Клыки

      Мы ехали по уже хорошо знакомым мне улицам, приближаясь к дому Германа. Настроение улучшилось, следующие несколько часов обещали пройти прекрасно. О том, что будет после, пока думать не хотелось.       — Герман, получается, ты наполовину волк, а наполовину человек? — спросила я, мысленно подготовив дурацкую шутку.       — Я бы, конечно, не так сказал, но если простым языком, то, да, вроде того, — ответил Рудницкий, смотря на дорогу. — Меня так удивляет твоя реакция, Алексия, если честно.       — В каком смысле?       — Ты узнала о существовании оборотней, но отнеслась к этому так спокойно, словно это совершенно обычная вещь. Это странно.       Я пожала плечами.       — Наверное, пока просто до конца не осознала. К тому же, эта информация свалилась на меня не внезапно, я уже очень давно об этом думала. А кто еще существует, кроме оборотней, кстати?       Герман призадумался, размышляя о чем-то. Должно быть, решал, можно дальше посвящать меня во все эти подробности или нет.       — Вампиры, — наконец негромко сказал он.       — А еще? Феи, эльфы, зомби?       — Слушай, Алекс, это все довольно обширная тема, которую не так просто объяснить… Давай как-нибудь в другой раз?       — Ладно. — пришлось согласиться, хотя, вообще-то, было безумно интересно.       — Но зомби нет, это бредни людей, — отметил вервольф.       Логично, что зомби не существует, я случайно их назвала, когда перечисляла всякую нечисть. Это же ожившие мертвые люди, а не другие расы или вроде того. Однако, слова Германа про бредни были несправедливы.       — Почему бредни? Нет, то, что их в данный момент не существует, это понятно. Но, в отличие от вас, эти парни единственные, кто мог бы появиться с вполне научным объяснением.       — И каким же? — вскинул брови волчонок.       — Слышал про кордицепс?       — Напомни.       — Кордицепс – это гриб, который паразитирует на определенных видах насекомых, — объяснила я. — Например, кордицепс однобокий паразитирует на муравьях-древоточцах, он влияет на поведение организма-хозяина. Соответственно, если какой-то из видов кордицепса мутирует, он может начать заражать и людей, влиять на их поведение, превращая в настоящих зомби. В теории, конечно.       — Интересно, — медленно кивнул Рудницкий. — Почему-то я думал, что ты расскажешь про бешенство что-нибудь. Откуда вообще такие познания про кордицепс?       — Бешенство – это по твоей части, — вырвалось у меня, — а познания – из научной статьи, на которую как-то раз случайно наткнулась в интернете.       Герман хмыкнул, вскинув брови. До меня не сразу дошло, что пошутила я очень неэтично и невежливо.       — Ой, извини за бешенство… Я случайно.       — Все нормально, — усмехнулся вервольф, — это было забавно.       Почувствовалось облегчение. Обижать Германа хотелось меньше всего. Когда наше общение ограничивалось только парами в университете, мне казалось, что Рудницкий временами может быть занудой, такое впечатление складывалось из-за его серьезности и чрезмерного спокойствия. Он не выглядел, как человек, который может оценить юмор подобного рода.       — Можно еще одну шутку тогда? — я вспомнила о той, из-за которой и начала весь этот разговор.       — Валяй.       — Вот ты полуволк, а если бы был полусобакой, знаешь, какая у тебя была бы порода?       — Ну?       — Немецкая овчарка.       Мне стало весело, хотя это все было очень глупо. Из-за компании Рудницкого и предвкушения хорошего вечера после всех этих недель одиночества, настроение настолько улучшилось, что аж стало игриво-озорным.       — Почему? — искренне удивился он, но тоже улыбнулся.       — Эта порода на английском по буквам пишется, как герман шепхерд, хоть и читается джоман шипхед. Ну из-за имени, в общем. Потому что Герман. Ну, то есть…       — Я понял-понял, — все также с улыбкой отозвался Герман.       И я тоже широко заулыбалась, глядя на него. Взгляд оказался слишком долгий, пришлось себя одернуть. Уж очень теплые чувства вызывал этот овчаренок, даже несмотря на его звериную природу.       Рудницкий не казался мне ужасным монстром. Возможно, все изменилось бы, если бы я увидела его трансформацию в волка, но пока он продолжал восприниматься обычным человеком. И если уж и представляла его зверем, то представляла кем-то похожим на большую, добрую и пушистую хаски.       — У нас дома нет нормальной еды, заедем в магазин или закажем доставку?       У нас дома. У нас. Сердце екнуло от этих слов, настроение резко испортилось. Непонятно, почему Герман так сказал, видимо, оговорился, потому что мы сейчас ехали туда вдвоем… Вот только… никакой он не наш. Этот дом был только Германа, я же там всего лишь временный гость. А так хотелось бы, чтобы дом и правда был наш. Неважно, на чьих правах я бы там находилась, мне просто хотелось жить в чудесном доме с чудесным человеком и знать, что всегда есть, куда вернуться.       — Алекс? — позвал Рудницкий.       Я дернулась, вернувшись в реальность.       — А, да. Мне без разницы, могу приготовить что-нибудь, если хочешь.       — Ты хочешь сейчас крутиться на кухне? В такое время после тяжелого дня?       Одной что-то делать и правда было неохота, физически не сильно устала, зато морально выдохлась, но если бы Волчонок составил компанию, я бы с удовольствием приготовила ужин с ним вместе. Озвучивать такое предложение было неловко, так что я просто пожала плечами.       — Может, все-таки доставка? — предложил Герман.       — Давай, — согласилась я.

