Трудно быть с богом

«Постепенно я начну забывать твоё лицо, и когда-нибудь ветра времени унесут и скроют от меня знакомый облик подобно тому, как тело твоё было скрыто под многотонной грудой обрушенных скал. Первое, что я забуду – это нестерпимую постоянную боль, которую ты мне причинял. Исступленно, неотвратимо, ежедневно – из года в год, из века в век. Эту боль следует вырвать из моей души с корнем, уничтожить, как уничтожена твоя душа. Иначе мне не выжить. Потому, что ты и есть моя самая сильная боль. Забыть твои глаза – бесстрастные и древние, как сам наш мир. Забыть твои руки, причиняющие то мучение, то острейшее из наслаждений. Забыть твои губы, которыми ты говоришь, что пытка и наслаждение – это одно и то же. Я уже забыл своё настоящее имя. Я уже забыл, ненавижу или люблю тебя. Единственное, что я никогда не забуду, это то, как ты научил меня летать, и крылатое имя Алатус, которое дал мне». Он на самом деле не помнит, как его звали до того, как Темный Архонт сделал его своим пленником. Пусть будет Ли. Действительно, мало ли Ли в Ли Юэ? Ахахаха – может, он лоЛи, или Лилу, ЛоЛита ли. Безумие. Зачем обычный деревенский парень понадобился древнему всесильному божеству? Он собственными глазами видел, как ежегодно самую красивую девушку общины приковывали цепями к столбу. Она исчезала – и никогда не возвращалась. Зато ровно на год прекращались внезапные ночные смерти, и кошмары прекращали мучать жителей во сне и наяву. Только не в тот год. Тогда после первой жертвы погибли все собаки, после второй – все новорожденные младенцы были обнаружены утром мертвыми в своих колыбельках, и деревню наполнил истошный нечеловеческий вой. Старейшины не стали рисковать в третий раз и на совете единогласно пришли к выводу о причинах гнева Архонта - ему приподнесли второй сорт – явно не самое красивое существо из возможных. Так в следующую ночь у столба оказался хрупкий и бледнокожий сын старосты с большими глазами цвета древнего янтаря. Для верности его обрядили в самые красочные бусы, которые только нашлись. Длинные темные волосы распустили и украсили цветами. Браслеты на запястья и щиколотки. Из одежды – кусок красной ткани, обмотанной вокруг бедер. И даже девственник. Должен принять. Не может не принять. Вставшее солнце осветило пустой жертвенный столб. В деревне царила тишина и благость, а старейшинам снились сладкие сны про их бурную юность. Тем временем глубоко под землей, не пафоса ради (а уединения для), древний дух из мира вечных снов разглядывал своё новое приобретение. Ненужные побрякушки и тряпки убраны, пленник в оковах готов пожертвовать собой на благо общины и безропотно ожидает свою судьбу. Темный дух в задумчивости складывает руки на груди, не торопясь приступить к ритуалу. Овладеть телом жертвы и поглотить её душу – это, конечно, замечательно. А потом? Начать страдать по этим острым лопаткам, по которым сейчас, змеясь, рассыпались волосы? Пугать местных жителей вздохами в полночной тиши, скучая по звонкому смеху и нежному голосу? Он уже несколько лет мечтает сжать эти тонкие запястья, пробраться в самое нутро его такой невинной пока души, украсить багровыми узорами белейшую кожу, услышать как он стонет, как кричит. Проблема в том, что он хочет слышать это целую вечность. Пленник вдруг поднимает на него глаза и тихо спрашивает: - Ты же Архонт? Можно спросить, как твоё имя? Звук его голоса выводит духа из размышлений, и решение приходит как-то само собой. - Имя? Зачем тебе эти условности? Чтобы позвать? Обычно, когда меня зовут, я отказываюсь приходить. Зато частый гость у тех, кто и не думает обо мне. Понять, кто я? Местные называют меня Архонтом Снов. Однако, я существовал еще до того, так появились эти самые «местные» и их убогие «сны». Обозначить моё присутствие? Не стоит, я сам его обозначу здесь, - он резко проводит острым ногтем по шее юноши. «Хотя бы попросить тебя, чтобы ты перестал», - хочет крикнуть Ли, но горло его уже наполнено кровью, она вытекает изо рта толчками, не дает дышать. - Здесь, - сильные руки древнего существа ложатся ему на поясницу, притягивая ближе к страшному и в то же время странно