***
Тони выключил плиту и накрыл сковородку крышкой, позволяя овощам тушиться дальше. Тщательно вытер стол и включил вытяжку. Поставил на стол два бокала. Прищурился в поисках чего-то. Ему потребовалось пару минут, чтобы отыскать штопор и откупорить бутылку вина. Бордовая жидкость плавно разлилась по бокалам. Он оглядел кухню и довольно кивнул. Никакого беспорядка, который тут царил, когда Тони вошёл три часа назад. Он засунул руки в карманы брюк и подошёл к окну, рассматривая улицу сквозь полуоткрытые жалюзи. Осень. Сырость, слякоть, промозглый ветер. Запах земли, нечистот и пыли. Ему не нравилась осень со своей непонятной гаммой цветов и дождями. Никакого аромата кофе, корицы или яблок. Никакого приятного мха, лучиков солнца и пения птиц. В жизни осень не веяла теплом и уютом, не хотелось читать книги у окна, пить какао с зефиром и подолгу гулять. Кутаться в свитера, да, хотелось. Но не всё остальное. Впрочем, он и другие времена года не очень жаловал. Лето? Зной, пот, комары. Весна? Грязь, вонь, сезон спаривания. Зима? Холодно, скользко, темно. Нет, Тони не сноб, просто он… Ворчливый. И далёкий от созерцания прекрасного. Ему это просто непонятно. Но Тони мог часами изучать Наташу, впечатывая в мозг каждую крошечную деталь её поведения. Память строго оберегала каждое воспоминание. Попробуй забудь Черную вдову, которая пыталась заколоть тебя каблуком-шпилькой. Трижды. Сейчас он вспоминал это снисходительно, но тогда ему на мгновение становилось страшно. Наташа и так выглядела опасной, но это её выражение лица, когда брови чуть сведены, а рот в противоречии приоткрыт… Что-то тёмное появляется у неё тенью на лице. Как дьявольский лик. Пугающе-сексуальное. Тони заметил кое-что ещё: Наташа часто погружается в свои мысли, когда думает, что никто её не видит. Глаза приобретают более светлый оттенок и по-детски мечтательно блестят. Он смотрел на это исподтишка, как вор. Жадно впитывал каждую секунду этих моментов и прокручивал в памяти вечерами. Словно впитывал саму её. Извращённо желал стать одним целым, чтобы проникнуть в её мысли, её душу. Чтобы наконец узнать, что внутри неё. Что держит Наташу Романофф в строю. Как она мыслит. О чем молчит. Изучить бы всё до последней клеточки… И, просмаковав, забыть. Чтобы делать это снова и снова. Так же, как Тони входит в её тело, чувствуя каждую дрожь и внимая каждому вздоху. Обычно он любит запускать пальцы в её ведьминские волосы и держать голову, чтобы их лица оставались напротив. Они редко целуются, но эти моменты куда более интимные, чем касания губ в порыве слепых эмоций и желаний. Они делят кислород, не отрывая помутневших глаз и каждый ищет в их глубине своё. Шарканье за дверью заставляет его оторваться от череды мыслей. Глухой стук. Звон ключей. Усталые хрипы. Наташа ввалилась в дом и закрыла дверь, просто падая на неё. Минута. Три. Тони осторожно выглянул в коридор, но тут же вернулся в свое укрытие, осторожно погасив свет. Наташа скинула куртку, с трудом сняла обувь и проглотила несколько таблеток. Вероятно, обезболивающее. Тряхнув головой, она подняла лицо к потолку. Промычала что-то неразборчивое себе под нос. Кажется: «Роджерс мудила». Тони был как никогда с ней согласен. Он дожидался, пока Наташа доберётся до кровати, но едва успел подхватить её, когда гравитация подвела. Непроизвольно прижал к себе. Если бы не смертельная усталость, она бы услышала резвый стук сердца. Тони уложил её и плотно укрыл одеялом, собираясь просто уйти. Но остановился. Сам не