приснился странный сон. Он шел по лесу, медленно и уверенно, как будто точно знал, куда ему нужно, хотя в лесу со времени переезда не был еще ни разу. Между деревьев мелькала чья-то яркая куртка — кто-то бежал впереди, словно… Словно убегал от него. В этот момент Чонгук ощутил тяжесть в руке и опустил взгляд на зажатый в пальцах нож. Его шаги не сбились ни на мгновение. Он слышал хруст веток под чужими торопливыми, неуклюжими шагами, шуршание листвы и неясные всхлипы, и от этого его наполняло ужасное, пугающее до мурашек чувство. Восторг. Он быстро нагонял девчушку, она выдыхалась, путалась в ногах, паника мешала ей нормально соображать. В какой-то момент она споткнулась о корни деревьев и упала, и Чонгук легко настиг ее, переворачивая на спину. Ее лицо исказилось от ужаса, когда он занес над ней нож, этот больной восторг пузырился у него в горле, вырывался смехом, стоило первым ярко-алым каплям крови брызнуть на его лицо. В следующее мгновение он проснулся. За окном только-только занимался рассвет, и в комнате еще царил полумрак. На языке Чонгука до сих пор чувствовался привкус крови, и он облизал нижнюю губу изнутри, понимая, что нечаянно прокусил ее во сне. Чонгук полежал еще какое-то время, но уснуть не получалось. Сон оставил неприятный осадок, и он в конце концов поднялся и поплелся в душ, надеясь смыть его с себя. Вчерашняя история слишком впечатлила его, гораздо сильнее, чем дурацкий фокус с призывом, и чтобы хоть как-то от нее отвлечься, он сразу после душа вышел прогуляться. В этом городке никогда не было шумно, но ранним утром в выходной тут царила почти пугающая тишина. Чонгук дышал полной грудью, прогуливаясь по пустынным улицам и слушая музыку, стараясь думать только о словах в песне, больше ни о чем. В ту секунду, как он терял контроль над мыслями, они сразу же возвращались к Ви. И ему не нравилось это. В его жизни и так было не особо много радостных моментов, чтобы позволить чему-то настолько мрачному занять его голову. Чонгук остановился у витрины небольшого продуктового, размышляя, стоит ли заглянуть и купить маме ее любимый йогурт на завтрак, как вдруг заметил в отражении парня — он стоял позади него. Чонгук резко развернулся, одновременно с этим выдергивая наушники из ушей за провод, но улица за ним была пуста. Он прижал ладонь ко рту, заставляя себя выровнять дыхание. Ему просто показалось. Он шмыгнул в магазин, проводя там неприлично много времени, и, когда вышел, на улице уже показались люди, и стало оживленнее. Мама очень обрадовалась, когда он принес ей йогурт, и обняла его, ласково чмокнув в макушку, и Чонгук почувствовал себя в безопасности в ее объятиях. Сердце наконец-то начало успокаиваться. Конечно, ему показалось. У него всегда было хорошее воображение. Но до конца дня он больше не выходил на улицу. Поздним вечером он сидел на широком подоконнике в своей комнате, читая книгу. На мгновение поднял взгляд и застыл. По заднему двору, там, где участок их дома соединялся с опушкой леса, кто-то ходил. Чонгук почувствовал, как сердце подскочило к самому горлу, но не решался отвести взгляд. В какой-то момент фигура замерла, подняла голову и уставилась прямо на его окно, и он не выдержал — сполз с подоконника, выключил настольную лампу, задернул шторы и юркнул под одеяло, сжавшись в комок. Он смотрел, не моргая, в темное пространство комнаты перед собой, и умолял себя успокоиться, потому что это все начало заходить слишком далеко. Когда Чонгуку удалось, наконец, погрузиться в сон, ему ничего не снилось, но незнакомое тревожное чувство, будто он не один, будто за ним следят, преследовало его даже сквозь дрему. Вот как мама чувствовала себя, когда бежала от отца, да?***
В понедельник в школе все были какие-то тихие. Когда Чонгук вошел в класс, никто даже не поднял взгляда. Он не чувствовал особого желания спрашивать, что случилось, потому что сам был разбит после того, как сегодня утром снова увидел того же парня в окне проезжающей мимо машины. Конечно, ему не удавалось разглядеть лицо, но почему-то он был уверен, что это один и тот же человек. В конце последнего урока учитель заставил всех встать. — Думаю, вы уже слышали про случай с Чживон… — начал он. Из его размытой скорбной речи Чонгук понял, что какая-то шестиклассница умерла субботним утром, но, к собственному стыду, не почувствовал особого сожаления — ему было все равно. Когда он вышел из школы, его нагнал Чимин. Чонгук бросил на него быстрый взгляд и, заметив, что тот не улыбался, не стал вымучивать свою улыбку. — Эй, слушай… Ты… После того вечера ты замечал что-нибудь странное? — Чимин звучал неуверенно, но Чонгук не понимал, в чем тот был не уверен — в том, что сказал, или в том, что хотел