До конца

      — Некромантия? — переспросила нордка.       — Да, — вскинула голову Селвени. — И не трудись читать мне мораль...       — В мыслях не держала, — усмехнулась та.       И легко, как ребёнка, подхватив едва держащуюся на ногах данмерку на руки, понесла её вглубь пещеры, на ходу поясняя:       — Ты уж извиняй, подруга, что я с тобой без церемоний, но уж больно вид у тебя неважнецкий.       — Это из-за проклятия, — вздохнула Селвени, — и из-за голода. Я в этой скамповой паутине уже... — она задумалась, пытаясь хоть приблизительно посчитать, сколько времени прошло с момента встречи с пауками.       — Не больше трёх дней, — прервала её нордка. — Да и то, к третьему дню ты бы уже подыхала от жажды. Без жратвы-то можно долго протянуть, а вот без воды никак. Я бы поставила на то, что пряталась ты около суток.       «Дольше», — мрачно подумала Селвени, вспомнив, как слизывала иней со стылых стен пещеры — в паутину она влетела отнюдь не сразу, около суток прячась по отноркам и мечтая выбраться наружу.       Но ковен орка Башнага — те, кого она ещё совсем недавно считала если не друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми — внимательно следил за единственным выходом из убежища. А на воротах наверняка красовалась какая-нибудь руна — воинственный, как все орки, Башнаг был сведущ не только в некромантии, но и в Разрушении.       Нордка аккуратно поставила Селвени на ноги, и та изумлённо обнаружила, что находится в отнорке Башнага: небольшом — шесть шагов в глубину и шесть в ширину — углублении в дальней части пещеры-убежища. Труп самого Башнага, легко узнаваемый по снятой с какого-то драугра броне, лежал тут же, рядом с пентаграммой душ. Селвени передёрнуло.       Так и не представившаяся нордка понимающе хмыкнула, пошевелила труп носком сапога и — Селвени едва удержалась, чтобы не разинуть рот — сотворила заклинание поднятия мёртвого. Мастерского уровня — и при этом чётко, отточенным жестом, с той долей небрежности, которую даёт долгая практика. Уж она-то, будучи практикующим некромантом, это хорошо видела.       Мёртвое тело окуталось хорошо знакомым Селвени сиреневатым свечением. Башнаг застонал и медленно поднялся. Посмотрел на заклинательницу и уставился на Селвени с отчётливой злобой в полыхающем колдовской синевой взгляде. Та невольно поёжилась — душа бывшего главы ковена, разумеется, давно отправилась в Обливион, но вот его личность, разбуженная заклятьем и им же скованная, явно никуда не делась. И память, судя по реакции на Селвени, тоже.       Велев Башнагу стеречь выход — тот протестующе застонал-зарычал, зло оскалив и без того торчащие, как у всех орков, клыки, но повиновался — нордка сунула ошарашенной Селвени кусок жареной козлятины со словами «на, перекуси пока» и принялась возиться возле очага, на котором ещё несколько часов назад готовили себе пищу члены истреблённого ковена. Селвени с некоторым недоумением посмотрела на еду — голода она уже почти не ощущала. Так, тянуло где-то слева под рёбрами… но как-то слабо. Вполне можно было перетерпеть. Но раз уж еда есть… она осторожно оторвала небольшой кусочек и положила его в рот.       И взвыла, плотно зажмурив глаза, брызнувшие слезами от неожиданной боли — едва мясо коснулось языка, челюсти сомкнулись прямо на пальцах, спеша разжевать попавшую, наконец, в рот пищу. Селвени жадно вгрызлась в козлятину, давясь едва прожёванными кусками и то и дело вновь прикусывая пальцы. И немного взять себя в руки ей удалось только тогда, когда зубы с противным скрипом скрежетнули по кости.       Тяжело дыша, она отбросила прочь обглоданную кость и, брезгливо морщась, торопливо вытерла измазанное лицо и руки подолом — все равно после всего, что с ней было, робу оставалось только выбросить. Накатил запоздалый стыд, и Селвени резко обернулась, ожидая встретить не то сочувственный, не то презрительный взгляд. Однако нордка сидела спиной. Впрочем, Селвени была уверена, что, вздумай она напасть, та обернулась бы раньше, чем Селвени бы успела сделать шаг. Хотя о каком нападении может идти речь, если из-за проклятия она едва в состоянии пройти десяток шагов от силы и не способна сотворить ни одного заклинания? Теперь-то, когда Башнаг мёртв, оно постепенно развеется, но до тех пор она абсолютно беспомощна.       — Благодарю, — выдавила Селвени.       — Забудь, — мотнула головой нордка. — Будто я не знаю, как оно бывает. Пальцы свои жрёшь, давишься, а остановиться не можешь… А потом со стыда готов в Обливион провалиться, если тебя, не приведи боги, видел кто.       — Слушай… — неловко произнесла Селвени, садясь напротив и с лёгким испугом прислушиваясь к себе — желудок, получив долгожданную пищу, теперь выражал своё негодование короткими, но частыми приступами рези. — А звать-то тебя как?       Нордка, неторопливо очищавшая картофелину из запасов ковена, подняла взгляд. Селвени моргнула — в свете очага стало видно, что глаза у неё не карие, как показалось вначале, а жёлтые, как у ястреба, с нехарактерно крупной радужкой. Меньшей, чем у той же Селвени или любого другого представителя эльфийских рас, но…       — Алва, — коротко уронила, наконец, она.       — Алва? — переспросила Селвени. — То есть — «эльф»… «эльфийка»?       Та кивнула. И с видимой неохотой пояснила:       — Из-за отца. Он был альтмером.       Селвени медленно кивнула — примесь альтмерской крови объясняла и необычность глаз, и продемонстрированные магические способности. Развивать тему она не рискнула — прикинув на вид возраст Алвы, она пришла к выводу, что это, скорее всего, был какой-нибудь талморец, изнасиловавший её мать. Во время войны с Альдмерским Доминионом такое нередко случалось. Правда, не в Скайриме, но кто знает, откуда она родом?       — И куда ты теперь? — решила перевести она тему. — К этим… как их… к Братьям Бури?       Кажется, неудачно — Алва резким, каким-то сердитым движением разрезала очищенную картофелину надвое и почти швырнула её в висящий над огнём котелок, едва не расплескав кипяток.       — Нет. Такие, как я, Братьям Дури без надобности, — зло процедила она, срезая кожуру со следующей картофелины так, словно это был не безобидный овощ, а, по меньшей мере, лицо врага. — Живой в своё время оставили — и то радость…       — Братья… дури? — слегка недоверчиво переспросила Селвени.       — Ага. Из-за таких вот… — Алва запнулась, явно проглотив какое-то ругательство, — нас, нордов, и считают тупыми берсерками, способными только мёд глушить, да топорами махать. И Ульфрик… — злополучная картофелина вдруг раскрошилась в судорожно сжатых пальцах.       