зная почему. Задержал взгляд на её лице. Слишком долго. Повинуясь порыву, он оставил короткий поцелуй на горячем лбу. На секунду захотелось лечь рядом и просто наблюдать как у неё спадает жар, и прерывистое дыхание становится ровным. Как разгляживается лоб и челюсти наконец перестают сжиматься. — Отдыхай, araña. — Останься. Её шёпот настигает за шаг до двери спальни. Не голос, шелест сухой осенней листвы, которая сейчас валяется на улицах. Тони тихо вдыхает воздух полной грудью и замирает. Мысленно ищет ответ. Разум молчит. Сердце стучит предельно спокойно. Чёрт. — Как пожелаешь, — всё, что он смог ответить. — Обещай. Упрямо настаивает она, устремив взгляд в его сторону. Не на него, зрение не концентрируется. — Мы вместе встретим рассвет и я сварю тебе лучший кофе, какой ты только пробовала. А пока спи и ни о чем не думай. Тони кусает себя за язык, но не жалеет о сказанном. Ждёт, пока она заснёт. И только тогда спокойно выдыхает, опаляя лёгкие. Качает головой сам себе. Он недолго наблюдает за ней, но вскоре уходит на кухню в поисках виски.***
Наташа переворачивается на другой бок, сонно стискивая в объятиях подушку. Урчит что-то себе под нос. Спутанные волосы упали на лицо, неприятно щекотая нос и губы. Она пытается сдуть самую раздражающую прядь, смешно надувая щёки. Всё равно никто не видит. Как ей казалось, пока кто-то не убрал все волосы разом, откидывая их назад и заправляя за ухо. В таком простом повседневном жесте. Словно это что-то естественное. — Какого ху… — Тшш, юная леди, следите за речами. У меня голова болит после ночных возлияний. — Да пошёл на ху… — Мисс Романофф, вынужден сделать Вам замечание: опиздюлишься, малая. Наташа, бурча и пыхтя, сползла с него и откинулась на мягкую подушку, прикрывая глаза. Вдох. Секунда. Две. Сердце успокаивает свой ритм. Выдох. На второй половине кровати шуршит одеяло и она поворачивает голову, осторожно открывая глаза. Приятный полумрак выделяет силуэт Тони, который плавно плетётся на кухню. Наташа пытается вспомнить, как он здесь очутился, но прошлый вечер отложился в памяти очень смутно. Тело ныло, но обезболивающее ещё работало: она чувствовала его привкус на языке. Осторожно двигая конечностями, Наташа села на кровати и, первым делом, стянула штаны. Затем встала, двигая головой в разные стороны. Стянула кофту. И бесшумно направилась в ванную. Словно не была в своём собственном доме. Тони принялся разогревать вчерашний ужин, пока кофе на плите постепенно закипал. Приятные запахи кухни окутывали и заставляли негу после сна всё ещё растекаться по телу. Он совсем не выспался, но мягкая полуулыбка не сползала с его лица. В какой момент Тони Старк, самый разыскиваемый тайный агент Америки, начал копошиться на чужой кухне, как на своей собственной? Чёрт его знает. Он совершенно без понятия. Ноль идей, как это случилось. И Тони это вполне устраивало, ведь ясность скучна. Ему было интересно наблюдать за ней, изучать, учить. Не бою или философии жизни. Принимать себя такой. Принимать такую жизнь. Жить без сомнений и упрёков совести. Тому, чему не смог научиться сам. Он до скрежета зубов ненавидел свою работу. Пытался отпустить ситуацию, но каждый раз возвращался в начало. Когда Тони было шестнадцать, ему твердили, что все двери открыты, что мир ждёт его. Сейчас Тони почти сорок и он знает, что это была чушь собачья, потому что никого мир не ждёт, а двери нужно выламывать. И он ломал. Терзался, но продолжал. Раз за разом. Однажды он слишком устал от этого всего. От