***
Он бежит по тёмному полуразрушенному коридору, из залы в залу, надеясь найти выход… Куда? Он проклят, он обречён вечно плутать по подземным руинам, окружённый грешными душами, давно переставшими походить на людей. Вдали слышится гул и грохот, и он снова несётся прочь. С потолка сыплется каменная крошка, кажется, ещё мгновение, и свод рухнет прямо на голову. Он спотыкается и падает, царапая колени и локти о холодный шершавый пол. Сил встать больше нет, и он лежит, не поднимая головы, окружённый монстрами, что когда-то были людьми. Они что-то говорят, мерзко хихикают и дёргают его за волосы и одежду. А он лишь жмурится, надеясь, что всё это сейчас закончится. Он больше не может бежать. Он не может ничего. Отсюда нет выхода. Он совсем один. Голова болит, а в ушах гудит от гомона окруживших его существ.«Ты наша единственная надежда».
Но он больше не может. Не хочет. Ему страшно, больно. Он желает только, чтобы всё это поскорее прекратилось. И гул прекращается. Он поднимает голову, чувствуя, как от резко наступившей звенящей тишины болят уши. На него смотрят два светящихся фиолетовых глаза. Чудовище, огромный чёрный волк, похожий на парящий в воздухе скелет, смотрел на него, и он знал — это конец. Он будет уничтожен этим созданием, как и сотни людей до него, поплатившись за всё, что они когда-то натворили… — …эйа! Кэйа! Эй, проснись! Мальчишка открыл глаз и подскочил, чуть не столкнувшись лбами со сводным братом. Дилюк сидел на его кровати, внимательно и обеспокоенно разглядывая побледневшее заспанное лицо. — Люк? Ты что… — Тебе ведь кошмар снился? — прервал его вопрос Рагнвиндр. — Ты всегда приходишь ко мне ночевать во время грозы. А в этот раз я решил прийти первым. — Угу, снился… — Кэйа потряс головой, смаргивая остатки сна, пока Дилюк, успевший подползти к нему, устраивался рядом. За окном громыхало, и синеволосый паренёк невольно поёжился. Он терпеть не мог грозу. — Я книжку взял. Спать мы всё равно не будем, правда же? Только главное, чтобы Аделинда не зашла, — Дилюк заговорщически приложил палец к губам, а затем потянулся к подсвечнику, стоявшему на прикроватной тумбе. Зажечь его труда не составило, и Кэйа тихо восхищённо пискнул — каждый раз, когда брат использовал свой Глаз Бога, пусть даже для такой ерунды, это вызывало в пареньке бурю эмоций. Почти всю ночь они провели за книжкой. То и дело поднимая голову и воровато поглядывая на дверь — вдруг Аделинда зайдёт и застукает, — они шёпотом по ролям читали рассказы об отважных героях Мондштадта, об Анемо Архонте и леди Венессе, о рыцарях и искателях приключений, побывавших во всех уголках Тейвата и даже за его пределами. Иногда Дилюк вдруг откладывал книгу и, все так же шёпотом, начинал кого-то изображать, карикатурно хмуря брови и размахивая рукой так, словно держал в ней меч. А Кэйа тихо смеялся и, изображая страшное чудище, падал на подушки, поверженный великим героем в лице старшего брата. А после снова подползал к нему и, устроившись на плече, продолжал слушать рассказ дальше. — Кэйа… — Дилюк снова отложил книгу в сторону, но в этот раз он выглядел совсем не весёлым, а каким-то смущённым и неловким. Он помялся пару секунд, прежде чем задать вопрос, — что случилось с твоим глазом? Кэйа уже несколько месяцев как поселился на винокурне, став для него братом, но вопрос, терзавший младшего Рагнвиндра, он решился задать лишь сейчас. И боялся спросить он не без причины — мальчик резко отпрянул от него, словно ужаленный, инстинктивно приложив руку к повязке на глазу. — С глазом?.. Да я не… Ничего не… Он, ну… — паренёк залепетал что-то в панике, пытаясь связать слова воедино, но в конце концов замолк, прикусив губу и виновато