услышать. Перед глазами мелькнуло отражение парня в витрине магазина. Чонгук покачал головой. — Ничего. Чимин как-то обреченно вздохнул, а потом его будто прорвало. — Ребята рассказывали, что все выходные с ними происходило что-то странное. В доме, в отражении зеркал, на улице… Еще и Чживон умерла, и я тоже замечал… Моя кошка всю ночь мяукала и на кого-то шипела, а утром мы нашли ее мертвой, но она была абсолютно здорова… Ветеринар сказал, что не было признаков никакой смертельной болезни, значит она просто умерла, Чонгук, понимаешь? Что, если она пыталась защитить? Что, если она не смогла?.. Чонгук остановился, и Чимин заметил это только через несколько шагов, оборачиваясь. Его глаза влажно блестели, а лицо было белым от страха. — К чему ты ведешь? — прямо спросил Чонгук, и Чимин судорожно втянул носом воздух. — Что, если той ночью… что, если мы действительно кого-то призвали? — конец предложения Чимин выдохнул едва слышно, трясясь, как осиновый лист. Он закатил глаза, почувствовав себя полным придурком. Чимин опустил плечи, будто признавая поражение. — Не говори глупостей, — попросил Чонгук, постаравшись, тем не менее, чтобы его голос звучал мягко. — Это просто совпадения. Вы на взводе, вот и делаете двусмысленные выводы из того, что вполне однозначно. Он прошел мимо застывшего Чимина, хлопнув его по плечу. — Не бойся, — напоследок сказал он, оставляя его одного посреди улицы. Сам он не стал возвращаться сразу домой; утром у матери было подавленное настроение, и видеть ее в таком состоянии не хотелось. Чонгук боялся, что сорвется и поругается с ней, она начала бы плакать, а он ненавидел, когда она плакала. Это сразу вызывало в нем ужасное чувство вины, ему и без него было не особо радостно. Он поплелся на детскую площадку, которую приметил еще в первый день, когда бесцельно шатался по городу. Она всегда пустовала, потому что находилась слишком далеко от жилых домов, школы и детского сада, и именно поэтому он иногда сбегал сюда. Он уселся на качели в центре площадки, бросив рюкзак под ноги, и достал телефон, чтобы составить новый плейлист под настроение. Когда Чонгук выскочил сегодня из дома второпях, он забыл наушники, но вокруг никого не было, поэтому он не постеснялся включить музыку просто так. Чонгук листал аудиозаписи какое-то время, пока не почувствовал, как волоски на его руках встали дыбом. Он замер. За годы странствий с мамой он научился даже без каких-то признаков понимать, что находится не один. Все его тело мгновенно напрягалось и готовилось бежать. Чонгук медленно поднял голову. На улице уже смеркалось, и фонарей вокруг площадки не было. У него играла музыка, но не настолько громко, чтобы он не услышал шаги по гравию, которым земля была усыпана, — если бы шаги были. Он поставил музыку на паузу и так же медленно повернулся, стараясь не поддаваться беспричинной панике, которая сжимала горло. А потом он закричал. Парень, стоящий за его спиной, поморщился и выпрямился. — Вовсе не обязательно так кричать, — подметил он. — Не призрака увидел. Чонгук вскочил, огромными глазами глядя на него. Его сердце тяжело колотилось в груди, отзываясь глухой болью, и он внезапно разозлился. — Ч-что… зачем ты… зачем ты так близко подошел! — воскликнул он, обвиняюще наставив на парня палец. Тот поднял обе руки, будто демонстрируя поражение. — Извини! — его голос действительно звучал виновато. — Я не хотел тебя напугать. Просто мне понравилась песня, и я захотел посмотреть название. Ты подпевал, поэтому я не стал тебя отвлекать. — И решил, что напугать меня до смерти — лучше? — возмутился Чонгук, постепенно успокаиваясь. Не дожидаясь ответа, он вернулся на качели и сложил руки на груди. Спустя несколько секунд парень сел рядом, принимаясь раскачиваться. — Насколько я вижу, ты еще жив, — беззаботно прокомментировал он, и Чонгук рассерженно фыркнул. На какое-то время воцарилась тишина. Чонгук продолжил составлять плейлист, изредка косясь на парня, который покачивался на качелях, мирно улыбаясь. Он был красивым. За время жизни здесь он не видел еще никого, похожего на него, хотя они казались ровесниками. — У тебя хороший вкус в музыке, — подметил парень, вдруг поворачиваясь, и Чонгук не успел отвести взгляд. Его улыбка стала лукавой. — Любуешься? Чонгук почувствовал, как вспыхнули щеки, и отвернулся. — Думаю, почему я не видел тебя в школе, — пробормотал он. Парень небрежно пожал плечами. — Я на домашнем обучении. Социум не для меня. Чонгук хмыкнул и больше ничего не сказал. Спустя какое-то время, когда окончательно стемнело, а плейлист был составлен, он без особой охоты поднялся. — Мне пора домой. Парень вскинул на него сияющий взгляд, и с сердцем Чонгука произошло что-то