14 января — смерть Брюса Уэйна
Этот бар — самая дерьмовая дыра в городе, и, конечно же, любимый сын Готэма пришел сюда именно сегодня. Это был бар Джейсона, бар, в который он ходил с тех самых пор, как получил свои первые поддельные документы, и Дик должен это знать. Он не должен быть здесь. — Не ожидал увидеть здесь тебя, — говорит Джейсон с усмешкой, занимая барный стул рядом с Диком, — разве ты не должен быть с детишками и зачитывать последнюю волю нашего дорогого папочки? Дик поднимает голову со стойки, его волосы беспорядочно спутаны, а глаза опухшие и красные. — Отвали, Джейсон. Джейсон ухмыляется, чувствуя такое знакомое удовлетворение от того, что он разозлил так называемого Золотого Мальчика их паршивой семейки. Кажется, никто не видит Дика так, как видит он, не замечает уродства, таящегося на глубине, гудящего от напряжения провода, которому хватит одной крохотной искры… Дику не нужно окунаться в Лазаревы ямы, чтобы хранить в себе тьму. В конце концов, именно это в нём всегда привлекало Джейсона. — Не-а, — говорит он, опрокидывая в себя два пальца виски, которые заказал на счёт постоянного клиента Матчеса Мэлоуна. То, что старик решил крякнуться, ещё не повод Джейсону запивать душевные раны за свой счёт, — Не думаю, что я собираюсь тебя слушаться. Не хотелось бы создавать ложное впечатление о том, что ты теперь главный. Дик фыркает, но спустя мгновение это фырканье уже напоминает истерический смех, потому что он трясётся с каждым новым звуком, будто отравленный газом Джокера. Зная Дика, это вполне могло быть так. Придурок пошёл бы напиваться в тёмном дорогущем баре сразу, как вернулся с патруля. Или он мог бы напиваться, пока работает над делом, с него станется. — Было бы странно, если бы ты послушался. Это сделало бы мою жизнь слишком лëгкой. Джейсон хищно улыбнулся, обнажая зубы. — Мы оба знаем, что мне нравится делать твою жизнь пожестче. Дик не упускает пошлый намёк, красиво краснея и опуская взгляд на фруктовую жижу, которую он называет напитком. Джейсон усмехается, махнув бармену, чтобы заказать рюмку виски. — И ещё одну для этого красавчика, — говорит он, указывая большим пальцем на Дика. Бармен кивает, наполняя стакан Джейсона и протягивая другой Дику, который пристально смотрит на него. — Ты пытаешься меня споить, — обвиняет он, его голубые глаза сужаются от подозрения, которое, впрочем, справедливо. В последний раз, когда их пути пересекались, он был гигантским монстром с щупальцами, поедающим людей, перерезавшим глотки и просто разрушающим жизнь Дика как Найтвинга. Но разве не для этого нужны нежеланные преемники?* 11 июня — годовщина смерти Донны Трой
Дик вздыхает, когда Джейсон подходит к нему, как будто он измучен одним его видом. Джейсон возмутился бы по этому поводу, обиделся и разозлился бы по полной, со всеми этими горящими глазами и монологом «помнишь, как я умер», но реакция Дика была справедливой. Джейсон пытался убить Тима (очевидно, недостаточно пытался), и он подстрелил Дэмиана после убийства ещё нескольких десятков человек. Кажется. Всё вспоминалось как в тумане, он был тогда слишком зол, чтобы мыслить здраво, потому что Брюс-гребаный-Уэйн всё ещё думал, что знает, как будет лучше, даже на том свете. Чёртов мудак. — Она умерла сегодня, — произнёс Дик тихо, проводя пальцем по мокрому следу, оставленному пустым стаканом из-под джина со льдом. Его вкусы в выпивке всё ещё ужасны, Джейсон уверен, прямо сейчас Брюс переворачивается в своём пустом гробу, — Один год, пять минут и пятнадцать секунд назад. Довольно жутко знать время смерти своего лучшего друга с такой точностью, но Джейсон не удивлён. Дик всегда любил вариться в жалости к себе и самобичевании, маленький идиот. Герой, конечно, но всё равно идиот. В конце концов с его комплексом мученика, он мог бы посоперничать с Иисусом и Жанной Д’Арк. — Донна жива, — также тихо отвечает Джейсон, опасаясь разрушить негласное перемирие, — Я видел её во время кризиса. Мы работали вместе. Дик кивает, переводя внимание с остатков воды на стойке на кубики льда в своём стакане. Он медленно вращает его, наблюдая за тем, как маленькие кубики наклоняются, скользят и падают. Его лицо ничего не выражает, Джейсон всегда пытался выглядеть так, но каждый раз проваливался в своих попытках, потому что иногда он был эмоциональным идиотом. Старая добрая воскрешающая яма, наполненная мистическим бурлящим дерьмом, только ухудшила ситуацию, ослабив его контроль над мыслями и чувствами ещё больше. Так что да, у него всегда был отвратный покерфейс, ещё одна из миллиона вещей, в которых Золотой мальчик его обошёл. — Странно, правда? Люди умирают ужасными, чудовищными способами, и всё равно возвращаются. Они приходят и уходят, как будто моя жизнь это проходной двор, а я всё не могу перестать думать об этом. Джейсон молчал, потому что, кажется, Дик шёл к какой-то мысли. — Она умерла за меня. — Ты её лучший друг. Дик в первый раз за этот разговор поднимает взгляд на Джейсона, и только тогда тот видит тени, пролёгшие под небесно-голубыми глазами Дика, мешки, кричавшие о бессонных ночах, отданных в жертву правосудию, которые он унаследовал от Брюса вместе с Демонским