Привет, меня зовут...

Инк не отвечал на звонки. Не читал сообщения. После того короткого телефонного разговора белокостный не скинул адрес. Ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Но это не раздражало, наоборот, беспокоило и заставляло вновь и вновь набирать его. Правда, в ответ все так же ничего. Эррор не знал, что ему делать. Дома того нет, номера его друзей у чернокостного нет, где искать — неизвестно. Все ли с Инком в порядке? А может, тот стал его ненавидеть?.. Эррор не знал. Скелету оставалось только не поддаваться панике и надеяться на лучшее. Сейчас он как никогда сожалел о содеянном. И речь не про случай в медпункте. Он соврал о ненависти. Заставил отдалиться. И все ради чего? Нет, не так: из-за чего? Из-за любви к Инку. Ну не смешно ли? Почему? Ответ прост: они не соулмейты. А если свяжешь свою жизнь не соулмейтом, то, скорее всего, будешь несчастлив. А Эррор бы очень хотел обрести свое счастье. После смерти отца его мать изменилась. Она стала несчастна. Хоть он и не помнит отца, зато отчетливо помнит, как мать рыдала и скорбила по своему соулмейту. И днем и ночью, не стесняясь и вовсе не волнуясь о реакции сына, который мог только беспомощно наблюдать за ее страданиями. Эррор ненавидел себя за то, что он ничего не мог поделать. Чернокостный не знал, что стоит говорить или делать. Он боялся еще больше усугубить ситуацию. Мать не раз говорила, что ее жизнь кончилась. Эррору хотелось бы сделать хоть что-то полезное. Но матери было не до его тщетных попыток. Не до слез, в которых Эррор порою мечтал захлебнутся, лишь бы больше не слышать и не видеть чужого горя. Не до ненависти и вины, под гнетом которых чернокостный медленно увядал. Не до мыслей о своей никчемности, что с каждым днем терзали все хлеще. Той в целом было не до Эррора. И... Чернокостному было так обидно из-за этого. Почему она не видит его боли? От этого одиночество ощущалось острее заточенных ножей. Порою Эррору казалось, что в тот день он лишился обоих родителей. Эти воспоминания смутны, ведь ему тогда было всего ничего, но столь болезненные, что хочется и вовсе их забыть. Самое отвратное, что это продлилось пять лет. Пять лет беспросветных одиночества и мучений: у него не было ни друзей, ни родителей. Пять лет нескончаемых чужих и своих слез, боли, горя и самоненависти. Пять лет размышлений, из-за которых он понял: счастье возможно лишь с соулмейтом. Когда Эррору исполнилось девять все изменилось. Он не знает как, но мать каким-то чудом умудрилась завести новые отношения. Нет, она не стала счастливой, не перестала тосковать по своему мужу, та... Насколько Эррору известно, мать оказалась вынуждена вступить в эти отношения. Хоть она и сама говорила о другом. К примеру, о том, что та сама так захотела, что нельзя же всю жизнь провести в прошлом, и прочее. Но чернокостный не верил ей, и тому были причины. Во-первых, с прошлой работы ее уволили, и мать каким-то образом устроилась личной секретаршей в компанию, которая была довольно крупной и не безызвестной, и руководитель, к которому та и пошла работать, судя по новостям в газете, обвинялся в сексуальных домогательствах. Во-вторых, ее новый мужчина — та приводила его домой — показал себя тем еще мудаком, и тот даже в наркотическом опьянении ни за что и никому не понравится. В-третьих, она все еще скорбила по соулмейту, что Эррор хорошо слышал по ночам. Хотя, возможно, слова матери о том, что она решила больше не жить прошлым, были от части правдивы, и потому-то та и попробовала завести новые отношения, чтобы забыть о горе стать счастливой. Вот только она выбрала не того. Потому после трех убийственных лет они все-таки расстались. Та пыталась еще, кажется, ее в этот раз заставляли подруги, но все стало лишь хуже. Мать начала пить. Но Эррору стало уже все равно. Смысл винить и ненавидеть себя? Та же сама отказалась от него. Пускай тогда делает, что хочет. У чернокостного есть дела поважнее: поиски своего соулмейта и учеба, раз друзей к двенадцати годам так и не появилось. Хоть Эррору и было так мало, но скелет отчетливо понимал: он несчастен. А если судить по матери, что даже спустя восемь лет убивается по мертвому возлюбленному, и что так и не смогла обрести счастья с другими, то получить желаемое чернокостный может лишь с соулмейтом. В особенности его теория подтвердилась после маминого психоза, что чуть не закончился суицидом. И именно поэтому Эррор не может любить Инка: они не соулмейты. Тот не сможет дать желаемого. И из-за этого чернокостный