Mai Tai

Собственная комната казалась законно предоставленной под жилье тюрьмой. Джун чувствовал себя как в первые дни в общежитии. Всё складывалось в какую-то абсолютно пустую и нелепую повесть о зря потраченной жизни. Тэн, как и прежде, почти не появлялся. А если появлялся, то ничего не говорил и даже не смотрел в сторону соседа. Никто из них не собирался мириться, хотя оба знали, что сказать. Чтобы окропить пустыню своего существования хоть каплей общения помимо учебы, Сяоджун начал писать время от времени тем, с кем общался в далеком Китае. Так он узнал, что совершенно не умеет поддерживать контакт на расстоянии. Неудивительно, что настроение китайца в последние дни скакало с завидной регулярностью, и, к сожалению, не от хорошего к плохому, а от плохого к ужасному. Так и сегодня ночью. Надолго застревающий в проблемах Сяо уже несколько часов ворочался в кровати, перекручивая в голове все возможные ошибки прошлого и невозможные сценарии будущего. «Стоило ли вообще ехать сюда, отучился бы дома…». Ко всем прочим проблемам у китайца проснулся аппетит, а он даже не удосужился зайти после учебы в магазин. Засыпать под урчание пустого желудка – удовольствие сомнительное и не менее «приятное», чем шум в этой несносной голове. И все же в тепле и уюте одеяла и домашней одежды Сяо удалось провалиться в лёгкую дремоту. «Бум!». Два шага вперед. Кажется, старая дверь не закрылась с первого раза. И опять «Бум!». «А теперь просунь голову в проем и хлопни ещё разок». Хрупкое состояние покоя было нарушено сперва ударами входной двери, затем нарочито шумными шаркающими шагами. Кажется, у вернувшегося блудного соседа тоже шалили нервишки. Яркий свет от экрана чужого телефона еще минут десять заставляет китайца раздраженно отворачиваться в другую сторону, пока, наконец, не гаснет. «Знал же, что разбудишь, вот знал же!». Голодная злость и обида за прерванную дремоту бьется в сердце Джуна в несовместимом со спокойным сном ритме. Сяо шевелится под одеялом в попытках найти то положение, при котором он успокоится и снова сможет уснуть. Безрезультатно. «Что ж, прекрасно». Отчаявшись, китаец медленно сменяет положение на полулежачее. Он вытягивает из-за кровати гитару и принимается упражняться в переборах, ловко перескакивая жёсткими подушечками пальцев со струны на струну. Это в какой-то мере успокаивает его шальные нервишки, если не учитывать тот факт, что рядом пытается упокоиться одно раздражающее тело. «Надеюсь, ты тоже собирался хорошо отоспаться». Первые несколько минут таец пытается игнорировать назойливые звуки, засунувшись под одеяло и натянув сверху подушку. Но все тщетно. «Я тебе сейчас эту бренчалку в жопу засуну!». – Если ты не заметил... – он резко садится на кровати, – то ты здесь не один. А я хочу спать. – Прости, ты ТАК ТИХО ВОШЁЛ... Что я как-то не заметил, – привыкшие к темноте глаза Сяо отчётливо различают не только положение в пространстве, но и очертания лица соседа, – тогда тебе понравится моя колыбельная. То, что зазвучало дальше, тяжело было назвать мелодией для сна, да и мелодией в принципе. Деджун наигрывал неприятное слуху «нечто», используя преимущественно высокие струны. Сперва таец оцепенел. «Прекрасно, чудесно, замечательно... Спокойно, Тэн». Сцепив зубы, он героически прослушал целую минуту «колыбельной». – Сяо. У тебя есть прекрасная возможность, чтобы принять свою бездарность и прекратить этот соло концерт немедленно... или я тебя у*бу этой бренчалкой! Честное слово. – Слишком острая критика для танцора, который не может танцевать, не находишь? – само собой парень ни на секунду не приостановился, напротив, все его слова звучали нараспев, вторя наигрываемой мелодии. И как бы устрашающе не воспринимались угрозы соседа, Деджун свято верил, что за грехи нужно платить равную цену. То есть, покой за покой. Им бы обоим сбросить напряжение. Сходить в зал, поколотить грушу, выйти на ночную пробежку. Вдох... – Сяо. Де. Джун. Я последний раз предупреждаю. Кровь в венах начала закипать, превращая и второго парня в пороховую бочку с быстро догорающим фитилём. Тэн старался дышать глубоко, чтобы, как минимум, перестали