Waltz in E-major, Op. 15 "Moon Waltz"

Дворец Химемия действительно огромен. В таком дворце в одно время может проводиться до трёх масштабных балов, но сами организаторы, восседавшие сверху и наслаждаясь танцами приглашённых, не могли, к сожалению, присутствовать на трёх балах одновременно. Даже жаль! На балы всегда заскакивали великие-и-не-очень композиторы, которые «по чистейшей случайности» брали с собой стопку рукописей. «Только что дописана! Вы будете первыми слушателями!» — твердили они в один голос. Правда то или нет — на самом деле не имело значения. Сначала рукописи игрались в зале без гостей, важные персоны прослушивали их и решали насколько хорошо танцуется под такую музыку. А затем и дальнейшую судьбу нот. Сначала музыкальные гости были редки, но легко заработанная слава композиторов разносилась быстрее, чем новости о новых балах. Так довольно тихий замок пришёл в движение и жизнь. Каждый вечер устраивались представления, прослушивание музыки было в расписании каждого, кто нашёл где лечь спать в подобном удивительном месте. Не за бесплатно, конечно. Прислуги, музыканты и просто богачи, что готовы выплачивать из своего кармана золотыми монетами, лишь бы остаться в этом храме искусства на подольше. Где же они искали себе ночлег? Некоторые аристократы не церемонились и, перебрав выпивки, ложились прямо под или на столы зала. Было ли им удобно? Думаю, в их состоянии удобна любая поверхность — будь то стол, стена иль потолок. Было ли удобно другим? Смотря, кто этот «другой». Гости, конечно, возмущались, когда чужой ботинок с размаху ударял по их стаканам, проливая содержимое и, чаще всего, разбивая посуду. Хотя, порою, находясь в таком же состоянии, они просто смеялись и брали новые стаканы. Хорошо им, богатым! А кто же делает их богатыми? Да такие же как они. Это ведь имущество. Вот и другая сторона монеты под названием «пьяная туша на столе». Порою «возмещение» стоило больше, чем тот же фужер. Но что поделать? Как бы сказали в современном мире — это бизнес! Как бы сказали тогда? Хмм… А никак бы не сказали. Если рассказать — начнутся жалобы. Невыгодно. Если до этого и был вопрос «а как же реагируют владельцы замка?» то вот он и ответ. Ответ во многих кусочках этого текста. Если сначала принимать музыкантов было случайностью и развлечением, то в итоге это стало уже вроде работы. Ни одного автора музыки ещё не прогоняли со двора — будь он бард или великий композитор из соседней страны. Все имели равные права в том, чтобы предоставить свою музыку самым богатым гостям. Если её одобрят — о тебе пойдёт слава, а после грандиозного вечера наверняка появятся фанаты. Если музыка не ляжет на слух слушателям — что ж. Вы не потеряете репутацию или деньги. Разве что время, силы и настроение. Но приходите ещё! Когда-нибудь. Когда-нибудь, когда научитесь писать хорошую музыку. — Сударь, скажите мне, слышали ли вы о маразматичном поколении французских скупердяев? — О каких таких французских скупердяях? Не перебрали ль вы часом, уважаемый? Каким же бессмысленным был второй вопрос на втором часу бала. Уже все подавно перебрали и только и жаждали посплетничать о чужих проблемах. Ну, конечно же, «проблемы» это сказано с натяжкой, ведь возможно те самые «пострадавшие от собственной алчности и мозгоотсутствия» и не подозревали о своих минусах. — Да вы дослушайте, милостивый! Не слыхали ль вы о мании французов к балету? О, что за мания! Помешательство! Маразм! — рассказчик трагично закинул голову, прикрыв лицо рукой. Он выждал паузу и ударил по столу, — безобразие! — — Друг мой, не перетрудитесь с метафорами. Рассказывайте же. — Знаете ли вы, любезный, о таком невероятном жанре как опера? Да знаете, чего ж я интересуюсь. Французский король в жизни не явится на подобное представление! А знаете отчего? — Отчего-ж? — Да потому что балета нет! — Бредишь? — Зуб