глядя на Дилюка. Тот вздрогнул, понимая, что задел больную тему. — Извини! Я не должен был… — но Кэйа только помотал головой, опустив взгляд и ничего не сказав. — Я сейчас вернусь, ладно? — Дилюк слез с кровати и вышел из комнаты. Кэйа тяжело вздохнул и подтянул к себе коленки, обхватив их руками. Всё ведь было так хорошо ещё минуту назад!.. А теперь что? Он наверняка обидел брата, и тот больше не придёт к нему с книжкой. И к себе тоже не пустит. А все потому, что он, Кэйа, испугался и не смог сказать правду. Стоило догнать Дилюка, извиниться и всё ему рассказать! Вот только… Зная правду, захочет ли Дилюк и дальше звать его братом? Тело пробила крупная дрожь. Одна мысль о том, как разрушится всё то, чем он жил последние несколько месяцев, приводила в ужас. Он больше не хотел оставаться один. Не мог. Только не без Рагнвиндров. Только не без Дилюка. Дверь тихо скрипнула, заставляя мальчишку поднять голову, и он увидел знакомую огненно-рыжую шевелюру. Дилюк тихо зашёл в комнату и приблизился к кровати, виновато глядя на сводного брата. В руке он держал стакан с чем-то тёмным. — Извини. Тебе наверняка досталось от какого-нибудь монстра, и это страшно вспоминать… Я больше не буду спрашивать, обещаю, — он протянул стакан Кэйе, и тот забрал его, глядя внутрь. — Да… Это был монстр, — тихо проговорил мальчик, наблюдая за плещущейся жидкостью. В свете свечи она казалась почти чёрной. Приторный запах винограда ударил в нос. Кэйа сделал глоток.***
— Как ты думаешь, наш магистр видел Волка Севера? Они сидели внутри огромного дерева, когда-то очень давно упавшего над древней ареной в Вольфендоме. Ещё пару лет назад этот огромный полый ствол был объявлен идеальной лесной базой, и при любом удобном случае Дилюк с Кэйей сбегали сюда. Сначала играя в искателей приключений, а затем для того, чтобы устроить тренировку, не привлекая лишних глаз. Однажды, правда, такая тренировка чуть не аукнулась лесным пожаром, так что оба решили, что здесь они будут оттачивать лишь физические навыки. Сейчас же мечи были отложены в сторону. Юноши сидели, облокотившись на твёрдое дерево, и лениво разглядывали арену и окрестности перед собой, изредка закидывая в рот по горстке волчьих крюков, собранных в округе. — С чего ты это взял? — Дилюк чуть повернул голову, с интересом глядя на брата. Тот, прикрыв глаз, довольно улыбался, подставив лицо солнечному свету — погода сегодня выдалась больно хорошая. — Ну, а ты думаешь, он просто так там воткнул «Волчью погибель»? Вроде как из уважения к своему званию? — А почему нет? Хранителей Ветров давным-давно уже никто не видел. — Да? А Ужас Бури? — А Ужас Бури… Ну… Это другое! — попытавшись возразить, Рагнвиндр заметил, как по лицу Кэйи расползлась ехидная ухмылка, и только отмахнулся от него, буркнув что-то несвязное. Спорить с Альберихом было невозможно, он почти всегда умудрялся проигрывать. Даже в такой ерунде, как спор, видел ли магистр Хранителя Ветра. Братья могли проторчать здесь весь день. Взяв с собой запас еды, чтобы не бегать на винокурню, они оттачивали навыки владения мечом, грелись на солнце, соревновались, кто за раз запихнёт больше волчьих крюков себе в рот и даже пытались овладеть оружием друг друга. Правда, когда Кэйа чуть не вывихнул руку с непривычки, замахнувшись клеймором, а Дилюк не рассчитал силу и с размаху швырнул меч в ближайшие кусты, распугав всю живность, больше они решили так не делать. — Гляди, — вдруг снова подал голос Альберих, показывая куда-то вдаль, — видишь во-он там хиличурл дубасит камень? — Ну? — Как думаешь, что случится быстрее — он сломает дубинку или резко поумнеет? — Ставлю свой обед на то, что это случится одновременно, — Дилюк тоже