О сердце, заботе и нукенинах

Сакура возвращается с миссии далеко за полночь. Призраком проникает в тёмную, одинокую квартиру, сбрасывает сапоги с отёкших ног и в нерешительности замирает: сразу завалиться спать или все же для разнообразия побыть цивилизованным человеком и сначала сгонять в душ? Принять решение она не успевает — ее сгребают в охапку и зажимают рот, как в дешёвой мыльной опере. Или, что еще хуже, как в одной из книжек Джирайи. — А сейчас ты, сука, пойдешь со мной! — чей-то не в меру уверенный голос шипит ей на ухо, брызгая на него слюной. Уставшая до смерти, Сакура даже не думает о том, кто это у нас такой дерзкий и хочет увидеть загробную жизнь раньше времени. Она в принципе может сбросить с себя противника одной левой, а потом расквасить ему нос, сломать рёбра и много чего еще, только вот ее грубо встряхивают, ожидая ответа. Даже руку заботливо убирают ото рта. Харуно разворачивается и уже замахивается для удара, как замечает, что ей на грудь падает что-то белое и намертво прилипает к одежде. Глиняный паучок, весёлый такой, почти мультяшный. Твою мать, этого ещё не хватало. Сакура наконец поднимает глаза на своего ночного гостя. Дейдара зыркает на неё злобно из-под взлохмаченной челки и повторяет, словно для альтернативно одарённых (ну или как альтернативно одарённый, кому что больше нравится): — Пойдёшь со мной и все исправишь, тварь! Сакура в душе не представляет (или не хочет представлять), что он от неё хочет, а он сам настолько взвинчен, что физически не способен объяснить. А вот дать ему в морду она еще как способна, несмотря на усталость, и уже снова заносит руку, как замечает, что тот складывает руки в печать. — Дёрнешься, и я взорву тебя к чертям собачим. А потом и всю вашу засранную деревеньку, — отвечает он, уже на десяток децибел тише, кивая на бомбу у неё на теле. Рука Сакуры со сжатыми в кулак пальцами, уже наполненными скудными остатками чакры, замирает на уровне ее глаз, а затем медленно опускается. Она так и смотрит на него ничего не выражающим взглядом, не спрашивает, что-зачем-почему, не падает ниц и не молит нет-не-убивай-меня-я-сделаю-все-что-ты-скажешь. В общем, по мнению Дейдары, реагирует слишком медленно и несоответствующе ожиданиям, поэтому он не то хмыкает, не то цыкает, прыгает прямо на неё и закидывает ее, оглушённую такой наглостью, себе на плечо и делает ноги из этой чертовой Конохи. По дороге в неизвестность (скорее всего прямо в ад, по мнению Сакуры) она делает еще несколько вялых попыток то ударить его по спине, то сучит ногами, целясь по самому сокровенному, а тот в отместку снова грозится отправить ее прямо на Луну к праотцам. Так и проходит их не слишком увлекательное путешествие, пока мимо размытыми пятнами проносятся деревья-реки-озёра. У Сакуры все ещё кружится голова, когда ее наконец опускают на твёрдую землю. Помещение маленькое, тёмное, воздух горячий и застарелый, как когда возвращаешься летом домой в здание с закрытыми окнами после долгого отсутствия. Удушающе пахнет лекарствами, противно пищат приборы. Сакура наконец фокусирует взгляд на центре этой композиции и в который раз за этот вечер чертыхается. — А теперь ты его вылечишь, сука! — пытаясь отдышаться после бега с препятствиями и утяжелителями, снова гневно хрипит Дейдара, указывая перстом на лежащего на кровати, опутанного проводами и датчиками, ну кто бы мог подумать, Акасуна но Сасори, собственной персоной. — Чтобы вы меня потом убили? Ага, разбежалась! — почти в тон ему выплёвывает внезапно осмелевшая Сакура, косясь на Сасори. Ками-сама, сколько же времени прошло. Она думала, что его уже термиты давно сожрали в той пещере, а он тут, целёхонький. Ну почти. Блондин, на мгновение опешивший от ее внезапного, самоубийственного срыва, удивлённо моргает, а затем снова щурится на неё, скалится, сжимает и разжимает кулаки. — А если не поможешь, то убью прямо сейчас! — Вы двое, хватит орать, — внезапно раздаётся с кровати, и упомянутые двое, забывшие о присутствии в комнате третьего, действительно послушно затыкаются, всегда бы так, — Предлагаю сделку: ты лечишь мое разбитое тобой же сердце, в обмен мы тебя не убиваем, — Сасори бросает упреждающий взгляд на уже готового взорваться Дейдару, — вообще никогда. — И Наруто оставите в покое? — уперев руки в боки, нагло спрашивает Сакура, окончательно распоясавшись. — А вот это уже не могу обещать, — ухмыляется, поганец, впрочем, весь покрытый испариной, — Работа у нас, знаешь, такая — джинчуурики отлавливать. Сакура на это так комично надувает щеки, что Сасори не выдерживает и тихонько посмеивается. Дейдара срывается и, не дожидаясь заключения сделки, обмена подписанными сторонами договорами, толкает