***

      Герман вышел на улицу встречать курьера. Подтянув ворот просторной черной футболки, я глубоко вдохнула запах геля для стирки, надеясь уловить аромат парфюма или самого Волчонка, но это было глупо – вещь стираная, и пахла она только дорогим гелем и домом. Подойдя к дивану, я в очередной раз поддернула спадающие спортивные штаны и села, скрестив ноги по-турецки. Так хорошо и спокойно было на душе… Вот бы этот уютный момент не заканчивался. А ведь когда-то Рудницкий вызывал настороженность и чувство страха без очевидных причин.       Я оперлась поясницей о подлокотник и, сладко потянувшись, взбила пальцами волосы. В доме, как и прежде, пахло хвоей.       Было бы здорово, если бы Волчонок снова почитал мне на ночь книгу. Вот бы заснуть в его объятиях под звук глубокого голоса и наконец нормально выспаться, хотя бы раз за последние несколько месяцев.       Проблемы со сном начались за пару недель до самоубийства отца. Сначала это были просто неприятные полу-кошмары с участием физрука, затем их сменил бессвязный тревожный бред, так еще и фоном шли проблемы с засыпанием и постоянные пробуждения среди ночи. Я ежедневно чувствовала себя уставшей и невыспавшейся, даже если проводила в постели по десять часов, а-то и больше. Казалось, что рядом с Германом все могло бы быть иначе. Казалось, рядом с ним ни один ночной кошмар не посмеет побеспокоить, абсолютно ничто не решится разбудить или потревожить сладкий и глубокий сон.       Он бы охранял меня, как верный… Ладно, каламбуры и шуточки про собак – это перебор.       — А вот и ужин! — донеслось из-за спины, и уже через секунду появился Рудницкий с большим бумажным пакетом. Он поставил его на кофейный столик. — Сейчас принесу антисептик.       Глядя на мужчину с непонятно откуда взявшейся, но переполняющей душу нежностью, я улыбнулась.       — Ты чего так смотришь? — неловко усмехнувшись и дернув бровями спросил Герман, садясь на другой край дивана.       Он поджал одну ногу и сел ко мне полубоком. Повторить мою позу Волчонок явно не смог бы из-за своих габаритов, ширина дивана не позволяла.       — Шутку смешную придумала, — попыталась отмазаться я, начав разглядывать пакет. Такой интересный и необычный белый бумажный пакет, в которым нам и прежде привозили еду из этого ресторана.       — Обычно, когда ты хочешь пошутить, в глазах либо искорки горят, либо пляшут бесенята, а это какой-то другой взгляд.       — И какой же?       Рудницкий протянул мне небольшую коробочку. Поставив ее рядом с ногами, я протерла руки антисептиком, хотя ничего грязного не трогала. Скорее, просто не задумываясь повторила за мужчиной, который, в отличие от меня, открывал ворота и дверь дома.       — Ну, не знаю, — пожал плечами Герман, — так обычно фанатки смотрят на любимых рок-музыкантов, когда приходят на концерт впервые и умудряются занять место у сцены.       Он явно ошибся с чтением моих эмоций. Увидел в глазах детский восторг и влюбленность, а не… Или он так намекнул как раз на влюбленность?       Кровь подскочила к щекам.       — Ваше волчье чутье Вас подвело, Герман Александрович.       — О, милая Алексия, сейчас я его не использовал, — ухмыльнулся Рудницкий. Он оторвал прозрачную пленку с черного пластикового лоточка, в котором лежал вареный рис и большой стейк.       — Серьезно? — подняв брови, спросила я.       — Что? Ты о чем?       Я кивком указала на его еду.       — Я все еще не понимаю, что не так.       — Это так банально! Оборотень заказывает стейк… ну да, что же еще, как не стейк?       Губы Германа буквально на секунду растянулись в улыбке.       Некоторое время мы ели молча.       Закончив со своими банальным ужином, Волчонок отложил лоточек в сторону и достал из пакета банальные для человека, но уже не банальные для вервольфа роллы. Мы заказали один сет на двоих, так что, подняв крышку, он поставил его на диван между нами.       