отродьем, психологическими проблемами и Бэткостюмом. — А она мой. Но она сказала мне отступить и я послушался. Я отступил и смотрел, как клон проделал дыру в её груди, и не сделал ничего. Она сказала мне отступить и я не остановил её. — Дикки- — Ты знаешь, каково это? Знаешь, каково это смотреть, как тот, кого ты любишь больше, чем саму жизнь, тот, кого ты готов защитить любой ценой, умирает за тебя? Знаешь, каково постоянно оставаться тем, кого оставляют? Тем, кто не умирает? — Дик- Дик качает головой. — Ты умер, Джейсон. Ты умер. Стеф умерла. Касс умерла. Брюс мёртв. Кларк, Барри, Оливер, Донна… все умирают, кроме меня. Уже не важно, что они вернулись, что ты вернулся, потому что вы всё ещё умерли. Я всё ещё вынужден был смотреть, как она умирала. Я всё ещё вынужден был чувствовать, как её пульс угасает под моей рукой. Я всё ещё вынужден был хоронить её. Она вернулась, но я всё ещё скучаю по ней. Я всё ещё скорблю. Как же это всё ебано. Джейсону нечего сказать. А что ему сказать? Он может предположить, что шутки сейчас не помогут Капитану Задумчивые-штаны, и Джейсон не мог его винить. Хах, вот это прогресс. Обычно он был бы крайне счастлив винить Бэтмена во всём, что в мире идёт не так, но когда знаешь, что это Дик, всё как-то иначе. Не так просто ненавидеть его, как и угрожать разоблачением личности ему и Дэмиану, привязанным к стульям перед камерой (он человек, а люди совершают ошибки, так что пошли вы). Так что Джейсон молчит, вместо этого жестом подзывая бармена для ещё одной порции шотов. Дик прищуривается, смотря на него четко, несмотря на лёгкую дымку от напитков во взгляде. — Нечего сказать? Да ладно, у тебя всегда найдется какая-нибудь милая маленькая колкость или небрежный комментарий к моей жизни. Не сдерживайся сейчас. Давай, скажи мне, что это моя вина. Джейсон закатывает глаза и выпивает стоящий перед ним шот, следующий передавая Дику. — Просто, блять, заткнись и пей. Ты сейчас слишком жалок, чтобы тебя добивать. Я вернусь к надиранию твоей задницы завтра. Дик издаёт смешок. — Я жалок, — наступает пауза, глаза исследуют его так внимательно, будто он какая-то формула, которую Дик хочет решить в своей хорошенькой головке. И черт побери Джейсона, если Дик даже в таком раздрае не выглядит привлекательно, — Я всё ещё скучаю по нему, знаешь. Всё думаю: «он бы знал, что делать, если бы был здесь». Он ни за что не признал бы этого, но Джейсон тоже скучал по старому засранцу. Джейсон стукается своим плечом о плечо Дика, хитрая ухмылка занимает своё место, когда он выпивает ещё один шот. — Для папенькиного сыночка ты не так уж и плохо справляешься. Демонёнок больше не убивает, а это, знаешь ли, само по себе достижение. Би ничего не мог с ним сделать. Дик кладет голову Джейсону на плечо, длинная челка дразнит обнаженную кожу шеи Джейсона. Он замирает, плечи напрягаются, когда Дик тает рядом с ним, обмякая. Джейсон задерживает дыхание, в замешательстве глядя на Дика, который отказывается встретиться с ним взглядом. — Ты всё ещё убийца. Это ничего не значит. Дэми и я обязательно отправим тебя за решётку. Джейсон закатывает глаза, обнимая Дика за талию, чтобы притянуть его поближе. — Конечно, Пташка. Всё именно так. Он кладет подбородок на голову Дика и старается не улыбаться. Ничего не значит, ну конечно. Дик не тот, кто может провести с кем-то ночь без обязательств, он скорее из тех, кто «влюбляется на первом свидании» и «загадывает желание падающей звезде», смотрит ромкомы, верит в родственную душу. Здесь и сейчас он доверяет Джейсону. Он даёт себе быть уязвимым рядом с ним, потому что уверен, что Джейсон не воспользуется случаем. Это доверие… это чертовски больше, чем что угодно, что когда-либо было у Джейсона. Он ничего этого не говорит, просто наслаждаясь теплым телом Дика, прижавшегося к нему, жаром, который он чувствует сквозь слои брони. Джейсон был влюблен в Дика с тех пор, как встретил его; он стал мастером в неумении и нежелании выражать словами мысли или чувства (что, в общем-то, давалось бонусом к званию Травмированный и усыновленный Брюсом Уэйном сирота года). — Спасибо. Джейсон позволяет себе улыбнуться так, чтобы Дик не увидел. — Всегда пожалуйста.*
Возвращение Брюса
— Ты разве не должен радоваться? — спрашивает Джейсон с гадкой ухмылкой, выталкивая какого-то парня с места рядом с Диком и занимая его, — Никакого больше плаща, никакого больше Демонского отродья… Дик бросает на него взгляд, яростный и дикий, перед тем, как снова рухнуть головой на барную стойку. Он поднимает один палец и бармен приносит ему ещё одну порцию фруктового ужаса, который выглядит, как кошмарный сон диабетика. Что ж, видимо сегодня ему придётся иметь дело с Диком Грейсоном в самом разгаре его вечеринки уныния и жалости. Дерьмо. Он то надеялся, что Дик хотя бы прочитает ему лекцию о том, что не следует грубо толкать людей. Обычно он стремится причинить добро всем окружающим, если на нём нет маски. Подумать только, он отказался от набега на склад Сиониса, чтобы встретить (читай: выследить) Дика и обменяться любезностями. Удача всегда была обращена к нему одним местом. В последний раз, когда он сделал что-то спонтанно, он