букет золотых роз в груди (увядшая тигридия возвращается к жизни)

      Каннонзака Доппо живет слишком обычной жизнью, такой же как все. Он не выделяется ничем среди других в своей компании, делает свою работу, не отдыхает и почти не спит, как другой человек на его треклятой работе (как он думает, но, вероятно, другие спят немножко побольше, особенно смотря на то, как те были счастливее мужчины). Жизнь почти не приносит желания жить и существовать, а потому каждый день копирует предыдущий и будущее не было видно, будто Доппо упал в самую глубокую бездонную яму. Хотя, наверное, это скорее чувствовалось, как погружение в толщу воды, воздуха нет, а весь мир будто давит до звона в ушах. Мужчина уже и не пытался спастись, просто выдыхал воздух, лишь бы скорей его докончила асфиксия. Сил бороться уже нет.       Это было спокойное утро пятницы и Доппо резко вытягивает из сна звук будильника и человек перекатывается от стенки, чтобы была возможность взять телефон в руки и выключить дрель. Но, к сожалению, мужчина не достает, лежа, с тумбочки телефон, потому приходится медленно вставать и нащупывать уже сидя. Звук будильника по-настоящему кажется ужасным, но зато мужчина проснулся, правда, с головной болью от недосыпа. Доппо не проснулся, хорошо, он лишь встал, будто и не было ночи.       А потом кашель. Не сказать, что мужчина болеет – нет, он чувствует себя, как ни странно, прекрасно, но, будем честны, у Доппо нет времени на то, чтобы ходить к врачам, понять причины его недуга. Уже как месяц и кашель только усиливается. Ничего страшного, но даже таблетки от кашля не помогают совсем. Хотя, вероятно, надо покупать что-то посильнее. Вряд ли этот недуг его доведёт до гроба скорее, чем это сделает работа, потому смысла идти в поликлинику нет.       На кухне пахнет приятно. Хифуми, друг детства Доппо, что-то напевает, повернувшись к нему спиной, лицом к плите, но услышав, как скрипит косяк двери мужчины, поворачивается с улыбкой:       – Ояя, Доппо-чин. Я скоро доделаю завтрак, так что у тебя есть время умыться.       Но вместо того, чтобы пойти умыться, человек отодвигает стул и ложится на стол, пытаясь заснуть ещё на пять минут. Из-за кашля его сон ещё больше сбился и теперь он может себе позволить около четырех часов сна вместо пяти-шести.       – Доп-по-по, тебе надо ложиться раньше. Ты выпил вчера свои медикаменты? – слышится голос друга.       Кто-то нежно треплет его по волосам, после звуки посуды, поставленной на стол заставляют мужчину поднять свою рыжую макушку со стола и посмотреть на друга, который уже сидит напротив и пьёт свой напиток из кружки.       – Да, – тихо молвит Доппо и складывает руки с палочками в этих самых ладонях. – И, эм, приятного аппетита.       – Приятного аппетита! – отвечает Хифуми и принимается уплетать свою же еду.       На фоне звучит телевизор с утренними новостями. Оба, что Доппо, что Хифуми, не слишком сильно наблюдают за происходящим на экране, но заполнить тишину разговорами политиков у них вошло ещё с детства в привычку.       Доппо мелком смотрит на друга. Тот уже доел свою часть и выпивает остатки напитка, пока аловолосый медленно мучает омурайсу из своей тарелки. Он любит эту еду, но сейчас отчего-то тошно. Аппетита никакого, а ещё мужчина почти не чувствует вкус еды. Вроде вкусно, а вроде чувство насыщения не наступает как такового. Но опечаливать друга не хочется, хоть Доппо и так чувствует себя обузой для Хифуми, больше разочаровывать блондина его эго отказывается, потому так мужчина желает показать, что его еда значима и что он готовит её не зря. Мужчина проглатывает таблетки, прежде чем идет наконец-таки умываться, чтобы хоть как-то ощущать реальность.       – Доппочин, помнишь, меня ведь вечером не будет, потому я поставлю рис с рыбой в холодильник, – говорит Хифуми, пока мужчина обувается и поправляет галстук.       – Хорошо, – язык не поворачивается сказать, что можешь не запариваться. Всё хорошо. Он купит себе еды или ляжет голодным. Ничего страшного. – Я пошёл.       – Хорошей работы! – и хлопает дверью.       – Ты, наверное, издеваешься, – выдыхает аловолосый, смотря на закрывшуюся дверь. Его друг слишком громкий, яркий и такой светлый, что может затмить солнце, если захочет.       Доппо думал, что Хифуми и есть ночное светило.       Работа всегда сложная, долгая и проблематичная, в независимости от того, легкая она или трудная. За сегодняшний день Доппо получил около двух выговоров за небольшие помарки в отсчётах. Хотя там всё было правильно, но старикан решил придраться к другой формулировке в отсчёте, будто не понял, о чём и заставил переписывать, хорошо, что файл не был удалён и мужчина исправил всё за пять минут. После замечание за то что вернулся с обеда позже, хоть и ушел тоже позже. Если еда от Хифуми и подняла настроение, то босс его опустил ещё ниже.       Во второй половине дня отправили устанавливать оборудование в поликлинику и затребовали ответ о работе написать сегодняшним днём. Точнее, босс сказал, чтобы к утру всё было готово и лежало на столе, но, вероятно, этот невыносимый старик будет ругаться, если Доппо не пришлёт отчёт до конца рабочего дня, что проблематично. Точнее сказать, невозможно.       В офисе уже потушены лампы, все работники ушли домой около двух часов назад, как мужчина только верращается с поликлиники. Доппо раздражён и немного расстроен, расписывая отсчёт и проверяя его на ошибки параллельно. Вроде, правильно записывает название фирмы и номер, никаких неправильных помарок, всё верно. В первые пятнадцать минут крахается файл, потому приходится начинать заново. Но это не так проблематично, как если бы он был неисправен через час, когда по крайней мере половина всего перенесена в электронный формат.       На часах уже восемь. Доппо закрывает файл и распечатывает на принтере, который одиноко жужжит в пустом помещении. Отсчёт кладёт в свой стол, а боссу отсылает в электронном виде и с извинениями, что в бумажном виде отдаст в понедельник. Просто мужчина очень устал и хочет спать. Если даже он проспит два дня без пробуждения, не проснётся выспавшимся. Усталость, накопившаяся веками, не сможет так быстро уйти. А вечная бессонница не помогает ситуации.       Доппо по дороге домой отрубается в пустой электричке и приоткрывает глаза на свой станции и медленно выходит из вагона. Уже темно, город блистал в своём превосходстве. Жил ночной жизнью, но жив, наверное, так же, как и днём, был только Кабукичо. Там, где идёт мужчина, темно, почти не горят окна, всё спят. И верно почему, время на телефоне показывало уже одиннадцать, сколько бы Доппо не протирал глаза. Болезненно выдохнув, мужчина свернул в свой переулок и зашёл в свой подъезд, после медленно добрался до своего этажа.       Дома не было никого, но Доппо всё равно оповещает пустые апартаменты. Еда Хифуми и правда лежит в холодильнике, но только мужчина на неё даже не смотрит, живот скручивает. Есть не хочется. Аловолосый просто вытаскивает из сумки остаток от обеда (в коробке осталось немного риса) и моет посуду, после чего сразу же направляется в кровать и залезает под одеяло с головой.       Хифуми сегодня на слепом свидании, насколько помнит Доппо. Ничего такого, но в свои поздние двадцать мало кто ещё живет без пары. Каннонзака… не думал об этом. Жизнь уставшего одиночки устраивает мужчину. Точнее сказать, Доппо прекрасно осознает, что никому не сдался. Его будущее скоро обрежется. Будто какое-то нагнетание. Мужчина чувствует себя обузой для друга, который готовит каждый день для никчемного неудачника. Скорей бы Хифуми нашёл себе девушку, которую не будет боятся, которая поможет его фобии. Тогда другу не придется таскаться за ним. Тогда Доппо останется один со своими проблемами, болезнями и виной, что не смог помочь другу.       Хифуми и правда красивый, не зря он так популярен в роли хоста, верно?       И Доппо снова начинает кашлять, пытаясь провалится в царство грёз.       Утром ночные тревоги уходят, оставляя горькое послевкусие в сухом рту. Но мужчина просыпается не утром, а когда уже солнце ярко светит в окно, а с кухни слышится тихий недовольный шёпот и как если кто-то моет посуду под включённый телевизор. Наверное, Хифуми недавно вернулся, приготовил завтрак и скоро ляжет спать. На часах только восемь утра, а так как это выходной, мужчина может ещё поспать. Хоть ему и казажется, что не заслуживает отдыха. Но наверное надо встать…       Доппо не хочет выходить из кровати. Горло немного дерёт, но не настолько, чтоб чувствовалась сильная боль. Мужчина вновь закрывается одеялом. Ему хочется исчезнуть из этого момента. Ему холодно. Ему одиноко. Его добивает вечная вина за то, что всё ещё жив, несмотря ни на что. И Хифуми не должен волноваться о нём. Да, ему в пору выкинуть Доппо из дома потому что такой лентяй, никак не может себя заставить что-то делать по дому, что у мужчины нет желания вообще чем-либо заниматься. Аловолосому кажется, что дружба была ошибкой и тогда маленький мальчик сломал будущее своему знакомому. Первому другу. Единственному сейчас.       Неудачник, как он, не достоин этой дружбы.       Хочется плакать. Первая капля скатывается по носу. С каждой каплей нарастает мигрень. Мужчина не понимает настоящую причину боли в его груди.       В следующий раз Доппо открывает глаза потому что его кто-то тормошит за плечо и мужчина лениво, нехотя, открывает глаза, невидящим взором пытается ухватится за того, кто потревожил сон. Не то, чтобы было много вариантов.       – Доппочин, ты как себя чувствуешь? – тихо интересуется голос. Хифуми, кто же ещё, правда. Холодная, приятная рука прикасается к потному лбу. Парню кажется, что во всём прогнившем мире есть только жар его тела и эта приятная ладонь. Мужчина слышит ахание. – Ты горишь! Вот почему ты весь день проспал!       Сколько времени? Мужчина уж медленно встаёт, но рука останавливает его, укладывая обратно. Там, где Хифуми коснулся, казалось разгорелся пожар. Точнее сказать, первое мгновение казалось, что это не рука, а прикосновение чего-то холодного, что в итоге разгорелось за мгновение. Доппо смотрит на то, как друг звонит кому-то, но звук не доходит до ушей. Глаза болят, но ещё сильнее болит горло, которое будто дерёт изнутри чем-то… колющим. Просто болезнь, он же не мёртв, потому ничего страшного, сейчас встанет и продолжит работу над другим отчетом. Всё хорошо.       А потом Хифуми поднимает его под спину, но голова слишком тяжелая, потому другу приходится и голову держать. Доппо думает, почему с каждым годом, если он заболевает, то это всё сильнее и более неприятно, нежели в детстве. Хифуми прислоняет стакан с водой к сухим губам, и мужчина чувствует облегчение, даже в чувство немного приводит.       – Как ты вообще умудрился заболеть летом, – бубнит друг, выходя из комнаты, но возвращается с таблетками и едой. – Ничего, сейчас поешь и отоспишься.       – Извини, Хифуми, – хрипит Доппо, беря с подноса таблетки. – Но я не голоден, – и глотает медикаменты. Там были не только антидепрессанты, видимо, раз их было больше.       – Глупости, тебе надо есть, хотя бы немного. Я сделаю мисо суп, но сейчас съешь хоть кусочек риса!       – У меня болит горло, – отказ даётся Доппо очень трудно. С каждым словом кажется в сердце вгрызается осколок из-за выражения лица друга. Ошарашенного и разочарованного. Мужчина поворачивается к стенке, закрывая глаза. Друг встал, тихими шагами дошёл до двери и вышел, выключив свет в комнате мужчины. – Прости, Хифуми.       Последняя фраза, сказанная хриплым голосом, уже была слышна только хозяину комнаты.

***

      «Их было двое» – удобная ложь, но на самом деле с самого первого дня в школе Доппо был одинок. В классе перестали обращать на него внимание, потому что тот никак не хотел говорить ни с кем, как бы учительница не пыталась приобщить мальчика. Никогда не уставала, но Доппо оставался непреклонным.       Летние дожди только закончились, но жара ещё не началась. Все одноклассники Доппо уже разошлись, но его родители не спешили забирать ребёнка. Мальчик смотрит отчуждённо на ворота из школы и уже хотел пойти в библиотеку, как что-то срезается в бок и тот чуть не падает с ойканием и слышит, как сбоку раздаётся громкий смех. Мальчик знает, чей. Этого паренька знали, как занозу, громкую занозу и чуть ли не душой компании. У него были светлые волосы, что очень странно для японцев и вечная улыбка до ушей. А также парень был вечно то в порезах, то с синяками, потому что часто ранился, пока бегал. Доппо протянул мяч ему и тут же был схвачен за руку.       – Ты тоже ждёшь родителей? Меня должна была забрать сестрёнка, но у неё какой-то проект, потому я тут остался. Пойдём погоням мяч! Ой, я же не представился, меня зовут Хифуми! Изанами Хифуми! Давай дружить?? Я хочу со всеми общаться, это чуть ли не моя мечта!       Доппо посмотрел на парня из-под чёлки.       – Отпусти пожалуйста, – тихо попросил мальчик. – Я не хочу играть с мячом.       – Ой, да ладно, все любят! Ты, наверное, никогда не пробовал, пойдём-пойдём! – и отпустил руку, но тут же забежал за спину. Мяч зажат подмышкой, а ладони на плечах. Доппо неуютно.       – Не надо, пожалуйста, Изанами-кун, – чуть ли не самым уставшим голосом тихо говорит мальчик, пятками притормаживая движение.       – Изанами-кун!! Что за глупости, называй меня Хифуми или Хифумин! – смеётся паренёк и останавливается. – Тогда чем ты хочешь заняться? Давай пойдём туда, куда ты хочешь! Кстати, как твоё имя?