Когда я ела дома, всегда включала на фоне какой-нибудь сериал или видео, потому что в тишине было неуютно и тревожно. То ли пугала необходимость остаться наедине с собой и своими мыслями, то ли ощутимое в этот момент одиночество. Сейчас же, рядом с Германом, было комфортно и в тишине.       Он ловко взял палочки и потянулся за роллом, но вдруг остановился и посмотрел на меня.       — Алекси, могу я спросить?       О, новая форма имени. Сокращение от начала, ударение на “а” и буква “и” в окончании. Так еще никто не называл. Но, кажется, мне понравилось.       — Да, но при одном условии. Нет, двух!       — Ух, ничего себе, — вскинув широкие брови отозвался Волчонок. — Ладно, озвучивай.       — Во-первых, — я подняла вверх указательный палец, — я буду отвечать на все твои вопросы, но пообещай, что не будешь использовать свои волчьи штучки.       — Волчьи штучки? — усмехнулся Рудницкий.       — Да. Никаких подавлений воли и принуждения рассказывать больше, чем захочу.       — Идет.       — А второе условие, — теперь я подняла вверх и средний палец, будто показывая знак мира, — ты тоже ответишь на мои вопросы. Хоть на какие-нибудь. Устроим перекрестный допрос.       — Перекрестный допрос – это не тогда, когда вопросы по очереди задают друг другу два человека, а когда вопросы свидетелю задаются с любой стороны, участвующей в деле. Перекрёстный допрос проводится после основного, это позволяет получить от свидетеля ответы на вопросы, интересующие всех участников процесса.       Я закатила глаза и развела в стороны руки.       — Серьезно? Вот ты зануда, мы же не на паре.       — А ты неуч.       — Что?!       — Одна из лучших студенток в группе так неправильно использует термины, — сжав губы и изобразив обратную улыбку, Герман покачал головой, — ай-яй-яй, какой позор.       Мне не оставалось ничего больше, как снова показушно закатить глаза, но теперь еще и цокнуть языком для большей выразительности.       Герман потянулся за большим роллом с креветкой, но в этот момент я опередила его на долю секунды и вырвала этот ролл буквально из-под его палочек. Волчонок уставился на меня удивленно-непонимающим взглядом, в ответ я показала язык и тут же запихнула ролл в рот. Он оказался слишком большим, так что пришлось слегка прикрыть губы ладошкой, чтобы Герман случайно не увидел, если изо рта посыпется слюнявый рис.       Рудницкий помолчал, потом выдал лишь одно:       — Ладно.       — Так что насчет второго условия? — спросила я, когда проглотила добычу.       Стоило волчонку снова потянуться за роллом, как трюк повторился.       — Алекси, тут целый сет… — беспомощно произнес он.       — Мне понравился именно этот.       — Ладно.       Пока я жевала, Герман успел съесть один ролл, а когда потянулся за вторым, я снова решила выхватить его первой, но волчонок тут же поменял свой выбор и взял соседний.       — Сработало.       — Что сработало?       — Я знал, что ты опять так сделаешь, поэтому сделал вид, что беру не тот, который хотел, а соседний от него.       — Не знаю, о чем ты, — я пожала плечами. — Я тоже просто взяла тот ролл, который хотела.       — Ладно.       На время эта странная игра закончилась. Герман вернулся к началу разговора.       — Если твои вопросы будут нормальные, то есть, обычные, конечно, я отвечу. Ты все равно уже много знаешь.       — Хорошо, тогда спрашивай, что хотел.       Он призадумался.       — Как бы это помягче… В общем, ты узнала, что я оборотень, так?       — Ну, да. И?       — Ты поверила?       — Да…       Пока было непонятно, к чему ведет Герман. Неужели собирался начать все отрицать, говоря, что, якобы, пошутил? Это же несерьезно!       — Точно?       — Да. К чему ты клонишь?       — Я просто хочу понять, — серьезно сказал Рудницкий, — ты поверила, что я – оборотень, то есть, что я другое существо, какая-то дьявольская нечисть, что могу в любой момент превратиться в монстра, но… Тебя это реально не смущает? Тебе не страшно?       — Нет.       Он уставился на меня ошарашенным взглядом.       — Нет? Ты просто говоришь мне абсолютно будничным тоном “нет”? И это на такой вопрос?       