Летние квады

      Владимир Корф шел к олимпу фигурного катания долго, сквозь травмы и неудачи, и в свои двадцать все еще вполне предсказуемо не дошел. До Олимпийских игр оставалось всего ничего, но предстояло еще вкалывать и вкалывать, денно и нощно, чтобы просто попасть туда и хоть раз в жизни вдохнуть невероятную атмосферу самого главного соревнования для любого спортсмена на Земле...       Легко сказать… А он не отобрался даже на чемпионат мира. С трудом, буквально зубами вырвал у соперников серебряную медаль на первенстве России. Но финал кубка страны, в отличие от прошлого года, проиграл с треском. Увы и ах.       С философской точки зрения, весь спортивный путь Корфа казался дорогой преодоления. Начиная с того, что вырос молодой человек чересчур высоким. Таких в одиночке не любили: слишком много уходило сил, чтобы заставить свои сто восемьдесят четыре сантиметра прыгнуть квад, не говоря уже о том, что при большом росте техника прыжков должна быть идеальной. Под конец произвольной Корф чуть ли не дышал на ладан, причем заметно и для широкой публики. Хорошо коротконожкам: у них генетикой тело запрограммировано на фигурку. А тут терпи шуточки от зрителей: «Володя, не умирай!». Им неведомо, как сложно после травмы наращивать ОФП…       Однако медалями спортивная карьера Корфа не ограничилась: яркая внешность неожиданно нацепила на него статус секс-символа российского фигурного катания с подачи одного из именитых комментаторов. Вероятно, хотелось тому подкинуть чего-нибудь остренького или просто решил покуражиться на всю страну. Так что прикол распространился быстро среди фанаток, но, к счастью, не в тех кругах, в которых вращался сам Владимир. Неформальный титул не особо впечатлил молодого фигуриста. Он не был ни скромником, ни девственником, хотя постоянная девушка у него отсутствовала класса эдак с десятого школы, да он и не стремился ее заиметь: вечная занятость на тренировках не позволяла приглядываться к прекрасной половине. А встречаться с кем попало? Увольте. Куда проще оказалось ограничиваться красотками, готовыми на интим без каких бы то ни было обязательств — просто классика жанра для «секс-символа».       При всех завихрениях судьбы, задача-минимум была выполнена: Владимир Корф стабильно закрепился в составе сборной России.       Как и в прошлом году, его питерская группа проводила летние сборы в Кисловодске. Горный воздух, как утверждали тренеры, помогал разработать дыхалку и лучше подготовиться к грядущим стартам. Но в этом сезоне к ним впервые присоединилась известная команда из Москвы, ранее предпочитавшая подмосковный Новогорск, в который на этот раз нагрянули ее конкуренты. Множество маленьких девочек вокруг, прыгающих квады почти что не хуже самого Корфа, приводило в замешательство.       Владимир задержался после тренировки, желая еще поработать над четверным лутцем, пока никто не видит его потуги, и не сразу понял, что не один.       Анна Платонова, видимо, тоже решила воспользоваться пустым вечерним льдом. Та самая Анна, двукратная чемпионка России, в шестнадцать лет завоевавшая титул лучшей фигуристки мира. А ей-то зачем тратить редкие минуты отдыха?       Корф застыл, не в силах оторваться от неожиданного зрелища. Анна скользила по льду не расхрабрившейся птичкой-невеличкой, как ее коллеги по группе, а с достоинством хозяйки, отрабатывающей лишь мелочи — взмах руки, элегантную волну тела, поворот головы. Чувственные движения были настолько естественны и гармоничны, что даже тренировку превращали в настоящее представление. Глядя на тоненькую, хрупкую фигуристку, словно Снегурочку из сказок, Владимир поймал себя на мысли, что девочка-то выросла. Вот так, особо незаметно для всех, она приобрела не просто грацию, а истинную женственность, которая отразилась в формах взрослеющего тела и сквозила в каждом движении новой постановки. Молодой человек вспомнил, что не так давно Платонова шумно отпраздновала день рождения — как раз на одном из соревнований. И парни со всего мира, которым посчастливилось быть там, вставали на колено, преподнося имениннице тортики и игрушки.       Воспоминания почему-то заставили Владимира скривиться, и он ступил на лед, обозначая свое присутствие.       Анна катилась спиной, заходя на прыжок, и не видела зрителя до последнего момента. Выезд с квад-сальхова пересек его траекторию, но прыгнуть Корф не решился. Совершенно не хотелось грохнуться прямо к ногам чемпионки мира, по крайней мере, явно не на пятую точку.       Неужели он польстился на малолетку? Ей всего шестнадцать, ладно хоть уже не посадят за совращение… Какое совращение, опомнись, Корф…       — Привет. — Анна, сделав дугу, подкатилась к нему, застывшему посреди льда.       Что-то промямлив в ответ, Владимир одернул себя и приветливо улыбнулся:       — Отлично выходит.       Но жаркая паутина, предательски опутавшая тело, отступать не желала. Хорошо, что на нем трико, а не облегающий костюм, в котором возбуждение не скрыть. Опозорился бы перед девочкой…Двадцатилетний бугай, у которого стоит на мелюзгу… красивую, притягательную, лучезарную… стоп.       — Ты что тренируешь?       — Лутц, — прокашлявшись, отозвался Корф.       — Хочешь, прыгнем вместе?       — Вместе, это как тогда ваша группа с Ченом? — Он криво усмехнулся.       — Почему бы и нет.       В ее большущих синих глазах лукавство граничило с вызовом. От любой другой Корф воспринял бы такое предложение как неумелый флирт. Но Аня говорила так искренне, что получилось только счастливо выдохнуть: кажется, он тоже нравится ей.       — Ну, мне до Чена… Говорят, тот на тренировке произвольную два раза подряд катает.       Неужели он даже смутился? Перестал ухмыляться, отвел глаза, уставился на зеленые стенды под потолком с повторяющимся лозунгом «Спорт — норма жизни» и забыл, почему поминал талантливого американца.       — Зато твой квад-ритт лучший в мире, — уверенно заявила чемпионка.       Владимир снова перевел взгляд на нее и невольно заулыбался до ушей, а Аня как будто слегка потупилась от своей горячности.       — Я просто люблю прыгать, — признался он, неотрывно глядя в лучистые глаза.       — Тогда давай лутц? — в ответ чуть заметно улыбнулась девушка, взмахнув длиннющими ресницами.       Она походила на вечернюю розу: свежая, благоухающая, в черном обтягивающем костюмчике, притягательная до потери пульса. Владимира обнадежил розовый цвет ее щечек. В конце концов, какую-то пользу статус секс-символа должен принести: его счастливый обладатель просто обязан понравиться этой красивой девочке, а уж что делать с ней, он потом разберется.       — Лутц мне прыгать куда сложнее, чем риттбергер, — с философским смирением сообщил он, окатив ее заинтересованным взглядом с головы до пят, так, что Аня довольно зарделась. — А тебе, вероятно, наоборот.       — На ритт я даже не замахиваюсь.       Очаровательная улыбка расцвела на розовых губках, и девушка заскользила прочь, призывая следовать за собой. В этот момент Владимир вдруг осознал, что она не просто выросла, она — редкая красавица и, когда совсем расцветет, будет настоящей королевой льда…Он задорно кинулся за ней, горячо моля приземлить несчастный лутц, что на тренировках ему уже удавалось, но не на все сто.       С лутца он выехал… почти… Сам чуть не покраснел, быстро поднялся…       Упасть к ногам чемпионки мира оказалось совсем не страшно и не особо больно. Анна тактично поделилась советом своего тренера по квадам и ненавязчиво предложила попробовать еще раз. Корф выслушал ее деловитое объяснение и согласно кивнул.       На этот раз четверной прыжок получился. Они выехали на удивление синхронно даже без музыки.       — А здорово вышло, — оживленно говорила Аня.       — Да, можно повторить, — развивая успех, подхватил он. — Завтра, например.       Пухлые губы девушки тронула слегка смущенная улыбка, но синие глаза блеснули радостью, и Владимир сам почувствовал себя чемпионом.              После двух вечерних встреч на льду, Корф пригласил новую подругу на прогулку по роскошному Кисловодскому парку. Они спустились по канатной дороге, полюбовались сверху на красоту долины роз, внизу попили нарзан. Всю дорогу Владимир заливался соловьем. Пересказал местные истории, даже стихи прочитал, втирая ей байки, как по этим дорожкам ходил сам Лермонтов, не удержался от приколов над скульптурой тщедушного Демона, сфоткался с головой в пасти каменного крокодила под звонкий смех Ани и дурачился, как мог. Время от времени Корф прижимал девушку к себе, обнимая за талию, будто хотел что-то показать. Вон птички какие интересные, а это что за цветочек…       — Здесь так красиво, Володя, — восхищалась Анечка, даже не замечая его вольности. — Природа в гармонии с архитектурой, а эти розы… И воздух просто невероятный!       — Словно мы стали ближе к небу.       И друг к другу. Розочка, красавица…       — Почему же наша группа раньше не приезжала сюда… Вы каждое лето тут тренируетесь?       Владимир кивнул, сжимая ее ладонь.       — И в олимпийский сезон лучшего места не найти... Ты думала о том, что будет, когда ты станешь олимпийской чемпионкой?       Анна качнула головой.       — Я не планирую так далеко. Ставлю конкретные задачи. Сейчас вот подготовиться к стартам, отработать новые программы… А ты?       Они пошли по дорожке, держась за руки. Сарафанчик Ани, красный в белый цветочек, придавал ей сходство с неким диковинным бутоном на фоне сочной горной флоры.       — А я в какой-то момент перестал волноваться. Если не попаду на эту олимпиаду, может, и к лучшему… не буду позориться под белой тряпкой вместо флага.       Анна застыла на месте, расширившимися глазами глядя на него. Корф хмыкнул и пояснил:       — Как-то на форуме любителей фантастики наткнулся на обсуждение... Представляешь, многие считают нас… предателями и утверждают, что такие олимпиады надо бойкотировать… Я сам раньше не задумывался об этом.       — Ты такой умный, Володя, — наконец промолвила она, когда он отвел взгляд. — Я тоже много читаю. Но делаю то, что мне говорят.       Аня вздохнула, а Корф отругал себя за длинный язык. В жизни фигуристок-одиночниц уже давно существовала только одна олимпиада, на следующую шанса попасть не было.       — Ничего, вот закончу выступать, пойду в спортивные функционеры, — Владимир теперь улыбался, скривив кончик губ. — Буду добиваться, чтобы подобного позора никогда больше не повторилось.       Аня хихикнула в ответ, а потом очень серьезно посмотрела ему в глаза.       — А я верю, ты сможешь.       Он же не смог оторваться от этих глаз, синих, как закатное небо, и чувствовал, что его неумолимо затягивает в эти небеса.       Корф взял себя в руки и дотерпел до момента, когда они снова поднялись наверх, теперь уже по пешей тропе. Небо стало совсем ясным, и Аня восторженно уставилась на величественный Эльбрус, сверкающий на горизонте недоступной красотой. Владимир наклонился и коснулся осторожными губами ее земляничных губ. Притянул замершую девушку к себе... Поцелуй неожиданно увлек своей сладостью. Нежный и трепетный вначале, постепенно наполняющийся страстью, как горный поток, он пронзил все его существо: сквозь тело будто пустили высоковольтный провод, а в сердце залили расплавленный мед.       Боже, какая она невероятная!       Аня отвечала неумело, но горячо, пытаясь следовать за Владимиром и вновь теряя контроль над собой, не останавливала его большие взмокшие ладони, блуждающие по стройному телу, а под конец крепко вцепилась в широкие плечи, как в спасательный круг на море блаженства.       Деревья и горы, цветы и птицы снисходительно созерцали первый поцелуй, когда душа улетала выше облаков, выше снежного пика Эльбруса, выше самого солнца… Да пусть смотрит весь Кавказ! Владимир понял вдруг, что не отдаст эту девочку никому.       И дышать невозможно не из-за поцелуя, не из-за разреженного воздуха гор… из-за чего-то еще…       Они оторвались друг от друга, лишь когда поблизости раздались голоса, и девушка первой отпрянула от разгоряченного мужского тела, сразу вызывая острое чувство потери.       — Ты такая красивая, Аня.       Она лукаво улыбнулась, опустив голову, потянула его за руку прочь и с иронией заметила:       — А кто-то у нас вообще секс-символ.       — Вот видишь, как мы подходим друг другу, — засмеявшись, самоуверенно заявил он.              Владимир ждал вечерней встречи на льду, как будто прогулки ему не хватило. Анна, свежая и полная энтузиазма, предложила включить музыку ее новой произвольной.       — Рахманинов? — узнал Корф и невольно нахмурился.       Девушка вдруг сникла.       — Ты тоже веришь в эти приметы, да?       — Слышал, конечно. Якобы под Рахманинова на Олимпийских играх золото проигрывают даже фавориты.       — И еще в золотом и зеленом, — кисло подхватила Аня.       — Дремучее суеверие. Сами себя накручивают, — фыркнул Владимир. — Забудь об этом, о прекрасная королева льда!       Она покраснела и рассмеялась…       На следующей совместной тренировке их застукали.       Фигуристы смущенно застыли посреди льда, когда мелодия закончилась и ее сменили громкие хлопки с трибун. За ними наблюдала Репнина — молодая и перспективная хореографиня из команды Ани. Ее так и прозвали — «графиня», за холодность и манерность.       — Ребята, вы одинаково слышите музыку. Потрясающе. Даже у пар такое редко бывает, — заявила та с ненаигранным энтузиазмом, будто желая опровергнуть все стереотипы о себе. — А давайте вам совместный показательный поставим? Будет интересно.       Молодые люди изумленно переглянулись и словно онемели. Затем дружно подкатились ближе.       — Кстати, пришли списки: вы попали на одни и те же этапы Гран-при. Очень удачно.       Владимир сразу же сообразил, что именно начнут болтать после такого, но почувствовал, как губы сами собой растягиваются в кривую ухмылку:       — А давайте.       Аня повернулась к нему, поправляя идеально зачесанные в пучок волосы. Длинные ресницы дрогнули, и Владимиру показалась, что она улыбается глазами, сдерживая откровенную радость, всем своим видом говоря «да».       — Что будем ставить, Наталья Александровна? — самоуверенно продолжил он.       Распахнутые, как у оленихи, глаза оценивающе скользнули по его фигуре, и «графиня», судя по скупой улыбке, осталась довольна увиденным.       — Ну… Патриотизм сейчас в моде… Но нужно что-то узнаваемое всеми, — задумалась Репнина. — Например, найдем хорошую обработку «Катюши» без слов, только музыка.       Владимир поморщился. Какой цинизм! Но не стал спорить и согласился.       — А для прикола оденем тебя, Володя, в военную форму века эдак девятнадцатого. Преемственность военных поколений.       Похоже, дамочку понесло в творческом порыве. И не факт, что туда.       — Что, с золотыми эполетами? — не выдержав, хохотнул Корф.       — Можно просто с погонами.       Внимательные зеленые глаза встретили дерзкие серые. Владимир мог только гадать, о чем молодая женщина думала в этот момент. Он надеялся, что в ее голове не мелькало нечто вроде «задравший нос, выпендривающийся секс-символ». А если и мелькало… кто еще тут задрал нос, вот в чем вопрос…       — А ты как думаешь, Аня? — Корф решил подтянуть к разговору подружку по счастью, до сих пор скромно хранившую молчание.       — Если тренеры согласятся, я только «за», — прощебетала та, глядя вниз на узоры льда, нарисованные их лезвиями, на пустые трибуны с жизнеутверждающими слоганами, и куда угодно, но не на собеседников.       — Сможешь не уронить Аннушку? — прищурилась Наталья Александровна, будто вызов бросила.       Аня оказалась легкой, как пушинка. Владимир не только играючи поднял ее, но и закружил, удерживая за талию. Оба весело рассмеялись и не отрывали глаз друг от друга, пока он не натешился и не поставил ее на ноги.       «Графиня» смотрела, как показалось Корфу, с откровенной завистью и легкой грустью.              Владимир был одет в белый форменный костюм с погонами, нет, с эполетами девятнадцатого века.       — Венчается раб божий Владимир рабе божьей Анне…       Запах ладана казался настолько приторным, а бубнящий молитвы поп — занудным, что Корф чувствовал себя не в своей тарелке. Но потом у него на руках вдруг оказалась Аня, белоснежная фата откинулась назад, обрамляя счастливое смеющееся лицо. А он сам чуть не задохнулся от эмоций…       Владимир резко открыл глаза. Приснится же такое! Разве запахи могут сниться? Да уж, дорепетировались. Вот тебе и номер под «Катюшу»…       Он долго ворочался, не в силах снова заснуть, и забылся только к рассвету.       На утреннюю тренировку молодой человек безбожно опоздал. Подбежал к комплексу, из которого уже гурьбой выходили товарищи.       — Что, жаркая была ночка, Корф? Опять взялся за старое, девок портить? — подколол Писарев, как будто сам являлся пай-мальчиком.       — А как же Анька? — насмешливо протянул Романов.       — Она тебе не Анька, — огрызнулся Владимир, для убедительности погрозив кулаком у носа подростка. — Я просто будильник не услышал, а Мишка, гад, меня не растолкал, как всегда.       Он зашел внутрь, не дождавшись подруги, и застыл у двери раздевалки, услышав нежный голосок Анны.       — Зачем вы все это говорите мне, Наталья Александровна?       — Потому что ты мне нравишься Аня. Я тоже когда-то была такой, открытой и наивной, как выпускница старинного пансионата.       Ну-ну, воистину «графиня». Так и вижу вас в кринолине, мадам.       — Я же понимаю, что у вас с Корфом происходит. Послушай мой совет. Если действительно любишь его, не торопись… с постелью.       Аня его любит? Владимир, в общем-то, не сомневался — ее глаза не могли врать. Этот влажный блеск любви не перепутать ни с чем. И что же, получается, если любит, то не даст? Что за бред?       — Что? — пискнула в ответ девушка.       — Узнайте лучше друг друга, тогда и поймете, быть вам вместе или нет, — беспардонно продолжала Репнина. — Ну а если не любишь, и просто интересно, как это бывает, да еще и с красивым парнем… решать тебе, конечно. Но не забывай про Олимпийский сезон.       — Вы… о своем опыте сейчас говорите?       Надо же, он подумал то же, что и Аня. Кто-то в свое время поматросил и бросил эту гордячку. И теперь та компостирует мозги его девушке.       — Да… я же когда-то каталась, — неохотно признала хореограф. — В танцах. Мы были вместе целый год, а потом он встретил другую и стал с ней олимпийским чемпионом.       — Мне очень жаль.       Ну, вот тут-то сравнения совсем не уместны, пардон. Целый год потребовался этому хахалю, чтобы понять что к чему. Настоящий тормоз, либо скромняга. Ботаник, ставший чемпионом… ну и дела.       — Но дело не во мне вовсе. У тебя Олимпийские игры на носу, Аня! Не хватало тебе только гормональных и душевных проблем.       Корф не стал дослушивать и вернулся к выходу, где планировал перехватить свою чемпионку.       Вот зачем, спрашивается, Репнина полезла со своими советами? Чтоб ей провалиться, упасть с Эльбруса, поселиться в одном доме с бывшей соперницей! И главное, чем он все это заслужил? Неужели статус «секс-символа» по умолчанию выставляет в подобном свете?       Да, в последний день сборов Владимир действительно хотел стать у Ани первым. Но вовсе не для того, чтобы попользоваться ею и бросить, и не ради собственного эго. Корф почти сразу понял, как ему хорошо рядом с этой чистой, искренней девочкой. И ко всему прочему их сотрудничество оказалось весьма выгодным: даже строгий тренер отметил, как здорово подтянулись у него компоненты — именно то, чего ему так не хватало для серьезной конкуренции на мировом уровне. И вообще, почему он должен расставаться с Анной? Подумаешь, разные города. Это вам не девятнадцатый век, мадам «графиня»!       В то же время пришлось признать, что решать действительно не ему.       — Что-то случилось? — прервал его напряженные мысли звонкий голосок красавицы.       — Проспал, — криво улыбнулся Корф, обнимая ее за талию и прикладываясь губами к розовому ушку в обрамлении светлых волос. — Полночи думал о тебе.       Анна очаровательно покраснела и почему-то вздохнула.              За день до отъезда Корфу удалось уговорить Аню провести время вдвоем, и, когда все остальные шумной гурьбой свалили на экскурсию, они устроились в уютном кафе с прекрасным видом на горное буйство природы.       Владимир удивился, что Репнина не прочла нотацию и ему. Но «графинюшка» поутру лишь пронзила его строгим взглядом. Чао, сеньора!       Затащить Анечку к себе в номер под дурацким предлогом оказалось тоже совсем не сложно. Но вот потом Корф… почти оробел. Нет, он просто не знал, с чего начать, как будто самому вновь стало шестнадцать. Напряжение, осязаемое и густое, сковало пару смущением и недосказанностью.       — Не хочется уезжать отсюда, — Аня прервала затянувшуюся паузу.       — Наверное. Но мы уже почти везде тут побывали. Вот приеду к тебе в гости, покажешь Москву?       Синие глаза расширились, дрогнули длиннющие ресницы.       — Ты ко мне приедешь?       Ее удивление было таким очаровательным, что Корф не удержался и крепко прижал красавицу к себе.       — Конечно, глупенькая. Ты же моя девушка. Мне хорошо с тобой, Аня, — отклонился, взял ее голову в большие ладони, непреклонно поймал растерянный взгляд. — А ты, ты любишь меня? Скажи мне, любишь?       — Люблю.       Поцелуй обжег страстью, ладонь погрузилась в светлые локоны, не позволяя девушке отклониться от любви, сбежать от сладости, спрятаться в сомнениях.       Но Аня сама будто приросла к нему, отвечая со всей пылкостью и умением, которое успела приобрести в его объятиях за эти дни, впуская нетерпеливый язык, напрочь забывая об окружающем мире.       Глубокий вдох…       — Володя… — тяжело дыша и виновато, — я не готова пока.       Интересно, если б не Репнина, Аня не стала бы возражать? Отдалась бы ему уже сейчас, вверив юное сердечко и принеся на алтарь взаимности девичью честь?       Но главное, она его любит!       Корф уже не раз испытывал удовлетворение самца, овладевшего девственницей, и предвкушал, что с Аней это будет по-особенному сладко. С самого начала он чувствовал себя с ней необъяснимо по-другому. Будто шампанское открыли не только в области живота, но и где-то в районе сердца, как на гигантском веселом празднике. И если ей действительно требуется время… Ради чемпионки мира можно и подождать: он же не прыщавый озабоченный подросток, в конце-то концов.       — Не бойся, милая. Я просто поцелую тебя. Везде. И больше ничего. Ты мне веришь?       — Верю… но… везде? — сглотнула малышка. — Э-э-это как?       Владимир криво усмехнулся:       — Ну, это как будто мы просто сейчас поставим программу. Потом начнем встречаться и репетировать. А уж Олимпийские игры произойдут, когда назначишь.       Анна нервно засмеялась. А он уже ловко расстегивал пуговки на красном сарафанчике.       — Тебе будет приятно, и все, — вкрадчиво шептал Корф, и девушку разморило от его бархатного баритона.       Ее грудь оказалась аккуратной и крепкой, и совсем не детской, легла в ладони белой нежностью. Шелковая кожа. Ткань заструилась по телу, падая к ногам. Он последовал примеру, опускаясь на колени. Губы порывисто припали к животу, язык играючи проник в ямочку пупка, руки крепко сжали стройные бедра.       Аня выдохнула, задрожала под его напором, и Владимир быстро встал и перенес ее на кровать.       Наверное, никогда он не видел столь гармоничного и ладного тела. Будто фарфоровая куколка златовласка, Анна лежала на его кровати, доверчиво глядя синими глазами. Идеальные пропорции миниатюрной девушки заставили молодого человека на миг замереть в восхищении и после жадно накинуться на белые полушария, нашептывая всякие глупости между поцелуями.       Руки Анны блуждали по его спине, по голове, и он, отстранившись на миг, сбросил футболку. Захватил розовые губки глубоким поцелуем и пробрался пальцами под узкие трусики.       Девушка вздрогнула и застонала.       — Все хорошо, малышка, и сейчас будет еще лучше.       Мягкий пушок волос не остановил настойчивые пальцы, и вскоре красавица лишилась последней защиты.       — Володя, ты…       — Расслабься, Анечка.       Он добрался губами до живота и спустился ниже дорожкой поцелуев. Медленно, но настойчиво раздвинул трепещущие бедра.       — Какая же ты красивая, — и с улыбкой: — везде.       — Смеешься? Что там может быть особенного, — снова краснея, прошептала Анна.       — Глупенькая, твой цветочек идеален. Лепестки… — он медленно провел пальцами, затем сменил их губами. — Ягодки…       Аня тяжело дышала и дернулась, когда он нашел языком озвученные цветочные сладости:       — Только пестиков пока не надо.       Владимир засмеялся, порывисто целуя стройные бедра. Он надеялся, что «пока» продлится недолго.       — Нет, нужно окропить вечерней росой, коснуться крылом бабочки… Вот так.       Черт, с ней ему это нравилось, как ни с кем другим, и вообще ранее он за собой такого не замечал, чтобы с ума сойти самому, ублажая девушку.       Он устроился между умопомрачительных ножек, припал губами к заветному цветку невинности и не отпускал красавицу до тех пор, пока бабочки в ее животе не вырвались на свободу.       — Володя…       Владимир был настолько возбужден, что не сомневался — ему достаточно будет ее ладошки, которая теперь несмело исследовала мужскую грудь.       — Я тоже хочу… сделать тебе хорошо.       Он шустро скинул шорты и снова заключил в объятия голенькую богиню. Аня гладила его лицо, плечи, осмелилась поцеловать сама и неуверенно коснулась живота.       — Кубики…       — Угу. Нравится?       — Еще бы. Секс-символ! — девушка лукаво улыбалась.       — И он весь твой. Не бойся.       Разомлевшая, обнаженная, она была сногсшибательна, словно языческая богиня любви, избравшая фигурное катание для своего покровительства в искусстве. Владимир тяжело вдохнул.       Синие глазища стали еще больше, точеные брови взметнулись вверх, земляничные губы сложились буквой «о», когда красавица впервые разглядела мужской орган во всем его великолепии. Прошептала едва слышно, легонько касаясь дрожащей рукой:       — Научи.       — Я так хочу тебя, Аня, что все будет быстро.       Он положил нежные девичьи ладони куда надо, показывая, как ему нравится, и потянулся к манящим губам…       Все кончилось быстро, как Владимир и предполагал, но он и подумать не мог, что ему будет так сладко. Анечка, его смелая, красивая девочка. Только его…       Молодые люди не заметили, как пролетело время в объятиях и ласках. Обнимая уже одетую Аню, Владимир ободряюще заявил:       — Ты даже и не почувствуешь, что мы в разных городах. Обещаю.              Обещания надо выполнять.       Прилетев в Питер, Владимир сразу же и принялся за это дело, отправляя Анечке сердечки в мессенджере и поцелуйчики в соцсетях. А затем откатал показательный и послал видео своей «Катюши» в варианте соло. Аня в ответ выкладывала в тик-токе современные танцы с латиноамериканским акцентом, которые исполняла не на льду, но оттого не менее ярко, сообщая в привате, что отжигает для него. На пожелание-намек на что-нибудь погорячее, обещала выучить и преподнести ему танец семи вуалей, эдакий раскрепощенный вариант беллиданса. Корф предвкушал новую встречу со своей красоткой и уже планировал недолгую поездку в Москву: до сентября были каникулы и Ани в школе, и у него в вузе, так что фигурист рассчитывал похитить и использовать свободное время по полной программе. Он вспоминал ее шелковую кожу, ее стоны, едва уловимые, но полные блаженства, огромные глаза, доверчивые и нежные, и чувствовал, что уже соскучился по своей малышке. Черт, еще немного, и он точно попросит этот самый танец прямо сейчас. Слава богу, вкалывать приходилось так, что дурости к вечеру покидали уставший мозг.       — Ты меня приворожила, — говорил он ей, а она смеялась, как озорная ведьмочка, не понимающая пока в полной мере своей власти над ним.       Да он и сам не понимал, но чувствовал, что привязывается к лукавой, умненькой малышке. Ему даже и в голову не пришло «пойти налево», и всем прошлым подружкам было мысленно послано горячее адью.       Довольно часто Корфу снился все тот же странный сон — с эполетами и Аней на руках, правда в последний раз бубнящего попа прервали чьи-то возмущенные крики...              Целую неделю длился оживленный диалог. А потом Аня пропала.       Сначала Владимир не осознал этого, лишь слегка нахмурился, не получив утреннего смайла, но под конец дня, устав, как собака, вдруг обнаружил, что его дама сердца везде не в сети. На звонки она не отвечала. Корф успокоил себя тем, что начались выходные, вполне возможно, Аня занята с семьей. Но непонятное отчуждение продолжилось и на следующий день. К вечеру воскресенья молодой человек уже места себе не находил. Неужели с его девочкой что-то стряслось? А случиться могло что угодно, помимо шальной пули, травмы на ровном месте и маньяков в подворотне. Где-то на краю сознания трепыхалась склизкой мерзостью мысль, а вдруг он ей больше не нужен. Но молодой человек гнал из сознания этого мутанта сомнений и страха.       Что же делать? Попытаться через общих знакомых узнать, что с Аней… но он же за это время сойдет с ума…       Отпросившись с тренировок, Владимир взял билет на Москву. Не при таких обстоятельствах он собирался снова встретить Аню, но он должен был увидеть ее глаза, коснуться золотых волос, услышать нежный голос…       Смартфон продолжал холодно напоминать, что абонент не в сети. Аня, Анечка, где же ты?..              Летнее солнце нещадно жгло московский асфальт, дымящийся в дорожной дали. Ни тени ветерка не касалось утомленной листвы, будто весь город давно потерял силы сражаться за свежий глоток воздуха, корчась в деловой суете, как уж на сковородке зноя.       В гостинице Владимир переоделся в классические брюки и новую сорочку, сам не понял почему, наверное, хотелось выпендриться перед девчонкой. Он взял даже галстук, но в последний момент бросил его обратно в чемодан. Вид и без того был пижонский. Хмыкнув в зеркало самому себе, он отправился к ледовому комплексу, в котором тренировалась команда Ани.       Ждать пришлось недолго: вскоре, как и рассчитывал фигурист, с арены потянулись первые спортсмены, совсем еще малышня, а потом появились знакомые лица.       Аня смеялась в компании девчонок, все такая же розовощекая и свежая, словно южный диковинный цветок. Выйдя за порог, она достала смартфон и махнула подружкам рукой.       А он-то переживал, очевидно, на пустом месте… Вот, значит, как.       Владимир с отвращением почувствовал себя статуей командора, явившегося донне Анне. Разве что вокруг девушки не наблюдалось ни одного представителя сильного пола, а с ним и жертвы на каменное рукопожатие.       И тут она заметила его. Синие глаза раскрылись, как фиалки под солнцем.       Корф мгновенно ощутил, как сжалось сердце, губы привычно скривились в ожидании… чего? Гневная тирада, украшенная множеством уничижительных эпитетов, начала оформляться в голове…       А девушка уже бежала к нему. Он и глазом не успел моргнуть, не то что вынести вердикт обманщице, как она уже висела у него на шее, и он инстинктивно крепко прижимал ее к себе.       — Володя… Идем быстрее, меня должны встречать, увидят.       Как светились ее глаза! К черту командора, лучше побыть пока Ромео или тем, из церкви, с золотыми эполетами. А потом он хорошенько отшлепает ветреную красавицу.       Владимир подхватил спортивную сумку уже на бегу, Аня потянула его за руку к остановке, и они вскочили в автобус прямо перед тем, как двери захлопнулись у них за спиной.       — Почему ты отовсюду пропала? — вывалил обиду Корф.       — Сейчас я смску маме отправлю, чтоб не ждала…       Она не выглядела виноватой, скорее взволнованно-радостной. А он все еще не мог до конца справиться с гневом.       — Зайдем в кафе? Объяснишь наконец, что все это значит? — холодно предложил Владимир. — Я тут номер снял в гостинице.       Анна оторвалась от экрана, ресницы дрогнули, и щечки девушки залил прелестный румянец:       — Да ну его, кафе, поздно уже. Пойдем к тебе, тут и рассказывать нечего… Перестань так ухмыляться! — прибавила она, когда его губы невольно растянулись в кривую усмешку.       — Как?       — Самодовольно.       — Подлизываешься теперь? Да я тебя отшлепаю, заслужила. — Владимир притянул девушку к себе и сразу отпустил. — Выходим.       В гостинице он порывисто прижал ее к двери номера, едва войдя внутрь.       