По пивку?

Этот взгляд. Этот херов взгляд преследует Джеймса уже две недели. Причём тут даже утрировать нечего, пристальный взгляд упирается в его спину всегда. Буквально всегда. Будь то оживлённая улица с кучей торопящихся куда-то людей: взгляд. Или может пустой дом, где кроме Джеймса никого и быть не может, разве что пыхтящий телевизор с постоянными триллерами: взгляд. Да даже если он у кого-то в гостях, этот острый, пронзительный, гнетущий взгляд промеж лопаток не даёт спокойно вздохнуть, вынуждая каждый раз оборачиваться, дёргаться или, что ещё хуже, покрываться мурашками размером с кулак. Идя по ночному городу, при этом с завидной периодичностью шаркая шлепанцами и поднимая после себя сгустки пыли, Джеймс чувствовал, как начинали трястись коленки. И ведь даже на холод не спишешь: летнее Аризонское пекло, несмотря на позднее время суток (глубоко за полночь), нещадно жарило и душило сорока двумя градусами по Цельсию, хотя видит бог, ощущалось на все пятьдесят. Опять оно. Да, Джеймс нарек этот взгляд простым и ёмким «оно». По-другому и подумать было нельзя: ни один нормальный среднестатистический человек не может следить за ним абсолютно везде, это попросту невозможно. Ну да, а какое-то «оно» — вполне возможная и научная тема, разумеется. Горячий ветер противно обдувал лицо, заставляя Джеймса сощуриться и ускорить шаг по направлению к дому. Хлопковая футболка неприятно прилипала к телу, складывалось ощущение, что мужчина попал под проливной дождь, а не вспотел. Оборот через плечо. Трое мужчин в возрасте, возможно, за пятьдесят, в не совсем трезвом состоянии шли почти в обнимку, громко смеясь и хохоча, видимо, делясь невероятными историями из своей предпенсионной жизни. Кислотного цвета футболки с красноречивыми надписями по типу: «Man of your dreams» выделялись в темном переулке, аки свет в конце тоннеля. Как они выносили общество друг друга, если от них несёт перегаром в радиусе пяти метров — загадка уровня убийства Кеннеди. Джеймс поморщился и бегло осмотрелся. Две пожилые женщины закрывают продуктовый магазин с весьма забавным названием «The happy stomach» (пер.с.англ."довольный желудок»), оперативно собирая оставшиеся на улице продукты и занося их в помещение, ворча и, по-видимому, проклиная этот чёртов штат за неимоверную духоту. И они были бы правы: неожиданно в голове возник образ недовольного Сатаны, укрывающегося пледом с узором «Огурец», так как вся жара ада аккурат сконцентрировалась в Финиксе. Сто баксов на то, что владыка преисподней обиженно бурчал себе под нос что-то типа: «Это я Дьявол в аду, а не Трамп». И ещё компания обдолбанных подростков, состоящая из пяти парней и трёх девушек, которые совершенно спокойно блевали посреди улицы и продолжали свое милое шествие. Одна из девчат смачно ругнулась и упала на колени, сразу начиная неистово гоготать. А вот и Лилит, ага. И никто из них на него не смотрит. Кроме этого. Джеймс сглотнул вязкую слюну, с трудом подавляя в себе дикое и первобытное желание убежать. Бежать вперед и не оглядываться, не обращать внимания ни на кого. Бежать до тех пор, пока не откажут лёгкие. Но была одна проблема. От чего бежать-то?.. От себя? Мужчина был почти уверен, что просто сошел с ума и теперь его единственный выход — псих. диспансер. Умирать он категорически не хотел, ему всего двадцать девять. Но прерогатива всю жизнь провести в безумии, как чёртов Шляпник из «Алиса в стране чудес» никак не льстила. Быстрым и уверенным шагом Джеймс почти дошел до своего дома на окраине района, мысленно прикидывая сколько таблеток успокоительного придется выпить на этот раз, чтобы забыть этот ублюдский назойливый взгляд хотя бы на пару часов. Обречённый вздох и шарканье. И взгляд, разумеется. Это началось ровно две