Ветер за ветром, пыль за пылью

      Крупные капли дождя стекали вниз по толстому оконному стеклу, путаясь в сплетении узоров. События последних дней казались туманными, как мир за окном. Все это становилось обыденностью. Когда Абаккио впервые спросил, сколько ему лет, Джорно ответил абсолютно честно. Пятнадцать. Ему все ещё пятнадцать. Было пятнадцать, когда он расправился с Дьяволо. Но в те моменты, когда ему в лицо опять бьёт свежий, сбивающий с ног и четкого хода мыслей ветер, когда небо заволакивает серая пелена, словно бы он — птичка в клетке, которую накрыли плотным серым полотном, а по стеклу барабанной дробью стучит дождь; когда он стоит на берегу моря ночью, позволяя луне смотреть на него с неба огромным немигающим всевидящим оком — да, именно в такие моменты прожитые им года ускользают из-под ног, и он падает лицом в забивающий глаза, нос и рот песок мыслей. И ему уже ни черта не пятнадцать. Все это казалось не более, чем размытым воспоминанием — черт, как бы хотелось, чтобы это было правдой… Джорно отчётливо помнил, как мать рассказывала о своей семье, оставленной в Японии. О собственном отце, который, несмотря на возраст, успешно заправлял собственным бизнесом. Мать редко говорила о своем детстве, но Джорно начало казаться в первые же минуты, что он явственно мог ощутить его в полной мере каждой клеткой своего тела. Семья держалась подальше от шумного центра Токио, предпочитая обосноваться ближе к порту. Именно там и стояло чертово кафе его чертового деда. Дед был точно таким же бесполезным, как и мать с отцом — но он по крайней мере не ругал его по поводу и без. Ему всегда было решительно все равно. У старика, тем не менее, были свои странности — какой нормальный человек стал бы давать своему, черт возьми, внуку, которому ещё шестнадцать не стукнуло, розовый фартук, который носят люди другого рода в совершенно других заведениях? Ещё и дал ему абсолютно глупое прозвище. Пико. Что это должно было значить? Единственное, в чем Джорно был уверен, просматривая старые книги в те моменты, когда его наконец оставляли наедине, так это в том, что на латыни это значило что-то маленькое. Ага. Маленькое. Скажите это тем, кого он убивал. Скажите это тем, кто пытался убить его. Скажите это тому, кто убивал его, не желая убить. Но что с него было взять? Старый маразматик есть старый маразматик. Это, в конце концов, была хоть какая-то работа. Все ведь могло пройти нормально, вернись Джорно в тот день домой чуть позже. Хоть самую малость… В памяти ясно отпечаталось лицо — обычный работник душного офиса с совершенно не запоминающимся названием и однообразной работой. Однообразный — вот как сподручнее всего было его описать. Такие же черные волосы, как и у миллионов других — не слишком длинные и не слишком короткие, не слишком прямые и не слишком вьющиеся — средние во всем возможном. Черно-карие глаза, как у большинства людей, которых доводилось встречать на улицах. Ничем не выделяющиеся черты лица. Будь он владельцем стенда — хотя о самом существовании чего-то подобного Джорно в то время и подозревать не мог — выделялся бы куда больше. Что-то запечатано в их подкорке мозга — нечто, заставляющее выделяться. Возможно, когда-то раньше они скрывались, но это подсознательное желание помалу побеждало, становясь наконец тем, что заставляло всех в его банде быть такими, какими они есть, не скрывая ни кусочка самих себя. Дед был уверен, что это просто посетитель, который хорошо относился к Джорно. Джованна думал, что он его д р у г — ведь так называли тех, кто не хотел размазать его по земле одним ударом ладони, словно надоедливую муху? Но Тамоцу был просто Тамоцу. Как же, черт возьми, иронично. Значением его имени было защитник — но он не защищал Джорно. Это казалось хитро сплетенной игрой, некой партией в шахматы, где каждая фигурка была им самим, незначительным Джованной. Тонкие, неуклюжие пальцы Тамоцу всегда вылепливали из этих фигурок то, что хотелось именно ему. Ферзь становился пешкой. Пешка же раскатывалась в лепёшку раз за разом. Интересное занятие для работника офиса, который доселе жил по расписанной на годы и десятилетия вперёд схеме — некой таблице дохода. Но линия, показывавшая убытки и доходы и заодно вертевшая его жизнь, внезапно развернулась и ушла иным путем — не вверх, не вниз, а куда-то в четвёртое измерение. В душу Джорно. Об этом ли думал дед, разрешая им просто погулять? Приморские улочки Токио были невероятно красивы — но только для того, кто никогда в жизни не направлялся по ним к их небольшому, персональному аду, который прекрасно умещался в небольшой автомобиль, скрытый от чужих глаз толстыми ветками деревьев. У ужаса и стыда есть запах, забивающий ноздри так, что не продохнуть, заволакивающий все чувства: свежий воздух, ветер с моря, горячий, почти что кипяток, но в то же время холодный пот — почти что абсолютный