Море Блуждающих Огней

Ксанфа в медитативной сосредоточенности скоблила опасной бритвой череп, то и дело переводя взгляд от зеркала на разложенные карты. Вроде бы, все было рассчитано верно — но как часто это бывает, даже при идеальном плане может произойти осечка. Ксанфа нервничала, одновременно с этим предвкушая скорую добычу — и из-за этого рука дрожала, грозясь оставить порезы на бритой голове. Впрочем, если и так — не страшно. Ксанфа воин. А воина порезы лишь красят. Отложив бритву, она проверила ладонью гладкость бритья и поправила просвечивающуюся рубаху. Идеально. Амазонки-воины обязаны быть идеальными. Принадлежность к воинам Амазонии — честь. А потому атрибуты принадлежности в виде бритой головы, шрамов на месте отрезанной груди и колец в носу Ксанфа демонстрировала с гордостью. — Я воин. Слова-молитва, слова-заклинание, слова-напоминание. Уняв дрожь, она распахнула дверь каюты и вышла на мостик. Команда не должна видеть ни ее сомнений, ни ее малейшую слабость. Что бы ни случилось, через сутки они уже будут купаться в золоте. И Ксанфа сделает для этого все. «Невеста морского дьявола» бодро вспарывала носом волны. Вода под форштевнем пенилась и бурлила, разбиваясь веером брызг вокруг носовой фигуры. Ксанфа приложила ладонь ко лбу и подняла глаза на заходящее солнце. Пара часов до темноты. Подгоняемая боцманом команда без передышки травила и выбирала шкоты, дабы даже на секунду не потерять своенравно меняющийся ветер — и верный флейт, ведомый мозолистыми руками команды, на огромной скорости несся точно к Морю Блуждающих Огней. Если они не окажутся в нужной акватории до наступления ночи, то мифическое Море себя не явит. Соваться в него — чистейшее самоубийство; не зря все суда обходят эти воды по широкой дуге. Аномальная зона полного безветрия, где царствуют призраки, акулы и хищные красные водоросли. Любой попавший туда корабль обречен застрять в безвременье мертвых вод. Страшная участь… Но несмотря на это во все века пираты нет-нет, да лезли туда. Ведь сколько кораблей там покоится! Сколько золота, ресурсов — несметные богатства! Кладбища кораблей всегда притягивали моряков, как мед — прожорливых мух. Ради таких сокровищ стоило рисковать своими шкурами. Пусть и с практически нулевым шансом на успех. И все же, если верить легендам, иногда к поверхности поднималось глубоководное течение. Если знать, где его искать, то есть возможность спастись. Ксанфа про течение знала. Они с командой готовились к этому налету несколько месяцев. Выбили всю информацию, которую могли; обчистили судовые журналы и головы каждого, кто хоть что-то слыхал про проклятое корабельное кладбище. И теперь оставалось всего пару часов до того, как они обретут королевское богатство — и от этих мыслей у Ксанфы сводило в предвкушающем возбуждении низ живота. Штурман обрывочным лаем отдал команду рулевому; тот крутанул штурвал и Невеста увалилась под крутой бакштаг. Ксанфа оскалилась и в ожидании уставилась на горизонт. Минуты растягивались в часы. Часы — в сутки. Полоскание ветра в парусах, шелест волн и крики команды слились в один монотонный шум, и Ксанфе казалось, что она слышит в этом шуме перезвон монет в своих руках. Приятнее ощущения богатой наживы было разве что щекочущее предвкушение кровавой битвы. И от этого трепетало все существо. — Кэп, по координатам мы пересекаем границу! — доложил штурман, и одновременно с этим блеснуло напоследок зеленым лучом севшее солнце. Ксанфа подобралась. — Быть начеку! Следить за водой! Мы ступили на территорию мертвых, господа, не недооценивайте их. Это значит надо оторваться от трубки и смотреть во все зенки, Скиф, — добавила она, скосив глаза в сторону старпома. Тот пожал плечами и с ленивой грацией хищного животного стряхнул табак в море. Ксанфа хмыкнула: вот же подонок своенравный. Но подонок отборнейшей пиратской породы, сложно не признать. Флейт полз медленно. Высыпали звезды. Ни единого облака. И вскоре создалось