недели назад. Когда он был у себя в ванной, мужчина явственно ощутил чьё-то присутствие и высунулся из душевой кабинки, дабы проверить, может, как обычно, Майкл бесцеремонно ввалился, не удосужившись даже позвонить. Но никого не было. Абсолютная пустота. Списав всё на недосып, Джеймс продолжил свои водные процедуры, когда вдруг ощутил это. Взгляд. Определенно кто-то, или что-то, смотрело на него во все глаза. Будто сторонний наблюдатель. Первые пару дней это казалось простым наваждением, будто наблюдал кто-то издалека, если вообще наблюдал. Джеймса это особо не напрягало. Ну переутомился, с кем не бывает. Но с каждым днём взгляд ощущался всё явственней и складывалось впечатление, что «оно» приближается. То есть буквально сокращает дистанцию, становясь всё ближе и ближе. А сейчас и вовсе казалось, что нечто идёт сзади, буквально в двух шагах от мужчины, как старый приятель. Но это нихрена не приятель. Джеймс максимально ускорился, когда увидел свою коричневую укреплённую дверь (будто она ему поможет, ага), пытаясь побыстрее добраться таки до дома. И черт бы побрал всех на планете, оно тоже ускорилось. Да хрен ли тебе надо, сука?! Щелчок входной двери. Рывок, и тяжелое тело медленно осело на пол, прислонившись в двери, рвано переводя дыхание. Рыжие волосы прилипли ко лбу, покрывшемуся испариной, с которого буквально скатывались капельки пота, огибая глаза и до самого подбородка. Долгожданная тишина. И пока никакого ощущение преследования. Пока. — Ты не успел, чувак, — криво усмехнувшись, проговорил Джеймс в пустоту темного дома, нехотя поднимаясь и смотря строго перед собой, — не успел… — и очередной отчаявшийся выдох на грани блядской истерики. Шея вновь неприятно заныла, отдавая острой болью в затылке и вдоль всего позвоночника, включая поясницу. Джеймс нервно дёрнулся и схватился ладонью за загривок, целенаправленно сжимая волосы в кулак и намеренно делая себе в разы больнее. Как там говорят, клин клином вышибается? Пожалуй, это и было самое худшее. Даже хуже этого голодного взгляда. Шея начала болеть ровно две недели назад. Причём довольно сильно, аж зубы сводило к чертовой матери. Ладно ещё, если бы боль была аккурат сконцентрирована в затылочной области, но нет же. Вся спина болела так, будто по ней трактор проехался, но притормозив, разумеется, на горемычной шее. Каков великомученик, ага. Не одно, так другое. И хрен знает, что с этим делать. Джеймс неторопливо направился в ванную, обходя зал и снимая почти насквозь промокшие вещи прямо на ходу. Нужно было помыться в срочном порядке, это не терпит отложений ни в коем случае, ибо от мужчины сейчас пахло далеко не сандалом. Невольно в голову опять полезли навязчивые мысли касательно всего этого абсурда. Казалось бы, эта херня видит его везде, куда бы он ни пошел, потому поначалу он даже не замечал, что «оно» не может попасть в ванную комнату. Здесь взгляд ощущался только в самый первый раз, на этом всё. И было в этом что-то до ужаса неприятное, заставляющее жалобно скулить, как побитый щенок, забившись в херов угол этой самой ванной. Но Джеймс не был щенком. Джеймс взрослый мужчина, который давно перестал верить в бабушкины байки о всяких монстрах под кроватью и чудовищах в шкафу. Под его кроватью обитает только толстый слой пыли и, возможно, старый носок, который он искал, по меньшей мере, месяц. А в шкаф лучше вообще не заглядывать без надобности, иначе гора вещей обещает обрушить весь свой гнев на, так называемого, первого встречного. Как бы то ни было, и как бы он не храбрился, Джеймс уже третий день спит в ванной комнате, постелив плед прямо на пол и умостившись там ужиком. Дожили. Взрослый мужчина прячется от бабайки. Ничего более бредового за свою жизнь ему слышать не приходилось. Включив