Харуно в спину, прямо к кровати…пациента. Та, для приличия еще немного поупиравшись и вернув ему пару злобных взглядов, все-таки поворачивается к Акасуне и замирает в нерешительности. — Он же…человек, — Сакура удивлённо дотрагивается до его голого плеча, проводит пальцами по руке, ощущая тепло настоящей кожи. Сасори снова тихо смеётся: — Долгая история. Тело вернули, а вот с сердцем что-то пошло не так. Будь так добра, исправь свою ошибочку, детка. Сакура вспыхивает не то от «ошибочки», не то от «детки», но, внезапно поглощённая профессиональным любопытством, кладёт руку ему на грудную клетку. — И все-таки, как ты вернул себе тело? — она уже пускает ему в грудь лечебную чакру, заживляя разорванные катанами его кукол-родителей мышцы и сосуды. Ему на глазах становится лучше — начинает дышать размеренно, жар потихоньку спадает. — Продал душу дьяволу, — Сасори закрывает глаза и чуть не жмуриться от удовольствия. — Орочимару? — Сакура внимательно смотрит ему в лицо и расценивает по-своему его молчание, тихонько скрипнув зубами. Ей сложно представить, кого она ненавидит больше. Закончив (лечить, а не скрипеть зубами), Сакура обессиленно опускается на край его постели, стирая пот со лба. Забыв, где и с кем она, Харуно тянется за его медицинской картой и быстро пишет названия препаратов, необходимых для послеоперационной терапии. — Пару недель тебе нужно будет отлежаться и принимать эти лекарства, — она кивает на карту, — нужно, чтобы раны окончательно затянулись, и сердце прижилось. А потом уже можете заниматься своими злодейскими делами, кроме… — … твоего убийства, я помню, — Сасори, заметно посвежевший, уже открыто ухмыляется. — …кроме очень активных физических нагрузок, — Сакура ненавидит, когда ее перебивают, пока она выдаёт ценные указания по лечению, но резко оборачивается, услышав, как открывается дверь. — Вам все еще нужен вра…— фраза так и повисает, когда Учиха Итачи замечает в комнате присутствие постороннего, все ещё с картой Сасори в руках, — Видимо, уже не нужен. Вспомнила, — думает Сакура, сжимая многострадальный документ, — вот кого она ненавидит больше Орочимару. Ее праведный гнев прерывает Сасори, выпутавшийся из одеяла и протянувший руку в сторону Итачи, уже готового выйти из комнаты. Сакура, снова вернувшаяся к роли заботливого, но сварливого врача, недовольно давит ему на плечи, заставляя снова лечь. Будет обидно, если ее труды пойдут прахом спустя пять минут после окончания операции. — Подожди. Итачи, будь другом, проводи даму до дома. И желательно так, чтобы о ее присутствии никто не узнал. А то мы тут пообещали ее не убивать, будет обидно, если на неё наткнётся, например, Хидан. Я слышал, что он не в духе в последнее время. Итачи молча кивает и берет за руку вышеупомянутую даму, накладывая на них обоих скрывающую печать. То ли он так быстро ведёт ее по коридорам их логова, то ли силы, подстёгнутые было адреналином, теперь окончательно ее покинули, но все снова сливается в одно сплошное пятно у неё перед глазами, когда они наконец оказываются снаружи. Учиха разворачивает ее к себе и крепко держит за плечи, как будто после миссии, похищения и операции на живом сердце у неё еще есть энергия, чтобы сопротивляться, и пристально смотрит в глаза. Сакура было чертыхается, но поздно — она уже валится прямо ему в объятия. — А вот дорогу сюда тебе знать вовсе не обязательно. Для твоей же безопасности, — слышит она до того, как окончательно проваливается в сон. Просыпается она в своей постели — ну надо же! — и на удивление выспавшаяся. Сакура сладко потягивается, раскидывая руки звездой и не торопясь открывать глаза. Приснится же такое. Чтобы один нукенен похитил ее, чтобы она спасла другого нукенина, которого сама вроде как и убила! Эта иллюзия, призванная хотя бы на время спасти ее психологическое здоровье, рушится вдребезги, когда она наконец открывает глаза и замечает на прикроватной тумбочке свиток с лежащей под ним запиской. «Отдай это, пожалуйста, Цунаде-сама. УИ». Сакура чертыхается, читая в сотый раз записку, сверля взглядом подпись, будто пытаясь достать ее обладателя. Ещё и вежливый, зараза. Всю дорогу до резиденции Хокаге она убеждает себя, что вовсе не исполняет его поручение по доставке корреспонденции, а идёт каяться Цунаде. Та молча слушает ее излияния на тему предательства путём спасения жизни преступника, ей же, вроде как, и убитого, а потом также молча берет в руки свиток и разглядывает записку. Пятая морщится и трет лоб, прикрывает глаза ладонью. — Вот вроде умный мальчик, а иногда такой глупый, — бурчит она себе под нос и отнимает руку от лица, встречаясь глазами с удивлённым взглядом Сакуры, чертыхается, понимая, что забыла