Только для его поцелуев

      В Лондоне было прохладно и часто шли дожди. По утрам туман стелился по земле и ползал по узким улицам, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз. Иногда по дороге на работу Салим смотрел на то, как молочные облака выплывают из-за углов, и чувствовал, как пальцы холодеют, путаясь в этом покрывале. Потом он вспоминал палящее иракское солнце, согревающее до самых костей. Потом вспоминалась война. И пещеры.       Тогда он плотнее кутался в шарф и начинал шагать быстрее. В его новой квартире пахло сливками и черным кофе. А когда на выходные из общежития приезжал сын, дом пропитывался семейным теплом, которого почти хватало до следующей недели. Лежа в своей кровати, слыша, как за стенкой сопит Зейн, Салим чувствовал умиротворение. Умиротворение, но не счастье.       Со времени событий в шумерских развалинах прошел год. Салим сумел перебраться в Лондон вместе с сыном, получив статус беженца, и жил в маленькой квартире на окраине. И после всего через что он прошел, такая жизнь казалась раем. Теплым, светлым, тихим и бесконечно пустым.       Но он всегда верил в лучшее. И лучшее случилось.       Винное пятно не отстирывалось с рукава единственной приличной рубашки, и Салим стал смущаться еще перед походом в химчистку. Ему казалось, что он бывал там неприлично часто для взрослого, состоявшегося мужчины, но стирка крайне плохо ему удавалась. Военное прошлое не позволяло ему выглядеть неопрятно, и он, смущенно улыбаясь, снова и снова передавал сложенные вещи в мягкие руки женщины за стойкой.       Он приходил в химчистку к закрытию после работы, и чаще всего к этому времени посетителей там уже не было. В этот раз сложилось иначе.       — Добрый вечер, мистер Осман! — поздоровалась работница химчистки и тут же скрылась со стопкой чужой одежды за приоткрытой дверью.       — Здравствуйте! – ответил Салим, подходя ближе. Он поравнялся с мужчиной, отсчитывавшим купюры и проследил взглядом за маячившей вдалеке женщиной. — Как прошел ваш день, мисс Тейлор?       Она прокричала что-то невнятное и громыхнула вешалками. Из вежливости Салим не стал переспрашивать. Он краем глаза рассматривал фигуру слева от себя и удивлялся тому, что кого-то занесло сюда так поздно. Салиму казалось, что он не встречал здесь никого последние несколько недель, с тех пор как старушка из соседнего дома переехала к дочери. Незнакомец неловко заерзал, что-то звякнуло, а затем по стойке покатился четвертак, остановившийся прямо у ладони Салима.       — Черт, — ругнулся мужчина слева и сделал шаг к Салиму. Последний неловко подковырнул монетку пальцем и на раскрытой ладони протянул ее незнакомцу, разворачиваясь к нему лицом.       — Вот, возь… — не закончил он.       Они оба замерли. Женщина вышла из-за двери и вынесла отглаженный комплект одежды.       — Ваш костюм готов, мистер Колчек!       Салим с Джейсоном много говорили в тот день. Бывший солдат иракской армии рассказал, как ему удалось перебраться в Лондон с сыном, про лагерь беженцев, про проблемы с документами и про цены на жилье. Джейсон рассказал, как долго боролся за свое увольнение, а когда получил его, решил какое-то время не возвращаться на родину. Они сидели у Салима дома и пристально разглядывали друг друга. За два года никто из них почти не изменился, но они продолжали неотрывно смотреть. Салим чувствовал, как стены его квартиры наполняются новым уютом, и пытался привыкнуть к щетине Джейсона — слишком колючей для первого поцелуя.       За год их совместной жизни, Джейсон так от нее и не избавился. Салим привык ощущать покалывание на своей коже, когда он прикасался к лицу любимого. Они стали одним из множества его символов, которыми он принес с собой в жизнь и дом Османа. Были и другие. Например, вечно измятая на его половине кровати простынь, кофе с запахом ванили и довольная ухмылка, после каждого поцелуя. Салим вечно отдергивал себя, в очередной раз отчаянно желая заявить Джейсону: «Будешь так делать, так навсегда и останется». Он был бы счастлив всегда видеть эту улыбку.       — Как дела в колледже? — сонно спросил Джейсон, выползая из спальни с пустой чашкой из-под кофе. Он дружески потрепал Зейна за плечо и застыл напротив, в ожидании ответа.       — Все в порядке, — быстро отозвался парень. — На этой неделе планирую закончить работу над курсовой.       — Ты всех уделаешь, со своими шумерскими мифами, — пообещал Джейсон, заглядывая Зейну в глаза. — Из-за тебя даже я уже знаю их наизусть, ты обязательно получишь высший балл.       Салим принял пустую кружку из рук любимого и поджал губы в легкой улыбке. Джейсон и Зейн сразу нашли общий язык, а со временем и вовсе стали лучшими друзьями. Они много значили друг для друга. Салим знал: Джейсон сам рос в неполной семье и ему многое пришлось пережить. Казалось, Колчек расковырял старую бездонную рану, и вместо боли она, захлебываясь, стала выплескивать любовь. Такие увечья не лечились, но исцеляли других. И Зейн, со всех сторон окруженный поддержкой, был исцелен.       — Пока, Джейсон, пока, пап! — Зейн закинул на плечо рюкзак, и захлопнул за собой дверь. Салим молча махнул рукой на прощание и застыл, глядя сыну вслед. Джейсон нерешительно переминался с ноги на ногу у раковины. Какое-то время оба находились в нерешительности и стыдились того, что не могут начать разговор.Двое взрослых мужчин, бывших участников боевых действий, живущих вместе уже целый год, стеснялись признаться, что помнят о годовщине.       — Итак, — Джейсон решился первый, хотя говорил медленно и специально растягивал гласные. — Сегодня, вроде как, особый день?       В ответ на это Салим расслабил плечи. Значит, Джейсон тоже помнил.       — Особый.       Сильные руки легли на его талию и потянули назад. Джейсон примостил свою голову на плечо Салима и поцеловал его в шею, царапнув нежную кожу щетиной.       — Чем займемся?       — Закажем еду, включим фильм, запремся дома и никуда не пойдем.       — Говно план, — констатировал Джейсон и развернул Салима к себе лицом. Его руки опустились с талии на бедра. — Если мы закроемся в квартире, то к нам не сможет прийти курьер.       — Мы закроемся, когда он уйдет. Потом поедим. Потом посмотрим фильм. Потом я тебя поцелую, потому что к концу дня ты надоешь мне со своими дурацкими вопросами, и мне придется тебя заткнуть.       — Начнем с конца? — предложил Джейсон, подаваясь вперед.       — Может, у вас в Америке и принято начинать с конца, но у нас все-таки несколько другие обычаи. — уклонился от поцелуя Салим и прошмыгнул в гостиную. Он схватился за пульт и начал щелкать каналы, переключая сериалы, мелодрамы, и детективы шестидесятых годов. — Закажи что-нибудь и приходи ко мне.       Старый смартфон привычно улегся в руке и Джейсон набрал знакомый номер. Готовили в этом доме сначала по совести, потом по жребию, потом по праздникам, так что номер доставки каждый под этой крышей знал наизусть. Колчек заказал что-то, как ему казалось, праздничное, попрощался с девушкой на том конце провода и уже сделал шаг в сторону спальни, намереваясь переодеться, как вдруг услышал приглушенный смех из гостиной.       — Я нашел, что мы будем смотреть, — победно заявил Салим и похлопал по дивану рядом с собой. Джейсон быстро уселся рядом, закинул руку на плечо мужчины и уставился в экран. Какая-то женщина в белом платье рекламировала стиральный порошок.       — В следующий раз я займусь поиском фильма, а ты заказом еды. Кажется, ты не очень понимаешь, что искать.       — Я уверяю тебя, я нашел нечто стоящее. — Салим сдержал накативший приступ смеха. — Тебе очень понравится.       «Ты невероятно быстр и силен. У тебя бледная, ледяная кожа. Твои глаза меняют цвет, и иногда ты говоришь так, будто ты из другого времени. Ты никогда не пьешь и не ешь, ты избегаешь солнца. Я знаю кто ты. Вампир»       — О, нет, ты этого не сделал! — возопил Джейсон, вскакивая с дивана. — Нет, нет и нет, ты не сделал этого!       — Я это сделал! — смеялся Салим, закрывая раскрасневшееся лицо ладонями. — Именно это я и сделал.       — Это тот фильм, да? Про мальчика вампира, который вышел в прошлом году? Вот что мы смотрели? — Он бросил взгляд на экран, широко раскрыл рот и не своим голосом пропищал: — У него кожа светится! Мерцает, как блядская новогодняя елка!       Салим начал переживать, что сейчас задохнется.       — Так мы досмотрим?       Джейсон бросил на него неопределенный взгляд, выражающий злость и сострадание к дураку.       — Я убью тебя. Я тебе жизнь спас, я тебя и убью.       Джейсон в два шага оказался рядом и уселся к Салиму на колени. Одной рукой он сгреб его запястья и прижал их к спинке дивана. Салим притворился, что сопротивляется, и заерзал на месте, пытаясь скинуть Колчека с себя, но тот лишь увереннее вжал колени в мягкие подушки дивана.       — Полегче, — попросил Салим уже в самые губы Джейсона. — Я вообще-то твою жизнь тоже спас. Может, пощадишь меня?       — Ты про случай в пещерах или про случай год назад? — обездвиженный мужчина непонимающе выгнул бровь и Джейсон продолжил: — Когда ты впустил меня в свою жизнь и вытащил из ямы одиночества и презрения к самому себе?       — А теперь я вспомнил. Ты про тот случай, когда ты пришел в мою жизнь и принес с собой валюту в поцелуях? Потом подружился с моим сыном и стал находить мою руку под одеялом во сне, когда мне снились кошмары из прошлого. — Салим вздохнул и посмотрел на Джейсона с блестящей нежностью в глазах. — Пожалуй ты прав. Ты спас мою жизнь раз и навсегда. И если теперь ты хочешь ее у меня забрать — забирай. Она все равно принадлежит тебе.       Джейсон рванулся вперед и поцеловал мягкие губы. Губы, созданные только для его поцелуев.