красивому Архонту. Руки сползают ниже, сжимаются. В то же время Ли чувствует как что-то нематериальное, но от того не менее осязаемое проникает в него, раздирая изнутри. Он чувствует, как по бедрам стекают кровавые дорожки и снова пытается кричать, но только хрипит, булькает, захлебывается в собственной крови и сплевывает её, пачкая лицо и грудь Архонта. В ответ Темный прижимается к нему крепче, всем телом, прикладывая холодные ладони к лопаткам. Глаза в глаза, губы к губам, кровь к крови. - Здесь. - Ли ощущает толчок, яркую вспышку боли в области сердца и теряет сознание. Но на границе яви и сна, жизни и смерти, в белом безмолвии, всё также четко слышен голос его мучителя. - Если ты так сильно привязан к тому, чтобы повесить ярлык на все, что видишь, называй меня Сновидцем. Хотя, это слишком долго и грубо, при смерти и не выговоришь. Зови меня Мортис. - Я умер? –здесь ему не нужно говорить, мысли звучат так же громко, так и слова. - Скорее, пробудился. К жизни вечной. Имя твоё – Алатус*. Вечно юный крылатый демон. Мой демон. Ты не сможешь от меня уйти и всегда будешь служить мне. Если бы умел шутить, то сказал бы: «Пока я не разлучу нас». Новоиспеченный крылатый демон Алатус с сомнением оглядывает свои запястья, украшенные крепкими металлическими браслетами. - Гарантия твоего послушания, - поясняет Мортис. - Это всего лишь физическая оболочка, которая не успевает за духом. Я подожду, пока ты привыкнешь. А ты привыкнешь, не сомневайся. - Зачем нужно было столько крови? Это… очень больно. И страшно. - Кровь открывает дверь между мирами. Банально, но яйцо не съесть, не разбив скорлупы. Жизнь и смерть, добро и зло, сон и явь, боль и наслаждение – суть одно и то же и одинаково лишены всякого смысла. Ценность в этом мире имеет только сила. Энергия, которую ты накапливаешь. То, что происходит дальше, идет вразрез со словами Мортиса. Никакую силу он не накапливает, а лишь теряет её, как теряет постепенно хрупкие остатки разума. Он не помнит сколько времени остается один, в темноте, без возможности выбраться, мучимый голодом и жаждой. Периодически является Мортис. Он не разговорчив и беззлобен, и от этого не менее страшен. Во мраке плохо видно, как он выглядит. Лишь его глаза выделяются яркими красными огнями, проникая даже сквозь зажмуренные веки. Чувствуется только боль, которая везде, снаружи и внутри тела, слышны только собственные крики. Его уход сопровождается сводящим с ума голодом и одиночеством. Поддаваясь отчаянию, Алатус ловит себя на мысли, что лучше бы сейчас это исчадие было с ним, чем оставаться одному. С ним страшно, но умирать в темном одиночестве кажется еще страшнее. Он уже перестает пытаться понять, что происходит, и в один из дней впивается в тело Мортиса зубами изо всех сил, слепо, куда попадает. Это приносит несказанное облегчение, вкус крови во рту так сладок, все естество пронзает дрожью, тело выгибается в чувственном наслаждении. Темный Архонт не отталкивает его от себя. Он молчит, но его торжество чувствуется даже во мраке молчания, даже в токе темной крови, которая течет из прокушенной кожи. Когда Алатус полностью теряет себя от голода, Мортис выпускает его в мир – пожирать сны людей, собирая их энергию. От самых страшных кошмаров больше всего отдачи. Напуганные дети, старики на смертельном ложе, женщины, потерявшие любимых, мужчины, проигравшие в смертельных схватках – все они отличные доноры. Самые старые и слабые после этого погибают. Унижение, подавление, потери, отчаяние, страх, смерть - они входят в Алатуса жидким ядовитым огнем, его трясет и будто растворяет изнутри. Хорошо, что первый его раз случился зимой. Он стоял на четвереньках и хватал ртом снег жадно, как голодный пес. И огонь чужой боли, сжигающий его изнутри, становилось возможным перетерпеть. В те дни, когда Мортис забирает собранную добычу, Алатуса трясет еще больше. Темный мог бы поступать так же, как он сам отнимает сны у этих людей – просто пить его дыхание. Но нет – он любит делать это всем телом, поглощая энергию из каждой клеточки своего демонического слуги. И даже не сказать, что ужаснее – грубое физическое