о ее присутствии. А потом плюет на это и продолжает сетовать, — Нет зайти и лично отдать, так оставил же тебе, — Цунаде опускает голову на руку, опирающуюся на стол, задумчиво смотрит на девушку, у которой глаза уже скоро вылезут из орбит от таких невиданных откровений, — Доверяет, видимо. Ну что ты на меня так смотришь? Он еще со времён Третьего работает на Коноху, — Цунаде, оценив полукоматозное состояние ученицы, хмыкает и достаёт из ящика стола бутылку саке, — Компенсирует, видимо, резню в клане. Снабжает нас ценными сведениями, включая Акацуки. Жаль, что не всем мы можем воспользоваться, иначе его раскроют, — Сенджу разливает саке по чашкам и пододвигает одну Сакуре. Сакура так и сидит, ошарашенная этой новостью, настолько, что даже машинально берет чашку и делает глоток, морщится от резкого вкуса. А потом пожимает плечами и выпивает залпом остатки под недоуменный взгляд Цунаде. Саке приятной теплотой разливается по телу. В голове проясняется, там теперь царит приятная такая лёгкость, напряжённые мышцы плеч расслабляются, и Сакура откидывается на спинку кресла, задумчиво глядя в окно за спиной Пятой. Та продолжает молча пить, наливает им еще по одной, затем еще и еще и заканчивает сеанс только когда понимает, что Харуно уже способна хотя бы принять к сведению эту новость без потери сознания, но при этом и исполнять свои непосредственные, не связанные со всякими там нукенинами, обязанности выполнять в состоянии. — Кто-нибудь еще знает? — спрашивает совсем чуть-чуть заплетающимся языком Сакура, с едва заметной тоской наблюдая, как Цунаде прячет саке обратно в стол, подальше то ли от вездесущей Шизуне, то ли от неё, Сакуры. — Только Совет. И Джирайя. Надеюсь на твоё понимание, — Цунаде чуть наклоняет голову и смотрит на неё исподлобья. У самой уже тоже щеки горят, как у школьницы на первом свидании, но едва заметно. Опыт, все-таки. Сакура кивает, и Пятая отпускает ее. Так проходит неделя или полторы. Цунаде щадит Сакуру, даёт ей только смены в больнице, где полно охраны и АНБУ, хоть и раненных, и как бы случайно не отправляет на миссии, где так легко остаться одной в тёмном и страшном лесу, где полно всяких маньяков в черно-красных плащах. Кстати о маньяках, — думает Сакура, возвращаясь домой из госпиталя снова в полной темноте и одиночестве, — что-то давно о них ничего не слышно. Не то чтобы она беспокоилась о судьбе своего навязанного пациента, нет-нет, но вдруг надо быть готовыми к новой атаке, защитить Наруто… — Для куноичи ты слишком беспечна, — слышит она, едва переступив порог, и тут же щёлкает выключателем, держа наготове кунай. Сидящий на подоконнике Учиха Итачи морщится от яркого света, внезапно разлившегося по комнате. Опознав вновь обретенного двойного агента, Сакура чуть расслабляется, прячет кунай. Итачи неподвижно наблюдает за ней и лишь приподнимает бровь, когда вместо того, чтобы напасть на него, ну или на крайний случай хотя бы испугаться, для приличия, девушка сбрасывает обувь и идёт на кухню. — Чай будешь? — чтобы там не ждало ее впереди, Сакура уверена, что хотя бы на чашку чая она имеет право. Учиха, слишком удивлённый реакцией девушки, которая в прошлую их встречу чуть зубы себе не стесала от ярости (шаринган-то все видит), а теперь спокойно поворачивается к нему спиной и даже чай предлагает, лишь кивает. А потом, когда чашки уже дымятся на столе перед ним, а на блюдце лежит гора печенья, до него доходит. — Цунаде-сама тебе рассказала, да? — Ага, — мычит Сакура с набитым ртом, — А еще назвала тебя глупым умным мальчиком. — Из-за того, что лично в руки не отдал? Харуно, рискуя показаться дебилкой, снова утвердительно мычит, отправляя в себя очередное печенье — она всегда была жутко голодная после работы, почти как Наруто, но умело это скрывала. Итачи лишь хмыкает и едва заметно улыбается, опустив голову, и тоже тянется к блюдцу — не данго, но для начала сойдёт. У Сакуры шарингана нет, но она все равно это замечает и внезапно понимает, что он, в общем-то, тоже человек, из плоти и крови, и если стал шпионом Конохи, наверно даже не такой уж плохой. И расслабляется по-настоящему. — Ты же не кладовые мои опустошать пришел, я правильно понимаю? — Сакура рушит тишину, отпивая уже почти остывший чай. Итачи, с трудом нацепив на себя маску серьёзности (это с кусочком печенья в уголке рта, ага), выпрямляется и отодвигает чай в сторону. — Дейдара хочет, чтобы ты проверила состояние Сасори. Сакура, сама не замечая, вскидывается и подаётся вперед, оказываясь на краешке дивана. — Ему стало хуже? — Нет, просто он волнуется. Прошло уже какое-то время, а Сасори все ещё не может встать с кровати. Сакура фыркает. После такой операции вставать он