ноль. Ужас и стыд можно легко ощутить и потрогать. Джорно без всяких вспомогательных средств знал: он липкий. Как ещё не высохшая слюна. Как тающее, снежно-белое и текущее, растекающееся по всей руке, всему сидению, всему миру, который они сами придумали, мороженое. Использованную и сломанную игрушку можно выбросить. А можно взять аккуратно за руку, посадить на полочку и изо дня в день любоваться искореженностью, боготворить изломанные под неестественным углом частички, одевать в красивое платье — а потом ломать дальше с улыбкой. Топить в море мерзко-болезненных ощущений, заставляя думать, что именно это и есть счастье, сыпать крупной солью на раны, застегивая ожерелье вокруг шеи вместо собачьего ошейника. Ему удалось сбежать. Тогда он просто закрылся в своей комнате и, не думая, отрезал следы стыда. Как будто это что-то изменило бы. Хотелось смыть с себя это. Стать другим. Перестать быть Пико и стать тем же Джорно, что и тогда. Лучше бы его забил до смерти отец. Морская гладь завораживала. Казалось, можно безнаказанно в нее уйти навсегда, стать русалкой, как утопленницы в легендах. Он уже почти вошёл, почти скрылся от липкой мерзости, словно личинка, рождённая в трупе и наконец нашедшая путь наружу. Но луна, видевшая все вокруг, одного ему не сказала. Тамоцу пришел снова.       После этого ему казалось, что если он сможет передать стыд дальше, от него самого все отлипнет, уйдет, как комки грязи, растворяющиеся в воде. От том, чтоб сказать кому-то из родственничков, не могло быть и речи. Не поймут, не поверят, осмеют и снова изобьют — в этом Джорно уж точно был уверен. Поэтому он опять пытался найти друга — хоть и чувствовал, что с таким, как он, никто не захочет знаться. Но Чико, безбашенный и столь наивный Чико безо всяких сомнений с его стороны стал им. И все вновь пошло не по плану. После Чико был Тута. Он говорил, что всегда будет «тут» — на этой планете. Где он сейчас? Остался ли в Токио? Остался ли в живых, в конце концов? Кто из них ломал кого? Джорно не считал себя таким уж героем, но он должен был разыскать их каким угодно образом и хоть что-то сделать, даже если цель не была бы ясна ему самому. А самое главное — уничтожить того, с кого это все началось, чтоб избавиться от того самого угловатого, ноющего, сокрытого в глубине сознания чувства, раз и навсегда. — Миста, — отрывисто проговорил Джорно, достаточно тихо, чтоб не нарушать гнетущую атмосферу упадка в комнате, но в то же время достаточно громко, чтоб сидевший рядом подчинённый дернулся и обратил внимание на босса. Джованна повторил: — Миста. — Да… Босс? — хрипло выдавил из себя Гвидо, словно эти слова были ему абсолютно чужды. — Не спрашивай, зачем и почему, но нам нужно отправиться в Японию. Считай это ещё одним незаконченным делом.       Сейчас, сидя в неудобном кресле дешёвого номера отеля и таращась вниз на людные улицы, где люди сновали туда-сюда, что твои муравьи, Джорно снова и снова прокручивал в голове события последних дней. Слишком торопливо, равно, незацикленно на чем-то одном проходили сутки за сутками. Теперь, после долгого перелета, он в Японии — на родине, можно сказать. Почему-то, когда он ещё сидел в своем кабинете в Италии, Джованне казалось, что в это время он будет нацелен лишь на одно — убийство чести, на котором не будет присутствовать никто, кроме него, не отвлекаясь ни на что. Однако как только он ступил на такой знакомый, хоть и слегка стертый из воспоминаний асфальт, чувства нахлынули так сильно, что в один момент ему казалось, что он вот-вот расплачется. Ну конечно. Ему же только пятнадцать. Пустота выедала все изнутри десертной ложечкой, но в то же время каждая знакомая витрина, красная башня, показавшаяся из-за небоскреба, детский рисунок кометы на асфальте и даже перешедшая дорогу кошка заставляла вновь вспоминать то, что было хорошими временами по сравнению с тем, что окружало его сейчас. Вечер мягко оборачивал столицу страны восходящего солнца, закрывая совсем уж раскрасневшееся от злости и несправедливости мира светило от чужих глаз — только для того, чтоб за ночь оно успокоилось и вновь освещало совсем не заслуживающий того мир. Дверь мягко и ненавязчиво — так, что Джорно не сразу обернулся, погруженный в собственные мысли — отворилась. Миста, словно осторожный кот, проскользнул в проем, остановившись перед Джованной: — Я заходил в жилой комплекс по указанному адресу, — кашлянул Миста. — Он давно там не живёт, по словам разных людей он всё ещё в Токио, но точное место жительства неизвестно. Из компании, в которой работал пять лет назад, Тамоцу уволился. — Скорее всего, он съехал как можно дальше, чтобы ничто не напоминало ему обо мне, — задумчиво предположил Джорно. — Но маловероятно, что он работает не в офисе — его привлекала монотонная работа. Домов возле офисов тут не так и много, зарплата, скорее всего, средняя, значит, автомобиль он вряд ли будет использовать… Есть только один способ проверить, где он и рано или поздно выйти на него. — Неужели… Токийское метро? — с сомнением спросил Миста, рассматривая развернутую на небольшом столике пёструю карту. — Токийское метро, — мерно кивнул Джорно, медленно поднимаясь с совершенно неудобного стула.       