даю! — В подробностях! — Настолько французы помешаны на этих танцах для развлечения, что всё остальное для них лишнее! Сколько композиторов наших переписывали всё своё произведение с самой первой палочки, лишь потому, что «балета в нём не хватает»! Трезвый юноша между ними мог возразить, что не обязательно переписывать все партитуры ради сценки между актами, да не хотел прослыть дурно. Даже если на утро никто не вспомнит. Мороки много. — Вот это да! — И слушайте же дальше, слушайте! Если балет по перезаписи после второго акта, то ко второму акту французы и приходят. А потом? А что потом! Уходят! Исчезают! Балета ведь больше не будет! — И ведь верно сказано — маразм! Теперь и собеседник ударил по столу кулаком. — И я о чём! — А не могут авторы два балета поставить? Ну один в начале, а второй в конце? Рассказчик почесал затылок. — Не могут! Им французы не дают! Вот ведь лжец. Ради обсуждений правду свою сочиняет. — Вот так да! А вы что скажите, принц Химемия? Юноша встал со своего места и его длинная мантия на плечах наконец расправила на спине рисунок, вышитый золотом. Специально по заказу. — Не слушал я вас, господа. Оно мне не интересно. Усталость меня сморила, веселитесь и без моего мнения. Принц широкими шагами покинул зал, не слушая шушуканье за своей спиной. Пусть говорят, что хотят, он ведь больше и не с ними. Послебальное время было самым любимым для юного «принца». Если углубляться, то принцем он и не являлся, но его поведение, его внешний вид — все в нём выдавало, что крови он голубой. Кровью голубой, волосами розовый. Его веселило это сравнение и он всегда вспоминал его, когда шёл по пустым коридорам «дома». В последнее время его дом напоминает проходной двор, и эти минутки покоя он действительно ценил. Обычно тишину нарушал чей-то храп за стенами или, в худшем случае, чужие разговоры. Ему не хотелось снова строить из себя благородного потомка великих людей, лишь ради того, чтобы поздороваться. Поэтому людей в это время он избегал как огня. И не всегда судьба была в его пользу. Он слышал шаги навстречу и хотелось спрятаться от них. Как от звука так и от человека, приближающегося к нему. К счастью, рядом оказалась дверь в одну из гостиных. Там редко кто бывает, ведь она получилась слишком маленькой для «великих аристократов, проживающих в этом доме, что платят неимоверные суммы за ночлег и искусство каждый вечер» — как говорит глава семейства. Зато спрятаться там и отдохнуть в этот вечер будет отличной идеей. Тори влетел в комнату и захлопнул тяжёлую дверь, задвигая бревно, чтобы никто больше не мог войти кроме него. И ещё подвинул табурет, стоящий недалеко. Чтобы наверняка. Он приложил ухо к двери, вслушиваясь, как далеко находятся шаги. Когда он обнаружил, что цоканье стихло он выдохнул и начал смеяться. По-особому, словно, по-злодейски, но скорее это было ликование. — Никчёмные гости. Останусь здесь — пусть попробуют поищут меня завтра, — он с гордостью сел на поставленный у двери табурет, скрестил руки и с гордостью закрыл глаза, думая какой он умный. — А можно… остаться здесь с вами? От страха Тори Химемия вскочил, но не заметил, что зацепил край своей мантии ногой. Ткань потянула его вниз, и, в конечном итоге, Тори оказался на полу. Он мигом сел, потирая голову и вглядывался в темноту, что лишь в одном конце комнаты разрывалась под огнём свечи. — В-вы в порядке? Извините-извините, я не хотел вас пугать! Тень, что Тори не успел разобрать, уже подбежала к нему и кажется пыталась помочь встать. Тори, конечно, был горд по своей натуре. Он бы навряд ли стал принимать руку от незнакомца, из-за которого попал в такой казус. Ну, он и не собирался, но за дверью послышались громкие звуки, и он быстрее поднялся, лишь чтобы приложить палец к губам его «тени» и прошипеть ему, выпрашивая так тишины. «Тень», конечно, сопротивляться не