начнёт только недели через три. А потом улыбается: — Довольно трогательная забота. Для нукенина. Итачи возвращает ей улыбку. — У нас вообще достаточно дружеские отношения. Для нукенинов. Сакура кивает, встаёт с дивана и начинает собирать чашки. Итачи через пару секунд присоединяется к ней, берет пустое блюдце, подбирает фантики и несёт все это к раковине. Он уже лет сто не мыл посуду, и Сакура оставляет ему эту простую маленькую радость, а сама идёт готовиться к походу. — Гендзюцу или повязка? — вежливо предлагает на выбор Итачи, когда она стоит перед ним с пухлой и тяжёлой сумкой в руках. Ему отчаянно хочется спросить, не забыла ли она зубную щетку, но он сдерживается — еще недостаточно близко они знакомы для таких шуток. — А под гендзюцу я смогу поспать? — умоляюще смотрит на него Сакура. — Долгая смена? — понимает Учиха. — Бесконечно долгая. Итачи кивает, и она сладко засыпает еще до того, как упасть к нему на руки. В себя она приходит в уже знакомой комнате, пропитанной запахами лекарств, на удивление посвежевшая и отдохнувшая. На кровати лежит Сасори, на этот раз выглядящий на порядок лучше, чем оживший труп, рядом сидит спокойный, а не орущий матом, но все равно надувшийся Дейдара. Итачи, только что освободивший ее от своего чудодейственного гендзюцу, уходит, сославшись на дела. — Почему так долго? — раскрывает причину своего возмущения Дейдара, уступая ей место рядом с пациентом. Сакура, не удостоив его ответом (еще печеньем делиться придётся), подходит к койке и по-хозяйски берет карту, просматривает последние анализы. — Мне нужно увеличить уровень гемоглобина, — подаёт голос Сасори. Харуно, закатив глаза, бросает на него раздражённый взгляд. — Медики все-таки самые несносные пациенты, — ворчит она себе под нос, нехотя признавая, что он прав, и старается не смотреть на его самодовольное лицо, когда понимает, что он замечает, что она с ним согласна. Вместо этого она кладёт руку ему на грудь, сканируя сердце. — Жалобы? — Он все еще не может встать с постели, хм, — встревает Дейдара, всеми, впрочем, проигнорированный. — Нет, — отвечает Сасори и косится на ее ладонь, которая все еще лежит поверх его сердца. Ему кажется, или она слегка гладит его кожу пальцами? — Заживает нормально, не отторгается. Курс гемоглобина, восстанавливающее питание, никаких нагрузок, вот эти препараты можно отменить, — Сакура говорит монотонно, быстро что-то строчит, — А эти добавить, — поворачивается к оживившемуся Дейдаре, отдаёт ему рецепт. — Ещё недели две-три постельный режим, как минимум. Она заканчивает заполнять карту и выжидающе смотрит на них — кто же проводит даму домой на этот раз? Блондин, закончив изучать рецепт, кивает, хмыкает и прячет его в плащ. — Постарайся, пожалуйста, ничего не взорвать по дороге, — напутствует Сасори, и она вместе с Дейдарой выходит из комнаты. Когда они оказываются снаружи, на горизонте уже алеет рассвет и поднимается ветер. Блондин на выбор ничего не предлагает, а молча снимает свой протектор и протягивает ей, кажется, совсем чуть-чуть смущённый. Сакура понимает намёк и сама завязывает себе глаза. Она совсем немного пугается, когда Дейдара разрешает ей снять повязку уже у самого ее дома — и откуда только адрес узнал? Харуно уже хочет попрощаться, как он ловит ее за руку. — Прости, что обозвал тебя сукой и тварью, хм, — бубнит он, спрятав лицо за волосами, но все же поднимает на неё глаза. — Он мой напарник, все-таки. Сакура понимающе кивает. А потом улыбается ему тепло-тепло, быстро целует в щеку и, не давая опомниться, скрывается в темноте. То, что он где-то рядом, в Конохе, Сакура чувствует в резиденции Хокаге, когда докладывает Цунаде о ходе лечения Какаши-сенсея, который, как обычно, не рассчитал силы на миссии и теперь прописался не в собственной уютной холостяцкой берлоге, а в больнице. Ее гипотеза о текущем местоположении некого опасного преступника подтверждается и тем, как отстранённо слушает ее Пятая, постоянно поглядывает на часы и чуть не пинками выгоняет из кабинета, когда она наконец заканчивает, сказав, что у неё вот-вот начнётся встреча практически государственной важности. Едва удержавшись от того, чтобы попросить передать привет, Сакура, улыбаясь до ушей, чем немало смущает Цунаде, выбегает из кабинета, от греха подальше. Зачем передавать приветы через третьих лиц, когда они, Сакура в этом практически уверена, сегодня все равно встретятся? — А ты всегда так плотно ужинаешь? — Итачи мрачной черно-красной тучей возвышается над ее обеденным столом, битком набитым едой. Она успела сбегать в магазин и наготовить столько, что даже Наруто бы хватило, и это в свой заслуженный и такой редкий выходной. — А ты всегда сразу задаёшь