***
Дан держит черную пастель в руках, и ты ёрзаешь на диване, застеленым шелком, желая его исправить. Понимаешь, что не имеешь на это никакого права: он свободный художник, просто очень сильно полюбивший твой образ. Художник, у которого картин с твоим изображением больше чем рисунков звёздного неба, о котором он так много знает. Ты смеёшься над этим открытием, плечи дрожат, и ты впервые за вечер обращаешь внимание на свою обнажённую грудь обласканую солнечным светом. Закусываешь губу и отворачиваешь голову в сторону. — Не двигайся, — он почти весь процесс рисования впервые молчит, и твоё тело покрывается мурашками, когда сорванный голос проникает в опьянённое мыслями сознание. — Пожалуйста, — умоляюще шепчет, и ты наконец-то обращаешь внимание на сгорбленную спину и странную штриховку на синем полотне. Он рисует, стоя к тебе спиной: по твоей просьбе. Не обращает внимания на неудобства, вызванные этим, постоянно потирает измученную шею, но всё же поворачивается к тебе лицом. Ты ужасаешься от его вида: сосуды в глазах алые, как твои губы перед каждым выходом на сцену; кожа бледная, очевидно уже очень давно не видела солнца; выразительные черты лица поникли от усталости. Он работает над последним проектом круглосуточно: ищет моделей, дорабатывает картины, договаривается про аренду галереи и разыскивает талантливого менеджера. Тратит на это все свои деньги и продаёт машину. Ты не хочешь признаваться, что ревнуешь его ко всем этим обнажённым девушкам, чьи портреты разбавляют твои, украсившие пространство маленькой студии. Злишься, что он не прикасается к тебе, даже когда обводит пространство мелом на шёлке вокруг твоей кожи, чтобы зафиксировать позицию. Случайно не касается пальцами, не гладит по лодыжке, благодаря за выполненную работу, как делает это с остальными. От этого внутри всё переворачивается, и ты быстрее вскакиваешь с дивана, накидывая на плечи тёплый плед, прячешься от своих чувств под тяжелой тканью, но они разъедают тебя изнутри. — Тина, — подходит ближе и осторожно поднимает твой подбородок пальцами. Заглядывает в глаза, а ты плавишься от этого прикосновения, сильнее льнёшь к мужчине, пока он не убирает руку, словно ты накричала на него, либо ударила, не думаешь о том, что у тебя слишком холодный взгляд, и это прикосновение для него сравне пребыванию на территории Арктики в одних шортах. Улыбаешься Дану в ответ, а потом замираешь, когда он берёт стул и садится напротив тебя. Ты смотришь на кривые линии, нарисованные черным цветом, не узнаёшь в них себя и поджимаешь губы. Знаешь, что результат окажется потрясающим, но никак не можешь привыкнуть к его бездушным однотонным скетчам, которые встречают тебя из разу в раз. — Нам надо поговорить, — он цепляется пальцами за фартук, и ты впервые обращаешь внимание на массивные дорогие кольца на пальцах, которые остаются единственным известием о его прошлых гонорарах. Балан повторяет фразу еще несколько раз и только тогда до тебя доходит её смысл. Криво усмехаешься, боясь предположить, какой вердикт вынесет твой личный палач, но всё же возвращаешься на диван, натягивая плед повыше. — Ты должна перестать сюда приходить, — дыхание застревает в горле, и тебя накрывает волной паники. Ты молчала практически всю встречу, чтобы не испортить то, чего у вас еще нет***
Держишь в руках бокал шампанского, маневрируя между людьми, и улыбаешься им в ответ, принимая лестные комплименты. Рассматриваешь картины в галерее, выстроенные по цветовой гамме, завороженная игрой красок и нежностью, которую Балану удалось передать на полотне. Ищешь его взглядом в толпе, но крепкие руки находят тебя быстрее. Прижимают к широкой груди, и неприкрытая кожа на спине сталкивается с его вязанным коричневым свитером. — Паша продал уже девять картин на общую сумму в двадцать четыре тысячи долларов, а вечер только начался, — чувствуешь его довольную улыбку на своём плече, и сухие губы касаются нежной кожи. — Я могу тебя поздравить? Это успех, — разворачиваешься на 180 градусов, и твои ладони ложатся на потемневшие под солнечным светом щеки. Касаешься губами его подбородка, и Дан притягивает тебя ближе, забирая в уверенный поцелуй. На этой выставке он снова наполняется силой, и прячет тебя от всех за своим мощным силуэтом. — Успех — это ты. Поехали в Париж? — он сжимает пальцами твою талию, а ты вздёргиваешь брови, изучая своего мужчину. — Ты хочешь предложить мне Париж? — смеёшься, играя с его нелепым шарфом, перекинутым через плечо. — Я хочу предложить тебе руку и сердце, но в Париже ты согласишься быстрее, — роняешь на пол бокал, но никто из вас двоих не обращает на это внимание. Ты пытаешься переспросить его, но буквы не складываются в слова, и остаётся только молчать. Озираешься по сторонам в поисках отступления: ты хотела этого с вашей первой встречи, с тех пор, как увидела себя его глазами: одетой в белое платье, с крыльями за спиной. С тех пор как вдыхала аромат лака в его студии и думала, что не в его вкусе, но сейчас, когда всё это стало реальностью — ты боишься проснуться. Люди смотрят на вас в немом ожидании, а руки Дана дрожат и потеют, как полгода назад, когда он просил тебя уйти навсегда, когда с усердием врывался в твоё тело, когда думал, что не достоин взаимной любви. Ты цепляешься взглядом за Пашу, который безумно рад за свою астральную, но сестру, и теплота в его взгляде врывается в твоё сознание. Ты киваешь, будучи неуверенной в своём голосе, а Балан нервно выдыхает, поднимая тебя на руки. Пачкаешь его одежду помадой, когда утыкаешься в шею, и вдыхаешь новый для себя аромат сандала. Он сполна заполняет твои рецепторы, и сознание наконец наполняется счастьем. Ты кричишь, как маленькая девочка, вырываясь из его объятий, снова прыгаешь на Дана, а он смеётся, обещая никогда не ронять. Читаешь сотни сообщений в директе по возвращению в его студию. Показываешь факи всем, кто называет Балана альфонсом, потому что вы с Пашей знаете: он никогда не пользовался твоими деньгами. Искренне улыбаешься на поздравления и веришь, что тридцать семь проданных картин за вечер — это только начало. С нетерпением ждёшь совместной поездки в Париж, второй тематической выставки и его популярности, пока Дан прижимает тебя к своей груди, самодовольно улыбаясь. Ему важна твоя вера, но твоя любовь возносит его на небывалые высоты, поэтому пока он посвящает тебе картины и выставки, покупает для вашей семьи дом и обнимает тебя во сне, ты пишешь песни, у которых лишь один адрессат. И ты знаешь, что это никогда не закончится.