станет и лишь тихо стояла рядом. Тори вновь приложил голову к двери, вслушиваясь туда, в коридор. Пьянчуги. И они явно не планируют уходить. Не зря же напротив этой двери висит картина. Они в таком состоянии от сюда явно не скоро выберутся. Будут стоять каждый миллиметр вылизывать. — — Вот бесовщина, — раздасованно сказал Химемия выпрямляясь и смотря на балку, что позволяла двери оставаться запертой. Конечно, он понимал, если господа по ту сторону захотят пробраться в комнату — они этого добьются, но хоть какой-то уверености баррикада ему приносила. Тут Тори внезапно вспомнил, что он не один и резко развернулся. — Ты, — ткнул он пальцем в мальчика, что стоял совсем рядом. — Именем сына владельца замка спрашиваю: откуда ты и зачем напугал меня? — Я н-не желал! Я сидел тут в-всю темноту и боялся сказать хоть слово, когда вы вбежали… Тори приблизился к лицу собеседника, стараясь различить лжёт он или говорит правду. Для этого пришлось вставать на носочки, но кажется Тори ничего не смущало. А вот собеседнику было неловко и его взгляд метался по комнате. — Хорошо. Я тебе поверю, — Химемия снова встал спокойно на ноги и прошёл к свечке. Она тускло освещала кресло рядом с которым лежали две стопки книг. Кажется, ему тут было нескучно. К слову, а кому «ему"-то? — Н-надеюсь, вы не против того, что я соизволил взять некоторые книги. Тут никого не было, а корешки успели запылиться, вот я и подумал, что могу… — Твоё имя и почему ты оказался в замке? — вдруг резко развернувшись принц снова ткнул в вопрошаемого. Только на этот раз на расстоянии. — Д-да, извините! Я Хаджиме Шино и я, — мальчик замялся, — я к-композитор. — Хмм? — Тори прищурился и подошёл к собеседнику впритык. И вновь встав на носки началась проверка на ложь. — Почему ты тогда не в зале? Все композиторы всегда там сидят и разглагольствуют о своих неразумных делах, а ты тут книги читаешь. — П-просто я, — в такой обстановке говорить было очень неловко, а когда так рядом лицо столь значимой личности, пытающейся уличить тебя во лжи — голова действительно плавилась, — мне неловко от толпы. А здесь довольно хорошо слышно музыку! Вслушайтесь! Тори спустился ровно на ноги и действительно. Музыка. Ещё даже лучше, чем в самом концертном зале. Нет лишнего шума, возни и стука каблуков. Впервые Тори открыл для себя как красиво может звучать музыка в его доме. Правда, песня ему не понравилась. Ему никогда не нравились эти песни. — Понятно. Тогда я остаюсь. Тори с важным видом сел на диван у стены комнаты, напротив того самого освещаемого кресла. Сел при чём вальяжно, скрестив руки на груди и запрокинув голову. — Как пожелаете. Хаджиме же прошёл в кресло и дальше взял отложенную книгу. Сидеть просто так Тори со временем наскучило. Это не бальный зал, в котором можно рассматривать люд как нелепых муравьёв. Он выше их. Он трезв и будет помнить произошедшее — они забудут через несколько часов. Они глупы. Смотреть на них смешно. Но сейчас с ним сидел только один человек и над ним и не хотелось смеяться вовсе. Тори рассматривал собеседника не скрывая оценивающий взгляд. Хотя, навряд ли это пригодится в полутемноте, перед человеком, которого поглотила книга. Одет он был небогато, но со стилем. Композиторы. Все они такие. Однако самое весёлое, что мог заметить Тори — волосы. Голубые. «Получается, если я с розовыми волосами и голубой крови, то он с голубыми волосами и… розовой крови? Хотя, кровь почти всегда розовая. Вернее, она красна, но если её немного…» — Композитор, я хочу поговорить! Хаджиме оторвался от книги и с удивлением посмотрел на восклицающего. Конечно, он был не против, но учитывая все обстоятельства, ему стало довольно забавно. — О чём пожелаете? — Какова твоя песня? — По правде говоря… она будет последней, — мальчик виновато выдохнул. Все в этой комнате знали, что до последней песни трезвыми остаются лишь единицы непьющих, вроде них самих, и по сути смысла в последней песне не было, но ведь именно в этом и был смысл? Если б каждую песню можно было назвать последней то в музыке не было бы смысла.