Алва моргнула, уставившись на размозжённый в рыхлую мякоть овощ в руке, и отшвырнула картофелину куда-то в сторону выхода. В ответ из темноты донеслось недоумённое взрыкивание Башнага, но, не обнаружив угрозы, орк снова затих, прислонившись к стене пещеры, как настоящий страж, и почти слившись с ней в полумраке. Только синеватые всполохи, изредка расцветавшие то тут, то там на мёртвой плоти, да чуть более яркое свечение из-под полуприкрытых век выдавали его расположение.       — Расскажи мне, — неожиданно даже для себя попросила Селвени.       — Зачем тебе это? — остро глянула на неё исподлобья Алва.       — Мне… интересно, — честно призналась Селвени. — Завтра наши пути наверняка разойдутся, чтобы больше никогда не пересечься, и я останусь одна. Не то чтобы меня тяготило одиночество, — она криво усмехнулась, покосившись туда, где, почти невидимый в темноте, замер в карауле Башнаг. — Но сегодня мне почему-то хочется поговорить. Выслушать историю совершенного незнакомца, поделиться в ответ своей… странное желание, но… — нервно передёрнув плечами, она умолкла.       — Нет никакой истории. — Алва поджала губы. — О маркартской резне слыхала? Мне было восемь, когда это произошло. Но я до сих пор помню кровь на стенах Сухой Стороны, — жёлтые ястребиные глаза затуманились, вглядываясь в прошлое, голос упал до свистящего полушёпота, — помню изрубленных мертвецов на улицах и в каналах, мужчин и женщин — их просто запретили убирать — грызущиеся за них стаи собак и злокрысов… и мух. Я никогда и нигде в Скайриме не видела столько мух — жирных, блестящих, сверкающих на солнце изумрудной зеленью или синевой перекалённой стали. Они были везде — роились над высохшими кровяными лужами, ползали по трупам… кружили над живыми. И жужжали. В Маркарте никогда не бывает полной тишины — наследие двемеров всё ещё работает. В безветренные дни над ущельем слышен рокот машин из-под скал… А тогда… Тогда этот рокот полностью заглушило жужжание мух…       Селвени передёрнуло — даже при том, что некромантия быстро отучает от излишней брезгливости, картинка представлялась не слишком… вдохновляющая.       Желудок скрутило очередным спазмом. Посмотрев на котелок и на очередную неочищенную картофелину в руках собеседницы, она запустила руку в мешок с овощами и, выудив здоровенную рыжую морковку, принялась срезать с неё кожуру — иначе приготовление похлёбки грозило затянуться надолго. А есть, несмотря ни на что, всё же хотелось. И хотелось именно жидкого и горячего — тело, обрадованное тем, что хозяйка наконец вспомнила про еду, недвусмысленно намекало, что неплохо бы ещё...       — Моих родителей убили у меня на глазах, — тихо, монотонно продолжила Алва. — Отца распяли на стене его же лавки и вспороли живот, а мать… мать пустили по кругу. Там же. Я до сих пор помню её крики…       Селвени невольно поёжилась, в красках представив себе описанную картину.       — Я же, — Алва говорила все так же монотонно, и от этого почему-то было не по себе, — на своё счастье, была слишком мала, чтобы послужить ещё одной игрушкой для оравы разгорячённых мужиков. И слишком взрослой, чтобы меня можно было без затей пристукнуть об стену, как это сделали с едва начавшим ходить сынишкой одного из наших соседей-ричменов… И потому выжила. А когда бунт подавили, меня отправили в «Благородный сиротский приют» в Рифтене.       — «Благородный сиротский приют»? — вскинулась Селвени.       — Да, — кивнула Алва, переведя на неё мгновенно прояснившийся взгляд. — Ты, помнится, говорила, что у тебя там ребёнок?       — Да, дочка, — Селвени не удержалась, чуть слышно всхлипнула. — Моя Савела… Это за ней я отправилась в Рифтен перед тем, как Башнаг меня изгнал из своего круга. Савелу отослали в приют, когда меня обвинили в некромантии, а я… мне пришлось бежать, чтобы не погибнуть.       Алва понимающе кивнула.       — Это было около года назад. Я тогда прибилась к Башнагу, — Селвени шмыгнула носом и сердито вытерла мокрые щёки рукой с по-прежнему зажатой в ней морковью, — но все равно думала о Савеле каждый день. И я сбежала, хотела её найти и тайно забрать. Но… Но она пропала! Её отправили в другой приют, удочерили или… — она задохнулась от ужаса, судорожно глотая застывший в горле комок.       — Мне пришлось вернуться сюда, — справившись с собой, продолжила Селвени, — больше идти мне было некуда, а тут я думала переждать немного и продолжить поиски. Но Башнаг заметил моё отсутствие и с чего-то решил, что я хочу его продать талморцам. Когда я вернулась, он проклял меня и изгнал. Дальше ты знаешь.       Словно отозвавшись на своё имя, мертвец вдруг выступил из темноты, посверкивая синими глазами на свирепой физиономии. Однако Алва вновь отправила его стеречь выход. Сопроводив на этот раз приказание потоком такой отборной брани в адрес «тупой падали», что у Селвени запылали уши.       — А как ты вообще решила заняться некромантией? — вдруг спросила она.       Селвени привычно ощетинилась было, уже приготовившись сказать что-нибудь колкое, вроде: «А сама-то»… Но осеклась.       Выдохнула. Сглотнула, выталкивая из горла снова мгновенно возникший комок. И заговорила — медленно, почти выдавливая каждое слово:       — Всё началось, когда погиб мой муж…       Рассказывать о себе оказалось неожиданно тяжело. Слишком больно было это вспоминать, даже теперь, спустя несколько лет после случившегося. Горло то и дело перехватывало спазмами сдерживаемых рыданий, но Селвени упрямо продолжала говорить. Этой частью своего прошлого она делилась впервые — Башнага такие вещи не интересовали вовсе, а остальные, может, и выслушали бы, но у Селвени ни разу не возникло желания кому-то из них открыться. А сейчас, казалось, с каждым произнесённым словом где-то внутри что-то расслабляется. Что-то, что было напряжено так сильно и так больно, словно стянутое судорогой. Возможно, дело и впрямь было в том, что назавтра их с Алвой пути разойдутся… А может, ей просто нужен был именно такой собеседник — молчаливый, слушающий внимательно, но без осуждения. И без унижающей жалости.       — У нас, данмеров, всегда были особые отношения с мёртвыми. И когда… когда он… — Селвени в очередной раз кашлянула, прочищая горло. — В общем, я так и не смогла смириться. Стала искать все возможные сведения о данмерской некромантии. Но… все, кто… знал, что делать и как, чтобы заставить… вернее, не заставить, а уговорить душу… ушедшего... вернуться... Их не было. Не в Скайриме. Возможно, такие остались в Морровинде, — она криво и невесело усмехнулась. — Но у меня не было столько золота, сколько просили за поездку в Блэклайт. Да и там как-то жить надо было… и Савела. В общем, отчаявшись познать некромантию данмерскую, я обратилась некромантии классической. Да, — кивнула она на красноречивый взгляд Алвы, — я довольно скоро поняла, что это совсем другое, не имеющее ничего общего с тем, что мне было нужно, но… я увлеклась. И, видимо, чем-то себя выдала…       — А почему ты не обратилась в Коллегию? — внимательно разглядывая в свете очага пару вымытых деревянных мисок, поинтересовалась та. — Они там, конечно, все Шеогоратом целованные… а некоторые и не по одному разу, но к некромантии, насколько я знаю, относятся довольно… — она замялась, подбирая подходящее слово, — спокойно. То есть официально, конечно, не одобряют — оно и понятно, после Обвала местные магов Коллегии не жалуют, а за бегающих по Винтерхолду мертвецов и вовсе всех на вилы поднимут — но по факту никому нет дела до чужих исследований, какими бы они ни были. Главное, прибирать за собой. Ну и чтобы никто посторонний не наткнулся на… результаты опытов.       Селвени задумалась.       — Мне они показались излишне… заносчивыми, — неохотно призналась она.       — Приблаженные они, а не заносчивые, — фыркнула Алва, разливая по мискам приготовленную с горем пополам похлёбку. — Ну, разве что альтмеры… Но те, как говорится, по жизни такие. И то не все.       Селвени осторожно кивнула, подумав, что та имеет в виду своего отца.       — Например, Фаральда — мастер разрушения, — неожиданно продолжила свой монолог Алва. — Самая доброжелательная альтмерка, которую я встречала. Без этого их высокомерия.       Селвени вспомнила свою единственную попытку устроиться на обучение в Коллегию.       — Это такая невысокая, молодая совсем?       — Нет, — тихо рассмеялась Алва. — Фаральда вполне нормального для альтмеров роста и не такая уж молодая. Тебе, похоже, не повезло наткнуться на Нирию — вот она да, то ещё… сокровище. Большим самомнением она, видимо, малый рост компенсирует. Но она там одна такая. Хотя есть ещё Анкано… Талморец, — она неприязненно поджала губы. — Вроде как советник у архимага. Но ты не нордка, в поклонении Талосу тебя вряд ли можно будет заподозрить. Это на меня он косо посматривал…       — Да уж, — хихикнула Селвени.       — Так что попробуй ещё. Коллегия — это всё-таки почтенная организация. Там и за девочкой найдётся кому присмотреть. Не то что тайный ковен, который за золото будут пытаться вырезать разные… наёмники.       — Ты не представляешь, сколько их до тебя было, — фыркнула Селвени.       — Ну, я хотя бы могу представить, что с ними стало, — криво усмехнулась Алва.

* * *

      Утром в пещере не оказалось ни Алвы, ни Башнага. Тела остальных членов ковена тоже исчезли, оставив после себя только пятна крови. Зато в углу возле входа обнаружилась большая куча жирного пепла — того самого, что остаётся, едва развеивается заклинание поднятия. Видимо, Алва просто поднимала мертвецов по одному-двое и загоняла в угол, чтобы не загаживать всю пещеру.       С одной стороны, такая практичность Селвени даже понравилась — рано или поздно трупы начали бы разлагаться. В пещере стало бы просто невозможно находиться, не говоря уже о том, что на запах мертвечины наверняка пришли бы хищники, а она сама по-прежнему была не способна дать им отпор… С другой — огорчало, что столько материала для исследований было просто уничтожено. Пришлось утешаться тем, что для неё этот «материал» сейчас все равно был бесполезен. И напоминать себе, что этих людей и меров она ещё совсем недавно звала по именам и ела с ними из одного котла. Было бы нехорошо использовать их в качестве зомби. Впрочем, последний аргумент работал откровенно слабо — Селвени точно знала, что, попади бывшим товарищам в руки её собственный труп, он оказался бы на столе без промедлений. И угрызения совести их бы не мучили. Да что говорить, в других обстоятельствах её саму они тоже не мучили бы! Того же Башнага она бы уложила на алтарь с особым удовольствием… Но надо же хоть чем-то утешаться?       А Алва хороша. Мастер Колдовства, надо же… и это нордка. Ладно, пусть полукровка, но воспитывалась-то она все равно нордами. И в бою предпочитает сталь магии. Хотя… Селвени, вспомнив чёткий привычно-небрежный взмах руками при сотворении заклятия «Мёртвый трэлл», ощутила некоторую профессиональную зависть — сама она этим заклинанием не владела. Никто из их ковена не владел — Башнаг, конечно, показывал кое-что, но всеми своими умениями не делился. Представив, как Алва такими же небрежными жестами поднимает трупы, сгоняя их в угол возле входа, Селвени тихонько вздохнула. Может, действительно, пойти в Коллегию? До Красного года там обучалось много данмеров, в основном из Телванни. Значит, оно того стоило… Да и сейчас, если судить по Алве, там дают неплохие знания. Но сначала надо найти Савелу. Или хотя бы узнать, что с ней стало…       Селвени отдыхала уже второй раз — заклятие ублюдка Башнага даже после его смерти неохотно оставляло свою жертву, да и долгая голодовка не осталась без последствий, пусть и слегка сглаженных парой полноценных кормёжек — когда со стороны входа донеслось цоканье подков, сменившееся тяжёлыми уверенными шагами. Она сперва замерла, судорожно прикидывая, где может спрятаться от пары воинов — судя по топоту, в пещеру вошли двое — потому что о сопротивлении в её состоянии не могло быть и речи… а потом облегчённо вздохнула и расслабилась.       — Я думала, что ты не вернёшься, — сказала она.       — Я привыкла доводить начатое до конца, — хмуро отозвалась Алва, подойдя ближе.       Башнаг, нагруженный здоровенным мешком, топал следом — мокрый и обряженный в пластинчатую броню, сделавшую его почти неотличимым от живого. Не хватало только шлема, но на орочью клыкастую морду не всякий шлем натянешь. Селвени хмыкнула — она-то думала, что и он остался в той куче пепла…       — И как тебя встретили местные? — полюбопытствовала она.       — А они даже не поняли, что это мертвец, — ухмыльнулась Алва. — Особенно после того как я его прополоскала. К тому же я оставила его за окраиной. Пришлось, правда, поторопиться с покупками, чтобы он следом не припёрся. И не взбесился — мне так пару раз с собственными атронахами сражаться пришлось, — пояснила она, — призыв-то бессрочный, но подчиняющий компонент заклинания нестойкий. Пока атронах рядом — все хорошо, но если оставить его где-нибудь надолго или отойти слишком далеко, то по возвращении можно нарваться на неприятный сюрприз.       С горем пополам отобрав у мертвеца мешок, Алва, пыхтя и бранясь, подтащила его поближе к кострищу.       — На несколько дней этого должно хватить.