получил удар ломом по ребрам, а следом и миленькое такое надгробие. Теперь он получает угрюмого Дикки, а мог бы наконец найти замену печально утраченной базуке. Не сказать, что потеря была напрасной, конечно, — последнее убежище Джокера сгорело до тла, а Дик так и не узнал, кто это сделал. Величайший детектив в мире, ага, конечно. Дикки всегда был слишком доверчивым для этого звания, слишком сильно желал видеть в людях лучшее и слишком не желал видеть худшее. Такие как Джейсон, такие как Дэмиан, не меняются. Они могут сменить привычки, сменить маски. Они могут менять то, что на виду, но не могут изменить своё сердце. Однажды убийца — убийца навсегда. Брюс знал это. (а может, это просто врожденный цинизм Джейсона, кто знает). — Ты всегда пьёшь, когда чем-то расстроен? Дик издаёт смутно различимый смешок, приглушенный рукой, на которой он лежит. — Иногда да. Иногда нет. — Знаешь, как говорят, три раза — это уже закономерность, Дикки. Дик достаёт из своего коктейля соломинку, крутит её в руках немного, а потом откладывает и делает большой глоток этой сладкой жижи. — Может быть, — говорит он через мгновение, высовывая язык, чтобы слизнуть остатки пены с губ. Джейсон не может удержать предательский импульс, и его взгляд цепляется за это движение, — Может, мне уже всё равно. Джейсон вздыхает. — Обычно пессимизм не твой настрой, Птичка. Дик неопределённо хмыкает. — Может быть, теперь мой. — Как много «может быть». Снова хмыканье. Джейсон кладёт руку на сгорбленные плечи Дика, мягко сжимая. — Птица, что не так? Дик снова смеётся, слегка перебарщивая с громкостью, потому что смех эхом отдаётся в тихом баре. Несколько людей с любопытством оборачиваются на Дика, но его красные глаза должны их отпугнуть. Как и взгляд Джейсона, который может быть достаточно пугающим, если он того захочет. — Что не так? Конечно же, возвращение Брюса. Разве я должен чувствовать что-то, кроме всепоглощающей радости воссоединения, м? Разве я не должен прыгать от счастья, что мне удастся вернуться на своё прежнее место? Дик слегка икает, а потом начинает хихикать. К ужасу Джейсона, его глаза слезятся. Мерцание слез, скопившихся в его глазах, невозможно игнорировать. Дик не плачет, это то, что Джейсон долгое время считал непреклонной истиной. Дик не ломается, вот, как он всегда думал. Но это… это похоже на срыв. — Ты вот знал, — начинает Дик, широко улыбаясь, будто он не смеётся, будто его просто накачали ядом Джокера, — Что я на самом деле не отец Дэмиану? Думаю, я забыл об этом, пока растил его. Воспитывал его. Заботился о нём. Так забавно, не находишь? Я почти что забыл. Как можно забыть, что кто-то на самом деле не твой сын? Джейсон хмурится. — Ты, наверное, самый похожий на отца человек, который когда-либо был в жизни этого пацана. Не занижай себя, он любит тебя. Я видел это. Он сделает для тебя что угодно. Дик крепко зажмуривает глаза, губы слегка дрожат. — В этом и проблема, Крылышко, разве нет? — одинокая слезинка скатывается по щеке Дика, когда он улыбается, прерываясь на всё тот же пугающий смех, — Он сделает всё для меня. Он разрушит мир и отправит его прямо в Ад, если я просто попрошу. В этом и проблема. Я самый важный человек в жизни этого ребёнка, а я не могу им быть. Он не мой сын. Я не… Джейсон берёт лицо Дика в свои руки, чувствуя, как тот оседает в них, как сдувшийся шарик. — Птица. Улыбка наконец пропадает. Приглушённый шёпот — всё, на что способна сгорбленная фигура Дика. — Я не его отец. Плотину прорывает разом. К первой слезе присоединяются другие, прокладывая солёные дорожки, которые Джейсон даже не успевает смахнуть. Дик пытается улыбаться, его губы трясутся, плечи дрожат. Каждая его частичка трясётся, разрушается, и Джейсон не имеет ни малейшего понятия, что ему делать. Аллея Преступлений особо не учила Джейсона успокаивать, жизнь с Брюсом Уэйном не то чтобы исправила положение вещей. — Иди сюда, — мягко произносит он, оборачивая руки вокруг Дика и прижимая его к себе. Его должно волновать, что они не одни, что люди смотрят, и он проявляет слабость перед ними, но ему плевать. Не важно, смотрит кто-то или нет, не когда голубые глаза Дика кажутся такими разбитыми, не когда он сжимается в комок и кажется таким маленьким. Дик легко подчиняется, когда Джейсон осторожно тянет его ближе, икота приглушается его рукой и плечом Джейсона. — Я не его отец, — повторяет он, как будто только что это осознал, — Он не мой. Я не могу остаться с ним. — Дикки- Дик поворачивается к нему, и Джейсон чувствует, как слова застревают в горле. Он выглядит таким разбитым, как будто весь мир лёг ему на плечи, как будто его сердце разбивается на кусочки прямо у Джейсона перед глазами. — Мне нужно будет уйти, иначе он не сможет двигаться дальше. Я… Я не могу быть его всем. Я не могу быть самым важным человеком в мире для него. Я не могу. — И что? — говорит Джейсон, — И что, что ты самый важный для него человек? И что, что он готов сжечь весь мир ради тебя? Многие готовы, Дик. Многие любят тебя настолько же сильно. «Я люблю тебя настолько же сильно.» Дик смотрит на него так, будто услышал эту мысль. Лазурный взгляд, горящий с прежней силой даже сквозь