ID работы: 11345383

Merciless

Слэш
NC-17
Завершён
878
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
878 Нравится 16 Отзывы 253 В сборник Скачать

🎹🎹🎹

Настройки текста
Примечания:
За окнами огромного особняка, выполненного в средневековых манерах, только начало восходить солнце, заливая красным заревом безмятежные улицы небольшого городка, расположенного чуть дальше от границы с Северной Кореей. Население Эспера было не такое многочисленное, как, например, в том же Пусане. Из-за факта пограничного города Эспер часто попадал под горячую руку, если вдруг Северная Корея решалась объявить кому-то войну. Сначала местная дума, состоящая из шести поплывших жиром альф, пыталась хоть как-то восстанавливать улицы, но после третьего налёта северной армии махнула на это рукой. Поэтому по сей день улицы Эспера оставляют желать лучшего: разрушенные дома, сорванные канализационные трубы, разбросанный мусор и огромное количество бездомных. Кажется, даже экология в этом городишке заметно пошатнулась. Когда-то пышно цветущие деревья стали сохнуть, а на небе все чаще и чаще всплывали темные тучи из копоти и гари. На улицах объявляли комендантский час, но из здравомыслящих людей никто и не выходил поздно ночью. Ведь была огромная вероятность попасть под руку местным уличным бандам, которых развелось слишком много. Ночь — это их время, в которое они могут творить все, что вздумается. Юнги родился в хорошие времена Эспера, по крайней мере так говорил покойный папа, но в сознательном возрасте омега видит лишь то, что осталось от когда-то красивого города. По огромному залу, выполненному в холодно-серых оттенках, разносится медленная мелодия. Она с первых нот кажется ласковой и приятной, если не смотреть на длинные пальцы, которые с особой жестокостью жмут на клавиши. Юнги с абсолютно королевской осанкой сосредоточенно жмёт на давно изученную последовательность клавиш. Где-то глубоко внутри инстинкт самосохранения забился в потаенный угол и оттуда дрожит от страха из-за возможности ошибиться в ноте. Одна нота для простого слушателя ничто, но для потомственного музыканта и отца Юнги, который огромной глыбой нависает сзади сына, презрительно строго следя за каждым движением его пальцев — катастрофа. Стоит Юнги хоть немного накрениться, трость отца с острым серебряным наконечником тут же с силой ложится на плечо омеги. Юнги с силой сжимает зубы, стирая их в порошок, но если ошибиться — будет ещё хуже. Когда Юнги с незаметным облегчённым выдохом заканчивает произведение, тут же напрягается, потому что альфа сзади шелестит тканью идеально чёрных брюк. Его грубая и тяжелая рука ложится на плечо сына, заставляя того через силу вздрогнуть. Юнги инстинктивно ещё сильнее выпрямляет спину, безэмоциональным взглядом прожигая в давно наизусть изученных нотах дырку. В голове лишь бушующая пустота и кроткое желание, чтобы эти ноты сгорели вместе с ненавистным родительским особняком. — Это вот так ты собираешься провалить экзамен? — голос альфы прошибает все тело. Юнги по одному слову отца научился распознавать его тон, заранее выявлять свою дальнейшую судьбу. — Нет, отец, — монотонно чеканит Юнги, даже не вздрагивает, когда рука Дуонга сжимает плечо сильнее. На нем давно красовались сливово-желтые пятна, одним больше, другим меньше. — Что с твоим вибрато? — морщится мужчина и наконец под тяжелый выдох сына отпускает его плечо. Юнги не поворачивается, не смеет, но он отчётливо слышит, что отец подошёл к окну. Он всегда так делает, отходит от сына, чтобы не поднять руку. Это единственное пожелание папы, которое он выполняет по сей день. На смертном одре, когда Минсона медленно убивала холера, в те времена сильно прогрессирующая, он наказал мужу выполнить три его обета, три последних желания. Дать сыну самому выбрать свой путь. Не ограничивать в свободе. Никогда не поднимать на него руку. Выполнил Дуонг только одно поручение из трёх, да и каждый раз, делая малейшую ошибку, Юнги с замиранием сердца следит за рассерженным отцом. В какой-то день он сорвётся, Юнги уверен, и тогда последние слова Минсона растворятся в воздухе. Не сказать, что