проникновение в то время, когда его обездвиженное тело прижато лицом вниз к каменному полу или звенящее ощущение вакуума выпотрошенной души. Он чувствует, как каменная поверхность пола становится мокрой от его слез. - Ты еще слишком человек, - с сожалением говорит Мортис. - Когда тебя побеждают страхи, когда ты начинаешь сомневаться – думай о своей смерти - думай обо мне. И Алатус думает, что действительно, важно только то, что он пока он жив, если он умрет и просто исчезнет, значение потеряет абсолютно всё. Проходят года. Или века, время течет очень странно. Пожирать сны всё так же мерзко, как раньше. Но он уже ждет тех ночей, когда Мортис приходит, чтобы забрать, или уже отдать, когда их тела сплетаются в желании стать единым целым. Когда невозможно оторваться от губ друг друга, неважно целовать или кусать, грызть до полного безумия, лишь бы чувствовать их все больше, все ярче. «Я уже утратил связь с этим миром, здесь ничего нет, кроме тебя». Ловить и пить частое дыхание, изнемогая, как от жажды. «Напои меня, Мортис, напои, чем хочешь, чем сможешь». Чертить ногтями на спинах замысловатые кровавые узоры. Делить ложе, воспоминания, души свои плюсовать одна к другой. «С тобой так легко, с тобой можно просто парить над землей, не касаясь её». Засыпать в объятьях удобных черных крыльев. «Пожалуйста, успокой меня, просто скажи, что так будет всегда». Он не понимает, происходит это все на самом деле или в мире снов, или только в его воображении. Собственно, разницы нет, как говорит Мортис. Реально лишь то, что он ощущает. А он чувствует. О, боги, как он это чувствует! Когда Мортис предлагает снять оковы, он отказывается с неожиданной обидой: - Зачем? Разве я больше не нужен тебе? И впервые за все время видит улыбку, ухмылку скорее, оскал: - Ты всё еще слишком человек. Это ничего не меняет. С ними или без них – ты мог бы уйти раньше, если бы действительно захотел. Ты не сможешь захотеть всё оставить сейчас, даже если бы ушел. Как же это произошло? Когда это существо проникло в него, пропитало своим ядовитым смрадом настолько, что ночные полеты стали приносить блаженство, вкус крови стал невыразимо приятен, а лик смерти – таким возбуждающим. Смерть никогда не останавливается, иногда она просто ждет. Но это ничего не меняет. Он понимает со всей ясностью, что всё в этом мире подчинено определенному порядку и Мортис – жнец, собирающий души – часть этого порядка, часть жизненного круговорота. Он необходим миру так же, так необходима зима этой земле, чтобы заснув, отдохнуть и взорваться по весне новым кругом жизни. Он видит, как люди учатся и путешествуют по мирам в своих снах и то, что сны – это тоже маленькие осколки смерти. И то, какая красивая и желанная может быть смерть для некоторых из них, он тоже видит. Ведь именно жизнь приносит боль и страдания, а на лицах мертвых – только вечный покой. Ему вдруг приходит в голову, что он – единственное существо в этом мире, которое Мортис счел достойным держать рядом с собой и одаривать своим мрачным вниманием. Как он не понимал этого раньше? Вместо нескольких серых лет обычного человека он получил влекущую бесконечность. Пусть цвета крови и вкуса боли, но, если приправить холодным снегом, северным ветром, звуком флейты и объятиями Мортиса – жить возможно вполне. А еще - он дьявольски красив - этот Темный Архонт. Все, что есть в этом мире страшно прекрасного - всё в нем. И даже чего нет в этом мире - тоже в нем припрятано. У Алатуса всё замирает внутри, когда Мортис улыбается странной кривобокой улыбкой, обещающей то ли сдирание кожи заживо, то ли вознесение души к вершинам блаженства. Ему, для него улыбается. Мортис настолько страшен в этот момент, что невозможно оторвать глаз от восторга. И, соперничая с ветром, упиваясь восторженной силой, Алатус носится ночами по деревням, поселениям, в столицу заглядывает даже. Найти и сожрать горько-рвотный сон, мимоходом забрать чью-то жизнь, да и черт с ним, просто посидеть на крышах, спугивая влюбленных кошек. В одну из таких ночей его глаза, горящие во тьме двумя янтарями, замечает Гео Архонт, Властелин Камня Моракс. Он бросается к