посмотрел в сторону, куда показывал брат, — интересно, чем ему так не угодил булыжник? — Готов поспорить, он об него споткнулся, и теперь они враги навек, — Кэйа хохотнул. Сейчас, сидя под ласковым тёплым солнцем рядом с братом и наблюдая за нерадивым хиличурлом, мстящим камню, он был по-настоящему счастлив. Вот бы так было всегда. — Кэйа, — спустя какое-то время молчания Дилюк вдруг осторожно позвал брата. Он всё так же смотрел на хиличурла вдали, но едва заалевшие щеки и кончики ушей давали понять, что думает он совершенно о другом, — а тебе кто-нибудь нравится? — А?.. — от резкой смены темы разговора Альберих растерялся, не сразу сообразив, что Дилюк вообще имеет в виду. Пару секунд он смотрел на него непонимающе, после чего выражение лица Кэйи плавно сменилось на хитрое и довольное. — Что я слышу? Наш без пяти минут капитан кавалерии в кого-то влюбился, или мне показалось? — елейно протянул он, прищурив тёмно-синий глаз. — Чт… Вот ты дурака кусок, я же просто спросил! — моментально вспыхнул Дилюк, уже полностью заливаясь краской. — Ни в кого я не влюбился, просто интересно стало! Ай, толку от тебя… — юноша отвернулся и замолк под довольное хихиканье Кэйи. — Да ладно тебе, Люк, я же пошутил! Хватит дуться, — тон Альбериха все ещё был достаточно весёлым, но Дилюк не отвечал ему вот уже пять минут. И парню потихоньку становилось совестно за неуместное подтрунивание. Ну кто же знал, что братца это так заденет! — Ну если хочешь знать, мне вообще никто не нравится, слышишь? — Кэйа выдохнул и замолк. Бесполезно. Если Дилюк дуется, достучаться до него невозможно. — …Вот как, — Рагнвиндр подал голос только спустя минуту. После чего наконец повернулся к брату. Цвет его лица пришёл в норму, но Кэйю не покидало чувство, что во взгляде его что-то поменялось. — Что, совсем никто? — переспросил он, словно желая в чем-то убедиться. — Абсолютно! Никто, никогда, ни за что, — синеволосый неловко ухмыльнулся. И, лишь когда Дилюк тоже наконец ухмыльнулся в ответ, он облегчённо выдохнул, потянувшись к фляге с водой. Сделав глоток, Кэйа чуть не поперхнулся. — А ты очень любишь виноградный сок, да?..***
Он уже не бежит. Ему незачем. Он обречён бродить по этим подземным коридорам вечно. Древние колонны позади него трескаются, от них отлетают каменные куски и с грохотом падают на пол, но он даже не оборачивается. Просто уходит в другой коридор, туда, где свод ещё цел. Этот лабиринт бесконечен. Он знает, он столько раз пытался сбежать. Но теперь это уже не важно. Монстры, ужасные создания, бывшие люди с грешными душами окружают его, идут за ним по пятам, всё никак не отстают. Он давно не слушает то, что они говорят. Не хочет слышать. Ему нет дела, он сделал свой выбор. Но в этот раз всё иначе.«Лжец!»
«Предатель!»
«Ненавижу!»
Он чувствует, как каждое слово ножом вонзается в его грудь. Он знает, они кричат о другом. О том, на что ему теперь плевать. Но каждый выкрик ранит сильнее прежнего. Так больно, что идти дальше нет сил. Он останавливается и жмурится, согнувшись, дышать становится тяжело. Его догоняют и тянут за штанины, за рубашку, за волосы. Его тянут назад, туда, где всё уже разрушено. Где уже ждут черные волки-скелеты, готовые поглотить его. Он открывает глаза, и воздух буквально вышибает из лёгких. Он видит знакомый, родной силуэт. Тянется к нему, но тот стоит спиной, не видит. Он рвётся, надеясь освободиться от цепкой хватки, кричит, зовёт по имени, но его не слышат. От ног силуэта в воздух взметается столб пламени. Такого же яркого, такого же рыжего, как его волосы. Расправив крылья, огненный феникс летит прямо на него, обдавая жаром, пожирая и сжигая его дотла, пока он кричит и зовёт.Дилюк!