непонятное. — Увидимся? Чонгук кивнул и развернулся, а парень вдруг крикнул ему вслед: — Меня Тэхен зовут! Уголки его губ дрогнули в предательской улыбке. — Чонгук, — не оборачиваясь, представился он, и теперь уйти было гораздо проще. За всю следующую неделю сон приснился ему всего один раз. Все повторилось — он уверенно, но неторопливо шел по лесу, ни дернина, ни выступающие корни деревьев, ни сухие ветви не становились для него преградой. В отличие от того, кто от него убегал. В руке Чонгук ощущал знакомую тяжесть остро заточенного ножа, а на кончике языка — сладость страшного восторга. Он расползался по всему телу как крепкий виски, и он не нес в себе ничего хорошего, Чонгуку он не нравился. Его жертва обернулась — и это стало ее фатальной ошибкой. Она споткнулась и едва не упала. Чонгук ей не позволил — удержал за предплечье. — Что вы, миледи, — услышал он свой собственный голос, но не сразу его узнал — он был одновременно радостный и ледяной. — Нужно быть аккуратнее! Она медленно повернула голову. Это была молодая девушка, настолько бледная от страха, что даже в ее губах не осталось ни кровинки. Встретившись с Чонгуком взглядом, она душераздирающе закричала, но его рука не дрогнула, когда он занес над ней нож. Чонгук резко сел на постели, в его ушах все еще звенел чужой крик. На улице было темно. Он прижал ладонь к груди, невидящим взглядом глядя в окно. Потребовалось довольно много времени, чтобы его сердце успокоилось, а ледяной пот на лбу высох. Зная, что уснуть больше не сможет, Чонгук слез с кровати и спустился на первый этаж. Его мать еще спала. Он принял душ, выкрутив горячую воду почти до максимума, чтобы стереть фантомное ощущение крови на коже. Он старался не смотреть в зеркало — страх увидеть там фигуру незнакомца был почти непреодолимым. Чонгук понимал, что это глупо. Чем чаще он его замечал, тем сильнее боялся, а это подпитывало его воображение, и теперь ему казалось, что он везде. Если Чонгук взглянет в зеркало и увидит там не только себя… Он не мог сказать, что пугало его больше, — то, что в комнате мог кто-то оказаться, или то, что он был бы там один. Выйдя из ванной, Чонгук прошел на кухню, поставил вариться кофе в турке и подошел к окну. Он все-таки повесил лампу у крыльца, и теперь предрассветную серость разрезал островок света. Его сердце застыло в груди, когда он увидел фигуру, подходящую к дому. Его тело будто окаменело от страха, пока на лицо незнакомца не упал свет от лампы и… Чонгук подскочил к двери, резко ее распахивая. — Тэхен! — прошипел он. — Что ты тут делаешь? Тэхен вздрогнул, поднимая на него растерянный взгляд. — Ты тут живешь? Я не знал, — глупо улыбнулся он. Чонгука все еще била дрожь, но страх медленно уступал место злости. — Тогда какого черта ты подошел к крыльцу? — раздраженно спросил он, и Тэхен пожал плечами. — Мне показалось, что я увидел ежика, — оправдался он, и Чонгук приоткрыл рот. — Я не могу тебе поверить… — начал было он, но Тэхен его прервал, прижимая палец к губам и осторожно опускаясь на корточки. — Тихо! Смотри, — прошептал он, улыбка его стала мягче. Чонгук поддался любопытству, перегибаясь через перила крыльца, и действительно заметил в сухой траве копошение. — Он голодный… У тебя не найдется молока? — Тэхен поднял неожиданно мягкий взгляд, и у него на мгновение перехватило дыхание от того, как он был красив. Он воспользовался шансом улизнуть и немного прийти в себя. За все шестнадцать лет Чонгук еще ни разу не влюблялся и не испытывал ни к кому влечение: во время их с матерью странствий он просто не успевал проникнуться кем-то, а до этого был слишком мал, и романтика его не интересовала. Но мать сказала, что тут они задержатся, и это словно снимало какой-то своеобразный блок в его голове, а Тэхен… Он выглядел так обворожительно. Он выключил газ, чтобы кофе не убежал, а потом вынес блюдечко с молоком и передал его Тэхену. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и Чонгук почувствовал разряд тока, прошедший по руке. Тэхен благодарно улыбнулся и осторожно поставил блюдечко перед ежиком, принявшись ласково что-то ворковать. Чонгук смотрел на него, не отрываясь, и в груди у него разливалось тепло. — Хочешь зайти выпить кофе? — неожиданно вырвалось у него. Тэхен взглянул на него с удивлением, и Чонгук смутился. — Мама не встанет еще пару часов, а на улице слишком холодно. — С радостью, — принял приглашение Тэхен, поднимаясь и отряхивая брюки. Они вернулись в дом, и Чонгук вылил остывший кофе из турки в раковину, принявшись готовить две новые порции. — Почему ты бродишь по улицам в такую рань? — поинтересовался Чонгук. Тэхен обошел стол, забравшись на тумбу рядом с плитой и наблюдая за тем, как он помешивал кофе. — Я