Час пик ещё не полностью вступила в свои права, но людей в вагонах все равно было немало — совсем немало для человека, привыкшего к жизни в городе куда меньше размером с куда меньшим населением. От одной только карты голова кругом шла — радовало только то, что Джорно не один. Одному Богу ведомо, что было в голове у пассажиров, видевших двух подростков в пестрой и наверняка неудобной странно выглядящей одежде, смотревших одинаково осунувшимся взглядом в пустоту. От многочисленных пересадок у Гвидо уже начинала болеть голова, дышать становилось всё тяжелее из-за людей, все время наполнявших вагон, а чертов Тамоцу все не появлялся. — Джорно… Может, выйти? — прохрипел Миста, не особо на что-то надеясь. — А ты прав, — задумчиво прикусил губу Джованна. — Мы достаточно далеко от его старого места жительства, а домов в этом районе, если верить карте, довольно много. Это было все — конец начала, смазанная и незаконченная линия, копошение и мельтешение, словно абстрактное изображение помех на телевизоре. Джорно был в токийском метро лишь раз. Но именно тогда он не трясся в чреве бесконечного поезда — он, можно сказать, сам был поездом, меряющим рельсы быстрыми шагами вместе с теми, кого считал своими друзьями. Все было ново, необычно и оттого так весело и интересно, что дух захватывает. Сейчас же дух захватывало лишь обилие людей. Спустя то ли пару, то ли несколько десятков минут, проведенных в невероятно медленном движении к поверхности земли, людей, торопившихся вверх, к угасающему свету по переходу, оставалось совсем мало — волны в бесконечном море блестящих волос понемногу шли на спад, позволяя Джорно и Мисте, подобно инородным объектам вроде камешков и палок проскользнуть к выходу. Странно все это складывается — выйдут из моря душного, теплого, потного — людского и подойдут к холодному, искрящемуся, обволакивающему — абсолютно настоящему. Джорно плохо удавалось увидеть людей вокруг в тусклом, совершенно незаметно переходящем в висящую тень свете — присутствие Мисты скорее чувствовалось, чем виделось. Свет едва различимо мигал. Кто все эти люди? Тамоцу среди них точно не было, но от этого становилось не менее интересно рассматривать их внимательно, стараясь не упустить ни одной детали. Девушки, парни, молодые, пожилые, с весёлыми и обречёнными лицами в одном танце к выходу. Мигание света становилось сильнее — не проход наружу, а дискотека какая-то. Отчего только вся жизнь не могла напоминать веселую, беззаботную дискотеку, где тебя не могли ничем опоить и извратить? Луна смотрела единственным немигающим глазом сквозь выход, окружённая тысячами приспешников-звезд. Она не могла ничего решить, как и несколько лет назад — однако теперь Джорно мог взять все в свои руки, шаг за шагом приближаясь к выходу. Гул голосов сливался в трепыхающуюся на ветру толстую разноцветную ленту, рвущуюся к выходу — ветру перемен, а каждый шаг отзывался неслышным стуком. Холодный ветер обдувал лицо Джованны удар за ударом, не причиняя ни боли, ни удовольствия — просто то, что всегда было и должно было быть. Среднее всегда вписывается. Большее или меньшее — нет. Но было ли время думать об этом, когда нога в последний раз опустилась на твёрдую ступеньку? Луна пряталась за облаками, словно восточная красавица за паранджой, стесняясь чужих восхищённых взглядов. Но хоть почти ничего не было видно, сердце ликовало — ведь это тоже дом, то место, где на некоторое время можно было почувствовать себя счастливым. От этой красоты и покоя, увиденного ещё давно во время прогулок по ночному Токио с Чико, от свежести воздуха, от почти полной тишины, прерываемой лишь шелестом колес машин по асфальту и рокотом морских волн тишины и отсутствия людей, сердце невольно наполнялось каким-то необъяснимым счастьем. Хотелось петь и танцевать, как в детстве. Которого, если подумать, никогда не было. — Эй, смотри, — махнул рукой Миста в неопределенном направлении, разрывая тонкое плетиво мыслей Джорно. — Видишь девушку? Джорно слегка прищурил глаза, пытаясь разглядеть на неярко освещенной набережной человека, на которого указывал Гвидо. И правда — на стоящей слегка в отдалении лавочке лицом к огромному, колыхающемуся полотну моря сидела хрупкая на вид фигура с собранными в хвост на затылке волосами. Волосы были длинными — возможно, даже слишком длинными и слегка развевались на ветру. Мимовольно представилось, с каким трудом ей даётся просто расчёсывать их по утрам. Если даже Джорно, у которого волосы едва-едва до середины спины доходят, раздирает их расчёской