в помещении свет и войдя внутрь, не забыв при этом закрыть дверь на шпингалет (так чувствовал себя в безопасности), он прошел к умывальнику и прокрутил краны, настраивая температуру. Набрать в ладони прохладной воды, облить лицо и облокотиться на раковину на вытянутых руках, не сгибая локтей. Посмотреть в зеркало на свои опухшие глаза с непривлекательными кругами под ними, на впалые щеки, чего не замечалось на его лице раньше, на сухие потрескавшиеся губы, обкусанные до крови. Джеймс устал. Просто-напросто устал настолько, что хоть волком вой, а сделать ничего нельзя. Нельзя. Нельзя. А нельзя ли…? Зрачок невольно опустился на старые ножницы, лежащие в стакане на полке над краном, которыми мужчина стриг ногти каждые полторы недели. Ну уж нет. Он не настолько слаб и не опустится до того, чтобы позорно полоснуть остриём вдоль запястья, прощаясь с жизнью. Его так просто не взять. Обсидиановые глаза, обрамлённые густыми светлыми ресницами, вновь поднялись к зеркалу, вынуждая их обладателя вспомнить, для чего он вообще пришел в ванную. Да и, по правде говоря, не только они, но и резкий запах потного тела, будто бы он оббежал стадион, по меньшей мере, раз пять. Чуть потоптавшись на месте и переключая кран на душ, Джеймс снял с себя остатки одежды, включая нижнее белье, закинул их в корзину и вошёл в злосчастную душевую кабинку, с которой всё это, черт возьми, и началось. Горячие струи воды били по лицу, скатываясь по всему телу и расслабляя напряжённые мышцы мужчины. Джеймс прислонился лбом к прохладному стеклу дверцы, позволяя себе не думать ни о чем, пока он тут, в своем излюбленном месте, нежится под кипятком. Неизменная с детства привычка — мыться всегда под горячей водой, заставляющей его чувствовать себя лучше, вне зависимости от времени года. Так и сейчас, мужчина, разморённый под мягкими струями, ощущал, что уже начал засыпать, потому он наскоро прошелся мыльной мочалкой по телу, смывая усталость проходящего дня. Выключив душ, Джеймс аккуратно вышел, завернув вокруг бедер полотенце, а другим он, ритмичными движениями, старался высушить волосы. Почему-то резко перехотелось кушать, смотреть телевизор и делать всякие бытовые обязанности. Хотелось только спать. Поэтому мужчина, достав из полки заранее приготовленные там трусы, надел их и улёгся на плед, лежащий вдоль стены. Устало выдохнул. Теперь до самого утра можно дышать полной грудью, утешая себя мыслью, что его никто не потревожит. Мнимая безопасность. Он прекрасно это понимал, но ничего не мог с собой поделать. А ведь совсем недав… Дверная ручка дернулась так же резко, как оборвались его мысли. Джеймс на мгновение перестал дышать и вообще осознавать, что происходит и где он находится. Что за…? Раздался глухой удар по двери с такой силой, будто с той стороны кто-то вознамерился её выбить. Джеймс тяжело сглотнул, даже слюна с трудом прошла в горло. Он живёт один, время уже давно перевалило за полночь, никто не мог ломиться в его херову ванную. Дыхание участилось и рой мурашек прошёлся по всему телу. Он взрослый мужчина, он не должен боя… Очередной удар не заставил себя долго ждать, и Джеймс мог поклясться, что вдруг резко повеяло каким-то могильным холодом, отчего даже волосы на затылке встали дыбом. Нет, так не пойдет. Это его, вашу мать, дом. Он тут хозяин, а не какая-то херня по ту сторону двери. Потому, набрав в лёгкие побольше воздуха и собрав в кулак всю свою отвагу, Джеймс яростно прокричал: — Да кто ты, блять, такой?! — так, что даже стены содрогнулись. Разумеется, нет, но он всё равно был горд собой. За дверью, наконец, прекратилось копошение, и Джеймс было подумал, что ему это приснилось или попросту показалось, как вдруг за стенкой раздался до боли знакомый обеспокоенный голос: — Джей, ты чего? Фак. Мысли сразу же прояснились и дышать стало в разы легче. Облегчение облило его, как холодной водой, с головы до ног. Ну да, никто не мог ломиться в его херову ванную, кроме херова Майкла. А следом за облегчением сразу же пришло осознание. Этот придурок не предупредил, как обычно. Напугал его до усрачки, а теперь, как ни в чем не бывало, строит из себя невиновного. Ярость накрыла его и без того больную голову, Джеймс старался успокоиться и не заморачиваться, Майк всегда ведёт себя, как дурак, пора бы привыкнуть. Мысленно считая до десяти, мужчина поднялся с насиженного места, накинув на плечи халат, висящий у зеркала и направился к двери, практически агрессивно открывая её. — Какого хера ты ломаешь дверь, Майки? — буквально прорычал Джеймс в лицо парню, автоматически осматривая его с ног до головы. По обыкновению, черная футболка, черные джинсы и черные кеды. Ну да, он же у нас эмо-бой, как же иначе. Глаза вновь поднялись на лицо парня и сердце пропустило удар. Взгляд. Какой-то пронизывающий, ледяной взгляд на улыбчивом лице казался до ужаса лишним. Майкл никогда не смотрел на него так. Но это всё ещё был Майк, его лучший друг, со своими густыми смоляными волосами, черными пушистыми ресницами и тёмно-серыми глазами, которые он сам же когда-то ласково назвал: «Да какой-то пыльный асфальт, блять.» Но что-то было не так. Давящее чувство неизбежного тяжёлым грузом легло на плечи, практически пригвоздив к полу. Майкл на выпад мужчины лишь шире улыбнулся и выдал свою излюбленную фразу, которая сейчас звучала, словно в уши мёд: — Хэй, Джей, давай по пивку? — мягкий тембр голоса и едва заметная хрипотца (он ведь только недавно переболел ангиной) позволила мужчине заметно расслабиться и скинуть с себя камней эдак пять, вымученно улыбнувшись. Это же Майки, его придурок, всё хорошо. Поравнявшись с Майклом и хлопнув его по плечу, Джеймс ухмыльнулся и по обыкновению ответил: — Для тебя всё, что угодно, — обходя парня и направляясь на кухню. Судя по лёгким шагам позади, Майк пошел следом за ним, начиная насвистывать себе под нос мотив из песни «Someday» своей любимой группы Nickelback. С Майклом они познакомились, когда Джеймс учился на четвёртом курсе в университете Финикса. Парень тогда был первокурсником, но он разительно отличался от остальных. Слишком активный, слишком позитивный, слишком громкий. Всё было слишком. И вот как-то в общей столовой Джеймс с парочкой однокурсников рассчитывал спокойно поесть перед последними двумя парами, когда вдруг прямо перед его ногами развалился Майкл вместе со своим подносом, опрокинув всю еду на себя. Запутался в своих ногах, с кем не бывает, прелесть какая. Вся столовая разразилась громким хохотом, как это обычно бывает, тыча в упавшего пальцем с гордым кличем: «Lol это же тот неугомонный!». Очень смешно, ребят, очень по-взрослому. Майк приподнял голову и посмотрел на Джеймса, будто ожидая чего-то. Большущие серые глаза и пристыженный, он бы даже сказал затравленный взгляд, нервно закусанная нижняя губа и, Джеймс может поклясться, что на скулах совсем чуть-чуть заиграл стыдливый румянец. Не став больше его мучить, Джеймс подал ему руку, помогая встать и, вежливо улыбнувшись уголками губ, представился: — Джеймс Паркер, — завидев протянутую ладонь, как бы странно это ни звучало, парень буквально просиял, сразу меняясь в лице и оперативно протягивая ему руку в ответ, поднимаясь на ноги: — Я Майкл Уилсон, приятно познакомиться, — и улыбнулся. Просто улыбнулся так ослепительно и ярко, будто ему впервые кто-то помог. Открытая, счастливая… И пусть Джеймса разразит гром, этот момент он запомнил навсегда. А потом Майк начал следовать за ним по пятам. Не в прямом смысле, конечно, но он неожиданно стал