* * *

      Смирная гнедая кобыла неторопливо цокала подкованными копытами по обледенелой брусчатке старой дороги, проложенной ещё в прошлой эре. А может, даже раньше, если судить по гигантским стелам с орлиными головами, подпирающим хмурые небеса по обе стороны ущелья. Покачивающаяся в седле Селвени с интересом разглядывала медленно проплывающие мимо каменные стены, время от времени переводя взгляд на спину идущей впереди Алвы. Для похода та облачилась в добротную пластинчатую броню — того же типа, в которую несколькими днями ранее обрядила труп Башнага, сейчас неутомимо топающий следом. Хотя с чего бы мертвецу утомляться?       А вот сама Селвени была бы не против небольшой передышки — верховая езда не числилась среди её умений и, несмотря на довольно плавный шаг лошади, зад ощутимо побаливал. И поясница. И внутренняя сторона бёдер, непроизвольно сжимающихся из-за страха утратить непрочное равновесие. С другой стороны, если бы ей пришлось идти своими ногами, то они до сих пор никуда бы не ушли из Южного Святилища — Селвени по-прежнему уставала слишком быстро. Это бесило — до злых слёз и злых слов. Будь у неё возможность колдовать, ублюдок Башнаг уже давно обратился бы жирным пеплом. И плевать, что душа его давно отправилась в Обливион, а это всего лишь труп… Будь у Селвени возможность колдовать, Алва… А что Алва? Она стоически терпела её истерики, молча выслушивала бессильные проклятия и пустые угрозы… И так же молча ставила перед ней миску с похлёбкой, когда приходило время поесть. Всякий раз, выплеснув злость на собственное бессилие, Селвени испытывала жгучий стыд, но извиниться… Единственную попытку попросить у Алвы прощения та отмела одним небрежным жестом:       — Забудь.       — Но я кричала на тебя… — сквозь стиснутое стыдом горло пыталась выдавить Селвени. — А на самом деле я…       — Я знаю, — спокойно кивнула та. — Никто не любит быть слабым. И никто не любит выглядеть слабым.       Селвени в ответ едва сумела выжать слабую улыбку, разрываясь между стыдом и благодарностью. В тот миг в её мыслях впервые мелькнуло сожаление о том, что вскоре им придётся расстаться: как только заклятие Башнага окончательно спадёт, и она сможет сама о себе заботиться, Алва уйдёт. Впервые с момента смерти мужа Селвени захотелось, чтобы рядом кто-то был. Кто-то близкий, а не так, как в ковене, где каждый был сам за себя, и никто никому по-настоящему не доверял. Кто-то… как Алва.       Селвени вновь бросила взгляд на спину ведущей кобылу в поводу Алвы и тихонько вздохнула: насколько все было бы проще, будь та мужчиной… Сама-то она прекрасно отдавала себе отчёт, какого рода чувства начинает испытывать к своей спасительнице: прикосновения Алвы, помогающей ей взобраться на кобылу или, наоборот, спуститься на землю, будили давно позабытое томление в груди, а от добродушно-подтрунивающего «иди сюда, подруга ты моя немощная» от живота вниз по бёдрам всякий раз растекалась сладостная дрожь. Подруга… Понимала ли Алва, какое воздействие оказывает это её обращение? Осознавала ли, что бёдра Селвени, осторожно массируемые ею после каждого недолгого, но утомительного перехода, сводит не запоздалая судорога, а жгучее желание? Что губы искусаны почти до крови не от боли, а в попытках сдержать стоны наслаждения и мольбы о большем?.. Что, сползая с лошади, Селвени цепляется за неё не от слабости, но стремясь хоть на несколько мгновений прижаться к ней — такой близкой… и такой недосягаемой.       — Привал, — объявила вдруг Алва. — Мы уже в Рифте.       Селвени уже привычно съехала с седла кулём в подставленные руки. Постояла несколько мгновений, уткнувшись лбом в холодный нагрудник кирасы и отстранилась, преодолевая желание обнять и прижаться крепче.       — Сегодня, мне, кажется, немного лучше, — заметила она.       Огляделась. За спиной высились заледенелые скалы, впереди, в отдалении, золотилась берёзовая роща. И вправду Рифт… В груди кольнуло от предчувствия скорого расставания. До Рифтена осталось не больше недели пути, даже если они будут передвигаться с той же скоростью и останавливаться на привалы так же часто…       Украдкой поглядывая на красиво очерченные губы Алвы, она невольно представляла, каковы они на вкус. А небрежно заплетённые в косы светлые волосы хотелось распустить — чтобы рассыпались по плечам пшенично-золотой волной — зарыться в них обеими руками, притянуть Алву к себе, наслаждаясь изумлением в глазах, и целовать, целовать до умопомрачения… ласкать и принимать ответные ласки… От немедленного, прямо сейчас же, воплощения этих грёз её удерживало только одно: страх увидеть, как в этих невозможных, не-людских и не-эльфийских глазах изумление сменяется не ответным желанием, а брезгливостью и отвращением. Страх, что Алва мгновенно отстранится, оставаясь рядом лишь потому, что «привыкла доводить начатое до конца», чужая и холодная. И, как только они прибудут в Рифтен, отправится прочь, едва ли утрудив себя равнодушным прощанием. Ох, насколько все было бы проще, будь Алва мужчиной…       Ночевать решили в брошенной избушке ядодела. На род занятий прежнего хозяина указывал алхимический стол, весь во въевшихся пятнах от зелий, и небольшая делянка, засаженная ядовитыми растениями: Селвени уверенно опознала только ядовитые колокольчики, фиолетовые звёздочки паслёна да жёлтые, точно восковые, шарики бесовских грибов — в Южном Святилище последние росли в изобилии. Алва же, окинув небрежным взглядом делянку, сердито сплюнула:       — Из этой дряни только отраву варить, — процедила она. — Ядодел тут хозяйствовал, как есть ядодел.       В том, что именно «хозяйствовал», они убедились очень быстро — заметённые в распахнутую ветром дверь листья и толстый слой пыли повсюду намекали на то, что хозяина нет уже довольно давно. А последняя запись в небольшой тетради, найденной на столике возле узкой кровати, была датирована серединой позапрошлого месяца. Судя по ней, у ядодела начали подходить к концу ингредиенты, и он собирался их пополнить у некоего Элгрима в Рифтене. И ждать его возвращения уже, пожалуй, не стоило — все сроки, как ни считай, давно вышли…       Впрочем, на полках, помимо ядовитых алхимических ингредиентов, отыскался и вполне пригодный в чай собачий корень, а высокая плетёная корзина возле двери, ведущей на крошечный задний двор, была доверху наполнена крупными клубнями картофеля, не успевшими ни позеленеть, ни слишком уж сильно завянуть.       