Юнги запрещают гулять, видеться с малочисленными друзьями и тому подобное, но каждый раз за ним тенью следует Тэхён — его личный телохранитель. По его лицу всегда видно, что он тоже не горит желанием таскаться за восемнадцатилетним омегой, но Дуонг в этом плане был непреклонен. — Ты хоть представляешь сколько я вложил в тебя? — Юнги прикрывает глаза, мечтая слиться с этим стулом, стать предметом декора в прогнившем особняке, лишь не слышишь любимую и заученную тему отца. — Твоя брендированная одежда, лучший на континенте фортепиано и время, потраченное на такую бездарность, как ты. Со своим чудесным слухом Юнги слышит, как со скрипом сжимаются кулаки отца за спиной и сам напрягается всем телом, считает секунды до пика, когда отец сорвётся. Но ничего не происходит. — Так ты хочешь мне отплатить? — его голос не смягчается, но становится спокойнее в несколько раз, будто он отдернул себя от непоправимого. — Прийти сегодня на экзамен, опозорить наш род потомственных музыкантов? — Нет, отец. Я тебя не подведу, — Юнги старается звучать уверенно, чтобы и подкопаться было не к чему. Чем быстрее Дуонг почувствует фальшивую правду, тем быстрее Юнги сможет сбежать из особняка, скрыться хотя бы в ненавистной консерватории. Единственное старинное здание, которые ни разу не конструировалось, наверное, его считают огромным достоянием, раз ни разу не подрывали. Юнги бы подорвал его первым, стёр с лица земли, была бы его возможность. Юнги чуть дрожащей от перенапряжения рукой тянется к нотам и замирает, если они так будут дрожать на экзамене — ему конец. — В основе какого трезвучия лежит малая терция? — Минорного, — не задумываясь, на автомате отвечает Юнги. Омега крепко сжимает в кулак вторую ладонь, покоившуюся на коленях, что на ладони остаются синеватые шрамики в виде полумесяцев. — Дан аккорд: «ре», «фа диез», «ля». В каких тональностях он будет доминирующим? В эту секунду Юнги слышит пульсацию собственного сердца. Он сглатывает тяжелый ком, но будто глотает груду железа. — Соль мажор, — голос в начале вздрагивает, а сзади раздаются тяжёлые шаги. Юнги быстро жмурит глаза, лишь бы не почувствовать боль. Он слышит этот втягивающийся сквозь ноздри воздух, слышит ритмичное постукивание трости, а с места сдвинуться не может. — И минор. На секунду за спиной Юнги ничего не чувствует, никаких признаков жизни, и можно было подумать, что Дуонг провалился сквозь землю, испарился, как и мечтал омега. Но мужчина развевает все надежды, наклоняется к уху сына и тихо рычит, что у Юнги немеют конечности. — Я лишу тебя всего, если ты не пройдёшь, — а Юнги знает, что ему не просто нужно пройти, а забрать первое место, только тогда отец оставит его в покое на несколько часов. — Собирайся и иди, Тэхён уже ждёт тебя. Юнги мгновенно забирает ноты и, стараясь не смотреть на отца, выбегает из зала. В особняке стоит привычная гробовая тишина, лишь по коридорам тенями передвигаются беты из прислуги, они монотонно глубоко кланяются мимо проходящему Юнги, а он на них даже не обращает внимание. Хочется умереть, взять и умереть. А ещё больше хочется почувствовать хоть какие-то эмоции помимо страха и подчинения. Хочется удивиться, влюбиться, Юнги мечтает об этом словно маленький ребёнок. В его возрасте уже все состоят или состояли в отношениях, когда у Юнги единственные отношения были с его фортепиано. Тэхён и правда смиренно стоит у входа, сложив руки за спиной в замок. Как не было странно, но он один из единственных людей, кому Юнги мог доверить все, раскрыть душу и не бояться быть раскрытым перед отцом. Юнги отрицательно машет головой засуетившемуся на кухне повару и выходит во двор, когда Тэхён его пропускает. Назад не оборачивается, потому что знает, что отец стоит на лестнице, наблюдает. От этого по лопаткам проходится неприятная волна отвращения. Тэхён всегда приотстает, соблюдая такое важное для Юнги личное пространство. — До экзамена ещё больше часа, — слышит Юнги сзади голос альфы и чуть приостанавливается, когда они отошли от дома десять шагов. — Тэхён, пожалуйста, можешь довести меня до угла и оставить. Я хочу погулять и побыть