впечатление, что границы между небом и морем не существует — звезды отражались как в зеркале, тонули в воде, не создавая ни единого всплеска. Паруса трепыхались еле-еле. Тишина наступила такая, что слышно было, как в трюмах скребутся крысы-мельники. И уже от этого странного чувства, будто Невеста плывет в вакууме где-то между небом и морем, по телу бежали постыдные мурашки. Даже легенда существовала, что там, где стирается грань, есть вход в мифическое Звездное Море, в котором можно обрести бессмертие… — Гляньте, гля, кэп! — указав пальцем по носу, позвал один из матросов. — Это ж «Барракуда», зуб даю, ее нос! Они ж лет пять назад как из всех вод пропали — судачили, что потопли. А они гляди ж!.. В паре кабельтовых из воды мрачным скелетом выступал корпус некогда красивого корвета. И тут Ксанфа увидела. Сотни, тысячи кораблей — хотя готова была поклясться чем угодно, что еще минуту назад до самого горизонта было пусто. Проржавевшие пароходы самых первых сборок, военные галеоны, легкие шхуны, пиратские бригантины и торговые каравеллы. Все, всё, от крошечных шлюпов до величественных мановаров. Сгнившие до состояния бесформенной трухи и свежие, словно только что сошедшие с верфи. Самое огромное кладбище кораблей, которое Ксанфе приходилось видеть. Это будоражило, пугало. Зрелище воистину впечатляло. Вот галера прошлого века, ощерившаяся сломанными веслами как вывернутыми ребрами. Вот обросший по самую стеньгу балянусами и плесенью бриг, у которого из-за времени и повреждений уже невозможно разглядеть ни некогда наверняка искусную резьбу на фальшборте, ни носовую фигуру. Вот барк, белоснежные паруса которого превратились в грязное оборванное тряпье… Ксанфа на секунду задержала взгляд на этих парусах и тут же метнула его на паруса Невесты. Ветер пропал. — Эх, да шоб у меня так вставало, как мы встали, — понуро вздохнул кок, перегнувшись через фальшборт. — Да и запах странный чёт… Команда беспокойно зароптала. До слуха Ксанфы даже донеслись слова молитвы. — А ну отставить панику, крысы трусливые! — она с лихой улыбкой вздернула подбородок, ставя ногу на перила мостика. — Вы только посмотрите вокруг! Представьте, сколько добра покоится у них в трюмах! Или вы что же, мертвецов испугались? Мне ли вам говорить, что страшиться следует живых? А коли наложили в штанишки при виде утопленника, то барышни вы кисейные, а не пираты, которых я знаю! Мы прибыли сюда стать богатыми! И мы будем, черт бы меня побрал! Клянусь великим океаном, я буду ходить в драгоценностях, жрать лучший ром в лучших кабаках и лапать самых свежих портовых девок! И если вы хотите того же, то бегом на весла — и добудем наше сокровище! В воздух взлетели кулаки с зажатым в них оружием, и десятки глоток бодро проревели: — Да, капитан!.. Часы слились в сутки. Сутки — в недели. Они не встретили ни акул, ни пресловутых призраков — одни только редкие хищные водоросли иногда лениво пытались уцепиться за весла шлюпок. Ксанфа потеряла счет времени, сколько Невеста стояла на якоре, ибо по загадочным причинам механические часы встали, а склянки в общей суете как-то сбились отбивать. Один из матросов сломал ногу, провалившись в трюм через гнилые доски, старший канонир вспорол плечо обломком упавшего рея — вот и вся цена, что пришлось им заплатить за полные мешки добычи, на которые сейчас смотрела Ксанфа. Монеты всевозможных эпох и стран, украшения, дорогие статуэтки — рот сам собой наполнялся слюной. Ксанфа запускала в мешки руки, пересыпала золото между пальцами, слушала его звон и представляла прелести скорого светлого будущего. Добытых денег хватит, чтобы обеспечить безбедное существование до самой старости даже распоследней пороховой обезьяне на борту. И от этого осознания Ксанфа не смогла сдержать счастливых слез. Они набили трюмы под завязку, пожертвовав запасными древесиной, ядрами и порохом, оставив лишь необходимый минимум. Последний ром ушел на празднование успеха. Завтра они станут королями.