слёзы. — Они не должны. Я не заслуживаю этого. Он не может любить меня так… Я должен уступить Брюсу. Я должен уйти, чтобы Дэмиан научился доверять другим. — Ты разобьёшь этому ребёнку сердце, — возражает Джейсон, — Ты разобьёшь ему сердце, когда он только-только научился открываться людям, ты разобьёшь собственное сердце, и ради чего? Ради Брюса? Ради этого мира? — Мне нелегко это делать, — огрызается Дик, — но я должен. — Я и не говорил, что легко. Если бы это было легко, ты бы не сидел в баре в два часа ночи пьяный и не спорил бы со мной. Но это не отвечает на мой вопрос. Дикки, какого черта ты думаешь, что тебе нужно уходить? Ты Бэтмен. Ты собрал этот город воедино и сделал все возможное, чтобы сохранить его в безопасности. Ты. Не. Должен. Уходить. Дик наклоняется ближе, настолько, что Джейсон может чувствовать его тёплое дыхание на своих щеках. Настолько, что может различить запах алкоголя в дыхании Дика. — Я должен, — говорит Дик. А потом он целует Джейсона, и в голове у того остаётся только пустота. Поцелуй получается мягким, целомудренным. Просто лёгкое прикосновение губ, и Джейсон пытается думать, пытается дышать, потому что Дик тёплый и практически сидит у него на коленях- — Но я бы хотел не делать этого, — заканчивает Дик, разрывая поцелуй и отодвигаясь достаточно резко, чтобы Джейсон почувствовал лёгкое головокружение. Его мозг отказывается работать, кажется, ему нужна полная перезагрузка. Он… Дик сейчас… Они сейчас… А затем, прежде чем Джейсон успевает озвучить хоть одну из миллиона мыслей, крутящихся в голове (большая часть которых, впрочем, бессвязные и смущенные девчачьи крики), Дик уже скрывается за дверью. Джейсон бежит за ним, едва замечая капли дождя. — Дик! — зовёт он, но Дик не оборачивается. Дик не оборачивается, пока не садится на свой байк, заплаканный и промокший под дождём. Он коротко смотрит на Джейсона мягким и нежным взглядом, прежде чем отвернуться, решительно устремив его на дорогу. Мгновение спустя мотоцикл с ревом проносится мимо него. Он не слышит никаких новостей от Дика ещё очень долгое время.*
27 февраля — смерть Дэмиана Уэйна
Они молчат. Когда Дэмиан в костюме Робина тянется к Дику, Джейсон не говорит Дику ни единого слова. Он наблюдает за ним, видит напряжение в плечах, то, как он пытается улыбаться сквозь страх, но ничего не говорит. Джейсон не уверен, что ему вообще есть, что сказать. В конце концов, это был всего лишь поцелуй, поцелуй в момент, когда Дик был достаточно пьян, чтобы для него потеряло значение: Джейсон перед ним или кто-то ещё, достаточно пьян, чтобы Джейсону не пришлось даже отвечать. Он воспользовался Диком, жил своими подростковыми фантазиям слишком долго, потому что Дик не остановил его, и сейчас вина была, как нож в селезёнку (издеваться по этому поводу над Тимом никогда не надоест) Нечего было говорить, и к тому моменту, когда Джейсон наконец готов сказать хоть что-то, Дэмиан мёртв. Он первый находит Дика с телом (и так странно представлять Дэмиана таковым, таким тихим, ведь он никогда не был тихим, таким податливым, когда он всегда был упрямым. Ни один девятилетний не должен представляться телом.) Он первый находит Найтвинга, залитого кровью Дэмиана, баюкающего на руках труп, как другие баюкают новорожденных. Дик качается взад-вперёд, напевая колыбельную на арабском с таким ужасным акцентом, что Джейсон едва может разобрать половину слов (он никогда не был хорош в арабском, предпочитая латинский, французский и испанский). Дик плачет, тихие слёзы падают на тело Дэмиана, туда, где его голова укрыта капюшоном плаща, как будто Дик пытался защитить его, не давая увидеть жестокую реальность. Джейсон вначале не поверил. Не мог и подумать, что Талия аль Гул способна на убийство своего сына, на осуществление настолько бессмысленной жестокости. Он думал о ней, как о женщине чести, со своей моралью и принципами, но это доказывает, как он ошибался. Ошибался как тогда, когда он искал дом, а нашёл себе могилу. Ошибался как тогда, когда загородил тело Шейлы своим. Это… Это что-то, что даже он не смог бы совершить в свои худшие времена, потому что нет ничего больнее, чем мать, предающая собственное дитя. Он знает. Он из-за этого умер, в конце концов. И сейчас… Сейчас это то, из-за чего умер Дэмиан. С собственной заменой во всём в роли убийцы. Боже, этот ребёнок бывал таким мудаком, но он заслужил гораздо больше, чем это всё. Он заслужил Дика, а вместо этого получил… — Дик? — осторожно зовёт он. Дик игнорирует его, легко прижимаясь губами к ткани плаща в том месте, где был скрыт лоб Дэмиана. Его губы оказываются в крови, но Дик то ли не замечает, то ли не обращает внимания. Джейсон бросает свои пистолеты на землю, усаживаясь рядом с Диком, стараясь делать все движения медленными и ясными для понимания. Буквально пару недель назад Дэмиан говорил с ним про Дика, про его срывы. Про вещи, которые он выучил как Робин Дика, как его брат.«Он любит читать тебя. Он должен понимать твои намерения, видеть каждое движение, чтобы знать, что ты не угроза. Он злится, огрызается. Грейсон никогда не был хорош в отношении своих эмоций, Тодд. Ему нужен будет кто-то рядом, если я…» Умру.