нервно трястись леденеющие руки. «Клянусь... Еще секунда... И я не... Я не… Я...». Это только забавляло Деджуна. Торжество возмездия светилось на его угловатом лице, прорезая комнатный мрак. О да, они поменялись местами. «Вот что ты чувствовал? Теперь я понимаю, почему ты не мог остановиться…». Воспоминания о той наглой улыбочке тайца в баре, пока он выдавал одну за одной провокационные фразочки лишь раззадоривали в китайце издевательский азарт. – Ну, раз ты закончил трепаться, – нараспев, дразня ужимисто-дружелюбным тоном, Джун с каждым новым слогом зажимал пальцами на грифе новый аккорд, выбивая из металлических струн новый яркий звук, – спокойной ночи. – Хо.. ро..шо... хорошо. «Почувствовал себя главным? Прекрасно. Класс. Молодец. Но... с хера ли я должен это терпеть?!» Осознание, что эта ситуация заставит Деджуна только больше на ним подтрунивать, окатило тайца как холодная вода из-под крана. «Да пошел ты...». Опасно лишать сна человека, испытывающего кризис буквально в каждой сфере своей жизни. В какой-то момент ему может показаться, что он ничего не потеряет, если у него появится лишняя проблема с законом. Дойдя до этой опасной границы, Тэн вскакивает с кровати. Он выбивает гитару из рук соседа, хватает его за плечи и встряхивает. – Думаешь, я шучу с тобой?! По всей комнате разносится звон упавшего на пол предмета. Джун косится в темное пространство за кроватью «Ох, Тэн, для нас обоих будет лучше, если она в порядке». – Конечно, не шутишь. Я никогда не видел тебя ТАКИМ серьёзным, –чтобы лучше разглядеть «серьезное» лицо, Сяоджун убирает пряди волос с лица «друга» и притягивает его к себе, обхватив ладонью заднюю сторону шеи. – Почему такой раздраженный? Дружок больше не дает? Поэтому решил переночевать сегодня в комнате? Пристал ко мне посреди ночи? – одно резкое движение и китаец опрокидывает соседа на себя, а затем перекатывается вместе с тайцем, оказываясь сверху, – сделай личико попроще, это тебя портит. «Для того, кто ничего не знает… Ты поразительно умудряешься попадать каждый раз… Ну, почти». Воспоминания о случившемся за баром были еще достаточно свежими, чтобы заставить Тэна не быть принципиально «несговорчивым» и более агрессивно демонстрировать сопротивление. Пинок лбом в голову китайца. Руки вцепляются в спину Джуна, отдирая его от себя и толкая с кровати. Однако, падая, парень успевает схватиться за одежду Тэна, утаскивая его за собой. Трещащие звуки под двумя телами и выстрелившая в опасной близости к лицу тайца струна. Все замерло. – Кажется... твоей саааамой большой ценности пришел конец. Правильнее было бы сказать «единственной». Едва ли китаец проводил с кем-то или чем-то больше времени. И если ноутбук парня можно было брать, то стоило чьим-то пальцам коснуться инструмента, Джун тут же демонстративно убирал его за свою кровать. Тишина. Деджун смотрит перед собой совершенно без эмоций, перестав дышать, пока опасно поблескивающие во тьме глаза медленно накрывает пелена ярости. – Да… Кажется, – китаец согласно кивает, словно его спросили о чем-то обыденном, – и ты следующий, маленькая ты тайская дрянь. И, пускай, замахнуться снизу, еще и в темноте, было довольно тяжело, Сяоджун направил в тайца остервенелый удар. Удар проходит по касательной от губы до носа. Тэн хватается за лицо. На ладони что-то мокрое. Несколько капель, отчетливо падающих на руку. Никакой боли... Просто онемение на большей части лица. «Кровь...», – как в замедленной съемке доходит до Тэна. Джун отпихивает его толчком в грудь, отрывая спину от занозивших щепок. Холодный озноб. Через тьму и головокружение таец различает твердое намерение китайца либо подняться, либо нанести новый удар. Тэн срывается с места. – Начинай собирать свою подружку по частям! – Ублюдок! Деджун бегает глазами по близлежащим предметам, в поисках чего-нибудь, чем можно было бы хорошенько х*йнуть соседа, пока тот, в попытке уйти от возмездия, скрывается за дверью в ванную. «Сразу я разберу тебя». – КУДА СПРЯТАЛСЯ, ОП*ЗДОЛ?! – Сяо рванул сделом, тарабаня в не слишком толстую дверь. Глаза Тэна хаотично бегают по полочкам, словно на одной из них стоит