один, — Юнги поворачивается к Тэхёну и смотрит таким отсутствующем взглядом, что Тэхёну в мгновение хочется его прижать к себе, уберечь от строгого отца. — Через час я должен отчитаться твоему отцу, что ты дошёл до консерватории. — Я приду вовремя, — уверяет его Юнги, и Тэхён, чуть помедлив, кивает. Он, как и обещал, довозит Юнги до угла, откуда уже не видать обзор из окон особняка, и омега наконец свободно вдыхает свежий воздух. Он доходит до ближайшего парка и, купив в небольшой будке банановый латте, садится на первую свободную скамейку. Ранним утром в Эспере почти нет людей, но кто-то бегает, кто-то гуляет с собаками. Юнги провожает их всех нечитаемым взглядом, наслаждаясь осенними красками, шелестом листьев и умиротворением. Когда-то его бывший друг сказал, что он проживает отвратную жизнь. Что его жизнь, вовсе не жизнь, только вот Юнги не приходилось видеть что-то иное. Пока человек варится в своём болотце, он будет думать, что это болотце лучшее. Дуонг сильно изменился после смерти Минсона, да и в особняке словно похолодало, но не физическом, ощутимом уровне, а на моральном. Все словно потеряло краски и живость, а Юнги просто смертельно заразился этой обстановкой. Она, как яд, впрыскивается в кровь, уничтожает все клетки, прогрессирует и убивает изнутри. Юнги не живет, он медленно разлагается, каждый день проходя по заученному сценарию. Внутри совсем нет переживания перед экзаменом, ведь если он даже и забудет ноты, пальцы, натренированные бессонными ночами под строгим отцовским «держи ритм, ещё раз» все вспомнят. Солнце поднимается выше и выше, но вскоре исчезает под уже такими родными темными тучами. Наверное, если посмотреть на Эспер с высоты птичьего полёта, невозможно будет увидеть дома, ведь их будет закрывать это облако из отходов. Главная перерабатывающая фабрика работает двадцать четыре часа в сутки, на которой держится почти вся экономика городка. Экономика стабильная, но люди часто болеют раковыми заболеваниями из-за ужасной экологии. Юнги тянется к карману и натягивает на губы специальную чёрную маску с защитным слоем. Чуть ёжится от прохладного ветра и прикрывает глаза. На нем сегодня белая рубашка, поверх которой надет чёрный жакет без рукавов и чёрные зауженные брюки. Отец прав насчёт брендированной одежды, но вся она в двух цветах. Чёрный и белый. Каждый раз, открывая шкаф, Юнги верит в сказочных фей, что за ночь раскрасили его вещи в яркие цвета, но открывая, каждый раз разочаровывается. Юнги отмирает, лишь когда в кармане вибрирует телефон. — Ты где? — чуть нервно интересуется Тэхён, когда Юнги отвечает на звонок, чуть приспуская маску. У омеги внутри все обрывается. — Уже подхожу, — старается спокойно звучать Юнги и убирает телефон от уха, чтобы сверить время. До экзамена ровно пятнадцать минут, он просидел в парке почти час и позабыл о времени. — Поторопись, ты должен пойти первым или нам обоим не сносить головы. Как только Тэхён сбрасывает вызов, Юнги срывается с места, попутно бросив пустой стаканчик в урну и испугав небольшую собачку, гулявшую с хозяином. Юнги несётся по узким улочкам, не чувствуя собственное сердце. Бежать ему противопоказано, потому что если он придёт запаханный и со сбившемся дыханием, отцу непременно доложат из комитета, потому что конкурсант не должен являться на важный экзамен в таком виде, а если не поторопится, он опоздает и лучше ситуация не станет. Юнги даже не смотрит на светофор, выбегает на короткую пешеходную дорогу. В это же мгновенье он слышит лишь резкое торможение шин и одно сплошное чёрное пятно. Прорычавший байк задевает его совсем чуть-чуть, благодаря вовремя затормозившему водителю. Юнги, не удержав равновесие, падает на задницу. Только когда наехавший на него байкер выпрямляется и снимает шлем, Юнги полностью может рассмотреть высокого альфу. Он смотрел на омегу своими необычного антрацитового цвета глазами, выгнув проколотую бровь, смоляные волосы были зализаны назад, а несколько прядей спадали на лицо. Его чуть грубоватые черты лица и нос смотрелись слишком, будоража кровь Юнги. Его чёрный кожаный костюм полностью облегал крупное