Очень хотелось пошутить. Очень. Выдать что-то на тему, что это единственный раз, когда я говорю ему “нет”, что на другой вопрос с удовольствием сказала бы “да”. Но все же не стала. Улыбку удалось подавить.       — Герман, я сама немного удивлена, что это не вызывает во мне ярких эмоций. Думаю, дело в том, что человеческий мозг просто не хочет воспринимать такое всерьез. Психика так защищается, понимаешь? Возможно, все бы изменилось, если бы я увидела твое обращение, а так… не знаю. Передо мной сидит тот, кто выглядит, как обычный приятный человек, тот, кто спас мне жизнь, кто проявил заботу и внимание, кто делал для меня только добро. С чего мне бояться? Мне все равно, кто ты. Это неважно. Важно, какой ты.       Только когда последняя фраза была сказана вслух, я и сама поняла, почему так отношусь к Герману, почему мне плевать на волчью полунатуру.       И если у меня внутри все прояснилось, то лицо Германа наоборот вдруг помрачнело.       — Я не спасал тебя, — бросил он.       Будто обижено. Или зло. Но почему?       — Ты так думаешь? — я выразительно посмотрела в его глубокие глаза. — Тебе обрисовать ситуацию? В очередной стотысячный раз. — кажется, Рудницкий хотел отказаться, но успел лишь приоткрыть рот и качнуть головой, потому что я продолжила. — Если бы не ты, мне бы было негде жить, родственники бы выставили меня за дверь. Единственным вариантом стало бы уехать к бабушке, с которой не общаюсь уже несколько лет, вот только она живет километров за двести от университета, если не побольше. Даже если бы первое время я поскиталась по подругам вместе с котом и нашла бы работу, где хватало бы зарплаты на съем самой фиговой квартирки на окраине, мою жизнь это бы не сильно скрасило. В тот момент просто не было ресурсов на такое. Ты дал мне крышу, шикарную, ты дал мне работу, тоже шикарную, ты проявил заботу, в которой я так нуждалась. И потом ты пустил меня жить в квартиру, за которую плачу копейки, еще и работу подкидываешь, которую хорошо оплачиваешь.       Рудницкий вздохнул и отвел взгляд в сторону.       — Это не спасение жизни, это просто помощь, Алекс. Причем, по сути, финансовая.       — Слушай, Герман, если бы не ты, велика вероятность, что я бы повторила за отцом, — на этих словах его глаза резко скакнули на меня, — потому что моя жизнь скатывалась в какой-то серый ад. Я вкус к ней окончательно потеряла, понимаешь? Но ты спас. Или помог, если так больше нравится.       Возникла неловкая пауза. Оба чувствовали желание и необходимость что-то сказать, но не находили подходящих слов.       — Ладно, твоя очередь спрашивать, — напомнил Волчонок.       И я растерялась.       Столько было вопросов, столько всего хотелось узнать, но всё будто повылетало из головы. Да и с чего начать? Копать самые глубинные тайны и секреты Германа не было смысла, он все равно не расскажет, а только закроется и не ответит уже вообще ни на что. Следовало выбрать что-то понейтральней.       — Расскажи про оборотней, пожалуйста. Много вас? Какие вы? Как давно существуете? Почему о вас никто не знает? Кто еще есть помимо вас?       — Ух, это же не один вопрос, Алекс…       Почему уже второй раз снова “Алекс”? Почему не “Алекси”? Соединение американского “Алекс” и модного “Лекси” – в этом что-то было. А, может, все дело не в звучании, а в том, что Герман назвал своим именем, которое больше никто по отношению ко мне не использовал.       — Понимаю, но представь, как мне интересно! Пожалуйста, Герман, расскажи. Умоляю тебя! — не задумываясь, я схватила обеими руками его за запястье. Рудницкий чуть заметно дернулся, глянул сначала на руки, потом посмотрел мне в глаза. Смутившись, я тут же вернулась в прежнее положение.       — Ладно, — еле слышно произнес он. — Но ты должна понимать, Алексия, тебе никому нельзя об этом рассказывать, — Герман говорил внушительно, продолжая смотреть в глаза, — люди сочтут тебя сумасшедшей, а не люди – убьют. Ты поняла меня?       — Да. Я никому ничего не скажу, обещаю.       — Хорошо.       