Алва, осмотревшись, отправилась на охоту. А вернувшись, предложила задержаться на пару дней. Селвени, успевшая в её отсутствие кое-как перетряхнуть постель и сварить похлёбку из найденных в избушке овощей, глянула на перекинутую через спину кобылы тушу небольшого оленя — и согласилась. С одной стороны, мысли о дочери, чья судьба оставалась неизвестной, гнали вперёд — доехать, узнать, найти… Но с другой — запасы еды подходили к концу, и пополнить их совсем не мешало. Да и просто отдохнуть и привести себя в порядок — тоже. Простое платье, сменившее привычную робу, нуждалось в стирке, а сама Селвени мечтала помыться. Смыть грязь, лошадиный пот… К тому же у неё начались регулы, что тоже добавило неудобств. Особенно при езде верхом. Так что предложение Алвы было весьма кстати. Единственным неудобством оказалась кровать — слишком узкая для двоих. Но Алва решительно устроила лежанку прямо на полу.       — Тут тепло, не застужусь, — пояснила она в ответ на изумление Селвени. — В Маркарте даже кровати каменные. Нужно много шкур, чтобы было тепло и мягко. А тут пол дощатый — уже теплее будет, чем стылый камень.       — А может, лучше… — начала было та.       — Не лучше, — отрезала Алва. — Не уснём мы на одной кровати. Тесно, да и… — она махнула рукой и резко отвернулась.       Селвени прикусила губу — показалось или бледные щеки Алвы действительно порозовели? И что это было — отблеск огня из очага? Или… Сердце заколотилось, как сумасшедшее от одной только тени надежды.

* * *

      Ледяной шип, прилетевший из кустов, стал для Селвени неприятной неожиданностью. Алва же, напротив, словно только того и ждала — мгновенно сотворила оберег, прикрывший и её саму, и идущую следом кобылу. Но нападать в ответ не спешила. Башнаг же сомнениями не терзался — рванул вперёд, что-то глухо рыча и вскинув руки с пылающими в ладонях заклинаниями: даже после смерти он оставался очень сильным магом. Несколько огненных шаров, запущенных в злополучные кусты — и из них с хриплой бранью вылетела средних лет бретонка в потрёпанной и дымящейся робе, чей цвет не оставлял сомнений — перед ними ещё одна адептка искусства поднятия мёртвых.       — Стой, дура! — рявкнула Алва, свернув оберег и формируя на ладони фиолетовый шар заклятия упокоения. — Замри, чтоб тебя!..       В ответ некромантка послала её в Обливион, продолжая отбиваться от наседающего Башнага. Недолго, впрочем — Алва, улучив момент, приложила его приготовленным заклятием и тот рухнул на брусчатку дороги, загрохотав доспехами так, что с окрестных деревьев с воплями сорвались птицы.       Некромантка повернулась к Алве, настороженно следя за каждым её движением сузившимися глазами. Ладони её по-прежнему сияли синевой льда. Но Алве, казалось, было наплевать.       — А скажи мне, сестра по искусству, — мягко промурлыкала она, — с чего тебе вдруг взбрело напасть?       Глаза некромантки удивлённо раскрылись. Потом снова сузились.       — Чьи? — коротко каркнула она.       — Ковен Башнага, — неохотно сказала Селвени, лихорадочно пытаясь понять, что за игру затеяла Алва.       А та веско добавила:       — Бывший ковен.       Некромантка смерила взглядом спешившуюся Селвени, потом Алву… Погасила заклятия.       — Бывший? — всё так же хрипло переспросила она.       — Верно, — кивнула Алва. — Спятил Башнаг, своих же решать удумал. Так что нет больше ковена. И Башнаг… вон он, — она кивнула на лежащий на дороге труп орка.       — А вы? — снова сузила глаза некромантка.       Селвени промолчала, предоставив говорить Алве — та явно знала, что делала, не стоило ей мешать.       — А мы мимо идём, — пожала плечами та. — Башнага поднимем и пойдём. Делить нам нечего.       — Оставьте, — проговорила, помолчав, некромантка. — Впереди форт, дорога патрулируется.       Попрощавшись с ней и условившись о способе связаться, если возникнет желание примкнуть к ковену, они направились по дороге дальше. До Рифтена оставалось около двух дней пути.       Селвени не могла сдержать улыбки, вспоминая, как та поднимала труп Башнага: мастерское заклинание «мёртвого трэлла» она создавала, чуть рисуясь, явно желая показать, каких высот достигла… но Селвени не могла не вспомнить, как это же заклинание при ней создавала Алва. И у неё выходило куда более… изящно.       — А ты хотела бы вступить в их ковен? — решившись, спросила Селвени, когда так и оставшаяся безымянной бретонка с Башнагом остались далеко позади.       Алва пожала плечами.       — На самом деле — нет. Умение поднимать мертвецов… оно полезно, конечно. В одиночку шастать по дорогам Скайрима рискованно. А таскать с собой компаньона…- в её голосе зазвучало раздражение. — Я пробовала. Сначала они требуют долю добычи… нет, это-то как раз правильно… Но потом они начинают тянуть лапы к телу! — раздражение сменилось отвращением. — А я нанимала их не для того, чтобы… — она резко осеклась. — А бабы-наёмницы просто дохнут. Не в первой, так во второй стычке. Да так по-глупому, что… — она мотнула головой. — Ровно проклял кто… Так что мне проще поднять головореза покрепче — жрать не просит, лапать не лезет, на добычу не зарится… и дерётся, как бешеный: пока хребет цел, а руки-ноги на месте, ему всё нипочём — в отличие от живых наёмников... Полезная скотина, в общем. Только что дохлая. А остальное мне до свечки. Извиняй, подруга, если что не по тебе.       Селвени невольно улыбнулась. Практичный подход Алвы к некромантии её ничуть не задел. Напротив, этот подчёркнуто крестьянский подход к тому, что её «собратья» из ковена высокопарно называли «искусством», ей… нравился. Ведь в этом была вся Алва.       — Тогда зачем ты… — договорить Селвени не успела — кобыла споткнулась, и она резко качнулась вперёд, судорожно цепляясь за луку седла.       Упасть ей не грозило, благодаря всё той же Алве, заботливо подтянувшей стремена так, чтобы сидеть было удобно. Но разбить нос о конскую шею — тоже невелика радость. Уже бывали случаи.       Алва остановилась и посмотрела на неё.       — Я подумала, — негромко сказала она, — что этого можешь хотеть ты.       — Я не хочу, — вскинула голову Селвени.       Ответ вышел слишком резким, гораздо резче, чем она хотела… и, похоже, гораздо резче, чем следовало — Алва пожала плечами и отвернулась, бросив равнодушно:       — Дело твоё.       Потянула кобылу за повод и пошагала вперёд.       