неотъемлемой частью жизни Паркера. И не сказать, что он был против. За короткое время они успели сильно сдружиться, могли часами разговаривать на любые темы. Выяснилось, что у них очень много общего, это не могло не радовать. Также оказалось, что догадки Джеймса были небезосновательны. В школе Майкла не любили, некоторые гнобили, некоторые игнорировали. Для них он был слишком выделяющимся, даже можно сказать не-такой-как-все, таких обычно не любят. Майкл как-то назвал его своим первым другом. И тогда Паркер осознал, что он взял на себя большую ответственность и отныне он никогда его не подведет. Он даже пообещал это. А через год случилась ужасная трагедия: родители Джеймса разбились в аварии. У него были очень крепкие семейные узы, потому он перенес этот удар невероятно тяжело. Единственной его опорой и поддержкой стал Майкл, который не оставлял его одного ни на минуту, без умолку болтая какую-то несуразную чушь, чтобы отвлечь. И спустя долгое время он таки вытащил Джея из помойной ямы отчаяния. С тех пор Майк занимает каждый квадратный сантиметр жизни Паркера, из-за чего второй даже отношениями обзавестись не смог, на что Уилсон постоянно парировал: — Зачем нам девушки, чувак, мы еще слишком молоды для всего этого дерьма, пошли лучше на бейсбол, — а ведь лучше и не скажешь, наверное. И сейчас, сидя на кухне, освещенной тусклой подсветкой, Джей лениво потягивал холодное пиво из стеклянной бутылки, то и дело прикладывая ее ко лбу. Майки сегодня был каким-то, на удивление, тихим, что не могло не настораживать, потому мужчина пристально следил за каждым движением своего друга, пытаясь уловить неладное. Уилсон молча пил, смотря строго за спину Паркеру немигающим взглядом. Абсолютная тишина, разрывающаяся поочередными глотками и тихим, едва уловимым тиканьем часов где-то в зале. Нет, так продолжаться не может. — Что случилось, Майки? Ты какой-то загруженный, — проговорил Джеймс, прокашлявшись. О да, ему ли говорить о загруженности и проблемах. Уилсон молчал некоторое время, будто намеренно его игнорируя, а потом как-то резко перевел свой взгляд на Паркера, смотря прямо в глаза. Холодок прошёлся по спине. Этот взгляд его пугает не меньше, чем «оно». Они даже чем-то… Ну нет. Этого же просто не может быть. Не может же?.. — О чём ты думаешь, Джей? — неожиданно разрезал тишину голос Майкла, который, как показалось мужчине, будто стал чуточку ниже из-за какой-то нескрываемой ярости и, возможно, обиды?.. Да, определенно. Вот оно. Описание этого взгляда было столь очевидно: ярость, боль и обида. Но вот как понять причину такого спектра эмоций Джеймс не знал. А ещё он не понял, в чем заключается суть вопроса, потому немного потупив взгляд, решил отшутиться, намереваясь разрядить обстановку: — О том, что я очень хочу салат с… — О чём ты думаешь, когда оставляешь меня одного, Джеймс Паркер? — перебил его Майкл, хмуро сдвинув брови к переносице и укоризненно смотря исподлобья. Бутылка пива была решительно отодвинута, а парень всё смотрел, молча прожигая в мужчине дыру. Чего? Что происходит? Удивлённо вскинутая бровь и поджатые губы явно свидетельствовали о том, что Джеймс совершенно не понял, о чем идёт речь, что он, собственно, и озвучил: — О чём ты, Майки? — непонимающая улыбка и так же отложенная бутылка хмельного напитка. А Майкл, казалось, гневался всё больше. Он молниеносно вскочил, опрокинув за собой стул и яростно ударил ладонями по столу, из-за чего бутылки просто упали набок, выплёскивая всё содержимое. Лицо Майкла было невозможно описать словами. Это просто гремучая смесь страха, боли и отчаяния на злобно перекосившейся гримасе ужаса. — Очнись, Джей. ОЧНИСЬ БЛЯТЬ, ты же мне обещал, — практически прошептал он последнюю фразу, опустошенно опуская глаза