с огромным трудом, злясь от боли, то каково ей? С другой стороны, из таких волос необычного черного с фиолетовым отливом цвета можно собрать десятки различных причёсок. В остальном же девушка была полностью обычной — увидев такую на улице, Джорно бы даже внимания на нее, наверное, не обратил. Но почему тогда она так притягивает внимание Гвидо? — Вижу, и что дальше? — спросил Джованна, торопливо перебирая пальцами. — Как она нам поможет? — Если бы я не увидел кое-что за несколько минут до этого, я бы не обратил на нее внимание, — начал Миста. — Когда мы шли по подземному переходу на другую сторону улицы, свет выключался и включался. — Что в этом такого? — пожал плечами Джорно. — Помехи какие-то. — В том и дело, что не какие-то, а созданные стендом. Эта девушка шла сзади нас. Я не видел её лицо, но мог поклясться, что она зачем-то использовала стенд. Возможно, случайно, но обычным сбоем это не объяснить. Да хоть сейчас посмотри на тот фонарь, — Миста указал пальцем на небольшой фонарь на тонкой металлической ножке, покрывавший лавочку шалью неяркого белого света. Вновь пришлось напрячь глаза, чтоб хоть что-то понять и осознать странную логику Мисты. Заметить, что свет, покрывавший одинокую лавочку на берегу, то и дело мигал, можно было невооружённым глазом. Все это было до чёртиков знакомо. Но нет. Верить в такие совпадения Джорно наотрез отказывался. Конечно, владельцев стендов притягивает друг к другу, но возможно ли, чтоб в многомиллионном городе произошла подобная встреча? Шанс ничтожно мал. Слишком мал.  — Меня зовут Тута, — с улыбкой сказала девушка, оглядываясь вниз — на шуршащий по рельсам поезд ярко-красного, как полоски на кепке Чико, цвета. — Тута? — удивлённо переспросил Пико. Конечно, он, выросший в Италии, понимал, что у японцев могут быть, мягко говоря, странноватые имена, но чтобы настолько… Чико, до этого увлеченно разглядывавший что-то с моста, внезапно встрепенулся и поторопился вслед за уходящими товарищами. — Да. Тута или Тут, потому что я всегда буду тут, — невозмутимо продолжила та. Всегда будет тут… Может ли это значить, что они останутся друзьями навсегда? Конечно, глупо было в это верить — Джорно-то был уверен, что на самом деле он никому не нужен. Да и вообще скоро прекрасная пора летних каникул закончится. Чико уедет из маленького мирного домика старшей сестры в большой город к родителям, а сам Джованна… Нет, не хотелось об этом даже думать. Отчего все хорошее — пусть даже лёгкая его вспышка, подобно огоньку спички — так быстро заканчивается? — Тут — это в Токио? — недоуменно переспросил тот, пытаясь убедиться ещё раз. Если ответ будет утвердительным, значит, они смогут видеться каждое лето. Каждое лето опять будет ярким и радостным, без обязательств и насмешек, без боли и боязни — только трое друзей и один пёстрый, наполненный приключениями город. — Нет, на этой планете. — На этой планете? — так же недоуменно спросил Чико. Наверное, ему это понять было сложно — куда же можно деться отсюда? — Ну да, — улыбнулась Тута. — Хотите ко мне в гости? Не согласиться с таким предложением для двух друзей было абсолютно невозможным. Можно будет исследовать совершенно неизвестное место — пусть и небольшое — вместе, да и находиться в обществе такой милой и в то же время загадочной девушки было интересно и приятно. Тот исключительный во всех смыслах день Джорно запомнил, как переполненный новыми событиями и впечатлениями, но сейчас лишь одно из них имело значение. Он помнил, как зажигались огни в заброшенной ветке метро. Несколько лет назад Джованна был прямо-таки ошеломлён. Он ещё долго пытался найти объяснение этому — рассказы Туты о городских феях не особо смахивали на правду, но прямо сейчас жизнь услужливо подсказала правильное решение этого запутанного уравнения. Ну конечно, у Туты все это время был стенд. Осталось лишь понять, как он действует. Gold Experience, получивший реквием, был невероятно силен и готов если не ко всему, то к очень многому, да и про Sex Pistols забывать не стоило — но все равно следовало соблюдать осторожность. Джорно все ещё помнил, как несколько раз гасло и вновь зажигались электричество по всему центру города. Скорее всего, стенд всего лишь запускал некую цепную реакцию, но это не отменяло наличие у него невероятной силы. В конце концов, на скамейке прямо сейчас мог сидеть не Тута, а невероятно похожий на него человек. Нельзя было отбрасывать ни одного варианта. — Миста, — уже немного тише проговорил Джорно, — будь готов к атаке в любой момент. Мне кажется, я понял, с кем мы имеем дело. Гвидо лишь кивнул. Фонарь начал мигать ещё чаще. Волновался ли владелец стенда? Был ли вообще стенд? Звёзды в ночном небе сплетались в невероятные узоры, танцуя перед глазами от волнения. Оставалось сделать лишь один шаг. Джорно изо всех сил набрал воздуха в лёгкие, выпустив почти весь за раз в