и подкаченное тело. Кажется, если Юнги встанет рядом с ним, он потеряется на фоне этого альфы. — Смертник, что ли? Чего под колёса бросаешься? — у Юнги язык немеет, когда он слышит такой же грубоватый голос. Альфа с места не двигается, не спешит помогать распластавшемуся на асфальте омеге, от этого Юнги гордо вскидывает подбородок. — Вообще-то это вы налетели на меня, на светофоре зелёный, — нервно машет в сторону светофора Юнги и, придерживаясь рукой об асфальт, поднимается. Пробно двигает рукой, чуть шипя от боли в локте. — Если я из-за вас не смогу играть... — Ну вообще-то там, — альфа, усмехнувшись, машет головой в сторону светофора, и тогда Юнги замечает красный для себя цвет. — Красный — Не важно, — минуя нелепую секунду, отмахивается Юнги, гордо посмотрев на вовсю забавляющегося альфу. — Я же шёл. Вы обязаны были остановиться. Омега начинает спешно оглядывать свою одежду, проверяя на наличие грязи свою белую рубашку, а увидя небольшую потертость, начинает интенсивно затирать. Если он появится на экзамене помятым и запыхавшимся, Юнги боится представить, что будет. Именно в этот важный день должно было произойти все, что никогда не происходило с омегой за всю его жизнь. — Ещё и малыша моего помял, — нарочито показательно дотрагивается до корпуса металла альфа, поглаживая длинными пальцами, облачённые в чёрные перчатки. — Хотя, увидев тебя, я теперь сомневаюсь, кто тут из вас больше малыш. Юнги от этих слов замирает, рука так и застывает на ткани, а сам омега в неверии поворачивает голову на альфу. — Да вы кто вообще такой? — чуть истерично прикрикивает Юнги, выгнув бровь. — Чонгук, — скалится мужчина, на что Юнги лишь закатывает глаза, спешно поднимая упавшую папку с чуть вывалившимися нотами. Пока Юнги, ползая по асфальту, пытается собрать ноты и положить их в нужной последовательности, Чонгук не может отвести взгляд от этих округлых бёдер, белоснежных волос и такого миловидного лица. Словно этого мальчика вылили на ювелирной фабрике и прислали в единственном экземпляре, потому что Чонгук уверен, таких больше нет. От одного взгляда на налетевшего на него омегу Чонгука будто парализовало. Он свой байк зовёт малышом и ненавидит, когда кто-то к нему дотрагивается, про портить идеальный металл и речи нет, но почему, смотря на этот гордо вздернутый носик, хочется все простить? — Я из-за вас крупно опаздываю! — Юнги, подобрав все свои пожитки, собирается обойти наглого альфу, но тот выставляет ногу в тяжелом ботинке, препятствуя Юнги пройти. Омега крепче сжимает папку, пару секунд смотрит на выставленную ногу, а потом поднимает взгляд. Впервые он видит незнакомого альфу так близко, но от этого где-то внутри разливается не неприязнь, а приятная тяжесть. — Ты помял мой байк, — Чонгук вглядывается в изумрудную радужку, взгляд оторвать не может, слишком притягательны эти идеальные розоватые губы, подрагивающие ресницы и нервно выгнутые брови. — А из-за вас меня возможно сильно накажут, — вырывается из Юнги прежде, чем он успевает подумать. У альфы во взгляде будто что-то меняется, а у Юнги мгновенно щёлкает здравый смысл внутри. Почти все в Эспере знают главную уличную банду и имя чёрного всадника. Что перед ним стоит именно чёрный всадник Юнги не сомневается ни секунды. Он инстинктивно делает шаг назад, но Чонгук не собирается его больше задерживать, он убирает ногу и снова натягивает чёрный шлем. — Я подкину тебя, — кивает Чонгук на второй шлем сзади, а Юнги сглатывает неприятный комок. Ни за что. Если его увидят у консерватории на байке с главарем уличной банды, Юнги сразу можно застрелиться. Хотя хочется ужасно: почувствовать наконец иные эмоции, испытать этот свистящий в ушах ветер, обвить руками крупное тело и замереть во времени. — Нет уж, предпочитаю ходить пешком. Если вы один не можете справиться с вашей грудой металла, то свою жизнь вручать вам на попечение я не намерен, — Юнги, гордо задрав подбородок, почти ровным шагом проходит мимо хмыкнувшего Чонгука и, дойдя до угла, срывается с места. — Ещё увидимся, малыш, — прилетает ему в спину. Как бы странно это не звучало, но Юнги очень надеется.