***

      Последние два месяца сны об удушье начали появляться у Доппо с частой периодичностью. Но сегодня мужчина впервые просыпается чуть ли не с криком, потому что в этом сне его изнутри разрезала чёрная кровь, которая, словно живая обхватила лицо парня, заставляя смотреть почти стеклянными, невидящими глазами на душителя. Руки чёрные, глянцевые, видно лицо чьё-то, с рыжими локонами цвета морской волны, а взгляд человека такой пустой и сдавшийся. На самом деле он сам сжимает своё горло, что чувствуется сильная боль. Не фантомная, а такая, ну, живая. А, это он душит себя сквозь сон в реальности. Доппо еле отрывает свои ладони от горящего горла и откашливается, пытаясь дышать. Воздух ещё более удушающий, словно наркотик. Жить не хотелось уже много лет, но сегодня его животные инстинкты закричали, что хотят выжить. Мужчина поддался страху смерти, пусть всегда бежал ей навстречу.       Их с Хифуми апартаменты тихие, потому что слишком рано, пять утра. Если посчитать, то Доппо проспал больше суток и очень хотелось в туалет. В звенящей тишине слышно, как в соседней комнате сопит друг. Мужчина хочет наплевать на свою болезнь и пойти в соседнюю комнату, лечь радом на полу и смотреть на спокойное лицо блондина. Когда хост спит, у него выражение лица такое мирное, детское. Хифуми всегда улыбается, за малым исключением, а когда спит это единственное время, когда на лице друга нет ни одной эмоции. Наверное, это дарит покой мужчине. Доппо, возможно, пошёл бы смотреть телевизор в гостиной… хотя, так и сделает. Завернувшись в одеяло и с подушкой. После того как отольёт.       Это, наверное, была ужасная идея, но не настолько ужасная, как дать жить мужчине дальше. Но если на то такая судьба, то кто Доппо такой, чтоб ей противится.       Ещё слишком рано, программы на телевизоре скучные. Тихо работающий телевизор не мешает сну Хифуми, мужчина надеется. Ведь тишина вокруг него звенящая, он не слышит программу, потому что звук был минимален. Спать не хотелось, хотелось только чтобы хотя бы голова перестала болеть. А так его всё устраивало, даже боль в горле.       Ко вторнику не прошла мигрень, которая вечно появляется, так что Доппо привык. И горло. Работа работой, но Хифуми чуть ли скандал не устроил, когда в понедельник утром Доппо, шатаясь, в рабочей одежде выполз из комнаты. Блондин взял за руку друга и забрал телефон и сам позвонил боссу, из-за чего мужчина побледнел на несколько тонов и чуть не упал прямо там, где стоял, пока друг говорил, что Каннонзака болен и еле ходит. Что правда, но это не затрудняет работу. Лишь передвижения. Вырубив телефон, хост отдал другу, который уже шатался и трясся, пытаясь подсчитать, сколько осталось минут до того, как ему скажут, что уволен.       – Допопопо, я ушёл, поздно не ложись, – говорит Хифуми, уходя на смену. Дверь щелкает.       Теперь он снова один наедине со своими проблемами. Как странно, что когда друг рядом, тот словно солнце гоняет тени прогоняет многие негативные мысли. Но не все.       Сегодня за окном шел дождь весь день, а сейчас стало ещё и холодно. Начало лета всегда такое сырое, хоть вешай терутерубозу*. Но в этом есть что-то. Наверное, Доппо просто устал. Он смотрит, как за окном день сменяется ночью, так медленно и плавно, что мужчина так и не понял, когда наступила темнота, но лежать в одеяле на диване было спокойно.       А ещё скоро день рождения Хифуми, а Доппо так и не придумал, что подарить. Очередной повод побыстрее выздороветь. В отличие от него самого, друг считает этот день особенным. Нет желания разочаровывать. Мужчина уверен, что он и так разочарован, а если на день рождения не сможет хотя бы что-то принести, его выкинут из собственных апартаментов. Наверное, что не делает Доппо, всё кончится тем, что умрет от голода и холода на улице или найдут в канаве. Будут ли его искать? Оплакивать? Злиться? Мужчина всего лишь звено среди таких же звеньев общества. Не более и не менее. Надеется, что Хифуми найдёт лучшую замену на его место, ведь мало кто хочет таскаться с человеком, у которого к тридцати хроническая депрессия.       Доппо кажется, что будто бы что-то скребёт горло. Сначала казалось, что ничего, просто слюна не в то горло попало, но потом подкашливания превращаются в настоящий кошмар. Вылезти из одеяла не составляло труда, как и дойти до ванной, где парень судорожно пытается прийти в себя. Но весь путь до места был ужасен, кажется, что его сейчас вывернет наизнанку.       В ванной светло и чисто. Мужчина, опираясь на дверь, проходит до раковины и опирается на неё. Слёзы текут из-за вечного кашля, Доппо пытается выкашлять инородное нечто, что скребёт горло изнутри до рвотного рефлекса. Это было трудно, возможно это то, чего вообще ничего нет в горле. Размечтался. Как только на раковину падают первые капли крови, Доппо начинает чуть ли не паниковать, после желудок распрощался с последним приёмом пищи и ещё больше крови. Каннонзака думает, что отрубится от шока и страха. А следом листок желтого цветка и ещё пара.       И тут Доппо перестаёт думать, смотрит в забвении на лепестки розы (конечно, розы, он знает это), опускает в немом примирении руки, а после и сам опускается на кафельный пол. Он без понятия, сколько сидит, но мутно помнит, как в панике убрал лепестки, смыл в туалет и в неверии покинул туалетную комнату. Нужно промолчать. У него работа. Не хватало ещё и трат в больнице на его лечение. Точнее, ещё больших, чем сейчас.       В груди что-то колет, но хотя бы Доппо понимал, из-за чего его преследовал последние недели нескончаемый кашель.

***

      Вокруг Хифуми всегда было много сверстников. Доппо думал, что скоро мальчику надоест и тот забудет о его существовании. В течение следующих недель блондин не подходил к мальчику, бегал от одного знакомого к другому, пока наконец-то не настал последний день в школе. Доппо выдохнул с облегчением, теперь он сможет посидеть дома и поспать. А также почитать книжки.       А теперь кто-то врезался наповал в него со спины со знакомым ойканием. Доппо сразу понял, кто это.       – Ооо, ты тот мальчик, который так и не сказал имени! Я всё забывал к тебе подойти, – Хифуми поднялся, буквально подскочил, как пружинка, после чего дал руку Доппо. Тот поднялся сам, без помощи. – Мне, кстати, сказали, что ты тихий и ни с кем не общаешься! Тебе не скучно? Давай летом будем гулять ка-а-аждый день! А где ты живёшь? Я буду заходить!       Доппо промолчал и прошел мимо звонкого парня к выходу. Наверное, там уже ждала его мама.       – Стой-стой, пожалуйста! Ну давай дружить! Я ведь не шучу! Ну пожа-а-а-алуйста!       Мальчик резко остановился, сжимая лямки рюкзака как можно крепче и посмотрел в глаза блондину: они были яркими, ореховыми и немного зелёными. Доппо такие странные глаза видел только в зеркале, но у него карие и немного цвета морской волны. У визави же даже волосы красиво уложены, не то что гнездо у аловолосого. И вообще блондин выглядел опрятно, но с синяками и ссадинами. С другой стороны он, без каких-либо увечий, но с немного потрёпанной одеждой.       – Мне мама говорила, что не может быть много друзей, – Хифуми притих, слушая спокойный, немного раздражённый голос Доппо. – Если у тебя много друзей, значит, у тебя их нет.       Повисла тишина. Доппо смотрел на знакомого и думал, не сломал ли мальчика? Не сказал ли чего такого, из-за чего обидеться? Просто аловолосый парень хотел, чтобы блондин отстал, оставил в покое, дал почитать, пока не придёт мама. Но тот лишь удивлённо посмотрел на Доппо и вдруг как начал улыбаться. Аж в глазах засияли искры.       – Вау, ты такой умный, может мы всё-таки станем друзьями?? – Хифуми взял за руку мальчика и побежал к выхожу. – Мумей-кун*, как тебя зовут? Ты так и не назвал своё имя, ахахаха!       – …Доппо, – очень тихо сказал мальчик.       – А? Я тебя не услышал, можешь погромче? Или написать?       – Доппо, – уже погромче молвил паренек.       – Хорошо, Доппо-чин, будем друзьями! – мальчик потащил его на воздух, на свет, держа в руках мячик.       – Почему Доппо-чин, я же… – хотел уже протестовать аловолосый, как блондин тут же пресёк возмущения:       – Потому что друзья называют друг друга по именам или прозвищам! Ты тоже меня назови по имени! Хифуми! Или Хифумин! У меня очень интересное имя, скажи?       – Хи… Хифуми, – тихо сказал Доппо и посмотрел на парня, который стоял под лучами светила. И, аловолосый клянётся, мальчик перед ним такой яркий, когда улыбается.       – Да-да, так точно! Это моё имя! Приятно познакомится, Доппо-чин, мой первый друг!       Где-то внутри у аловолосого йокнуло.

***

      Будильник звенит очень рано, но утренние лучи уже успевают заглянуть в окно. Доппо щурится и смотрит на время. Будильник был переведён на полчаса раньше, чем мужчина обычно встаёт, чтобы успеть выхаркать в ванной очередной лепесток, из-за которого скребёт горло и из-за которого начинается асфиксия. Но проблема, наверное, в том, что лепестки отнюдь не колючие, как думалось. Просто добавляют дискомфорта, а так с ними можно жить. Но не шипы, которые буквально раздирают глотку парня.       Доппо выходит на кухню, где лежит на столе завтрак, и проходит сразу мимо, не останавливаясь, к туалету. В унитаз падают первые за сегодня жёлтые лепестки в багровой крови. Всё в порядке, думает мужчина, скоро это прекратится, нужно лишь потерпеть. Доппо в усталости опирается кистью об край унитаза и кладёт на руку голову, пытаясь привести мысли в порядок. У него ещё работа сегодня, потому надо хотя бы понять, что сейчас надо делать. Прополоскав рот и почистив зубы заодно, парень уже хочет выходить, как случайно скользит взглядом по зеркалу и видит своё бледное лицо. Бледнее чем обычно и глубокие мешки под глазами, как обычно, если не хуже. Мужчина думает, насколько он выглядит, как человек. По своим внутренним параметрам он даже хуже червя, а самочувствие паршивое. Опять пробирает на кашель.       Еда от Хифуми как всегда вкусная и питательная, но почему-то аппетита не было. Словно ест лишь потому что так заложено в программе. Выпить таблетки. Помыть посуду. Одеться. Уйти, не забыв закрыть дверь.       На работе он не чувствует себя и почти не слышит, что происходит вокруг, завершая отчёты за прошедшие два дня, которые он сидел дома. Кандзи пляшут перед лицом, но Доппо надеется, что сделал всё верно, но снова поливают грязью, потому мужчине приходится переделывать отчёт. Но тот, с пятницы, босс принял, сказал, что сделан качественно и он гордится таким сотрудником. Кем? Доппо чуть ли не повернулся, где находится этот сотрудник, который для босса так хорош?       До конца дня мужчина доделал один из двух отсчётов, которые оставались и из-за которого накричали, но было уже поздно, парень отдаст его на следующий день. Зато наверное сразу с третьим. И ему даст другую работу. И потом другую. И другую. В вагоне приятно тепло и никого нет, потому мужчина засыпает до своей станции.       Дома тихо, потому что у Хифуми сегодня смена, в отличие от завтра. Доппо выкладывает полную еды бенто в холодильник, смотрит на часы (почти одиннадцать) и, почувствовав рвотный позыв, убегает в ванную, держа руку на рту, чтобы случайно не вывернуло по пути. Его мутит и снова тошнит жёлтыми лепестками с кровью. Гадкий привкус желчи во рту делает его вечер ещё более ужасным. Интересно, почему цветки растут из лёгких, но при этом тошнит? Наверное, это особенность болезни. Доппо не должно это волновать так или иначе. У него работа. Смывает лепестки. Полощет рот и идёт спать. Пытается.       Спустя два часа мужчина наконец-таки чувствует усталость не без таблеток. Закрывает глаза и наконец-таки проваливается в сон. В пустоту. Доппо чувствует, как тело отказывает, как агония распространяется по телу от груди волнами. И боль заставляет тонуть всё глубже в темноте. Ещё ниже. Ещё тише. Что-то обвивает мужчину и погружаться стал быстрее. Дышать нечем, воздух стремительно покидает лёгкие и мужчине остаётся руками пытаться схватится за пузыри. Это не больно уже, но очень страшно. Почему он не может пошевелится? Руки тяжёлые. Тело тяжёлое. Очень страшно.       Пожалуйста, спасите меня.       Пожалуйста, дай мне выжить.       Я не хочу умирать.       Доппо падает с кровати и пытается отдышаться, держась за футболку рукой, оттягивая и кашляя, пытаясь привести себя в чувство. На пол капает пара капель крови. Мужчине не больно, лишь немного тяжело в груди. За окном уже утро, значит, скоро вставать. Аловолосый тянется рукой к тумбочке за пачкой салфеток, и прямо в этот момент кто-то стучится в дверь. Ну, не кто-то, а Хифуми, но мужчина всё же успел дрогнуть от неожиданности.       – Доппо-чин? Всё в порядке? – слышен голос друга. – Я вхожу!       Хост всё ещё не понимал личного пространства, – мысль гулко разносится по пустой голове. Но мужчина успевает вытереть капли крови и оттереть немного со своих губ.       На Хифуми всё ещё его рабочая рубашка, но поверх – домашний фартук, а в руке палочки. И взгляд немного обеспокоенный.       – Да, – хрипит Доппо. – Просто упал с кровати, – поднимается с пола с салфеткой. – Прости, что побеспокоил.       – Ты ни в коем случае не беспокоишь, – качает головой Хифуми, – Потом поговорим, у тебя ещё час, не хочу забирать его у тебя. Оясуми! – и закрывает дверь. Доппо чувствует, как дышать стало легче.       Последняя фраза была такой громкой для мужчины. Ещё час, да? Глухо смеется.       Потому Доппо закрывает глаза и отворачивается к стенке, сворачиваясь калачиком. Он такой уставший.