вопросы, вместо того, чтобы сначала поздороваться? — Сакура улыбается ему, раскладывая тарелки и приборы. — Привет, — Итачи улыбается в ответ, и вся мрачность и серьезность как-то сразу рассеиваются, растворяются, как соль в воде. — Привет. Не стесняйся, налетай. Будет обидно, если остынет. Дважды приглашать не приходится. — Как ты догадалась, что я приду? — Ну, во-первых, прошло уже целых две недели с последнего медосмотра кое-кого, и пора бы уже другому кое-кому начать волноваться, — на этот раз Сакура тщательно пережевывает и глотает пищу прежде, чем говорить. — А во-вторых, Цунаде-сама слишком быстро выставила меня из кабинета, сославшись на какую-то супер важную секретную встречу. Ну, и ещё я почувствовала рядом твою чакру. Итачи довольно кивает, отправляя в рот очередной кусочек — а девочка-то взрослеет на глазах. — Кстати, насчёт кое-кого другого. Чем это ты так испугала Дейдару, что он сегодня отказался за тобой идти? Сакура невинно пожимает плечами и лишь слегка покрывается румянцем. Который, впрочем, легко можно списать на горячий ужин. Проблема, по мнению Итачи, заключается в том, что Дейдара покраснел примерно так же, хотя о горячей пище они могут только мечтать — готовить на базе не умеет решительно никто. До заката ещё есть время, и они решают повторить чайную церемонию. Не то что темнота так уж необходима — для Итачи не проблема незаметно скрыться из деревни и при свете дня. Но почему-то хочется закрепить это как маленькую традицию. Он едва признаётся сам себе, что цепляется за любое проявление обычной, спокойной жизни, без убийств, крови и бесконечной лжи. — Зачем ты хочешь, чтобы Саске убил тебя? — Сакура как-то незаметно для них обоих переместилась на его сторону дивана и теперь сидит, плотно прижимаясь к нему — ее мебель просто не позволяет иного. Разморенная плотным ужином, она не чувствует, как он вздрагивает от ее вопроса, отзеркалившего его собственные мысли. — Правда или дежурная заготовка? — традицию предлагать ей что-то на выбор Итачи тоже хочет сохранить. — Давай правду. Он откидывается на спинку дивана, обдумывая правдивый ответ, и с ужасом осознаёт, что уже давно сам себя убедил в дежурной заготовке, выдуманной для глупого младшего брата много лет назад о поиске силы и прочая чушь. — Из-за чувства вины за то, что убил всю нашу семью. — Но зачем? — Я же маньяк, — он усмехается настолько горько, что у Сакуры сжимается сердце. — Маньяки не уплетают печенье за обе щеки. — О, это ты нашего Хидана ещё не видела. Теперь он смеётся весело и искренне, и Сакуре больше не хочется лезть Итачи в душу. Что-то ей подсказывает, что ему от этого очень больно. Она молча берет его руку и сжимает в своей маленькой ладошке. — Вижу, сегодня гендзюцу не понадобится, — говорит Итачи, когда ее голова оказывается у него на плече, и она начинает дышать ровно и спокойно. — Давай для подстраховки, — шепчет она на грани слышимости, проваливаясь в сон и едва замечая, как он целует ее в макушку. В их логово они прибывают около полуночи. Без волшебного гендзюцу Сакура не высыпается по дороге и становится невероятно раздражительной, рявкает на ни в чем неповинного Дейдару, который путается под ногами и задаёт глупые вопросы. С видом оскорбленного достоинства блондин ретируется и возвращается уже с чашками кофе, опасливо поглядывая на Харуно, которая осматривает пациента. Пациент в прекрасном состоянии: мышцы зажили окончательно, сосуды крепкие и чистые, все внутренние органы исправно получают свою порцию кислорода. С видом победителя Сакура вычеркивает большую часть препаратов, оставляя только витамины и специальное питание, и оборачивается к Дейдаре. — Я его выписываю. На всякий случай ещё неделю щадящий режим, но прогуляться с целью грабежа до ближайшей деревни уже можете, — она отдаёт ему заполненную карту и тянется к чашке кофе, оставленной блондином на столе у кровати Сасори. Сакура выжидающе смотрит на них, наполовину осушая чашку, — ее работа здесь окончена, и уже хочется домой. Дейдара мнётся секунду-другую. — Сегодня тебе придётся ночевать здесь, хм. — Что?! — в один голос вопрошают Сасори и Сакура, которой лишь чудом удаётся не захлебнуться остывшим кофе. — Там гроза нешуточная разбушевалась, хм. Я в такую погоду носа на улицу не высуну. А если молния попадёт в мою сумку с взрывной глиной, то и возвращаться будет некому, хм. Сакура возводит очи к небу, спрашивая у всех богов, за что ж ей такое наказание. Сасори, ещё более бодрый, чем пару недель назад, с подозрительной легкостью вскакивает с кровати и достает неведомо откуда взявшиеся футоны, расстилает их на полу. Харуно со скепсисом взирает на этот приступ активности. Ничего, такое бывает после