Сейчас Джейсон благодарен этим словам, этим советам, потому что он совсем не понимает, что ему со всем этим делать. Не понимает, что, черт возьми, он должен сказать или сделать, не сейчас. Не когда Дэмиан… — Он в порядке, — говорит Дик Джейсону, так тихо, что ему понадобилось немного наклониться вперёд, чтобы разобрать слова, — Я успел вовремя. Мой мальчик в порядке, и я сказал Брюсу, что все свои видения он может засунуть глубоко себе в задницу. Маленький Ди в безопасности, он здесь, и всё в порядке. Всё будет хорошо. Джейсон ничего не говорит, беспомощно смотря Дику в слезящиеся лазурные глаза. В них читается надломленность, что-то, что он видел перед их поцелуем, картина, сгорающая и рассыпающаяся у него на глазах и не оставляющая после себя ничего, кроме пепла. В них нет ни искорки, ни озорства, только тонкий слой надежды, призрачной и бредовой, а за ней отец, держащий тело своего мертвого сына. — Дик- — Нет, — говорит Дик строго, — Дэми в порядке. Он не умер за меня. Нет. Я говорил ему, что запрещаю это делать, Крылышко, и он сделает всё, что я попрошу. Ты сказал, что он сделает всё, что я попрошу, и я попросил его об одном: не умирать. — Птичка, он любит тебя, именно поэтому- — НЕТ, — Дик прижимает тело ближе, будто оно единственное, что не даёт ему рассыпаться прямо здесь, — Он жив. Он просто спит, Джей. Он должен. Он должен. Джейсон обнимает Дика за плечи, чувствуя, как старший обмякает в его руках, всё ещё баюкая ребёнка, который не должен быть мёртв. — Джейсон, пожалуйста, скажи, что Дэми жив. Пожалуйста, скажи, что он жив и в порядке, и я не подвёл кого-то ещё. Пожалуйста. — Мне жаль, — говорит Джейсон, и слова отдаются горечью у него во рту. Бессмысленные, пустые, бесполезные слова. Джейсон — человек действия, но в скорби нет действия, нет ничего, кроме боли (и это та самая эмоциональная боль, которая мучает всех их снова и снова), — Ты был для него всем. Дик прислоняется головой к голове Дэмиана, лоб ко лбу. — Ты говорил это раньше, — выдает он, ещё несколько слез присоединяются к крови на костюме Дэмиана. — Но ты не знал, что он тоже был для меня всем. «Он тоже был для меня всем», говорит Дик, и Джейсон слышит несказанное: «Он тоже был для меня всем, и теперь его нет». — Ты должен отпустить его, Дикки. Он должен… — Я не оставлю его, — заявляет Дик, в жесте защиты склонившись над Дэмианом, — Я не оставлю его здесь, не с этим… — он смотрит на стену слева от них, разбитую и изуродованную, на которой висит насаженный на арматуру труп клона Дэмиана. Джейсон подходит к распростертому телу клона, окровавленному и обугленному, как будто его избили и подожгли до того, как оружие вошло в его сердце. Он прикладывает два пальца к пульсу клона на шее и внутри всё холодеет, когда они ничего не чувствуют. — Он мертв. Дик, Еретик мертв. Дик, кажется, не слышит его, вернувшись в свой собственный маленький мирок, слегка поглаживая лицо Дэмиана тыльной стороной костяшек пальцев. — Птичка, Еретик мертв. Ты…? Он никогда не видел Дика в самые худшие дни, не таким, как его описывали другие. Рой рассказывал ему о последствиях смерти Донны, о безрассудном холодно-горячем поведении, которым Дик пользовался, чтобы оттолкнуть всех от себя. Тим рассказывал ему о Джокере, о том, как глаза Дика потемнели и застыли, когда он без колебаний избивал клоуна до смерти. Дэмиан рассказывал ему о последствиях новейшего веселого эксперимента Джокера с их семьей, о том, как гнев Дика достиг пика, и все думали, что он убьётся. Он называл Дика Золотым мальчиком, потому что он всегда следовал правилам Брюса, потому что он никогда не умирал из-за ошибки, потому что он всегда был таким милосердным и хорошим, и лучше, чем кто угодно из них когда-то заслуживал. Год назад он бы не подумал, что Дик способен на что-то подобное, даже зная, что клон убил Дэмиана. Теперь он знает лучше. Он видел видеозапись смерти Джокера, видел, как Дик Грейсон окрасил синие полосы в красный цвет, и в этой смерти присутствует та же жестокость. — Да. В Дике нет ни капли вины, он весь сосредоточен на Дэмиане, а не на теле, которое осталось висеть на стене. «Что ж», — думает Джейсон про себя, — «Дерьмо.» — Дэмиан? Конечно, Брюс выбирает именно этот момент, чтобы появиться, бледный, с такой отдышкой, будто он бежал сюда, как будто он знал, что произошло, ещё до того как увидел. Талия действительно любит свои игры, и Джейсон не сомневается, что она играла с Брюсом, чтобы убедиться, что он не сможет вовремя спасти Дэмиана. — Дэмиан. Боже. Брюс спотыкается, падает на колени перед Диком и Дэмианом, руки тянутся к их падшему птенцу с уязвимостью, которую Джейсон никогда раньше не видел в Брюсе. С горечью он задается вопросом, выглядел ли Брюс так же, когда нашел Джейсона, но он знает, что сейчас не время для подобных мыслей. Он всегда мог обдумать их позже, наедине, после того, как Дик будет спасён от самого себя, а Дэмиан — лежать в очередном детском гробу, рядом с его, Джейсона, старым. Черт возьми, они все в таком дерьме. Этот мир такой дерьмовый. — Руки прочь от него, — Дик рычит, его лазурные глаза горят, когда он прищуривается на Брюса, — Только попробуй дотронуться, черт возьми, и я оторву твою чертову руку. — Дик- Дик с благоговейной нежностью укладывает Дэмиана на землю, бесконечная мягкость видна в его чертах, когда он в последний раз