Тысячу раз

      Слава зашёл в гримёрку, забывая даже дверь закрыть. Он шёл, не разбирая дороги из-за пелены влаги, застилавшей его глаза, и сначала даже попал не в ту дверь — запах заказанного балетом перекуса возвратил в реальность и сам собою развернул обратно. Обещал же себе держаться и не обнажать душу на виду у всех, но план с треском провалился — конечно, переснимать ничего не будут и все услышат, как он сорвался на последней ноте, а потом ещё и увидят, как он задрал голову, только бы не дать слезам побежать по щекам. Вячеслав как мог прогонял из головы произошедшие события, но слова песни будто — без притворства — о нём. Если бы он знал только, как всё обернётся, то не стал бы брать такую душераздирающую песню, которая вынула его сердце и бросила на пол прямо при всех, на сцене, и растоптала. Но пути назад уже не было, и Макаров вынес это стойко, не сказав ни слова, что актёрской игры здесь не было вообще — глаза не врали и всё-всё рассказали за него. Вячеслав едва ли слышит, что говорят ему коллеги: каждого из них он безмерно уважает и правда ценит, но к их впечатлениям он вернётся позже, когда продышится и успокоит дрожь в руках. Слава уронил микрофон, наклонился поднять и не удержал снова — гарнитура так и осталась лежать у его ног. Он стянул пиджак и внутренней его стороной закрыл лицо, простояв так примерно… он не считал минут. В голове у Славы такой бардак, что он готов так же, как и на сцене, надрывно закричать — пусть только всё оставит его и без того уставший, воспалённый мозг. Там столько всего осталось от Ани, и он всё это бережно хранит до ночи, а потом пересматривает, с изощрённостью палача-мазохиста каждый раз казня себя. Сейчас только понял, как не хватает и насколько же он виноват, но сделать ничего не может — две недели назад Аня просила его больше никогда не напоминать о себе, потому что он и так ранил её достаточно, но мужчина уйти навсегда не может — сердце крепко держит его в таком состоянии. От этих воспоминаний он снова чувствует солёную влагу, только сдерживать её поток Слава больше не может.       Он не заметил, как она зашла — не видел, само собою, пряча слёзы за плотной тканью. Он вдруг ощутил, как кто-то обхватил его запястье, но даже не вздрогнул нисколько. А потом, почувствовав пробивающий кожу холод ладони, мужчина словно очнулся и взглянул на человека напротив. Она. Не мерещится. Все слова, которые он хотел бы до неё донести, вмиг испарились, оставив после себя пустоту. Сказать Славе нечего — он в раздрае и шоке: Анна здесь. Она видела это всё, слышала и поняла его, наверное, раз уж стоит перед ним. Зачем пришла и почему, у Макарова не осталось сил и желания думать — всё внимание нещадно забрали зелёные глаза напротив, и он словно завис. Слава осторожно убирает её руку, большим пальцем мягко погладив, и отходит в угол гримёрки, судорожно вдыхая. Он разворачивается, выпускает из рук пиджак и смотрит оттуда — на него всё также направлен Анин взгляд, только теперь он пронзает Славу насквозь. Он молчит, пытаясь заставить свой разум протрезветь, а его бесконечная любовь и главная боль просто делает несколько быстрых шагов навстречу и заключает в тревожные объятия, зарываясь пальцами в его отросшие волоски на загривке и поглаживая. Слава рефлекторно наклоняется ниже — Аня едва достаёт до него на носочках. Он утыкается ей в плечо, закрывает глаза и вдыхает такой родной запах — объяснить даже не может, чем именно сейчас пахнет. Он не сразу соображает крепче прижать её к себе в ответ, но руки, оказывается, всё помнят и делают за него.       — Прости, прости, прости… пожалуйста, прости, — Анин голос непривычно хриплый, но Слава не замечает.       Он покачивается вместе с ней, не собираясь отпускать её от себя. Второй раз это добьёт его настолько, что он и на сцену выйти не сможет, речи и нет о таких песнях, как сегодняшняя.       — Непонятно, как я доживал до утра. Я так не могу, — Макаров оглаживает её подрагивающую спину, не слыша своего голоса и говоря сам не понимая что: кажется, это сердце выдаёт напрямую. — Без тебя не могу. Так плохо, ты бы знала.       — Я до сих пор знаю. Прости, — вторит Аня, — если сможешь.       — Это я виноват, — Слава так хотел посмотреть на неё, но руки не могли позволить ему отпустить. — Прости меня. Столько всего тебе хотел сказать, но всё-всё забыл.       — Что мы наделали, Слав... — Аня всё-таки постепенно размыкает объятия, чтобы вдохнуть полной грудью и заглянуть наконец в родные карие глаза.       Макаров чувствует, как её всё ещё холодные руки сжимают его, слегка дрожащие от пережитого, и он, поддавшись чему-то, над чем не имеет власти, подносит к губам и мягко целует Анины ладони. Женщина смотрит на него завороженно — отвыкла от этого чувства, которое рождалось внутри от подобных его действий, и сейчас оно накрывало её с новой силой.       — Всё, что я тогда сказал, не должно было прозвучать вообще, — заключил он, кладя её ладонь на свою щёку. — Если посмею сказать такое когда-нибудь — никогда себе не прощу.       — Я не должна была просить тебя о таком. Надо было выслушать, — Аня коснулась его лица второй рукой, и Слава несмело стёр бегущую солёную дорожку на её щеке.       — Я едва...       — Ты чуть не спел не то имя, — начали они одновременно.       Певец улыбнулся, стараясь избавиться от накатившего адреналина, накрывавшего его на сцене.       — Я был очень близок. А как... Почему ты пришла?       — Как я могу оставлять тебя одного в таком состоянии? — Плетнева одним взглядом согрела Славу изнутри — он не в первый раз удивлялся её способности делать с ним необъяснимые вещи без слов.       — Говоришь мне ты, плача здесь из-за меня. Кого тут ещё оставлять нельзя, м? — Вячеслав медленно опустил её руки и заключил в объятия, в которые вложил все стёртые из мыслей слова и тепло, которым не мог поделиться с ней всё то время.       Их, конечно, застали: Макарову надо возвращаться на своё место, чтобы смотреть следующий номер, а он стоит здесь, в своей гримёрке, сжимая в объятиях свою главную слабость, устроив голову поверх Аниной и закрыв глаза. Дверь при входе оставила открытой и Анна. Повезло, что увидела их Славина помощница, которой он мог доверять даже личное — такая понимающая и сглаживающая все углы девушка. Она плотно закрыла дверь и подала знак тайм-аута режиссёрам, объяснив всё состоянием Макарова после номера и плохим самочувствием в целом — «дайте ему хоть в чувство себя привести, вам же не нужно умирающее тело рядом с Тишманом и Костюшкиным?» Слава потом поблагодарит её, конечно, купит букет цветов после съёмок последней передачи и попросит прощение за все свои непредсказуемые и заставляющее выгораживать его действия, а именно — забеги к Ане на всех возможных паузах и возвращение на последних секундах, иногда задерживая начало съёмки.       — Как подросток, ей-богу, — заключает она, скрывая улыбку за закатыванием глаз и серьёзной маской.       Слава смотрит на неё виновато, но с хитрым вороватым прищуром, уверенно оглаживает талию Ани и целует её в висок, медленно отходя за угол вместе с ней. Плетнева благодарно кивает помощнице, посылает воздушный поцелуй и исчезает за поворотом. Макаров готов хоть тысячу раз так убегать и прибегать — каждая минута на счету, и он их терять не намерен.