🎹🎹🎹

Чонгук тормозит своего малыша на привычном парковочном месте, которое никто не вправе занять. Потрепанное здание боксерского клуба реконструировали лишь раз, из-за удалённости от центра до него почти никогда никто не добирался. Хотя это место должно было быть первое, которые могло пойти на утилизацию северными. В провонявшемся потом зале стояла непривычная тишина, разбавляемая лишь тихим посапываемым мирно дремавшего прямо на ринге Хосока. Чонгук мотает головой и, сняв с брюк ремень, громко бьет им о железный диск, объявляющий начало и конец поединка. От громкого звука Хосок вскакивает, путаясь в ногах, и под громкую ругань, падает обратно. — Чтоб тебя, — рычит Хосок, потирая ушибленную поясницу. — Не даёт человеку поспать перед спаррингом. — Ты видел своего спарринг партнера на сегодня? — хмыкает Чонгук и, кинув ремень на ближайшую деревянную лавочку и подхватив уже потрёпанный бинт, начинает наматывать его на ладони. — Тебе можно было даже не приходить, он упадёт ещё на входе и ты выиграешь. — Я думал ты не появишься тут до начала, — Хосок отползает ближе к углу и, облокотившись головой о верёвки, из-под прикрытых ресниц наблюдает за альфой. Когда Чонгук заканчивает с руками, он, приподняв верёвки, поднимается на ринг. — Ты сегодня не боксируешь? — Нихуя, у меня запрет, — выплевывает Чонгук, кинув презрительный взгляд на небольшую комнатку хозяина этого заведения и по совместительству дяди Чонгука, откуда тут же доносится сонный и грубый голос в ответ. — И будет до конца жизни, если не научишься держать себя в руках. Чонгук закатывает глаза и пробно ударяет один раз по груше. Та неприятно скрепит, а Хосок укладывается по-удобнее. — Ты ничего не теряешь, сегодня суммы копеечные, — пожимает плечами Хосок и тут же прыскает, когда снова из комнаты доносится голос альфы: — А потому что кто-то в прошлый раз разъебал всех желающих, что бедные пацаны теперь и шагу в наш клуб не ступают. Хосок закрывает лицо руками, содрогаясь в конвульсиях ещё больше, когда Чонгук замахивается на него. — Да, ну и зрелище ты устроил тогда, — держась за живот, смеётся Хосок, а Чонгук подряд начинает наносить груше сильные удары. — А ты не лучше, как сорвёт бошку, так и убить можешь, — альфа в комнатке громко зевает после слов и замолкает, а Хосок высовывает язык, будто передразнивая тренера. — Ты сегодня менее агрессивный, — констатирует Хосок, удивляясь ещё целостности груши. На той неделе они вынесли около десятка разорванных в клочья новеньких груш. — На меня налетел сегодня пацан и помял мой байк, — сквозь сбившееся дыхание говорит Чонгук, а Хосок тут же принимает сидячее положение и напрягается. Если что-то случается с малышом Чонгука, это равносильно войне Северной Кореи с Южной. Также все после превращается в прах и труху. — И ты ещё не крушишь все вокруг? — настороженно интересуется Хосок, выгибая бровь на абсолютно спокойного Чонгука. — Наглый, базарит на гражданском, из белых походу. Ноты выронил, не удивлюсь, если он из консерватории, — Чонгук ударяет по груше, но гнев будто весь закончился, его нет. Перед глазами лишь всплывает это миловидное лицо, до которого так хочется дотронуться, испытать мягкость его кожи, понюхать. — Короче, все то, что ты не любишь, — хмыкает Хосок. Чонгук одним движением останавливает грушу, не моргая, прожигает взглядом красный материал. Мальчишка с первого взгляда и правда вобрал в себя все то, что Чонгук ненавидит, особенно его манеры. Чонгук предпочитает до смерти избивать таких альф, а на особо надоедливых омег насылает своих людей, но этого мальчика хочется защитить, закрыть от всех факторов прогнившего города. Кажется, тот омега за несколько минут засел в Чонгуке внутривенно, навечно. — Ещё он сказал, что из-за меня его могут сильно наказать, — вспоминает Чонгук, чуть поворачиваясь к прыснувшему другу. — Ну он точно безбашенный, — Хосок откидывает голову, облокачиваясь о верёвки руками. — Все может быть, у нас семьдесят процентов семей патриархального типа. Чонгук долго молчит, а Хосок в удивлении не может узнать друга. — Хочу встретиться с ним снова, — Чонгук слишком резко отбивает грушу и соскакивает с ринга, не дав Хосоку сказать и слова. — Какого черта? Чонгук? — подскакивает на ноги Хосок, но альфа даже не поворачивается. Он в удивлении разводит руки на вышедшего из комнаты тренера, мотая головой на его немой вопрос. — Говорит какого-то пацана сбил. — Надеюсь этот пацан вправит ему мозги, — машет рукой на взъерошенного Хосока альфа и отвернувшись, останавливается в дверях. — Хватит прохлаждаться, повторно изучи соперника и повтори все выпады, — наказывает тренер и тут же перебивает собравшегося возразить Хосока. — Даже если ты в себе уверен. Это никогда не помешает. 