И не бывало

      Ценим только когда теряем       Идиотизм.       Я тебя всегда ценил, знаешь, Паш?       Ценил, хранил в памяти все совместные моменты. Первое свидание, наполненное неловкостями и забавными шутками. Первый поцелуй за стеллажами одежд для шокеров. Первый секс в богом забытом отеле, где нас никто не знал. Первую ссору из-за сломанной кофемашины. Первую драку из-за тех же самых шуток.       Ты проверял меня на прочность каждый божий день. Я проверял тебя на фальшь каждую секунду, потому что ты казался недосягаемым. Нереальным. Всё, что было между нами, казалось мне ненастоящим, несбыточным, глупым ванильным сном, разбивающимся об острые скалы реальности.       Я целовал тебя, не закрывая глаз, а ты вечно смущался и ворчал, что я похож на маньяка. Я улыбался. Я смеялся. Я был счастлив. Я был так счастлив, что даже разрыв с семьей я пережил. Тяжело, но пережил, до боли стискивая твою тонкую ладонь и до скрипа сжав зубы.       Я это пережил, хотя тосковал каждый день. Но ты был рядом, говорил со мной по телефону, даже когда съёмками был забит весь твой рабочий день, и много шутил, радуясь каждой моей слабой улыбке.       Мы ходили в кино, натянув маски почти до лба, гуляли по парку, пряча переплетенные пальцы меж складок темных пальто, и любили, маскируя признания в прикосновениях и ответных стонах.       А потом... Я так и не понял, в какой момент пошла трещина. И понимать, если честно, не хотел. Не хотел в этом копаться, не хотел думать и искать ошибку, недоразумение, шанс на восстановление и прежнюю любовь.       Ты остыл. Ты так и сказал, по телефону, как последняя мразь. Потом долго молчал в трубку, слыша мое размеренное дыхание, и наконец сказал, что тебе жаль. Я рассмеялся и отключил телефон. Смех рвался наружу даже после отключения звонка и был сдавлен стоящими в глазах слезами и мешающим дышать комом в горле.       На следующих съемках всё было как раньше, будто ничего не разорвалось, не надломилось, не исчезло, оставив после себя крупицы пыли и пороха. Но для меня всё было по-другому. Не было взглядов, которые не могла зафиксировать никакая камера, не было пустых серых каморок, которые становились когда-то ярким и выстреливающим красками миром. И тебя не было.       Павел Воля был. Шутил, подстёгивал, больше всех общался с залом и улыбался, улыбался, улыбался. Арсений Попов тоже был. Шутил, кусал губы до металлического привкуса во рту, танцевал в перерывах, смеялся до слез и наигранно вытирал глаза руками.       А нас не было.       Как будто мы и не существовали.       А были ли эти «мы», Паш?