Рудницкий призадумался на несколько секунд, после чего начал рассказывать:       — Система довольно сложная, но я постараюсь объяснить, все-таки препод, — усмехнулся он. — Есть наш мир, обычно его называют реальным, что некорректно, основным или человеческим.       — Наш – это твой или мой? — уточнила я.       — И твой, и мой. Вот, а человеческим его называют, потому что вас, людей, тут больше. И только вы не скрываете свое существование. Как бы не было неловко это признавать, но власть здесь у вас, — продолжал рассказывать Герман. Я слушала его, как завороженная. — Однако, в своем мире вы не одни. Есть еще мы, оборотни, и наши закадычные друзья – упыри.       — Вампиры?       — Да, вампиры. Ты поняла, что про друзей – это ирония? — спросил Рудницкий.       — Поняла. Во всех фэнтези вы друг друга ненавидите. Вы враги. А почему так, кстати?       Как же много хотелось узнать, как же все это было интересно! Я словно превратилась в ребенка, который попал в любимую сказку. Не хотелось перебивать Германа или сбивать его с мысли, но не получалось.       Поёрзав, Герман сел поудобней и пригладил волосы.       — Вы, люди, будучи одним видом, не можете жить спокойно, и на протяжении многих веков постоянно друг с другом воюете, друг друга убиваете. За что вы боритесь? За ресурсы и политические выгоды? Вас мораль от истребления себе подобных не останавливает, вы убиваете из-за разных национальностей, хотя остаетесь одним видом, а представь, что было бы, если бы существовал другой вид?       Он говорил жуткие, но правдивые вещи. Я и сама не раз об этом думала, не раз задавалась вопросом, почему мир так ужасен, точнее, почему люди так ужасны? Мысль Германа была понятна, так что он мог не продолжать, однако он решил довести ее до конца.       — Вот и мы с вампирами не уживаемся. Боремся за ресурсы, за территории, которых в нашем распоряжении очень мало, да и просто друг друга ненавидим, потому что разные. У человека это не должно вызывать вопросов. Представь, что это расизм.       — Ты тоже ненавидишь вампиров?       — Да, — честно признался Герман, — на это есть причины.       — Какие? — спросила я.       — Это долго объяснять, давай позже к этому вернемся?       — Хорошо.       Раз он сказал, что вернемся позже, значит, ответить все же собирался. Это радовало. Ужасно хотелось узнать всё-всё, аж дыхание перехватывало! Неужели фэнтезийные книги были правдой? Как такое возможно вообще? Наш удивительный мир оказался еще удивительней и невероятней, чем мы думали.       — В мире людей живут только люди, оборотни и вампиры. На этом – все. Не считая полуродков и дальнокровных.       По смыслу можно было догадаться, кто это такие, но я все равно решила уточнить.       — Последние – это кто?       — Полуродки – это те, у кого один родитель человек, а у второго оборотень или вампир. Дальнокровные – те, у кого в роду была нечисть.       Забавно, что Рудницкий использовал человеческое понятие “нечисть” по отношению к своему виду, учитывая, что звучало оно довольно обидно и неприятно. Я подвинулась чуть ближе к Герману и слегка наклонилась вперед, будто боялась, что часть информации может пролететь мимо. От волка чувствовался приятный запах хвои, как в доме, и нотки мускуса.       — У людей и, как ты говоришь, нечисти, может быть потомство?       — Да. То есть, у людей и оборотней – да. Но это редко заканчивается чем-то хорошим. У людей и вампиров это, вообще-то, нереально… но ходят слухи, что бывали случаи.       — Почему нереально?       — А ты подумай. Они же холодные, считай, мертвые.       На самом деле, я и так понимала, я и до этого догадывалась, что у человека и вампира не может быть детей, даже удивилась, когда Герман сказал про полуродков.       — У мужчин не развиваются сперматозоиды, а организм женщины не будет питать ребенка, да?       Герман кивнул, подтвердив.       — А у оборотней и людей почему это плохо заканчивается?       — У этого союза вообще очень много нюансов, но углубляться пока не будем, на все нам и вечности не хватит, — Рудницкий глянул на часы, — а времени уже много. Если говорить о деторождении, то очень мало человеческих женщин смогут выносить волчонка, скорее всего они умрут еще во время беременности, но если выживут – вряд ли перенесут роды. Если волчонок все же родится, то с большой вероятностью умрет в первые дни. Из тела человеческой женщины они всегда рождаются слабыми и будто недоношенными.       — Можно угадаю, в чем поблема в обратном случае? — спросила я.       — Давай.       — Человеческий мужчина очень редко может оплодотворить вашу женщину?       — Верно. А если вдруг получится, то все равно, скорее всего, будет выкидыш. Ну и в этом случае волчата тоже рождаются слабыми. Если рождаются.       Мне стало так приятно, что я высказала правильное предположение. Когда Герман рассказывал про оборотней, он превращался в преподавателя, и будто читал лекцию по криминологии – такие же интонации и выражение лица. Вот я себя и почувствовала, как на интересной паре. Почему-то снова захотелось добиться его внимания и похвалы, как когда-то с детективной задачкой.       — Ах да, еще есть переродки – это люди, которые стали оборотнями, — добавил Рудницкий. — У вампиров обращенных называют просто новорожденными, так как только таким образом вампиры и размножаются.       — Получается, если бы я правда выпила из следа, то стала бы переродком?       — Да, все виды превращения человека в оборотня делают его переродком. Истинные оборотни – это только те, кто появился естественно, то есть родился от союза двух оборотней.       — Ты истинный?       — Да. Переродков тоже очень мало, так как большинство из них умирает или их убивают другие. Переродки обычно сходят с ума.       О подобном я прежде не слышала. Информация про сумасшествие никогда не попадалась ни в книгах, ни в фильмах, ни на сайтах и форумах про оборотней. Огонек надежды, что я могу сменить свой человеческий облик на более интересный, потух.       — Так, Алекси, давай на этом пока остановимся, ладно? — сказал Герман, снова глянув на часы.       — Подожди! — воскликнула я. — Ты не договорил про миры, какие еще есть помимо человеческого? И еще один вопрос, если существуют всякие книги про оборотней с вампирами и фильмы, значит, люди о вас знают? Вряд ли все эти авторы – сами одни из вас.       Рудницкий устало вздохнул.       — Хорошо, на это отвечу, но на сегодня мы с этой темой закончим, идет? И никаких уточнений.       — Хорошо.       — Так вот, про миры, — продолжил лекцию Рудницкий, перейдя на тон препода. — Помимо человеческого есть еще и другие. Разные. Попасть в них просто так невозможно, известно про них мало, но иногда через брешь может проникнуть низшая нечисть из одного мира в другой. Но эту брешь, как правило, кто-то делает специально, случайно они не образуются. Разве что, за крайне редким исключением.       — А низшая нечисть – это кто?       — Я же просил без дополнительных вопросов, — Герман потер глаза и переносицу. — Ладно, низшая нечисть – это примитивные существа, типа лярв или кого-то такого. Ах да, в человеческом мире низшие тоже есть. И есть еще нечисть среднего звена, которая проживает в разных мирах, например, фейри и всякие морские твари, типа наг. Но об этом тоже в другой раз.       Вот от этой информации стало чуть жутковато. Почему-то оборотни и вампиры пугали намного меньше каких-то лярв и неизвестных науке морских созданий.       — Что касаемо литературы и прочего, ясное дело, что людям о нас известно. Это идет из древности, из баек и поверий, передается из уст в уста многие-многие годы. Только уже никто в реальность существования не верит, вампиры и оборотни стали мифом и героями для подростковых книжек. Не думаю, что авторы действительно что-то знают, но, возможно, среди всех найдется один-два, кто узнал о нас и решил рассказать через творчество. Возможно, Эдвард Мунк, который нарисовал вампира в тысяча восемьсот девяносто пятом, что-то знал. А, может, и нет, — Герман пожал плечами. — Но забавно, что людей тема нечисти так привлекает. То ли вам просто жить скучно, то ли все же чувствуете, что мы есть, и хотите что-то узнать, понять.       