Бренди, абрикосы и специи

В его буфете стоял рождественский пудинг. Он был приготовлен теплыми руками с сильными пальцами, замешивая смесь и быстро измельчая, точно как она это делала на уроках Зельеварения. С пьяным хихиканьем, когда половина бутылки бренди ушла в пудинг, а другая половина – в их смеющиеся глаза, он был приготовлен в течение ленивой субботы, проведенной в полуобнаженном виде. Рукописный рецепт был решительно прочитан и твердо прижат к губам. – Абрикосы, – прошептала она. – Сначала нужно посыпать приправой абрикосы. Он только улыбался и наблюдал, как она двигается по кухне и творит магию. Но он был приготовлен раньше. А теперь, полагает он, наступило позже. Он хмурится, глядя на застывший комок бренди, абрикосов и специй. А потом закрывает шкаф. ~*~ Он снова находит пудинг несколько дней спустя, когда, наконец, провел хотя бы час, не думая о ней впервые за несколько недель. Это коричневый ком, который, как она гарантировала, будет прекрасным на вкус. Она гарантировала, что он будет свежим до Рождества. Она гарантировала, что рецепт ее бабушки был лучшим. Есть гарантии, и есть обещания. Одно из них можно сломать. Она дает гарантии. Он делает второе. ~*~ На следующий день он наконец достает пудинг из буфета. Он зависает с целым подносом над мусорным ведром, останавливаясь только для того, чтобы задуматься, спросит ли она о нем на Рождество. Может, ему самому съесть. Помыть тарелку, пока от него не останутся только крошки и воспоминания, а затем, когда она придет, чтобы забрать пудинг на свою праздничную вечеринку, просто оставить пустой поднос на пороге. Он ставит пудинг обратно на столешницу и смотрит. Придет ли она за ним? Он все же решает сохранить его. ~*~ Он нечасто пользуется своей кухней. Фактически, единственные воспоминания, связанные с ней, – это то, как девушка танцевала под музыку, что предварительно включила, запекая что-то или нарезая салат. В тот день, когда он целовал ее живот, спускаясь к ее трусикам, прижимая ее спиной к кухонному островку, когда его праздничный торт поднимался в духовке. Как они ссорились из-за чего-то столь глупого, как приглашение на свадьбу Рона Уизли, которое пришло как раз на трехмесячную годовщину. Но теперь, когда коричневый ореховый пудинг стоит на плите, дразня его, он оказывается на кухне для небольших дел, таких как открытие писем, снятие ботинок или застегивания пальто по утрам. Этот пудинг – это последняя вещь, которую он видит перед тем, как уйти на работу, и первая, на что падает его взгляд, когда он возвращаясь, бросает ключи в тарелку, которую она купила как раз для ключей, монет и потерянных пуговиц. Она собрала его беспорядок и разложила его в ограниченном пространстве, оставив только аккуратные и презентабельные вещи. Девушка расставила ящики, сложила все письма и не освободила загроможденную столешницу, и даже после ее ухода, он следовал все инструкциям, которые она дала о том, как быть достойным человеком. Только сейчас это пустая рутина, не имеющая конечной цели. Он нанимает декоратора, чтобы он пришел и украсил елку, разложил веточки и другие безделушки, знаменующие праздники. Не то чтобы он планировал отмечать с кем-то. Придя домой, он видит рождественский пудинг в центре кухонного острова с веточкой остролиста наверху. Это все, что он может видеть, несмотря на елку в его гостиной и два безымянных чулка над камином. Он перекладывает пудинг обратно в буфет и закрывает дверь. ~*~ Он жил в том районе, а котором еще пели колядки. Взрослые мужчины и женщины ходили от двери к двери в вязаных шарфах и варежках, которые идеально гармонировали между собой. У него есть привычка выключать лампы, когда он возвращается домой, и почти произносит заклинание отпугивания магглов, но потом он думает о ней и о том, как она спорила с ним каждый раз, когда он относился к магглам не как к равным. Она хотела дом в маггловском районе. Они еще даже не были вместе, когда он начал искать место, куда она согласилась бы переехать. Она поделилась своими желаниями и детскими воспоминаниями одним воскресным утром, запутанная в его хрустящих простынях с крошками тостов которые кололи кожу. Она рассказала ему о дворе, который был у ее родителей для животных, о третьей спальне только с книгами и словарями, о кухне с островом. Он сделал все это для нее, вкладывая ее желания ей в руки с помощью ключа от дома. Это было три года назад. Так что ему до сих пор непонятно, почему ее вопрос удивил его. Почему, после трех лет разговоров и переживаний, когда она вышла из комнаты, идея навсегда засела в его голове и не давала спокойно жить. Драко мог бы обвинить своего алчного отца или апатичную мать, или даже Темного Лорда, если бы ему было угодно. Вот почему вопрос его действительно напугал. А нужно ли говорить о женитьбе? ~*~ 24 декабря в его буфете все еще стоит пудинг. Он наклоняется и принюхивается. Тот по-прежнему остается пряный с алкоголем, но, похоже, не испортился даже спустя четыре недели. Он узнал от нее, что кулинария сама по себе магия. Ее родители празднуют Рождество. Он знает, потому что его пригласили четыре недели назад. Но она не пришла за пудингом. Он заворачивает блюдо и, прежде чем успевает обдумать свое решение, аппарирует в район, в котором она сейчас находится. (Ему не положено знать такие детали, но он знает.) Маленькая квартирка Гермионы находится на третьем этаже, и, хотя он уверен, что это временно, его желудок скручивает, зная, что там нет двора для домашних животных или комнаты только для книг