сказал, что ненавидит, желая разорвать их дружбу, что постепенно становилась все крепче, и отдалиться от Инка, чтобы разлюбить. Даже смешно: Эррор правда думал, что это поможет избавиться от чувств. Но все пошло под откос. Без белокостного жизнь превратилась в невыносимую дрянь с уже чуть ли не до тошноты родным, горьким вкусом одиночества. Но слава Богу, через три месяца все наладилось. Относительно, но все же. Если бы все обернулось иначе, то... Скелет точно не знает, но, очевидно, ничего бы хорошего не произошло. Единственный, по мнению чернокостного, минус — они сблизились. А чувства все еще не угасли. Эррор пытался держать дистанцию, но оказался слишком податлив. Душа, чертова предательница, так и тянулась к Инку. И нет ничего удивительного: белокостный, в конце концов, слишком хорош. Но теперь тот, может быть, ненавидит его... И Эррор крайне сожалел о словах ненависти. Он мог сознаться в чувствах и объяснить ситуацию, а не устраивать не пойми что. Тогда, скорее всего, все было бы хорошо. Вряд ли бы Инк ответил взаимностью — судя по метке, тот уже нашел своего соулмейта — но очень даже вероятно, что белокостный остался бы близким ему другом. В любом случае чернокостный, кажется, мог бы быть счастливым. То есть даже не встретив соулмейта обрести счастье. И это... Даже обидно. Эррор сам все испортил. Теперь скелет, похоже, лишился всего. А, если все хорошенько вспомнить и обдумать, был у него только Инк. И почему он осознал это только после того, как все потерял? Но внезапно завибрировал телефон. Поспешно вытащив тот из кармана, Эррор быстро прочитал одно единственное слово: «парк». Не надо быть гением, о каком парке шла речь: о том самом, где они бывало встречались, где тихо, безлюдно и можно поговорить один на один. Убрав мобильный в карман, чернокостный сорвался в бег. В голове радостной истерике билась мысль: есть шанс все исправить. И Эррор им воспользуется. Закончит всю эту недоненависть, признается, расскажет все-все, а потом наверняка все будет хорошо. Вспоминалась школа. Когда Эррор только представлялся в новом классе — школу пришлось сменить из-за серьезной драки и угрозами, связанных с судом — его перебили. Скелет хорошо помнит как после наступила тишина, что вскоре прервалась тихой фразой: «Ну, в общем, меня зовут Эррор», а после чернокостный быстро ретировался на единственную свободную парту. То есть к Инку. Насколько же это изменило его жизнь. Раньше Эррор мог поклясться, что после матери больше никогда ни с кем не будет носится. А потом понял, что иначе белокостный пропадет. Да, тот дружил с Дримом и Блу, но им хватало своих хлопот, да еще и кучи других знакомых. А у чернокостного никого не было, вот он и присматривал за беспамятным скелетом. Тот, как оказалось, помимо болтливости, одарен еще и удивительно хреновой памятью. И, Боже, какой же это гемор: пришлось вечно напоминать буквально обо всем подряд: об уроках, переменах, обедах, контрольных, домашних заданиях, и о прочем, прочем и прочем. А его рисование, особенно то, что в красках, всегда заканчивалось уборкой и опозданием на урок. Но это все так, незначительные минусы. А вот плюсов... Инк стал первым монстром, с которым ему было так легко. С кем Эррор мог поговорить о том, что в целом не являлось чем-то крайне важным и значительным, но все еще волновало душу, а в ответ получить ободряющие слова, а не насмешку или чего похуже. Да и в целом, все ясно из одного единственного факта: Эррор считал Инка своим другом, а до этого чернокостный ни разу не подпускал к себе кого-то настолько близко. Ну и плюсом к этому, скелет умудрился влюбится в белокостного. В того, кто не являлся его соулмейтом, и с кем счастье вряд ли будет. Но, честно, стало уже плевать. Соулмейт или нет. Эррор всей своей душой чувствует, что плохо с тем ему не будет. Оставалось лишь надеяться, что Инк все поймет и простит его. И вот в поле зрения попадал парк. Тот самый, что послужил поводами для незапланированных встреч и еще большего сближения. Перейдя на ходьбу, Эррор, тяжело дыша, зашел за ржавую калитку. Как всегда тихо и безлюдно. Вернее почти. Чернокостный замер: его глазницы зацепились за фигуру Инка, сидящему на лавочке в паре метрах от входа. Хоть Эррор и не видел скелета четко, но он был уверен в своей правоте. Восстановив дыхание, чернокостный быстро подошел к тому. Желто-голубые глазницы с трепетом поднялись на него. Инк, закусив губу, встал со своего места и потянулся к карману за блокнотом, единственным способом общения, но