интриг, вечной лжи и одиночества. И ушёл в тень. На три года. Потом сорвался. Тогда в его жизни появился Баки. С подозрением, но он пустил его. В жизнь, дом, душу. Месяц за месяцем они учились жить вдвоём. Притирались. Ругались. Расходились и сходились снова. Бежали. Много. Баки был человеком без прошлого. Сложным, закрытым и с ночными кошмарами. Что в них было — Тони так и не узнал. Возможно, им не хватило времени. Возможно, эти отношения были обречены. Слишком бушующие, слишком острые. Сломанные отношения сломанных людей. Тони окунался в них как в кипящий котёл, жадно хватая ртом воздух, который рвал лёгкие. Приближал свой конец, играя с этим огнём. Он чертовски любил до потери рассудка. А потом Баки сорвался с поезда на одной из миссий и всё, что осталось Тони — два армейских жетона. Таблетки. Срыв. Алкоголь. Срыв. Алкоголь. С головой ушёл в работу. Седые пряди. Таблетки. Кошмары. Больница. Год пролетел короткими вспышками, за которыми Тони даже не успевал следить. Фрагменты. Отрывки. Всё словно в запотевшем зеркале. И потом яркое пятно рыжих волос. Как нить Ариадны, не зная того, эти локоны вытащили его из лабиринта собственного разума. Поэтому Тони не спрашивал как, зачем, почему. Просто ждал, что будет дальше. Наслаждался. И пытался не привязаться слишком сильно. Напрасно. — Ты остался. — Кофе уже готов, а рассвет мы пропустили. — Ты впервые остался. — Ты впервые попросила. — Чёртов умник, да? — Завтракай. Тони сказал это спокойно, даже мягко, но Наташа сразу замолчала. Не села, не опустила взгляд, просто пожала плечами, придерживая полотенце. Вода стекла по волосам на шею, капли торопливо скользили по позвоночнику. По коже пробежали мурашки от прохлады на кухне. Наташа заметила помятый домашний вид Тони. Его сумку в углу. И его щётку в ванной. Она задумчиво оглядела кухню, будто чужую. И ушла переодеться. Тони проводил её долгим взглядом и отпил кофе из прозрачной кружки, опираясь на подоконник. На улице заметно похолодало, поэтому он невольно поёжился. По крайней мере его не выгнали. Наташа могла бы сделать это прямо через окно. Наташа уже так делала. Воспоминания мелькнула в голове и, кажется, задержались там, потому что Тони не заметил, как Наташа вернулась. Очнулся, когда она забирала его кружку, делая несколько больших глотков. Молча покачал головой и притянул её к себе, утыкаясь носом в мокрые волосы. Цветочный аромат пробрался в лёгкие. На секунду Тони замер, чтобы прочувствовать этот момент. — Всё в порядке? — Увольняйся. — Ладно. Наташа отставила кружку, чтобы осторожно приобнять его в ответ. Это было странно, но окружённая его горячим телом она постепенно расслаблялась. Доверялась этому моменту. Тишина. Она была снаружи и внутри их самих, позволяя отдохнуть от бесконечного потока мыслей и ежедневных забот. Они переводили дыхание, дыша поочерёдно, словно кислорода могло не хватить сразу на двоих. Она ответила не задумываясь, словно просто озвучила то, что уже давно было у неё на уме. Ладно. Наташа ничего не знала о Тони. То есть, ничего о настоящем Тони, который обнимал её утром на кухне. Который готовил для неё. Обрабатывал раны. Доводил до исступления. И всё же, она хотела быть с ним через все сложности. Наивно. — Нам следует начать с начала, araña. — Встретимся тут в шесть. Я буду в трениках, не спутаешь. — Договорились. Тони улыбался, пряча лицо в изгибе её шеи. В этот момент ему вдруг стало легко. Будто груз прошедших лет упал с плеч. Будто он на своём месте. Со своим человеком.