Кэйа открыл глаза, безжизненно пялясь в серый потолок комнаты. Прошло два года с тех пор, как он в последний раз переступил порог винокурни, а от… того, кто больше не был ему братом, не было слышно никаких вестей. Где он, все ли с ним в порядке, жив ли он вообще? Альберих старался не думать. Но даже во сне он никак не мог сбежать от наваждения. Умывшись и нацепив повязку, скрывая правый глаз, мужчина наконец посмотрел на себя в зеркало. Глубоко выдохнув, он обворожительно улыбнулся своему отражению. Его будничная маска. Сэр Кэйа, безупречный, элегантный и любимый всеми капитан кавалерии, «Зимний Клинок» Ордо Фавониус. Он незаменим на заданиях и всегда желанен в любой компании. В Мондштадте все любят сэра Кэйю. Любит ли сэра Кэйю сам Кэйа?.. Ну, особого выбора у него нет. Самыми невыносимыми Кэйе казались выходные. Если на службе можно было найти уйму вещей, способных его занять, начиная от истребления лагерей хиличурлов и охоты на магов Бездны и заканчивая снятием с крыши дома очередной кошки и заполнением официальных отчётов о проведении миссий, то на выходных заняться было откровенно нечем. И в голову начинали лезть мысли, которых Альберих хотел бы избежать больше всего. Приходилось находить себе занятия самостоятельно. Порой его находил Беннет и просил провести с ним тренировку. Если дело не кончалось травмами и последующим отчитыванием их сёстрами собора, куда приходилось сопровождать неудачливого паренька, тренировку можно было даже считать успешной. Однако, куда чаще в пределах города занятий так и не находилось. И тогда Кэйа отправлялся в самовольные патрули. В этом опредёленно что-то было. Альберих не мог сказать точно, что, но ввязываясь в битву с тем, кого одолеть ему было сложно, он испытывал нечто особенное. Он словно чувствовал себя ожившим, очнувшимся от долгой спячки. И в то же время, пропуская удар и шипя от боли, он считал, что заслужил этого. Он находил себе противников, на которых без опаски не пошёл бы даже грамотно собранный отряд, и отправлялся на них в одиночку. Он понятия не имел, чем закончится каждый бой, и эта самоубийственная игра Кэйе нравилась. Глаз Бога на его ремне искрил Крио-энергией, и Альберих выпускал её всю без остатка, вступая в каждое новое сражение. Всё это как нельзя лучше помогало не думать о… Не думать ни о чем. Лучше средства, чтобы забыться не существовало. Разве что вино могло посоревноваться в эффективности, но это вечером, когда сил ни на что другое уже не останется. — Кэйа, это чт… Это что?.. — заместитель магистра ошарашенно смотрела на капитана, решившего пощеголять перед ней обновкой. На форме Альбериха красовался шикарный белоснежный меховой воротник. Таким мехом могли похвастаться разве что… — Ты что, ободрал крио-мага?.. — Так точно, Джинн, — губы Кэйи растянулись ну в очень довольной улыбке, — я подумал, что мне этот мех будет больше к лицу, чем ему. Гуннхильдр нервно выдохнула. Имея крио способности идти на крио-мага Бездны, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет, но при этом одержать победу, а потом ещё и поиздеваться над побеждённым, содрав с него меховую шубку, чтобы носить на себе как трофей… Ну на такое способен был только Кэйа. И всё же, хоть навыки капитана кавалерии и восхищали, Джинн не могла не замечать, что здесь что-то не так. Они знали друг друга не первый день, и заместитель магистра могла поклясться, два года назад Кэйа Альберих в жизни бы не подумал соваться в заведомо проигрышную битву, даже ради того, чтобы похвастаться своим умением вести бой. — Послушай, — девушка начала очень осторожно, зная, что сейчас заденет очень щепетильную тему. Но и молчать больше было нельзя, — Я знаю, что тебе до сих пор тяжело, и… — Джинн, — её прервал непривычно холодный тон. Лицо Кэйи стало серьёзным — словно другой человек. Но тут же он вернул себе привычную спокойную улыбку, и продолжил уже мягко, — я знаю, что ты скажешь. — Но… — Дело