уже говорил, что не люблю социум, — легко ответил Тэхен. — А в такую рань на улице можно встретить разве что ежиков. — Но почему? — недоуменно воскликнул Чонгук. — Ты выглядишь как тот, кто легко вольется в любую компанию! Ты очень привлекательный и не испытываешь стеснения… На губах Тэхена заиграла лукавая ухмылка, и Чонгук осознал, что только что сморозил. — Неважно… — пробормотал он, и Тэхен тихонько рассмеялся. — Неважно? То, что человек, который понравился мне с первого взгляда, назвал меня привлекательным, — это очень важно! Чонгук распахнул глаза, изумленно уставившись на него. Его сердце сладко сжалось, но, несмотря на это, он пробурчал: — Ты меня второй раз видишь, как я могу тебе нравиться? — Ну… — протянул Тэхен, делая вид, что задумался. — Ты слушаешь классную музыку, ты вынес молочко ежику и ты умеешь готовить кофе. Достаточно для начала, тебе не кажется? Когда Чонгук закатил глаза, Тэхен снова рассмеялся. До самого начала уроков Чонгук находился в приподнятом настроении. У школы он увидел ребят и подошел к ним, желая поздороваться, но замер, увидев, как все утешающе гладят заливающуюся слезами Сохи. — В чем дело? — осторожно спросил он, и к нему обернулся Санен. — У Сохи умерла старшая сестра, — тихо рассказал он, но девушка услышала и едва не задохнулась от рыданий. — Зачем же она пришла сегодня в школу? — опрометчиво поинтересовался он и сам поморщился от своей бестактности. — Невыносимо находиться дома, — пожал плечами Чимин, обнимая подругу за плечи. — Давайте прогуляем сегодня? Лучше посидим в тихом кафе. Все равно не до уроков. Все негласно поддержали его идею, двинувшись прочь от школы. Чонгук тоже пошел, хотя и не был уверен, что должен, — он не настолько хорошо знал Сохи, чтобы посочувствовать ее горю, но какое-то неприятное чувство поселилось в его желудке, и он не мог понять, откуда оно и что означает. Старшая сестра Сохи, наверное, была молодой девушкой. В кафе они долго молчали. Им принесли чай, и Санен разлил его по чашкам, но никто к нему не притронулся. Сохи успокоилась, но ее губы все еще подрагивали, словно она в любой момент готова была расплакаться снова. — Ребята, — неуверенно заговорила Черен. — Странные вещи… все еще происходят с вами? Тишина мгновенно поменялась — стала гуще, напряженнее. Чонгук увидел, как все переглядываются друг с другом, но не решался встретить ничей взгляд. — Вчера вечером, — продолжила Черен, стискивая пальцы вокруг своей чашки, — я услышала, как мама зовет меня с первого этажа. Но, когда я проходила мимо их с отцом спальни, я увидела… — она запнулась и немного побледнела. — Увидела, что мама уже спала. Чимин прижал ладонь ко рту, а Хансоль вдруг произнес: — Вчера у меня в комнате погас свет, а когда он включился, я увидел на стене красный отпечаток ладони, — он звучал почти равнодушно, но по тому, как дрожали его руки, было понятно, что он воспринял это вовсе не так спокойно. Сохи затряслась. — Я устала! — взвыла она, и Санен тут же обнял ее за плечи, притягивая к себе. — Почему это происходит? Мы же просто баловались, это не должно было ни на что повлиять! — Это не повлияло, — сказал Чонгук. Он чувствовал себя страшным лицемером. Отражение мужской фигуры в окне его комнаты, на улице, в витрине магазина, в зеркале. — Неужели вы правда в это верите? Такого не бывает. Это был даже не призыв — просто глупые слова. Чимин покачал головой, неверяще глядя на него. — С тобой ничего не происходит… — прошептал он. — Почему с тобой ничего не происходит? И Чонгук мгновенно почувствовал себя чужим. Он не знал, почему скрывал правду, просто ему казалось… Ему казалось, что стоит произнести это вслух, как это станет реальным. Перестанет быть плодом его воображения. Это превратится в настоящую фигуру, преследующую его, несущую угрозу, и он станет таким же, как его мать, будет вести себя как трусливая мышь и… Чонгук поднялся. — Мне стоит уйти. А вам стоит перестать верить во всякую ерунду. Он осознавал, насколько неправильно и грубо прозвучали его слова. Ребята боялись, а теперь еще и винили его за то, что ему, якобы, бояться было нечего. Но он физически не мог признаться. Слова комом вставали в горле, отказывались выходить. Остаток дня он бесцельно шатался по городу, упорно глядя себе под ноги и отказываясь поднимать взгляд, чтобы не видеть того, что могло сломать его окончательно. Когда Чонгук вернулся домой, мама домывала посуду после ужина. — Привет, — устало улыбнулась она, обернувшись, но, увидев его лицо, мгновенно нахмурилась. — Чонгук, у тебя все хорошо? Он поднял на нее затравленный взгляд и сглотнул вязкую слюну. Неужели он выглядел настолько плохо, что даже мама, которая обычно не видела ничего дальше своей