затяжной болезни. — Как я полагаю, гостевых спален у вас тут нет? — надежда умирает последней. — Так точно. Ей кажется, что они оба выглядят подозрительно довольными. Им требуется на удивление мало времени, чтобы распределить спальные места. Единственная кровать в помещении единогласно отдаётся в распоряжение Сасори на правах только что выписавшегося пациента. Сакура, устраиваясь на полу рядом с Дейдарой, жалеет лишь о том, что взяла с собой даже дефибриллятор на случай, если потребуется реанимация, а вот зубную щетку, пижаму там, положить не догадалась (она не слышит, как за сотни километров от них икает Итачи, будя спящего рядом Кисаме). — Как ночёвка с друзьями в детстве, — внезапно нарушает тишину Дейдара на редкость веселым, беззаботным тоном. В комнате жарко, и он лежит поверх одеяла, стянув с себя плащ и положив его под голову вместо подушки. Засыпая, он закидывает руку на плечи Сакуре, притягивая ее к себе. Ей, на удивление, не хочется двинуть ему локтем по солнечному сплетению. — Вот же маленький засранец, у тебя были ночевки с друзьями, — беззлобно ухмыляется со своего королевского места Сасори. — Мальчики, заткнитесь уже, пожалуйста. Спиной она чувствует, как опускается и поднимается грудь Дейдары, как размеренно стучит его сердце, и сама почти засыпает под этот монотонный звук. — Мальчики? — почти что возмущаются взрослый мужчина в теле пятнадцатилетнего подростка и маленький мальчик в теле юноши. — Ну не девочки же, — находится с ответом Сакура. Что ж, и не поспоришь. Ночью она просыпается от холода — Дейдары рядом не оказывается. Сакура приподнимается на локтях и почти с сожалением смотрит на пустующее соседнее место — спать с ним оказалось уютно. — Он ушёл с полчаса назад на миссию. Прогуляется с целью грабежа до ближайшей деревни, — поясняет Сасори. Он, полностью одетый в обычную, не псевдо-больничную одежду, сидит на уже застеленной постели и пьёт, судя по запаху, кофе. Когда Сакура беззастенчиво облизывается, глядя на его чашку, он смеётся уголками рта, приглашающее хлопает ладонью по кровати рядом с собой и кивает на вторую чашку. Сакуру тоже не надо приглашать дважды. — Видимо, гроза уже закончилась, — констатирует Сакура, допивая кофе, и выжидающе смотрит на него. Он кивает, ставит чашку на стол и тянется куда-то в карман плаща. И снова протектор. Ну конечно, думает Сакура, поворачиваясь к нему спиной, когда он даёт понять, что может справиться с мелкой моторикой и сам, специалист по гендзюцу шляется непонятно где. Когда прохладная ткань касается лица и ложится на тонкую кожу век, у Сакуры перехватывает дыхание. Сердце начинает бить чечётку, когда она чувствует чужие губы у основания шеи, пухлые, мягкие. Он целует каждый ее позвонок, прежде чем развернуть к себе, взять ее за подбородок и поцеловать в губы. — А что ты делаешь? — спрашивает Сакура, когда он отрывается от неё на секунду, чтобы тут же продолжить. — Я же всё-таки двадцать лет был марионеткой, — она чувствует его дыхание у себя на щеке, прежде чем он спускается к ключицам. Надо бы его оттолкнуть, наорать, но она не может даже пальцем пошевелить, только отдаётся ощущениям. — Нужно проверить работу мышц. Сакура запрокидывает голову назад, позволяя ему оставить засос на своей шее, и беззвучно смеётся. Одна мышца точно работает исправно. — Для того, кто двадцать лет был куклой, ты на удивление хорошо справляешься. — А я вообще быстро восстанавливаюсь. Он все-таки останавливается и, прислонившись лбом к ее лбу, долго пытается перевести дыхание. Сакура определяет по движению воздуха, что он встаёт с кровати. Сасори берет ее руку в свою, переплёт пальцы. Они у него длинные, тонкие и прохладные. Когда он тянет вверх, она повинуется и встает. Акасуна не бьет ее по шее, чтобы она потеряла сознание, не накладывает гендзюцу, чтобы уснула, а по-простому берет на руки и прижимает к себе, несёт сквозь время и пространство. Даже через свою одежду и его плащ Сакура слышит, как заходится его собственное сердце. Когда они оказываются у ее дома, он просит ее закрыть глаза, а потом снимает повязку. — Считай до тысячи. Сасори, запечатав ее губы последним поцелуем, исчезает. Сакура четко слышит, как на прощанье он шепчет «спасибо». Она не слышит о них ничего полгода. Совершенно ничего. Не только об этих троих, но и об Акацуки вообще. Это начинает раздражать, и когда Сакура набирается смелости, чтобы при случае спросить у Цунаде-самы, она сама вызывает ее к себе в кабинет. — В Суне кто-то разграбил хранилище с бывшими куклами твоего знакомца Сасори и теперь терроризирует деревню. Я отправляю тебя туда в составе команды из пяти человек, чтобы разобраться с этим. Твоя задача — помочь с нейтрализацией