эликсир великой силы или, хотя бы, невидимости. Секундная заминка. На пол падает несколько капель крови. «Черт... гадость...», – вытерев рот, нос, подбородок ладонью и, естественно, только больше растерев все по лицу, Тэн чувствует, как как удары за спиной сменяются судорожным дерганием дверной ручки. «Может… Если я притворюсь, что меня нет, он пойдет спать?». Наивная и безумная мысль заставляет тайца снова смеяться. Тем временем Джун, навалившись плечом на дверь, с силой бьет кулаком по деревянному каркасу. – А что случилось?! Уже не такой смелый?!! Открывай, ссыкло! – китаец тяжело дышит, давясь собственной злобой, раз за разом ударяя плечом дверь, ощущая расползающуюся по коже красноту. «Ссыкло?» Тэн отходит от двери, резко распахивая ее. – Деджун потерял любимую игрушку и пришел поплакаться другу? Однако вместо распростертых объятий растерявшегося китайца встречает удар в нос с хорошего замаха и поспешное ретирование к… Ретироваться некуда. Тэн жмется к стене. Снова... Инстинкт самосохранения? Или необходимость самозащиты после вытворенной хуйни? Рука нащупывает и снимает с крана душ, пряча его за спиной... Просто. На всякий случай. Ограниченное пространство, как кажется Джуну, играет ему на пользу. Он хватает Тэна за плечи, впечатывая спиной в холодную плитку. Знакомая картина. Из широковатого носа соседа ползет красная дорожка. – Советую тебе... остыть..., – Тэн не двигается, – давай будем честны. Ты сам спровоцировал меня. Сам и получил за СВОЮ дерзость. Винить можешь только себя, мой дорогой друг. – Подавись своими советами. Сжатый кулак прилетает в область нижних ребер соседа. Тэн сгибается в пояснице. – Я никого... Новый удар. - Бл*ть… Еще один. – Не виню, – Джун до покраснения фаланг сжимает плечо парня. – Вот как..., - «выплюнув» изо рта воздух, скопившийся где-то в районе горла от смеси негодования и боли, таец пытается устоять на ногах, – какой же ты.... идиот.... Сяо... никому не нужный... никого не ценящий... «ты это мне тогда сказал, да?» идиот... Глаза застилает пелена, не позволяющая нормально разглядеть Деджуна перед собой. И очень скоро Тэн понимает, что это просто... слезы? От боли... обиды... Казалось, внутри что-то сломалось, вызывая колющее ощущение под ребрами. Не совсем понимая, что делает, Тэн вырывает руку из-за спины, ударяя Сяо припрятанным оружием. Удар приходится по черепушке, в глубине души таец наивно надеется, что этого хватит, чтобы вырубить китайца. Он жмурится, обессиленно роняя душ. Из глаз почему-то катятся слезы. – Никчемный идиот. Пускай то, чем били вовсе не было горячим, Сяоджун мог поклясться, что узкую скулу опекло. – Раз я такое говно, что ж ты связался со мной? – слезы никак не трогают младшего, он медленно приближается, лишь за тем, чтобы взять расчувствовавшегося, а значит уже сдающего позиции парня за плечо и швырнуть того спиной в сторону хлипкого столика с хранимыми на нем тайцем мазьками и гельками. – А я могу тебе сказать, почему... – он вдавливает соседа в столик, слыша треск тонких ножек, – потому что ты такое же хуйло.. Тэн пытается вырваться, вцепляясь свободной рукой в шею китайца и раздирая кожу некогда аккуратными ногтями. – Не такое же... Джун... я все еще кому-то нужен... «еще вчера возможно был...», – пинок бедром, и треск стола становится яснее... когда пластиковая поверхность вдруг не выдерживает натиска, разваливаясь на две части ровно посередине. Сдавшийся стол отправляет парней на пол, добавляя еще пару синяков на коленях китайца, – а ты …ты все еще можешь похвастаться только своей любимой гитаркой... Ой, простите, уже нет. – Да даже самую убогую кошку с улицы подберут... если мордашкой вышла, – по лицу Сяоджуна расползается издевательская усмешка, ведь говоря это, он разглядывает уже припухающую губу и покрасневший перепачканный в крови нос. Джун давит коленом бедро тайца, перенося весь свой вес в одну точку, упираясь руками по обе стороны от лица соседа. Взгляд на нижние конечности Тэна привлекает в голову китайца идею. Плохую, отвратительную идею, о которой он непременно пожалеет, как только сойдет прилив нахлынувшей ярости. – Эй, – китаец