🎹🎹🎹 В консерваторию Юнги прибегает за пять минут под недовольные бурчания Тэхена. Тот все показывает на часы, на всех пришедших на экзамен людей и недовольно цокает на внешний вид омеги. — Ты в грязи валялся, что ли? — хлопочет над смирно стоящим Юнги Тэхён, отряхивая его белую рубашку и брюки от дорожной пыли. — Упал, — бросает Юнги, крепче сжав ноты в руке. — Так я тебе и поверил, — с заботливой строгостью бурчит Тэхён, поправляя растрепавшиеся волосы Юнги. — Только отцу не говори, — просит Юнги, поворачиваясь на Тэхена, тот устало мотает головой. — Я похож на самоубийцу? Юнги чуть улыбается и провожает взглядом постепенно заходящих в зал ожидания студентов. — Ты пойдёшь первым, я тебя записал уже. Они удивились, услышав твою фамилию, возможно благодаря ей тебе будет бонус. — Сказать, как я к этому отношусь? — выгибает бровь Юнги, а Тэхён хмыкает. — Я догадаюсь, — Тэхён подталкивает Юнги ближе к залу, заставляя идти, а у Юнги будто ноги к полу прилипли. — Тэхён, — окликает его Юнги, чуть повернув голову. — Дождись меня у угла, ладно? Я до него сам дойду. Мне нужно придумать, что отвечать отцу. — Чтоб ты снова где-нибудь упал? — вытягивает уголок губ Тэхён и выдыхает на умоляющий взгляд. — Ну конечно, а теперь иди и покажи им мастер класс. Юнги до конца думает, что ему не страшно, пока он не входит в зал с комиссией. Все они в довольно пожилом возрасте и смотрят так, что хочется убежать, вскрыть вены и себя. Их презренностью можно было накормить весь мир, только когда Юнги назвал фамилию, их взгляды словно по щелчку переключателя поменялись. Бах в его исполнении звучал слишком чувственно, живо, что даже некоторые члены комиссии заслушались с открытыми ртами. Он был прав, руки и правда все помнили, даря мозгу полную расслабленность. Когда Юнги стоит перед ними, пряча за спиной чуть трясущиеся руки, смотря на свою зачетную книжку, где главный омега консерватории выводит извитое «зачислен». — Мне нужно знать, насколько хорошо я сдал экзамен, — смотрит на них Юнги, ловя подбадривающие улыбки. Ему мало знать, что отлично, что он зачислен. — Пока это невозможно сказать, так как вы сдавали первым, дождитесь результатов, — грубым от природы голосом говорит главный омега и протягивает Юнги его билет в консерваторию. — Но вынужден признать, это было одно из лучших выступлений за всю историю зачисления. Юнги сдержанно кивает и кланяется на прощание. Осталось лишь дождаться результатов. Юнги в неверии смотрит на таблицу, когда ее вывешивают после двух часов экзамена. Он второй. Второй. И, наверное, переживать так стоило тем, кто находится под красной жирной чертой, но у Юнги перед глазами картинка мутнеет, а к горлу подкатывает неприятный кислый комок. Он поднимает взгляд на первую строчку, сжимая кулаки. Ли Лиен. Сын лучшего друга отца, бывший одноклассник Юнги и самый ненавистный для омеги человек. Лиен стоит в стороне, в толпу не заходит, прекрасно знает, что выше их всех. Юнги одного взгляда на него хватает, чтобы замутило. В его холодных, почти прозрачных глазах ни доли сомнения, он смотрит на Юнги нечитаемым взглядом, на прощание бросив еле заметную улыбку. Они два лучших ученика, вот только в этой паре Юнги второй. Он хуже. Ему было бы не так противно, если бы первое место занял кто-то другой, но отец его уничтожит, узнав, что это именно Лиен лучший. Его синие волосы выделяются среди толпы, он высокий и по богемному красив. В эту секунду Юнги думает, что проигрывает Лиену во всем. Омега, расталкивая всех студентов, выбегая на свежий воздух, хватая ртом воздух. Он не сразу замечает рядом стоящий такой знакомый байк, а Чонгук просто молча смотрит на хватающего воздух омегу. Когда Юнги сталкивается с ним взглядами, он даже не думает, просто подходит без лишних слов, закидывая ногу и садясь сзади. — Отвези меня как можно дальше отсюда, — тихо молит Юнги, крепко прижимаясь к спине альфы. Чонгуку больше повторять не нужно, он газует, а байк уносится вдоль по улице. Лиен провожает две фигуры холодным взглядом, так и замерев у синего макларена. — Мне пробить его? — аккуратно интересуется Джин, кидая взгляд туда, куда неотрывно смотрит брат. — Не стоит, я знаю кто это, — дергает плечом Лиен и приподнимает дверцу, игнорируя обожающие взгляды с улицы. Он натягивает на глаза солнцезащитные очки, а губы расплываются в каком-то до ужаса устрашающем оскале. — Уничтожить? — просто спрашивает Сокджин, наклоняясь к Лиену. — Я сам. Не упущу кайф лично раздавить надоедливую букашку. 