***

      Детство было полно красками и звонким смехом Хифуми, который всегда был в компании, но домой с класса четвертого они ходили вместе, даже когда Доппо уходил вперед, блондин добегал до друга и вечно жаловался на того, что не подождал. Каннонзаке казалось это наигранным поначалу, но потом мальчик начал понимать, что это просто Хифуми. Просто парень со странным именем и его не более чудной и живой характер. Когда закончился шестой класс, мальчиков родители отправили в одну школу, где их чудом распределили в один класс. Теперь было ещё более шумно, Доппо узнал, что его друг на уроках любит поболтать, потому вечно кидал ему записки или другим в классе. Но чаще ему. А за эти записки вечно получал от учителя.       Это был ещё первый класс средней школы, когда к Хифуми пришла девочка и призналась ему. Доппо тогда был дома, ибо пришлось присмотреть за младшим братом. Ему недавно исполнилось четыре и мальчик заболел, у родителей же важные проекты на работе, сидеть не с кем было в тот день.       Потому Хифуми забежал в дом Каннонзака без стука или звонка, будто в свой, и крикнул из прихожей имя друга. Доппо был недоволен, ведь тот только уложил больного брата в кровать, а заново укладывать будет ещё большей болью, потому что придется сначала успокоить мелкого. Но Хифуми даже когда ему выговорили за громкое появление, был всё ещё светящимся мальчиком, который наивно и с улыбкой, даже не виноватой, сказал:       – Ну, не проснулся же!       Хифуми был единственным другом Доппо, центром внимания все девочек и душой компании у парней всей параллели и некоторых постарше. К счастью, Каннонзака знал, что затемняет блондина, потому пытался часто быть тихим наблюдателем. Доппо некрасивый и непопулярный, ему лучше быть одному.       Но каждый день после уроков Хифуми прощался с ребятами из класса и стремился к парню, который был чуть ли не самым отдалённым ото всех. Но вопрос Доппо так и не поднимал, потому что рациональная часть мозга говорила, что это глупо. Да и расстраивать друга в очередной раз не хотелось. И всё же рыжеволосый хотел лишь лучшего для блондина, а он точно не вариант для такого светлого человека.       Наверное, вселенная Хифуми очень сильно хочет поглотить вселенную Доппо. Иметь такого друга очень приятно, но нужен ли такой груз Хифуми?       Этот вопрос был задан на выходных, когда ребята отдыхали в парке.       Хифуми сначала даже не понял вопроса, глупо улыбаясь, но уже было видно, какая у того натянутая улыбка.       – Доппо-чин, если я не хотел бы с тобой общаться, я бы не общался. Или ты про то, что ты такой непопулярный и я очень много времени провожу с другими ребятами в школе? – ауч, в точку. Смешок от друга заставляет Доппо удивленно на него посмотреть. – Доп-по-по, это ревность, знаешь ли. Ты мой первый и единственный друг, потому что я не думаю, что смогу поделится проблемами с ребятами из класса, а ты меня поймешь.       Иногда Доппо кажется, что он сильно влияет на Хифуми своими фразами про дружбу.

***

      Дома по возвращению с работы его встречает крик с кухни:       – С возвраще-е-ением, Доппо-чи-ин!       Точно, у Хифуми выходной. Не то что мужчина забыл, просто вылетело из головы, как и много других маленьких отнюдь не важных вещей, пока все его мысли оплетали стебли.       – Я дома, – устало вторит, разуваясь, мужчина.       В проходе появляется друг, держа в руках палочки. Доппо пристально смотрит на него и замечает, что блондинистые волосы завязаны в небольшой хвостик и часть челки прикреплена заколкой с розовой тигридией. И выглядит как всегда бодро и живо, словно не тридцать в этом году, а по крайней мере двадцать (что говорить про внешность, боже, почему хост всё ещё делит с ним апартаменты-)       – Я почти доготовил якисобу, так что я позову минут через двадцать и мы поедим!       – М, мхм, я переоденусь сейчас. Спасибо.       Доппо проходит мимо друга в ванную, предварительно проверив, закрыл ли точно комнату? В зеркале отражается уставший человек с ужасными мешками под глазами. А после мужчина разрешает себе прокашлять кровь с лепестками в раковину, чуть ли не упав на обойму. Слёзы тут же брызгают из-за боли из глаз. Доппо кажется, что ещё чуть-чуть и вывернет желудок, но тошнить уже нечем. Мужчина не помнит, когда в последний раз ел, в пустой голове ни одной мысли сейчас. Доппо вытирает лицо, смывает золотые листки в туалет и тише мыши возвращается в комнату, проскользнув мимо друга, который весело напевал свою же песню.       Каннонзака закрывает дверь и сползает по ней, хватаясь за грудь. Это приятно. Как поёт Хифуми, как делает ужин и то, что до сих пор принимает пищу с таким, как он. Слушать песни друга слишком приятно, отвлекающе. Он красиво поёт, и у мужчины опять слёзы на глазах. Слишком приятно в груди, словно мелодия проникает не только в голову, но и само сердце. Это заставляет Доппо обнять свои колени, сжать, как будто тот сжимает последние искорки жизни и улыбаться, словно мальчишка, думая, как же повезло иметь такого друга. Но наверное, тот устал от ленивого соквартирника.       Резкий стук застаёт мужчину врасплох и тот буквально дергается и словно ошпаренный подскакивает на ноги.       – Доппо-чин, еда готова.       – Я выхожу, – устало отвечает аловолосый, снимая галстук. Он даже не начал переодеваться, ха.       – Я жду! – после чего Доппо слышит отдаляющиеся шаги.       Мужчина бросает одежду на стол, рядом с ноутбуком и где валяются пустые банки из-под кофе и энергетиков, поднимает домашнюю одежду, в которой по совместительству и спит, натягивает очень лениво и набрасывает на кофту ещё и спортивку. В доме холодно, на кухне из-за плиты, правда, потеплее. После Каннонзака ставит телефон на зарядку и выходит. Друг в этот момент сидит в своём планшете в ожидании и, как только аловолосый садится и берёт палочки, откладывает и берётся за свою еду.       – Итадакимас! – бодро благодарит за еду Хифуми.       – Итадакимас, – хмуро поддакивает Доппо и берётся за лапшу.       Первый укус очень вкусный и немного острый, что, по правде говоря, лишь подчёркивает вкус и подтверждает, что Хифуми не просто умеет готовить, а шеф-повар в их маленькой квартирке. Мясо в лапше мягкое и пряное, а овощи пресные. Но вкуса никакого. Доппо устало выдыхает. Или это было из-за того что пища горячая?       Хифуми снова в планшете. Конечно, аловолосый слишком скучен для друга. Никто не хотел бы такого соквартирника, который сидит на плечах, ничего не зарабатывает, так ещё и вечно в состоянии, будто готов откинуться. По правде говоря, Доппо казалось, что без него Хифуми станет легче. Меньше тратиться на такого, как он, неблагодарного, некрасивого, уже взрослого, потерявшего молодость на работе, человека. Без шанса. Тем более, он мужчина…       На этой мысли Доппо начинает кашлять.       – М? Что такое, Доппо-чин? Не в то горло попало?       – Д-да, – мужчина чувствует как к горлу подходит очередной лепесток, но пока ещё не критично. И всё же доставляет небольшой дискомфорт.       Хифуми откладывает планшет и смотрит озабоченным взглядом на него.       – Как дела на работе?       Невинный вопрос, но Доппо и на это не мог спокойно отреагировать.       – Ты же знаешь, – отмахивается мужчина, даже не пытаясь скрывать раздражение. Но Хифуми не выглядит удовлетворённым ответом, потому Доппо делает выдох и продолжает: – Этот хрыщ взвалил на меня работу человека в отпуске и мне приходится делать двойную работу каждый-каждый-каждый день. А ещё сегодня мне отдали ещё отчёт другого человека и я пропустил обед, как всегда. Прости.       Мужчина проглатывает ещё кусок и понимает, что теперь его конкретно подташнивает. Наверное, ему не надо было так быстро кушать. Наверное, ему вообще стоит перестать объедать кошелёк Хифуми. Тем более если это всё равно уйдет в унитаз.       – Доппо? – аловолосый еле фокусируется на зовущем его друге. Слова туго доходят до глухой головы. – Неважно себя чувствуешь? Ты побледнел.       Мужчина смотрит на своего друга и качает головой.       – Нет. Всё в порядке, – на самом деле, Доппо не понимает, в порядке ли он. Всё как обычно, ничего такого, что отличает этот день от других. Отвлекать друга на свою тушку нет желания. Складывает палочки на половину пустой тарелке. – Спасибо за еду.       – Ты не доел же, – пытается удержать мужчину Хифуми.       – Наелся, – мужчина отмахивается и поднимается со своего места, начинает было идти в сторону ванной, пытаясь сдерживать тошноту, как мягкая рука, очень мягкая и легкая, от мыслей буквально взрывается голова, друга хватает за запястье. Каннонзака смотрит на то, как сидит с поникшей головой Хифуми, и его терзает непонятное чувство.       – Доппо, – голос у друга немного тихий. Мужчине кажется, что плачет, но нет, всё не так. Хифуми чем-то недоволен и походу озадачен, и причём серьёзно. И, вероятно, зол. – Что у тебя происходит?       Каннонзака не понимает вопроса от друга. То есть, он и так говорит, что с ним, верно? Каждый день, как они могут вместе откушать.       – Т-то есть? – решает уточнить мужчина, но звучит это слишком удивленно и неуверенно, будто Доппо хотел сказать «Отстань!», а не то, что в итоге соскальзывает с языка.       На лице Хифуми отражается неподдельная боль, отчего тугой ком в горле ползёт дальше наверх. Или это уже был первый бутон. Доппо не узнать, пока друг крепко держит за запястье. Но тошнота подскакивает ещё быстрее, потому мысли, такие разрозненные, мужчина в быстром танце собирает воедино в своей голове. Любая отмазка. Что-либо, что заставит Хифуми поверить. Что-то.       – Я правда устал, – ужасно. Ты ужасен, Доппо – твердят голоса в голове. Ты заслужил эту боль – вторят они же. Взгляд Хифуми буквально добивает. Друг зол, как и было ожидаемо. Разочарован. Но больше всего конечно в ярости.       – Хорошо, – отпускает руку и отворачивается. – Можешь дальше держать в себе всё, мне плевать.       Что-то разбивается. Доппо не понимает, почему слышит звон керамики и сжимается, будто на него замахнулись, а потом смотрит на разбитую тарелку под ногами. Хифуми зол и это его вина. Мужчина виновато смотрит на уходящего в комнату друга.       Нечто внутри него так же разбивается на мелкие кусочки, только Доппо не знает, что это было.