Селвени закусила губу, глядя ей в спину. Осознание собственной неправоты было мучительным — Алва просто проявила присущую ей прозорливость и своеобразную заботу. Потому что взяла на себя ответственность за её, Селвени, благополучие, и потому что «привыкла доводить начатое до конца»… Но и её терпение имело границы.       Селвени вдруг с ужасом и стыдом осознала, что в последние разы принимала великодушное отношение Алвы к её вспышкам как нечто само собой разумеющееся. Как должное. Да, она старалась не быть бесполезной обузой, но… Но, если она хочет — нет, не добиться взаимности, надеяться на такое было бы слишком смело — сохранить симпатию Алвы к себе, следует извиниться. Немедленно.       — Прости, — выдавила она. — Я не хотела тебя обидеть. Я понимаю, ты хотела помочь, но… я просто действительно не хочу вновь вступать в ковен некромантов. Ни в какой не хочу.       «Зачем мне ковен, если рядом не будет тебя?» — хотелось крикнуть ей.       Алва тяжело вздохнула и остановилась. Повернулась.       — Я не сержусь. Мне и вправду стоило сперва спросить, — ровно ответила она. — Но… а, пустое, — она махнула рукой и потянула лошадь за повод. — Давай лучше чуток ускоримся. Рифт поддерживает Ульфрика с его Братьями Ду… Братьями Бури, так что в форте нам вряд ли стоит ночевать. Убить не убьют, но… Сама понимаешь.       — Может, не стоило оставлять Башнага? — осторожно спросила Селвени.       — Стоило, — отрезала Алва. — Опознай кто в нем поднятого мертвеца — и все. Повезёт, если сразу убьют. А не повезёт — всё равно убьют. Потом. А до того — сломают или отрубят руки и будут пялить всей оравой. Долго и с придумкой: с ведьмой… — она запнулась, — с некроманткой нежничать не надо, наоборот, можно дать себе немного воли… главное, чтобы следующим досталось. А потом можно просто глотку перехватить, если шевелиться ещё будет…       Селвени поёжилась. Было что-то очень личное в том, как об этом говорила Алва. Эта её запинка… Селвени, пожалуй, догадывалась, откуда она всё это знает. Но спрашивать не осмелилась. И подавила желание слезть с конской спины и обнять Алву, делясь с ней теплом… Если та считает, что надо бы поспешить, то вряд ли её обрадует неожиданная остановка. Да и кто знает, как она отнесётся к объятиям. До этого Селвени удавалось прикрываться слабостью, хотя с каждым днём это было все труднее. Нет, приступы слабости всё ещё случались, но редко и далеко не такие сильные, как она пыталась показать. И Алва, похоже, начала что-то подозревать — Селвени уже не раз ловила на себе её задумчивый взгляд. Нет уж, лучше потерпеть.       Вот только день-два — и они будут в Рифтене. Она узнает, где теперь её малютка Савела, а Алва… не уедет же она сразу?       Или уедет?

* * *

      Оказалось, что у Алвы в Рифтене есть дом — небольшой, но уютный... и с удобным выходом за город. Или входом в него — они так и вошли, минуя стражу у ворот. Внутри их встретила крепкая девица-нордка, кинувшаяся хлопотать при виде Алвы. Хускарл, как пояснила та. Приведя себя в порядок после дороги и отдохнув, они отправились в «Благородный сиротский приют».       Рифтен был таким же, каким его запомнила Селвени — пропахшим рыбой и мёдом и обманчиво-радушным. Она чувствовала себя тенью рядом с Алвой, с которой здоровались стражники, окликали торговцы и горожане. Её же словно не видели… но Селвени это вполне устраивало.       Грелод Добрая, владелица приюта, их приходу не обрадовалась.       — Мы не отдаём детей всяким проходимцам, — сходу заявила она.       — Дело ваше, — мирно улыбнулась Алва, предупреждающе сжав руку Селвени. — Но нас интересует только один ребёнок. Около года назад в ваш приют попала девочка. Данмерка, Савела Нетри. Припоминаете такую?       — Ну, может, и была, — презрительно отозвалась Грелод. — Да, была… недолго. Мелкая дрянь сбежала. Украла мой кошелёк и сбежала! — выплюнула она.       Скрипучий голос Грелод, похожий на скрежет железа, терзал разум и душу. Селвени, оцепенело смотрела на её злобно кривящийся морщинистый рот, на жёлтые крупные зубы, между которыми мелькал похожий на отвратительного червя язык, и не понимала ни единого слова. Не могла. И не хотела — Савела, её домашняя девочка, просто не могла так поступить… Она судорожно закусила кулак, чтобы не закричать, и отвернулась… И увидела стоящую в дверях молодую красивую имперку, потрясенно глядящую на Грелод.       Гнев вскипел внутри, мгновенно высушив подступившие слезы. Старуха лгала — нагло и с откровенным наслаждением. Не было ни побега, ни удочерения, как ей сказали в прошлый раз — Савела просто пропала и было нетрудно догадаться, почему. Кончики пальцев зазудели от разгорающегося на них огненного заклинания…       Очнулась Селвени уже на улице, перед входом в приют. Рядом стояла Алва, тревожно вглядываясь в её лицо.       Селвени моргнула.       — Я не… я… — слова не шли.       — Всё хорошо, я успела вовремя, — самыми кончиками губ улыбнулась Алва. — Иначе сюда бы уже спешили стражники со всего Рифтена.       Селвени покачнулась. С ненавистью посмотрела на двери приюта, на облупившуюся надпись над входом…       — Савела не могла… Она… она не могла, — боль и отчаяние от понимания, что с Савелой, её маленькой девочкой, произошло непоправимое, душили её, путали мысли, заставляя беспомощно лепетать.       Но Алва только кивнула:       — Я поняла. Та имперка, помощница… она что-то знает. Надо как-то с ней встретиться.       Устроить встречу с помощницей Грелод собралась Алва. Селвени же предстояло ждать в доме Алвы, «Медовике». Ждать было невыносимо — все мысли Селвени были о Савеле. Она корила себя за то, что так долго тянула с поездкой — и тогда, и сейчас — что, увлёкшись Алвой, редко вспоминала о дочери. Она дрянная мать — мечтала об утехах, когда стоило волноваться о ребёнке. Не утешало даже понимание, что Савела пропала — Селвени даже в мыслях не могла признать то, что, похоже, случилось с дочерью — ещё до первой попытки забрать её из приюта. Отвлечься не помогла ни библиотека, ни отменная зельеварня в подвале... А Алва все не возвращалась — ни с новостями, ни без них.       Устав ждать, Селвени поднялась наверх. Девица-хускарл смерила её хмурым взглядом, но всё же предложила чем-нибудь подкрепиться. От мысли о еде Селвени затошнило, но от кружки мёда она не отказалась. Особой любви к нему она не испытывала, просто втайне надеялась, что хмель слегка притупит сжигающие её эмоции.       