паранойи, заметила его состояние? — Просто не выспался, — прохрипел он. Эта история про убийства, распахнувшееся окно, две внезапные смерти за две недели. Фигура, стоящая на их лужайке и смотрящая в его окно. Сны, в которых он настигает жертв, убивает их и чувствует наслаждение. — Ложись сегодня пораньше. Чонгук кивнул и пошел к лестнице. — Ты не будешь ужинать? Я оставила тебе спагетти с сыром, — сказала мама ему вслед. Чонгук замер на мгновение. Он был голоден, но одна мысль о еде вызывала в нем нестерпимую тошноту. Он не знал, почему, но именно сейчас воспоминание о вязкой, почти раскаленной чужой крови на пальцах стало почти осязаемым. — Не хочу. Чонгук скрылся в своей комнате, начал переодеваться из школьной формы в домашнюю одежду, как вдруг верхний свет мигнул и погас. Вдох застрял в его горле. Света луны, проникающего сквозь окно, было достаточно, чтобы комната не погрузилась в кромешный мрак, и благодаря ему он увидел в отражении зеркала, встроенного в шкаф, фигуру позади себя. Его пальцы задрожали. Он стоял всего в двух шагах от него. Чонгук всегда мог легко опознать присутствие кого-то рядом, даже если не видел и не слышал его, но в этот раз… В этот раз он видел незнакомца, слышал его тяжелое громкое дыхание, но не чувствовал его. Сердце Чонгука билось громко и больно, липкая паника сдавила горло, и страх, подобного которому он еще никогда в жизни не испытывал, накрывал его с головой. Он должен был бежать, но не мог даже пальцем пошевелить. В комнате было так холодно, словно во всем мире не осталось больше ни капли тепла. — Пожалуйста, — выдохнул он, понятия не имея, получилось ли у него произнести это вслух. Чонгук не знал, кого молил и о чем, но в одном был уверен точно — молить того, кто стоял за его спиной, было бесполезно. В следующую секунду свет включился. Чонгук был в комнате один. Его ноги задрожали, и он рухнул на пол без сил.***
Чонгук, казалось, шел еще медленнее, чем обычно, даже не напрягался, не делал никаких усилий. Его жертва спотыкалась и хромала на одну ногу, и расстояние между ними сокращалось с безжалостной для нее скоростью. Чонгук услышал мелодию и не сразу осознал, что это он напевал себе под нос. На его губах играла улыбка, и как бы он ни старался, не мог ее стереть. Не мог перестать улыбаться. От восторга покалывало кончики пальцев, в которых он играючи крутил нож. — Вы же всегда знали, — произнес Чонгук, его голос звучал громко и четко в живой тишине ночного леса. Нога жертвы отказывалась двигаться, он — седой ослабленный старик — тянул ее за собой как мертвый груз, — от меня бесполезно бежать. Вы всегда знали, что я вернусь. Чонгук пнул его в спину, тяжелый ботинок врезался прямо между лопаток, и раздался ужасный хруст. Старик рухнул на землю без сознания, и в голове Чонгука сквозь туман раздавалась всего одна мысль. Просыпайся. Просыпайся. ПРОСЫПАЙСЯ! Чонгук вскочил с кровати и ринулся вниз по лестнице, едва не свернув себе шею. Влетел в ванную, рухнув на колени перед унитазом, и в то же мгновение его вывернуло наизнанку. Звуки рвотных позывов и стука сердца заглушались хрустом ломающихся костей. Когда все прекратилось, он поднялся на дрожащих ногах, сполоснул рот и ушел из дома до того, как разбуженная шумом мама успела спуститься вниз. Несмотря на слабость, Чонгук побежал вниз по улице, не зная толком, от чего хотел сбежать, и не понимая, куда вообще бежал. Остановился он, только когда оказался на детской площадке. Дыхание со свистом вырывалось из его легких, каждый вдох сопровождался режущей болью. Тэхен сидел на качелях. Словно в замедленной съемке он видел, как Тэхен поднял голову, как улыбка сползла с его лица, как он бросился к нему и крепко обнял, чтобы не дать рухнуть на колени. — Тихо, тихо, — бормотал он, ведя его к низкой скамейке. — Дышишь? Вот и умница. Садись. Чонгук цеплялся за него, как за спасательный круг, и ему показалось, что на свете нет безопаснее места, чем рядом с ним. Постепенно он успокаивался. Тэхен гладил его по спине, не сводя обеспокоенного взгляда с его лица, и Чонгуку вдруг так сильно захотелось его поцеловать. После того, как он ушел из кафе, никто из одноклассников с ним не общался. Но лучше им от этого не стало. Чонгук замечал бледные лица, дрожащие пальцы и запавшие глаза, он слишком хорошо знал, что означали эти признаки, потому что у него они были тоже. Признаки того, что их преследовали кошмары наяву. Что бы они ни наделали в ту хэллоуинскую ночь, у этого появились страшные последствия. Сны снились ему раз в неделю. После них Чонгук старался не вслушиваться ни в чьи разговоры, не смотреть по сторонам и не замечать ничего, но слухи об очередной смерти настигали его снова и снова. Первые несколько