***

      Ночи в августе теплые. А в ночь на сентябрь выпала одна из самых тёплых.       Они втроем сидят заднем дворе дома: он сам, Хифуми и его подруга, с которой начал общаться на днях. Хонобоно была прелестной девушкой со светлыми волосами, которые отливали розовым на кончиках, потому что Кейтоин подкрасила их недавно, длинные, распущенные, обычно, но сейчас они были заплетены в пучок, и глубокими синими глазами, отливали фиолетовым. Из многих девушек, она единственная, что подошла не встречаться, с признанием, к Хифуми, а с просьбой помочь в предмете и пожеланием больше контактировать. У Кейтоин очень мягкие и красивые губы, что сразу заметил Доппо, но в отличие от друга, девушка не пробуждала в нём никаких романтических чувств. Хифуми же выглядел очень замято и явно пытался подобрать слова, часто краснел и смеялся нервно.       Второй класс старшей школы прошел хорошо, но Хифуми всё больше и больше отдалялся от Доппо. И когда он хотел об этом поболтать и пригласил друга посмотреть на звезды, тот пригласил к себе ещё и Кейтоин. Чувство недовольства сильно бушевало внутри подростка, что редко с его-то характером. И пока парочка сидела на улице, Доппо под шумок скользнул в дом, налить воды и хоть как-то отвлечься. Тошно уж слишком с ними.       - Доппо-кун, ты в порядке?       Посреди кухни стояла старшая сестра Хифуми. Длинные светлые волосы, цвета солнца и с зелёным отливом, как у самого Хифуми, но кудрявые немного, что выглядело красиво, особенно на чёлке. Придавало объем. А глаза карие с небольшим отливом в красный. Она очень добрая и красивая. Как и Хифуми, на самом деле, если подумать.       – Казуко-чан, я пришел за водой, – выдохнул подросток. – Всё в порядке.       – Хочешь поговорить о Кейтоин-чан и Хи-куне? – она как всегда мила и видит корень проблемы. Подала стакан с водой. – На самом деле, мне самой очень грустно и радостно. Мой маленький брат уже вырос и уже встречается с девочкой. Но ты, наверное, видишь это по-другому, да?       Доппо отпил воды и сильно потупил взгляд, задумываясь на мгновение. А что он видит? Друга, который предал? Подростка с бушующими гормонами? Парочку? И что он хотел? А потом поднял голову и с яростью сказал:       – Эта влюбленность ему всю голову вскружила. Даже учится перестал. Хочется его ударить.       Озабоченный взгляд у Казуко сменился на веселый.       – Я думаю, ссоры тоже важны. Я с подругой ссорилась за свою жизнь достаточно много. Думаю, нет ничего страшного, если ты выскажешь всё как есть и если вы повздорите. Если вы настоящие друзья, это будет хорошим испытанием на прочность. Но если Хи-кун всё-таки признается ей, тебе придется подвинуться. Ничто не длится вечно, потому ваша дружба тоже изменится. Придется смирится с таким положением дел. Хифуми не только твой друг.       «Хифуми не только твой друг». Это сильно прозвучало, но Доппо просто не смог смирится с мыслью, что теперь Хифуми не будет как прежде после школы ходить за ним, а будет провожать свою уже скоро возлюбленную до дома, часто гулять. Подросток прикусил нижнюю губу и смотрит в окно на задний двор, где Хифуми показывает что-то Кейтоин. Хонобоно смеется и льнёт ближе к другу. Конечно, Хифуми и её друг. Но просто Доппо не хотелось, чтобы этот светловолосый парень предавал дружбу с ним. Тошно. Подростку надо подышать свежим воздухом.       – Казуко, я пойду прогуляюсь.       – Доппо-кун, уже поздно-       Но парень уже устал для разговоров, потому просто выходит из дома, захватив с собой вещи. Ему надо подумать о всей этой ситуации.       Дома, спустя час, его встречает тишина. Он поднимается к себе в комнату и думает долго-долго. Звуки города притухшие. Глухие уши слышат лишь шепот, как подросток молвит, что ненавидит Хифуми. Эта обида буквально выросла из ничего, но парню казалось, что друг предал его дружбу. Пусть гуляет с Кейтоин, ему всё равно. Есть дела поважнее.

***

      Доппо не спит всю ночь. Хотя, нет, на самом деле кемарит, по крайней мере ему так кажется.       После ужина, мужчине стало противно от самого себя, так ещё и ужасно тошнило. А еще он потерял счет времени, пока сидел в душе. Едва теплые капли стекали по голове, лицу, телу. И ни одной мысли, словно за один момент появившаяся черная дыра проглотила все. Некое забвение.       Как добрался до кровати Доппо тоже не помнил. Вокруг ни звука, ни света, лишь рука прошлась по чему-то. А дальше просто потолок, кашель с лепестками, а также тишина. В последний раз Доппо посмотрел время в три утра, а сейчас уже было пять. Вероятно, он заснул. Но больше не сможет. Живот скрутило. Мужчина медленно выходит из комнаты в туалет. Желтые лепестки, определённо розы, пали в унитаз. Испачканы в крови. Идея суицида слабо начинает маячить перед глазами. Скорей бы всё закончилось. Так хочется спать. Он скопление вины ко всему.       И с этого момента Доппо понял, насколько безнадёжен.       На часах шесть утра, когда он выходит на работу. Свежий воздух отрезвляет и пробуждает сонный организм. Воздух пахнет озоном, а дороги более пустые, нежели в семь и восемь утра. Казалось, что легкие, которые вечно страдают, немного исцеляются. Словно обезболивающее для его уставшего организма.       Доппо прикладывает пропуск на пункте охраны. Мужчина как-то сочувствующе смотрит на него. Неужели настолько жалко выглядит?       Работа… не трудная, разве нудная, долгая и не кончается. Пальцы еле передвигают по клавиатуре. Новые крики босса, но Доппо не понимает уже, почему орут. Но знает, что это его вина, что заставляет на себя орать. Ещё один отчет, ещё одна работа, новый файл в ворде, больше пробелов, копирований, вставок, ещё больше кандзи, проверка на несоответствие. Голова забита столькими вещами и ничем одновременно. По правде говоря, мужчина не задумывается ни о чем, просто продолжает работать. Не то что от этого прекратятся крики босса или прекратит болеть голова, но лучше точно будет для кого-то.       Пока кашель не начинает раздражать легкие и Доппо не почувствует, что что-то застревает в горле. Приходится выйти из-за своего компьютерного стола и пойти в туалетную комнату.       В унитаз вновь падает около десяти лепестков, пропитанных в его собственной крови. Что-то сдавливает грудь и мужчина не может понять, волнение ли это или просто стебли, которые оплетают легкие. Доппо возвращается на свое место и наливает себе кофе, дальше продолжает печатать на компьютере. Ничего не существует кроме него и отчёта. И чёрного напитка, который заставляет мужчину дальше жить. А в их офисном помещении тихо и приятно.       Мужчина возвращается домой, когда по идее друг уже на смене, но свет в главной комнате горит. Видимо, забыл выключить, что бывает редко. Точнее сказать, никогда не было. Доппо тихо разувается и сворачивает в ванную комнату. Его горло разрывают цветы и их шипы, а сейчас впервые упал целый бутон, весь в крови, отчего аловолосому стало противно. Скорее он уйдет из жизни, скорее освободит от себя своего друга. Какой всё-таки он мерзкий. После снимает одежду, пиджак, галстук, стягивает штаны и поворачивается к зеркалу, где его бледная копия повторяет уставши за ним. И синяки. В последние несколько дней цветы тяжелые и сильные, потому с легкостью могут оставить следы на слабом теле мужчины. Доппо чувствует, как угасает с каждым днем и та недавняя болезнь была тому доказательством. Мужчина заходит в душ, врубает на всю воду и чувствует, как тонет в эмоциях.       Тело реагирует скорее самого Доппо. Мимолетная мысль о том, какой же его друг хорош, как он трогает медленно его плечи, мужчина буквально ощущает, как мягкие руки друга трогают за торс.       «Доппо-чин, ты очень напряжен» – молвит голос друга в голове и именно тут Каннонзака Доппо понимает, что потерян. Мужчина обхватывает свой член, который был уже в полувозбужденном состоянии. Слезы начинают катится из глаз, как только нажимает на головку, а после шипит от нетерпения. Доппо медленно сползает по влажной стеклянной стенке на пол. – «Давай я о тебе позабочусь?»       И проводит в первый раз по стволу. Хифуми проводит в первый раз по стволу.       Доппо кашляет ещё пару лепестков, прежде чем продолжает проводить медленно по члену. И скулит, снова и снова проводя рукой, представляя, как друг оставляет на груди засосы, а рукой натирает член мужчины, прижимая время от времени мокрую головку. И начинает быстрее двигать рукой.       «Доппо-чин», – голос Хифуми хриплый и глубокий от напряжения. Доппо сильнее сдавливает член. Хифуми медленно опускается на головку, сжимая ладонью плечо аловолосого, пока второй рукой держит ствол Доппо, направляя. Внутри узко. Мужчина начинает быстрее надрачивать член, представляя, как друг сидит на нем. «Ах, Доппо-чин, здесь…»       И в эту секунду аловолосый с тихим стоном изливает сперму в руку. Наваждение спадает, усталость накатывает огромной волной очень быстро, накрывает с головой вместе со всепоглощающим чувством вины и опознавания, что сейчас произошло. Если Хифуми узнает, он будет в ужасе. Ещё большем, чем Доппо сейчас.       Мужчина на скорую руку себя приводит в порядок. С мокрых волос стекают холодные капли. В зеркале всё тот же человек, что и вчера. Но Доппо не видит, будто кто-то другой. Противно от самого себя. Вытирает волосы полотенцем, лицо, накидывает его же на бедра и вешает на руку одежду, уставши открывает ванную комнату. А потом в панике возвращается к душу и забирает лепестки и смывает в туалет. Это было близко. Не хватало ещё забивать этой ерундой голову друга.       В комнате холодно, Доппо закрывает окно и укутывается в одеяло, уходит в общую комнату, ложится на диван и прикрывает уставшие глаза. От долгой работы за компьютером они сухие и будто песок в них насыпали. Мужчина протирает их и отворачивается к стенке дивана. Может быть, этой ночью он поспит чуток побольше.       Мягкая рука касается плеча Доппо и тот со страха подскакивает. Увидев в темноте фигуру, мужчина дергается, но не заорал, понимая, чей силуэт перед ним. Неужели он всё время был дома?...       – Доппо, вставай, – под руку берут его сильные руки. У Хифуми уставшее выражение лица, кажется, заплаканное. – Давай, я тебя не унесу.       Мужчина не хочет. Ему и тут превосходно. Огромная дыра в груди болит. Как только друг отводит его до кровати, Доппо отчаянно берётся за запястья Хифуми и начинает как в бреде просить прощения, доводя с каждым извинением себя до ужасного состояния. Но после ничего не помнит, только, наверное, друг в ужасе теперь от него.       Утром Доппо просыпается раньше будильника, а рядом с его кроватью спит на футоне хост. Такое спокойное выражение лица. Мужчина выскальзывает из своей комнаты, чувствуя на себе цепи вины. Сорвался-таки, хоть обещал себе, что будет держать в себе. Надо отвлечься.       А после дни начинают течь своим обычным чередом.       Следующий день проходит так же. И другой. И третий. Если честно, то Доппо потихоньку теряется во времени, которого и так было мало. В воскресение мужчина идёт в бижутерию и покупает новые серьги с розами для Хифуми, после возвращается домой и снова впадает в состояние безвременья. Вновь делает отчёты, взятые на дом, снова исправляет ошибки. И всё по новой с понедельника. В пятницу у Хифуми праздник, Доппо думает, как бы не помешать другу. Просто подарить и оставить его праздновать с сэнсеем. Им будет и без него весело, да и лучше они пообщаются без проблем.       Он давно не видел друга, – мысль посещает голову мужчины. Наверное, потому что работает много, приходит раньше всех, потому что спать больше не может утром, а уходит позже, как обычно, потому что надо доделать отчёты. Он хочет извиниться перед Хифуми. Но чувство, будто он мразь последняя и «не нужно беспокоить друга» очень сильно и прочно заседает в голове Доппо. А после он просыпается на рабочем столе в восемь утра, немного потягивается и идёт за двойным эспрессо, ибо обычный чёрный кофе уже не помогает. И другой день похож на предыдущий.       Мужчина не знает, который час, не знает, что за день, где его телефон, но понимает, что босс не орёт на него, а недоумевающе смотрит на его тело, когда проходит мимо, прочищает горло, прокашливается, и говорит:       – Каннонзака-кун, ты спишь?       Невинный вопрос застаёт врасплох Доппо. Честно, он ожидал криков, а не… спокойного голоса? Потерев щеку, он пытается вспомнить, когда спал нормально в последний раз. Наверное, вчера? Или позавчера? Без понятия. Но точно помнит, что сегодня не откашливал лепестки впервые за долгое время. Долгое ли? Когда он спал?       – Я-я… не помню, сэр, – вопрос был не в том, когда он спал, точно, – Т-то есть, да, я сплю, простите. В последнее время много работы, приходится меньше времени уделять ему, извините.       Босс странно смотрит на работника, после чего ещё раз кашляет и просит последовать за ним. Доппо делает ещё один глоток кофе, после встает и медленно следует за человеком в его кабинет.       Здесь пахло чем-то вкусным, вроде чаем и мятой. Мужчина проходит и медленно садится на стул, ожидая приговора. Даже если его уволят, всё в порядке, он виновен в этом, ведь не был настолько полезен. По правде говоря, Доппо лишь занимает место, ничего хорошего нет от него. Тело. И все.       – Каннонзака-кун, какой сегодня день недели по-вашему?       Странный вопрос, но Доппо все же ответил:       – Э, вторник с утра был вроде? Или среда? Простите, я часто путаюсь в днях недели.       – Хорошо, Каннонзака-кун, я понял, вы на исходе. Вы перевыполнили свой месячный план на тринадцать процентов, потому, завтра можете не приходить и наконец-таки поспать. На вас смотреть страшно, на самом деле.       Доппо не верит ушам.       – И, да, Каннонзака-кун. Завтра пятница, не теряйтесь и сходите к терапевту. Работа в ночь не хорошо отражается на организме.       Мужчина в забвении выходит из кабинета. В смысле сегодня четверг? Но он точно помнит, что сегодня двадцатое с утра было, он проснулся за своим компьютером, ибо решил за ночь доделать отчет. Вчера же было точно девятнадцатое! Он рванул к столу, взгляд быстро скользнул к углу монитора.       16:56, 3H.06.21*, чт.       Все внутренности словно перевернулись. Не может быть. Время не могло проиграть с ним такой твист. Телефон же выключен, зарядка села, видимо. Почему так рано? Обычно она хорошо держит до конца дня, даже если он сидит в нем. Что за странное чувство неопределенности? Доппо пытается отдышатся, хватая себя за грудь. Он знает это. Понимание потерянного времени. Горло вновь скребут шипы. Надо просто доехать до дома вечером. Лечь спать, вновь приехать на работу, отработать и всё по новой. И снова, снова, снова. Он рожден страдать за достойных. Одинокая слеза скатывается по щеке. Конечно. Каннонзака Доппо давно не принадлежит себе. А принадлежал ли?

