горение (или полуночные разговоры)

На улице проезжают редкие машины. Скорая протяжно завывает, пока едет с кем-то внутри. Окно прикрыто не шторами, а лишь слегка задернуто тюлем. Света от него все равно мало. За стеклом темным темно, даже фонари не спасают. Время давно перевалило за полночь и выключив свет в квартирах, весь район погрузился в сон. Ну, или почти весь. Дима лежал на спине и вслушивался в ночную тишину, рассматривал узор на обоях. Глаза привыкли к полутьме комнаты и раз за разом скользили взглядом по интерьеру, ловя едва заметные тени предметов. Он бы занял себя чем-то более полезным или хотя-бы интересным, если бы имел возможность шевельнуть рукой и взять свой телефон с тумбочки около кровати. Ну, возможность у него была, а вот смелости, чтобы протянуться над спящей тушей около него, которая преграждала дорогу к тумбочке, лежа на краю кровати, не было. Обычно, если они засыпали вместе — то, это обозначало, что они оба были ужасно вымотанными, ведь и тот и другой уже давно взяли за привычку допоздна засиживаться за ноутбуками, хотя по разным причинам. Сейчас же Тоха просто валился с ног и это было видно. Будить его совершенно не хотелось. Во-первых, Дима за такое будет грызть себя пуще комаров на болоте, пусть и не признается в этом. А во-вторых, Антон выглядел как, ну кот беспризорный, когда просил Диму лечь с ним, ластился к нему, говорил, что с ним засыпать легче. А Димка не верил, отмахивался, но когда на тебя смотрят глазами кота уличного, тут разве откажешь? «Дим, волшебник ты мой, ну полежи ты со мной, чего тебе стоит, а? Я же правда только с тобой так засыпаю». Вот Дима и сдался, да лег, позволив ему обнять себя, еще и телефон намеренно отложил, чтобы его ненаглядному спать не мешало. Антон, похоже, не приукрашивал ни разу, или устал так сильно, что рядом с Димой просто лег и отрубился почти сразу. А Дима уже больше получаса лежит в тишине, вслушиваясь в чужое мерное дыхание. Приятно конечно, но наскучить тоже может. Вспомнив с каким лицом Тоха уговаривал его, он не сдержался: — «Волшебник ты мой!», да я покруче Гудвина буду, а? — шепотом дразнил Дима, — и без меня отрубился бы, подлиза хренова. Он повернул голову к Антону и растянул лыбу до ушей. В груди, кажись, чиркнули ножом по огниву, ведь запалило в груди от нежности. Он аккуратно поднял руку и нежно провел пальцами по щеке любимого. — Тоха, ну ты и.. — Дима замолчал на полуслове и слегка прищурившись, посмотрел на Антона. Вроде хочется выразить все что так рвется наружу одним словом, а такого слова как назло не подобрать. И немного подумав, Шашлык слегка уставшим голосом, но с теплой улыбкой выдает: — Ну ты и гандон, Тош. Прошло около минут десяти, прежде чем Побрацкого начало клонить в сон. Веки начали тяжелеть, закрываться. От души зевнув, парень почти погрузился в сон. Но тут виновник столь раннего отбоя тоже слегка зевает и ладонью сонно протирает глаза. Он приоткрыл веки, уставился на Диму слегка затуманенным взглядом. — Ты чего не спишь? — едва размыкая губы, пробурчал Побрацкий. С трудом разлепив веки, он добавил — я разбудил? Антон только промычал что-то в отрицание, слегка мотнув головой на подушке. Дима мягко улыбался уголками губ, лежа рядом с ним. Он ощупью нашел Антонову макушку и запустил ладонь ему в волосы, слегка накручивая локоны на кончики пальцев. Довольно хмыкнув, Антон чуть склонил голову, подаваясь навстречу ладони. Дима медленно приоткрыл веки, дабы посмотреть на Звездочкина. Он отпустил чужие волосы, кладя ладонь на щеку Антона, легонько поглаживая большим пальцем теплую кожу. Антон слегка приоткрыл глаза. — Дим? что ты на меня так смотришь? — прошептал парень, растягивая губы в еле заметной улыбке. — Да ты красивый пиздец просто, — бегая взглядом по Антонову лицу, ответил Дима. Антон слегка сощурил глаза и тихонько усмехнулся. Мечтательно улыбаясь, он потянулся к лицу напротив, мягко, почти невесомо касаясь чужих губ своими. У Димы засосало под ложечкой, где-то под солнечным сплетением затянуло, защемило нежностью. Просто хочется обнять Тошу и не отпускать. Он такой, Дима даже объяснить этого не мог, но именно Антон заставляет его вспыхнуть как спичку и медленно сгорать одним лишь по-детски наивным касанием, а Дима и не против. Диме хотелось сгорать, хотелось любить, любить искренне, любить нежно. Антон тихонько, украдкой любовно посмеивается, глазами целуя Димино лицо, рассматривая, запоминая. Дима тихо выдохнул, сглотнул. Смотреть так в упор на него тяжело, страшно сгореть дотла, но не смотреть еще тяжелее, невозможно потушить горение, остановить пожар, снедающий все на своем пути. Поэтому он смотрит. Сгорая беспокойным пламенем, Дима облизнул сухие губы и задал наверное, самый глупый вопрос на свете: — Я тебе нравлюсь? Антон слегка вскинул брови, потянулся руками к чужому лицу и обхватил ладонями. Пламя дрогнуло и Дима беспокойно заглядывал в глаза напротив, боясь увидеть там ледяную толщу воды, омутом сомкнувшуюся вокруг него. Уголки губ Антона дрогнули и растянулись в улыбке, глаза чутко заглядывали в самое сердце, не туша, усмиряя пламя: — Я люблю тебя.