не в нём. Мне просто скучно на выходных сидеть в четырёх стенах. Думаю, стоит попросить магистра Варку давать мне задания поинтересней, — Альберих добродушно усмехнулся и развернулся, чтобы выйти из кабинета. — Я в полном порядке, можешь даже не переживать об этом. Вечером, сидя у себя в комнате, Кэйа откупорил заранее купленную в таверне бутылку вина. Сегодня не хотелось шумных компаний, но отказать себе в удовольствии выпить Альберих никак не мог. Сделав глоток прямо из горла — всё равно никто не смотрит — он горько улыбнулся. О, Архонты, и кто только придумал делать бутылки для вина и для сока одинаковыми?***
Вот уже целый час он водил стаканом по столешнице, так и не притронувшись к напитку. Это можно было назвать чем-то вроде особенного ритуала: каждый раз, когда, желая выпить, Кэйа попадал на смену Дилюка в таверне, тот наливал ему лишь виноградный сок. «Никакого вина, вы, сэр Кэйа, в моем заведении не получите» — фраза, которую Альберих слышал каждый раз, стоило ему наигранно грустно вздохнуть. Впрочем, всё это были лишь слова — капитана никто не останавливал, когда он самовольно лез за барную стойку, чтобы достать бутылку вина. А напиться после каждого такого ритуала всегда хотелось в два раза больше. Человек, который когда-то звал его братом, словно видел Кэйю насквозь. Каждый поданный Дилюком стакан с соком как будто говорил: «Я знаю, ты снова солгал. Ты всегда лжёшь». И это была правда. Сэр Кэйа был честен, добр и безупречен в глазах мондштадцев. А Кэйа Альберих лгал всегда. Каждая сказанная им фраза была пропитана фальшью насквозь. Он лгал друзьям, подчинённым, всем.Он лгал самому себе.
И от того по спине капитана каждый раз пробегали мурашки, стоило Дилюку обратиться к нему «Сэр Кэйа». Рагнвиндр лишь держал дистанцию, напоминая, что больше они не близки, и он видит в Кэйе не более, чем чересчур распущенного, злоупотребляющего выпивкой капитана кавалерии Ордо Фавониус. Кэйа же с трудом сохранял лицо, чувствуя, как идеальная маска трещит по швам и вот-вот расколется на куски. Дилюк был единственным, кто знал все его секреты и честно хранил их в тайне, но даже перед ним Альберих не хотел бы предстать в своём истинном свете. Только не теперь. Ему понадобился почти год, чтобы восстановить хрупкое равновесие в их общении после того, как Рагнвиндр вернулся в Мондштадт. И хоть теперь они были друг другу абсолютно чужими, Кэйа дорожил теми короткими моментами, когда они могли поговорить. Пусть только за барной стойкой, пусть в основном диалоги были направлены на обсуждение некомпетентности Ордена или спор, не слишком ли много Альберих выпил, Кэйа был рад, что они вообще ведут эти диалоги. Он не мог разрушить всё во второй раз. — Таверна закрывается, сэр Кэйа. Если вы не хотите, чтобы я вышвырнул Вас за дверь, допивайте и уходите, — из размышлений капитана выдернул дежурный холодный голос Дилюка. Альберих вздрогнул, резко подняв голову и оглядевшись. В заведении остались только они вдвоём. Надо же, так сильно задумался, что не заметил, как пролетело время, а вокруг него стало тихо. А ведь он сегодня даже не притронулся к алкоголю. Снова взглянув на стакан, содержимое которого он так и не пригубил, Кэйа отставил его в сторону, достал несколько монет, положив их рядом, и поднялся, чтобы уйти. Он мог бы что-нибудь съязвить на прощание, но сегодня абсолютно не было сил и желания пытаться удержать на месте сорванную маску. Стоило поскорее убраться к себе домой. И, может, уже там напиться. — Ты ничего не выпил. Капитан замер в шаге от двери и повернулся, с искренним удивлением глядя на Дилюка. На лице того на секунду отразилась странная эмоция обеспокоенности, смешанной с мгновенным сожалением о том, что он вообще подал голос. Сам же только что Кэйю выпроваживал. Но это секундное замешательство тут же вновь сменилось привычным серьёзным выражением лица. — У меня не было желания снова давиться соком, мастер