🎹🎹🎹 — Куда ты меня привёз? — сглатывает Юнги, когда байк останавливается перед потрепанным зданием бойцовского клуба. Довериться малоизвестному альфе он уже не считал такой хорошей идеей. Ему просто не хотелось ни с кем видеться, особенно с отцом. — Подальше от твоей шараги, как ты и просил, — глушит мотор Чонгук и закидывает ногу, выпрямляясь. Юнги складывает руки на груди и гордо задирает подбородок. — Я не сдвинусь с места. — Ладно, как стемнеет начни молиться, — пожимает плечами Чонгук, отворачиваясь. — Это ещё почему? — На район посмотри. Тут таких малышей любят, особенно чистеньких и языкастых, — скалится Чонгук и идёт ко входу в клуб. Юнги думает до того момента, когда альфа не дотрагивается до ручки. — Постой, — чуть путаясь в ногах, слезает с байка, за считанные секунды добегает до альфы, обхватывая его за сильное предплечье. — Раз ты меня сюда привёз, ты и охраняй. — Как скажешь, малыш, — хмыкает Чонгук, а Юнги жмётся к альфе ближе, никогда не бывая в таком огромном скоплении людей. Здесь полно полуголых альф, а смотрят они на омегу слишком оголодало, будто никогда не видели тут омег. — Не трясись ты так. В этом плане ты здесь никому не нужен, сюда приходят получить эмоции, насладиться боями, — Чонгук его ведёт прямо меж огромными альфами, а Юнги на их уровне чувствует себя слишком крошечным. — Бои без правил? — наконец доходит до омеги и он в шоке распахивает глаза. — Они самые, — забавляется с его реакции Чонгук и почти насильно пихает начавшего сопротивляться омегу в зал. Юнги приходится натянуть маску с подбородка на нос от какофонии запахов. — Не говори, что тут будет много крови? — пищит Юнги, когда Чонгук садит его на первый ряд рядом с каким-то альфой, улыбаясь ему. Юнги, соблюдая манеры, чуть кланяется мужчине, получая в ответ легкий кивок и улыбку. — Смотря какое настроение у Хосока, но он бьет изысканно, не волнуйся. — Кто?! — истерично пищит Юнги, вскрикивая от слишком громких криков приветствия спарринг партнеров. В эту секунду Юнги Чонгуку напоминал маленького мышонка, которого загнали в клетку с котами. Он прижимает худые коленки к себе и реагирует на громкие звуки слишком сильно, что Чонгуку хочется накрыть его собой, защитить. Как может сносить голову с человека, которого знаешь меньше часа? Сначала Юнги реагирует слишком бурно, мечтает убежать из зала, но потом, когда блок в голове начинает спадать, внутри все наполняется непонятными эмоциями, и только потом омега понимает, что это то, чего он так долго желал. Эмоции. К концу он вливается и даже сам вместе с толпой скандирует имя выигравшего. А Чонгуку словно стало наплевать на происходящее на ринге, сейчас ему интересны только эти порозовевшие от жары и эмоций щеки, эти блестящие изумрудные глаза. Он был слишком очарователен. — Ты так и не сказал своё имя, — кричит ему на ухо Чонгук, пытаясь перекричать толпу. — Юнги, — в потоке эмоций выпаливает Юнги, тут же радостно подпрыгивая, когда объявляется очередной победитель. — Юнги, — повторяет его имя Чонгук, будто пробует на вкус. Сладкое, будто мёд по языку. Юнги сидит в зале после окончания боев почти до конца, пока Чонгук переговаривается с другими альфами. Сейчас внутри его наполняют нереальные эмоции, заставляя переживание об отце и Тэхёне забросить на потом. Он даже не достаёт телефон, не желая портить такое незабываемое чувство. Зал пустеет до состояния, когда они остаются в нем вдвоём. Чонгук все еще не смеет оторвать взгляд от омеги, а Юнги скользит им по крупному телу альфы. — Я же говорил, что тебе понравится, — подходит к нему Чонгук, обхватывая двумя ногами его коленки, словно беря в плен. — Признаю, в такие места меня ещё не водили. Как и во многие. — Значит я возьму на себя смелость открыть тебе эту неизведанность. Юнги сам не замечает, как тянет руку к шее альфы, а Чонгук одним грубым движением поднимает его со скамейки, целуя. Для Юнги все это впервые, но рядом с этим альфой омега будто уже был так много раз, что не пересчитать. Чонгук целует глубоко, мокро, подцепляет кромку рубашки, вытягивая ее из брюк и проводя ладонью по позвоночнику, заставляя Юнги выдохнуть и закатить глаза. — Сделай так ещё раз, — еле слышно просит Юнги сквозь поцелуй, слепо