Земляничные губы раскрылись под его напором, почти грубым, жадным, обиженным. Они были все такими же сладкими и дурманящими. Молодой человек еще сильнее вжал подругу в дверь, поднимая ее выше, впечатываясь в податливые бедра так, чтобы она ощутила все его желание, гнев и волю, чтобы подчинилась, почувствовала себя его.       Когда он опустил Аню на ноги и отстранился, тяжело дыша, девушка чуть было не упала, потеряв опору. Вид у нее был потрясенный и шальной. Зацелованные губы припухли, а глаза казались огромными и пьяными.       — Ну так что все это было? — грозно прорычал Корф.       — Родители отняли комп и телефон, — сглотнув, выдавила Аня.       — Что-о? — не поверил он.       За кого его принимает эта дерзкая девчонка?       — Сейчас покажу, — слегка пошатываясь, она потянулась к сумке и достала смартфон. — Вот, смотри.       Владимир с удивлением обнаружил несколько фото со сборов. Они с Аней уже не скрывали свои отношения от товарищей, и во время заключительной вечеринки он удобно устроил девушку на коленях. Неизвестный негодяй даже умудрился запечатлеть короткий чмок в губы! Спасибо, хоть в номер не проник и на рейтинг «16+» не замахнулся.       Корф перевел озадаченный взгляд на подругу:       — Это пришло на почту маме, — пояснила Аня. — А я, пока якобы рассматривала, успела переслать себе.       Его словно окатили холодной водой… Уж точно хорошо, что обошлось без интима… А впрочем, что толку. Девочка же слушается во всем.       — Твои родители против, — с неожиданной усталостью понял Корф.       — Мама была со мной на тренировке, — она тряхнула головой, золотые волосы упали на лоб, и девушка торопливо продолжила: — Пришлось заказать новый смартфон, а Маша встретила курьера. Пока его настроила... Ну а ты появился очень вовремя, когда мама ушла на парковку.       — То есть ты все-таки собиралась написать мне, — ядовито констатировал он. — И что, интересно?       Несколько разных эмоций по очереди мелькнули на ангельском личике.       — Ты что, думаешь, что я… — возмущенно выпалила Аня.— Да я хотела потом при маме позвонить тебе и поговорить на громкой связи! Чтобы она услышала, поняла…       Неужели все так? У него будто гора с плеч свалилась.       — Анька, я тебя точно отшлепаю сейчас, — пообещал мгновенно ставший довольным Корф, а она вдруг обиженно всхлипнула.       Заметив слезинки в уголках прекрасных глаз, Владимир почувствовал себя полным идиотом, правда идиотом счастливым. Он бережно обнял красавицу за плечи.       — Ну не надо, не плачь, не плачь, Анечка…       Поцелуи начались с румяной щечки, перешли на тоненькую шею, спустились ниже… Аня покорно позволила перенести себя на кровать. А он и вправду соскучился по малышке…       — Прости, ты, наверное, волновался, — после выдохнула разомлевшая девушка.       — Да я чуть с ума не сошел, когда ты исчезла, — смиренно поделился он, поглаживая обнаженную спинку.       — Родители у меня нормальные. Я сама не ожидала, что они так… — вздохнула красавица, доверчиво прижимаясь к нему.       — А давай сейчас вместе поедем к тебе? Познакомлюсь с твоими предками, пусть увидят, что мне скрывать нечего. И я не собираюсь из их ангелочка делать чертенка, — Владимир шлепнул пальцем по очаровательному носику.       — А давай! — подхватила его бунтарский дух Аня и сама горячо поцеловала его.              Пушистый серый кот встретил счастливую парочку на пороге и сразу же ткнулся мордой в ноги гостя.       — Лучик тебя признал за своего, — улыбнулась Аня, доставая тапочки для себя и Владимира.       Корф присел и с удовольствием почесал кота за ушком. Тот замурчал и поднялся на задние лапы, просясь на руки. Пригодившийся так кстати галстук чуть не стал жертвой острых коготков, но молодой человек отвлек резвого котяру от неподходящей игрушки, подхватив того под лапами и с удовольствием мурыжа.       — Меня вообще кошки любят.       — Значит, хороший человек, — раздался насмешливый женский голос.       Родители Ани стояли в дверном проеме и дружно рассматривали незваного гостя. Корф выпустил пушистика и вытянулся во весь рост.       — Мама, папа, познакомьтесь, это Владимир, — чинно заявила девушка.       — Здравствуйте, Петр Михайлович, Марта Сергеевна, — коротко поклонился он и вручил даме купленные по дороге цветы и конфеты.       Отец Ани оказался высоким брюнетом с умным лбом и пронзительным взглядом. Мать — миловидной блондинкой, которая едва доставала мужу до подбородка, впрочем, как и самому Владимиру. Аня миниатюрным ростом и хрупкой комплекцией пошла в нее.       Из рассказа девушки он уже знал, что ее отец — ученый-физик, работающий в космической области. Мать тоже была физиком по образованию, но взяла на себя роль домохозяйки и опекуна Ани по части спортивной карьеры.       Руку Петр Михайлович протянул не сразу, но все-таки приветствие состоялось.       — Давайте ужинать, — вежливо пригласила Марта.       В просторной кухне с яркой, южной ноткой в дизайне было уже накрыто, еще одну тарелку тот час же поставили на большой овальный стол, середину которого украсил преподнесенный Владимиром букет из высоких гладиолусов.       Объясняться оказалось труднее, чем Корф предполагал. Обычно его шарма вполне хватало на то, чтобы с ходу очаровать собеседников. Но тут он не знал, что сказать. Говорить о чувствах к девочке казалось если не дурным тоном, то не очень весомым аргументом. Все молчали, пока мать семейства разливала чай.       Аня первой нарушила тишину, решительно заявив:       — Владимир тренируется в Петербурге. Но нам поставили совместный показательный номер. Так что общаться мы все равно будем. И это факт.       Он и не ожидал, что его малышка может так грозно сверкать своими большущими очаровательными глазками.       — Я не знаю, кто прислал фотографии вам, Марта Сергеевна, — подхватил он, — и каковы были намерения у этого человека. Но, быть может, лучше выяснить все раньше, чем позже. Самое главное, наши отношения с Аней ни в коей мере не мешают тренироваться, а, наоборот, помогают.       — Очевидно, автор фото считает иначе, — возразила Марта Сергеевна, размешивая ложечкой сахар.       — Тогда порядочней было бы не скрываться под анонимностью. — Владимир заметил, как мама Ани на миг опустила глаза. — Или вы уже в курсе, кто этот доброжелатель?       — Аня, принеси печенье, там в коридоре, забыла достать из пакета.       Девушка уставилась на мать, но ничего не сказала в ответ. Уже у двери кинула на него виноватый взгляд.       Корф понял, что именно сейчас и начнется экспромтный мордобой.       — Тебе сколько лет, Владимир? — заговорил Петр Михайлович.       Так и есть, началось.       — Двадцать, — просто ответил он, закидывая в чай ароматный кругляш лимона.       — Аня младше на четыре года. Ваши физиологические потребности, мягко говоря, не совпадают. Зачем она тебе?       Им не понять, как можно ее желать? А ему уже не ясно, как не желать…       Корф нацепил на лицо выражение серьезного и умудренного жизнью обаяшки.       — Аня счастлива со мной. Неужели вы считаете, что в олимпийский сезон ей пойдет на пользу лишиться этого? А разница, как вы говорите, в физиологии изменится очень быстро, — он изобразил непринужденную улыбку. — Раньше в ее годы уже замуж отдавали.       — Уж не желаешь ли, молодой человек, просить руки нашей дочери? — съязвил Петр Михайлович.       — А уже можно? — неожиданно для себя выпалил он.       Ложка громко звякнула о стенку чашки, и Марта Сергеевна вдруг рассмеялась с легкой неестественно-истеричной ноткой. Потом так же внезапно прервала себя:       — Простите. В действительности это не смешно. Для Ани фигурное катание — это вся ее жизнь. Наверное, ты знаешь, какие травмы ей пришлось преодолеть?       Корф мрачно кивнул:       — Знаю, и, поверьте, не понаслышке представляю, каково это.       — Владимир, пойми, мы не имеем ничего против тебя лично… — продолжила Анина мама, ее муж сверкнул глазами, и Корф подумал, что тот точно имеет именно лично, и именно против… — но Ане еще рано вступать в половые отношения. Наоборот, для ее вида спорта пубертатный период оттягивают иногда даже медикаментозно. Не в случае с Анечкой, конечно, но и ей не следует торопиться взрослеть.       Неужели они настолько слепы, что не видят, как выросла их дочка? Ладно отец, но мать…Такие грудки у девочки… Он заставил себя не покраснеть при воспоминании об аппетитном теле маленькой прелестницы. О сладостных вздохах и неге в синих глазах...       — Или вы уже? — грозно осведомился Платонов, по-своему расценив его молчание.       Убейте прямо сейчас. Правильно считают, что настоящие ученые все немного того.       — Этот вопрос вы должны задать Ане, — Владимир открыто встретил колючий взгляд Петра Михайловича. — Но можете не сомневаться, что старой девой такая красавица не останется.       Наверное, теперь они воображают, что малышка уже испытала на себе всю камасутру от корки до корки.       Корф не дал повиснуть тяжелой тишине, отчетливо прибавив:       — Перед Олимпиадой Ане пригодится еще один близкий человек. Не все можно рассказать родителям и тренерам. Вы до конца не представляете, какой это будет адский сезон.       Стукнула дверь, будто подтверждая его слова.       — Не нашла печенье, — заявила с порога девушка, подозрительно разглядывая всех троих.       Спасибо, милая, за заботу о сохранности своего смелого парня. Или безумного, но это уже нюансы.       — Наверное, я все-таки переложила на полку, — отозвалась ее мать, не маскируясь уже, что специально услала дочку из кухни. — Посмотри в шкафчике.       Печенье заняло свое место возле конфет и фруктов. Аня села за стол рядом, и Корф краем губ улыбнулся ей, пытаясь подбодрить и показать, что все хорошо.       Поглощение пищи отвлекло от разговора не надолго, дав всего лишь пару минут передышки, в которые Корф с удовольствием принимал заботу Ани, пытавшейся наполнить его тарелку всем, что нашлось на щедром столе.       Оригинальная люстра в морском стиле подчеркивала теплый дизайн интерьера, еда была вкусной, забота девочки грела душу, но все же молодой человек не смог бы назвать доброжелательной воцарившуюся атмосферу.       — Ты учишься, Владимир? — Петр Михайлович продолжил допрос с пристрастием, но уже на менее взрывоопасную тему.       — В Северо-Западном институте управления, это филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы, — ответил Корф и, видя, как поползли вверх брови Платонова, уточнил: — На факультете международных отношений и политических исследований.       — Неожиданный выбор для спортсмена, — рассудила Марта Сергеевна, переглянувшись с мужем.       — Ну, у меня отец работает в городской администрации, давно и успешно, — пожал плечами Корф, отхлебывая чай.       Аня вдруг улыбнулась и бодро сообщила:       — Владимир собирается стать спортивным чиновником и позаботиться о том, чтобы наша сборная больше никогда не выступала без флага или… как там ты сказал?.. под белой тряпкой.       Запомнила ведь! Корф чуть не зажмурился, представляя, как посмеются сейчас над ним ее родители. Поставил чашку на блюдце, готовясь к иронии ершистых анечкиных предков. Вот откуда все анекдоты про тещу, из таких дурацких ситуаций… о боже, о чем он думает…       — Под белой тряпкой, значит, — протянул Петр Михайлович, отложив печеньку, которую уже собирался надкусить. — А тебе известно, что, согласно учению о флагах, горизонтальные полосы считаются символом подчиненного положения страны? Хуже только добавить в центр отягощение в виде большого рисунка, это вообще уже признак полной колонии.       Вот такого Корф точно не ожидал.       — Тогда тем более нужно добиваться возвращения флага, — нашелся он. — По логике, если мы бьемся за такой флаг, то за лучший будем еще сильнее.       Платонов хмыкнул и откусил печенье. Аня же наградила молодого человека ослепительной улыбкой.       Она его любит. Только это и следует помнить на допросе.       — На каком курсе учишься?       — На втором. Один год служил в спортивной роте.       — А не думал, может быть, тебе самое место на военном поприще?       — Намекаете, что у меня вместо мозгов след от фуражки? — схохмил Корф и улыбнулся Ане, положившей ему на тарелку большой кусок вишневого пирога. — Тогда уж от лезвия конька.       — Нет, на то, что ты высокий здоровый парень, спортсмен, почти чемпион, красавец, — подхватил его иронию Петр Михайлович.       — Сомневаюсь, что последнее качество Володе пригодится в армии, — прыснула Аня.       Спасибо девочке за то, что с возможного оскорбления свела все к шутке. Вероятнее всего, она волновалась, хотя старалась не показывать виду. Уж слишком дрожали ее ресницы, нервно поджимались губки, руки останавливались на пути к чашке, да и клевала она еду, как птичка. Переживает, бедная. Иначе он бы мог подумать, что недостаточно утомил малышку для хорошего аппетита. И точно нужно еще.       — Володя, а чем ты еще интересуешься, кроме фигурного катания? — Марта Сергеева перешла на уменьшительно-ласкательную форму имени, но он в упор не верил ее улыбке.       Хотя по большому счету и не мог обвинять родителей Ани за не вполне теплый прием. Слишком большим и очевидным шоком для них оказалось понимание, что их девочка уже доросла до отношений с противоположным полом.       — Моя мама учит музыке. Так что она научила и меня: предопределенно люблю играть. На фортепьяно, гитару пока осваиваю только. Знаю, что и Анечка окончила музыкалку. Надо будет как-нибудь сыграть в четыре руки.       Аня заулыбалась и с энтузиазмом поддакнула ему. Владимир поймал элегантную ладонь девушки и коснулся губами тонких пальчиков, — та покраснела, как морковка, — а потом как ни в чем ни бывало продолжил:       — Еще люблю фантастику.       — Под фантастикой ты что имеешь в виду? Гарри Поттера? — колючие глаза отца Ани теперь изрыгали не стрелы войны, а ядовитые дротики сарказма.       — Ефремова, Стругацких, Хайнлайна, Гибсона, многих других. Поттера среди них не припомню, — Владимир откровенно скопировал тон «тестя».       — А Толкиена?       — Читал, конечно.       — Вот откуда берется современное поколение молодежи: ушли от научно-технического прогресса в мистику.       Аня слушала их пикирование, раскрыв рот, а ее мама откинулась на спинку стула и, сложив руки на груди, переводила взгляд по очереди на всех участников не ледового шоу.       — А, например, «Дюну» вы как расцениваете, Петр Михайлович? Про технику там так себе, даже своего рода мистика присутствует, но социальные технологии описаны во всей красе.       Платонов покачал головой. Допив свой чай, он потянулся к хрустальному графину, в котором красиво отражались на каждой грани листочки мяты и кубики льда.       — Читай больше, Владимир, — резюмировал суровый критик под звон лимонадной струи в высоком бокале. — Не знаю, чему вас там учат, но мы Аню еще и сами доучиваем. Без самообразования сейчас смерть. Иначе никакого флага отстоять не получится.       — Непременно последую вашему совету, но на Аню у меня все равно время найдется, — Корф был уверен, что все высокопарные речи родителей предмета его неожиданной страсти сводятся только к этому: так или иначе уберечь девочку от великовозрастного развратника.       Физикам лирика не свойственна, видать, от слова совсем. Любви нет, есть только секс. Трение… какой-то там палочки.       — Володя, я понимаю, почему моя девочка увлеклась тобой, — Марта Сергеевна, в отличие о мужа, говорила серьезно. — Но сам-то ты, положа руку на сердце, где видишь конец вашей шекспировской эпопее?       — Почему конец, почему шекспировской? — возмутился он. — Вы имеете в виду, что Джульетта была еще моложе Ани? Но сейчас такие страсти разве что на льду.       — Вы молоды и склонны к ошибкам.       Уж не на раннюю ли беременность они намекают теперь? Боже, за что?..       — Тем не менее, я уже сейчас могу содержать Аню, если что.       — Аня сама себя может содержать. У тебя серебряная медаль чемпионата России, если я не запамятовал, Анечка же чемпионка мира.       Они что, Чена хотят сейчас видеть на его месте?       — У мужчин в одиночном карьера длится намного дольше, — смущенно парировала Аня и встретилась глазами с отцом. — Содержать я себя могу. А быть счастливой? Почему вы так?..       — Анечка, компьютер и телефон — это было больше проверкой, — ласково призналась Марта Сергеевна, подавшись к дочери. — Посмотреть, что ты будешь делать, что Владимир, насколько все серьезно.       — Эффективный маневр, — пробормотал под нос Корф.       — Вот что я скажу…— подвел черту Петр Михайлович, положив столовые приборы на пустую тарелку. — Мы не одобряем ваших отношений. Но, к сожалению, без психологических травм для Ани прекратить их мы не в состоянии, поэтому я просто предупреждаю тебя, молодой человек: обидишь ее — шею сверну.       — Папа! — возмущенно воскликнула Аня.       — По крайней мере, честно и откровенно, — кивнул Корф, вытирая руки бумажной салфеткой с рисунками котиков. Все коты, как на подбор, напоминали Лучика. — Надеюсь, со временем ваше мнение обо мне изменится в лучшую сторону. А пока приглашаю в Питер. С ответным, как говорится, дружественным визитом.       — Вот после Олимпиады и посмотрим.       Корф встал.       — Что ж, на том откланяюсь. Прошу прощения за вторжение без приглашения. Марта Сергеевна, пирог был замечательный, большое спасибо.       — Владимир, постой! — вскочила вслед за ним Анна. — Мама, ты можешь договориться на завтра о тренировке Володи с нами? Нам все равно надо программу повторить.       — Конечно. Володя, приходи на каток. Знаешь где?       Он кивнул:       — Был очень рад знакомству, — и, попрощавшись, вышел в коридор.       Аня выбежала за ним.       — Володя, не сердись. У меня специфические предки. Но они поймут.       — Теперь я знаю, что такое культурный шок, — ухмыльнулся он.       — Ты не сердишься?       Синие глаза Ани были широко раскрыты, в уголках стояли слезы. Она дрожала, и он вдруг понял, что она испугалась — за себя, за него, за их отношения.       Владимир прижал малышку к себе.       — Ну что ты, милая. Что ты. Все хорошо.       — Я… я люблю тебя.       — И я тебя. — Он коснулся губами очаровательного ушка, в которое бархатно прошептал: — Завтра вечером отыграюсь на тебе. Готовься, Джульетта.              Любой нормальный фигурист не только имеет вторую разношенную пару коньков, но и носит ее всегда с собой, по крайней мере, Корфа приучили к этому с самого начала. Не на тусовку или встречу с предками своей девушки, конечно, но в поездку уж точно.       Однако коньки все еще ждали своего часа по причине ОФП. Утром Владимиру пришлось влиться в компанию кроссфитсвующей молодежи в основном женского пола и молиться не ударить в грязь лицом. Хорошо, что девочки были знакомы по сборам почти что все. Он улыбался им, они улыбались тоже, не забывая хихикать и перешептываться.       Репнина должна была появиться во второй половине дня. Аня пока была занята со своим хореографом, и Владимир наблюдал за ее зарождающимся шедевром со смесью восхищения и удовлетворения. Все-таки пластика и врожденная грация у его девочки были фантастическими: одновременно и чувственными, и задорными, и женственными настолько, что хотелось, как рыцарю из легенд, падать к ее ногам и бросаться на защиту от злого мира.       — Это я послала фотографии, — раздался под ухом знакомый саркастичный голос.       Раздражение и злость пришли вместе с узнаванием.       — Здравствуйте, Наталья Александровна. Вы, как всегда, добры, — в тон ей отозвался Корф, едва справляясь с нахлынувшими чувствами. — И чем же мы вам не угодили?       Он развернулся к «графине», прожигая ту едким взглядом.       — Пойдем, повторим дорожки на полу, там все и обсудим.       Владимир с наигранной улыбкой помахал Ане и последовал за Репниной, сжимая руки в кулаки.       Спортзал пока был свободен. Кондиционер глухо урчал под высоким потолком, но, несмотря на прохладу, Корф почувствовал, что вспотел, и, утерев лоб, не сдержался:       — Вам не кажется, что вы слишком много берете на себя?       Репнина молча достала флэшку и врубила музыку почти на полную громкость… Да какие дорожки, твою мать?       — Аня вряд ли станет олимпийской чемпионкой, — неожиданно выпалила «графиня».       Корф опешил. На миг повисла тишина на фоне бодрого музыкального ритма.       — Ставки сделаны не на нее.       — А на кого же? — холодно осведомился он, ощущая, как раздражение сменяется болью и обидой за любимую девушку.       — Догадайся.       Тут и догадываться нечего: рыжая Катюха перепрыгает всех на квадах или малолетняя Соня с тройным акселем справится, помимо парочки четверных прыжков.       — А еще есть компонентная Оля, которая триксель свой почти что восстановила, — подтвердила его мысли Репнина.       Еще и этой не хватало. Хотя вот Оля-то превращается в коровушку — какие ей триксели, отъелась будь здоров плюс пубертат, вероятно, от излишеств которого наглая деваха пару раз пыталась отбить его у одногруппницы. Но кто ж знает, может, Оленька устроит себе анорексию от непомерной гордыни. Никого нельзя сбрасывать со счетов. А федерация действительно должна проводить соответствующую работу. Вопрос, по кому именно. Репнина утверждала, что по кому угодно, но не по Анне Платоновой.       — Аня — запасной вариант? Страховка для покровителей грибных* девочек? — с болью произнес он.       — Ну, ты же и так все понимаешь. Если уж МОК — самая коррумпированная организация в мире, чего ждать от ИСУ? И не забудь, что на Олимпиаде будут не только наши девочки, а уж кому в мире грибов предназначается больше — тот еще вопрос.       Они стояли в центре зала, он сверху вниз прожигал гневным взглядом собеседницу, а музыка напоминала о любви, которую взялась испытывать женщина, не имеющая на это никакого права.       — Лед скользкий для всех, — отрезал вдруг Корф, слушать «графиню» было и больно, и противно, и присутствовала какая-то брезгливость, да еще и чувство, что он предает Аню. — Но при чем тут фотографии?       Репнина некоторое время молчала.       — Аня очень талантлива. Мне бы не хотелось, чтобы она ушла из спорта сейчас и похоронила свой дар.       Ему бы тоже очень-очень такого не хотелось.       — И как это связано?       Наталья Александровна прищурилась и теперь с вызовом смотрела на него.       — Ане нужно перейти в парное. Но сейчас нет никого, кто бы мог встать с ней в пару, да и в обозримом будущем не намечается. А из одиночников ты единственный вариант. Я сразу это поняла, когда увидела вас вдвоем на льду.       От изумления Владимир чуть не потерял дар речи. Музыка забила в уши так сильно, что, казалось, он не расслышал слов.       — Что?!       — Ваши близкие отношения будут только помехой, — как ни в чем не бывало пояснила Репнина. — В соревновании пар важны не только прыжки, но и сложные выбросы, поддержки и подкрутки. Сможешь ли ты подвергнуть любимую опасности, исполняя рискованный элемент?       — Да кто вы такая, чтобы решать? — процедил он, едва сдерживаясь.       — Вы сами скоро поймете, что это лучший вариант, — бесцеремонно продолжала «графиня», сложив руки на груди. — А романтика хороша, когда нова. Пройдет.       Владимир слушал ее, стиснув зубы, и глядел волком.       — Все самые яркие дуэты, и в танцах, и в парном, не состояли в интимных отношениях. Это было одним из слагаемых успеха: помимо делового подхода, видимо, на льду проявлялось и нереализованное влечение. Бестемьянова и Букин, Грищук и Платов, Дэвис и Уайт, даже Траньков с Волосожар сошлись только в самом конце.       — А как же Гордеева с Гриньковым? — ядовито возразил фигурист.       — Те катались вместе с раннего возраста и поженились далеко не сразу... Еще вопросы есть?       — Да, есть. Вы печетесь о нас или о своей постановке и престиже? Надеетесь продолжать с нами в столь красочно описанном вами будущем? — с издевательски подчеркнутой вежливостью осведомился Корф.       Репнина насмешливо вскинула бровь.       — В повторе дорожек не нуждаюсь, я помню их и так. — Лед в его голосе мог бы заморозить каток, но на самоуверенную «графиню» не подействовал никак.       Владимир сделал то, что ему хотелось сделать весь разговор: развернулся и вышел из спортзала.                    Аня уже отдыхала, дожидаясь его и Репнину. Марта Сергеевна сидела чуть поодаль в окружении других заботливых мамаш. Надо же, какая политика у местного тренерского штаба: родители должны видеть, что происходит с их чадами на льду. Видимо, этим дамочкам не надо вкалывать с девяти до шести.       Глядя на довольную Аню, улыбающуюся, как летнее солнышко, Владимир решил, что не будет ей рассказывать о разговоре с Репниной. Не станет расстраивать чувствительную девушку, тонко реагирующую на любую несправедливость мира. По крайней мере, не сейчас. Он и так вчера почти довел ее до слез, хотя раньше малышка никогда при нем не плакала. Нет уж, чувства Ани важнее его переживаний. Пусть высокомерная мадам варится в собственном соку.       — А ты знаешь, мне приснились эполеты, — важно сообщил он, подмигнув своей красавице.       — Эполеты?       — Ага. Золотистые такие, но без бахромы. Как у поручика в царской армии. А мундир весь белый.       — Ух ты! А давай. А мне платье…       — Тоже белое. Катюша может иметь хороший вкус. Так ведь?       Тренер Ани в общем и целом похвалила прогресс в работе над номером, поставленным Репниной. Одним лишь взглядом строящая всех, от взрослых до детей, Мария Алексеевна в то же время не обошлась и без критики, но подсластила пилюлю приглашением в шоу, для которого новая постановка вполне подходила. Владимир не обиделся или заставил себя не обижаться на столь именитую личность. Не расстроился даже тогда, когда суровая тренерша заявила:       — У тебя отличное скольжение и мужественное катание, а вот мотивации нет никакой. — А потом рявкнула: — Одни развлечения в голове! Где страстность, самозабвенность, вдохновение? Захоти победить, в конце-то концов!       — Я… я хочу, — промямлил он, глядя на Аню.       Черт, а ведь ради нее он действительно хотел выиграть все что можно. Чтобы она гордилась им не только из-за статуса «секс-символа», чтобы он мог позаботиться о малышке...       — Я видела, как ты борешься за каждый балл, молодец, — смягчилась МарьСевна. — Но не должно быть пластики ради пластики, элемента самого по себе. Нужен целостный образ, который ты доносишь до всех, чтобы все прочувствовали и разрыдались.       А вот Репнина оторвалась по полной. То поддержка не та, то носок не дотянут, то дорожка, как у мешка с картошкой, то прыжок в либелу столь неуклюж, что не дотягивает даже до верблюда обыкновенного**…              Что именно сказала Аня матери, Владимир не слышал, но убеждения подействовали: Марта Сергеевна отпустила дочку погулять после тренировки, строго наказав явиться не за полночь. Корф улетал ночью, но заверил родительницу, что не позволит Ане провожать его в аэропорт.       Времени оставалось совсем немного, и Владимир церемониться не стал. Горячие поцелуи вмиг вызвали отклик в теле красавицы, и Корф вновь довольно поразился, какая же отзывчивая его подруга и сколько счастливых мгновений непременно ждут его в ее пьянящих объятиях.       Он подхватил изящную девушку, как пушинку, и перевернул ее вниз головой. Короткая шелковая юбочка упала на живот, обнажив девичьи прелести, едва прикрытые красными кружевными стрингами.       О, его Джульетта приготовилась! Тонкая полоска оказалась быстро сдвинута в сторону, и Владимир припал губами к аппетитным складочкам, уложив стройные ножки себе на плечи.       Как вам такая поддержка, Наталья Александровна?       Какая же ты сладкая, Анечка… так хочу тебя, девочка моя…       Владимир сначала не поверил ощущениям, но потом понял, что молния на его джинсовых шортах оказалась расстегнута, а к его возбужденному достоинству осторожно прикасался нежный язычок.       Нет, поддержку шесть на девять лучше исполнять в горизонтальном положении… Ты сама напросилась, милая…       Сорвав майку и сдвинув вверх красный бюстгальтер, Корф придержал Аню под попку и уложил ее на кровать.       — Анечка, ты что, порно насмотрелась? — горячо прошептал он, удивляясь неожиданной и приятной смелости подруги.       — Нет, пособия, — промурлыкала Аня, пытаясь охватить его нежными губками. — Тебе не нравится?       Истинная дочь ученых…       — Нравится… — блаженно выдохнул он. — Да, вот так.       И оба забылись в волшебной неге.                    Вернувшись в Питер, Корф не сразу заметил, как начала меняться его жизнь. Если раньше ему за счастье было вдоволь выспаться, вкусно поесть, потусоваться с друзьями и переспать с очередной красоткой, почитав в перерывах, то сейчас он сам себя ловил на том, что постоянно задает себе один вопрос: а поможет ли это ему победить. И на этапах Гран-при, и на чемпионате России, а там и первенство Европы не за горами… Олимпиада… ради Ани нужно и туда, подавив стыд за белую тряпку… Увы, сопровождать Анну в самых престижных турнирах, не говоря уже о прокате совместного показательного, он сможет только в том случае, если тоже будет выступать на них. Все больше стран вводили ограничения из-за эпидемии непонятного вируса, и простых туристов могли не пустить на соревнования. В Китае даже отменили этап Гран-при. Хорошо, они с Аней не были распределены на него…       Владимир просчитал баллы за свою произвольную и чуть ли не наехал на тренера с упреком, что и при самом лучшем катании по сложности может уступить не только чемпиону России, но и оправившемуся от травмы старшему товарищу по группе. А не при самом лучшем — даже более молодым коллегам, едва перешедшим из юниоров во взрослое катание. Жуковский покряхтел, повысказывал ученику все, что о нем думает, и в конце концов добавил сложности в прыжковую часть, а также усложнил вторую половину, перегруппировав всю программу, чтобы было удобнее ее катать и заработать больше баллов.       ОФП… и тут тренер был прав… препятствием являлось физическое состояние фигуриста. Замкнутый круг: занимаешься больше — просыпаются последствия старых травм, из-за которых невозможно заниматься больше…       С очередной тренировки Владимир явился домой расстроенный и злой. Снова ничего не получалось, он едва докатывал программу, задыхаясь к концу, как пенсионер. Куда ему до чемпионки мира…       — Володя, что-то случилось на тренировке? — озабоченно поинтересовалась мама, когда он сухо буркнул «Все равно» в ответ на вопрос, что хочет на ужин.       — Не выходит новая программа.       Вера Владимировна нахмурилась и погладила сына по темным и пышным, как у нее самой, волосам:       — Нога снова болит?       — Боюсь, что заболит, — поморщился молодой человек. — Или инструктор по ОФП боится. Возиться потом со мной не желает. Видимо, хватило ему по полной.       Мама задумчиво покачала головой.       — Давай поищем другого.       Он встрепенулся:       — А ты можешь?       Через консерваторию и лично через руки Веры Владимировны, признанного мэтра, прошла не одна звезда, и эти звездные знакомства иногда сильно выручали.       — Кажется, я знаю, к кому обратиться. И как же я сразу не подумала…              Встретиться с Аней не получалось до контрольных прокатов, и молодые люди утешались вечерним общением по скайпу. Корф видел и радовался, что девочка привязывается к нему и делится глубокими переживаниями. Она — его, и этим все сказано!       Владимир рассказал Ане, что мама через знакомых нашла для него опытного спортивного медика, по совместительству инструктора ОФП, начинавшего работать еще в сборной СССР и собаку съевшего на реабилитации спортсменов. Похвастался усложнением программы. Аня и радовалась за него, и сочувствовала, но, слава богу, не жалела. Она сама прошла через перелом ноги и понимала очень хорошо, каково ему было пропустить важные старты, а ведь он в свое время претендовал на победу в юниорском чемпионате мира... Черт, может быть, поэтому Владимир и сам так привязался к хрупкой девочке? Сводила с ума не только дурманящая красота, но и ее сущность: чувствительная, нежная, чистая… Он, дурак, привык иметь дело с бесплатными шлюхами или псевдо-золушками, считающими, что через место межу ног могут влезть в сердце. И даже не подозревал, что еще остались на свете такие девушки, будто сошедшие с полотен художников Возрождения или ожившие из поэм классиков.       