Алатусу, хватает за плечи: - Аждаха! Что ты делаешь здесь? Моракс, конечно, сразу понимает свою ошибку, но не выпускает плечи демона, пристально вглядываясь в его глаза. Потом хмыкает и отворачивается. Аждаху своего ненаглядного он собственными руками заключил навеки в каменную темницу, в пещере под высокой горной грядой. Своё творение, своего единственного близкого друга. Это, если бы, конечно, у Архонтов были друзья, а не слуги. Он сам дал ему тело дракона, этому горному духу, жившему в кусочке яркого камня, точно такого же цвета, как глаза Алатуса. Дал ему зрение, возможность чувствовать и любить. И как же благодарен был ему Аждаха. Как ловил каждое его желание, чтобы исполнить и угодить. Следовал за ним повсюду, сражался, не жалея ни сил своих драконьих, ни жизни. Но время – слишком сильный враг. Все вокруг изменилось, а Аждаха – нет. И Моракс отверг его и вернул обратно под тяжесть скал. Ну не сошлись характерами, с кем не бывает. Такова цена любви Властелина Камня. У Моракса своя правда – идет война между Архонтами. Война больше, чем за территорию. Это война за право определять судьбы мира и людей. И нет в ней места ни чувствам, ни сомнениям, ни инакомыслию. - И как, демон, тебе нравится то, что ты делаешь? - Кажется, да. Не знаю. У меня нет другой жизни, иного выхода. - Выход есть всегда. До встречи. И эта встреча действительно происходит, жаль совсем не так, как могла бы. Властелин Камня не приходит с бутылкой выдержанного вина к ужину, он является внезапно во время одной из их безумных ночей и также без предупреждения обрушивает каменные глыбы. Алатус чувствует внезапный сильный толчок, от которого он летит, кувыркаясь, в сторону от обвала – это Темный Архонт в последнее мгновение оттолкнул его от себя, пытаясь спасти. Но уже поздно – по нему бьют огромные булыжники, придавливая крылья, ломая кости, выбивая последнее дыхание из легких. Он пытается увернуться, закрывая голову руками, чувствуя, как трещит и рвется там, под лопатками. И скорее не слышит, а чувствует всей поверхностью кожи, всей оболочкой души, каждым своим атомом – голос Мортиса, повторяющий его имя и постепенно затихающий. Умолкнувший навечно. В войне Архонтов за Ли Юэ победил Моракс. Гео Архонт с презрением смотрит на поверженное тело темного демона. Черные крылья его вырваны с мясом, перебитые руки неестественно вывернуты и неподвижны, и только пальцы бессмысленно скребут камни, под которыми погребен Мортис, ставший лишним на этой земле. Неизвестно, что служит причиной того, что Властелин камня вдруг наклоняется, легко закидывает тонкое тело бескрылого демона себе на плечо и забирает его с собой. Возможно, боль от потери лучшего друга, если бы Архонты могли испытывать боль. Может быть, желание исправить существо, которое показалось ему не настолько злым, чтобы быть достойным смерти. Или удивление от встречи с тем, кого спасла сама смерть. Как он не смог спасти Аждаху от пришедших изменений и от самого себя. Так или иначе, Алатус начинает служить другому, мудрому и справедливому Архонту. У него новое бесхитростное имя – Сяо. Иное, благородное призвание – теперь он сражается со злом, охраняя Ли Юэ и его жителей. Его боятся демоны и признают боги. Есть даже подобие семьи – братство Якс, созданное самим Властелином Камня. Но иногда по ночам в глубинах тростниковых островов слышится сиротливое пение грустной флейты, и не видно того, кто играет на ней, тогда люди говорят: "Это Якса плачет о том, кто никогда не вернется домой". Сяо откладывает флейту, когда перед его глазами появляется светящийся комочек - осколок души Мортиса. Он протягивает руку, но не успевает даже коснуться – осколок дрожит и резко взмывает ввысь, уносясь в глубокое бескрайнее небо. И, опустив голову, Сяо долго смотрит на свои одинокие холодные пальцы. «Когда-нибудь я найду в себе силы перестать ненавидеть мир, в котором нет тебя. Возможно, это произойдет, когда мир даст мне причину, чтобы я перестал ненавидеть себя. Прости меня, что всё ещё помню твою улыбку. Прости, что ещё жив. Прости, что собираюсь жить дальше». _____________ Примечание: * Алатус – (лат.) крылатый, окрылённый