случаев легко было списать на совпадения, но даже при всем его желании не замечать правду, Чонгук был не в силах ее игнорировать. Но и признаться был не в силах. Люди просто умирали. У них останавливалось сердце без каких-либо причин. Их глаза всегда были раскрыты, рты были искривлены в полном ужаса крике, но криков никто не слышал — кроме Чонгука. Вскрытие не давало результатов; все умершие были абсолютно здоровы, и жители города были напуганы. Эта удушающая атмосфера страха и едва сдерживаемой паники преследовала Чонгука. Никто не знал, кто окажется мертвым в своей постели. Знал только Чонгук. Но как он мог поделиться этим знанием? В этом не было никакого смысла. Он не понимал, что происходило, и это сводило его с ума. Он словно был заперт в фильме ужасов, и выхода из него не было. Но у Чонгука был Тэхен. И он в какой-то момент стал единственным, что удерживало его в реальности, не давало отчаяться. Они встречались в самое неожиданное время, и Чонгук редко когда мог предсказать, когда и где Тэхен его найдет. Но он был так благодарен, что Тэхен нашел его сейчас. — Что мне сделать? — пробормотал Тэхен. — Чем я могу тебе помочь? Чонгук не знал, что сказать. Он не думал, что Тэхен мог помочь ему с тем, что его волновало. Тэхен был обычным парнем, таким же, как он сам. — Просто будь рядом. Он улыбнулся уголком губ. — Думаю, это я могу устроить. Он обнял его за талию, притягивая к себе, и Чонгук положил голову ему на плечо, прикрывая глаза. Было раннее утро, на улице было холодно, но он не замечал этого рядом с Тэхеном. Тепло его тела успокаивало. Почему он так безрассудно верил, что Тэхен способен его защитить от того, что даже не существовало? — Я бы хотел поцеловать тебя, — признался Тэхен, и Чонгук вскинул голову, заглядывая в его улыбающиеся глаза. — Но… без обид, но от тебя немного пахнет рвотой и… Чонгук рассмеялся, и в его смехе послышались истеричные нотки. Тэхен прижал его покрепче к себе. — Было плохо утром, — сдавленно прошептал он, и Тэхен поцеловал его в макушку. — В другой раз, — пообещал он. — Только если ты захочешь. Чонгук хмыкнул. Он не сомневался в том, что захочет.***
Чонгук лежал на кровати, смотря фильм на телефоне. На прикроватной тумбе перед ним были рассыпаны таблетки успокоительного, которое он купил втайне от матери. На мгновение подняв взгляд на окно, он едва не поседел от страха, потому что на него смотрели в ответ. Лицо почти прижималось к стеклу, и Чонгуку понадобилось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы узнать его черты. — Какого черта, — прошептал он, открывая окно и впуская Тэхена в комнату. — Ты можешь появиться, не напугав меня до смерти? Тэхен ничего не ответил. Вместо этого он обнял его лицо ладонями, тут же целуя, и возмущения растаяли у Чонгука на языке. Он обвил руками его шею, прижимаясь теснее и пытаясь углубить поцелуй. Тэхен заставил его отступить, пока они не рухнули на кровать. Они не обменялись ни одним словом этим вечером. Просто целовались до тех пор, пока Чонгук не уснул, обняв Тэхена крепко-крепко и отчаянно надеясь, что этой ночью проспит без снов. Но его мольбы остались не услышаны. Чонгук очутился в лесу. Сжимал знакомый нож в руке, пробирался по знакомой тропинке через ветви, между которых впереди мелькало пальто, расшитое цветами. Он легко нагнал жертву — всегда легко нагонял. Его сердце застыло, когда на него испуганно уставилась Черен, но рука против его воли взметнулась вверх. Девушка закричала, слезы застыли в ее глазах, но крик оборвался, когда нож легко вспорол ее шею. Кровь брызнула на лицо Чонгука, и он резко открыл глаза. В комнате было еще темно. В зеркале напротив он видел себя, лежащего на боку. Видел фигуру, сидящую за ним. Чонгук не издал ни звука, когда первые слезы потекли по его щекам. Он молча плакал, не отводя взгляда от размытого существа за своей спиной, и то не двигалось тоже, будто ожидая от него чего-то. Он лежал так, тихо давясь слезами, давясь своим ужасом и скорбью, пока не начало рассветать, и крепко зажмурился. Когда Чонгук открыл глаза во второй раз, он был в комнате один. Окно было открыто, поэтому было жутко холодно. Должно быть, Тэхен ушел, но он не мог вспомнить, произошло это до его первого пробуждения или после. Чонгук соскреб себя с постели, словно в тумане пошел в душ и помылся. Он не сказал матери ни слова, не смог запихнуть в себя даже ложку каши за завтраком и на негнущихся ногах вышел из дома. Он знал, какие новости ждут его в школе, но оглушительная тишина, встретившая его в классе, все равно вышибла из него весь воздух. Чимина сегодня не было. Бледная учительница с покрасневшими и опухшими от слез глазами вошла в кабинет, оглядела их всех. — Думаю, вы знаете