Не говорил Корф только про то, что попросил спортивного аса дополнить тренировки постепенной проработкой верхней части тела. Приземистый и деловой Заморенов всегда зрил в корень.       — Ты же вроде в одиночном катаешь? — прищурился тот. — Истинный фигурист-соло должен иметь сильный низ и высушенный верх. Перед бабами, вон, кубиками хвастай, бицепсы подождут.       Владимир даже себе не хотел признаваться, что серьезно задумался о словах Репниной, и с обаятельной улыбкой почти не соврал: дескать, ему ставят показательный парный номер, и он не желает случайно уронить чемпионку мира — от позора потом не отмоешься.       Заморенов, возможно, и не поверил, но скорректировал план ОФП так, чтобы увеличились сила и выносливость и ни в коем случае не появились перекаченность и лишний вес. Теперь жизнь была расписана строго: четко регламентированное питание вкупе с разрешенными препаратами, физиотерапия и еще более жесткий распорядок дня. И тренировки, тренировки, бесконечные тренировки… А между тем началась учеба в вузе, Владимир корпел над контрольными в перерывах, а по вечерам после тет-а-тет с Аней просто вырубался без сил.       — А что ты, брат, хотел? Олимпийские игры выиграть играючи? Прости за тавтологию. Нет, тут все шкуры надо спустить и с себя, и с других, — комментировал Заморенов.       Жуковский, видя, как изменился ученик, качал головой и давал все более специализированные технические советы. Писарев ржал над «мрачным Корфом без малины», а чемпион Европы Мишка Князев по прозвищу «князек Мишель» дружески советовал не перегореть до стартов. Приятели не задумывались, что на контрольных прокатах Владимира ждала отличная подпитка: уже совсем скоро он встретится с Аней.              Облака пушистым покровом под крылом, лоскутное одеяло земли, кукольные дымящие трубы… Этот город в прошлом году принес ему серебро на чемпионате России. Волнения Владимир не чувствовал. Будь что будет.       — Ну что, Князь, ты счастлив, что не станешь козлом отпущения в Оберстдорфе?       — Писарь, заткнись, — проворчал Корф, заметив, как Мишка скривился: чемпион Европы потянул мышцы шеи неделю назад и снялся со столь необходимого для сборной турнира, на котором надо было подтвердить в мужском катании третью олимпийскую квоту. — Тебя точно не пошлют. Вспомни, кто эту квоту потерял, облажавшись на весь мир?       Голова у Мишеля почти не поворачивалась, и он криво стрельнул в коллегу грозным взглядом.       — Не я первый среди облажавшихся, — Сергей еще больше подался вперед, напоказ лихо помотав головой между сидящими впереди приятелями. — Вспомни нашу звезду Шишкина!       Теперь скривились все.       — Шишкин, Мишкин, а олимпиаду пока не отменили, — протянул Корф и, не оборачиваясь, щелкнул Писарева по лбу.       — Не надо мишкиных, — вставил Князев. — Ты сам, Писарь, небось, спишь и видишь. И на олимпиаду губу раскатал.       — Раскатал. Вот только на Небельхорн пошлют, скорее всего, не Корфа и не меня, а какое-нибудь прыгучее юное дарование. Например…       — Ромашку, — резюмировал Владимир, закинув руку назад и помахав Романову.       — Меня? — с сидения сзади удивленно подал голос Сашка, только что втихаря уписавший круассан и, как довольный кот, облизывающий от крошек губы.       — А что? Слабо добыть третью квоту на игры? — насмешливо подхватил Сергей. — Не, давайте корфовскую Аньку переоденем мальчиком, она напрыгает получше всех нас вместе взятых.       — Заткнись! — закатив глаза, повторил Владимир. — Она тебе не Анька!       — Остыньте, — флегматично осадил всех Михаил. — Квота не именная. На олимпиаду может кто угодно потом поехать. Так что действительно давайте все заткнемся, блин.       — Корф, а правда, что ты отдельный номер забронировал? — через некоторое время вновь проявился Писарев, теперь елейно и с наглой ухмылкой. — Кому прокаты, кому удовольствие…       — Заткнись! — хором воскликнули Мишка с Сашкой.       Самолет уже шел на посадку, и Владимир выбросил из головы бестактные инсинуации. Тем более, они недалеко ушли от истины: Аня приехала без родителей, и будет только его.              Она стояла в холле гостиницы и пока не видела его: тоненькая и будто повзрослевшая еще больше, и такая красивая, что захватывало дух.       Владимир закрыл ей глаза, наслаждаясь ощущением от прикосновения к шелковой кожи под своими широкими ладонями, охватившими почти все лицо девушки.       — Володя! — радостно воскликнула Аня, поворачиваясь в его руках.       Он склонился к ее губам, не думая, инстинктивно.       — Не надо здесь, увидят, — пролепетала девушка, хотя сама льнула к нему так, что он не мог выпустить ее из объятий.       — Уезжаете на тренировку? Уже? — выдохнул он, прижимая теснее свою красавицу.       Как же он по ней соскучился!       — Я останусь на вашу.       Вспышка ослепила неожиданно, оба отпрянули друг от друга, и Владимир чуть не выругался весьма откровенно, едва сдержавшись в последний момент.       Хорошее начало, твою мать.              — Боже, какая у тебя произвольная! — потрясенно воскликнула Аня, едва Корф, тяжело дыша, прислонился к борту.       — Мама нашла музыку, — выдохнув, довольно пояснил Владимир. — Она знает, что я люблю фантастику.       — «Ведьмак» — это же фэнтази, — подняла бровь фигуристка.       — Мама в таких тонкостях не разбирается, — засмеялся он, наслаждаясь ее восхищением. — Зато ее коллеги в консерватории — совсем другое дело. Они выбрали треки к игре по «Ведьмаку» и такую аранжировку забабхали… Ну, в общем, ты слышала.       — Ты настоящий герой! — кокетливо заулыбалась Аня. — Тебе идет.       — Готов быть вашим героем, мадемуазель, — галантно поклонился Корф. — Сейчас переоденусь и пойдем. Приглашаю на романтический ужин при свечах.       Владимир старался изо всех сил целый вечер и полночи после, чтобы стать ее героем во всем.              — На вашем месте я бы о фанатах подумала, — насмешливо прокомментировала Оля, попавшаяся под ноги у входа на завтрак. — Наверняка караулят с камерой. Вчерашнее объятие уже в сети!       Видя, как побледнела подруга, Владимир крепко сжал ее ладонь:       — Олька специально это сейчас сказала. Знает, что ей и с кое как восстановленным трикселем за тобой не угнаться. Подумаешь, фото. Я вон даже Ромашку на фото обнимаю. И что?       — Во-первых, не сравнивай меня с Сашкой! А во-вторых… угнаться. В том-то все и дело, — сглотнула Аня. — Даже Катя уже тройной аксель на тренировках прыгает.       — Катька. Угу. Из пяти прыжков пять с минусом падений.       Она молчала, когда он за руку подвел ее к столику.       — Аня, ты же знаешь, что это неважно, — уверенно подвел черту Корф, ловя ее расстроенный взгляд. — Покажи свой максимум. И все.       — Я буду кататься для тебя, — улыбнулась наконец девушка.       — Ловлю на слове. А я для тебя.              Короткую Владимир откатал лучше всех. Современная музыка с оттенками блюза считалась его коньком, да и сам формат тоже: сил хватало до конца, и была возможность показать техничность на высшем уровне.       Весь вечер они провели с Аней, словно в сказке: гуляли по городу, обсуждали программы и дарили друг другу нежность и ласку любви.       На следующий день Владимир появился в раздевалке в настроении самом что ни на есть весеннем назло разгару осени.       Писарев однако был рад это настроение сразу же подпортить:       — Королева льда и король четверного риттбергера! — с пафосом процитировал он на всю раздевалку.       — Да уж, эта новость затмила сам факт прокатов, — подхватил Шишкин, натягивая костюм.       Мишка же отвесил Сереге оплеуху и ткнул пальцем в грудь:       — Голубки попались очень глупо. Но ты все равно молчи! Ко всем остальным это относится тоже!       Владимир послал всех подальше, просматривая вовремя подсунутый Ромашкой смартфон. Очень быстро он понял, как разволнуется Аня, когда узнает о дискуссиях фанатов, неожиданным пожаром разгоревшихся в сети. Одни считали, что кто-то вроде Чена чемпионке мира подходит лучше, чем нестабильный Корф, другие, наоборот, уже собирались крестить детей секс-символа и юной красавицы, а некоторые вообще осуждали девушку за то, что поддалась на чары такого, как он: дескать, подобные красавчики меняют баб, как перчатки, и ей тоже грозит быть брошенной. Так или иначе, но на разминке Владимир не заметил, что плохо зашнуровал ботинок. В результате после чистого риттбергера он упал с пресловутого квад-лутца и не докрутил триксель. Учитывая степ-ауты на тулупах, сложность программы с четырьмя квадами полностью нивелировалась.       — Это всего лишь начало сезона, — говорили комментаторы, потому что облажались буквально все. — В дальнейшем программы наших мальчиков заиграют по-новому.       Шишкин вновь изобразил бабочку вместо квада, воскресив из небытия свое нелицеприятное прозвище «бабочник», Писарь рискнул прыгнуть только один четверной прыжок, Мишка с деревянной головой ограничился тройными, даже попрыгунчик Ромашка накосячил со степ-аутами и выездами, а все остальные просто падали, как под вражеской картечью.       Про Корфа снова стали писать, что он закончил программу едва живым, хотя сам Владимир чувствовал, что под конец стало немного легче, чем обычно, и он выполнил заключительные вращения на высший уровень сложности.       За парами Владимир не следил, но у женщин выступления сложились лишь слегка удачнее. Оля с трудом выехала с трикселя, юная Соня боролась с произвольной, как с врагом народа, и только Катя, вопреки комментариям Корфа, из пяти квадов упала только с одного. Аня единственная откаталась идеально, хотя и уступила в сложности программы, если бы соперницы катались без нареканий. Но ее представление под Рахманинова было настолько одухотворено и красиво, что весь зал рукоплескал.       Владимир с изумлением заметил, что кое-где на трибунах рядом с аниными баннерами появились плакаты с его собственной мордахой и надписи «Любим!».       Самым стремным оказался фальцетный выкрик фанатки с нижних рядов:       — Корф, обидишь Аню — убьем!       Фигурист уже не знал, радоваться такому энтузиазму фэнов или бежать от них сломя голову.       — Скоро про вас фанфики появятся, — прокомментировала Оля, подмигнув красной, как рак, Ане. — Рейтинга «Энце-столько не живут».       Размах фанатской реакции никто предвидеть не мог. Зато другие предсказания оказались верны: на Небельхорн поехал Ромашка.              — Не говори Ромашке, что означает его прозвище. Мы и сами не знали. Ромашка и ромашка, — весело вещал Владимир, ведя Аню к выходу из здания аэропорта. — Не «царьком» же Сашку было звать, тем более тезка его царственный плохо кончил.       — А тебя тогда вообще «бароном» прозвали бы.       — Нам вполне хватает «князя».       — Я и не собиралась говорить Саше, господин барон, — с улыбкой поддразнила Аня, кокетливо поправляя локон, выбившийся из прически под порывом октябрьского ветерка. — Романов ведь не рассыпается после первого же ляпа. Значит, не ромашка.       — Чего только не узнаешь про этих фанатов и их жаргон, — продолжил Корф, перехватывая удобнее чемодан подруги. — Надо же такое придумать, «рассыпался, как ромашка»!       Турнир в Оберстдорфе, как и ожидал Корф, Романов не завалил, добыв-таки третью квоту на олимпийские игры. Сам Владимир даже побеждал пару лет назад на этом соревновании, где войти в шестерку сильнейших представляло собой, конечно, не плевое дело, но и не особую сложность. Разве что ответственность за сборную добавляла волнения. Однако доблестная федерация уж точно приложила все усилия, чтобы спортсмен из России куда надо все-таки вошел. А вот на челленджер в Финляндии сил или же денег, похоже, не осталось: Аня выиграла, как и ожидалось, зато звезда и надежда сборной Шишкин уступил грибному американцу, не прыгнувшему ни одного квада. Ну а сам Корф отличился бронзой — чего никто, по всей видимости, предсказать не мог.       — А Шишкин сбабочил на трикселе, — добавила Аня. — Так странно было находиться в этом пузыре, никаких контактов, полная изоляция. Зрителей ползала — это ладно, уже привычно.       — Мне вполне хватило контактов с тобой. Хотя и хотелось бы более… хм… тесных.       Смех Ани зазвенел колокольчиком:       — Всему свое время.       Увлеченные друг другом молодые люди не заметили, как на полпути к такси их окружила целая стайка поклонниц разных возрастов и мастей… Приплыли.       Откуда они узнали? Владимир, можно сказать, в последний момент уговорил Аню после турнира в Финляндии поехать с ним и познакомиться с родителями. Вот это разведка, позавидовал бы и Пентагон!       Или они тоже из Хельсинки прилетели? Болельщики? Не хило!       Милые дамы перекрыли все пути к отступлению, тыкая в нос фотографиями, на которых фигуристы почти что случайно оказались рядом.       Владимир, выйдя из ступора, откровенно посмеялся, а вот Аня однозначно застеснялась. Тем более, посетители аэропорта начали останавливаться, интересуясь, что тут раздают.       — Вы такая красивая пара! — умилялись подтянутые бабушки, протягивая фотки.       Аня вздохнула и взяла ручку. Он с тоской взглянул на подругу и присоединился. А поток поклонниц, казалось, не иссякал.       — У вас будут красивые дети! — доверчиво ловя его взгляд, заявила прыщавая девчонка лет двенадцати.       Корф чуть не поперхнулся, в результате автограф поучился слегка корявым. Ну, все, малявки!       — К сожалению, нам пора. Во-первых, вирус. Не дай бог, кто-нибудь заразится в толпе. А во-вторых, Аня очень устала после соревнований, ей нужен отдых. Позвольте откланяться.       Добавил мысленно: «Живите своей жизнью, черт возьми!».       Затем быстро схватил подругу за руку, закинул сумку на плечо, взялся за чемодан и решительно вклинился в толпу.       — Я боялась, они будут спрашивать про неясные ребра и преротации, как в интернете пишут, — грустно призналась Аня.       — А я боялся услышать, что в подметки тебе не гожусь.       Девушка хмыкнула, но не особо повеселела. В такси она принялась разглядывать золотые панорамы осенней природы за стеклом, но молчала, и Владимир прижал ее к себе.       — Я уже давно не обращаю внимания на диванных экспертов, вечно ставящих то неясное ребро, то недокрут. Или, еще лучше, преротацию на ритте. Эксперты хреновы, — зло заявил он, а потом прижался губами к розовой щечке. — Забудь про этих идиотов, они пытаются возвыситься, унижая других. Своих талантов нет.       — Ты прав. Наверное, на меня осеннее настроение накатило, — наконец улыбнулась Аня, удобно устраиваясь у него на плече.              Мама задержалась в консерватории, а отец уже вернулся.       — Анечка, очень рад познакомиться, — чопорно поклонился Иван Иванович, пожимая руку смутившейся девушки.       — Папа, перестань кокетничать с Аней.       Элегантно одетый даже дома, отец с улыбкой покачал головой.       — Мойте руки, ужин на столе.       Заговорили о музыке и об образах, которые Аня талантливо воплощала на льду, представая то колдуньей, то роковой женщиной, то девой, страдающей в ожидании возлюбленного с войны.       Только сейчас Владимир узнал, как хорошо отец умеет делать комплименты: ненавязчиво, справедливо и очень метко, так, что не поверить невозможно.       — Папа, охмуряй жену, ей приятно будет, а мою девушку не смущай, — не выдержал наконец молодой человек, и тут раздался звонок в дверь. — А вот и мама.       Иван Иванович поднялся и поспешил к двери.       — Твой отец совсем не похож на тебя.       — Угу, — протянул Владимир, уписывая салат. — Я пошел в мамину породу.       — Да нет же, не внешность. Вот уж кто точно «барон».       — Я недостаточно галантен с вами, мадемуазель? — вскинул брови Корф.       — Ну ладно, наверное, я ошибаюсь. Похожи, — закатила глаза Аня. — Но твое обаяние совсем другое.       — Я просто люблю тебя.       Девушка мило зарделась. Владимир не уставал поражаться, как до сих пор она не утратила эту свою умилительную, немного старомодную особенность — краснеть. А быть может, это он привык к наглым и самоуверенным девицам...       — Сидите, сидите. Как замечательно, что ты к нам приехала, Аня.       Мама, как всегда, походила на великосветскую даму: одетая со вкусом, стройная, высокая. Роскошный букет роз ярким пятном выделялся на фоне темно-синего платья.       — Вера Владимировна, очень приятно. Володя так похож на вас!       — Надеюсь, не только разрезом глаз. Ты же играешь, Аня? Давайте-ка после ужина в четыре руки.       Выбрали, конечно же, Рахманинова. Мама начала, потом уступила место гостье, а его самого просто затолкала рядом. Пришлось присоединиться, хотя Владимир чувствовал себя не в своей тарелке рядом с Аней, вдохновенной, совершенно отбросившей смущение во время игры. Он сам казался себе слоном в посудной лавке. Однако музыка лилась громко и стройно, охватывая все пространство чудесной гармонией.       — Талантливый человек талантлив во всем, — выдохнул Иван Иванович, когда затихли последние звуки, а потом интенсивно захлопал: — Браво!       — Анечка, ты очень тонко чувствуешь музыку, — похвалила Вера Владимировна. — И во время катания тоже. Я внимательно смотрела твой последний номер. Это… как там говорят ваши комментаторы? Фантастика?       — Космос, — довольно поправил Корф.       Иван Иванович заворожено глядел на девушку:       — Даже удивляюсь, как наш охламон сумел выловить такую золотую рыбку.       — Володя очень умный и ответственный, — вступилась Аня, мельком взглянув на Владимира.       Молодой человек расплылся до ушей, отмечая ее вернувшееся смущение.       — Можно я покажу Ане дом?       Мама кивнула и скрыла улыбку за ладонью, поправляя пышные темные волосы без малейшего намека на седину. Владимир потянул подругу за собой и, едва выйдя за порог, прижал ее к стене, впившись в губы самым страстным поцелуем.       — Володя…       Он отпрянул, Аня кашлянула…       — Папа, я хотел показать коллекцию антиквариата.       По лицу Ани было видно, что она ощущает себя вовсе не дамой эпохи этого самого антиквариата, а, скорее, крепостной, застуканной хозяином за излишней вольностью.       Но Иван Иванович и бровью не повел. Вскинув руки в пафосном жесте, он ободрил молодежь:       — Там есть, на что посмотреть. Не буду мешать.       Владимир провел Аню в библиотеку, где, помимо обширной коллекции книг, на всевозможных старинных комодах и этажерках стояли предметы отцовской гордости: статуэтки, шкатулки, вазы.       — Я будто в музей попала, — ахнула девушка, дрожащей рукой касаясь старинного веера.       — Это все отец. А еще он заядлый нумизмат, странно, что он сразу же не потащил тебя смотреть коллекцию монет. Ну а мама из всего этого хлама умудряется создать элегантный уют.       — Ты хочешь сказать, что мебель в прихожей, гостиной — настоящая?       — Именно. Отреставрированная, — подмигнул он.       — Володя, я постелила Ане в гостевой, покажи где, — под конец прервала их занятие Вера Владимировна. И добавила, видимо, уловив двусмысленное выражение его лица: — Мы разговаривали с Мартой Сергеевной, и я уверила ее, что у Ани будет отдельная комната.       Разумеется, ночью он прокрался к своей девушке. И, наверное, был бы полностью счастлив, если бы Аня наконец доверилась ему и душой, и телом.       Почему она боялась нормального секса?       Красавица в ответ на прямой вопрос или смущенно оправдывалась, или осаживала его, или переводила все в шутку…       На следующий день Владимир водил подругу не по музеям — во многих она была, посещая Питер ранее, — а по своим любимым местам: тихим уголкам парков, расцвеченных в те самые багрец и золото, гранитным ступеням у темных вод Невы, возле старинного дома в стиле барокко, где, якобы, жили его, Владимира, родовитые предки.       Но мысли о причинах недоверия либо же неготовности Ани пойти дальше, не оставляли его, вращаясь тяжелой массой на задворках сознания.              — Похоже, Корф, у тебя недотрах. Я понимаю, малолтека. Но пока ее нет, гляди, какие цветочки вокруг гуляют… катаются.       — Иди нафиг, Писарь.       Владимира иногда уже бесило, когда тренеры двух групп, его с Князем и Писаря с Ромашкой, объединяли занятия. Дескать, полезно обмениваться специалистами.       Наверное, на Гран-при в Канаде эта злость тоже сыграла свою роль: Писарева он обошел на десять баллов, кто бы там что ни говорил о скольжении, вращении и скорости. Если каждый прыжок исполнен с глюком, как у Сереги, помогут разве что супер-компонентность и грибы. А, как метко заметила Аня, грибы Писаря водились только в отечественных лесах.       — Уже был там, спасибо. И мне не понравилось, — фыркнув, признал Сергей.       Мишка тоже не мог не вспомнить «Скейт Канада», хотя сам там не был. Контингент участников в мужском одиночном вообще хорошо обрисовывал текущие дела в мировой фигурке: три канадца, три американца, трое русских, два японца и один грузин.       — Запомни старую мудрость, Серега: короткой программой выиграть нельзя, но проиграть можно, — с пафосом изрек Мишель, то и дело разводящий друзей, вечно собачившихся друг с другом. — Навалял в короткой — пинай на себя, а не на козни Корфа.       Писарев оперся о бортик, не сводя насмешливой улыбки с лица:       — Ну, мне-то не надо рубить дрова, как Челентано. И я никогда так не остервенею на льду, как Корф. Тот своим Ведьмаком, казалось, весь зал был готов порубить в капусту.       Владимир скривился:       — Я лучше штангу потягаю. Хотя, наверное, и вправду, пора подучиться профессионально давать в морду. Тренироваться есть на ком.       — Ну, ладно, ладно. Говорят, дело в генах. Может, тебе и не надо, — поднял ладони вверх Писарев.       — Кто бы мог подумать, что реализовать генетический потенциал — это трахаться, как кролик, — насмешливо парировал Корф.       Ромашка молчал, вполне возможно, для него это самое, как кролик, представлялось неплохой перспективой.       Генетический потенциал? Надо же, как он загнул… А с другой стороны, действительно, ради чего он старался? Тренером становиться он не собирался, чиновником станет и без выдающихся достижений… «Если быть, то быть лучшим»? Зачем? Стать достойным Ани. Наверное, именно эта мотивация вела его. Но достаточно ли этого для счастья?       Пока тренеры дали передышку, друзья принялись обсуждать какую-то ерунду про секс и девчонок, и Владимир невольно погрузился в воспоминания…       Питер в октябре прекрасен. Именно сейчас, не летом, можно навсегда влюбиться в родной город, его парки, статуи и соборы. А если ты влюблен сам, то расстаться с прогулками за ручку с красавицей просто невозможно.       Но Аня уехала, и они встретились только в Канаде, где, говорят, растут березы, как в России, но наличие берез в Ванкувере как-то прошло мимо. Счастливое лицо Ани, хотя и с нотками мимолетной грусти, затмило все.       Вместо отдыха и адаптации они заперлись в номере, из которого шустро вытолкали хмуро-ехидного Писарева, переселив того в одиночный Ани.       — Тебя так долго не было, Володя. Почему ты не приезжал? Ты же обещал.       — Не мог. Тренировки, терапия, процедуры… На войне как на войне.       Что Владимир не сказал, так это то, как отчаянно и беспощадно к себе он преодолевал проблемы с физикой, вновь пытающиеся появиться, словно отрубленная голова змея Горыныча. Заморенов утверждал, тут нужно пройти по лезвию ножа, а Жуковский предлагал варианты произвольной, которые можно выбрать в зависимости от состояния… Уж лучше по лезвию ножа. Как много знаменитых фигуристов делали операции, но выигрывали, или терпели боль, но выигрывали. А ему-то всего лишь надо не травмироваться и стать сильнее.       — Я тоже тренируюсь, но…       — Тебе столько пахать не надо. А я… ну ты же все знаешь.       — Знаю, но… — Аня вздохнула.       — Я тоже скучал по тебе, глупенькая. Я же говорил тебе каждый день.       Она уткнулась носом в его грудь.       — Я же все это делаю ради тебя, чтобы поехать с тобой на олимпиаду. Но ты представляешь, скольких мне надо обойти?       Он запустил ладонь в длинные светлые волосы.       — Лучше, чем ты думаешь, — грустно подтвердила красавица.       — Ты никогда не сдаешься, я это видел. И я не хочу...       Воспоминания о встрече с Аней вызвали легкую улыбку, и Владимир отвернулся от приятелей: сам понимал, что физиономия у него сейчас и глупая, и довольная, как у сытого кота.       Мелькнула церемония награждения — серебряная медаль этапа Гран-при, вторая за все время его выступлений. Корф мог гордиться собой: он уступил всего лишь одному невероятно талантливому американцу. И конкурентов по сборной, Писаря с Шубиным, оставил позади...       Однако самое неожиданное, удивительное и захватывающее случилось потом.       Аня с игриво-таинственным выражением лица велела ему идти в номер и зажечь свечи: обещала сюрприз. К приятным сюрпризам Корф был всегда готов, как пионер. Но он совершенно не ожидал медленно открывшейся двери, легкого позвякивания колокольчиков, и тонкой ножки, появившейся в дверном проеме.       Закутанная в прозрачные покрывала изящная фигурка проникла внутрь нереальным видением. Владимир упал на стул, неспособный вдохнуть, и впился взглядом в соблазнительную танцовщицу. Восточная музыка, зазвучавшая медленно и тягуче, приглашала в море дурмана и подчеркивала эротизм невероятного танца.       Аня давно обещала станцевать для него… Почему сейчас? Неужели она готова пойти дальше?       Но все мысли вылетели из головы очень скоро. Едва нежная ладонь легла на его плечо, заскользила вниз под рубашку и, выписывая на животе восточные горячие узоры, добралась до ремня брюк.       — Аня, ты… — выдохнул Владимир, пытаясь вырваться из жаркого омута.       Ясные глаза девушки оказались совсем рядом, губы дразняще коснулись уха:       — Я все сделаю сама.       Он потерялся в ее глазах, растаял под огнем прикосновений, сгорел в пьянящих поцелуях…       На следующий день они впервые показали «Катюшу»: Аня, скромная и нежная, он сам, высокий и решительный, катались так, что любой мог догадаться об отношениях молодых фигуристов.       Владимир решил не заморачиваться больше мотивами девушки не форсировать события. Если она извиняется таким образом, то он совсем не против…       — Корф, ты что, заснул? — опять Писарев? — Тебя ваш Лирик зовет.       — Иду, Василий Андреевич!       Владимир с неохотой оторвался от бортика, как и от воспоминаний, вскоре полностью сосредоточившись на треклятом квад-лутце. Генетический потенциал — по крайней мере, это звучит гордо!              — Не пытайся определить женщину логикой, Володя, попробуй понять ее чувствами.       — Ты про что, пап? — Владимир сделал вид, что думал вовсе не про Аню.       Да, он решил не копаться в ее душе, но думать самому себе не запретишь.       Отец ухмыльнулся и похлопал его по плечу:       — Удачи, сынок.       Коротко обняв сына, Иван Иванович подтолкнул того к посадке на рейс, где уже топтался с ноги на ногу Жуковский.       Владимир очень хотел, чтобы пожелания отца сработали. Им и так пришлось вылетать в Японию позже срока: визы получили в самый последний момент, никто не знал даже, когда именно получат и получат ли вообще. В результате они с Аней летели разными рейсами. Корф проспал почти весь полет, понимая, что очень скоро будет мечтать о лишней минуте отдыха.       Членов сборной разместили в одиночных номерах, и Владимир уже собирался наведаться к подруге, когда всех неожиданно собрал Бенкендорф, по каким-то своим причинам тоже заявившийся в Японию. Грузный и стареющий функционер ИСУ некоторыми рассматривался как единственный оплот высоких позиций российского фигурного катания. Другие же считали Бенкендорфа эталонным воплощением коррупционера. Владимир никогда не общался с ним лично и не судил по чужому мнению, полагая, что отстаивание интересов и коррупция — это в общем-то две стороны одной медали, желательно золотой.       После не особо лестного для команды вступления, Бенкендорф заявил:       — На этом турнире установлены строгие санитарные правила, прошу их неукоснительно соблюдать. Никаких компашек по номерам. — Пристальный взгляд остановился на Корфе. — И подобных штучек. Скандалы нам не нужны. Все понятно?       Неужели кто-то про них с Аней настучал? Куда уж не понятнее.       Спина чиновника еще закрывала дверной проход, а уже был быстренько создан чат для предупреждения друг друга на случай шухера. Компашка, как выразился Бенкендорф, собралась у танцоров, а сам Владимир заявился к Ане и пообещал, если что, спрятаться в тумбочку, как в анекдотах. Та долго смеялась, представляя картину маслом, но после всего хорошего все-таки выдворила его из номера отсыпаться. Впереди были сложные соперники и непростая акклиматизация к условиям страны восходящего солнца.       Дни до начала соревнований пролетели быстро, как и всегда рядом с тем, с кем комфортно и хорошо. Владимир смотрел на красивое лицо любимой и не хотел никуда от нее уходить.       — Аня, а что ты чувствуешь рядом со мной? — случайно выпалил он, неожиданно вспомнив странный совет отца понять ее чувствами…       — В каком смысле?       — Ну, например, я всегда тебя хочу, симптомы этого и чувствую.       Он получил кулачком в грудь.       — Нет, серьезно, что?       Она задумалась и протянула:       — Наверное, у меня мандраж.       — Как перед выступлением, что ли? — опешил Владимир.       — Наверное, — повторила Аня, коротко прижимаясь к нему.       А затем выставила его из номера. Завтра был первый день выступлений одиночников и в мужском, и в женском катании, поэтому Корф с неохотой убрался, зная, что девушке надо отдохнуть: на турнире присутствовала и похудевшая Оля, одна из серьезных соперниц Платоновой и претенденток на олимпийскую путевку.       После короткой Владимир снова оказался третьим: в этот день почему-то в ударе были буквально все азиаты, вне зависимости от гражданства, но кореец упал, оставшись без каскада, двое других предсказуемо обошли Корфа и еще двое — Шубина и Ромашку. В интернете начали появляться робкие высказывания: неужели Корф становится стабильным? Недоброжелателей было больше: дескать, вспомните, скольких мальчиков мы прочили в новые звезды, а результат нулевой.       Вечером шухер все-таки наступил: тревожный сигнал смартфона оторвал молодого человека от разомлевшего тела подруги, и он едва успел одеться и добежать до своего номера, когда на этаже появилась группа в защитных костюмах — нагрянула санитарная комиссия, как выяснилось позднее, проверяющая условия «пузыря». Предупреждение отправил Андрюха Шубин, застрявший в холле по чистой случайности: делал очередной эскиз японской обыденности. Художник из него был вовсе не от слова «худо», и хобби грозило вылиться в профессию после завершения карьеры на льду.       Вот вам и настрой на соревнования, японский городовой!       Тем не менее, произвольную Корф начал на подъеме: музыка ему безумно нравилась. Четверной риттбергер, каскад, как будто Ведьмак учится и набирает силу, дорожка шагов, имитирующая яростную борьбу с монстрами…       Заход на лутц был вполне стандартным, но уже в воздухе Владимир осознал, что что-то не то…недокрут… Нет, он вам не ромашка! Быстро вскочив на ноги, Корф продолжил программу... И Ведьмаку приходилось трудно. Еще один квад-тулуп и усложненный выезд с него, чтобы набрать компоненты… лиричный конец с трикселем и вращениями, символизирующими личную жизнь героя…       На подиум фигурист не попал, пропустив вперед тех самых азиатов со всего мира и скатившись на четвертую строчку. Шансов на финал Гран-при фактически не оставалось, и Владимир выкинул из головы все собственные неурядицы, сосредоточившись на Ане, которая обыграла Олю всего на пять баллов по результатам двух программ. Наверное, потому золотая медаль грела ее скорее лишь суммой вознаграждения, в чем девушка не сознавалась, но Владимир знал, как она выжимает из себя все соки на тренировках, а на программах чуть ли не выпрыгивает из кожи, набирая максимальные компоненты. Увы, именно к женскому одиночному куда справедливее прилагалось высказывание «сошел с подиума — и ты никто». А соперницы дышали в спину. И молодой человек все больше опасался за климат в коллективе Ани, где, с одной стороны, скептичная Репнина могла убить всю веру в себя, а с другой, Долгорукая признавала только достижения, не учитывая причины для неудач.       