одном-единственном громком вскрике: — Тута! Сидящий на лавочке удивлённо обернулся. Джорно словно молния прошила тут же, на месте — это было то же лицо. Пять лет не внесли слишком значимых изменений в ту же картинку, что отпечаталась на фотоплёнке его памяти. Он. Это был он. — Простите? — недоумевающим тоном осведомился Тут. — Откуда вы знаете мое имя? Джорно медленно выступил из тени, позволяя свету мягко упасть на лицо. Он мог поклясться, что фонарь вмиг загорелся ярче, будто бы Тута хотел разглядеть его получше. — Конечно, меня теперь сложно узнать, но мы уже встречались, и не раз, — развел руками Джорно. — Помнишь Чико, значки, городские легенды? Все разговоры? — Но этого не может быть… — глухо прошептал Тута. — Не может… — Вполне может, — хмуро пробормотал Джорно. — Конечно, я осознаю, что виноват, но… — Виноваты все мы, — оборвал его оправдания Джованна. — Если бы однажды я не встретился с определенным человеком, большинство из этого не было бы. Возможно, ты знаешь что-либо о нем. — Но я… — Его зовут Тамоцу. Свою фамилию он никогда не говорил. Проживал… Миста, покажи адрес, — он кивнул в сторону Гвидо. Тот на негнущихся ногах начал продвигаться в их сторону. Наверняка он ничего не понимал. Стоило ли ехать одному? С другой стороны, если бы не он, Тута бы им не встретился. Тем временем Тута теми же тонкими пальцами принимал из вспотевших, шершавых рук Мисты сложенный вчетверо клочок белой, измятой бумаги. — Кто он? — тихо спросил Тут. — Откуда вы… — Поверь, слишком много изменилось, но прямо сейчас это не имеет значения. Знаешь что-либо об этом человеке — постарайся сказать. — Но это же просто невозможно, — вертя лист в руках, нервно выдавил Тута, переходя на английский — наверное, чтоб и Миста что-то понимал. — Даже если ты правда Пико, ты не мог знать его. Я верю в совпадения из-за моей способности, но… — Способность? — взволнованно перебил его Миста. Вот же черт. И нужно же ему знать все про стенд в такой момент? Хотя обвинять его ни в чем не стоит — сам решил ничего никому не говорить. — Пико это знает… У меня есть какая-то особая способность. Была с рождения. У меня получалось контролировать энергию и превращать один тип в другой. — Как? — распахнул рот Миста. Сам Джованна, признаться, тоже был удивлен. Он слышал о стендах, способных контролировать один вид энергии — например, электрическую — но чтобы иметь такие возможности… Чудовищная сила. Он уже сам не был уверен, что смог бы одолеть нечто подобное. Скорее всего, Тута никогда не использовал стенд для боя, но при должных навыках контроля с лёгкостью смог бы прикончить Джорно. Энергия — это тебе не нож или пуля, которые можно на лету превратить в что-то живое. Она может запросто разнести его. Наверное, даже хорошо, что Тут не знает ничего о стендах. — Сначала я ничего не понимал, но потом начал больше изучать физику и узнавать, что происходит. Я мог просто потрогать тетрадку, а потом просто уничтожить ее, превратив кинетическую энергию в термальную. С точки зрения физики это невозможно, но то, что я призываю существо, которое так делает, показывает, что есть вокруг что-то паранормальное… Слова застряли у Джорно в горле. Этого не могло быть. Нужно было уничтожить Туту, пока он ничего не натворил. Такая сила могла бы стереть всю столицу в пыль при помощи цепных реакций. Он уже готовился активировать стенд, однако Мистой, похоже, все ещё двигало неуёмное любопытство. Вот чёрт. Неужели он не понимал ничего?! — Ты не один… Очень у многих людей есть способности. Они отличаются друг от друга, но во многом похожи. Их называют стендами. Вот мой, — без задней мысли Миста начал призывать свои Sex Pistols. — Попробуй призвать свой. — Нет! — взмахнул рукой Джорно, срываясь на итальянский. — Ты понимаешь, как это опасно? Он сильнее любого из нас, он может уничтожить что угодно! Я видел, как он обесточил центр города подчистую, он может убить нас в любой момент, если с чем-то не согласится. И нам нужно не исследовать стенды, а заниматься поиском Тамоцу! — Что он говорит? — кивнул Тута в сторону Джованны. — Это испанский? Он испанец? — Итальянец, — ответил Миста, перехватывая пистолет покрепче. — Глава итальянской мафии, если точнее. Тут ещё испуганней вжался в спинку лавочки. Внезапно на спине его возникло яркое пятно света. Ошибки быть не могло — то, что его излучало, было стендом. По размерам он напоминал совсем небольшую детскую куклу, пропорции имея примерно те же. Внешне напоминал он некую странную помесь человека и насекомого из фантастических фильмов — на человеческой голове отчётливо выделялись розоватые фасеточные глаза миндалевидной формы, две мельчайшие дырки — вероятно, ноздри — и совсем уж тонкая линия рта теснились почти на самом подбородке, а за спиной колыхались две пары тонких полупрозрачных крыльев с таким же фиолетовым, как волосы Туты, отливом. На голове мерно покачивались