После паузы в две секунды, Рудницкий поднял обе ладони вверх.       — Так, все, на сегодня достаточно.       Я словно очнулась от сна и рухнула в реальность, мозг же продолжал пытаться анализировать и структурировать новую полученную информацию.       — Спасибо большое, что рассказал, это очень интересно! Только осознать все до конца пока не получается.       Времени было уже много, Герман наверняка собирался сказать, что пора спать, а так не хотелось. Ведь если сейчас усну, то, когда открою глаза, уже наступит завтра, а, значит, придется уехать домой. Мы расстанемся, я снова останусь одна. Хотелось продлить уютную сказку еще хоть немножко.       — Пожалуйста, только не делись этим ни с кем. Даже в интернете на форумах, где ты вычитала про след.       — А книгу можно написать?       — Пиши, только реальный контекст измени и имена не называй, — ухмыльнулся Волчонок.       — Герман?       — Да?       Рудницкий посмотрел мне в глаза и внутри что-то ёкнуло, я даже на секунду забыла, что хотела сказать.       — Не говори, что пора ложиться спать. Пожалуйста.       — Но ведь правда пора, — очень тихо сказал он, не отводя взгляд.       Что-то было в этом взгляде такое… То ли сочувствие, то ли грусть и сожаление.       — Давай еще полчаса посидим. Пожалуйста, — сложив руки ладонями друг к другу, я перешла на шепот, — всего полчаса.       Хотя у самой глаза уже тоже слипались.       — Ладно, — согласился Герман.       Взяв палочки, он потянулся к оставшимся роллам. Какой же он был красивый. Идеальный. Абсолютно гармоничный. С него бы статуи вырезать и портреты писать. Я и сама много раз пыталась его нарисовать, но ничего стоящего так и не вышло.       — Раз уж у нас сегодня откровенные разговоры, могу я еще кое-что спросить? Забавно, что по мнению Германа этот разговор был откровенным. Он же просто рассказал об оборотнях и вампирах. Вот если бы признался, какой грех пытается искупить, то другое дело. Впрочем, у каждого свой взгляд на то, что считается личным. Поделиться с человеком информацией о других существах, что по своей сути является тайной, все же тоже серьезный шаг.       — А ты расскажешь мне в следующий раз, почему оборотни и вампиры скрывают свое существование от людей? — вспомнила я, что хотела спросить, но забыла.       — Рассказывать нечего. Вас много, у вас высокотехнологичное оружие, а нас мало, так что всякие, так называемые, суперсилы все равно не спасут, — ответил Рудницкий. — А раз уж вы друг друга убиваете, то и нас точно истребите. Всё просто.       Я уже приоткрыла рот, чтобы спросить, как он относится к людям, но все-таки это было невежливо. Человек, то есть, Герман, хотел сам что-то спросить, да еще и попросил перестать задавать вопросы, а я продолжала.       — Понятно. Что ты хотел спросить? Извини, что сменила тему.       — Ты несколько раз упоминала какую-то историю про физрука, но уходила от моих уточняющих вопросов о том, что у тебя с ним случилось. Расскажешь? Хочу знать.       Внутрь грудной клетки будто засунули кусок льда. Я не хотела этим делиться. Ни с кем. В том числе, с Германом. Я хотела навсегда забыть этот стыд и ужас. Я так старательно запихивала все это в самую глубь души, чтобы никогда не вспоминать. Как Герман вообще зацепился за это? Упоминала то всего пару раз, между словом и вскользь. По коже пробежал холодок, я поежилась. Начало подташнивать. Рудницкий внимательно и выжидающе смотрел на меня, это чувствовалось, но поднять взгляд на него не получалось. Или не хотелось.       — Расскажи, Алекс.       Я отрицательно покачала головой, надеясь, что Герман сдержит обещание и не включит волчьи штучки.       — Пожалуйста. Я никому ничего не скажу и не буду никак оценивать тебя, обещаю, — мягко произнес он. — Тебе нужно это рассказать, а я очень хочу услышать твою историю. Ты можешь мне доверять, правда. Расскажи.