***

      В школе Доппо приходил на уроки позже всех, исчезал на всех переменах, уходил домой тихо и быстро, только звенел звонок, сразу же убегал, пока его не заметит Хифуми. Поправка: успеет словить.       – Доппо, стой! – подросток услышал крик друга на второй неделе.       Подросток успел свернуть и спрятаться от взора друга. Теперь пришлось ждать, пока Хифуми и Кейтоин выйдут из школы, а они долго ждали на улице. По инициативе Изанами, мальчик уверен. Этот вечер снова провел в парке, смотря на падающие листья на дорогу. Ещё тепло, ни одного золотого листа, но ветер уже не жаркий, а ласково-тёплый. Доппо сидит на скамейке, читает книгу, которую задали на следующий день.       Другой день повторял предыдущий, но подросток в этот раз вернулся домой и просил маму не говорить Хифуми, что он дома. Та странно посмотрела на сына, хотела уже начать что-то говорить, но аловолосый уже устремился вверх по лестнице, хлопает дверью, что аж младший брат вздрогнул.       Стук. Доппо нехотя открыл дверь своему отото*, который принёс ему чай и печеньки.       – До-онии-чан, мама попросила тебе отнести! – мальчик протянул поднос. Ему шесть лет, а по развитию все десять. Доппо очень гордился им, пусть и сейчас не хотел никого видеть.       Но его улыбка…       – Давай мне, – забрал поднос. – Заходи, Ко-чан.       Мальчик неуклюже зашёл в комнату старшего брата.       – До-онии-чан, ты грустный. Мама сказала, что это может тебе поднять настроение.       – Может, но не должно, Ко-чан, – в их семье было принято не скрывать ничего, а говорить на чистоту. Так говорили с Доппо, так Доппо говорит и с Кобо. – Присаживайся, возьми тоже печеньку, – и дал брату одну. Тот взял, но с озабоченным выражением лица. Кусает.       – Вкусная. Ты тоже попробуй, До-онии-чан, – и улыбнулся.       – Конечно, – и сел на стул рядом с уже сидевшим на его кровати Кобо.       Доппо долго молчал, пытаясь собрать мысли в кучу. Младший брат был не тот, кому можно передать все тревоги, но его солнечное настроение могло скрасить злость и тоску по другу. Ещё глоток чая и съеденное печенье заставляли посмотреть на отото. Тот всё ещё ждёт слова от него. Доппо так же умел ждать в детстве, они с Кобо, на самом деле, много чем похожи, если подумать. Не только характером и видом. Малыш Ко-чан был уменьшенной версией Доппо, даже локоны некоторые отливали зелёным. Но и привычками. К примеру, он ест печеньки так же, как старший в детстве: надламывает пополам, ибо большие, потом ещё раз и уже жует четвертинки, начиная с внешней стороны.       – Ты же знаешь, что есть некоторые вещи, которые нельзя перекрыть чаем с печеньками.       – Угу, мама сказала, что ты поссорился с Хи-онии-сан, ты из-за этого такой, да? Я многого не понимаю, но я могу как-то поднять тебе настроение? Или помочь?       – Ты смышлёный. Да, – и обнял младшего. – Спасибо, Ко-чан. На самом деле, ты мне уже поднял немного настроение. Знаешь, иногда, когда кто-то тебя выслушивает, многого стоит.       И отодвинулся от Ко-чана, потрепал по голове и по щёке. Малыш улыбнулся.       – Хочешь, сыграем в мяч теперь? Или, может, поучим кандзи?       – Мяч! – неожиданно подпрыгнул Кобо с кровати Доппо. – Но совсем немного, потом научишь кандзи?       Брат любил играть, в отличие от него в детстве.       – Конечно, что угодно для тебя, Ко-чан.

***

      Утро наступает почти вечером, Доппо долго не мог заснуть и смотрел в пять, как поднимается солнце и слышал, как заходит в квартиру Хифуми, вешает ключи и разувается. А потом громкий относительно вдох. Увидел подарок-таки. Доппо очень старался до двух часов, писал милую записку, положил под коробочкой с серёжками, а также подвеска, очень красивая, со знаком Матенро в окружении лепестков роз, только вчера забрал заказ. Желтые розы, их тридцать, стоят в вазе на полу. Мужчина долго сражался сам с собой, сколько брать. Но так как юбилей, можно и поздравить чуть роскошнее.       Дверь в его комнату открылась с тихим скрипом и Доппо поворачивается к выходу. Хифуми в слезах, держит в руках подвеску.       – С днём рождения, Хифуми, – хриплым голосом говорит мужчина, пока к нему приближается фигура друга. Доппо поднимается, ожидая удара. Друг очень тихий.       – Ты, – Хифуми присел напротив на стол. – Спасибо, Доппо-кун.       Мужчина желает, чтобы друг снял этот ужасный пиджак и говорил уже нормально. Хочет дышать нормально, было бы это так просто, как казалось. Обнять Хифуми и лепестки точно полезут. Боль не дает расслабится. Осталось немного. Почему-то Доппо уверен, что не сегодня, завтра бутоны прорвут грудину и он захлебнётся в собственной крови. А пока он чувствует этот мягкий запах парфюма хоста и наслаждается наступившим утром. В свете восходящих лучей лицо друга несколько более красивое. Розовые оттенки накладывались на золотые волосы, перламутр красиво выглядит на Хифуми.       Тишина в комнате такая же тёплая, как и взгляд друга. Доппо хватает каждое мгновение, словно в последний раз живет. Хифуми смотрит на Доппо одним из своих мягких взглядов, насколько способен только и аловолосый мысленно тянется душой к огоньку в его тёмной и пыльной комнате. Видно как крошки замерли в воздухе и искрятся вокруг такого красивого и идеального для этого мира мужчины. Время застыло в этом моменте, Доппо только сейчас замечает, как замершее пространство начинает заживлять раны в груди. В последние секунды даровать такое помилование, жизнь была к нему очень жалостлива.       Доппо надо что-то сказать, затянувшаяся пауза давит на них обоих, но Хифуми первый разрывает тишину:       – Доппо-кун, ты не должен себя заставлять перерабатывать так усердно. Я тебя не видел уже неделю. Ты почти не ешь и сильно исхудал. И бледный. А сегодня, вероятно, не спавши поедешь на смену –       – Прости, пришлось перерабатывать. Мне немного долго вышло ожерелье, – кивает на него. Врёт. Конечно, лгун. Лгунов никто не любит. Дышать очень трудно в последние дни. – И я сегодня дома.       Хифуми недоверчиво смотрит на друга, но в итоге кивает скорее себе, нежели другу. Наверное, потому что эти тупые цветы забирают последние силы, Доппо сейчас чувствует усталость, а не из-за вечной бессонницы.       – Мы дома вечером? – спрашивает мужчина друга.       – А, да, я пригласил уже Джакурай-сэнсея. Ресторан был бы хорошим выбором, но я не горю желанием быть узнаваемым в этот день. Я сейчас посплю и буду готовить.       Хифуми снимает пиджак. Эта чёрная рубашка на нём выглядит намного красивее, чем когда он с верхним предметом одежды. Более родной, близкий. В пиджаке, кажется, хост недосягаем. Такой же далекий, как Солнце. А Доппо любит до цветов в груди эту звезду. Все розы в его груди буквально тянутся в его сторону. И Доппо не против поделить Хифуми с ними.       – Разбуди меня, я помогу, – шепчет аловолосый.       В глазах друга отразилась такая боль.       – Доппо-чин, если хочешь, я разбужу тебя вечером, ты не спал почти неделю. Ничего не изменится, если ты поспишь чуть больше. Мир не остановится от этого. Пожалуйста, – треплет по волосам, рука у друга мягкая. – попробуй поспать.       Хифуми улыбается подобно солнцу. В какие-то моменты он реально понимающий. И каждые их ссоры не более, чем небольшие недопонимания. На самом деле, они болеют друг за друга. Хорошо, у Хифуми появился сейчас сэнсей. Джакурай-сан сможет быть с ним, когда Доппо уйдет. Осталось недолго, а рука друга такая приятная. Повезло иметь такого друга. Повезло.       Мужчина рад, что друг вышел из комнаты до того, как он начал кашлять. Лепестки упали на худощавые руки, тут же выбросил в мусорку, а сверху бутылки из-под энергетиков и кофе. Хост не должен знать это. Как и то, насколько виновен перед ним он.       Главное, что успел поздравить друга перед своим последним шагом в пустоту.

***

      На следующий день Хифуми-таки смог догнать Доппо. Подросток знал, что не может долго бегать от друга, это было очевидно, как день. Рука схватила его за запястье, когда во время урока парень ушел в туалет. Видимо, блондин ждал этого момента. Когда, если не сейчас?       – Доппо, твою мать, что за дела, ты что, меня избегаешь?       Собрав себя в руки за секунду, подросток попытался посмотреть на Хифуми самым холодным взглядом и безразличным, а потом просто отпрянул руку. Друг посмотрел на него вопросительно.       – Не трогайте меня, Изанами-сан, – в глазах друга плескалась такая боль, будто его ударили под дых. И Доппо внутренне наслаждался этим выражением лица. – Если у вас вопросы, задайте Кейтоин-чан. Ко мне даже не думайте подходить.       – Ты же не серьёзно, – парень притронулся к руке подростка, – Доппо-чин…       – Каннонзака-кун, соблюдайте дистанцию, Изанами-сан, – ударил по руке аловолосый. – Не трогайте меня, я сказал.       Доппо направился к выходу из туалета.       – Да что не так! – крикнул вслед парень. Подросток приостановился и даже глянул назад. – Сначала ты уходишь с моего дома, потом игноришь меня почти две недели, убегаешь, игнорируешь мои сообщения, звонки, а твоя мама вечно, как не прихожу, говорит, что тебя нет! Что я тебе сделал, что ты с ничего начал меня не замечать?       – Мне плевать, иди общайся дальше со своей девушкой, а меня не трогай, понял? – более холодно сказал Доппо. Они уже в коридоре выясняют отношения. Блеск, скоро и учителя подойдут на крики.       – Не говори, что ты просто ревнуешь, что я начал проводить с Хонобоно больше времени? Доппо, это же смешно, хватит обижаться по пустякам! – уже больше не друг, раз не понимает его.       – Может для тебя это и пустяк, а мне не очень приятно, когда мой друг начинает буквально игнорировать меня, мои просьбы и всегда берёт девушку, с которой мне некомфортно! – не выдержал подросток и начал орать на Хифуми.       – Ещё скажи, что я должен с ней порвать из-за твоих хотелок! – вторил ему уже разъярённый Изанами.       – Твою мать, я ни разу этого не говорил! Но как только ты начал с ней ближе общаться, ты просто забыл о моем существовании, мне очень приятно, что меня обменяли! – Доппо толкнул Хифуми. – Я, знаешь, всегда знал, что неинтересен! Я смирился, что ты буквально светило компании! Мне похуй! – во второй раз толкнул друга. – Если ты с самого начала планировал со мной перестать общаться, тогда мне жаль, что я согласился тогда быть твоим другом, – третий толчок и Хифуми падает на пол.       После этого блондин хватает за ноги Доппо и тот падает, ударившись головой о пол до звезд в глазах.       – Что, блять, с тобой произошло, какая муха тебя укусила?! – сел на его торс Хифуми.       Доппо со всей силы ударяет по лицу кулаком. Вроде, попал в глаз. Теперь друг прижимает руку к веку, но не теряется и тут же отвечает локтем в грудь, из-за чего у аловолосого спирает дыхание. После Хифуми получает коленом по рёбрам, после тот сжимает губы от боли и вписывает пощёчину Каннонзаке.       – На себя посмотри, подкаблучник! – вторил на прошлую фразу Доппо, ударяя кулаком по уху. Хифуми на мгновение теряется в пространстве, за что получает вторым кулаком по животу.       После блондин бьёт аловолосого в плечо. Оба пытались задеть друг друга, показать, кто кого ранил больше. Доказать, что был прав. Доппо хотел удушить друга за свою боль.       А потом его за руки оттащили сильные руки учителя по английскому, а Хифуми – учителя по математике. При чём оба пытались ударить друг друга ногами, зацепить.       – Успокоились!       Рявк их классной руководительницы на секунду отвлек их от друг друга, но Доппо тут же опомнился:       – Больше не подходи ко мне, мразь, – учителя сделали замечания. – Мне жаль, что такой человек называл меня другом.       В тот день их родители долго общались, пытаясь понять, как два друга детства начали ненавидеть друг друга.