Дилюк, — Альберих криво ухмыльнулся в подобии своей привычной улыбки, потянувшись к ручке двери, но Рагнвиндр снова его остановил. — Ты просидел здесь до самого закрытия, даже не притронувшись к алкоголю, хотя обычно бесцеремонно лезешь ко мне в бар, а после просто решил уйти, — он констатировал факт, но делал это так, словно пытался решить загадку, которая все никак ему не давалась. Кэйа не понимал, зачем Дилюк вообще завёл этот разговор. — Если Вас беспокоит упадок выручки от того, что сегодня я не потратился на алкоголь, я с радостью куплю пару бутылок вина на будущее, а то мои личные запасы пустеют, — попытался отшутиться Кэйа, подходя обратно и доставая кошель. Рагнвиндр уже покинул место за барной стойкой и встал с другой её стороны, там, где обычно сидят посетители, — Не всегда ведь удаётся выбраться в та… — Кэйа. Его маска с треском раскололась на несколько частей. Альберих ошарашенно поднял голову и встретился с измученным, усталым, но непривычно живым взглядом Дилюка. Они не смотрели друг другу в глаза с тех самых пор, как… — Дилюк, я… — начал было Кэйа, но так и замолк, не сумев подобрать нужных слов и опустив взгляд. Они должны были поговорить. Нормально поговорить. Кэйе это было нужно, Дилюку тоже, он был уверен, иначе бы они здесь сейчас не стояли. Наконец, он набрался смелости снова подать голос. — То, что тогда случилось… — Мне жаль. — Что? — в который раз капитан поднял голову, глядя на бывшего брата. Дилюк смотрел куда-то в сторону отстранённо, словно ничего не видя перед собой. — В ту ночь я искренне хотел тебя убить. И долгое время думал, что как только увижу тебя, тут же придушу своими руками, — Рагнвиндр говорил непривычно тихо, так, словно слова давались ему с большим трудом и даже болью, — я очень хотел тебя ненавидеть всю свою оставшуюся жизнь. — Приятно слышать… — тихо съязвил Кэйа. Он всё ещё не мог понять, к чему Дилюк ведёт. Раз уж на то пошло, он надеялся сам извиниться, коль представился шанс. Но разговор тёк в совершенно неизвестное Альбериху русло. — Я не смог. Я не могу тебя ненавидеть, Кэйа, даже за твою ложь. — Чт… — капитан задохнулся, словно из лёгких одним точным сильным ударом выбили весь воздух. То, что сейчас сказал Дилюк… Он был готов услышать что угодно: проклятья, обещания убить, обвинения, в конце концов. Но никак не это! — Ты что несёшь… — прохрипел Альберих, чувствуя, как его начинает трясти. — Ты… Ты ведь проклинать меня должен за всё, что я тогда… А ты… К-какого чёрта, Дилюк?! Зачем ты это говоришь? Почему ты просто не вышвырнешь меня к Бездне из своей таверны, запретив мне вообще сюда приходить?! — он сорвался на крик, не замечая, как из глаза брызнули слёзы. — Я же всю жизнь только… Его вдруг некрепко обхватили, позволив уткнуться носом в плечо. Кэйа не сразу осознал, что случилось, оборвав крик на полуслове. Не сказав больше ничего, Дилюк обнимал своего некогда брата, пока тот истерично всхлипывал от нахлынувших эмоций. Ему тоже было больно, даже страшно вновь сближаться с Кэйей. Но почему-то сейчас это казалось самым правильным решением. — Прости меня… — прошептал Альберих спустя какое-то время, не поднимая головы. Рагнвиндр не ответил, лишь крепче обнял, глядя куда-то в стенку пустым взглядом. — Я несколько раз хотел тебе всё рассказать. Они сидели рядом за барной стойкой, и Кэйа вновь катал по столешнице злополучный стакан, который Дилюк так и не успел убрать. Рагнвиндр не смотрел на него, но капитан знал, что он его слушает. — Но мне становилось страшно. Я боялся того, что ты перестанешь считать меня братом, и всё, что было, останется в прошлом… — Тут ты оказался прав, — заметил Дилюк. — Но ты и отец были моей семьёй. Я без вас бы уже не смог, и я довольно быстро это понял. Без тебя бы не смог, — помолчав немного, Кэйа добавил, — и сейчас не могу. Он наконец поднёс стакан к губам, сделал глоток и замер. По щеке прокатилась слеза. В стакане плескалось вино.