***

Ксанфа трясущейся рукой поднесла бритву к отросшему на голове рыжему ежику. Первое же движение оставило порез. Пальцы не слушались. Как же она ослабла, какой же позор… — Я воин, — упрямо процедила Ксанфа, буравя свое отражение в зеркале. Изможденное, похудевшее, серое. — Я… «Не воин». Она со злостью отшвырнула бритву и закрыла лицо руками. Отчаяние рвалось наружу рыданиями, но она не могла, не могла! Она должна… Хоть что-то придумать, что-то сделать… Хоть что-то… Возможно, если бы судовой врач не слег в числе первых, все было бы иначе. Или если бы они обратили внимание на покинувших корабль крыс. Или если бы… — К-капитан? — В дверь аккуратно поскреблись. Ксанфа быстро вытерла лицо, собралась. — Входи, Ро. В каюту протиснулся юнга. Маленький, хрупкий, еле стоящий на подкашивающихся ногах. Ксанфа невольно сравнила его с тем Ро, которого она помнила — с загорелым жилистым мальчишкой, макакой прыгающим по вантам, — и в горле неприятно запершило. — Там Скиф, мэм, он… воды просит. Очень. Можно я дам? Голос у него дрожал. Ксанфа понимала его. Видела в глазах мальчишки сжирающий его страх и отчаяние. Они остались с ним последние. И шансов на спасение у них не было, как бы Ксанфа не старалась его ободрить, говоря обратное. Они не смогли выбраться из Моря Блуждающих Огней. Не могли добраться до спасительного течения — каких-то три-четыре кабельтовых, так близко и так невозможно далеко… Едва Невеста начала грести встроенными под днищем механическими винтами — специально установленными на этот случай, — как о себе дали знать хищные водоросли. До этого дремлющие, они оплели корабль до самых бортов, не давая сдвинуться даже на локоть. Их не получалось ни вырвать, ни сжечь, ни застрелить — на смену уничтоженным из глубин поднимались новые. Бордовые, пульсирующие, цепляющиеся за все подряд острыми отростками-зубами… Упавшего за борт канонира высосали до состояния обтянутого кожей скелета — и этого оказалось достаточно, чтобы все поняли, что в битве с водорослями им не победить. Остатки дожрали акулы. А может, и не они — ибо никто не видел, как, куда и когда исчезали дрейфующие на поверхности трупы. Стоило отвернуться — и они просто пропадали. Без малейшего всплеска. А трупов было много. Из-за водорослей или миазмов кладбища, но экипаж одного за другим стала поражать лихорадка. Жар, бред и рвота — и не помогало абсолютно ничего, хотя Ксанфа перепробовала весь запас лекарств из лазарета, даже то, что приходилось средством от совершенно других недугов. Они умирали в мучениях, и каждая смерть будто вырывала у Ксанфы кусок души. Она любила этих ублюдков, всех до одного. Верных, отчаянных, сумасшедших. И не могла простить себе, что не сумела сдержать последнего данного им обещания. Не такой конец у них должен был быть… Она предполагала, что ее саму лихорадка миновала из-за крепкого иммунитета амазонок — Ксанфа никогда и ничем не болела. Но вот почему Ро еще стоял на ногах… Думать об этом не хотелось. Хотя бы потому, что она боялась того момента, когда и он начнет харкать кровью. А еще огни, да. Они действительно появлялись. Всякий раз, как умирал очередной член команды. До самого видимого горизонта, в воде и небе медленно парили голубые огоньки — клубились стайками в рваных парусах мертвых кораблей, стелились по палубе и плавно разлетались от шагов, подобно потревоженной пыли. В тишине. В небытие. И не было больше ни дня, ни ночи — только темная беззвездная пелена в небе, лишь изредка освещающаяся блуждающими огнями. — Капитан? Ксанфа вынырнула из дум и подняла глаза на Ро. — Нет. — Простите? — Воды осталось всего три пинты, — слова выходили с трудом, будто цепляясь за зубы. — Мы не можем переводить ее… просто так. Они обречены. Ты это тоже понимаешь. — Милосерднее… убить? — тихо пискнул юнга. Ксанфа выругалась под нос. Милосерднее, да. Но она не могла убить их своими руками. И не могла тратить на смертников драгоценные ресурсы. В душе боролись мозг и сердце. И Ксанфа не знала, что делать. — Сколько осталось ракет? — Две, мэм. Новое ругательство. Их последний шанс на спасение — и тот