- Боюсь, мою песню никто и не услышит… — Ну и ну, какая дерзость, — слова Химемии удивили композитора своей неожиданностью. — Как же быстро ты забыл о моем нахождении здесь. Я услышу твою песню! Или тебе недостаточно этого дара? — Нет, что вы! — и вновь виновато Хаджиме трясёт головой и руками. — Я просто думал, что вы не захотите ждать её и уйдёте раньше. Тори внимательно смотрел за реакцией его нового знакомого. Скорее даже, изучающе. — Что не сделаешь ради хорошей славы, — Тори поднялся и вновь указал пальцем на собеседника. — Благодарствуй, Хаджиме Шино, я останусь здесь до самого конца и услышу твою песню! От радости Хаджиме вскочил с кресла, с благодарным и удивлённым видом. Тори заметил как сияют глаза мальчика. Видны радостные огоньки, но нельзя понять — это отражение от свечи или волшебная способность? Неужели, перед ним не просто мальчик-композитор, а волшебник, чьи большие глаза в благодарности начинают светиться? Тори не знал, но он посчитал этот момент действительно красивым. — Спасибо вам невероятное, принц Химемия, я в необъятном долгу перед вами! — Ничего особенного! Это будет моя благодарность за твою компанию. Продолжим разговор, если хочешь чтобы твоя плата была достаточна! Хаджиме улыбнулся и сел обратно в кресло. — Давай, теперь твой вопрос. — Да, конечно, — мальчик призадумался, ведь он не ожидал сегодняшним утром, что сможет вот так легко спросить у человека, что для него как полная противоположность, что угодно. Но наверное отвечать на вопросы действительно интереснее, чем придумывать. — Как ощущается сидеть посреди того огромного зала на самой верхушке? — Понимаю твой интерес. Что-ж, я расскажу тебе, — Тори сделал небольшую паузу. — Отвратительно. — Что? — Хаджиме явно опешил, ведь ответ вышел короче, чем он ожидал. Да и в целом совсем не то, чего он думал услышать. — Да, всё верно. Ужасно! Скучнейшее занятие. И нужно обязательно присутствовать, ведь иначе это будет дурным тоном! Я так не люблю это! — Я даже и не думал… — А ещё эти вечные дураки, что ничего не знают! Оторопки, заучивающие словарный запас и чужие мысли! Почему им так не терпится разузнать моё мнение о балете во франции? Дурость! — А каков вид с вашего места? — Вид?.. Тори задумался. А ведь и правда. Только недавно он подумал, что ему не хватает этих кружащихся муравьёв. Они наскучили ему, но они такие занимательные. — Теперь, когда ты сказал, я даже заскучал об этом чудесном виде. Я не хочу слышать пьянчуг, но если бы я оказался там один, то мог бы долго рассматривать танцы. Как там называется… вальс? Он… красив. Особенно с высока. — Хотелось бы и мне увидеть это… Тори хотелось ответить, что как несравнимый принц — он может провести знакомого и показать ему его мечту! Но так ли ему понравится? Они оба даже и не знают, что происходит за пределами двери. — Хаджиме, а ты умеешь танцевать вальс? — А.? — Кажется, мальчик замечтался увидеть то, что видит Тори. — Ну, совсем немного… — Научишь меня? Тори встал с дивана и подошёл к креслу, протянув руку сидящему. — Я… даже не знаю… получится ли, принц Химемия… — Обращайся ко мне просто Тори. Я разрешаю. И прошу научить меня танцевать не как принца, а как… — мальчик помолчал, снял свою мантию и положил её на диван позади, а после опять протянул руку, — друга. Хаджиме вновь удивлённо распахнул глаза и Тори снова увидел эти огоньки. Видимо, он и правда встретился с волшебником. — Я буду только рад, принц Хим… извиняюсь, Тори. Хаджиме взял протянутую руку и поднялся. — Прошу, сюда. Так побольше места. Выйдя на середину комнаты, Хаджиме начал управляться с поставлением рук — не только своих, конечно. Теперь они