о Черен, — просипела она, ее голос надломился. — Уроки сегодня отменяются. Вы можете… можете выразить соболезнования ее семье или… В любом случае, пожалуйста, будьте осторожны. Берегите себя. Она ушла, и одноклассники молча собирались, один за одним покидая кабинет, но Чонгук не двигался. Он смотрел в окно, на серое небо, серую землю. Все казалось ненастоящим. Пару месяцев назад Черен смеялась, плакала и действительно верила в то, что они могут кого-то призвать. Может, им стоило ее послушать и отказаться от дурацкой затеи. Сегодня Черен мертва. И сколько бы Чонгук ни отрицал свою причастность, он знал, что это он ее убил. Каким-то немыслимым образом, не желая этого, он стал убийцей. Он сидел, не двигаясь, до тех пор, пока за окном не начало темнеть. И тогда он увидел в отражении стекла фигуру справа от себя и впервые не почувствовал страха. — Кто ты? — прошептал он. — Что тебе нужно? Зачем ты делаешь это? — В следующий раз, — раздался его ответ, — посмотри на себя. Чонгук моргнул. Голос был таким знакомым, но он не мог понять, где его слышал. До того, как он успел сказать еще хоть слово, фигура уже исчезла. Этим вечером Чонгук впервые полез в интернет. О серии убийств в этом городе писали очень много. Строили теории, предположения, говорили о старшекласснике, который внезапно оказался маньяком. Он был из хорошей семьи. Его любили друзья. Он был умен, красив и добр. И он был серийным убийцей. Где же его тело? Было ли вообще тело, или Ви удалось сбежать и остаться в живых? Эта мысль — что он, убив столько людей, мог спокойно где-то жить — вызывала у Чонгука тошноту. Его отвлек стук в окно. Чонгук поднялся с кровати и открыл его, впуская неожиданно тихого Тэхена в комнату, прежде чем вернуться на свое место. Тэхен не спрашивал его, что он читает. Он вообще ничего не сказал, просто пристроился рядом, прижавшись к нему крепко-крепко, будто… Будто прощался. На мгновение Чонгука поразило осознание того, что в одну из ночей ему мог присниться Тэхен, и от этого стало настолько больно, что он тут же отложил телефон, обняв его в ответ и несколько раз поцеловав в губы. — Поспи, — ласково прошептал Тэхен, гладя его по голове. В его глазах было столько грусти и нежности, что ему захотелось заплакать от бессилья. Неприятное предчувствие поселилось у него в желудке, но он не успел ничего сказать — веки потяжелели, будто слушаясь Тэхена, и он провалился в сон. Чонгук открыл глаза на опушке леса с какой-то безысходной смиренностью. Его ноги против воли понесли его вперед, к жертве, которая убегала со всех ног. В какой-то момент Чонгук узнал в нем доброжелательного хозяина дома, в котором они с матерью снимали комнаты, и что-то внутри сжалось. Чонгук догнал его — конечно, он догнал. Всегда догонял. И в этот раз он чувствовал не восторг. Он чувствовал мрачное, всепоглощающее удовлетворение. Чонгук занес над его искаженным от ужаса лицом нож и внезапно вспомнил слова преследующей его тени. Посмотри на себя. Чонгук отвел взгляд от лица мужчины и перевел его на лезвие ножа, глядя в глаза своему отражению. И в этот раз крик, от которого он проснулся, принадлежал ему самому. Тэхен обнимал его и смотрел так, будто знал все, что Чонгук видел во сне. Чонгук выбрался из его объятий, и в его взгляде на мгновение вспыхнула боль. — Чонгук… — Ты знаешь, — голос Чонгука дрожал, — я никак не мог понять. Неужели мы его призвали? Но если он жив, как нам это удалось? А если он мертв, где же его тело? Тэхен молчал. В его глазах застыли слезы. — Но он не мог быть жив. Эти люди умирали в своей постели. Все эти люди, Тэхен, — Чонгук почувствовал, как воздуха становилось все меньше. Ему хотелось плакать. Хотелось кричать. — Такое не мог сделать человек, а значит… Он судорожно вздохнул. — Но как не человек может быть теплым? Как он может улыбаться, и смеяться, и целовать меня так, словно… — он звучал сбивчиво, его руки тряслись, а Тэхен молчал. Не отводил от него взгляда. — Я не понимал, и я не понимаю сейчас, все это делал… Чонгук зажмурился, и Тэхен коснулся его пальцев, но он тут же их отдернул. — Во всей этой истории, — продолжал Чонгук, — не сходится одна деталь. Ви мертв, но почему никто не мог найти его тело? Умер ли он сам или его убили? — Чонгук… — выдохнул Тэхен, но Чонгук покачал головой. — Где же тело? Он улыбнулся, и в этой улыбке было столько скорби. Не по Ви. По Ким Тэхену. — Мое тело закопано на детской площадке. Чонгук содрогнулся. — Когда ты был жив… все эти люди, ты… — он не смог выдавить из себя слово «убил», но Тэхен понял его. Он накрыл его ладонь своей и крепко сжал, и в этот раз он ему позволил. — Я никогда не убивал никого, — сказал он тихо, но уверенно, прежде чем добавить: — При жизни. Чонгук