в пол и шумно дыша. Что за нахер… Джеймс недоуменно вскинул брови и то же встал со стула, отодвигая его ногой, стараясь аккуратно и бесшумно подойди к другу, чтобы ненароком сильнее его не разозлить. Какой к черту очнись? Что он обещал? Когда он оставил его одного? Тысяча непрошенных мыслей, теорий и догадок за секунду промчались в его голове, но он так и не нашел ответ ни на один вопрос. Если это какой-то большой тупой розыгрыш, то это не смешно. Совсем. Преодолев каких-то два шага до Майкла, он не спеша коснулся его плеча, мерно подрагивающего из-за сбившегося дыхания. — Майки, послуш… Но он опять не дал ему договорить. Резко крутанувшись на пятках, Уилсон накинулся на Джеймса с какими-то медвежьими объятьями, сцепив руки вокруг шеи мужчины, и грубо прижался губами к его губам. Паркер опешил. Сердце начало отбивать чечетку, а в глазах на миг потемнело то ли от шока, то ли от волнения. Мужчина вцепился в плечи Майкла мёртвой хваткой, не осознавая, чего он хотел этим добиться, ведь губы начали автоматически двигаться, отвечая на столь неожиданный поцелуй. Но Уилсон отстранился так же резко, как и начал, напоследок куснув Джеймса за нижнюю губу. Резко отключился свет и стало ужасно холодно, хотя это чертова Аризона и чертово лето. — Очнись, очнись, очнись, очнись, — как мантру начал повторять Майкл, крепче сжимая Джеймса в своих руках. Казалось, что можно услышать хруст и без того больной шеи. Паркер потерял дар речи и снова почувствовал себя безумцем. Это что, херов триллер?! Сердце начало отбивать очередные кульбиты, уже определённо от страха, когда изо рта пошел пар от холода, а Майкл всё не прекращал: — Очнись, очнись, очнись, очнись, — и с каждым разом его голос становился всё ниже и ниже, но при этом в разы громче, чем до этого. Джеймс попытался выбраться из кольца рук Майкла, но у него откуда-то появилась нечеловеческая сила, мужчина просто не мог ничего сделать, все его несчастные попытки были тщетны и не увенчались успехом. Вообще никаким. Все стёкла в доме резко запотели, а за ними, по ту сторону окон, на него смотрели глаза. Много глаз. Взгляды, взгляды, взгляды. Тысячи одинаково злобных взглядов уставились на него, ожидая чего-то. Джеймса накрыла паника. Он начал истерично выдергиваться из рук Майкла, ударяя его локтем вбок, ногой в пах и просто шпыняя, но парень стоял, как блядское изваяние. — Очнись, очнись, ОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬ, — всё продолжал он повторять, как херову молитву перед сном, отчего Паркер покрылся испариной, проклиная всё живое, в том числе и себя. За то, что вовремя не обратился к доктору, за то, что обезумел и позволил своему безумию омрачить светлый образ лучшего друга. Какой позор. Голос Майкла стал ужасно низким и невероятно громким, словно он вылез из старого американского кинофильма в жанре хоррор. Его руки всё сильнее обвивали шею мужчины, а грудь вплотную прижалась к его рёбрам, вынуждая прекратить двигаться и пресекая все попытки к бегству. В другой ситуации Джеймс бы даже пошутил. Хотя, вспоминая события двухминутной давности, какие тут могут быть шутки… Взгляды с окон. Холодные, настырные, озлобленные, сумасшедшие. Что он им сделал…? И холод, почти кладбищенский, от чего начинали трястись поджилки и буквально кровь застывала в жилах. — Прекрати, Майкл, перестать, пожалуйста, — практически умолял Паркер, в душе надеясь, что это просто дурацкий сон, он проснётся и всё нахер закончится. –ОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬ, — больше походящее уже на душераздирающие крики. Из глаз за окнами начали вытекать кровавые дорожки, заполняя всю белую оболочку и делая картинку ещё более невыносимой. — ОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬОЧНИСЬ Джеймс не выдержал, он просто сломался, как фарфоровая кукла и начал надрывно кричать, истерично прося: — ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА, Я УМОЛЯЮ ТЕБЯ ХВАТИИИИТ …Паркер резко распахнул глаза и сразу же зажмурился от слишком яркого света. Острая боль пронзила затылок, и он сдавленно, но болезненно простонал. Едкий запах медикаментов ударил в ноздри, буквально вынуждая Джеймса всё-таки попробовать открыть глаза вновь, чтобы хотя бы понять, что произошло. — Джей? Ты…? — мужчина чуть вздрогнул, услышав нормальный, вполне себе обычный голос Уилсона, и снова быстро открыл глаза, чтобы убедиться, что это действительно его Майки, а не какая-то очередная херня. Паркер начал потихоньку привыкать к свету, как вдруг раздался счастливый вопль его друга, — СРОЧНО, ВРАЧА СЮДА, ДЖЕЙМС ПАРКЕР ПРИШЕЛ В СЕБЯ! — Чт…что проис…произошло? — еле выдавил из себя мужчина что-то, отдалённо напоминающее внятную речь. Едва ли это хрипение можно было назвать его голосом. — Ты придурок, Джей, я так переживал. Ты три дня валялся здесь в отключке из-за того, что упал в своей блядской душевой и чуть не свернул шею. Благо я решил зайти к тебе в тот момент и вовремя вызвал скорую. Ты знаешь, я чуть не умер, когда увидел тебя в неестественной позе в этой чертовой кабинке один на один метр. Ты хоть представляешь, каково мне было в тот момент? Ты мне обещал, что не оставишь одного. Если и умирать, то раньше это должен сделать я. Да, я тот ещё эгоист, но, ты знаешь, как я тебя люблю… — он много болтал, как обычно, но основную суть Джеймс уловил и пытался переварить всё сказанное, хотя верилось с трудом. Все эти две недели в голове оказались тремя днями в реальной жизни? То есть он практически обсирался от непонятно чего, придуманного самостоятельно? И если немного задуматься и включить мозги, всё это время у его больничной койки сидел Майки, наверняка, высматривая в нем дыру своими глазищами. А эта чёртова «безопасная» ванная лишь плод его воображения? А поцелуй…? — Май-ки… — хрипло прошептал Джеймс, привлекая внимание друга и смотря на свои сложенные на больничной пижаме ладони, машинально перебирая пальцы, — сколько ты здесь…сидишь? — на выдохе. — С самого начала, — твёрдо ответил Майк, хрустнув затекшей шеей, — практически не выходя из палаты, — чуть дрогнувшим голосом. Джеймс точно больной ублюдок, ничего не сказать. Нервно усмехнувшись своим же мыслям, Паркер перевел свой, наконец, сфокусированный взгляд на лицо Майки и застыл, словно громом пораженный. Это же… Чёрт, как же он давно её не видел… Как он соскучился… На усталом и осунувшемся лице виднелась та самая яркая и счастливая улыбка с рядом ровных белых зубов и маленькими морщинками около уголков рта, которую Джеймс уже никогда не выкинет из своей головы. Сердце пропустило предательский удар, пуская волну жара и щемящей нежности по всему телу. — Хэй, Джей, мы ещё выпьем с тобой по пивку, — мягко проговорил Майкл Уилсон, практически истерично всхлипывая, пока на фоне суетились медсестры. По щеке Джеймса скатилась одинокая горячая слеза, оставляя после себя солёную влажную дорожку. Он не мог оторвать взгляда с такого родного и любимого лица. Да, они с Майки здесь. Были, есть и будут. Они существуют. Майкл Уилсон, Джеймс Паркер и сорок два градуса Аризонского пекла. И он скажет Майки это после выписки. Обязательно скажет, он слишком долго не понимал простые истины, и пора бы исправить ошибки прошлого. Джеймс осторожно, с большим трудом, попытался протянуть Майклу дрожащую руку, в которую тот сразу же вцепился, словно утопающий за спасательный круг, мило прикусив нижнюю губу и содрогаясь от рыданий. — Для тебя всё, что угодно, — сквозь подрагивающие губы, ответил Джей. А ведь лучше и не скажешь, верно?