две короткие, покрытые чем-то, напоминающим пух, антенны — кажется, такие Джорно видел на зарисовках некоторых видов бабочек. Все тело, словно выплавленное из толстого мутного стекла желтоватого цвета, излучало яркий свет. Что-то с трудом верилось, что настолько маленький стенд может представлять опасность настолько огромного масштаба, но внешность почти всегда обманчива — это Джорно уж точно усвоил. — Ладно, достать его адрес у вас получилось. Придется поверить, что вы оттуда, — последнее слово Тута как-то совсем уж особенно выделил, — но я ни за что не сдам вам моего брата! Он прогнивший насквозь, но мы одна семья, и я не дам его в обиду. Я мог бы показать дорогу тому Пико, который подарил мне значки, но это уже не тот Пико. Показав ему дорогу, я открою путь мафиози, и тогда никто из нашей семьи не будет знать покоя! — Я поверю чему угодно, но не тому, что он твой брат! — Gold Experience материализовался рядом с Джованной. — Этого не могло быть и никогда не может. Ты просто врешь. Признайся, что зря врешь! — Я не вру, — склонил голову Тута. — Ты спрашивал меня, куда делась комната на конечной остановке. Я взорвал ее, Пико, взорвал своей энергией. Я сам понимал, насколько опасна моя способность, и прятался ото всех. Я должен был уйти, заметая все следы. Замел, как видишь. Но не в том дело. Брат всегда считал меня странным, пока однажды сам не начал становиться страннее. Мы снимали комнату по тому адресу, что мне дал твой помощник. Я ушел, чтоб скрывать свою силу, но иногда приходил. Вроде как в гости. Пока однажды не увидел на полу женскую одежду. Я думал, что он завел девушку. Тамоцу ничего мне не говорил. До поры до времени. Пока я не увидел… Не узнал, что он делал на самом деле! Миста переводил округлившиеся глаза с Джорно на Туту и обратно, все ещё ничего не понимая. Ещё бы. Для него все становилось ещё запутаннее. — Я хотел спасти тебя от брата. Ходил в то кафе, узнавал все, что мог. Но когда наконец нашел тебя, было поздно. Он испугался и уехал из Токио. А я… Я оказался таким же, как он. Но я скрываю его не потому, что боюсь за себя. Мы старались прятать все от родителей всегда. Я — способность, он… Понятно что. Они не заслуживали знать что-то, что потрясло бы их настолько глубоко. Они не пережили бы. Я знаю, что вы с ними сделаете. Убивайте меня, я не буду использовать свой… Стенд, — неизвестное до этого слово он проговорил словно с опаской, — чтоб дать вам отпор. Но я все равно не скажу вам ничего о семье. Когда-нибудь Чико все равно отомстит за меня. Джорно даже не хотел знать о судьбе Чико. Но и убивать Туту просто так казалось ненужным. Скорее всего, он соврал о том, что не будет использовать стенд, будет бороться за семью до последнего, и никакие аргументы его не убедят. Внезапно взгляд упал на лавочку. Ну конечно. Как он сразу не понял? Ведь ещё во время их самой первой встречи Тута всегда носил с собой несколько мобильных телефонов… — Эй, Миста, — прошептал Джорно по-итальянски, — используй Sex Pistols и возьми все телефоны со скамейки. Найди номер Тамоцу любой ценой. Он должен там быть записан как брат, возможно, по имени. Напиши ему о месте встречи. Напиши, что я вновь в Токио. Но называй меня Пико вместо Джорно. — Адрес? — устало спросил тот. — Кафе… Просто кафе. Он поймет. Миста дергано кивнул. Джорно стало вмиг не до этого — нужно было отвлечь Туту. — Повремени с убийством, — он потянулся пальцем к чужому стенду. — Сначала надо дать ему имя. — Ладно, пусть так и будет, — сглотнул Тута. — Почему вы не уходите? Ничего не делаете? Что вам ещё нужно? — Удержать один из самых опасных возможных стендов в узде. — Как? И как имя этому поможет? — Для начала нужно имя, чтоб опознать его. Как ты сказал? Так и будет? Let It Be. В качестве имени вполне подойдёт, — кровь стучала в висках. Повод слишком уж глуп. Джорно прекрасно понимал, что нужна расчётливость, но чёрт, при мыслях о таком, как Тамоцу, все вылетало из головы, кроме страха, отвращения и ненависти. Как тут ясно мыслить? Если прямо сейчас Миста не отправляет сообщение, всему может настать конец в любую секунду. — Пусть будет, — поник Тут ещё больше. — Только я вам все равно ничего не скажу. — И не нужно, — Gold Experience обернулся в попытке посмотреть на Мисту. Гвидо, стоящий в тени, неразбавленной светом фонаря, в ответ на это махнул рукой: мол, готово, можно уходить. — Я уверен, что ты ждёшь удачного времени для атаки. Мы ещё вернёмся. Вполне возможно, что ты понадобишься нам. Стенд такой силы ещё как поможет… Развернувшись, Джорно позволил бликам упасть на костюм, медленно и с расстановкой отходя. — Держишь подальше от людей, — бросил Джованна напоследок, оборачиваясь. Туты уже не было под фонарем — тонкая темноволосая фигура скрылась в своей сестре-темноте. — Let It Be есть энтропия. Ему уже ничего не поможет, — раздался голос из залитого чернотой прибрежного пространства, и Джорно перестал быть уверенным в том, кто это сказал — Миста или остающийся таинственным Тут. А впрочем, имело ли это значение?       