смотрел выжидающе, и Тэхен закрыл глаза, словно ему было больно смотреть на него в ответ. — Мой отец был уважаемым человеком в городе. К нему многие обращались за советом, за помощью. Он был врачом, Чонгук, — он помолчал какое-то время. — А еще он был серийным убийцей. Чонгук распахнул глаза, глядя на него испуганно и неверяще. — Мы каждый вечер ели мясо, — зачем-то добавил он, и тошнота подступила к горлу Чонгука. Тэхен пожал плечами, будто это была какая-то ерунда. — А однажды я увидел, откуда он это мясо берет. Я за ним проследил. Конечно же, он меня заметил. Я прожил… не очень долго после этого. Полиция обнаружила мой дневник… его дневник, который он подкинул мне в комнату после того, как закопал меня на детской площадке. К счастью, я стал его последней жертвой, и… ну же, Чонгук, — он протянул руку, мягко стирая слезы с его щек. Он улыбался. Лучший ученик школы. Тот, перед кем были открыты все дороги мира. Красивый, умный, талантливый и добрый. Всеобщий любимец, которого так легко обвинили в том, чего он не совершал, потому что это было удобно. Которого все возненавидели после незаслуженной, насильственной смерти от рук собственного отца. Которого никто не оплакивал. — Ну же… Чонгук взял его ладонь в свою, прижав крепче к щеке. Он не мог вымолвить ни слова. Боль, невыносимая и всеобъемлющая, заполнила его грудь, не давала дышать. — Я не ожидал, что кто-то меня позовет. Я для всех остался Ви, поэтому мне легко было вернуться. Но я… я не хороший, Чонгук. То, что я испытал перед смертью, то, как я умер и как был похоронен, то, что люди говорили обо мне, это все… Я не знаю. Наверное, это повлияло. Я пришел мстить. И я не мог себя контролировать. Потом… потом научился. Но было уже слишком поздно. — Все, что видели мои одноклассники?.. — Это был не я! — тут же возразил Тэхен. — В этом городе много призраков. Тут творились ужасные вещи. Твои друзья просто имели неосторожность обратить их внимание на себя. — А та фигура, что преследовала меня… Тэхен судорожно вдохнул, его лицо исказилось. — Мне так жаль. Я ничего не мог с собой поделать. Быть в физическом теле слишком тяжело для меня, но быть далеко от тебя еще тяжелее. — Но почему я? И как ты можешь быть таким… таким… Живым. Тэхен снова пожал плечами. — Знаешь, когда ты умираешь, тебе не выдают пособие по работе потустороннего мира, — попытался пошутить он, но Чонгуку было не смешно. Перед ним сидел мальчик, которого он так сильно полюбил, которого бережно хранил в своем сердце. И этот мальчик был мертв. — Наверное, дело в том, что ты много думал обо мне. Не как об убийце, а как об обычном старшекласснике. Может, потому что ты часто приходил на детскую площадку. Может, потому что ты выглядишь как все, о чем я мечтал при жизни. Тэхен провел ладонью по его щеке. — Может быть, потому что ты живешь в доме, в котором жил я, — едва слышно закончил он, и все внутри Чонгука покрылось ледяной коркой. Он задрожал, как осиновый лист, и ему стало тяжело дышать. Голос Тэхена доносился как сквозь туман. — Чонгук? Чонгук, слушай меня. Послушай меня! Я хотел убить только его с самого начала, но я не мог… я не выбирал, кого… Сегодня я обрел контроль, но ты проснулся до того, как я успел покончить с ним. Чонгук, вам нужно уходить. Уезжайте из этого города, хорошо? Чонгук поднял на него остекленевший взгляд. — Как же ты? — едва слышно выдохнул он. Тэхен примкнул к его губам, целуя быстро и горячо. — Я уже мертв, Чонгук, — улыбнулся он, отстранившись. — Хуже этого может быть только то, что умрешь и ты.***
Они с мамой выехали до рассвета. За рулем был Чонгук — мать была слишком обескуражена, чтобы здраво соображать. Они привыкли к вечным переездам, поэтому собрались быстро. К счастью, мать почти не задавала вопросов. Может, на это повлияло то, что в последнее время Чонгук выглядел как оживший мертвец. В этом городе им было не место. По пути Чонгук остановился у полицейского участка, в котором дежурный, похоже, спал. Но дежурный не был ему нужен. Он просто просунул записку под дверь, прежде чем уехать. Потом он остановился на детской площадке. Вышел из машины, огляделся по сторонам. Тэхена тут не было. Точнее… точнее, он был тут. Всегда был тут. Ждал спасения. Или не ждал совсем ничего. Он был просто мальчиком. Жертвой чужого больного сознания. Его, Чонгука, любовью. Чонгук глотал слезы, глядя на старенькие качели. — Я люблю тебя, — едва слышно прошептал он. Порыв ветра взъерошил его волосы, и качели качнулись из стороны в сторону. Он вернулся в машину, и они с матерью двинулись в путь. Когда в полиции обнаружили записку, они были уже далеко. В ней было всего несколько слов. «Тело Ким Тэхена закопано на детской площадке на окраине города».