касаясь губами губ Чонгука. — Как? — чуть улыбается Чонгук и надавливает пальцами на позвонки, ведя вверх, оглаживая каждый. — Так? Юнги в блаженстве задирает голову, выгибаясь. — Я хочу посмотреть ринг, — распухшими от поцелуев губами шепчет Юнги и выпархивает из хватки Чонгука, залезая на ринг. Чонгук неспешно подходит сзади остановившемуся посередине омеги, награждает шею медленными поцелуями, оттягивает рубашку, оголяя молочные плечи. Юнги разворачивается в руках Чонгука слишком резво, хватаясь за горло его водолазки и таща вверх. — Что? — дразнясь, выгибает бровь Чонгук, будто не понимает попыток Юнги. — Сними. Хочу посмотреть, — сейчас Юнги напоминал маленького ребёнка, от которого так крышесносно пахло смесью сицилийских приправ. Чонгук долго его не мучает, подцепляет и тянет водолазку вверх, оголяя подкачанный торс. Юнги тут же тянется пальчиками, оглаживая рельеф, а потом улыбается слишком по-дьявольски. Он прикасается губами к ключицам альфы и ведёт все ниже, губами обводя контур каждого кубика. Чонгуку крышу сносит окончательно от вида омеги снизу. Тот смотрит слишком томно, по лисьи, что совсем не вяжется с образом омеги, который только вошёл в это здание. Этот тянет губы в ненасытной улыбке, трется носом о мелкие волоски у кромки брюк, проходясь по этому месту языком. Чонгук утробно рычит, сжимая зубы, одним движением наклонившись и повалив омегу на ринг. — Моя очередь смотреть, — проводит носом по скуле тяжело дышащего омеги Чонгук и одним рывком дергает рубашку. Юнги инстинктивно вжимает живот, а Чонгук прикусывает губу от желания увидеть там бугорочек от своего члена. Чонгук задирает меж зубов правый сосок, вызывая у Юнги писк. Омега подгребает пальчиками, а потом вовсе обхватывает ступнями торс альфы. — У тебя же никого до меня не было? — Чонгук зализывает укус, ведёт носом по ключицам, а ладонью к кромке брюк, чуть оттягивая. Юнги отрицательно машет головой и, прикусывает губу, нетерпеливо тянется пальчиками к ширинке альфы, громко щёлкая ей. — Но это не отменяет факта, как сильно я хочу тебя сейчас, — проводит юрким язычком по ряду зубов Юнги, а Чонгук снова остервенело впивается в нежные губы поцелуем. Движением руки он заставляет Юнги перевернуться и упереться на локти, омега выгибает спину и оттопыривает такую аппетитную задницу. Чонгук не удерживается, зубами тянет брюки вместе с кружевными трусиками до колен, чуть прикусывая правую ягодицу. Юнги давит глухой стон, задирая голову. — Не смей тянуть, — шипит Юнги, когда Чонгук обхватывает его поперёк живота ладонью, а второй тянется к брюкам, спуская их до колен. — Даже не подумаю. Он проводит пару раз по члену и, пристроившись, толкается наполовину, чувствуя, как сжались вокруг плотные стенки. Юнги жмурится, сжимает зубы, но сам толкается навстречу. Чонгуку от этой узости совсем сносит крышу, он ведёт ладонью по нежной коже живота, пупку, поглаживая, вызывая у Юнги стон удовольствия. — Это все сюрпризы о твоих эрогенных зонах или будут ещё? — шепчет ему на ухо Чонгук, толкаясь и прикусывая хрящ. Юнги ничего не отвечает, выгибается в спине, сгорая от быстрого темпа. Чонгук скользит губами по позвоночнику, пальцами надавливает на пупок, разглагаясь от бугорка собственного члена где-то внутри. — Я сейчас... все... — с придыханием стонет Юнги, а Чонгук толкается сильнее, от блаженства закатывая глаза, когда горячая сперма наполняет омегу, переливается через края, стекая по молочным бёдрам. Юнги подгибает локти и падает на ринг, только рука альфы не дает полностью соприкоснуться. Чонгук ложится на спину и кладёт омегу себе на грудь, прижимая ближе. — После такого ты обязан меня охранять сутками, — чуть шепчет Юнги, улыбаясь. — Тогда проще привязать тебя насильно к себе, — хмыкает Чонгук. — Тогда это уже насилие, — лукаво улыбается Юнги и, приподнявшись, вновь глубоко целует. Хлопнувшая где-то дверь заставляет Юнги подскочить, в страхе оглядываясь по сторонам. — Мы были не одни? — Это же боксёрский клуб, — хмыкает от вида омеги Чонгук. — Конечно, нет. — Чтоб тебя, — ругается Юнги и, не обращая внимание на недовольное мычание Чонгука, поднимается и прямо голым идёт к скамейкам, на ходу натягивая брюки. — Ты должен мне рубашку, — напоминает ему Юнги, остановившись у верёвок. — Можешь взять мою. Юнги закатывает глаза и спрыгивает с ринга, а Чонгук понимает, что теперь у него два любимых малыша.

У настоящих историй любви финалов нет

Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.