Хвалёный «черновересковый» мёд был невкусным и каким-то… водянистым. Селвени одолела лишь половину кружки, прежде чем её вновь замутило. Оставив кружку на столе, она поспешно вышла наружу.       Прохладный и свежий — весьма относительно, конечно, — воздух помог унять тошноту. Какое-то время Селвени просто стояла, закрыв глаза и опёршись на бревенчатую стену дома, и размеренно дышала, отстранённо чувствуя, как разум медленно заволакивает туман, притупляющий эмоции. А когда открыла глаза — первым, что она увидела, была стоящая напротив Алва, смотрящая на неё с неприкрытым беспокойством.       Тем же вечером в дверь кто-то тихо поскрёбся. Алва открыла сама, впуская уже знакомую имперку из приюта. А ещё через полчаса они были на рифтенском кладбище. Точнее — за ним.       — Они даже не похоронили её как положено, — всхлипнув, Селвени дрожащими пальцами коснулась маленького безликого холмика, показанного Констанцией Мишель — той самой помощницей Грелод. — Просто... просто прикопали её здесь, за оградой... как собаку!       Стоящая чуть позади Алва сочувственно вздохнула.       — Я достану эту тварь, — ожесточённо процедила Селвени. — Чтобы она больше никому... никогда... — она захлебнулась рыданиями.       Тёплые руки легли на плечи, мягко потянули вверх...       — Тише, тише, — прошептал прямо в ухо голос Алвы, крепко прижимающей её к себе. — Она получит своё, обещаю. Слышишь? Не плачь, нейль аск кро... нейль аск нагадинок...       Селвени тихо ахнула: от последних слов, произнесённых на незнакомом наречии — не нордском и не сиродильском — внутри что-то затрепетало, отозвавшись в костях низким гулом.       — Что это было? — потрясенно выдохнула она.       — Потом как-нибудь скажу, — уклончиво ответила Алва, выпуская её из объятий.       Она не стала настаивать, всё ещё поглощённая ощущениями от странных слов: в них чудилось и буйство жизни, и искрящаяся мощь магии, и ледяной холод смерти — привычный, почти покорный... свой.       — Мы достанем её, — вновь сказала Алва.       Селвени поверила. Потому что хотела поверить. Потому что не могла не верить той спокойной уверенности, что звучала в голосе Алвы. И запоздало вспомнила, что та тоже некогда жила в «Благородном сиротском приюте».       — Почему она тебя не узнала?       Алва усмехнулась.       — Потому что не может и помыслить, что кто-то из тех, кому она годами внушала, что они ничтожества, мог чего-то добиться.       Селвени вспомнила детей из приюта — тихих, запуганных, почти сломленных. Действительно, поверить в то, что стоящая перед ней гордая воительница была когда-то такой же забитой девчонкой было невозможно...

* * *

      Застать Грелод за стенами приюта у них не вышло — за месяц, что они пробыли в Рифтене, на улице она показалась всего однажды: торопливо прошмыгнула сквозь толпу в замок ярла и вскоре так же поспешно вернулась обратно, мёртвой хваткой сжимая в костлявом кулаке кошель с деньгами. И всё — закупки делала уже Констанция, взяв в помощь пару мальчишек постарше. Прочими делами занималась тоже она.       — Как вообще дети попадают в приют? — спросила однажды Селвени. — Савелу... — она запнулась, но заставила себя договорить, — Савелу забрала стража...       — Меня тоже, — хмуро ответила Алва. — Когда восстание Ульфрика подавили, всех сирот приказом ярла посадили в телегу и отвезли в Рифтен. Сама Грелод ни за кем не езди... ла... — она нахмурилась сильнее, о чем-то задумавшись. — Хотя... Война. Сирот много, везти не с кем...       — Мне нужно уехать, — сказала она через пару дней, в течение которых тоже где-то пропадала. — Есть одна мысль...       — Куда? — спросила Селвени.       — В Винтерхолд. Есть там один... я должна ему кое-что отдать. Посох, который он когда-то продал Башнагу — за ним я тогда и пришла... А заодно кое-что куплю.       Отъезд Алвы дался Селвени тяжело. Заняться было нечем — книг надолго не хватило, а в алхимии и зачаровании она была не сильна. Общение с хускарлом Алвы тоже не задалось. Все, что ей оставалось — гулять по улицам Рифтена, собирая сплетни. О Гильдии Воров, обжившей коллектор под городом, о том, что с началом восстания некому стало гонять хищников, расплодившихся в лесах вокруг... об Алве, оказавшейся ни много ни мало таном местного ярла. И ещё как-то связанной не то с драконами, не то с прежними императорами — этот момент Селвени не поняла, а переспросить постеснялась. Но пришла к выводу, что, сидя в Южном Святилище, многое пропустила. Зашла она как-то и в храм Мары. Долго сидела на скамье, глядя на алтарь... не молилась, нет. Но амулет у жрицы все же купила. На всякий случай.       Ночами тоже было тоскливо. Не потому что Селвени пришлось спать одной: широкая кровать в спальне с первого дня была отдана ей — сама Алва ложилась в каморке хускарла, отправив ту в замок ярла. Селвени не могла понять, как та к ней относится: заботливая, доброжелательная... и совершенно непостижимая.       Во время одной из прогулок она увидела Констанцию, провожаемую к воротам стайкой ребятишек. И узнала, что Грелод пришло письмо из Данстара, с просьбой забрать мальчика-сироту. Обычно детей привозит кто-то из стражи, но ярл Скальд почти всех отослал к Братьям Бури, так что мальчика придётся забирать ей, благо, расходы обещали возместить. Селвени тогда пожалела, что Алва в отъезде — ведь теперь Грелод стало проще выманить из стен приюта. Но только как?       Алва вернулась неделю спустя. И хитро улыбаясь, показала тёмно-фиолетовый кристалл размером с мужской палец. Селвени ахнула:       — Как?       — Если знать места... — улыбка Алвы была похожа на оскал. — А пока — подождём... Скоро придет ещё письмо, — пояснила она. — Такое же, как прошлое, но из Виндхельма. Грелод не устоит: каждый сирота — это прибавка к содержанию от ярла. А уж оплата расходов...       — А она не насторожится?       — Я обещала щедрую мзду, — вновь оскалилась Алва. — От лица управителя, конечно.       — Ты?       — Я. Нет, про детей — правда. И в приюте им будет лучше... без Грелод. Так вот, — продолжила Алва, — она наймёт повозку — пешком долго и опасно, а она труслива. А ты сядешь с ней. Вроде как домой возвращаешься...       — В Квартал Серых? — сообразила Селвени.       — Да. Советую походить по городу якобы в поисках работы. Хотя местные данмеры на Мавен едва не за еду батрачат. Но для отвода глаз самое то...