яда, если кто-то пострадает, — даёт ей инструкции Хокаге, пока Харуно беспокойно ерзает на месте. Она понимает, что то, чего она хотела, сбывается, рано или поздно, так или иначе. И это «иначе» ей совсем не нравится. Очевидно же, что Сасори, достаточно восстановившийся, решает взяться за старое. А ей, Сакуре, совсем не хочется его убивать. Снова. Она и вовсе не уверена, что сможет. Сакура украдкой смотрит на Цунаде. Если ее гипотеза верна, Пятая должна рвать и метать, ведь это она вернула Сасори к жизни, а значит виновата в том, что сейчас творится в Песке. Но Цунаде спокойна, только с любопытством смотрит на ученицу, у которой все на лице написано. Только Пятая толкует ее тревогу по-своему. — Наш…, — Пятая медлит, замечая, как мимо кабинета снуют люди, и подбирает нужное слово, — связной жив, с ним все хорошо. Джирайя говорит, что у лидера Акацуки что-то прояснилось в голове, и организация фактически распущена. Сакура вздыхает с видимым облегчением. — Думаете, это вина Сасори? — Нет. Его недавно видели живым вместе с напарником, но достаточно далеко от Суны. — к удивлению Сакуры, Цунаде тянется через стол и успокаивающе пожимает ей руку, — Так что не переживай, твоей вины тут нет. Сердце Сакуры окончательно успокаивается. В Суне жарко, беспокойно и пахнет кровью. Команда из Конохи еще не знает, кто это разбушевался на этот раз, и только начинает поиски, а у Сакуры уже полно работы. Ее каждый раз вызывают на поле брани, где приходится лечить раненных. Харуно кипит от ярости — этот ублюдок нападает не только на шиноби, но и на гражданских. Она как раз вытягивает чакрой яд из очередного бедняги, поэтому не слышит, как Наруто орет ей, чтобы она пригнулась. Секунда, и Сакура уже лежит на песке, вокруг ревет ветер, а в теле циркулирует самый опасный яд на свете. Ночью в Суне прохладно, тихо и пахнет остывающей нагретой за день землей. Сакура лежит в лучшей палате местного госпиталя, опутанная проводами, датчиками и капельницами. Жар не спадает уже третий день, а доктора только разводят руками — они не могут составить противоядие к этому гребаному яду, даже разбить его на все составляющие. Наруто хочется кричать и дать кому-то в морду — единственная, кто смогла бы помочь, лежит в медикаментозной коме и, если верить самым оптимистичным прогнозам, может умереть под утро. Вместе с Какаши он уже мчится домой в Коноху, чтобы привести сюда бабулю Цунаде. У ее постели вторые сутки дежурит Темари. После того, как Сакура вытащила ее брата с того света, Темари чувствует, что это меньшее, что она может сделать. Ей хочется выть от бессилия. Не спавшая уже сутки девушка сначала думает, что нежданный гость у постели больной ей мерещится. Но нет, вот он, Акасуна но Сасори собственной персоной. Темари не успевает даже дёрнуться, как у шеи Сакуры блестит в лунном свете кунай. — Один звук или движение, и я проткну ей сонную артерию. Она умрет минут за пять. Темари опускается на стул, и больше всего на свете ей хочется, чтобы на ее месте оказался Канкуро, который сейчас патрулирует границы. Мастер-кукловод тем временем отводит кунай от горла Сакуры, не сводя глаз с Темари, и тянется к карте, просматривает документы. — Анализ крови делали? Темари, не произнося ни слова, стараясь даже лишний раз не дышать, протягивает ему листы, и с анализом крови, и с предполагаемым составом яда. В них настолько много пропусков, что ей хочется сжимать кулаки от ярости, как когда-то бабуле Чие. Акасуна раскладывает листы перед собой и склоняется над кроватью. Сакура дёргается от судороги, и горло Темари скручивается в комок — если он не успеет ей помочь, то уже никто не успеет. Сасори хмыкает что-то вроде «понятно», начинает что-то быстро писать, заполняя пропуски. Темари уже ничему не удивляется, когда он просит у неё еще чистые листы. А затем он срывается с места и оказывается на подоконнике, в раме открытого окна, готовый к бегству. — Передай ей, что так я исполнил свою часть договора. Темари хочется списать все на стресс, но она уверена, что он улыбается. Совсем как настоящий мальчик. Цунаде прибывает как раз вовремя, чтобы успеть приготовить противоядие по его рецепту. Сакура дома уже две недели. Скрипя зубами, Цунаде-сама согласилaсь выписать ее из больницы, но строго-настрого наказала соблюдать постельный режим. Последствия яда ощущаются до сих пор — то рука дёрнется, то щеку сведёт, то сознание потеряет. Она не хочет, говорила Пятая, чтобы ее лучшая ученица (Сакура про себя ликовала такому повышению в звании) случайно перерезала кому-то не тот сосуд во время операции или упала в обморок прямо посреди улицы. Хокаге верила своей ученице на слово — та не обладала, в отличие от некоторых, репутацией