целует Дэмиана в лоб. Любые следы мягкости исчезают, когда его взгляд снова останавливается на Брюсе, он становится щитом между ним и Дэмианом, это слишком очевидно. Дик взбешен. Он слышал о таком гневе, но это кажется почти нереальным — видеть, как он направлен на Брюса. — Ты подвел его, — выплёвывает Дик, крепко сжимая в кулаках свои эскримы, — Ты подвел его, так же, как подвел меня, как подвел Джейсона, как подвел Тима, как подвел Стеф. Ты поклялся мне, что защитишь его, будешь держать его в безопасности, счастливым и живым, чтобы я мог оставить его и не убивать себя чувством вины. Но ты. Блять. Не справился. Джейсон пытается утешающе положить руку на плечо Дика, но старший отмахивается от него со свирепым взглядом, предупреждая все попытки Джейсона вмешаться. Он далёк от того, чтобы ввязываться в семейные дрязги, он просто останется здесь, чтобы разобраться с последствиями. — Талия разлучила нас. Она не должна была… — Мне плевать на твои гребаные оправдания, Брюс! Я так устал от них, так устал от тебя! Мой маленький Ди мертв, потому что ты не смог его спасти. Потому что я не смог его спасти. Потому что ты, блять, не счел нужным сообщить мне о нападении, пока не поступил приказ идти на Левиафана, ты, эгоистичный кусок дерьма. Я доверял Дэмиану. Я любил Дэмиана. Я вложил свое сердце и гребаную душу в этого ребёнка, и он мертв из-за тебя и ебанутого научного эксперимента твоей бывшей. Брюс поднимает взгляд, слёзы наполняют его глаза и он даже не пытается их сдержать, не пытается скрыть. Джейсон не знает, что с этим делать. — Еретик? Неужели он… — Мёртв, — холодно отвечает Дик, — И уж точно не твоими стараниями. — Дик, я никогда не хотел разлучать тебя с Дэмианом. Не так. Дик смеется. — Да, ты хотел, мудак. Признай это. Он уже не сможет ненавидеть тебя — его больше нет, но я есть. Я ненавижу. Я этого не прощу. Я так устал прощать тебя, — Дик нетерпеливо дергает Джейсона, бросая последний взгляд на Дэмиана. — Забери его, Брюс. Положи его рядом со своими родителями. Но будь осторожен, потому что, если я увижу хотя бы царапину, которой у него раньше не было, я… я… Дик роняет своё оружие, и Джейсон едва успевает подхватить его самого. — Я сделаю тебе больно. Ненавижу тебя. Брюс отшатывается, но Джейсону трудно сказать: от слов Дика или от вида тела. — Тшш, Птичка, Джейсон здесь, — бормочет Джейсон, просунув руку под ноги Дика, а другой подхватывая его под плечами. Дик тает в его руках, слёзы всё ещё текут из его пустых глаз, — Теперь ты в порядке. Всё в порядке. Ничего не в порядке, и Джейсон не уверен, что когда-нибудь вообще будет.*
Джейсон приводит его домой. Он представлял себе несколько сотен различных сценариев (обычно поздно ночью, на своих простынях), в которых Дик Грейсон сидит за кухонным столом и пьет бурбон, украденный им из винного подвала Брюса, но этот даже близко не похож ни на один из них. Обычно всё начинается в баре, их баре, Джейсон говорит правильную шутку, а Дик спрашивает, не хочет ли он переместиться в более уединённое место. Они вместе едут на мотоцикле Джейсона, пока руки Дика блуждают по его мышцам и мешают ему вести. Они целуются после первой рюмки, а трахаются после второй. У стены, на барной стойке и, наконец, на его кровати. Чаще всего сверху он, но иногда — Дик. Но они ехали не из их бара, они ехали с разрушенного прошедшим боем двора с мертвым телом Дэмиана, лежащим между ними. Дик здесь не потому, что Джейсон сказал правильные вещи, он здесь потому, что не может быть один. Обещание, данное мертвому мальчику…«Не оставляй Ричарда одного, Тодд. Не оставляй.»
Джейсон — человек слова, он молча наблюдает, как Дик заходит к нему на кухню, чтобы взять два стакана и бурбон со стойки. Вместо того, чтобы впечатлиться смелостью Джейсона, он смотрит на напиток с некой фамильярностью, оцепенев от усталости, навалившейся на его сгорбленные плечи. Он аккуратно разливает напитки, наполняя стаканы больше, чем стал бы Джейсон, и пододвигает один Джейсону. Джейсон поднимает его с полуулыбкой, которую Дик пытается отразить, но она тут же спадает с его лица. Они оба опрокидывают выпивку, наслаждаясь жжением, и Джейсон думает, что так всё и будет продолжаться, пока Дик не нарушает молчание так, как это сделал бы только он. — Потрахаемся? Джейсон давится воздухом, чувствуя, как жар приливает к щекам. Дик ухмыляется, и Джейсон мог бы решить, что это обычное поведение Дика, если бы не красные круги вокруг его глаз и кровь на его руках. — Птичка, я не из тех, кто пользуется ситуацией. Дик закатывает глаза и тянется за спину, чтобы расстегнуть костюм. — Ты не пользуешься. Ты либо за, либо против, Крылышко. Мы уже целовались, и сейчас я хочу хоть что-нибудь почувствовать. Решай. Дик внезапно оказывается перед ним, бледно-золотистый, с опухшими глазами, лазурь в них сияет красиво, опасно. Он смотрит на Джейсона так, как будто хочет проглотить его, как будто хочет поглотить его. Это всё, чего он когда-либо хотел, а он всегда был слаб, когда дело касалось его желаний. — За, — бормочет он, чувствуя, как губы Дика скользят по его губам, — определённо за. В ту ночь больше не было произнесено ни слова, и Дик ушёл, прежде чем Джейсон проснулся, оставив только записку, подтверждающую, что он вообще был здесь. «Я хотел бы остаться, — говорилось в ней, — Но я не могу. Не сейчас. Может быть, никогда. Ты достоин всего самого лучшего, Джейсон, и я хотел бы… Хотел бы когда-нибудь быть достойным.» Джейсон поджигает это убежище и смотрит, как оно горит.*