Разбитое, посеченное, словно перетянутое километрами серой колючей проволоки небо нависало над безмолвным, обшарпанным кафе. Заржавевшая вывеска с одним-единственным иероглифом висела смирно, не потревоженная движениями воздуха, но Джорно был уверен, что если подует ветер, особенно сильный, она закачается, подобно качеле, разнося по пустынной округе скрипучую песню поеденной ржавчиной цепи. Незримыми цепями было перетянуто и его сердце. Он почти ощущал давление холодного, дрожащего и до жути отвратительного металла. Пришло время наконец сбросить и разорвать их, переплавив на нож. Вполне можно было бы взять с собой кого угодно, чтоб они прикончили сам корень зла в человеческом обличье, но он не решился бы. Это то, что он должен сделать полностью сам. Никто больше не должен будет пачкать кровью Тамоцу руки. Эта месть — его личный кусочек единственного в своем роде пазла, который вот-вот будет полностью собран. То, что казалось цветистым и радостным несколько лет назад, сейчас поблекло полностью, превратившись из яркой бабочки в невзрачную серую моль. Само небо свинцовых оттенков казалось мрачным художником, красившим мир вокруг по собственным странным прихотям. Лёгкий налет зелени все ещё держался на деревьях, но они казались присыпанными пылью или просто потускневшими от времени. Море, прежде казавшееся голубым, теперь словно сменило воду на серебристую ртуть, грозно качавшейся меж берегами. Мол, кто зайдет, уже назад не выйдет. Цвета небольшого кафе полностью потускнели. Кислотного оттенка зелёное граффити, совершенно не вписывавшееся в общий антураж заброшенности, неведомым цветком расцветало на одной из стен, забрасывая мясистое щупальце на навеки закрывшуюся и заколоченную дверь. Казалось, будто все это намеренно и в кафе заключен некий демон, который и привел в упадок столь красивое место. Но нет. Это все обман. Настоящий демон состоит из плоти и крови. Настоящего демона надо изгнать из этого мира — но не крестом и святой водой, а куда более болезненными методами. Больше ничего святого, впрочем, не оставалось в этом месте. Оно ушло, как только рухнуло хрупкое подобие более-менее спокойного мира, заметая следы чешуйчатым хвостом. Все кануло в Лету… Нет, все кануло в лето и ярко-синее море. И опять грудь раздирало когтями, и вновь влажное дуновение воздуха забивало ноздри обманчивыми запахами. Джорно готов был ждать сколько угодно. У него было все время этого маленького мира, которое при желании можно было повернуть вспять. Тонконогая, исхудалая и почти не напоминающая человеческое тело фигура все не показывалась. Хотя остался ли Тамоцу тем же Тамоцу, которым был тем чертовым летом? Если бы это был какой-то дрянной триллер или ужастик на худой конец, Джорно бы ощущал пробиравший до костей могильный холод, означавший, что где-то рядом снуют потусторонние существа. Эх, если бы это была выдумка… Тогда бы не приходилось чувствовать всего этого чертового безобразия, разрывающего на куски и сшивающего вместе каждую секунду непотребства. Вместо арктического холода он ощущал прямо-таки адскую жару, заставлявшую костюм лопнуть к телу от пота, как муха к клейкой ленте. Перед ним во все стороны простиралась бесконечная реальность, забивавшаяся даже под ногти и оседавшая в лёгких, подобно смоле в лёгких курильщика. Хотя какие же они лёгкие, если на самом деле тяжёлые, словно металлические и тянущие вниз, как каждый другой орган в теле? Стенд бы лишь закричал «muda-muda» ещё раз. Бесполезно, черт возьми. А если не придёт? Если не вспомнит той куклы по имени Пико, которой поигрался и выбросил? Нет, не должен. Любой бы заинтересовался, получив некоторого рода весточку из прошлого. Дело лишь в том, какого рода эта самая весточка и от кого. Внезапно лёгкий шелест листьев коснулся ушей Джорно, словно ветер гонялся по берегу за очередной игрушкой вроде бумажки или фантика от конфеты. Это, черт возьми, был не ветер, а кое-кто хуже. Кое-что.       Чёрные, словно плащ самой Смерти, волосы и глаза цвета некоего непонятного и оттого отвратительного не то камня, не то сплава металлов вовсе не изменились. Это и было все, что осталось от того Тамоцу, что он запомнил тем летом. Кожа заметно побледнела, как будто за это время простой офисный работник успел стать вампиром. Походка стала дергано-хромающей — далось время нахождения в лечебнице. Это и к лучшему. Пусть тоже чувствует себя сломанным. Куклой, у которой сломался отвечающий за ходьбу моторчик. Руки едва заметно тряслись — волнение или очередное расстройство? Черт его знает. Дело Джованны сейчас — отправить этого чертового недочеловека к нему. Казалось, вот этот момент уже настал. Нужно было чувствовать радость, злость, грусть, да хотя бы