беглеца из больницы — но все-таки раз-два в день посылала к ней кого-нибудь, чтобы проведали. Если Наруто притаскивал ей тонны фруктов и упаковок рамена быстрого приготовления, то Какаши рассказывал, в какой деревне заметили какого из бывших членов Акацуки. — Ну и на кого они напали на этот раз? — прокричала она с кухни, слегка недовольно, услышав, как открывается окно и кто-то грузно плюхается на ее диван. — Ты настолько не рада меня видеть? Стоит знакомому голосу рассмеяться, как она со всех ног летит в гостиную и бросается на него. Итачи, вставший было с дивана, вновь падает, замыкая руки на ее талии. Она находит его губы и целует-целует-целует, пока не заканчивается воздух, пока перед закрытыми веками не начинают плясать разноцветные точки, предвещая скорый обморок. Тогда Сакура отрывается от него, но только на мгновение, только чтобы поудобнее сесть у него на коленях. — Вижу, что всё-таки рада, — шепчет Итачи, запрокидывая голову, когда она тянется к шее, и тихонько рычит, стоит ей прикусить кожу, а потом снова нежно коснуться губами. Он ведёт руками по ее талии, по спине, подцепляет край футболки и стаскивает ее. Сакура дрожит из-за сквозняка, а затем прогибается в спине, стоит ему взять в рот ее сосок. Когда он кусает его, она шумно выдыхает и кусает его за шею в ответ. Когда она тянется к его ремню, Итачи срывается, подхватывает ее на руки и несёт в спальню. Утром он все ещё у неё дома, а она все ещё лежит у него на плече и слушает размеренный бег его сердца. Итачи, похожий на большого, довольного сытого кота, то лениво перебирает ее волосы, то гладит по руке, по шее, по голой груди, будто предвещая скорое продолжение их вчерашнего воссоединения. Он рассказывает ей об Акацуки. Как однажды к ним на базу приходит Джирайя, совершенно один, и требует встречи с Лидером. Они настолько шокированы, что пропускают его, делая ставки, через сколько времени вынесут его оттуда мертвым. Рассказывает, как после ухода Джирайи, абсолютно живого и невредимого, Лидер распускает их на все четыре стороны. Рассказывает, что Сасори вместе с Дейдарой отправились путешествовать и собирать образцы искусства. Каждый, впрочем, своего. — Если встретишь его, передай моему бывшему пациенту, что после нашей предпоследней встречи я сделала анализ крови и знаю, что он сжульничал, — смеётся Сакура, утыкаясь ему в руку и пытаясь скрыть свои залитые краснотой щеки — в крови у себя она нашла лошадиную дозу афродизиака. — Мне его убить? — отвечает Итачи, не то шутливо, не то всерьёз. — Не надо, — лениво отвечает Сакура. Хотя предложение крайне заманчивое. — Хочешь, открою страшную тайну? — Итачи нависает на ней и целует в нос. Вид у него при этом крайне заговорщический. — Ну? — Сакура смотрит ему в глаза и чувствует, что по телу снова начинает растекаться знакомый огонь. И всякие там шаринганы и афродизиаки тут вовсе ни при чем. — Я терпеть не могу печенье. Секунду другую он все ещё смотрит на неё своими большими серьезными глазами, чуть не хмуриться, а потом смеётся и валится сверху, вжимая в кровать. И целует-целует-целует. — Что же ты тогда любишь? — Данго. — Учту на будущее. Итачи, который снова прижимает ее к себе, едва слышно вздыхает. Если оно у них есть, это будущее. Спустя еще месяц Сакура окончательно восстанавливается и снова начинает работать в госпитале. Она как раз заступает на вечернюю смену и входит в здание больницы, когда видит, что в холле необычно много народу. Туда-сюда бегают врачи, медсестры, даже АНБУ собрались здесь и опасливо поглядывают куда-то в центр зала. Сакура расталкивает всех и пробивается вперёд. — Да помогите ему уже кто-нибудь! — она раскрывает рот от удивления, когда видит Саске, и вскрикивает, заметив окровавленного Итачи у него на руках. Не думая, она кидается к ним. У старшего порваны оба легких, сломаны почти все рёбра и кишки наружу. У младшего ожоги по всему телу и кровоточат глаза. — Каталки сюда! — Сакура раздает команды, а медсестры, переруганные до смерти, на удивление быстро их выполняют. — В реанимацию их обоих! Известите Хокаге! Известите Хокаге, думает Сакура, что оба брата Учихи наконец вернулись домой. Она не испытывает мук совести, когда лечит Итачи первым. Совсем не стесняется, ударяя Саске с размаху по щеке, когда тот заходится очередной истерикой. Но быстро смягчается, садится к нему на кровать и обнимает. — В этом нет твоей вины, — она гладит его по волосам, пока он снова и снова шепчет, как был неправ все эти годы и сожалеет, что чуть не убил родного брата, который всего лишь хотел спасти ему жизнь. — Теперь вы оба наконец-то дома. Пару дней спустя Итачи приходит в сознание и видит контейнер с данго на своём столе.