21 Мая — смерть Дика Грейсона
В следующий раз он слышит о Дике от Донны. Она звонит Кори и Рою по титановским коммуникаторам, заставляя вздрогнуть от неожиданности. — Что? — огрызается Джейсон, выглядящие раздраженными Рой и Кори уже придвинулись к нему вплотную. — Дик, — говорит она, и это возможно худшее, что она могла сказать. Он провёл недели, узнавая, каким безрассудным стал Дик, как глупо он себя вёл. Он видел запись с Диком, прыгающим под пули, будто он возомнил себя каким-то непобедимым Суперменом, видел, как он прыгает в толпу вооружённых до зубов бандитов с одними своими эскримами и яростью и выходит из этой драки полуживым. Он безрассуден в своей скорби, неуправляем, и Джейсону не нужно слышать, как ломается голос Донны, когда она произносит имя своего лучшего друга, он и так знает, что она собирается сказать, — Он… он… мёртв. Голова идёт кругом от этих слов, будто он не ожидал их услышать. Он знал ещё до того, как она сказала это, знал в ту секунду, когда узнал голос Донны, но… Он передаёт телефон Кори, не говоря ни слова, всё тело онемевает и холодеет, когда осознание пробирается внутрь, когда сердце начинает понимать. Мёртв. Мёртв. Дик Грейсон не должен быть мёртв. Он тот, кто всегда остаётся, тот, кто выживает. Он тот, кто не боится поставить Брюса на место, кто заботится и заботится, отдаёт и отдаёт, пока от него самого не останется ни кусочка. Он жив, и эта жизнь проявляется в том, как он говорит, делает, думает, существует. Дик Грейсон — самый живой человек, которого Джейсон когда-либо знал. Он не должен быть мёртв. — Кс’хал, — шепчет Кори, её рука тянется ко рту в попытке заглушить всхлип, — Ричард… Он не слышит ничего, кроме гула крови в ушах, болезненное тук-тук всё ещё бьющегося сердца. Он должен был остаться, должен был попытаться. Дэмиан просил его, до этого. Джейсон сказал себе, что попытается, до этого. До того, как Дик… До того как они… Блять. — Я ухожу, — заявляет Джейсон, забирая шлем и ключи от байка с кухонного стола космического корабля, — Не ждите меня. — Джейсон… — зовёт Рой, но Джейсон уже ушёл.*
Бар пуст, когда он заходит, ни единой души, кроме него самого и уже знакомого бармена. Неоновая табличка «Открыто» мигает, но не выключается, так что Джейсон заходит внутрь и заказывает самый слащавый коктейль, который есть в меню. Что-то, что понравилось бы Дику, что заставило бы его смеяться над Джейсоном и спрашивать, не боится ли он разрушить репутацию «крутого парня». Боже, он скучает по Дику. Он скучает по вкусу, который он не успел распробовать, островатому коричному ликёру, чувствовавшемуся на языке Дика. Он скучает по его запаху, по тому, как он прижимался к Джейсону после их последнего раза, прямо перед тем, как сбежать. Он скучает по этим прекрасным глазам и тому, как они загорелись, когда его Дикки кончал. Он делает осторожный глоток, ухмыляясь, когда сахар ударяет в голову. Это приятно, опасно приятно. С такими коктейлями он может запросто напиться даже не осознав этого, что, на самом деле, замечательно, потому что сейчас он хочет только забыть и ничего не чувствовать. Джейсон делает глоток побольше, вздыхая, когда тепло алкоголя медленно оседает внутри. Это делает мир вокруг менее реальным, а боль не такой сильной. В конце концов, Дик не мёртв, пока Джейсон пьян, он уже в пути и вот-вот будет здесь, как обычно. — Я подсяду? — спрашивает знакомый голос, в котором чувствуется подтрунивание и радость. Джейсон моргает. Он не думал, что он так скоро начнет бредить от горя. Ну, он хотя бы сможет накричать на Дика в последний раз, пока его снова не раздавит реальность. — Ты говнюк, — бормочет Джейсон, отводя взгляд от ГлюцеДика, сидящего рядом с ним, — Что за мудак просто берёт и умирает. Призрачное плечо толкает его плечо. — Чтобы понять труп, нужно стать трупом, — поддразнивает Дик, — Значит ли это, что теперь я тоже могу шутить о своей смерти? — Не-а, — отвечает Джейсон, — Это позволительно только для супер ужасных смертей, мистер Таблетка. Если бы он не знал правды, он бы мог поверить, что Дик настоящий. Рука на его плече определённо чувствуется реальной, хотя он знает, что Брюс, вероятно, снимает с Дика мерки для гроба, пока он тут разговаривает сам с собой и с пустым барным стулом. Дик мёртв, Лекс Лютор убил его. Жаль, что Лига перевела эту эгоистичную задницу в камеру строгого режима на Сторожевой Башне. Даже Джейсон не так хорош, чтобы в одиночку пробраться туда, а Бэбс не очень-то хотела помогать ему совершать убийство. — Ты в порядке? — спрашивает ГлюцеДик, и Джейсон глубоко вздыхает. — Как я могу быть в порядке, Птичка. Ты мёртв. Он может слышать неуверенность в голосе Дика, то есть, в голосе галлюцинации Дика, потому что настоящий Дик мёртв. Пока он понимает это умом и сердцем, он не сумасшедший. Просто грустный. Он не собирается больше возвращаться в Аркхэм. — Я не мёртв. Джейсон фыркает. — Нет, ты мёртв. Донна рассказала мне. Видит бог, я хотел бы, чтобы это было не так. — Но я жив. — Нет, — говорит Джейсон, чувствуя лёгкое разочарование из-за того, что его подсознание так рьяно пытается это отрицать, хотя его мозг должен осознавать, как сильно эта надежда ранит, как сильно