***

      – …по.       В его сне цвели золотые розы. Целое поле, словно солнце, сияли, ослепляли и смеялись знакомым голосом. Они колючие, а Доппо приходится идти сквозь них. Но куда? Почему-то кто-то звал его оттуда, этот голос отличался от смешков роз. Более обеспокоенный. И Доппо идет сквозь. Мелкие царапины с каждым шагом превращаются в глубокие, кровь из них падает на розы, будто оскверняя. До ужаса знакомая картина. Ещё одна рана заставляет сдаться, но что-то пока ещё держит Доппо. Мужчина придерживается маршрута, уже едва поднимая свои уставшие колени.       Ещё шаг и он наконец-то падает. Пытается ползти, придерживаться маршрута, но шипы впиваются в горло. Душат изнутри, раздирают в клочья его. Лёгкие горят. Харкает кровью на землю, после каждая внутренность будто пульсировать начала. Он разлагается, шипы были ядовиты.       Его тело пропитает эту землю?       «нет…» – думает мужчина.       – …доппо…       Его зовут. Поле бескрайнее, он сможет доползти. Он… должен. Но зачем? Не легче заснуть? Во мгле сна не больно. Она волочет за собой сознание только проснувшегося.       – Доппо-чин, проснись, давай…       Горло будто полно цветков. И тут мужчина понимает, что глотку реально схватило. Дышать нечем. Тут Доппо и умрет. Жаль, что проснулся, мог бы тогда безболезненно уйти, разложиться на молекулы, на то золотое поле из цветов.       – …сэнсей, Доппо- он… Боги, тут столько цветов и крови, Доппо в крови и розах… Я-я ничего не понимаю…       Мягкие руки поднимают его голову. Мужчина еле разлепил уставшие глаза и посмотрел на держащего его друга. Он так не хотел умирать в его день рождения, портить праздник. Время само решило за Доппо. Даже улыбнулся, смотря на заплаканное лицо.       – Д-доппо, держись, сэнсей… он едет, только живи, хорошо, только…       Мужчина открывает уставшие глаза. У Хифуми помятый вид, слёзы текут по щёкам. В очах плескалась такая боль, будто он сейчас испытывает средневековые пытки прямо на себе.

***

      Доппо впервые почувствовал, что такое одиночество. Его жизнь сейчас была отражением книги «В лесу под цветущей сакурой» Анго Сакагучи. Пока Хифуми не было в его жизни, он не осознавал, что такое настоящее одиночество. Каждая перемена была наполнена смехом друга (уже бывшего), парень не знал, когда привык к яркому свету, исходящему от друга. Сейчас Доппо изредка исподтишка смотрел на друга, пока тот сидел в столовой с Хонобоно, пока те перекидывались улыбками на уроках. Но огромная обида всё ещё сковывала юношу по рукам. Он не против, чтобы Хифуми встречался с Хонобоно. Просто не хотел, чтобы его так оставили позади. Доппо как тот бандит из книги, а бывший друг буквально та женщина. И всё же Каннонзака считал, что сам положил конец их дружбе по причине Хифуми.       Все одноклассники и учителя были в шоке от той драки закадычных друзей. Все знали, что ребята буквально пара, скрепленная временем. И видеть их порознь настолько же непривычно, как снег летом. Одноклассники пытались вытянуть из друзей что-то. Хифуми отшучивался, как ни видел этот расспрос Доппо, просил не напоминать в итоге это разочарование. Юноше больно, врать себе смысла нет, но другим можно ответить, как ему всё равно. А когда две девочки подошли к аловолосому, ответ был дан однозначный:       – Не ваше дело.       Больше к нему не лезли. Но маме был дан очень информативный ответ, ибо она заслуживала знать правду. А может потому что ему нужно было кому-то выговорится. Совета не требовалось, просто чтобы его послушали. В итоге мама через некоторое время заводит разговор об этом, потому что на днях виделась с Изанами-сан и её дочерью. И то, что Казуко-чан знает больше, удивило обеих дам. Доппо улыбнулся и сказал, что желание высказать появилась после как раз разговора старшей сестры Хифуми. Больше вопрос не поднимался дальше «помирились ли вы?» и стандартного «нет» в ответе. И всё же, как бы Доппо не отрицал, сейчас ему и правда одиноко.       Каннонзака зато имел больше времени на подготовку к экзаменам.       Это влилось в бессонницу, сокращение количество сна, а после и в постоянную головную боль. Мама часто смотрела на него с неким непониманием и сочувствием. Доппо всё равно. Главное подготовится к профилю. С математикой было больше проблем, чем с японским, склад ума у юноши не связан с цифрами. Но усидчивости достаточно, чтобы досидеться до понимания любой программы. Но головная боль из-за отсутствия отдыха отдавала гулкой пульсацией, которую Доппо заливал обезболивающим. Иногда отказывался от ужина, чтобы посидеть лишние полчаса за программой. Но заставлял себя есть завтрак так много, словно он в последний раз ест, брать большой бенто. Это немного успокаивало маму.       В забвении прошел сентябрь, октябрь и начал под кожу залезал ноябрь холодами.       В тот день весь день лил дождь. Осень своим промозглым климатом выводила из строя Доппо. Тёмная форма не согревала, потому приходилось надевать под неё теплую кофту. В школе тоже холодно, иногда казалось, что холоднее, чем на улице. Многие ходили в кофтах, даже Хифуми с Хонобоно. И часто первый одалживал свою одежду второй. Доппо считал это милым, но не настолько, чтобы простить этого человека. Но с Казуко-чан всё-таки общался время от времени, она была счастлива, что даже если друзья поссорились, Каннонзака общался с ней. Видимо, ей казалось, что есть вероятность, что помирятся. Доппо так же считал. И ждал, когда Хифуми подойдёт первым.       В тот день Хифуми просидел лишь половину пар, после чего что он, что Хонобоно будто испарились. Честно, то Доппо поначалу не обратил внимания, пока при пересчете не потеряли их. Это было странно, ведь сейчас профильный предмет Хифуми, тот бы ни за что не стал бы прогуливать его.       И на следующий день лил дождь. Хонобоно пришла на уроки одна.       Хифуми всё так же не было.       Это заставило нервничать Доппо. Он всё ещё считал блондина другом, как бы они не поссорились, прогуливать тот предметы бы не стал, даже если заболел. Кстати, можно было поинтересоваться у сестры Хифуми, что с ним. Она всегда рада услышать голос Доппо. После уроков парень так и сделал, собрался и на улице уже набрал цифры Казуко-чан, как мягкая рука коснулась плеча. Парень всем телом почувствовал на себе холод и повернулся. Хонобоно, которая улыбалась, как ни в чем не бывало, здоровается.       Что-то не так.       Но всё же улыбаться.       – Что-то нужно, Кейтоин-чан? Я сейчас занят.       – Ты всё-таки обижен на меня? – дует губки девушка. Выглядит до мерзкого наигранно. И что только Хифуми нашёл в ней.       – Нет, – врёт скорее себе, нежели Хонобоно парень. – И всё же. Ты просто так ко мне не подошла бы.       Она хихикает и передает у руки парня коробочку.       – Посмотришь дома? – и подмигивает Каннонзаке. – Это не кольцо, не волнуйся. Просто подарок!       – Нахрена ты мне даришь подарки? Мы даже не друзья, – вся ситуация была до абсурда странной. Что-то в Хонобоно не так.       – В знак примирения! – прячет ладони за спиной девушка. – Ты будешь удивлён подарку, уверяю!       Только когда она ушла, Доппо понял, в чём причина.       Её одежда была в каплях крови. Ни капли косметики. И самое главное, такой безумный взгляд. В жизни не видел такого. Понятное дело, что это выглядит жутко. И этот подарок… Надо скорее идти домой. Но не может избавится от странного чувства страха, которое словно когтями вгрызаться в спину. И веет жутким холодом от коробочки. Каннонзака буквально забегает в дом, полный дум, просит маму подождать. Та молчаливо проводит бегущего наверх сына.       Добравшись до комнаты, хлопает дверью при входе, бросает свою сумку на кровать и достает коробку из кармана. Всё в ней было неправильно. Парень медленно открыл, думая, взорвётся или нет. Но ничего такого. Внутри были кусочки ткани. Доппо с ужасом сглотнул, увидев, как с каждым кусочком одежды Хифуми, а это точно была она! Даже кусок от пижамных штанов! – проявлялись пятна крови. Сначала маленькое пятно, а потом всё больше и больше. И понимание, что под этими кусками лежит что-то. Юноша вытряхивает всё из коробки на стол и наверх полностью окровавленного кусочка боксеров Хифуми лежит окровавленная роза.       «Хонобоно любит красные розы»       «Она сама сказала?»       «Эхехе, секрет!»       Этот разговор в начале августа внезапно вспыхнул в сознании Доппо. А потом между кусками ткани он заметил ещё что-то. С большим ужасом он поднимает часть и видит кусок блондинистых волос с зелёным отливом.       Это же… волосы Хифуми. В панике Доппо набирает сестре парня.       Гулкие звонки оттикивали в голове парня. Чтобы хоть немного успокоиться, пришлось ходить из стороны в сторону по комнате. С четвертым гудком Доппо почувствовал, как к горлу поднялся тугой ком. Комната не темнела, но ужас просто прокатывался по телу юноши. Руки в треморе уже держали телефон, пока в итоге по ту сторону не сообщили о автоответчике. Доппо скидывает вызов и быстро набирает заново и спускается вниз и обувается. Мама смотрела на это с неким непониманием.       – Ты куда, – мягко спрашивает. Она видит странное состояние сына, ну конечно.       – Потом, – и выбегает из дома в сторону дома Изанами.       Доппо спешил, не чувствуя дождя, который стучит по голове, промокает. Но, даже если сыро, юноше всё равно. Звуки такие гулки вокруг него. Не слышит ничего.       Вся ситуация выбивала из колеи. Мыслей не было, но при этом всё мысли переплелись в одну кричащую. Доппо страшно, до тремора в руках, до ослабевающих дрожащих коленей, до ужасного кома и всепоглощающего чувства в груди. Каждый шаг отдавался гулким звуком в голове.       Дом Изанами необычайно тихий. Обычно слышно, какой громкий Хифуми, шумные разговоры членов семьи. Сейчас же было тихо. До подозрительного тихо. Доппо стучит в дверь, но никто не отвечает. Доппо стучит ещё раз, понимает, что в панике дубасит по несчастному проходу. Пытаясь успокоиться, пытается дрожащими руками дотянуться до ручки. Дергает, опускает. Бедная дверь скрепит, открываясь. Тихий дом, никого нет. Подросток снимает обувь и шлёпает ногами в мокрых носках к комнате Хифуми.       Комната Хифуми всё такая же, как и несколько месяцев назад, с одним но. Все плакаты сорваны, одежда выволочена из шкафа (с теми вырезками, которые он получил сегодня от Хонобоно), но ни капли крови. И самый выбивающийся предмет, это красные окровавленные лепестки, которые усыпали пол и сидящего (полулежащего) на полу друга, у которого такой безжизненный взгляд. И кровь. Хифуми будто ничего не видел, не слышал. Одежда помятая, бледная кожа и мешки под глазами. На кофте следы крови и красные лепестки. А дальше гематомы. И что-то Доппо казалось, что это нихрена не синяки, а натуральные засосы. Доппо присел на край кровати и пытался коснуться руки друга, как тот опрянул, как от кипятка и посмотрел на него наконец-таки.       – Д-доппо… – взгляд у юноши бешенный, испуганный. И такой поломанный. У Доппо весь страх перетёк в боль и смотреть на друга не было противно, сколько ужасно щиплюще. – Н-не тр-рогай…       И Доппо не трогает. Он ждёт, пока Хифуми пытается прийти в себя, долго. Успевает выйти на кухню Изанами, сделать чай и вернуться. Хифуми всё ещё сидел в той же позе, но теперь смотрел не в себя, а на приближающегося с кружкой друга. Слабыми руками он взял чай из рук аловолосого, Доппо очень старался не коснуться блондина. Что-то подсказывало, что Хонобоно перешла все границы. Хифуми казался таким слабым и сломленным. Наверное, так и было. Друг начал кашлять и розы упали на свободную от кружки руку. Слезы скопились у уголков.       Доппо протянул другу платок. Блондин вздрагивает, когда рука с тканью появилась в поле его зрения. Друг с осторожностью берет и продолжает кашлять уже в платок. Кровь стекает по рукам, падая на штаны, пока цветы остаются в ткани.       Хифуми походил на сломанную игрушку в этом виде. По правде говоря, Доппо боялся даже дышать на него, настолько он казался хрупким, будто готов прямо сейчас сломаться. И эти цветы словно издевательство над ярким светилом его жизни, которое внезапно погасло. Больно смотреть на то, что сделали с другом. И ещё больнее понимать, какая же Хонобоно сука.       В тот вечер они так и не поговорили и не прикоснулись друг к другу.