и словарей. Ему нужно просто поставить тарелку коврик у двери и уйти. Он не должен звонить в колокольчик. И он не должен ждать, прислушиваясь к шагам внутри. Она широко улыбается, когда открывает дверь - ждет ли она кого-то? - прежде, чем тем, как улыбка соскользнула с ее лица. – Драко. Ни вопрос, ни обвинение. Просто факт. У него болит в груди от того, что она смотрит на него как нежеланный сюрприз. – У меня твой пудинг. – Говорит он. И это звучит смешно. Звучит как отговорка. Это не отговорка. Если бы только он мог объяснить, как все ее присутствие в его доме было уничтожено, кроме этого чертового пудинга, или как он мог думать только об ее твердых руках, мешающих блюдо, всякий раз, когда он открывал свой буфет. Она смотрит вниз, и ее брови приподнимаются. – О, я совсем забыла о нем. Ледяная вода течет по его венам. Месяц надежд, что она оставила его нарочно. Недели, напоминающие ему о ней. Невозможность забыть ее, пока этот пудинг оставался в его доме. Она протягивает руку, и прежде, чем он успевает обрадоваться касанию их пальцев, мужской голос кричит изнутри: – Где ты хранишь полотенца, малыш? По его груди и плечам пробегает холодок, когда она отступает и, запинаясь, отвечает мужчине, который заменил его. Она двигалась дальше. А он все еще возвращает ей вещи. Три года прошли за считанные недели. А он думает о том, как долго он ждал ее, месяцами принимая небольшие прикосновения и скрытые поцелуи, прежде чем она отдалась ему. И всего через месяц появился мужчина, который принимает у нее душ. Драко резким рывком руки отдает блюдо ей в руки, как будто обжигаясь, и мчится вниз по лестнице в зимний холод. ~*~ Наступило туманное рождественское утро после вчерашнего запоя. Допив огневиски, он поплелся в маггловский магазин за дешевым бурбоном, и забылся. В черепе стучит, непрекращающийся грохот в странном ритме бьет его прямо в голову. Услышав стук извне, он поднимает голову с подушки, вылезает из постели, спотыкается по лестнице и глотает зелье от похмелья по пути к входной двери. Когда он распахивает ее, его глаза на мгновение проясняются, прежде чем поверить, что она стоит там. – Зачем? – Требует она. В ее глазах пылает огонь, по которому он скучал. – Зачем было приходить? Эффект зелья постепенно очищает его разум, но он все еще не может сформулировать ответ. – Между прочим, это был мой двоюродный брат Майкл. – Шипит она. – Не было необходимости быть настолько драматичным. Она так же закатывает глаза, как будто он ужасно тупой, и она даже не может понять причины, по которым она его любит. Любила. Но, по крайней мере, парень в ее квартире прошлой ночью не представляет угрозы. Вес, который давил на его грудь с прошлой ночи, уменьшается. Прежде чем он успевает обрадоваться, она взрывается. – Что ты там делал? В канун Рождества! Он хмурится. – Ты здесь. В Рождество. – Драко! – Ругает она его, как всегда, когда он вел себя плохо или хмуро смотрел на кого-то на публике. – Зачем ты принес этот пудинг? Он упивается ею, как водой в пустыне, и говорит: – Ты не для этого пришла. И это не то, что правильно сказать в такой ситуации, потому что ее лицо смягчается, и она как будто может видеть все – каждую секунду за последние четыре недели. – Ты сказал мне, что эти отношения ни к чему не приведут. – Мягко говорит она. – Я не так сказал. Я сказал, что еще не готов жениться… – Не еще, нет. Никогда. Ты сказал, что никогда… – Ну, тогда я оговорился. – Он драматично пожимает плечами, зная в глубине души, что не сказал «еще», но именно это имел в виду. Она смотрит на него широко раскрытыми глазами, и он делает то же самое. Она подстриглась, другой блеск на губах и круги под глазами – единственные признаки того, что прошло время. Она выглядит так же, как в тот день, когда забрала свои вещи и исчезла. – Ты не можешь меня так дразнить. – В ее глазах текут слезы, когда она говорит: – Нельзя сказать, что это «еще», а через три года сказать, что это «никогда». Все, что он слышит – это еще три года, и эти слова горят в его холодной груди. Но потом он слышит – не должно быть три года. Это должно быть вечно. – Назначь дату. – Слова срываются с его губ. Она моргает, прежде чем быстро взглянуть под ноги. – Нет, не спешите с этим. Я не ставила ультиматум… – Весна? – говорит он, а его дыхание задыхается от безумия. – Лето? Следующее Рождество? Ее лицо морщится перед тем, как заплакать. – Драко, не надо. Мне не нужно, чтобы ты строил планы, мне нужно было только, чтобы ты сказал мне, что хочешь будущего со мной. Он подходит к ней, переступая порог. Обнимает ее за щеку, смахивая единственную слезу, проскользнувшую через железную защиту. – Но я строю Она поднимает глаза на него, удивленная выбором слов. – Я тоже. – Шепчет она в ответ. Как две сломанные части, которые идеально подходят друг другу. Он прижимается губами к ее щеке, ее лбу, ее носу, ее губам. Она целует его в ответ, обнимая его за плечи. Как же он скучал по поцелуям под снегом – с холодом и влажностью, и только им двоим хотелось быть как можно ближе. Она резко отстраняется. – Ой! – Зарывшись в карман куртки, она вытаскивает обернутую вокруг чего-то салфетку. – Я принесла тебе кусочек. Гребаный пудинг издевается над ним невинно располагаясь у нее на ладони. Драко чуть не швыряет его в снег. – Отец говорит, что он безумно вкусный. – говорит она. – Прямо как у бабушки. – Конечно. – Он убирает ее волосы и целует в висок, шепча ей на ухо. – Это же пряные абрикосы. Она улыбается ему, и он отступает в сторону, чтобы пригласить ее в дом.