это заблуждение сломает Джейсона, если он будет тешить себя им слишком долго, — Нет, ты мёртв, Лекс Лютор убил тебя. — Он попытался. Джей, посмотри на меня. Взгляд Джейсона на мгновение метнулся к Дику, отмечая сильно забинтованное лицо и резкий запах антисептиков, исходящий от Дика. Боже, его мозг действительно ненавидит его. — Ты мертв. Я должен смириться с тем, что ты мертв, иначе я отправлюсь на поиски души, и Ра’с аль Гул будет выискивать меня по всему миру, пытаясь быть моим папиком. — Джейсон, нет. Просто нет. Я не мертв. Лютор впихнул в меня таблетку от кардиоплегии, которая остановила мое сердце, чтобы бомба не взорвалась… — А потом ты умер. Я знаю это, Дик. Дик вздыхает, пощипывая переносицу. — Нет. Я умер, а потом Лютор ввел мне дозу адреналина прямо в сердце, и я вернулся. — Но это не так. — Но я… О, черт возьми, Джейсон, — бормочет Дик, а затем его грубо тянут за плечи и теплые губы прижимаются к его губам, и Джейсон думает, что боль от отрицания того стоит. Стоит этого. Один последний поцелуй, на мгновение, с парнем, в которого он был так глупо влюблен с тех пор, как был пятнадцатилетним идиотом в шортиках, думающим, что они дают ему какие-то невероятные способности. Он любил Дика до смерти и любил его после смерти. Если есть что-то, что он знает, так это то, что он никогда не перестанет любить Дика Грейсона. И, черт возьми, если то, что сейчас вытворяет его разум не доказывает этот факт, потому что его галлюцинация даже на вкус как Дик. Как корица и дым, фрукты и пряности, и что-то настолько уникальное, что заставляет грудь Джейсона болезненно сжиматься. И пахнет тоже им: кокосовым мылом и брызгами крови. Дик мычит в их поцелуй, сохраняя его болезненно мягким, и, в конце концов, Джейсон прерывает его. — Хорошо, — говорит он, — Я готов. Дик удивленно приподнимает бровь. — Готов к чему? — Готов принять твою смерть. Дик дает ему пощечину, и Джейсон в шоке держится за щеку. — Это было больно, — галлюцинации не должны делать больно. — Эй! — кричит бармен, — Давайте-ка не здесь! Надо разобраться — выходите на улицу! — Подожди, — говорит Джейсон, указывая большим пальцем на Дика, — Ты тоже можешь его видеть? Бармен косится на Джейсона. — Ты под кайфом или просто тупой? — И то, и другое, — вмешивается Дик, приобнимая Джейсона за талию, — Не обращайте на него внимания. — Ты не галлюцинация, — выпаливает Джейсон, — Ты настоящий. Ты только что поцеловал меня? Дик снова закатывает глаза, обнимая Джейсона за талию и игнорируя замечание раздраженного бармена. — У меня был секс с тобой месяц назад, придурок. Спасибо, что ты хотя бы красивый. — Я люблю тебя, — выпаливает Джейсон и тут же краснеет. Напиток, должно быть, оказался крепче, чем он предполагал, неудивительно, что Дик поглощает его так жадно, будто в последний раз. Улыбка Дика делает его короткую спонтанную реплику стоящей того, такая широкая и искрящаяся, что Джейсона охватывает непреодолимое желание. Он хочет снова почувствовать вкус этой улыбки на губах Дика, чувствовать её каждый день, каждый час, каждую секунду. — Поехали ко мне, — говорит Дик, выводя Джейсона за дверь и направляясь к переулку. Он бросает Джейсону шлем и перекидывает ногу через свой мотоцикл, — Запрыгивай. Джейсон крепко держится, пока мотоцикл с ревом мчится по тихим улицам, и скорее чувствует, чем слышит смех Дика. Он скучал по Дику в течение стольких недель, предшествовавших этому моменту. Скучал по встрече с ним в этом баре, скучал по подтруниванию над ним и ощущению той болезненно-прекрасной тоски, укоренившейся глубоко в его душе. Он всегда тосковал по Дику, и нет ничего лучше, чем чувствовать его сейчас. Быть с ним. Даже когда он мудак. В конце концов, у Джейсона тоже непростой характер, и он тоже может быть тем ещё придурком. — Приехали, — говорит Дик, протягивая Джейсону руку, чтобы помочь слезть с байка. Джейсон сжимает её, чувствуя, что его немного шатает, — Я держу. Дик идеально помещается у него под рукой, как будто он был создан для того, чтобы быть там, и вести Джейсона и… может быть, Джейсон действительно очень пьян. Это слишком глупая мысль, чтобы приходить в голову в это время дня (ночи? Утра? Кто знает). Им удается, спотыкаясь, войти в лифт и пройти через незапертую дверь квартиры Дика. Дик умело уклоняется от множества брошенных в беспорядке рубашек, обуви и папок с делами, покрывающих его пол, и ведет Джейсона в спальню. — Я люблю тебя, — повторяет Джейсон, потому что кажется, что сейчас самое подходящее время сказать это. Дик осторожно укладывает его на кровать, с улыбкой стаскивая с него армейские ботинки и узкие джинсы. — Я знаю, — говорит он, раздеваясь до боксеров и ложась рядом, крепко прижимаясь к Джейсону. — Ты будешь здесь утром? — спрашивает Джейсон. Дик нежно целует его в щеку, убирая белую челку с глаз. — Я останусь на столько, на сколько ты захочешь. — Тогда… навсегда. Дик закидывает одну ногу на Джейсона, позволяя руке Джейсона обвиться вокруг его талии. — Навсегда звучит прекрасно. Джейсон ухмыляется, чувствуя, как всё снова начинает расплываться. — Я люблю тебя, — говорит он в последний раз, потому что хочет, чтобы Дик это действительно понял. Он хочет это сказать, потому что думал, что Дик умер, так и не узнав об этом. — Я тоже люблю тебя, Крылышко, — слышит Джейсон и знает, что это было не просто его воображение.