удовлетворение и облегчение — но Джорно не чувствовал вообще ничего, осматривая то, во что превратился его мучитель. В своих фантазиях он часто пытал его всеми возможными особо изощренными способами, но сейчас не хотелось делать ничего из этого. Вообще ничего. Он сам не понимал, откуда взялась эта внезапная холодность внутри него — может, в контраст к душной жаре, от которой и задохнуться при желании можно было? Хотелось закончить все быстро и уйти, чтоб больше никогда это не вспоминать, делая вид, что он простой босс мафии (хотя может ли босс мафии быть простым, в конце концов?). В глубине глаз врага шевельнулись, ярко вспыхивая и сразу же угасая, два ярких огонька. На лице ничего не отрази, но Джорно был уверен: узнал. Точно узнал. Пересохшая расщелина рта с потресканными губами-скалами раскрылась, заставляя Тамоцу шипяще выдохнуть. Змея, а не человек, черт возьми. — Пико… — Тамоцу протянул руку вперёд с явной робостью. Чего он, черт возьми, добивался? Что хотел сделать с ним? Дотронуться ещё раз до осколков давно забытой фарфоровой игрушки? Пожать руку, пытаясь стать товарищем того, кого уничтожил? Ударить за неповиновение, показать, кто тут старше? Непонятно. Но некоторые вещи Джорно знал точно: слабоват он, чтоб атаковать. И стенда у него нет. Иначе он бы уже давно почувствовал это, как в случае с Туттой. — Неужели снова? Я так ждал, так надеялся, и вот случилось и мы опять встретились, о мой Пико… — шепот звучал исступленно; не то молитва неведомым богам с фарфоровой кожей и золотыми локонами, не то бессвязное бормотание сумасшедшего. Слушать это было не то что неприятно — эти чертовы слова разрывали уши похлеще воя любой сирены, сильнее крика любого стенда. Эту чёртову тонкую нитку голоса нужно было оборвать как можно скорее. — Джорно, — спокойно произнес тот, впиваясь глазами прямо в серо-черные лужи на лице Тамоцу. Если бы мог, он бы взаправду выстрелил лазерами из глубины зрачков, как в дешёвых супергеройских фильмах, прожигая эту нелепую пародию на человека насквозь и расплавляя, как топленое масло, но это было бы слишком глупо, равно как и атаковать Gold Experience — все равно стенда Тамоцу бы не увидел. Хотелось, чтобы он понял, от чего умрёт, чтоб испытал тот же непередаваемый и рвущий душу на куски ужас вкупе с виной — почему я? — Меня зовут Джорно Джованна и у меня есть мечта. Хотелось вскрикнуть, вспомнить тот день, когда он впервые произнёс эти слова, вспомнить абсолютно все, что последовало за этим и привело его сюда, на этот пустынный берег, где ветер вместо перекатиполя швыряет по асфальту бумажные стаканчики, но он сдержался. Времени было много, но в то же время чертовски мало. Лицо Тамоцу приобрело удивлённое, ничего не понимающее выражение. Он словно был готов раскрыть рот, но Джорно сорвал вопрос с его губ: — Уничтожить тебя. Если бы за этим наблюдал со стороны незнакомый человек, он бы сказал, что следующее произошло буквально за секунду — он бы вряд ли успел даже моргнуть дважды. Но для Джорно прошла целая вечность. На эти пару секунд время превратилось в склизкое, тягучее желе, в котором не то, что двигаться — просто думать было невыносимо сложно. Холодный, ровный металл. Нажатый в нужном месте в нужное время курок, резко-расплывчатый рывок отдачи, мгновение, песок в незримых несуществующих часах спускался вниз. Вскрик Тамоцу, падение тела на асфальт. Неслышный почти стук, словно это и не тело вовсе, а необычайно тяжёлый мешок картошки. Время вновь возобновило ход. Выстрел был всего один, но достаточно точный, чтоб навсегда оборвать нить жизни — хотя скорее бесцельного, омерзительного существования очередного выродка. Горячая кровь разлилась по асфальту, и на секунду Джорно отчего-то показалось, что это и не кровь вовсе, а томатный сок, да и сам Тамоцу не падал замертво, а лишь прилёг поспать, и ничего у него не вышло. Однако раскоряченный труп он не вставал, а лишь отдыхал, обречённый вечно созерцать отражавшееся в неестественно расширенных зрачках стальное небо и отдыхать на теплом асфальте. И лишь когда лёгкое дуновение ветерка коснулось нагревшейся кожи, взъерошивая вороные волосы Тамоцу, которых больше никогда не коснется дешёвая расческа, купленная на остаток зарплаты в Kame Yu, Джорно почувствовал, что теперь все точно кончено.

***

— Именно поэтому я превратил пистолет в банан, — закончил Джорно. — Даже если у полиции будут мои отпечатки пальцев с банана, они не догадаются, что стреляли из него. — Это понятно, — меланхолично вздохнул Миста, — а что теперь? Больше нет целей. Ни одной. Ты достиг всего, чего хотел. Может, даже больше. За что бороться, скажи? Хотелось ударить его за это, но рука отчего-то не поднималась. Достаточно было сделано за сегодня — даже слишком. Джованна пустым взглядом уставился в запотевшее окно. С едва разомкнутых губ устало слетело лишь три слова: — Обед обед уютненько.