***

      Хифуми искренне не понимает, как это смогло произойти. Наверное, из-за того, что он всегда думал, что Доппо достаточно умный, чтобы предотвратить трагедию, но всё же блондин забыл, что аловолосый сам и есть трагедия. Стал таким в связи с испытаниями, которыми жизнь осыпала друга, тот начал затухать. Ранее тихий Доппо стал ещё более тёмной и уставшей версией себя, будто видел жизнь со всех сторон к своим тридцати. Уже тридцати.       Видеть, как Доппо отхаркивает желтые розы… наверное, это кара за прошлое Хифуми, когда друг нашёл его разбитого в своей комнате, в лепестках красных роз. Хонобоно нельзя было любить, ошибка минувших дней до сих пор тяжелыми последствиями лежала на плечах блондина. Ему понадобилось 4 года, чтобы унять боязнь обычных прикосновений, но почему-то до сих пор без пиджака видит в каждой первой девушке Хонобоно.       У него паника при взгляде на кровь, которая струйкой спускается из уголка Доппо. Джакурай-сэнсей сказал по телефону некоторое время назад, что едет и Хифуми начал успокаивать Доппо, но в глубине души понимает, что успокаивает себя. Друг на его руках неспокойно спит, подкашливая, хрипя и не имея возможности нормально дышать. И блондин дрожащими руками, все в крови, гладит по волосам друга, периодически доставая цветки изо рта. Красивые жёлтые розы, которые любимые у Хифуми. Но сейчас они вызывали такую боль в груди.       – Какой же ты дурак, – выдыхает хост, касаясь кровавым лепестком губ.       Розы самые больные цветы, но есть и отравляющие. Хифуми понимал, что тем, кто влюбится в него, будет больно, но кто мог представить, что у его друга, дорогого Доппо, будут к нему чувства. И это перетекало в ещё больший страх. У Хифуми есть только один друг, но, в связи с последними обстоятельствами, два. Но с детства задержался только один, а лишится его, как потерять часть себя. Лучшую часть себя. А если удалять цветы, то Доппо может и вовсе забыть Хифуми, а это ещё хуже. Забыть Хифуми значит забыть себя.       Лучше бы Доппо никогда не заболевал ханахаки.       Хифуми от этого лишь больнее. Мысли сбиваются в кучу. Смотреть на задыхающегося очень сложно. Доппо страдает, как страдал он долгое время назад. Хифуми не нужна причина, почему он. Однажды пережив эту ситуацию, понимаешь, что причины тут нет. Это просто случается, ничего поделать нельзя. Просто… больно. Сердце сжимается от каждого хрипа. Скажи друг о болезни раньше, он бы придумал чего, возможно, согласился на предложение встречаться. Но что сейчас сожалеть, Доппо всегда выбирал путь самопожертвования после того, как вышел на свою первую работу. Страдать в одиночку, неужели это не эгоистично? Хифуми мягко улыбается на эту мысль. Вспоминает все моменты с другом и понимает, что иметь такого человека, как Каннонзака, это не проклятье, как мог подумать уже тысячи раз аловолосый, а настоящее благословение.       Джакурай-сэнсей прибывает так скоро, насколько может. Хифуми мечется, спрашивает, нужна ли помощь. Мягкая улыбка доктора и Хифуми садится на стол, смотрит, как сэнсей убирает свои длинные волосы в хвост (так необычно, пусть и во времена TDD он обычно ходил с такой причёской), гладит по голове Доппо и качает головой из стороны в сторону, слушая лёгкие и проверяя пульс.       – Его надо госпитализировать, – первое, что говорит Джакурай, убирая приборы обратно в чемодан. – Но довести в моей машине сможем. Скорую будем ждать дольше. Поможешь, Хифуми-кун?       – Да, я возьму его на руки, – кивает хост, сглотывая тугой ком внутри. – Сэнсеи, вы сами будете следить за здоровьем Доппо?       – Нет, – отрицательно мотает головой доктор. – Я не имею права, так как считаюсь близким другом Доппо-куна.       – Поясните? – Хифуми расположил правую руку под шею болеющего друга, а левую под колени и поднимает офисного работника. Да, он и правда тяжёлый, как и думал блондин. Даже со всем сброшенным весом, всё ещё тяжёлый, но ради Доппо… ради Доппо.       Они выходят из апартаментов, доктор берет пиджак Хифуми и закрывает квартиру его ключами.       – Есть наибольшая вероятность совершить ошибку, когда оперируешь или обследуешь знакомого. Пациент перестаёт быть пациентом, а становится другом в своих руках. У меня… есть друг, который находится в коме. И за ним тоже наблюдают другие врачи, чтобы я не тешил себя ложными надеждами.       – Вот почему, – протягивает Хифуми.       Они доходят до машины в тишине. Звук разблокированного авто возвращает хоста в реальность. Доктор открывает заднюю дверь, и блондин аккуратно кладёт Доппо на заднее сидение, а потом садится рядом, кладёт голову на свои колени и пристёгивает его и себя, пока Джакурай запускает машину. Хифуми всё так же мягко гладит по голове друга. Слов не нужно, сэнсей понял и без слов, кто стал виной болезни Доппо. Машина тихо шумит и они выезжают из двора.       Огни Шинджуку такие яркие, как и обычно, им всё равно на людей, они сияют не смотря на погоду или болеющих, наполняют улицы светом, манят. И отвлекают от хрипов друга, пусть и тревога всё ещё с Хифуми, ведёт его под руку. Молчание – золото, хост благодарен, что Джакурай молчит. А блондину надо ещё позвонить на работу и сообщить о вынужденных выходных. Босс с пониманием относиться к нему и даёт отгул на неделю, поясняя, что всё равно сейчас не так много народу и говорит, чтобы Хифуми считал это подарком на день рождения. Хост смеется, ломанно, но благодарит босса и сбрасывает трубку.       У самой больницы он надевает пиджак и, смешно, на Хифуми домашняя одежда, а поверх такой официальный предмет одежды, выглядит очень странно мягко говоря. В руках тело друга. Он всё ещё хрипит, но теперь более тихо. Хифуми очень беспокоится, как бы это не значило чего плохого.       О боже, дайте ему ещё времени. Ибо обоим.       Доппо сразу же забирают врачи и Хифуми направляется к кофейному автомату под взгляды девушек, которые, несомненно узнали в нём хоста номер один. Джакурай стоит в регистратуре и падает показания. Девушка так же спрашивает пару вопросов у Хифуми, который тихо поясняет, что просто нашёл друга в таком состоянии и ничего не знает. Та понимающе кивает и предлагает присесть. Мужчины отходят. Хифуми выпивает чуть ли не залпом свой напиток.       – Хифуми-кун, – отвлекает от мыслей Джакурай. Тот хлопает сонными глазами, пытаясь понять, к нему же обращаются? – Я знаю, что сейчас не время, но вот, – и вручает пакет. – С Днём Рождения.       – Спасибо, сэнсей, всё в порядке, – и достаёт кулинарную книгу, а после распаковывает фартук. У него самого протёрся домашний и Хифуми как-то раз проговорился доктору об этом на рыбалке. – Очень мило с вашей стороны, мне нравится подарок.       Джакурай кивает.       – Я могу остаться с Доппо-куном?       – Конечно, как закончат процедуры, тебе скажут, Хифуми-кун, и ты сможешь посидеть с ним, сколько сможешь.       – Спасибо, огромное, – улыбается хост, не веря, что скоро сможет глянуть в глаза друга и спросить всё вопросы, которые вертелись у него на языке.       Джакурай уходит, оставляя Хифуми в тишине. Скорей бы всё кончилось.

***

      Как оказалось, Хонобоно не просто изнасиловала Хифуми – страшная правда словно грозная туча висела над ними. Многочисленные синяки, порезы, боязнь друга прикасаться к кому-либо, часовые или двухчасовые приёмы душа. А ещё младший Изанами всё так же находился в шоке, потому не говорил ничего, ничего не просил. Добило блондина то, что Хонобоно не ограничилась им. Мама оказалась в психбольнице. Никто не знает, что произошло, но ранее веселая женщина стала видеть в каждом прохожем монстра и слышать шепоты они* и ёкаев*, говорила, что придут и за ней. Сестра Хифуми, добрая Казуко-чан, сейчас лежала в коме. Ранее веселый дом Изанами раскололся. Операция на лёгкие ещё больше подкосила парня. Последние цветки забрали с собой чувства, а потому события в голове Хифуми стали выглядеть более дико. Друг начал видеть в каждой первой девушке эту тварь (иначе Доппо не мог её назвать).       Эта трагедия сильно подкосила отца семейства. Старший Изанами возвращался домой с литрами пива и ложился спать уже на пьяную голову.       Однажды он поднял руку на Хифуми, когда того на выходные пускали в холодный дом. Доппо догадался скорее, ведь блондин всё так же молчал. На только заживших руках появились новые гематомы, а щека рассечена. В тот день аловолосый почувствовал ещё большую боль. Ведь тогда Хифуми наконец-то заговорил с ним:       – Д-доппо, почему… ты возишься со мной, – голос такой слабый. – Ведь ты меня.. предупреждал, аха? – смешок звучал очень очень больным. Сердце перестало биться. – Мы…       – Хифуми, – Доппо пытался говорить жестко, но в итоге голос звучал слишком устало. – Я всегда считал тебя другом. Что бы не случилось, я приду. Как ты сказал несколько лет назад, другие твои знакомые не смогут помочь, как я. Ссоры – неотъемная часть дружбы. Это отдельный способ попытки доказать свою точку зрения. А также показатель разницы мировоззрений. И, – Доппо встал со стула и пересел на кровать. – я ничего не говорил про неё, если помнишь, – аловолосый не хотел вызвать триггер, потому осторожно подбирал слова.       Они молчат. Хифуми выглядит жалко, Доппо не стал врать себе. Две недели недостаточно, чтобы пережить такой опыт без последствий.       В понедельник Доппо отводит Хифуми обратно в больницу, прося медсестёр держаться подальше и врача принять обратно пациента. Блондин с такой болью смотрит на него и аловолосый не хочет отпускать друга. Но Доппо тоже надо на учёбу.       В школе все знали, что Изанами-кун лежит в больнице и проходит реабилитацию и всегда спрашивали у Хонобоно, как его дела, ибо Доппо по официальной версии всё ещё в ссоре с Хифуми. Девушка нагло врала в глаза одноклассникам, изредка улыбалась, смотря на Каннонзаку, но в основном показывала такое печальное выражение лица, что тошно. Говорила всем, что после пар ходит к парню, они проходят программу, а не берёт от трубку потому что сломался телефон.       Какая мразь, Доппо еле сдерживался.       Всё это вылилось в то, что на уроке Хонобоно спрашивала у учителя биологии что-то по работам, чтобы передать Хифуми, а Доппо сломал из-за напряжения ручку, с силой стукнул по столу, подошёл к Кейтоин и прокричал прям ей в лицо:       – Лицемерная тварь! – и убежал под разговоры одноклассников и требования вернуться учителя. Хватит с него этого двуличности. Хонобоно должна страдать так же, как его друг.       Мама не стала оправдывать поведение Доппо, но и винить дома не начала. Услышав две версии, она просто говорит учительнице по телефону, что поговорит сейчас с ним, но в итоге лишь грустно следит за злыми движениями Доппо. Юноша в этот момент звонил Хифуми, пытаясь выведать, что друг хочет, чтобы он принёс.       В тот день Доппо принёс Хифуми фрукты и впервые смог взять друга за руку. Некогда тактильный друг стал комком нервов. Но всё же видеть улыбку на лице блондина словно… стоп, он улыбался? Сердце Доппо затрепетало. Хифуми стало лучше, но ничто не вернёт их в ту пору, когда они были детьми. Детство кончилось.       Доппо стоял на остановке, когда мимо него прошла классная руководитель.       – О, Каннонзака-кун, добрый вечер, – молвила она.       – А, да, добрый вечер, сэнсей, – задумчиво ответил парень.       – Ты сегодня поздно едешь домой. Был где-то?       Доппо не следовало говорить, но аловолосый доверял ей. Из многих других учителей, она была самой понимающей. Говорить с такой женщиной приятно.       – Ездил к Хифуми, – мягко ответил. – Он просил привезти немного моти и фруктов.       – А разве вы не в ссоре? И Кейтоин-чан должна была всё равно сегодня ему передать задания?       Доппо поджал от ярости губы.       – Какой бы не была ссора, мы остаёмся друзьями, когда приходит беда. На то мы и друзья. Вы же приходите к другу, когда у него что-то происходит и ему нужна поддержка, верно?       – К-конечно, – согласилась. – Хорошо, что у Изанами-куна такая поддержка.       – Наверное, – улыбнулся измученно Доппо.       Дни сменялись днями, а Хифуми не становилось лучше, но прогресс был виден, по крайней мере для аловолосого. Каждое маленькое изменение в лучшую сторону очень радовало Доппо. Спустя месяц Хифуми смог подпустить друга настолько близко, что те обнялись. В последнюю секунду, правда, блондин запаниковал, поэтому Каннонзака предложил обниматься с открытыми глазами и под его голос, что только хорошо повлияло на самочувствие Изанами.       Так случилось, что прошлые обиды забылись. Доппо старался изо всех сил не чтобы загладить вину, а потому что в дружбе работают оба фронта. Она строится на взаимопомощи. Хифуми выглядел так, будто стоит на распутье путей, а сами пути давно завалены и всё, что остаётся, это плакать на осколках разбитого будущего. Аловолосый с сочувствием смотрел на него, слабого, растоптанного. Но разве прекрасна дружба, когда лишь один помогает, а второй пользуется? Разве это вообще считается дружбой? Потому Доппо работал вместе с Хифуми над самочувствием блондина. Одна ссора из-за разногласий не может разбить крепкие узы, построенные временем. Каннонзака стоял рядом, готовый помочь. Однажды, когда друг встанет с колен, они смогут заново заставить сиять мир от улыбки Хифуми. Слишком эгоистично держать для себя такое. Хифуми обязательно выберется.       После очередной порции синяков на теле друга, Доппо пригласил на выходные к себе и блондин согласился. Всё ещё грустный, он позвонил отцу. Доппо с ужасом слушал, как старший Изанами чуть ли не плевался, говоря «катись куда хочешь». Аловолосый без понятия, что сделала Хонобоно, он лишь грустно следить за последствиями её решений. Ещё одна вещь, которую приходилось наблюдать каждый день, отчего хотелось задушить эту гадину. Но триггерить лишний раз друга – откатить усилия назад, потому аккуратные вопросы всё, что мог позволить себе Доппо и быть молчаливым наблюдателем. Хифуми расскажет, когда поймёт, что может говорить. Аловолосый не торопил, ведь интересоваться об этом подобно раскрывать незажившие раны или сыпать в них соль.       Мама старалась не показываться на глаза Хифуми или держалась как можно дальше. Но друг, походу, всё равно дрожал, но приметил старания, потому на ужине обратился к ней, не смотря:       – Спасибо, Каннонзака-сан, за понимание, – голос всё такой же тихий и дрожащий.       Мама всего лишь улыбалась.       – Я не пойму, что случилось, но смогу хотя бы помочь так.       Это были последние мирные выходные после завалившей их бури. Доппо смог наконец-таки улыбнуться оттого, как Хифуми играл с его отото. Ко-чан играл в мяч с блондином и это первый день, когда друг наконец-таки захохотал, как три месяца назад. На улице холодный декабрь, почти конец, а для аловолосого будто наступила весна. Радость видеть таким веселым друга пересилило жажду отомстить Хонобоно, и он захихикал, а после захохотал, следя, как Хифуми догонял брата. Оба остановились, смотря на Доппо, а тот подскочил с крыльца и подбежал к обоим, чуть ли не снося, обнял.       Он давно так не был счастлив. С конца августа или, точнее, с апреля. Этот момент такой мирный, он хотел запечатлеть его в своей жизни. Это лишь шаг, но Кобо и, самое главное, Хифуми, начали смеяться с Доппо. Аловолосый будет на стороне Хифуми и поднимет его.       Ведь какой он друг, если только веселится с блондином? Дружба познаётся не только в веселье. И эти испытания не только для Хифуми, но и для него. И Доппо был рад разделить эту участь с другом.