* * *

      Когда на пятый день пути, уже недалеко от равнин Истмарка, из кустов на дорогу вдруг шустро выползли два огромных морозных паука, Селвени испугалась по-настоящему, завизжав на всю округу. Повозка дернулась и понеслась по ухабам: возница, не раздумывая, стегнул лошадь вожжами, хотя та в этом не нуждалась — испуганно заржав, сходу перешла с неторопливой рыси в галоп... Рядом заголосила Грелод...       А Селвени вдруг заметила знакомый синеватый сполох, пробежавший по панцирю одного из нагоняющих повозку пауков...       Не переставая подвывать, но уже не от страха, а для маскировки, она дождалась, когда повозка подпрыгнет на очередном ухабе, и спрыгнула на обочину, утаскивая Грелод за собой, будто пытаясь удержаться. Это было рискованно — особой ловкостью она не отличалась. Но что было делать, если нужный момент она пропустила, поддавшись испугу?       Приземление отдалось острой болью в щиколотке. Да ещё Грелод, как нарочно, рухнула ей на спину, едва её не переломав. И, тут же вскочив, разразилась бранью:       — Тупица! Как ты посмела тянуть ко мне свой мерзкие серые лапы, дрянь?       Селвени не слушала, ощупывая ногу. Пауки пробежали мимо, преследуя повозку. Вблизи они уже не казались живыми — панцири были тусклыми и в пятнах, а головогрудь одного была вовсе разрублена. Хотя Грелод явно ничего не заметила, поливая бранью Селвени. Пока та, убедившись, что нога цела, не отвесила ей пощёчину:       — Заткнись.       Грелод умолкла мгновенно. И вдруг побелела от ужаса, глядя на Селвени: видимо, вспомнила её... и осознала, что они тут вдвоём. Ближайший посёлок, Камень Шора, они проехали вчера, а здесь... если кто и найдётся, ей не поможет. А та не смогла удержать предвкушающую улыбку...       — Здравствуй, дорогая Грелод, — раздался голос неслышно подошедшей Алвы, за которой следовали вернувшиеся пауки.       Грелод вскинулась, но тут же сникла. А та издевательски пропела:       — Благодарю за мое детство — без тебя оно было бы счастливым. Помнишь меня? — участливо спросил она.       Помнила — это было видно по полному ненависти взгляду.       — Может, хоть сейчас скажешь честно, что стало с Савелой Нетри?       — Хотя мы и так знаем, — процедила Селвени.       Вынула камень душ из кармана платья, жалея, что сейчас не в привычной робе — для внушительности. Показала Грелод.       — Знаешь, что это? Ловушка для твоей души. Никаких ваших нордских Совнгардов, только вечность взаперти. Одинокая унылая веч...       Селвени не договорила — Грелод вдруг осела наземь, хрипя и закатив глаза, а изо рта у неё показалась пена. Но к этому Селвени была готова — заклинание захвата души мгновенно сорвалось с пальцев, окутав Грелод сиреневой дымкой, тут же потянувшейся к зажатому в другой руке камню душ.       — Так быстро? — пробормотала она, когда всё кончилось. — А я-то надеялась...       — Ну... она все же была стара, — пожала плечами Алва. — Зато теперь она никуда не денется.       И вдруг замерла.       — Я вижу, у тебя амулет Мары... — совсем другим тоном сказала она. — Ты знаешь, зачем его надевают?       Селвени опустила глаза, глядя на амулет, купленный в храме Мары, в Рифтене, который она тогда надела... и спрятала, сама не зная, зачем. А сейчас он выбился из ворота...       Она посмотрела на Алву, встречая её взгляд — пристальный, пытливый... Ждущий чего-то. Нервно сжала в кулаке камень с душой Грелод...       Сейчас. Или она никогда не решится.       — Я тебе нравлюсь? — спросила она прямо.       — Безмерно, — выдохнула Алва. — С самого начала.       — И до конца? — улыбнулась Селвени, вспомнив одну из её фраз.       — Конечно, до конца, нейль аск. — Алва вновь, как тогда на кладбище, подняла её на ноги и притянула к себе, шепча в самое ухо: — Как же иначе? Нейль кро, нейль нагадинок...       И, как и тогда, загадочные слова отозвались глубинной дрожью внутри и смутным восторгом узнавания-понимания...       — И все же, что это означает? — чуть задохнувшись, спросила Селвени.       — А ты не чувствуешь? — Алва слегка отстранилась...       И осталась такой же — близкой, тёплой. А в невозможных, не-людских и не-эльфийских глазах светилось веселье и лукавство...       — Чувствую, — Селвени наконец сделала то, о чем долго мечтала, запустив пальцы в пшенично-золотую гриву Алвы и притягивая ту к себе...       И прошептала прямо в чуть припухшие, красиво очерченные губы:       — Я просто хочу это услышать.