стояли словно с одной из картин, которые висели в коридоре. — Ого, уже продвижение! — Это только начало, — улыбнувшись сказал Шино и, чуть подправив постановку, продолжил. — Теперь смотри, я делаю шаг вперёд и ты делаешь его же, но назад. Чтобы наши ноги двигались синхронно. Понимаешь? — Да, ты отличный учитель! Хаджиме неловко засмеялся. — Пустяки. Теперь в сторону. И потом мы вернёмся на то же место как в начале. Видишь? Мы прошли круг. Только сейчас Хаджиме заметил как внимательно Тори смотрит в его лицо. Он так сосредоточен?.. Это немного смущало, но от мысли, что сейчас они танцуют вальс он смущался ещё сильнее. — Что-то случилось? Что делать дальше? Ты так внезапно притих! Всё же, он просто был сосредоточен. — Нет-нет, всё хорошо! Давай теперь под счёт. На каждую цифру должен выйти шаг — раз, два, три. Попробуем медленно? — Хорошо! Мысли мальчиков в этот момент во многом смешались. Они случайно познакомились около часа назад, но сейчас они танцуют вальс при свечах, при чём, совершенно не попадая в музыку. Но у них было достойное оправдание — это был не вальс. Хаджиме знал, что это менуэт, но он догадывался, что Тори не так уж и интересно знать о том что там играет на фоне. И он был прав. В моменты тишины Тори лишь думал «какая же безвкусица». — Я думаю, ты научился. У тебя действительно дар ко всему возвышенному, не так ли? У обоих начинала немного кружиться голова, так что они вместе сели на диван, где чуть ранее сидел только Тори. — Конечно! Но если я так хорошо все усвоил, лишь благодаря тому, что я это Тори Химемия, то должен похвалить тебя. Ты отличный учитель. И хорошо танцуешь. Хаджиме залился краской и, чтобы не показывать это, отвёл лицо рукой в сторону. — Спасибо тебе… Они посидели в тишине недолго. Хотя, конечно же, это была не тишина, ведь музыка всё ещё доносилась. Но через несколько мгновений тишина действительно наступила. — Кажется, следующая песня моя… Хаджиме встал со своего места и подошёл к той стороне, где сидел Тори. — Не станцуете ли этот танец вместе со мной, Тори Химемия? Перед собой Тори видел протянутую руку, а чуть выше улыбающееся лицо его нового друга. Он протянул руку в ответ и они оба вновь встали в стойку для вальса. Заиграла мелодия. Ноги пришли в движение. Долгое время они танцевали в тишине, но не из-за неловкости или стыда. Они оба, скорее, наслаждались моментом. Танцем. Тусклым светом. Музыкой. Да, Тори действительно впервые услышал песню, что пробуждала его восхищение. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три… — Хаджиме, спасибо. От такого неожиданного возвращения к реальности, Хаджиме вздрогнул, но не прервал танец. — За что же? — За вальс, за твою песню, за вечер. Было… не так скучно, как обычно. — Так тебе понравилась моя песня? — Впервые слышу настолько прекрасную мелодию. Хаджиме даже остановился и третий раз за день Тори видит его удивлённо-радостное лицо. С теми самыми огоньками в глазах. Хаджиме, неловко и колеблясь, обнял Тори. Сначала слабо, но когда он почувствовал в ответ руки на своей спине, то покрепче. — Спасибо тебе. Песня закончилась и оба вновь сидели на диване. Тишина теперь была настоящей. Разве что за дверью шум расходящихся людей. Видимо, Тори и дальше не уйдёт, но… кажется ему и не хотелось больше. — Знаешь, этот твой вальс звучит иначе, чем любая песня, которую я слышал сидя в том зале. — Правда? Почему же? — Я не знаю, но он пробуждает… хорошие чувства. Тёплые. Музыка приятная. И ассоциируется с огоньками, как у тебя в глазах. — В моих глазах? — Да! Когда ты рад в твоих глазах прыгают огоньки! Я уже с самого начала вечера выяснил, что ты волшебник, а после твоей чарующей песни я уверен в этом. Хаджиме вновь отвернул голову, чтобы не показывать залитое румянцем лицо. — Я благодарен. — Знаешь, я решил. В качестве своей благодарности… сочинишь ещё таких песен?