***

      Доппо слышит, как что-то пищит. Всё тело не ощущалось, пока он лежит с закрытыми глазами. Он дышит, а значит, живёт. Чувствует, как к руке прикрепили катетер, а само лицо в маске. Так значит, его спасли? Тяжесть в груди говорит, что цветы не вырезали, а значит, его самочувствие всё ещё под вопросом, а потому, если его отключат от всего этого, он вновь будет чувствовать боль. Конечно, он заслуживает эту боль. А пока у него есть время отдохнуть перед наверняка скорым вечным сном.       Мужчина делает глубокий вдох и тут же подскакивает, заходится в кашле и левой рукой, свободной от катетера, стягивает ткань на ткани на груди и пытается отдышаться, но сложно, будто за время отключки цветы разрослись и забирали весь кислород, а не часть, не давали жить.       – Доппо? Доппо! – слышит он голос и прикосновение к правой руке. Хифуми, конечно Хифуми, обнимает его за торс они оба падают обратно на койку.       Аловолосый шипит от такой неожиданности. Катетер в руке неприятно дёргается и офисный работник легонько бьёт друга по спине левой рукой. Тот не двигается, а только сильнее сжимает его в объятиях, отчего мужчина чуть ли не начинает опять кашлять.       – Тяжело, Хифуми, – хрипит Доппо, голос такой слабый, что он не понимает, сказал ли что-то.       Но друг не двигается.       – Хифуми?       Хост поднимает голову от его груди и смотрит в глаза Доппо.       – Доппо-чин, мог бы сказать, – первое осознанное, что говорит друг.       И встает с пациента, садится на стул и задумчиво устремляет взгляд на окно, за которым всё пестрит яркими цветами. Уже закат, звуки докторов слышны, но не так, как машин за окном. Вероятно, многие стремятся сейчас домой. В такой тёплый вечер приятно прогуляться, сырой воздух приятно пах озоном. Наверное, прошла недавно гроза, а Доппо проспал бурю в этой больнице. О чём они говорили с Хифуми? Этот цвет на улице очень приятный и так красиво ложится на светлые локоны, как тогда, утром. Но сейчас более ярко, более живо.       – Мог, – отвечает Доппо, усаживаясь на кровати и снимая кислородную маску. – Но и ты не сообщил о своей болезни.       – Ауч, один-один, Доппо-чин, – грустно улыбается Хифуми. – И всё же, тогда мы были в ссоре, потому я бы и не смог сказать.       – Разве ты заболел после того, как мы рассорились? – удивлённо смотрит на друга.       Слабая улыбка и есть весь ответ хоста. Ложный ответ. Доппо выдыхает. Спорить сил нет.       Между ними никогда не было неуютной тишины, даже сейчас молчание являлось для обоих нужным. У обоих столько мыслей, нужно время, чтобы оформить, ведь о чём-то спросить легко, а что-то застревает беззвучным шепотом на губах. И Доппо готов ответить на любую просьбу. Дать столько времени, сколько нужно, пока он живой и сидит по левую сторону от друга, который загадочно смотрит на окно и созерцает. Блеск в глазах делает его живым. Друг помнит то время, когда Хонобоно смогла затушить его.       – О чём ты думал, когда впервые выхаркал первый лепесток? – спрашивает спонтанно и это тот вопрос, к которому он не готов.       Но отвечает. Хифуми заслуживает правды, а не его извинений и чувства вины. Сейчас самое время говорить, а не молча отдавать себя на растерзания своим чувствам.       – Не помню, – честно отвечает Доппо. – Я знал, что закончится это в любом случае плохо, не было момента подходящего.       – Врёшь, – не поведя бровью отвечает Хифуми. – Доппо-чин, я давал тебе эти моменты, просто… я правда испугался, когда увидел тебя в лепестках роз.       Доппо сглатывает и хочет уже извинится, как в последнюю секунду останавливается из-за печального взгляда друга. В жизни он не видел такого взгляда разочарованного в свою сторону. И сердце хочет разорваться на куски.       – Мне…       – Не жаль, не надо, Доппо-чин, – Хифуми резко прерывает его речь. Конечно, лучше хоста никто не знает его. – Ты решил за себя, когда проблема касалась нас обоих. Не думаешь, что это слишком эгоистично?       Доппо смотрит виновато на своего друга и чувствует, что снова подвёл. Такой, как он лишь и может, что приносить проблемы, потому лучше бы Хифуми нашёл его слишком поздно. Другу лучше без него, Джакурая достаточно, его же жизнь ненужная.       – Я знаю это выражение лица, не смей себя жалеть, Доппо-чин. Не сейчас. Я жду не извинений, а действий. Я никогда не жалел, что ты мой друг, но ты в последний месяц заставил меня сильно переволноваться.       – Что я могу сделать, чтобы вернуть твоё доверие? – устало спрашивает Доппо, сражаясь с демонами в своей голове.       – Вот этого вопроса я и ждал, – улыбается уже ярко Хифуми. – Сводишь меня в ресторан за то, что так обошёлся со мной на день рождения.       Ауч, это и правда. Это был ужасный сюрприз, потому надо загладить это хорошим вечером с хорошими закусками.       – С сэнсеем? – уточняет Доппо.       – Нет, – ответ удивляет. – Сначала мы посидим у нас дома, а потом сходим выпить в ресторан.       – Ты и так на работе каждый вечер пьёшь, – прижучивает Доппо друга. – И в выходные. В чём подвох?       Хифуми пристально смотрит на мужчину, отчего самому мужчине становится очень неуютно. Ночь подкралась слишком быстро и теперь лицо друга едва различимо в наступивших сумерках. Ночь милостиво укутывает их обоих, но отчего-то Доппо чувствует себя беспокойно, смотря на то, как горят в темноте глаза Хифуми. Моргает и ухмыляется. Эта реакция… Хифуми ни разу так не реагировал. Это что-то новое.       Что он не так сказал?       Друг встаёт со стула и пересаживается на кровать, которая противно скрипит и Доппо неосознанно кривится от этого ужасного звука. Мягкое прикосновение руки Хифуми, буквально нажимает ладонью на живот и всё волнение вываливается изо рта тихим ахом и аловолосому кажется слишком личным. Но мужчина продолжает с волнением следить за действиями друга. Лицо Хифуми опасно близко и Доппо уже не может сдержать эмоций, а язык будто онемевший. Мысли в кучку собираются и взрываются, когда кончик носа чувствует прикосновение, а на губах останавливается тёплое дыхание, сводящее с ума, а после хост поднимает взгляд и смотрит прямо в глаза, отчего сердце делает твист и буквально замирает.       Он никогда не целовался, потому когда Хифуми прикасается губами его искусанных, его вселенная буквально взрывается яркими оттенками золотых цветов и он закрывает глаза. Друг накрывает его губы и в тишине слышны лишь их причмокивания. Кажется, что даже дышать стало легче. А потом Хифуми кусает его нижнюю губу и Доппо потерян в мыслях, хватается рукой за талию хоста, пытаясь понять, реально ли всё, но упругая кожа под домашней одеждой ощущается так же реально, как и проникающий в его рот язык, который буквально заставляет открыть рот, зубы до этого плотно сцепились. Доппо чувствует языком язык Хифуми и глаза сами открываются. Друг прекрасен, длинные ресницы на закрытых очах, теперь это выжжено на его веках.       И вдруг Хифуми отталкивает его и Доппо кажется, это предательство, давать такую надежду, чтобы он смог просто дышать, а потом всё вернётся к тому, отчего началось.       А потом друг хихикает.       – Ты ужасно целуешься, – смеется. – Считай это свиданием, на которое ты сам меня позвал.       – А… – в пустой голове ни одного звука.       – Тебе ещё надо оправится от последствий пребывания цветов в твоем организме, Доппо-чин.       И правда, сейчас Доппо будто дышит свободней.       – Это мой ответ. Примешь ли ты его или отринешь – выбор за тобой. Но, – и своими ладонями накрывает покоившуюся на бедре Хифуми руку (разве не на талии? Когда он успел ее вниз сдвинуть?), берёт и сжимает. – Давай договоримся, Доппо. С этого момента если негативные мысли одолевают, ты говоришь. Если что-то происходит, что тебя тревожит, ты не закрываешься. И даже если ты не хочешь меня беспокоить. Если знаешь, что я не помогу. Не игнорируй меня.       – Хифуми, я обещаю, – вырываются с губ слова.       Друг кивает, после чего отрывает одну руку от его ладони и достаёт из кармана что-то, что в темноте не видно, после чего кладёт нечто в его пальцы и складывает их в кулак, но так, чтобы не помять то, что внутри.       – Я верю тебе. И это – наше обещание. А я схожу за врачом, надо сообщить, что ты проснулся.       Друг поднимается с кровати, тихо шлёпает по линолеуму в сторону к двери. Доппо наблюдает за ним с таким тёплым взглядом. Он снова решил их проблемы, как двенадцать лет назад Доппо решал. И решает их проблемы с момента, как стал хостом. Двадцать два года лучшая пора, ведь тогда Хифуми наконец-таки перестал идти на поводу у своих страхов, а взглянул в глаза, отчего даже аловолосый испугался. Полный энтузиазма в то время Доппо и подавленный Хифуми вновь поменялись местами. Гормоны тогда били ключом, казалось, что можно свернуть горы. И всё же, друг не обещал свернуть горы, сколько столкнуться с ними. Они не могут сделать ничего невозможного. Хотя бы есть друг у друга против этого мира.       Как только Хифуми выходит, включая свет, Доппо открывает ладонь и неописуемым чувством смотрит на предмет в руке. Спустя секунду ухмыляется и прижимает к груди окровавленные лепестки рыжей тигридии.