Но поездка в Японию не была бы поездкой в Японию, если бы Корф не ощутил на себе отношение многочисленных местных поклонников фигурного катания, проявляющиеся искренне и ярко, несмотря на все санитарные нормы и ограничения. МарьСевна знала особенности здешней публики и подготовилась заранее: где-то откопала «Катюшу» на японском, а его мама сделала подходящую аранжировку. Едва они с Аней начали номер, как сразу же ощутили реакцию трибун. Восторг публики был неподдельным: их закидали игрушками и цветами, Владимиру вручили огромного плюшевого дракона, а Ане — медведя. На пресс-конференции журналистка задала вопрос в лоб, являются ли молодые люди парой. Девушка потупилась, но он решительно взял инициативу в свои руки и заявил, что они не хотят рассказывать про личную жизнь. В общем-то, все было ясно и без слов. Нехорошо гордиться незнанием, но Владимир вполне порадовался недоступностью японского: обсуждение местного интернета вдобавок к российскому — это было бы уже чересчур.       В финал Гран-при Корф все-таки попал, скорее, благодаря неудачам соперников, чем собственным достижениям. Куда сильнее его занимали волнения за Аню и подтвердившиеся наблюдениями мысли о том, что она действительно чего-то боится или опасается в развитии отношений с ним. Чего?       Живи Владимир в девятнадцатом веке, он просто сделал бы ей предложение, и никуда бы птичка не делась от собственного удовольствия.              Эполеты поигрывали золотом на солнце, колокольный звон заполнял все пространство вокруг. Темноволосый молодой человек лучился уверенностью и силой. Рядом белела хрупкая фигурка, которая узнавалась с первого взгляда.       И вновь Владимир сам оказался этим офицером, стоящим на высоком крыльце под голубым весенним небом. Аня смеялась от счастья, и он отчетливо увидел ее в глазах, что она его любит — и все остальное стало неважно…       Проснувшись, Корф долго не хотел отбрасывать магическую ткань сна и подниматься с кровати. Ему раньше так часто снился этот сон, с венчанием и эполетами, но потом то ли фигурист настолько уставал, что снов не помнил, то ли с головой погрузился не в те проблемы и заботы.       Аня его любит.       Даже сквозь непонятный страх близости, он же и наяву это видел в ее улыбке, в ее глазах... Почему главное забывалось, терялось под кипой, казалось бы, важных проблем, но в действительности решаемых и второстепенных? И куда эти проблемы могли бы их привести? К ссорам, обидам и непониманиям? Почему он вообще решил, что дело в Ане? Может быть, начать с себя?       Весь день Владимира преследовало это ощущение ото сна, словно теплый мундир, сотканный из света.       Он вылетел в Москву на следующий же день, чем несказанно удивил юную фигуристку, наткнувшуюся на своего парня с утра пораньше прямо на входе в ледовый комплекс.       — Привет, красавица.       — Что-то случилось?       — Прости, что так мало времени проводил с тобой. Был неправ.       Аня сглотнула и тихо улыбнулась, взмахнув длиннющими ресницами.       Он обнял девушку на виду у всех. Она вздрогнула, и еще теснее прижалась к нему.       — А Заморенов тебя отпустил?       — Еще немного, и он меня заморит... Не волнуйся, все расписано и разложено по полочкам.       — Как здорово, что ты приехал! Я не ожидала тебя увидеть до финала Гран-при.       — Надеюсь, МарСевна не прогонит меня? Хотел ее попросить поработать над моими компонентами, она в этом мастер.       — А, так вот для чего ты явился — не запылился, — Аня отстранилась и лукаво покивала. — Пойдем.       Долгорукая, как всегда, наградила его обличительным взглядом, как будто Корф заочно объявлялся виновным во всех скандальных нераскрытых преступлениях века, а потом кивнула:       — Давно пора. Жуковский отточил твои прыжки, физику ты слегка подтянул. Но этого мало. Ты в каждой программе столько баллов теряешь… Не позорь Аню.       — Неужто и вы, Мария Алексеевна, читаете интернет, где пишут, что я примазался к славе звезды?       Тренер скривила губы в подобии улыбки и жестом отправила его в раздевалку.       Прекрасное настроение после занятий умудрилась подпортить Репнина. Отведя его в сторону, она сообщила, что в федерацию настучали о несоблюдении карантина, обмене гостиничными номерами и всем хорошим между ним и Аней.       — А я-то думал, почему Бенкендорф волком на меня смотрел, — пробормотал изумленный Корф.       — Благодари своего дружка Писарева. Он уже понял, что его время побеждать тебя закончилось.       Владимир тоже вдруг понял: она врет. Или откровенно заблуждается. Серега, при всех своих недостатках, был его другом. И на такую подлость никогда бы не пошел.       — Благодарю за информацию, Наталья Александровна, — ледяным голосом отозвался он. — Позвольте откланяться, я спешу.       Дело ясное, что дело темное. Но одно было кристально ясно: при всей своей доброжелательности «графиня» оставалась мелочной и эгоистичной, возможно, сама об этом не подозревала, считая, что помогает всем и вся.              — Анечка, малышка моя, сладкая…       Нет, в постели у красавицы страх отсутствовал. Наслаждение было ненаигранным. Чувственное дрожание ресниц, трепет по всему телу, глубокий выдох и грудной стон…       — Ты чуть с ума меня не свела тогда своим эротическим танцем.       — Я и другие знаю, и они ничуть не хуже, чем танец вуалей, уж поверь,— намекнула девушка, исследуя тонкими пальчиками его тело.       — Ну, тогда мне скучать не придется.       Пальчики замерли, затем острые коготки впились в грудь, точеные брови сошлись к переносице.       — Это не борьба со скукой, это называется распущенность, молодой человек, — заявила она голосом МарьСевны.       Владимир застыл, непонимающе уставился на нее, потом решил, что его слишком умная подруга и впрямь может надумать себе черт-те что, а потом именно этого и бояться.       — С тобой мне никогда не скучно, Аня. Уж поверь.              Финал Гран-при снова проходил в Японии, в другом месте, но условия были примерно такими же: пузырь, изолированность, учет и контроль. Как Владимир туда попал, он сам толком не понимал. Фортуна? Награда за верность? Сказалась странная нестабильность лучших: некоторые призеры одних этапов оказывались чуть ли не в конце таблицы на других этапах, даже чемпион мира умудрился навалять, не говоря уже обо всех остальных. Более того, еще и кореец снялся с соревнований: то ли получил перелом, то ли подцепил пресловутый вирус. Его место по очкам и занял Корф, помогло канадское серебро. Оказаться в шестерке лучших, после американцев, японцев и Шишкина,— о таком можно было только мечтать.       Да, на кону стояла путевка на олимпиаду, это понимали, открыто обсуждали, шушукались, издевались над всем, чем только можно. Причем, в женском одиночном конкуренция внутри страны была куда серьезнее конкуренции на мировых соревнованиях. Как когда-то в СССР: многие спортсмены тех лет вспоминали, что чемпионат страны было выиграть сложнее, чем чемпионат мира. В мужском, кроме Шишкина, вообще отсутствовали фавориты: как выступил, так дальше и поехал, разве что у тренера Писарева имелись друзья в судейском корпусе, и потому за Серегой упорно и зачастую справедливо приклеилось звание «грибник». Такая ситуация вынуждала некоторых выступать под флагом других стран. Сам Корф никогда не думал менять «спортивное гражданство», даже ради Ани не сменил бы, зато огромное число талантливых бывших соотечественников, так и не сумевших пробиться в тройку лучших в России, расползалось по просторам земного шара. Интернет знал и замечал все, не щадя никого и злорадно перемывая косточки.       На этот раз они с Аней летели одним рейсом. Девушка переживала куда больше него. Катя, Соня, Оля — предстояла битва с ними, а вовсе не с иностранными конкурентками, которые через раз умудрялись выполнять элементы ультра-си.       — Володя, знаешь, что про тебя пишут? — Олю, как всегда, за язык тянуть не приходилось.       — Знаю, знаю… — буркнул Владимир, чувствуя, как напряглась Аня, и поглаживая ее ладонь.       — Нет, такого не знаешь. Вопрос: «Почему Корф короткую начинает у борта, где судьи сидят?» Ответ: «Показать им, какой он красивый».       Вся команда полегла от хохота.       — Что, завидно? — фыркнул в ответ он.       Снова взрыв смеха.       Японские поклонники фигурки, кажется, поддерживали всех без исключений. Теперь они знали и его, даже, можно сказать, полюбили. Оказаться в центре такого внимания Владимиру еще не приходилось. Не олимпиада, конечно, но эмоциональный напряг сказывался на всех. Аня замкнулась в себе, как бы он ни пытался до нее достучаться. И молодой человек просто доводил ее до пика наслаждения раз за разом, поставив на то, что удовольствие тела повлияет и на настроение через банальные химические процессы. Плевать на предупреждения Бенкендорфа, пузыри, вирусы и все остальное.       После короткой Корф оказался пятым: американский любимец судей не только не прыгал четверные, он банально упал, а по правилам высшие оценки за компоненты при падении ставить не полагалось. Ну, а Шишкин как раз компонентами добрался до четвертой позиции.       У девушек в короткой задиристая Оля грохнулась с трикселя, как и японка, рыжая Катюха решила не рисковать с неосвоенным толком элементом, а юная Соня умудрилась приземлить этот сложнейший элемент со степ-аутом. Таким образом, идеально исполненная программа Ани заняла вторую строчку турнирной таблицы.       О собственных переживаниях упрямая подруга говорить отказывалась, переводя внимание на его выступление.       — Могли бы твой квадд-ритт и больше отплюсовать.       Он устроил возлюбленную у себя на груди и, поглаживая по голове, заметил:       — Чтобы судьи не засудили, надо быть выше соперников на две головы. Мы все это знаем. Так что о чем речь? Тебе больно, плохо? Ну, не молчи же, Аня…       — Наверное, я слишком многого от жизни хочу, — помолчав, заметила она.       — Зато будет что вспомнить.       Аня снова задумалась, потом сказала:       — Не волнуйся за меня, я готова. Мы с МарьСевной как бы все предусмотрели. У меня в произвольной есть элементы для замены, если вдруг что-то не получится. Прыгну в другом месте или присоединю прыжки, если с каскадом не выйдет. Тут надо держать голову ясной.       Девушка коснулась пальцами его лица, легкая улыбка наконец тронула ее губы:       — И, главное, никогда не сдаваться!       Владимир потянулся к ней и отдался во власть долгого поцелуя.              На следующий день перед прокатом Корф вспомнил снова тот солнечный сон, на душе стало легко, и он вышел на лед готовым ко всему.       Чудесная музыка, уже знакомая японским болельщикам… Квад-ритт, каскад… прыжок в четверной лутц, который он спокойно приземлил на разминке… но в воздухе его снова пронзило то же ощущение, как и тогда, с падением. Неужели опять он не докрутит и упадет?..       Владимир даже сам не понял, как произошло то, что случилось дальше. То ли так быстро он вспомнил слова Ани о замене элементов, то ли был абсолютно уверен, что риттбергер может прыгать чуть ли ни с места без заезда, да и силы пока оставались… Вместо четверного лутца он приземлил тройной и сразу же прыгнул тройной риттбергер, таким образом заменив неудавшийся квад одним из самых сложных каскадов… Выезд и в дорожку шагов... Владимир не видел реакцию тренера у бортика, слышал только аплодисменты зала.       По результатам Корф так и остался пятым. И это была уже серьезная заявка на олимпийские игры. Аня выиграла финал Гран-при, буквально на полбалла опередив Соню.              Незадолго до чемпионата России Владимир снова наведался в Москву. Фигурист уже привык к местному льду, одногруппницы Ани даже поинтересовались, не собирается ли он менять тренера. Корф отшучивался, что на переправе коней не меняют.       Лошадь в виде МарьСевны была очень упряма и мучила его до последнего, раз уж он попался ей в седло. Там подтянуть носок, здесь усложнить выезд, везде убрать плечи от ушей…       Когда тиранша его отпустила, Корф отправился искать свою красавицу и с трудом нашел ее под лестничным пролетом, где она была не одна.       Собеседника Ани он не видел, но застыл, невольно прислушиваясь к разговору. И даже не удивился, узнав голос Репниной:       — Аня, да пойми же ты, что федерация продвигает на международном уровне не тебя, а Соню. Ей всегда надбавят, где надо, продвинут вперед. Ты должна выиграть чемпионат России с большим отрывом! Только так есть шанс развернуть внимание на себя.       — Вы это уже говорили, Наталья Александровна.       — Это же все элементарно делается. Но нужно начать прямо сейчас. Пожалуйся на здоровье, пусть везде раструбят, что ты серьезно болеешь, а потом якобы героически приедешь на соревнования чуть ли не с температурой. Соня будет выступать раньше, и ее так сильно не отгрибуют, заранее списав тебя со счетов. У тебя появится шанс!       Корф похолодел. Неожиданно ему вспомнился разговор еще в Кисловодске, где «графиня» советовала Ане не спать с ним. Неужели эта интриганка так откровенно и нагло влияет на его малышку? Не может быть!       Тело будто оплела тягучая паутина, когда он ждал ответа своей девушки.       — Прошу меня простить, Наталья Александровна, но это не ко мне. Я так не могу.       Аня развернулась, чтобы уйти, и Владимир быстро отошел за угол. Прислонившись к стене, он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Как луч солнца сквозь тьму, его пронзило понимание, кто именно настучал федерации на него и Аню. Не мытьем, так катаньем эта женщина пыталась их разлучить.       — Вот ты где. А я тебя везде искал, — заставил себя улыбнуться Корф, когда шаги Ани были уже у поворота.       — Пойдем отсюда, я кушать хочу.       — Здравствуйте, Наталья Александровна! — с показным радушием он приветствовал Репнину. — И от Писарева вам привет.       «Графиня» проигнорировала его слова, только махнув рукой.              Чемпионат России Аня снова выиграла, честно заработав отрыв в два балла. Корф вновь стал серебряным призером, но теперь уже точно завоевал путевку на чемпионат Европы, где окончательно определялась заявка сборной на Олимпийские игры.              — Вот видишь, теперь мы с тобой оба серебряные призеры чемпионата Европы, — с иронией заметила Аня, причесывая волосы возле зеркала. — Полное равенство.       — Можно сказать, мне повезло рядом с тобой, а вот тебе наоборот. Катька в кои-то веки прыгнула чисто все свои квады.       — Нет, это сила любви, — съехидничала Аня, указывая на него расческой. — Вам, мужикам, она дает финалы Гран-при, медали и обожание. А нас, бедных женщин, загоняет вниз, к сковородкам и пеленкам.       Она осеклась. От изумления Владимир чуть не открыл рот.       — Интересная мысль,— сглотнув, выдавил он. Потом криво улыбнулся: — И вполне себе привлекательная. Однако в нашей фигурке царствует феминизм. Так что, если это и была сила любви, то только с твоей подачи, милая. Ты же меня любишь.       — Люблю, — вздохнула она.       — И я тебя, — он обнял ее со спины, зарывшись лицом в светлые пряди и вновь их путая. — Так что не кисни, красавица. Труба зовет.       Они с Аней были одеты в форму олимпийской сборной. Владимир кривился от «белой тряпки» на груди, но, по протоколу, надо было явиться в Кремль именно в таком виде.       В дверь постучали. Голос Петра Михайловича громогласно прервал поцелуй, который Корф напоследок сорвал со сладких девичьих губ.       — Да, пап, мы готовы. Можешь греть машину. Или все-таки давай мы на такси, а?       Молодые люди вышли в коридор. Колючий взгляд Платонова застыл на нежеланном приятеле дочери, с которым, тем не менее, он уже успел смириться.       — Обратно поедете на такси. Давайте, а то опоздаем.       Они не опоздали. В Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца членов олимпийской команды принимал президент. Народу было много, фигуристы не сразу нашли своих. Шишкин держался сдержанно, еще смиреннее казался Шубин, который обыграл-таки Мишку по прыжкам и стал третьим в мужском одиночном. Девушки фотографировались, жеманно улыбаясь. Но Владимир совершенно оторопел при взгляде на одну из пар: те пытались сделать фото поддержки над головой на узнаваемом фоне зала, и надо сказать, партнер держал партнершу не за самые приличные места.       — Вы что, народ! — не выдержал Корф. — Головой об лед стукнулись, что ли? Вы где находитесь? Это вообще-то Кремль, ау!       Фигуристы скривились, но непотребности прекратили, да и остальные как-то прислушались к неожиданно громкому восклицанию. Бенкендорф оказался тоже тут как тут, откуда только взялся, как черт из табакерки, и застыл, воззрившись на Корфа. Но фигурист смотрел в ответ не на функционера ИСУ, а на его спутника. Рядом с надоедливым чиновником возвышалась высокая мужская фигура в дорогом костюме.       Николай Романов, олимпийский чемпион времен Союза, а ныне президент Федерации фигурного катании России, тоже глядел на Корфа, но весьма доброжелательно.       — Вы правы, молодой человек, это зал боевой славы, — сдержанно и акцентировано произнес Николай Павлович и, больше ничего не сказав, направился в передние ряды.       Фигуристы потянулись вслед и устроились поближе к трибуне.       — Ну вот, тебя похвалил великий Романов, — поддразнила Аня, когда к ней вернулся дар речи. — Я точно приношу тебе удачу.       — Ромашка наверняка жалеет, что не родственник ему, а только однофамилец.       Вошел президент, и гул в зале сразу прекратился.       Глава России говорил не очень долго и не очень пафосно. Ответная речь кого-то из команды была куда эмоциональнее, если не печальнее. Суть ее Корф увидел в том, что, дескать, нас лишили флага, но что поделать, мы вот такие хорошие и без флага.       — Когда же вернут флаг и гимн, в конце-то концов, — расстроенно прошептал он. — Под белой тряпкой только сдаются.       В этот момент докладчица закончила речь, и шепот оказался на удивление громким.       — Мы все делаем для того, чтобы наша олимпийская команда выступала с флагом и гимном Российской федерации, — неожиданно сказал президент. — И я рад, что вы относитесь к этому вопросу, как настоящие патриоты. Желаю вам всего хорошего. Успехов вам.       Владимир сидел ни жив ни мертв. Воистину, везение так везение. Два раза на протяжении часа брякнуть такое, чтобы привлечь внимание президентов.       — Вот тебе и сила любви, — выдохнула рядом Аня.              На олимпийские игры в Китае, как и опасался Корф, болельщиков из других стран не пустили. Ни его родители, ни родители Ани поехать не смогли. Теперь было понятно, для чего он на каждой тренировке выкладывался по максимуму, превосходил себя. Он поставил цель и добился ее, раз уж генами дана возможность кататься. И этой целью была не олимпиада даже, а любимая девушка.       — Только не говори, что ты теперь развалишь программу, — качала головой Аня, рассматривая образцы китайской флоры, когда они вышли из автобусного заточения, но еще не попали в казематы гостиничные.       — Нет, теперь я поставлю другую цель, — хмыкнул Владимир. — Поддержать тебя я теперь смогу, но и за места побороться сумею.       — Попробуй только завалить хоть один прыжок. Останешься без сладкого.       — Ну, тут правила чуть ли не строже, чем в Японии. А еще и на допинг могут вломиться проверять. Так что сладкое и так весьма проблематично.       — Только не изображай мордашку голодного необласканного кота, — засмеялась Аня. — Мне сразу становится тебя жалко.       Владимир сделал все, что мог. Ему, наверное, действительно везло. Хотя он и понимал, что таланта и везения всегда недостаточно, нужна упорная работа. Пятое место в индивидуальных соревнованиях и золото в командном турнире, где он идеально откатал короткую, — это было для него достижением века. Летом, начиная роман с Аней в Кисловодске, он о таком даже не мечтал. Кто именно решил поставить его в командник, история умалчивала, но тренер намекнул, что решение принято на очень высоком уровне: в одиночке короткую и произвольную будут катать разные фигуристы, а в парном и танцах — одни и те же, потому что замены разрешалось только две.       Ане повезло куда меньше. Командное золото она тоже получила, но девушка стремилась не к этому. С личными медалями все вышло куда запутанней и нелицеприятней. Репнина, при всем неуважении к ней, оказалась права. Чистый прокат Ани не дотянул вовсе не по технике, а по компонентам. За те же элементы, что и у Сони, ей поставили плюсов откровенно меньше, отрядив на серебряную медаль. Катя подошла вплотную, но сказалась недавняя травма, и рыжая осталась с бронзой.       На пресс-конференции Аня держалась молодцом, но после не выдержала.       — Давай пойдем к тебе прямо сейчас, Володя. Я больше не могу.       — Ко мне? Думаешь, там нас не найдут?       — Позже, чем у меня. Так идем?       — Ты сделала все по максимуму, Аня, — он согласился и повел подругу к лифту. — Пусть им стыдно будет, не ты должна переживать.       Хотя… о каком стыде может идти речь? Коррумпированный междусобойчик…от которого зависит твоя карьера и, возможно, дальнейшая жизнь.       Но разве где-то по-другому?       — Это как раз и больнее всего... Я… я не сумела быть на две головы выше… Рахманинов...       Она всхлипнула, потом не смогла больше сдерживаться.       Вот и не верь в приметы...       Владимир завел рыдающую девушку в номер и, крепко обнимая, усадил в кресло.       — Ну все… все… не плачь, Анечка.       Он опустился на колени и начал осыпать поцелуями ее лицо, сцеловывая слезы с нежных щечек.       Но Аня вдруг резко отстранилась, поднялась на ноги и одним движением скинула спортивную форму.       Заняться любовью сейчас? Да, наверное, хоть так он может ее утешить.       Заплаканная соблазнительница уже расстегивала молнию на его олимпийке.       Очень быстро они оказались в постели, окунувшись в океан взаимных ласк. Как много раз он исследовал губами эту впадинку на животе, розовые гладкие губки, готовые для поцелуев, аккуратные девичьи прелести, познавшие наслаждение, но желание обладать девушкой из раза в раз становилось только сильнее.       — Володя, подожди. Не надо.       Он поднял голову, сдвинул брови.       — Хорошо. Я думал, тебе станет немного легче.       — Нет, ты не понял. — Аня вдруг зарделась. — Не надо этого, я хочу пойти дальше.       Она о том же, о чем думает он?..       Борясь с неуместной улыбкой на лице, Владимир уточнил:       — Аня, ты уверена? Почему сейчас? Ты же так боялась боли, неизвестности и…       — Уверена. Я… я хочу этой боли. Пусть будет сильнее. Может быть, тогда перестанет болеть здесь.       Она дотронулась до груди.       Боже ж ты мой, ну и представления о сексе у маленькой глупышки.       — Не самая вдохновляющая мотивация, — криво усмехнулся он.       Но девушка поймала его взгляд, и теперь неотрывно умоляюще смотрела прямо в глаза.       Боль… Бедная малышка, как же тебе больно.       — Я не хотел, чтобы тебе было больно, Аня. Надеялся, что наша близость станет для тебя таким же праздником, как и для меня.       — Значит, ты не хочешь… так.       Длинные ресницы дрогнули, на них снова появились хрусталики слез.       Владимир резко обнял ее.       — Глупенькая ты моя, глупенькая. Я всегда тебя хочу. Вот, почувствуй сама, как сильно.       Он прижался плотнее. Аня хихикнула сквозь слезы.       — Значит, да?       — Конечно, да. Только слушайся меня. Больно тебе все равно будет, не волнуйся.       Аня теперь с интересом наблюдала, как он искал в чемодане смазку и презервативы. Вскинула брови.       — Да, всегда готов, как пионер, — ответил он на немой вопрос.       Корф волновался и сам, не меньше своей любимой девственницы, может быть, даже и больше, но не собирался этого показывать ни на миг. Пусть видит только его уверенность в себе.       Он завлек ее в ласки, сначала расслабляя, затем возбуждая до предела. Устроился между стройных ножек, погружаясь в горячую влагу.       — Люблю тебя.       Все закончилось так быстро, что Аня успела только вскрикнуть. Из глаз вновь покатились слезы. А Владимир ликовал. Наконец-то! Аня его, его! Гладил ее, утешал, целовал, признавался в любви снова и снова. Но радовался, как древний завоеватель.       — Да, пожалуйста, продолжай… — прошептала она, вцепившись в его спину, а сама продолжала рыдать.       Каким-то образом он понял, почувствовал, что все хорошо, что ей нужно именно это. Ей нужен он внутри нее, нужна эта боль, нужны очистительные слезы. Пусть выплачется, пусть вся боль, любая боль пройдет.       Владимир сам был взвинчен до предела, в иной ситуации при таком возбуждении кульминация была бы неизбежна, но сейчас, как в неком магическом танце, он продолжал и продолжал сладостно мучить и Аню, и себя. Замечал каждый ее отклик и старался двигаться так, чтобы удовольствие наконец вытеснило, перелило через край страдания красавицы.       Ресницы знакомо задрожали, земляничные губки приоткрылись, разгоряченное тело выгнулось и застыло, тесно зажав его внутри, и он последовал за любимой в омут блаженства.       Потом она лежала на его груди, уже без слез, утомленная и разморенная. Владимир чуть не набросился на нее снова в ванной: так роскошна она была в струях воды, как Венера, выходящая из океана. Но вовремя одумался и на руках принес обратно в кровать.       Аня не спала, смотрела на него с нежной грустью.       И он решился сказать ей то, о чем давно думал, еще со времен летних сборов.       — Послушай, Анечка. Я хотел тебе предложить… — Она напряглась в его руках. — Не думай, что я в тебя больше не верю. Ты мастер. Как раз поэтому и предлагаю… давай уйдем в парное… ты и я.       — Что?!       — Ну, мы сможем подготовиться к следующей олимпиаде, — еще неуверенней продолжил он, не понимая реакцию красавицы. — И четверные никто не прыгает там, продвинем фигурку на новый уровень. Вместе мы кататься можем, это уже ясно. Не бойся. Я тебя не уроню.       Чего он точно не предвидел — это вновь сумасшедший поток слез.       — Ты хочешь кататься со мной в паре? — сквозь рыдания выдавила она.       — Да, по-моему, это неплохая идея, — уже не зная, что и думать, подтвердил он.       Аня вдруг села и развернулась к нему, ловя напряженный взгляд, взволнованная и растерянная. Красивая грудь часто и соблазнительно вздымалась, но Корф заставил себя не реагировать на это воплощение эротизма.       — Боже, Володя… я не ожидала…       Он поднял брови, пытаясь понять, что имелось в виду.       — Все то время я боялась вовсе не боли. Я боялась расстаться с тобой.       Владимир изумлялся все больше и больше, когда Аня прерывисто продолжила:       — Я знаю про тебя очень много. Ты бросал их всех, всех своих подружек, после того, как… А я… я не могла тебя потерять. Я люблю тебя так давно, Володя. Действительно давно. Я всегда тебя любила. Ты не замечал меня, совсем малявку, на юниорах, а я каждый раз ждала соревнований, чтобы только увидеть тебя. И теперь ты предлагаешь мне…       Она всхлипнула и закрыла лицо руками.       Выиграй он олимпийское золото в личном зачете, и тогда бы Владимир не испытал того шквала чувств, который охватил все его существо после этих слов. Услышать такое он не надеялся никогда.       Корф порывисто заключил в объятия свою глупую, совсем глупую женщину, целуя ее глубоко и страстно. Очень быстро ласки стали горячими, почти судорожными. На это раз он входил в нее, хоть осторожно, но так, как всегда желал, безоговорочно и властно. Аня отвечала с улыбкой на губах, подаваясь к нему, отдаваясь только потому что любит. Ей было снова вначале больно, он не сомневался, но слезы больше не появлялись на пушистых ресницах, оттеняющих блеск влюбленных глаз. Триумф обладания вплетался в другое, куда более сложное и всепоглощающее чувство — чистое, неомраченное счастье. Он был счастлив. И сказкой звучал глубокий блаженный стон, феерверком окрасивший наслаждение.              Показательные выступления они катали под «Катюшу» с текстом на русском языке.              Олимпиада прошла, мелькнула встреча с президентом, оказались оприходованы и роскошные подарки золотым медалистам: на средства от них была куплена новенькая квартира в Москве. Родители получили ультиматум: отныне Владимир с Аней будут жить вместе, и точка.       Гнев Платонова, переживания Марты Сергеевны, понимание и поддержка его родителей, участие в ледовом шоу Долгорукой, золото Ани на чемпионате мира, перевод Владимира в центральное отделение своего вуза в Москве — все это слилось в одну яркую череду их новой счастливой жизни.       Бюрократия пыталась омрачить нежданное счастье, но без особых успехов. В федерацию была подана заявка о переходе Платоновой и Корфа в парное катание в следующем году. Функционеров особенно раздражало «бегство» Владимира, который невольно стал одним из фаворитов в мужском одиночном. На Аню, по всей видимости, махнули рукой. Скоро семнадцать — уже стара, у нас новые квадистки подросли.       Найти тренера — это было первоочередной задачей. По взаимному согласию, бывшие одиночники решили не идти к Долгорукой. Перебрали всех серьезных специалистов, даже переговорили с некоторыми лично. Никто не хотел браться за пару переростков.       Шарлотту предложил Заморенов. Он знал с незапамятных времен этого успешного тренера, сейчас полностью поглощенного ледовыми шоу и популяризацией фигурного катания. Александру Федоровну Пруссову Шарлоттой прозвали еще в школе из-за фамилии и благородной внешности.       Шарлотта любила вызовы. В парном катании, да еще и с новичками, ей работать не приходилось, но она не раз доводила до олимпийского золота танцевальные пары и одиночников. Опытный тренер, она знала в фигурке всех и могла привлечь любого специалиста.       Высокая, статная, Пруссова осмотрела представленных ей молодых людей с царским достоинством, будто на приеме в высшем свете.       — Я видела ваши прокаты. Тебе, Анна, еще рано уходить из спорта. А ты, Владимир, должен научиться кататься так, чтобы партнерше было максимально удобно. Настраивайтесь на работу. Федерацию мы дожмем.       Они дожали. Буквально все члены комиссии смотрели волком на новую пару, но свыше дали отмашку и негласно поставили задачу: продвинуть в парном катании элементы ультра-си.       В коридоре их окликнула Репнина. Откуда она все узнала и как тут появилась, Владимир даже не хотел задумываться.       — Я рада, что вы прислушались ко мне. Я еще на сборах вам это советовала, можно сказать, раскопала ваш талант, — с наидоброжелательнейшей улыбкой провозгласила «графиня». — Давайте продолжим сотрудничество. Я поставлю вам сногсшибательные программы.       Фигуристы молчали, потом Аня сжала руку Владимира, который внутри клокотал от гнева. Нет уж, ваша очередная многоходовочка не пройдет, мадам интриганка!       — Это замечательно, но мы уже нашли тренера, а с ним и хореографа, — вежливо ответила Аня.       — Они бросят вас после первой же неудачи. Ты забыла, Анечка, как это бывает?       Намекает на свой печальный личный опыт? Не так давно они узнали, почему Репнину бросил партнер: не надо было спать с тренером.       За спиной Натальи Александровны появилась высокая фигура Шарлотты:       — Не помню, чтобы я кого-то бросала, — с достоинством, помноженным на насмешку, провозгласила Пруссова. — Да и товарищ Оболенский в этом не замечен. Вы не знакомы? Тот самый хореограф Корфов.       Рядом возник подтянутый, опрятный пожилой мужчина с манерами еще более дворянскими, чем у самой Шарлотты.       — Коллега, позвольте представиться. Сергей Степанович Оболенский.       Он поцеловал руку опешившей Репниной.       Владимир с Анной не знали, как удержаться от смеха.                     В новое олимпийское утро Владимиру опять приснился давний сон: лучи солнца играют на эполетах, Аня счастливо смеется в белой фате… Молодой человек потянулся, жмурясь от удовольствия, и обнял любимую, сладко спящую у него под боком.       Кольцо он уже приготовил, романтический ужин заказал… осталось только выиграть олимпийское золото: прыгнуть квады и не только, справиться с выбросами и поддержками. Но они же не ромашки.       — Жалеешь, что ради меня пожертвовал своим коронным четверным риттбергером? — Аня уже не спала и с улыбкой смотрела на него.       — Жалею только о том, что в прошлый раз не стоял на подиуме рядом с тобой под флагом и с гимном. А тулуп, лутц и сальхов вполне сгодятся на замену. — Он коротко поцеловал свою красавицу. — Вставай, королева льда и моего сердца, нам еще прыгать эти самые квады.              Конец.