склоняет голову на бок, кривенько улыбаясь, – раз ты лишил музыканта своего инструмента, может быть, мне лишить танцора своего... Прости, опять лишить. «Тебе ведь не привыкать, правда?» Чуть сдвинувшись, он с силой надавливает коленом на колено старшего. Неприятно. Да. Тэн слабо соображает, больнее ему морально или физически. Заживающее колено еще не готово к таким нагрузкам и сразу же посылает в мозг импульсы от ощущаемой боли. «У меня были некоторые понятия… о мужской солидарности... но... кажется... ты их только что раздавил своим поступком». – Сейчас я тебя чего-нибудь лишу! – шипение сквозь окровавленную улыбку, сильный удар свободным коленом в пах китайца. Внутреннее торжество. Смех. Больше похожий на истерику. – Бл*ть... – сжимая губы, Сяо издает болезненное мычание. Лучше бы еще раз душем по лицу. На время его будто в самом деле парализует от пят до самой макушки. Пользуясь моментом, Тэн отпихивает соседа к половинке развалившегося стола, перебираясь на безопасное расстояние. Все тело как сплошная болевая точка, но больше всего режет где-то внутри... под ребрами. Кашель... Словно что-то мешает дышать. Почему-то страшно коснуться ребер. – Стоило этого ожидать, знал же, что на большее ты не способен, – кряхтит китаец, принимая сидячее положение на плитке. Похоже, продолжать битву он не способен, – и что теперь? Будешь снова жаловаться своему дружку? – А в прочем... Пи*дуй, - Сяоджун еле поднимается на дрожащих ногах, поворачивается спиной к оппоненту, подходя к умывальнику и включая холодную воду. – Не буду, – коротко бросает Тэн, медленными шагами направляясь к двери. – Вот спасибо. Но… В следующий раз... Он замолкает. «Что, Джун?» – лицо тайца разъедает горькая, болезненная усмешка. «Ну не убьешь же ты меня в самом деле... хотя ты можешь сделать кое-что другое... Ащ... Нет... Как, бл*ть, вообще забыть об этом». Перед глазами раз за разом возникали откровенные картины... Руки Сяо, расстегивающие молнию на штанах тайца... и эти отвратительные настойчивые ласки, за реакцию на которые было до сих пор стыдно... «Ненавижу!!! Ненавижу!!!! Ненавижу!!!!! И ведь я бы с тобой помирился… если бы... ты просто… прекратил играть на своей ср*ной гитаре сегодня! С*ка!!!» Тэн выходит за дверь, в последний раз оборачиваясь через плечо. Что осталось там, позади? Помимо мерно развивающейся дружбы, надежды на реальную близость двух дурашливых парней. «Что теперь будешь делать, Джун?». А Джун... Джун снова остался один. Как и хотел. Он перевел дух, вернулся в комнату. Но стоило ему включить свет, как все восстановленное спокойствие развалилось словно спичечная пирамидка. Джун запер комнату. Босыми ногами он подступил к разбросанным по полу щепкам, борясь со вновь подступающей тошнотой. Головокружительный приступ заставляет Сяо мягко осесть на колени. Не в силах так сразу убрать остатки шутливо называемой Тэном «любимой» гитары, Деджун просто смотрит на нее, не находя ответа на вопрос, что ему делать дальше. Смотрит и пытается выдавить из себя ещё немного злости, ненависти, хоть чего-нибудь, чтобы не... «Блять, Деджун, будь мужиком, а…». Всхлип. Китаец не мог припомнить, когда плакал в последний раз, но вот сейчас из-за «игрушки», заливаясь крокодильими слезами, он утыкается в сгиб локтя. Чувствуя острое отвращение к себе, он с силой кусает губы, требуя сознание собраться, успокоиться. «Ты думал, это действительно хорошая идея – начинать так тесно общаться с кем-то... С твоим-то характером, а, Сяо? Поздравляю, теперь тут у у тебя не осталось не только близких людей, но и... Вещей? Дно достигнуто». С последними всхлипами, китаец утирает глаза и нос, напоминая себе о болезненном ударе в него. «Знал ведь, чем все обернется, поздно себя перевоспитывать...». Остатка жизненных сил все же хватает Сяоджуну на то, чтобы собрать части разлетевшегося в щепки инструмента и сгрузить их в подвернувшийся под руку пакет. Выкинуть его мужества так и не наскреблось. Похоронив свою любовь под кроватью, Джун рухнул на одеяло лицом вниз и вырубился... Понять, сон это или просто отключка от нервного перенапряжения уже не представлялось возможным.