почти иссяк. Сигнальных ракет был целый ящик. Они стреляли в небо каждые двадцать склянок. Хотя, нет… Потом каждые сорок склянок, ради экономии… Когда это было? Сколько дней уже прошло? Две ракеты… — Иди поспи, — коротко махнула она юнге. — Постарайся. Помощь скоро придет, обещаю, вот увидишь. Ро сломленно улыбнулся, что-то пробормотал и вышел. Ксанфа посидела некоторое время в молчании, обдумывая их положение. А потом встала, подобрала брошенную бритву и уверенными движениями обрила голову. Она воин. И останется им до конца. И ноги даже не подогнулись, когда она вошла в общую каюту. Из пятидесяти шести человек в живых осталось только семеро, не считая их с Ро. И эти семеро сейчас уже по большей части переступили грань жизни. В каюте стонали, свистели заложенными кровящими носами и бормотали. Когда Ксанфа подошла ближе, поняла — бредил Скиф. — Лиз? Ты такая красивая, милая. Покажи мне свою родинку на бедре, и я покажу тебе звезды. Ты вся в звездах. В родинках. Так люблю… Люблю… Ребрышки… У Барри в кабаке пробовал — вкусные. Я тебя угощу. Я теперь могу. И тебя выкуплю. Я богат теперь, Лиз. Мы, мы… Ксанфа сглотнула ком в горле и положила ладонь на лоб старпому. Потный, горячий. — Скиф? Это я. Ты меня слышишь? Он прекратил тараторить, быстро облизал потрескавшиеся сухие губы. Невидящим мутным взглядом уставился в потолок. — Кэп? Воды, черт… Умоляю… — Она… закончилась. — Вот как, — смех вырвался из его горла сухим глухим кашлем. — Я тоже скоро закончусь, да, Ксан? Выходит, умру богатым. Как хотел… Прости нас, кэп. Что не сдюжили. Ксанфа прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов — и коротко выдохнула вместе с очередным кусочком души: — Прощай, Скиф… Она передушила их всех по очереди. И только после этого разрыдалась, сжавшись в комочек в углу.

***

Недели сливались в месяцы. Месяцы — в годы. Ксанфа с истеричной улыбкой рисовала бритвой линии на обросшей голове и слепо наблюдала, как по лбу течет кровь. Сегодня Ро вырвало. И прикосновение к его лбу не оставляло сомнений — он тоже заболел. У них не осталось воды. Не осталось еды — даже кожаных сапог, которые они отмачивали в соли и грызли. И чем сильнее нутро выворачивало от голода, тем больше Ксанфа жалела, что они спустили умерших в воду, а не… а не… Она в слезах выбежала на палубу, спрыгнула в трюм, схватила первый попавшийся мешок и потащила его к борту. — Забирайте! Подавитесь! — надрывно кричала она, горстями вышвыривая золото в море: яростно, на пределе оставшихся сил. — Что вам нужно, что?! Вы уже забрали мою команду! Но вы не получите меня! Я воин, мать вашу! Воин!.. — Капитан, я… Ксанфа порывисто обернулась, когда сзади в приступе кашля упал на доски Ро. Она подскочила к нему, подняла ему голову. — Малыш, мы справимся, слышишь? Я душу продам дьяволу, но не отдам тебя, не отдам… — Скиф говорил мне, мэм, что есть три сорта людей. Те, кто живет у моря; те, кого тянет в море; и те, кто из моря возвращается. Я думаю, мы вернемся, капитан. Этими огнями. Это ведь души моряков, да? Ксанфа огляделась. Блуждающие огни бесшумно летали вокруг, отсвечивая вокруг голубыми тенями. Маленькие дети шаровой молнии. Океан электрических угрей. На кончиках мачт блеснуло синим, как огоньки на свечках. Как огни святого Эльма. Добрый знак. Хотя, откуда им тут взяться… — Да, Ро. Вернетесь. А я буду ждать. Тишину разрезал один короткий выстрел из револьвера. Ксанфа очнулась, когда начала задыхаться из-за рыданий, давясь желанным мясом. И пустым взглядом уставилась на перемазанные в крови руки — которыми она только что вытерла столь же перемазанный в крови рот. Ведь стало легче. Но почему не стало? Жизнь ради жизни — это ведь нормально, разве нет?.. Последняя сигнальная ракета разорвалась над головой алым цветком. Как же много красного… — Но это ведь ничего не значит, да? Ты ведь вернешься, Ро?.. В душе было пусто-пусто — лишь скребла где-то на задворках сосущая тоска. Сигнал ракеты растаял, мир вокруг снова стал призрачно-голубым. А из-за ближайшего мертвого корабля под плеск гребных винтов показалась бригантина с живыми людьми.