внезапно его лицо обхватили чужие ладони, заставляя повернуть голову к их обладателю. Эррор, судорожно вздохнув, отвел взгляд от скелета. Сейчас. Минутку. Сейчас... Сейчас он соберется и все-все расскажет Инку. Еще один вздох и взволнованные красные глазницы устремились на белокостного, что с недоумением оглядывал лицо скелета. — Инк, — нахмурившись, начал чернокостный, — прости. Я не ненавижу тебя. — в ответ Инк лишь шумно выдохнул. — Я... — Эррор замялся, и невольно покраснев, выпалил, — ай, да, блять! Люблю я тебя, короче! И да, знаю, но мне похуй на соулмейтную связь! Все, Боже, не спрашивай! — он всплеснул руками и резко отвернулся от, мягко говоря, охреневшего скелета. Инк... Инк снова не знал, что ему делать. Белокостный планировал рассказать Эррору о причинах, из-за которых он скрывал их соулмейтную связь и избегал того. А тут чернокостный признался в любви. Господи, и как ему реагировать? Что говорить? Нужно сказать о взаимности? Или что? И почему Эррор сказал, что ему плевать на их связь? В этом кроется какой-то подвох? Кое-как достав блокнот с ручкой из кармана, Инк несмело написал: «А причем тут наша связь?», и коснулся плеча скелета, который не сразу, но все же обернулся. Прочитав вопрос, чернокостный нахмурился, явно недоумевая. — В смысле? В ответ такой же растерянный взгляд и более конкретное предложение: «Ты сказал, что тебе плевать на нашу соулмейтную связь». Эррор, в шоке замерев на десяток секунд, резко дернул правую руку скелета на себя, и, оголив запястье, прочитал: «Привет, меня зовут...». Эту же фразу он сказал, когда знакомился в классом. Эту же фразу Инк впервые услышал от него. Стоп. То есть... — Мы соулмейты?! — шокировано выкрикнул Эррор, с ошарашенной радостью заглядывая в потерянные глазницы напротив. Инк, высвободив свою руку из чужих ладоней, написал: «Ты разве этого не понял, когда впервые прочел мою метку?». Нет, Эррор не понял. Потому что чернокостный даже предположить не мог, что его соулмейт окажется немым. Это... Даже смешно. Все время тот, кого скелет так долго искал, был рядом. А еще он чуть все не испортил своей ложью о ненависти и тем поступком в медпункте. Кстати, а что сделал не так-то? — Погоди, а из-за чего ты меня избегал? Инк заметно погрустнел. Отведя глазницы, где заплескались голубо-фиолетовые оттенки, он медленно вывел: «Мои родители из-за друг друга оказались там, где они сейчас. А они соулмейты», — а после, посчитав, что ответ слишком размытый и чернокостный ничего не поймет, дрожащими пальцами дописал, — «Домашнее насилие». Закусив губу, Инк медленно опустил руки, все также смотря куда-то в пустоту. Эррор ошеломлено оглядел скелета. Он не ожидал таких откровений. И что именно такая судьба постигла Инка. Раньше скелет от чего-то думал, что отец белокостного напал на того мать, пока сам Инк был в школе. Но кто бы мог подумать, что в действительности все хуже? А если тот тоже попадал под горячую руку? А ведь родители скелета соулмейты... Да и Эррор сказал, что ненавидит того... Неудивительно, что после Инк стал бояться раскрытия их связи. Вдруг белокостный резко поднял к себе блокнот и суетливо написал: «Ты не подумай, ты не плохой, я просто боялся, что снова будет так, то есть», — «договорить» Инку не дали: Эррор затянул того в объятья. — Успокойся, я тебя понял. Белокостный, облегченно выдохнув, слегка улыбнулся. Его поняли. Слава Богу. Скелет переживал, что обидит этим Эррора. А этого бы не хотелось. Не после того, как он понял, что все слова о ненависти всего лишь пустышки. Прижавшись еще ближе к чернокостному, Инк крепко обнял того. — Чувствую себя тупым, — вдруг сознался Эррор. — Я никогда даже не предполагал, что мой соулмейт окажется немым. А еще я не сразу понял, что мы соулмейты. Хотя меня можно понять: нет, ну мало ли где ты мог это услышать? В любом случае пофиг, главное, что уже все хорошо, — произнес скелет и слегка отстранился, расцепляя объятья. Инк, сияя лучезарным счастьем, довольно кивнул. А потом он обратил внимание на небо: уже темнело. Отойдя от Эррора на шаг, он написал: «Мне надо домой, а то бабушка наверняка уже вернулась, а я ей не говорил, что собираюсь сегодня гулять». — Хорошо. Пойдем, я тебя провожу. Но Инк не сдвинулся с места. Стушевался, невольно закусил губу и, покраснев, робко вывел в своем блокноте: «Я, кстати, тоже тебя люблю». — Ну... Я рад, — смущенно отозвался Эррор и, не смотря на скелета, протянул тому ладонь. Инк, счастливо улыбнувшись, принял предложение дойти до дома за руки.